Моисей

Когда Михаилу становилось плохо или нужно было принять серьёзное решение, он ехал к Дону, к местечку, которое называл Аркадией. Конец июля в Новочеркасске был необычно жарким, и с ним за компанию увязался Тихон Ромашин.

– А чего в Аркадию-то? – спросил он. – Есть пляжи и поближе.

– Аркадия – страна счастья, – отвечал Михаил. – Хочу в Аркадию.

– В Страну счастья так в страну счастья, – спокойно согласился Тихон.– Только ты, Чёрный, давай без твоих нравоучений, а то у меня от них уже голова беременна! Посидим у воды, помочим ноги…


Когда-то в Новочеркасске на улице Суворова за большим кирпичным забором располагался детский дом № 8. Летом по сигналу горна воспитатели выводили маленьких обитателей этого дома во двор на зарядку, потом вели к умывальникам, установленным здесь же во дворе, и, наконец, все строем направлялись в столовую – самое желанное место для ребятишек.

Среди  воспитанников выделялся длинный и худой (кожа и кости) черноволосый мальчуган с большими горящими глазами. Это и был Миша Чёрный. Правда, в личном деле его значилось совсем иное имя: Моисей Шварц. Но личное дело находилось у заведующей, и все его знали как Мишку, а по кличке Чёрный. Рядом с ним шёл Тихон Ромашин, белобрысый парнишка с курносым да к тому же слегка приплюснутым носом. Он увлекался боксом, и говорили, что у всех боксёров нос, как у бульдога.

Детство пролетело быстро. После окончания школы друзья поступили в сельскохозяйственный институт и жили в общежитии. А за год до окончания учёбы Михаил вдруг надумал уехать в Израиль. Что послужило тому причиной, не знал даже закадычный друг. И вот теперь мосты были сожжены: документы получены. Михаила исключили из комсомола, выгнали из института, и завтра вечером он должен был лететь в Москву, потом – в Вену. Откуда только и отправляли самолёты с репатриантами на Землю Обетованную.

Несколько последних дней Михаил спал в комнате Тихона, стараясь не демонстрировать своего присутствия в общежитии, иначе обоим грозили большие неприятности. Он вдруг стал врагом, изменником Родины, и дружить с ним было опасно.


Слово «жид» Миша услышал, когда ему было семь лет, и понял, что это нехороший и жадный человек. Когда мальчик не дал ему игрушку, он обозвал его жидом. Тот заплакал и пожаловался воспитательнице, которая объяснила, кто есть кто, и Миша сильно расстроился.

После этого случая его часто стали дразнить жидом и дали кличку «Мойша» не только за еврейскую наружность, но и за начитанность и пятёрки в школе.

Миша остро переживал свою неполноценность. Дружил только с Тихоном, спокойным мальчиком, с которым сидел в школе за одной партой. Когда случалось, что кто-то обзывал его «жидовской мордой», тот подходил к обидчику и, ни слова не говоря, бил. Тихон был сильным парнем, и в детском доме его задирать боялись.

Михаил не знал ни слова по-еврейски, не соблюдал никаких еврейских праздников и традиций, но ему не давали забыть, что он еврей.

После окончания школы Михаил хотел поступить в университет, но председатель приёмной комиссии заявил, что здесь будет учиться столько же евреев, сколько их работает в забоях шахт. Тогда Михаил послушался друга и они подали документы в сельскохозяйственный институт, расположенный неподалёку от Новочеркасска в Персиановке.

Как-то Тихон сказал Михаилу:

– А ты не думаешь, что этот тип так поступил не потому, что фашист? Если бы сделал иначе, его завтра же сняли бы с работы.

Тогда Михаил понял: антисемитизм – это политика государства, а у него такое еврейское счастье, значит, нужно уезжать!

Когда-то евреи были вынуждены рассеяться по свету. Италия, Испания, Германия, Польша, Украина, Белоруссия, Россия – таков путь изгнанников. Но через два тысячелетия снова стали возвращаться на землю предков, возродив Израиль. На Земле Обетованной снова зазвучал древний язык народа – иврит, давно считавший мёртвым. Миша страстно захотел почувствовать себя евреем, не скрывать своего происхождения, быть полноценной частью своего вечно гонимого народа. Понимал, что грядущее мало предсказуемо. Но иначе он поступить не мог.


