Сердце в горах

По всем законам природы весна должна была уже наступить. Календари показывали март месяц. Но здесь, на забытом Богом кусочке Джавахетской земли, в этой отдаленной высокогорной местности, еще правила зима. Небольшой грузинский город, название которого в переводе на русский язык означало бы что-то вроде нашего Новгорода, утопал в снегу. В этом, даже не обозначенном на карте, месте, за забором и воротами с символикой Российской Армии, расположилось одно из соединений Группы Российских Войск в Закавказье.
Влад сидел за столом в простой, но удивительно чистой для общежития комнате и смотрел в окно, которое выходило на убранный от снега умелыми руками бойцов плац. Взгляд его блуждал по щитам наглядной агитации, по военнослужащим, строящимся под звуки барабанной дроби на вечернюю проверку, но мысли были прикованы к пакету, лежавшему перед ним на столе.


С тех пор, как Влад, военнослужащий по контракту, впервые прибыл в этот гарнизон, прошел почти год. За это время молодой медик, будучи откомандированным в гарнизонный госпиталь, избавил от недугов многих людей при помощи массажа, таинственного дара и большой души. В выделенной ему комнате общежития жил один. Комната представляла собой светлое просторное помещение, вмещавшее простенький двустворчатый шкаф, медицинскую кушетку с белой простыней, перенесенную сюда для массажа, железную солдатскую кровать, застеленную синим армейским одеялом, два стула и стол, на котором аккуратными стопками лежали книги по медицине, экстрасенсорике, целительству, искусству массажа и мануальной терапии. На подоконнике лежало множество вещей, о назначении которых обычному непосвященному человеку оставалось только догадываться.


Влад выложил содержимое пакета на стол. Там оказался заклеенный конверт, открытка и мягкий пушистый свитер, связанный Ее заботливыми руками из серого с голубым отливом мохера. Она, безусловно, знала, что именно этот цвет будет изумительно гармонировать с его голубыми глазами и сединой в волосах. Внезапно Влад вспомнил сказанные Ею однажды слова: “Как каждый человек должен за свою жизнь посадить дерево, вырастить ребенка и построить дом, так и каждая Женщина обязательно должна связать любимому свитер”.
И Она связала. Связала именно Ему – человеку, который считал себя случайным в Ее судьбе. Тому, кого полюбила всем своим сердцем, разрывающимся на части каждый раз, когда в голове проносились воспоминания о столь близком и, вместе с тем, далеком прошлом...
Влад надел свитер и ему вдруг стало восхитительно тепло и хорошо, как в тот день, когда Он увидел Ее в первый раз.


Это было летом, кажется в конце июня. За два месяца работы в госпитале Влад уже успел “спасти” от надоевших болей нескольких человек, а так как в военных городках новостям свойственно распространяться с неимоверной скоростью, становится вполне очевидным, что к этому времени от клиентов и клиенток (а подавляющим большинством это были женщины) не было отбоя. Все они хотели попасть на массаж к молодому молчаливому специалисту, дарующему людям радость безболезненного жития.
Однажды в физиотерапевтический кабинет, где работали массажисты, зашла Женщина. Скорее, не зашла, а залетела, одарив всех присутствующих своей неповторимой улыбкой. Она шутила, щебетала со всеми и обо всем. С ее приходом пациенты и медперсонал кабинета несколько оживились. Было видно, что ее здесь уважают или, по крайней мере, прислушиваются к ее мнению. По разговорам Влад понял, что это Супруга подполковника Саркисяна, политработника, к которому шли за помощью не только сами военнослужащие, но и местное население.


Нинель Алексеевне было сорок четыре года, но выглядела она гораздо моложе своих лет, что вызывало некоторую зависть у “определенных дам” городка. Современная, сведущая абсолютно во всем, уверенная в себе и своей неоспоримой правоте, она с готовностью откликалась на чужую беду, за что и была в шутку прозвана своими дочерьми Матерью Терезой.
Само собой разумеется, услышав о таланте нового массажиста, Нинель Алексеевна решила не упускать возможности поправить свое здоровье и здоровье своей семьи. На следующий день она принесла Владу направление на массаж, а еще через пару дней привела мужа – внимательного, доброго и мягкого в общении человека, унаследовавшего от отца, армянина по национальности, фамилию Саркисян, а от матери-украинки спокойный покладистый характер.
Худощавый, с сильными руками и теплым прищуром зелено-серых глаз, он был на год старше своей очаровательной супруги. Вместе с двумя дочерьми, зятем и внуками они представляли собой образец большой дружной семьи.


