Попутчики

Предъявив билет и с трудом взобравшись по ступенькам в вагон, я, наконец, добрался до своего купе и открыл дверь. Поезд здесь формировался, и пассажиров пока не было. Уложив чемодан, присел отдохнуть. Лет мне… не стоит даже портить себе настроение! А меня загнали на верхотуру! Ну, думаю, старше уже вряд ли кто прыгает с места на место. Все, наверно, больше дома сидят. Так что, если придёт молодой, мы поменяемся местами и я расположусь на нижней полке, а он полезет на небеса.

Так я сидел и ждал попутчиков. До отхода поезда оставалось ещё минут сорок. И куда я, дурная голова, торопился?! Не люблю опаздывать. Сколько себя помню, всегда приходил за десять-пятнадцать минут до назначенного срока. Нервничаю, психую, если задерживаюсь. Привычка!

Постепенно вагон заполнялся пассажирами. В купе сели двое, видно, муж и жена. Не успел мужчина уложить свои вещи, присесть передохнуть, как тут же потянулся к корзинке с продуктами.

– Как вам это нравится?! И чего это, Стёпа, тебя сразу жрать тянет? – спросила его излишне полная молодуха, заталкивая огромный чемодан под полку. На голове у неё была заплетена толстая коса. Я не специалист, но мне кажется, что та коса не её, а так, пришпилена для имитации красивости. Сейчас редко девки носят косы. За ними уход нужен. Шутка дело, каждое утро расчёсывать, заплетать?!

– А у меня рефлекс выработался: как только в поезд сажусь, так и жрать начинаю! – огрызнулся Степан. – Я, на минуточку, с утра не жрамши!

– Ну да, – сказала молодуха, – как наш Шарик. Он тоже всегда жрать хочет!

– Ну да… как Шарик…

– Все вы, кобели, похожи друг на друга! – заключила женщина и впервые посмотрела на меня. До этого всё в купе происходило, как будто меня там не было.

– О, у нас и попутчик уже есть! – сказала она. – И чего вы здесь расселись, как принц датский? Извиняйте, я стелиться сейчас буду.

Я ничего не ответил, встал и вышел в коридор. Видно, придётся всё же лезть на верхнюю полку, будь она проклята!

В коридоре толпились провожающие. Стоял такой гам, что никто друг друга не слышал.

За пять минут до отправления у нашего купе остановился проводник и указал стоящему рядом парню:

– Вот здесь. Счастливого пути!

Рослый русоволосый парень резко открыл дверь и оценивающе взглянул на моих попутчиков.

– Убиться веником! Здесь уже полный комплект! Туда ли я попал? Это седьмое купе? – спросил он.

– Оно самое, – ответил я, подумав, что у него-то уж точно место на второй полке.

Мы с парнем вошли. Молодуха, увидев его, вдруг расцвела и сразу же сказала, растягивая слова и улыбаясь:

– Вы уже пришли! Это даже очень хорошо! А у меня к вам, мил-человек, маленький вопрос! А как вы посмотрите, если мой Степан займёт вашу полку возле меня, а вы полезете на его? Мне как-то будет неспокойно, если вы будете здесь лежать… я – женщина притягательная, соблазнительная… мало ли чего… Знаю вас, кобелей! Наученная!

Парень хотел было согласиться, но вдруг взглянул на меня и твёрдо сказал:

– Щас! Чего захотели, фрау-мадам! Вот пусть дед здесь ложится! Он вам не опасен! – Потом обратился ко мне: – Ты, дед, ложись на моей полке. А мне наверху даже лучше! Сверху всё хорошо видать… – Он легко забросил рюкзак, подтянулся и залез на мою полку. – Я думаю, – продолжал парень, – он к вам приставать не станет. Ваш муж может спать спокойно.

Толстуха с укором взглянула на своего мужа, но, поняв, что уж слишком большая разница в весовых категориях: муж был небольшого росточка, истощённый, кожа и кости, в чём только душа держится, а парень – высокий, мускулистый, кровь с молоком, поджала губы и промолчала.