Тихон разделся и нырнул, потом быстро поплыл от берега, а Михаил, задумавшись, сидел и смотрел, как плывёт друг. На узкой полоске песка, разложив полотенца, подстилки, лежали люди. Кто-то ел, кто-то читал книгу или спал. Здесь же играли в карты, в шахматы…

Тихон заплыл далеко. Наконец он вышел из воды и подошёл к Михаилу. Тот сидел, обхватив длинными руками колени. Помолчали. Потом Михаил тихо заговорил:

– Я всё время думаю. Дева Мария была еврейка? Я правильно говорю? И, значит, её сын тоже был евреем? Или я ошибаюсь?

– Не ошибаешься. И что с того? – спросил Тихон, не понимая, к чему он клонит.

– Чтоб ты знал, Иоанн Креститель и все четыре автора Евангелий были евреи, – продолжал Михаил, – и все двенадцать апостолов. А помнишь: «С нами Бог и Андреевский флаг!». Этот несчастный Андрей тоже был евреем! Его на том косом кресте и распяли!

– Ты успокойся, не заводись. Чего это тебя понесло, как Остапа Бендера, – старался успокоить Михаила друг. Но Михаил молчать уже не мог:

– Евреи сняли Христа с креста, и оплакали, и понесли по миру его учение, и отдали за то жизнь… Это тебе не фунт изюма! А кто его апостолы? Китайцы? Тоже евреи, понимаешь?

– Ну и что с того? Кто с этим спорит? К тому же доказано, что Бога нет, а все эти истории про Иисуса Христа – не более чем сказки!

– Нет, ты таки меня послушай! Иисус провел реформацию закосневшего к тому времени иудаизма. Честь ему и хвала! Но христиане бьют евреев за то, что они придумали религию и святых, которым они должны поклоняться! Берут с собой иконы, где изображены евреи, за Христа жизнь отдавшие, и идут бить жидов, которые ещё живы!

– Чего ты распетушился? Успокойся! Нервные клетки не восстанавливаются!

– Как ты не понимаешь? Моих родителей, может, тоже убили при погроме…

– В то время, когда ты родился, погромов уже не было. К тому же при погромах убивали и детей, – заметил Тихон.

– Может, какая-то добрая душа спасла меня и передала в детский дом? Чтоб ты знал, я бы хотел узнать этих людей и сказать им спасибо…

– Такое не только в России! – воскликнул Тихон. – И вообще: при чём здесь религия?! Тебе что, кто-то мешает ходить в синагогу? Или не дают сделать обрезание? Что за ерунду тут ты бормочешь?! Ты же был комсомольцем!

– Был и сплыл… весь вышел. Сейчас я отщепенец и жид пархатый. – Михаил замолчал, понимая, что со стороны его слова можно расценить, будто он ищет оправдание своим намерениям уехать. – Ладно… Проехали…

Некоторое время они молча смотрели на речку. По ней плыл прогулочный катер, на котором раздавалась весёлая музыка. Потом Михаил растянулся на песке и стал глядеть в небо. Ни облачка. Яркая голубизна, и солнце в целом свете.

Тихон хмыкнул.

– Наслаждаешься?

– Спрашиваешь?!

– Чем же?

Михаил ощутил его улыбку.

– Вечностью, чем же ещё?!

Тихон подошёл ближе и сел рядом.

– Что-то не вижу. Давай лучше выпьем. У меня бутылка белого припасена. – Запасливый Тихон извлёк из портфеля стакан и два яблока. Он разлил вино, протянул другу стакан, а сам взял бутылку. – Пить без тоста – алкоголизм. Ты у нас мастер. Говори!

Михаил посмотрел сквозь янтарное вино на солнце и произнёс:

– За твой, Тиша, гроб из столетнего дуба, который мы с тобой посадим завтра до моего отлёта в неизвестность.
Выпили и захрустели яблоками.

