Дневник

               
               
               
           Возвратившись с работы домой, Андрей Петрович Соловьёв увидел за столом согбенную фигуру сына, сосредоточенно корпевшего над уроками.
      - Как дела, Валентин? – бодро прокричал отец. – Что слышно в школе?
      - Всё то же, - флегматично ответил Соловьёв-младший. – Как и сто лет назад. Математика, история, география. Да и вообще, что может быть нового в школе?
      - Ишь ты, - удивлённо посмотрел Андрей Петрович на стриженую макушку наследника. – Какой философ. Ну, а где твой дневник? Давненько я в него не заглядывал.
      - Там, - сын указал рукой на стоявший неподалёку портфель и с головой ушёл в решение задачи.
      Андрей Петрович порылся в портфеле и извлёк из него толстую тетрадь, озаглавленную: «Дневник Соловьёва Валентина Андреевича».
      Соловьёв-старший хмыкнул:
      - Это ты, что ли Валентин Андреевич?
      - Я, - басовито ответил сын тоном весьма занятого человека, которому некогда отвлекаться по пустякам.
      - Ну-ну, - ещё раз удивился Андрей Петрович и открыл тетрадь. На первой странице прочитал:
      «Понедельник. Папа плохо вёл себя на работе. Скандалил. Кричал. Раздражался по пустякам. На замечания товарищей не реагировал. Следует обратить серьёзное внимание на поведение папы в коллективе».
      У Андрея Петровича обвисла челюсть. Он с опаской посмотрел в сторону сына и тихонько присел на краешек дивана. Стал читать дальше.
      «Вторник. Папа опять натворил делов. В написанной им накладной вместо «Франко: Семипалатинск» значилось «Фриске:Семилопатинск». Весь отдел чуть не умер со смеху. И о чём он только думает на работе».
      Андрей Петрович прикусил губу. Уши у него порозовели.
      - И откуда, стервец, он всё это узнаёт, - подумал он. – Наверное, Крохмалёв дома рассказывает, а его сын Васька потом пересказывает в классе. Гад всё-таки этот Кроха, набить ему что ли морду. Ну, что там ещё?
      «Среда. Папу вызывал на ковёр сам Вениамин Фёдорович. Ругал за халатность. Обещал вкатать выговор. Папа стоял на этом ковре, как на горящих углях. Метод не новый. Таким методом учат слонов танцевать. Интересно: как к этому ковру подводят электричество?»
      Андрей Петрович вынул из кармана платок, вытер вспотевший лоб и перевернул страницу:
      «Четверг» - было выведено с новой строки старательным ученическим почерком.
      - Чем я прославился в четверг? – задумался Андрей Петрович, но, так и не вспомнив, опять углубился в чтение:
      «Сегодня папа пришёл хороший. Чуть тёпленький. Еле держался на ногах. Уверял, что встретил школьного друга. Это уже третий школьный друг за месяц. Интересно, с каким уклоном была папина школа?»
      - Да, да, да, - припомнил Андрей Петрович, - в четверг я действительно немного того, но ведь была уважительная причина. Впрочем, какая разница. Его это не должно касаться. Нос не дорос учить меня жить». 
      Подавив приступ гнева, Андрей Петрович огромным усилием воли заставил себя дочитать последнюю запись. Она гласила:
      «Пятница. Папа не выполнил домашнее задание. Он должен был вычертить какие-то графики, но после вчерашнего, ему было не до них. Если бы на работе ставили оценки, то сегодня папа наверняка схватил бы пару. Эх, батя, батя. А ещё хотел кончить четверть, или по-взрослому, квартал ударником. Стыдно, ей-богу. Прав был писатель, сказавший: «Дети, будьте осторожны при выборе родителей».
      Это было последней каплей. Андрей Петрович решительно встал с дивана, принёс из соседней комнаты ремень и, держа его в правой руке, а дневник в левой, приблизился вплотную к сыну.
      - Валентин! – грозно зарычал он. – Что это такое?!
      Отпрыск поднял глаза и увидел в руках отца свою рукопись.
      - Это? – лукаво сощурился он. – Это ты не то взял.
      Он подошёл к портфелю и вытащил из него обычный школьный дневник. Протянул отцу.
      - Вот мой дневник.
      - Ну, а это что такое? – потряс в воздухе тетрадью Андрей Петрович.
      - Это? – замешкался сын. – Как тебе сказать? Нам в школе дали домашнее задание – вести дневник наблюдений. Фиксировать свои жизненные впечатления.
      - Вот я тебе сейчас зафиксирую, - замахнулся ремнём Андрей Петрович.
      - Папа! – отскочил сын на безопасное расстояние. – Бить детей непедагогично. И потом не забудь, - он значительно поднял вверх палец – что я – жертва акселерации.
      - Следи за базаром! – рявкнул Андрей Петрович. – О какой такой жертве ты говоришь?
      - Акселерации, - чётко повторил сын. – Разве не слышал?
      - А-а, - прогундосил Андрей Петрович и, растерянно посмотрев на сына, бессильно опустил руку с зажатым в ней ремешком.