Старшая дочь, Анжелика, вышла замуж пять лет назад за курсанта того же Военного училища, которое в свое время закончил ее отец. Недолго думая, молодая чета Жуковских обзавелась двумя милыми крохами: непоседой-дочерью, названной любящим Алексеем именем жены, и спокойным сынишкой, источающим вокруг себя нежность. Вкусив самостоятельной жизни и сменив два места службы, семья лейтенанта Жуковского, стараниями Алексея Робертовича Саркисяна, была переведена ближе к родителям, в родной N-ский гарнизон, где сам Алексей Робертович прослужил пятнадцать лет, где прошло детство и юность Анжелики и где, наконец, родилась его младшая дочь Марина – избалованный всеобщим вниманием и безмерной любовью, как и все поздние дети, ребенок. Разница в возрасте между детьми составляла почти четырнадцать лет; между тем, они любили друг друга, делясь, как и подобает сестрам, своими маленькими секретами. Марина рассказывала о своих первых увлечениях, о подружках, об отметках, которые получала в школе Министерства обороны, где училась в четвертом классе. Ее одноклассники, как впрочем, и их родители, были лишены каких-либо развлекательных мероприятий. А посему с удовольствием посещали концерты художественной самодеятельности, которыми Анжелика, оркестр, вокально-инструментальный ансамбль при гарнизонном Доме Офицеров и несколько солистов пытались внести каплю тепла в холодное море неустроенного воинского быта. Марина гордилась старшей сестрой, которую весь городок знал как ведущую на вечерах отдыха офицеров. Но это было лишь хобби. Официально же Анжелика числилась в списках гарнизонного телецентра, где под руководством чуткого всепонимающего шефа снимались, монтировались, озвучивлись и выпускались в эфир видеоролики о происходящих в частях событиях, о лучших военнослужащих соединения.
За каждой десятиминутной видео-зарисовкой стояли долгие часы напряженной и кропотливой работы работников телецентра: оператора дяди Гоши - прапорщика, знавшего Анжелику с детства, нескольких работниц, которые время от времени появлялись на своих рабочих местах и снова исчезали на неопределенное время, начальника телецентра (он же - технический редактор), монтировавшего пленку, и сценариста, режиссера, звукооператора в одном лице, чей голос звучал с экранов телевизоров в редкие моменты подачи электроэнергии.


Это был Ее голос. Голос, который Влад впервые услышал, стоя согнувшись над распластанным телом подполковника Саркисяна. Сеанс подходил к концу, когда по коридору военного госпиталя разлился звонкий смех. В ту же минуту дверь кабинета отворилась. Нинель Алексеевна, ожидавшая своей очереди на массаж и убивавшая время пустой болтовней с заведующей физиотерапевтическим кабинетом, пообещав последней продолжить разговор в другой раз, увлекла за собой кого-то вошедшего в соседнюю комнату, где за ширмой происходило чудодейственное исцеление Алексея Робертовича. Влад накрыл Саркисяна мягким махровым полотенцем и вышел из-за ширмы.


- Знакомьтесь, наша дочь, - произнесла Нинель Алексеевна, наблюдая за удивленным лицом медика. Этот момент он впоследствии будет вспоминать не раз, прокручивая в памяти каждый жест, каждое слово их первой встречи.
Перед Владом стояла миловидная девушка двадцати трех лет. Длинный джинсовый сарафан с высоким разрезом выгодно подчеркивал ее фигуру, откровенно обтягивая округлые бедра и пышную грудь. Широкое декольте бирюзового топа открывало белоснежные плечи. На стройных ногах красовались модные в этом сезоне белые сабо на платформе. Крашеные светло-русые короткие волосы были зачесаны назад. Девушка улыбалась и внимание Влада привлекли красивые, правильной формы, чувственные губы, покрытые матово-розовой помадой. У нее были отцовские глаза, взгляд которых давал ощущение обворожительной нежности.
Потом, много месяцев спустя, Влад будет рассказывать Анжелике, как она понравилась ему с первого взгляда.