Тихон помолчал, раздумывая над его словами.

– И что же ты решил? – наконец произнёс он.

– То и решил… Еду.

– Везде хорошо, где нас нет.

– Не дёргай за нервы! Хуже не будет…

– Чего это тебе так плохо? – снова вспыхнул Тихон. Потом, сдерживая себя, спросил: – Ты из-за этой сволочи? Плюнь и разотри!

– Из-за всего… Надоело чувствовать себя не дома. Я здесь родился…

– Неизвестно от кого…

– Ну и что? Чем я виноват? Меня даже именем моим здесь не называют.

– Тебе было бы лучше, если бы тебя звали Моисеем Шварцем?

– Не знаю. Знаю только, что здесь я – Михаил, а там буду Моисеем.

Чайки с криком летели за прогулочным катером. С палубы отдыхающие кидали им хлеб. Птицы с жадностью глотали его и продолжали с криком преследовать судно.

– Почему у тебя всё не как у людей? – спросил Тихон.
– Потому что я не человек. Я – еврей!

– Нет. Потому что ты идиот! Впрочем, тебя не переубедить, потому что в родстве у тебя есть ещё и ослы! Ты даже представить себе не можешь, что тебя ждёт. Чужая страна, чужие люди, чужой язык… Какой ты еврей?! Ни одного еврейского слова не знаешь!

– Знаю! Кишен тухес!

– Что это значит?

– Ругательство какое-то. Кажется, поцелуй меня в задницу!

– Но там же иврит.

– Ну и пусть! Поймут, если придётся ругаться.

Тихон снова промолчал. Потом произнёс:

– Слушай, Чёрный! Ты же умный парень. Тебя ждало здесь неплохое будущее. Куда ты лезешь?!

– Знаешь, Тиша, я всё это сотни раз слышал. Меня от этих слов тошнит. Неплохое будущее – это какое? Я перестану быть евреем? Так я этого не хочу! Я могу жалеть свой народ и гордиться им! Не считаю себя лучшим, чем другие, но и худшим считать не хочу! И отстань. Эта антисемитка, преподающая марксизм-ленинизм, утверждает, что Бога нет. Может, его и нет. А может, есть. Никто не доказал ни того, ни другого. А по косвенным признакам, мне кажется, он всё-таки есть. Ведь живу же я, несмотря на то, что не знаю своих родителей! И народ мой, как над ним ни издевались, куда бы ни изгоняли, жгли в печах, закапывали в землю, жив! Я хочу быть с ним. Хочу попробовать…

– Ну и хрен с тобой! «Народ мой»! А мы что – не твой народ?! Как быстро ты от народа нашего отказался!

– В этом и проблема! И я должен выполнить команду: «Стой здесь, иди сюда!». Евреи когда-то перешли Евфрат и стали называться людьми, перешедшими реку с другого берега, евреями. Но мне дорог и этот берег, и в этом вся загвоздка! Мне и здесь многое дорого!.. Ты, например!

– И чёрт с тобой. Езжай! Только помни: здесь живу я. Если будет плохо, возвращайся. Чем смогу – помогу!

– Да кто меня пустит? Если бы можно было поехать и посмотреть на ту жизнь. Не понравилось – вернулся. Так нет же! У нас, если уезжаю, – я предатель Родины, и нет мне ни прощения, ни дороги назад! Это дорога с односторонним движением…

– Ну, не скули. Может, к тому времени что-нибудь изменится? Я слышал, многие сейчас намылились в Страну Обетованную. Если бы я был евреем, может, составил бы тебе компанию. Жаль только, что и письма писать опасно. –Тихон на минуту замолчал, потом спросил:

– А может, останешься? Потерять можно больше, чем обрести.

– Нет, Тиша. Решение окончательное и пересмотру не подлежит!


Следующим вечером Михаил вылетел в Москву.


В Вене репатриантов разместили в большом отдельно стоящем здании, обнесённом высоким забором, накормили и предупредили, что, прежде чем их отправят в Израиль, они должны будут некоторое время находиться здесь. Обещали познакомить с историей страны, её законами. Одновременно будут обучать языку.