Поезд, постукивая колесами на стыках, отошёл от вокзала.

– Во, дед, располагайся, а я выйду курнуть, – сказал парень. – Может, подсобить чем? На поезде ездить в твоём возрасте и без поводырей опасно… Неровен час, рассыплешься!

– Или! Вот и я о том же, – вмешался в разговор Степан. Он, видно, был человеком общительным и хотел сгладить резкость жены. – В таком возрасте лучше уж дома время проводить! Благо дело, сиди себе на скамеечке в тенёчке и семечки лузгай. Сейчас ездить небезопасно. И украсть чего могут!

– Чего у него красть, дурья твоя голова, – вступила в разговор толстуха. – А он никому даром не нужен! Даже на органы такого не украдут!

– Ну и шуточки у вас, фрау-мадам, – упрекнул парень женщину, спрыгнул со второй полки, и, убедившись, что в купе пошёл спокойный мирный разговор, вышел, а я присел на свою полку.

– Наверное, вы правы, – сказал я. – Казалось бы, приличнее стареть медленно и достойно. Ан нет! Не желаю успокаиваться и жить в соответствии с возрастом и положением. Конечно, обидно сознавать, что лучшие дни остались позади. Но не беспокойтесь… – ответил я, с благодарностью посмотрев в сторону вышедшего из купе парня. – Я ещё о-го-го!

– Если приставить к тёплой стенке… – откликнулась на моё «о-го-го» толстуха и, видимо смирившись с тем, что её Степан будет спать на второй полке, стала ему стелить постель, говоря:

– Я тебе под голову мешок положу, чтобы не очень-то дрыхнул, а то, неровен час, у нас сопрут что-то… Да не твой мешок, а чемодан! Чтобы чаще просыпался!

А я подумал, что сейчас все воруют и жалуются, что все воруют! Богатые не понимают бедных, молодые – старых… Эх, жизнь моя жестянка! Да ну её в болото! Живу я как поганка, а мне летать охота!

Вспомнил Папанова и прикинул, что я даже не как поганка, а гнилой старый гриб-мухомор. Мне действительно была охота летать, особенно сейчас, когда появилась такая возможность! Шутка ли, раньше были времена, что из деревни своей не уедешь без справки из сельсовета! Времена были! А потом – железный занавес! Чего у нас только не было! Теперь, конечно, свобода! Езжай, плыви, лети куда хочешь, если, конечно, деньги есть…

За окном проплывали дома и улицы, тополя, столбы и станционные постройки.

Я сидел и смотрел в окно, как вдруг почувствовал на себе оценивающий взгляд соседки. Осмотрев меня с ног до головы, она равнодушно отвернулась, так и не сказав ни слова.

Я в глубине души усмехнулся. Подумал, что у неё ничего не вышло и это я еду на нижней полке, а не её тщедушный Степан. В чём только душа держится?! Худющий, обритый практически налысо, с физиономией питекантропа. И как ему удалось захомутать такую кобылицу, ума не приложу!

Вагон дёргался и покачивался.

С верхней полки неожиданно резво спрыгнул Степан и, уже не оглядываясь на жену, достал из корзинки кусок сала, хлеб, бутыль самогона, солёные огурчики.

– Знаешь что, Дуся, я больше не могу и не хочу ждать! Что я – рыжий?! Сейчас самый раз промочить горло. Иначе – не засну. Шутка ли, две ночи не спать!

– Кто ж тебя просил не спать? Нечего было на ту сучку облезлую свои гляделки пялить!

– Ты снова завелась! – Потом, обращаясь ко мне, словно объясняя, продолжал: – Заводится сполоборота! Ты, дед, составишь мне компанию? Не привык один. Один – это уже пьянка. А я – нет! Я свою норму знаю! – Потом взглянул на жену, взорвался: – Чего ты, Дуся, на меня так смотришь?! А что? Я свою норму знаю…

– Так она у тебя не литрами мерится! Пьёшь до бесчувственного, прости господи, состояния!