Итак, супруги Саркисян удалились, оставив дочь наедине с молодым человеком в белом халате. У нее была та же проблема, что и у матери. Молодая женщина жаловалась на повышенное давление, частые головные боли, бессонницу.
- Воротничковый массаж и массаж головы, - со знанием дела заключил Влад.
Объяснив, каким образом расположиться, он вышел, дабы дать клиентке возможность подготовиться к сеансу.
Вернувшись в комнату, Влад, к своему изумлению, обнаружил, что девушка всего лишь приспустила край топика, предоставив ему шею и верхнюю часть спины. Молодой человек, крайне удивленный этой неожиданной стеснительностью, приступил к массажу.
 Анжелика, уловив минутное замешательство массажиста, вдруг ощутила жуткое неудобство за свое непонятно откуда возникшее смущение. Это было более, чем странно для девушки, которая в кругу знакомых никогда не считалась робкой или чересчур скромной. Сама же Лика (так звали ее друзья) полагала, что скромность украшает человека только тогда, когда ее не возводят в культ, переходящий в занудство. А к занудам она себя не относила.
Скинув с себя топ и устроившись на подушке, Анжелика принялась разглядывать зеркальное отражение массажиста в блестящей металлической поверхности медицинского прибора, стоявшего перед ней.


Несмотря на седину вьющихся волос, это был молодой парень, лет двадцати шести, приятной наружности, со светлой кожей и мягкими от бесчетного количества кремов, применяемых при массаже, руками. Пухлые губы и голубые глаза вызывали доверие окружающих, оставляя хорошее доброе впечатление об этом человеке.
Само собой разумеется, что уже через несколько минут напряжение между ними рассеялось и они оживленно разговаривали о чем-то, как старые добрые знакомые.
Новая дружба захлестнула Анжелику. Благодаря своей общительности, у нее было много приятелей, но ни один из них не был похож на Влада. Этот человек, являя собой образец порядочности, разбил ее представление о массажистах, как о поголовных “ловеласах”.
В семье Саркисянов появилась новая тема для разговоров. Не проходило и дня без того, чтобы Нинель Алексеевна и Анжелика не вспомнили имя Влада в разговорах со знакомыми или дома. То и дело из их уст вылетали фразы: “Влад говорил...”, “Влад рассказывал...” и т.д. Иногда в дискуссии вступал даже отец Анжелики. И только муж Алексей, помня Ликину реакцию на сообщение матери о появлении нового массажиста, недоумевал. Как за такое короткое время могло поменяться ее отношение к человеку по имени Влад? Это было одно из имен, прямо-таки противопоказанных Анжелике в общении. С этими людьми она никогда не находила общего языка. Они несли ей боль. Поэтому достаточно было назваться этим именем, чтобы напрочь оттолкнуть от себя Лику.
Через несколько дней, наслушавшись о чудодейственной исцеляющей силе, Алексей, с детства мучавшийся болями в позвоночнике, тоже сдался на милость массажиста. Так клиентура молодого лекаря пополнилась еще одним человеком. Трудно сказать, каково было их первое впечатление друг о друге.


Алексей был ровесником Влада. Потомок Донских Казаков, смуглый брюнет с усами, обожающий жену и детей, романтик, преданный службе – вот краткий портрет Жуковского.
Через пару сеансов Лика заметила, что перестала стесняться Влада и, более того, ей было приятно ощущать на себе прикосновение его ласковых и, между тем, сильных пальцев. Впрочем, это было вполне объяснимо. Особенно учитывая тот факт, что до этого тело молодой девушки не знало чужих прикосновений. Новое состояние пугало Анжелику. Снова и снова она внушала себе, что все в порядке, что, в конце концов, ей было бы также хорошо, если бы эти руки принадлежали какому-нибудь другому массажисту. И все же Лика ловила себя на самообмане. Она вздрагивала от каждого прикосновения только потому, что это были Его руки. Те, к которым она так быстро привыкла, которые никогда не перепутала бы ни с какими другими.