Моисей спокойно воспринял это известие. Но проходили дни, недели, месяцы, и он стал тяготиться пребыванием «в зоне неизвестности».

А 5 сентября 1972 года восемь палестинских террористов из организации «Чёрный Сентябрь» захватили в олимпийской деревне в Мюнхене одиннадцать израильских спортсменов. Проведённая на следующий день баварской полицией операция по их освобождению окончилась провалом, погибли все заложники и один немецкий полицейский. Из восьми террористов  пятеро были убиты и трое взяты живыми.

Прошёл ещё месяц, и однажды утром ему сообщили, что получено разрешение: их группу, наконец, отправляют в Израиль.

В самолёте только и говорили о террористах. Какой-то мужчина всё время молился, держа в руках Тору. Сидящий напротив парень убеждал соседа:

– Ведь никогда не существовало арабского палестинского государства! К арабам, живущим в Израиле, относятся совершенно так же, как и к евреям. Арабский является вторым государственным языком…

Никто его не слушал. Всем это было известно. А он продолжал:

– Иерусалим никогда не был столицей арабов или мусульман. Даже когда иорданцы оккупировали его, они не собирались делать Иерусалим своей столицей, и арабские лидеры никогда не приезжали его посетить.

Моисей не выдержал:

– Кто спорит? Зачем об этом говорить? Лучше скажи, что мы там будем делать и сможем ли найти работу?

Но парень тоже этого не знал.

– Нет, лучше скажи, – продолжал парень, – какой может быть с ними мир, если они не признают Израиль и успокоятся, когда последнего еврея утопят в Средиземном море?! Я лично знаю, что делать. Запишусь в армию!

Моисею надоели эти разговоры, и он, откинувшись на спинку кресла, попытался заснуть.


В аэропорту Бен Гурион самолёт приземлился поздно вечером. Всё повторилось в точности так, как происходило в Вене. Их встретили, повезли в Иерусалим, накормили, разместили в каком-то доме.

Моисей попал в комнату с одиноким молчаливым мужчиной, назвавшимся Борисом Бергманом. Он приехал из Днепропетровска и о чём-то всё время размышлял. Моисей хотел втянуть его в разговор, но Борис ограничивался междометиями. В конце концов, когда Моисей хотел уже бросить попытки разговорить соседа, тот глубокомысленно произнёс:

– Идеалисты строят воздушные замки, материалистам приходится в них жить.

Что бы это означало? Он хотел расспросить соседа, но тот молча разделся и лёг в кровать.

Потом пошли дни, когда приходили русскоговорящие женщины, что-то оформляли, выписывали, объясняли.

Моисей умел общаться с женщинами. Он улыбался, острил, но здесь его шуточки не вызывали улыбок. Все были настроены серьёзно.

Через неделю они уже учились в ульпане «Мораша».

Ульпан, – это своеобразная школа, где учили приезжих репатриантов языку, законам страны, давали навыки общения при приёме на работу, в банке, в полиции… Чтобы жить в стране, нужно знать язык.

Что-что, а учиться Моисей умел. Через неделю он уже мог в магазине произнести несколько фраз, и его понимали! Постепенно прошло ощущение потерянности и одиночества.


Ранней весной 1973 года Моисей уже работал в частной фирме в Ашкелоне, небольшом приморском городке. Ремонтировал квартиры, крыши, хозяйственные постройки. Руководил строительной бригадой араб, мужчина лет пятидесяти по имени Абас. У него была большая семья, и он очень дорожил своим местом. При этом был строгим, но справедливым прорабом.

Заработки и государственное пособие позволили Моисею снять небольшую квартиру недалеко от моря. Рано утром он делал зарядку, окунался в море, дома выпивал чашечку кофе и шёл на работу.

Моисей не стал религиозным человеком, но ему хотелось больше узнать культуру своего народа, поэтому много читал; по пятницам, когда начинался Шабат – еврейская суббота, иногда шёл в синагогу.

Однажды, это было в апреле, он познакомился там с пожилым мужчиной. Оказалось, что тот тоже недавний репатриант, приехал из Киева с больной женой и дочерью.