Степан наполнил разовый стаканчик какой-то мутной жидкостью, издающей резкий запах, и вопросительно взглянул на меня.

– Спасибо… – сказал я, уступая ему место у столика. – Я свою цистерну уже выпил.

Открылась дверь, и вошёл парень. На мускулистой его груди и руках разместилась настоящая картинная галерея! Здесь и орёл, расправивший свои крылья, и якорь с цепью, и «Не забуду мать родную!»… Даже на пальцах рук перстни с черепами.

Он быстро окинул взглядом «поляну», достал из своего полупустого рюкзака флягу, палку колбасы, сыр и выложил на стол.

– О! Это по-нашему! – воскликнул он.– Я не прогадал, что сел в ваше купе. Думал, что умру с тоски. Ошибся! Константином меня дразнят. Мотин моя фамилия. Еду в отпуск. Хожу на нефтеналивном танкере старшим механиком… Сейчас наша калоша в Ростове на ремонте, а нас разогнали в отпуск… А тебя, слышал, Степаном кличут?

Мужчина, сидящий за столиком, с радостью взглянул на попутчика, потом быстро опрокинул в рот стаканчик самогона и, не закусывая ничем, кивнул, улыбаясь:

– Степаном. А это – Дуся, супружница моя. Мы ездили в Ростов. Забили бычка. Мясо продавали…

– Закрой свой рот! И кто тебя за язык-то тянет?! – воскликнула Дуся и села к столику, налила себе самогона и залпом выпила. Потом взяла солёный огурчик и захрустела.

«Да, – подумал я, – компания у меня подобралась. Скучно не будет!».

Степан никакого внимания не обратил на слова жены. Он привык, что она всегда его пилит, ругает при людях.

– Садись, Константин берёт гитару! Давай выпьем за знакомство. Я, как сейчас говорят, фермер…– продолжал Степан. – Жизнь ничего себе. У меня телята, овцы… Хлеб растим. В прошлом году трактор купили! Жить можно!

Они разлили самогонку. Дуся молча присоединилась к ним. На меня, слава богу, никто уже не обращал внимания, и я сидел и слушал разговор попутчиков.

– И когда же ты дома-то бываешь, если всё время по морям шастаешь? – спросила Дуся, снова наполняя стаканы, а я подумал, что если они в таком темпе будут пить, то очень скоро здесь будет весело. – Небось и жёнки у тебя нет?

– Чего нет, того нет, – улыбнулся Константин, плотоядно разглядывая Дусю. – Да и зачем она мне? Баб и без жены хватает…

– Вот я и говорю: все мужики – кобели проклятые! – улыбнулась молодуха, расстегивая несколько пуговиц на блузке. В вагоне было жарко. – А детишки?

– Что детишки? У меня их – целый детский сад! В каждом порту, считай, по паре бегает!

Разговор мне показался неинтересным, и я перестал слушать. Смотрел в окно на окружающие поля, на вдалеке работающие комбайны, на лесополосы. Листва на деревьях пожухла, местами пожелтела. «Совсем как мы, люди, – подумал я. – К старости – седеем, а деревья желтеют. А потом мы лысеем, и деревья скинут листву…».

После выпитых двух рюмок Дуся раскраснелась и вытащила из корзины жареную курицу.

– Дед, присаживайся… Не бери в голову! Мало ли что я говорила, – сказала она, оторвала от тушки пулечку и, положив её на разовую тарелочку, пододвинула мне. – Ешь, дед. Своя! Не дерьмом всяким и гормонами вскормленная!

– Спасибо, но я уже ужинал. Я много на ночь не ем!

– Ну и зануда ты, дед! И не пьёшь, и от угощения отказываешься. Не русский ты человек!

– Не русский…

– А мне, поверишь, Константин, уже надоели всякие сиськи-письки… – сказал Степан, наливая самогонку.

– А что такое «сиськи-письки»? Они мне никогда не надоедают!

