Ущелье волка38р

Мне показалось несколько странным, что у Робера забрали оружие и значок, использовали его собственные наручники и при этом проявили полную беспечность, оставив от них ключи.
Беспечность ли? Магистр не производил впечатления беспечного человека, да и его помощник – Бруно, постарался бы вывернуть карманы лейтенанта на изнанку.
Что же получается? Очередная пьеса Конрада фон Дорста, «режиссера и сценариста» в одном лице?
В чем замысел этой пьесы?
Не в том ли, чтобы посмотреть, как я справлюсь с более сложной «задачкой»?
Своими сомнениями я поделилась с Робером, обретшим «долгожданную свободу».
- Мне это тоже, показалось странным. – Согласился он, разминая затекшие ноги. – Вы склоняетесь к мысли, что ключи были оставлены намеренно?
- Не то чтобы склоняюсь…
Скажу больше – эта мысль не дает мне покоя. Магистр, безусловно, умен, к тому же - хитер. Неужели, Вы думаете, что он оставил меня с Вами, ради «задушевных» разговоров?
- Почему бы и нет, мадемуазель? Может, он решил, если Вы мне все расскажите, я смогу дать Вам дельный совет и «наставить на путь истинный» по обретению веры в Четвертый Рейх?
- Вам бы, все шутить…
- Нет, мадемуазель, я серьезен, как никогда. Представьте себе, хотя бы на минуту, что Вы соглашаетесь на все условия магистра. Что тогда?
Его вопрос заставил меня задуматься. Задуматься, прежде всего, над тем, на самом деле Робер говорил серьезно, или это очередная «шпилька»?
Глядя на человека с непроницаемым лицом, а именно такое выражение лица было у моего собеседника, очень сложно понять его настроение.
- Предположим, представила. Что, по-вашему, может произойти дальше?
- Дальше? Дальше – Вы становитесь консультантом по оккультным вопросам самого барона Конрада фон Дорста, магистра ордена Туле.
- Почему, именно по оккультным вопросам? – Удивилась я. – Тем более, что в оккультизме я не смыслю ровным счетом ничего.
- Я думаю, магистр прочтет Вам курс наставнических лекций, а поскольку Вы девушка сообразительная, талантливая и «схватываете все на лету», то освоите эту «науку» очень быстро.
«Неужели, ты все это слушаешь?» - Попыталось вразумить меня услужливое подсознание.
- Остановитесь, лейтенант. Своими фантазиями Вы так ублажили мой слух, что мне уже захотелось прямо сейчас начать учить на память «Старшую Эдду» и «Нибелунгов», что, несомненно, добавит «очков» в мою пользу в глазах магистра. Затем я с легкостью пройду посвящение в Орден; мне в торжественной обстановке вручат кортик и вальтер, и подарят черную эссовскую форму. Я правильно уловила ход Ваших мыслей?
Лицо Робера тронула легкая улыбка.
- Я же говорил, что у Вас талант и Вы все «схватываете» на лету.
- Только не глупости.
- Иногда и глупости полезны. Пусть этот магистр знает, если он где-то сидит у монитора и наблюдает за нами, слушая наш разговор, что мы тут не дрожим от страха и не плачемся друг другу в жилетку.
Он был прав, мой лейтенант, в той ситуации куда больше было поводов впасть в уныние и отчается, нежели сохранять присутствие духа.
Я заглянула в его глаза, увидев в них помимо «смешливых чертиков», то, что невольно отозвалось трепетом в моей груди. В какое-то мгновенье я даже почувствовала смущение и, спохватившись, не придумала ничего лучше, как снять с запястья часы, чтобы вернуть их владельцу.
Наверное, у меня был глупый вид, т.к. принимая их у меня, он сдержанно улыбнулся.
От прикосновения его ладони, я почувствовала, как по венам устремились теплые токи, превращаясь в те самые загадочные флюиды, против «лучистой» энергии которых, не может устоять ни один мужчина.
Судя по тому, что Робер продолжал удерживать мою ладонь, «доза» для него оказалась «смертельной», как, впрочем, и для меня.
Я просто растворилась в его пытливом взгляде, полном средиземноморской страсти, и поняла, что благоразумие уже не мой союзник.
«Цезарь не контролировал свои легионы», и те легкомысленно бросив «оружие на поле битвы», готовы сдаться на милость победителя…
Оказавшись в «плену» желания, я ответила на поцелуй, продолжительность которого показалась вечностью…
Вечностью - сказочной, фантастической, не реальной!
Вечностью, где представление о времени и пространстве – утратило всякий смысл.
Поток «энергетических эманаций» достиг моего сердца, заставив его отозваться сладостной дрожью, передавшейся и всему телу.
«Любить – не значит идти за тем кого любишь… У Вас нет общей дороги», - вспомнились слова Сигрун.
Едва не задохнувшись на пике блаженства, я вернулась с «небес на землю».
Поддавшись спонтанному порыву, мы смотрели друг на друга, как одержимые, не в состоянии произнести хоть что ни будь.
Пожалуй, кому-то из нас нужно было прервать затянувшуюся паузу.
Я решилась первой:
- Теперь Вы понимаете, почему, я не вернулась в деревню? Только, давайте обойдемся без признаний. Хорошо?
На лице Робера отразилось недоумение, но тут же пропало, сменившись театральным пониманием.
- Конечно, мадемуазель. О признаниях говорить не будем. Да и в чем МНЕ признаваться? В том, что в 37 лет, я потерял голову, как сопливый подросток? В том, что я держу в своих объятиях, девушку, за один поцелуй которой могу расплатиться жизнью?
…«Зачем такие жертвы, лейтенант?»… - Я почувствовала, как розовеют мои щеки.
А он будто не замечал этого…
- Или в том, что эта девушка просто свела меня с ума? Этот дурманящий аромат волос…
…«Они влажные и не ухоженные», - протестовало мое сознание.
- Эти лучистые серые глаза…
… «В них нет ничего, кроме усталости»
Он смотрел в них, как не смотрел никто другой, довершив, сказанное коротким поцелуем.
- Эти чувственные со вкусом малины губы…
…- Но, Вы правы, мадемуазель – не нужно признаний. К чему они, если не знаешь, что с тобой произойдет в следующих полчаса…
- Прошу Вас, остановитесь, лейтенант… -  умоляюще проговорила я. – Не то, расплачусь прямо сейчас и Вам, придется меня успокаивать, а мне будет неловко за свои слезы…
- Почему слезы? - Спохватился он. – Не понимаю…
- Потому, лейтенант, что женщины все одинаковы, и какими бы сильными мы не пытались казаться, на самом деле мы существа слабые и ранимые и тайком мечтаем о том, чтобы рядом оказался тот, в чьей силе не пришлось бы сомневаться. Я – не исключение…
Вот так я и «выдала» «страшную» женскую тайну, но «предательницей» себя не ощущала…