Разговорились, и Борис Маркович, так звали мужчину, пригласил его к себе в гости. По специальности – историк, он давно уже не работал. Семья жила на пособие и на заработок Евы, стройной девицы с пышными чёрными волосами и огромными глазами.

Или аура в том доме была такой, или Ева – опытной соблазнительницей, но Моисей с первого же вечера влюбился в девушку, и после нескольких встреч они уже вместе проводили вечера, до позднего вечера гуляли по аллеям парка, дышали прохладой после изнуряющей жары.

Как оказалось, у них было много общего. Еве было всё интересно, о чём бы ни рассказывал Моисей… А тот старался блеснуть красноречием, знанием литературы, музыки, декламировал стихи, напевал студенческие песенки, и всякий раз огорчался, что Ева засматривалась на проходящих парней. Но девушка его успокоила:

– Женщины обращают внимание не на красивых мужчин, а на мужчин с красивыми женщинами, – и прижалась к Моисею. – Странно, что ты даже не обратил внимания на ту крашеную блондинку. В Ашкелоне – первая красавица.

Что уж ответил Моисей, нам неизвестно, но через месяц Ева призналась ему, что у них будет ребёнок.

Сыграли свадьбу, и Ева перешла жить к Моисею, а ещё через семь месяцев у них родилась девочка, которую назвали Бертой.

Жить становилось всё сложнее, и Моисей часто думал, что здесь ничем не лучше жизни в Новочеркасске.

Через год с небольшим Ева родила вторую дочку, Бетю.

Родители Евы резко сдали и помочь дочери не могли. Семья жила на зарплату Моисея, к тому же нужно было помогать родителем. Но он ещё не терял присутствия духа, верил, что всё образумится, мечтал о сыне. Вот отчего, когда старшие дочери уже доросли до возраста невест, они решились на третьего ребёнка. Но и в этот раз родилась девочка – Бела.

– Не получаются у вас мальчики, – шутил Борис Маркович. – Это потому, что ты даже в субботу в синагогу не ходишь!

– Что мне туда ходить? Только вам буду мешать общаться с Богом. Лучше уж дома что-нибудь сделаю, а то всё на Еве…

– Напрасно ты так! Человек может всё, пока он верит… К тому же по субботам работать евреям  запрещено. Ты же гой какой…

– Вера должна прийти с озарением. Нельзя лгать самому себе. – Моисей был чем-то расстроен и говорил тихо, словно оправдывался: – Там я был жидом. Здесь стал русским. Какое-то сумасшествие, идиотизм… Народ делят на своих и чужих… Как пауки в банке… Марокканцы, эфиопы, чёрные, белые, ашкенази, сефарды, христиане, мусульмане, иудеи, хасиды, датишники, ортодоксы… И всё это на маленькой территории несчастной страны, окружённой врагами! Недаром у нас говорили, что все люди на земле – евреи, только одни это знают, а другие пока ещё нет!

Чтобы отвлечь зятя, Борис Маркович вдруг сказал:

– А ты знаешь, что один из трёх русских богатырей, а именно Добрыня Никитич, был евреем?

– Да бросьте вы, в самом деле! Готовы всех сделать евреями! Я слышал, что и Ермака, казака, присоединившего Сибирь к России, записали в евреи!

– Напрасно ты так. Вот послушай: отцом великой княгини Ольги был тот самый «вещий Олег», который собирался «отмстить неразумным хазарам» и отправился в мир иной от укуса змеи. Муж Ольги, князь Игорь, погиб в стычке с древлянами, после чего Ольга стала единоличной правительницей Киевской Руси. Сыном Ольги был Святослав Игоревич, при котором был разгромлен и перестал существовать Хазарский каганат, а внуком – Владимир Святославович – креститель Руси.

– Ну и при чём здесь евреи?

– Да ты дослушай, наберись терпения! Во время похода против хазар был пленён один знатный еврей, у которого было двое детей: дочь Малка и сын Товий. Видимо, отец дал им хорошее по тем временам образование, и Ольга забрала их на службу ко двору. Малку сделала ключницей и милостивицей, а Товия приставила воспитателем сначала к сыну, а затем и к внуку. При этом она их переименовала: Малку – в Малушу; Товия же, чьё имя переводится с древнееврейского как – добрый, Ольга превратила в Добрыню.