Константин посмотрел на вырывающиеся из плена явно малого по размеру лифчика полусферы и призывно улыбнулся Дусе. Их взгляды встретились и тут же разошлись.

– Это не то, что ты подумал, – впервые улыбнулась Константину Дуся. – Пирожки с мясом или чебуреки. Что на рынке ещё есть? Двое суток уродовались, прежде чем распродали своего бычка…

– Ну, ладно! Вздрогнем! За успешную дорогу!

– Курицу нужно есть в первую очередь, а то она на такой жаре пропадёт!

Они выпили, а я, поблагодарив ещё раз попутчиков, снова стал смотреть в окно.

После нескольких таких вздрагиваний возникла необходимость перекурить и мужики вышли в тамбур. Я же себя давно мужиком не считаю, потому прилёг, повернулся к стенке и стал дремать.

– Вы отдыхайте… а я по-стариковски… подремлю маленько.

Сквозь дремоту слышал, как попутчики ещё несколько раз пили за жизнь, за успехи в выращивании бычков, за попутный ветер в парусах нефтеналивного танкера, выходили перекурить и снова принимались есть и пить! Откуда только у людей в поездах такой появляется аппетит?!

Когда стемнело и окно в вагоне превратилось в чёрное зеркало, Константин уже сидел рядом с Дусей, а Степан, откинувшись к стене на моей полке, мирно похрапывал. Потом, очнувшись, наливал себе в стакан мутного самогона, выпивал, что-то бормотал и снова закрывал глаза.

– Нет, ты мне скажи, мы что, хуже других? – спрашивала Дуся Константина, положив руку на его плечо и повернув к себе. Её пышные сферы почти вывалились из платья, и она готова была здесь же изнасиловать Константина, но он, положив свои огромные ладони на мягкие, потерявшие свою упругость полушария и заправив их в лифчик, легонько оттолкнул разгорячённую фермершу:

– Дуся! Мы не лучше и не хуже… мы – другие! Но, поверь мне! Вы – голодранцы! Что у нас есть?! Бутыль самогона да сала шматок?!

– Перестань сказать, Костян! – уже сильно пьяная, отвечала Дуся. – Не такие уж мы голодранцы! Бычка продали, это тебе не фунт изюма! Машину купим! Это два! Ты лучше скажи, как я тебе?

– Мне? Сдобная булочка! Люблю пышные телеса!

– Ну что ты, что ты! От меня теперь осталась половина, а какие я имела бока!

– Ну, что ты, Дуся! Ты мне самый класс! Хорошего человека должно быть много, говорят. К тому же полные люди, они всегда добрые! Ты, Дуся, добрая?

– А куда делись чувства? Красивые слова? Как же любовь?

– Всё в прошлом, Дуся, всё в прошлом… – отвечал тоже сильно выпивший Константин.

Потом очнулся от дремоты Степан и Дуся чуть отстранилась от Константина.

Хилый организм Степана раньше чем у других начал давать сбой, и в его соловьиных глазах уже не было прежнего неуверенного взгляда, а был лишь подёрнутый алкогольной пеленой добрый взгляд человека, довольного жизнью. Он полез на свою полку, что-то бормоча. Потом вдруг запел хриплым голосом:

– Шаланды, полные кефали
В Одессу Костя приводил,
И все биндюжники вставали,
Когда в пивную он входил…
Э-хе-хе! Ни хрена-то вы не понимаете! Ростов всегда будет папой, а Одесса – мамой! – Он повернулся к стенке и тут же захрапел.

– Ты знаешь, Костян, – пьяно бормотала Дуся, – я насмотрелась в своей жизни всякого… Два раза была замужем… Теперь у меня Стёпа-недотёпа…

– Чего ж ты такого плюгавого себе выбрала? – спросил Константин, когда Степан что-то во сне стал бормотать.

– Не скажи! Он жилистый! И мужик, я тебе скажу, в самом соку! Куда вам, соплякам, до него! А жизнь совсем другой стала, – продолжала пьяно шептать Дуся. – Другая… и законы другие!...