В Малушку влюбился Святослав и женился на ней. Младшим сыном от их брака был Владимир. У Добрыни проявился полководческий талант, и он, став воеводой у Святослава, при Владимире был назначен княжеским посадником в Новгороде, где по указанию Владимира крестил новгородцев. Так что крещение Руси в Киеве провёл Владимир, чья мать была еврейкой, а в Новгороде – его родной дядя, тоже, как ты понимаешь, чистопородный еврей. Ну, как тебе такая история?

Моисей махнул рукой.

– Какая, собственно, разница, кто кем был. У меня не об этом голова болит…


И замелькали годы, как листки календаря. Ведь известно, что с годами время ускоряет свой бег.

Дочери Моисея и Евы выросли. Берта вышла замуж за араба, что поначалу вызвало у Бориса Марковича бурный протест. Но Моисей успокоил его.

– Берта любит его, – говорил он. – Главное, чтобы она была счастлива.

Махмуд был красивым и спокойным парнем, коренным израильтянином, и плохо понимал по-русски. Окончив университет, работал в доме престарелых.

В свободные вечера Моисей с Евой часто приходили к молодым в гости и радовались их счастью.

Махмуд избегал разговоров на политические темы, был во многом не согласен с официальной политикой и, как ни странно, находил в Моисее единомышленника. Нет, не всё было однозначно.

Махмуд говорил, что ему рассказывали родители, спокойные интеллигентные люди, как запугивали арабов, буквально «выдавливая» из страны, какой была тогда дискриминация арабского населения.

Моисей слушал, и вспоминал, как это делалось в России. Думал: «Прав был Тихон: везде хорошо, где нас нет».

Как-то у них возник разговор об Иерусалиме. По мнению Махмуда, часть Иерусалима евреи должны отдать палестинцам, и тогда наступит мир и покой.

– С какой стати?! – удивлялся Моисей. – Иерусалим более семисот раз упоминается в еврейском Святом Писании, а в Коране ни разу не упомянут. Евреи молятся лицом к Иерусалиму. Мусульмане молятся, отворачиваясь от этого города, лицом к Мекке.

– Может, это и так, но нужно когда-нибудь заканчивать эту бессмысленную вражду?! Сколько можно?

– В этом ты прав. Два близких народа… Но правителям, видно, выгодно, чтобы эта война продолжалась вечно. Давай не будем об этом. Ты лучше расскажи, как вы назовёте малыша, которого носит под сердцем Берта?

– Мы договорились: если будет мальчик, называть его буду я, – ответил Махмуд. – Если девочка, её назовёт Берта.

Моисей довольно кивнул.

Вскоре вышла замуж и Бетя. Вполне удачным и этот брак по меркам Бориса Марковича назвать было трудно. Анатолий был вдовец, приехал из России с сынишкой, которого доброе сердце Бети полюбило как родного сына.


В 2000 году разорилась фирма, в которой Моисей работал много лет. Шансов в его возрасте найти работу не было, и он совсем упал духом. Но однажды получил письмо от Тихона. Как его разыскал друг детства, было загадкой, но письму Моисей обрадовался настолько, что даже расплакался на глазах у жены, чем немало её удивил. Тихон писал о том, что сейчас живёт в области, имеет свою ферму.

Завязалась оживлённая переписка, друзья начали думать о том, кто первый приедет в гости. Вскоре Тихон написал, что в Израиле существует особый способ выращивания индюков. Просил разузнать подробности.

Для того чтобы выполнить просьбу Тихона, Моисей даже поехал в кибуц и пообщался с рабочими.

Когда Тихон прознал, что Моисей остался без работы, пригласил его с Евой к себе.

«У нас большой дом, – писал Тихон, – есть где разместиться. Станица на берегу Дона. Красота, – какая тебе и не снилась! Приезжайте, посмотрите. Может, и решитесь приехать навсегда. Поставим вам дом! Будем вместе заниматься делами фермы».

И Моисей засобирался в гости к другу детства. Ева поехать не могла – нужно было помочь Берте. Она снова забеременела, а мальчик часто болел, и бабушка водила его к врачу.


От Тель-Авива до Ростова-на-Дону два с половиной часа лёта. Под монотонный гул двигателей Моисей всё время думал, узнает ли Тихона. Ведь столько лет прошло! Не мог себе представить его фермером.

В Ростове было жарко так же, как в Ашкелоне, но дышать легче: воздух не такой влажный.

Таможенный досмотр, паспортный контроль, и… он оказался в объятиях здоровяка, в котором сразу признал Тихона.

– Мишка! Как я рад! Ты один?

– Внучок приболел. Ева осталась помогать дочери.

– А ты почти не изменился. Такая же жердь с длинными руками и носом, как парус!

– А ты полысел. Но тот же помятый нос, тот же голос, будто не было всех этих лет и мы не расставались… Только лицо уж очень красное. Пьешь, что ли?

– Много времени провожу на солнце, на ветру, вот лицо и обветрилось. Не беда, меня и такого бабы любят!

Они вышли на площадь, и подошли к блестящему джипу.

– Я в машинах не разбираюсь. Это что за мустанг?

– «Ниссан-экстрейл». Недавно купил.

Положили чемодан в багажник, сели в машину и покатили в пёстром потоке машин.

– Далеко твоя ферма? – спросил Моисей.

– По нашим меркам – не очень, а по меркам твоего Израиля, считай, полстраны проедем.

Моисей с интересом смотрел в окно, оглядывая высокие деревья, поля, дома. Чувства были смутные. За долгие годы, пока находился в Израиле, за пределы страны он не выезжал.

– И что за хозяйство у тебя? Как стал фермером? – продолжал расспрашивать он друга.

– Что тебе сказать? На последнем курсе женился на Валюше Крыловой. Помнишь русоволосую девчонку из параллельной группы? Её направили в область. Она ветеринар. И я за нею. Короче: когда можно было приобретать землю, прикупил пятнадцать гектаров. Сначала хлеб выращивал, но, скажу тебе, сложное это дело и сильно зависит от погоды. Жили мы тогда в станице. Родился Гришка, наш старшой. Потом ещё двое пацанов. Поднимать их, растить надо? Надо! Вот Валя и уговорила меня заняться выращиванием индюков.

На своей земле поставили ферму… Да у нас многие уже занимаются индюками. За городом Шахты появилась большая фирма «Евродон».

Мечтаю запустить полный цикл производства индюшатины – от выращивания птенцов до переработки мяса.

– А окупаемость какая? – спросил Моисей.

– Около семи лет. Начинал с малого: племенное стадо – дюжина индюшек и два индюка. Поселил их поначалу в сарае. Весной птицы гуляли на участке, огороженном сеткой-рабицей. Первый выводок получил к середине мая, потом ещё один в июне, и из последних яиц – в июле. Большую часть индюшат реализую, для себя оставляю с полсотни.

– А зимой?

– Сарай из горбыля внахлёст, полиэтилен, земляной пол. Температурный режим точно такой же, как и на улице, немногим выше. Теперь всё серьёзнее. Впрочем, всё увидишь сам. Лучше расскажи, как ты? Хорошо живётся на Земле Обетованной?

– Ты был прав, – тихо проговорил Моисей. – Там хорошо, где нас нет. Не нашёл я ни молочных рек, ни сахарных берегов. Люди живут по-разному, трудно живут.


Приехав на место, Тихон познакомил друга с женой, сыновьями, невесткой, внуками.

– Это все – работники нашей фермы, – сказал он с гордостью.

– Наёмных работников нет? – спросил Моисей.

– Есть. Расширяем производство. Сами не справляемся. Но у нас всё по-честному: заключаем договор, платим налоги… Ладно болтать, мой руки и айда к столу. Валюша ушицу сварила. Вчера я хорошего сазанчика словил.

За столом расспрашивали Моисея о жизни в Израиле, пили за дружбу, говорили о детях и внуках.

– Опасно у вас?