– Ой! Да знаю я ваши законы! – отмахнулся Константин. – Купи – продай! Вот и все законы! Ты, главное, Дуся, чти уголовный кодекс!

– Неправ ты, Федя… извини, Костя! У меня уже край… – Она притянула было Костю к себе, но, вдруг почувствовав сопротивление, взглянула на него, потом оттолкнула от себя, сказав: – Давай отдыхать!..

Жара и выпитое сделали своё дело, и через некоторое время она легла, проваливаясь в крепкий пьяный сон.

Константин допил самогон, захрустел солёным огурцом и полез на свою полку.

Наконец, в купе стало тихо.

А поезд мчался сквозь ночь, почти не задерживаясь на остановках. Мои попутчики похрапывали, а я крутился и долго не мог уснуть. Константин несколько раз соскакивал с верхней полки и выходил курить, а мне подумалось: «Бедолага, каково ему на нефтеналивном танкере, где курение строго-настрого запрещено?! Видно, истосковался. Курит много…».


Проснулся я от истошного вопля Дуси.

Поезд стоял на какой-то станции, и по перрону бегали торговки, предлагая горячие пирожки, фрукты, вяленую рыбу.

Дуся тащила с верхней полки Степана, проклиная всё на свете:

– Да просыпайся ты, чёрт проклятый!

– Что за крик, а драки нету? – проворчал Степан, слезая с полки. – Ну и газанули мы вчера с Костяном, я тебе скажу!

– Разуй глаза, алкаш ты недоделанный! Твой Костян оказался обыкновенным ростовским уркаганом! Где твой чемодан, идиот?! Там же всё, что мы выручили за нашего бычка! Где твой старший механик по прозвищу Константин?! Боже ж ты мой! Столько труда, столько мороки, и всё коту под хвост! И мы, как придурки: «выпьем за дружбу, за счастливую дорогу!».

Дуся продолжала некоторое время выть без слов, понимая, что никто их чемодан искать не будет, а если и будет – не найдёт.

– Нет, как вам это нравится?! Я же ему сама, дура, сказала, что продали мясо и будем покупать машину! Ну, не дура после этого, я вас спрашиваю?! Кругом-бегом, мы теперь, Степан, с тобой похудели на пять тысяч зелени! И не говори, что мне нужно худеть! Будь он проклят, этот механик по прозвищу Константин. Теперь-то я понимаю, что он такой же механик, как я – английская королева!

– И такой же Константин, как я – три мушкетёра! – добавил Степан. Он ещё не проснулся и не очень хорошо понимал, что произошло. Потом, вдруг поняв, что их обокрали, стал кричать на жену:

– И куда же ты смотрела?! Чемодан-то был у тебя под полкой. Он так и тебя мог унести…

– Уж лучше бы меня украл. Далеко бы не унёс! Мерзавец! Вот и бычка профукали, и машину купили. Мечтали! Нечего было рот разевать…

Степан обескураженно молчал, не зная, что и думать. Кому же теперь можно верить, если мужику, с которым вместе пьёшь, нельзя доверять?!

– Ладно… Что случилось, то случилось… Не голоси как резаная. Наша доблестная милиция-полиция вряд ли будет искать да и вряд ли его найдёт. Ночь длинная. Где он сошёл с нашим чемоданом, хрен его знает! Не кричи, люди ещё спят! – Потом, словно обращаясь ко мне, продолжал: – Нет, как вам это нравится? Ведь мы же с ним вместе выпивали! Вот паскуда! Я вас спрашиваю: разве это по-человечески?

Что я мог ему ответить? Я и сам не ожидал такого финта от этого «механика». Подумал: хорошо, что у меня нечего украсть…

Поезд равнодушно выбивал колёсами один и тот же ритм. Утренняя прохлада была приятной, но я понимал, что это ненадолго. Скоро снова солнце раскалит воздух и будет нечем дышать.