– А где не опасно? – вопросом на вопрос ответил Моисей. – Я по телику вижу: и у вас люди гибнут ни за что.

– Ты прав. Но я слышал, вас обстреливают ракетами.

– Обстреливают…

Моисей почему-то не хотел об этом говорить.

– Арабы, – начал было Тихон, но Моисей его перебил:

– Арабы… Но и мы не ангелы. Знаешь, Тиша, познав себя, убеждаешься, что не всякое знание обогащает…

После обеда Тихон пошёл показывать гостю хозяйство.

– А сбыт твоей продукции какой? – поинтересовался Моисей.

– Россия – огромная страна! В этом у нас проблемы нет. Проблема в людях.

– Жизнь в Израиле меня научила многому, – ответил Моисей. – Нет безвыходных положений, есть отчаявшиеся люди. Чтобы хорошо жить, нужно хорошо работать. Но если ставишь невыполнимые задачи – это верный путь к разочарованиям.

Они сели на травку у высокого берега под раскидистой ивой. Вверх по течению Дона медленно ползла баржа.

– Знаешь, Миша! Бери своё семейство и давай возвращайся на Родину. Переезжай ко мне. Ты ведь мне как брат, другой родни ни у тебя, ни у меня отродясь не было, – вдруг сказал Тихон и достал сигареты.

– Ты куришь?

– Смолю… Пачку в день… Так что ты скажешь? Или опять, как тогда, будешь хвостом вертеть?

– Что я могу сказать? Непросто всё. Да и где жить будем? Семьей, как и ты, оброс. Не смогу я без своих девочек. А они уже замужние, значит, и мужей их тянуть придётся. У тех тоже своя родня…

– У нас в станице можно недорого приличный дом купить. Природа здесь – сам видишь. Работать будем вместе… Всех твоих домочадцев к делу приспособим. Подумай!

– Ты, Тиша, это сказал сгоряча. А дело серьёзное, сам понимаешь.

– Не сгоряча. Я об этом думаю давно. А тебя не в работники приглашаю, а в партнёры.

– А как на это посмотрит твоя Валя?

– Так это ж она меня и надоумила. Один я не подниму всего, что задумал. Пацаны мои ещё не доросли до большого дела. А вместе мы горы свернём.

– Горы воротить не стоит. И без нас есть кому этим заниматься. А за предложение спасибо. Буду думать.

– Добро. Думай.


Две недели пролетели быстро.

Вернувшись в Израиль, Моисей рассказал родственникам о предложении друга, предупредив, что если ехать, то всем. Родители Евы давно ушли в мир иной. Дело было только за Махмудом и Анатолием. Как ни странно, Махмуд легко согласился, сказав, что они с Бертой могут продать дом, купить там жильё и всё, что останется, вложить в дело. Анатолия уговаривать пришлось подольше, но наконец и он согласился.

– И у меня есть кое-какие накопления. Квартиру продам, машину, – сказал Анатолий. Потом добавил с улыбкой: – Когда-то Моисей вывел свой народ из Египта. То был исход, который до сих пор в памяти наших людей. Сегодня другой Моисей собирается повести свой «народ» в противоположную сторону.

– Жизнь везде непроста, но всё же лучше жить в своём доме. А там я чувствую себя дома! – ответил Моисей.

Через месяц он отправил на разведку Анатолия и Махмуда. Те вернулись вдохновлённые открывшимися перспективами. Махмуд даже начал учить русский, смешно называя каждого «Карош казак!». Но параллельно обложился книгами по животноводству.

Тихон в станице купил для семьи друга дом с большим участком земли.

Когда в Израиле было продано последнее имущество, семья села в самолёт, направляющийся по маршруту «Тель-Авив – Ростов-на-Дону»… Моисей впервые за все эти годы, оглядев свое многочисленное семейство, легко вздохнул. Закрыл глаза, но потом открыл, как от внезапного толчка, подумал: «Ну вот, опять лечу на Родину… Столько лет прошло, а как один день пролетел. Пусть детям моим и внукам Россия станет матерью. Пусть мир и покой придёт на всю нашу Землю…».