Лика, замужняя женщина, знала наверняка, что между ними никогда не будет никаких отношений, кроме дружбы. Но верным было также и то, что эти глаза, руки и голос она будет вспоминать не раз. Уже находясь дома, завернувшись в мягкую белую шаль, пытаясь разобраться в себе, Анжелика ощутила Музу, в полной мере осчастливившую ее своим посещением. Схватив ручку и тетрадь, куда еще никем не признанная молодая поэтесса помещала свои “творения”, Лика зафиксировала то, что пришло ей в голову.
Перечитав пару раз написанное и присвоив название “Размышление”, она нашла свое творение в целом удачным.


“Всю жизнь свою кочует человек,
Переезжая, покоряя дали...
Он узнает за свой короткий век
Так многих, помня их едва ли...”

Ах, молодость! Бежит, стремится,
Торопится чего-нибудь достичь,
Старается таких высот добиться!
Но время - самый страшный бич.

Проходят годы, ценности меняя.
Оно изменит так и нас самих,
И высветит знакомства, оттеняя
Людей хороших, в целом, неплохих.

И сидя в кресле, “шамкая” губами,
Лет, скажем, в восемьдесят пять,
Мы осторожными и мелкими шагами
Всю свою жизнь “протопаем” опять...

Тогда, наверно, память “подкачает”
И многие забудем имена,
Но в каждом было то, что заставляет
Их вспоминать в любые времена.


От одного остались в памяти смешные,
Только ему присущие слова.
Смех, юмор, фразочки шальные –
Любых компаний шумных Голова.

Другого вспоминаешь по походке.
Грудь – колесом! Ну, прям-таки орел!
Считал всегда, что он для всех – находка
И сам себя на пьедестал возвел.

А третьего – глаза. Спокойные такие,
Теплом как будто обволакивают нас
И добротой, и, в общем, не простые
Воспоминанья вызывают каждый раз...

Вот чей-то голос. Бархатный, приятный.
Щемяще душу разворачивает он
И снова, только очень аккуратно,
Окутывает, словно сладкий сон...

Вот руки. Руки, что не перепутать.
По сути, сильные и мягкие совсем,
И нежностью способные опутать,
Недуг излечивая, душу – вслед за тем...

А вот - улыбка... Завиток волос... Мгновенье...
Воспоминания сменяются, летят...
Как много еще трепетных волнений
Они в себе так ревностно таят!
___________


Все свои стихотворения Лика писала скорее сердцем, нежели умом. И если по какой-то причине не успевала записать, уже через несколько минут не могла вспомнить ни одной строчки. В “Поэтических тетрадях” Анжелики были отражены радости и горести, переживания, нереализованные желания, мечты, вся ее душа. Это был ее маленький мирок, вход в который был закрыт для всех. Но в этот раз было все по-другому. Лика чувствовала, что в ее душе шевельнулось что-то неведомое ей доселе. И именно это “что-то” заставило ее творить. Как ни странно, она больше не хотела закрывать на амбарный замок свой маленький мир поэтической души. Появилось желание представить стихотворения на суд чужих людей и узнать их непритязательное мнение по поводу ее, Ликиных способностей. Решение пришло само по себе. Конечно, она завтра же покажет свое “Размышление” Владу.


На следующий день, бережно неся в руках часть самое себя, она ощущала некое волнение, как в школе перед экзаменом. Это было так важно для нее. Ведь сегодня эта бойкая заводная девчонка приоткрывала завесу, за которой так долго жило ее сокровенное “Я” - доброе, ранимое, мягкое и бесконечно наивное и доверчивое.


- Я немного пишу…, - сказала она после сеанса, - хочу, чтобы ты прочел.
И пока Влад, закинув ногу на ногу, читал за столом у окна, Анжелика, сидя напротив, натянув маску беззаботности и безразличия, наблюдала за выражением его лица, переживая и мучаясь вопросом: следовало ли утомлять парня своими откровениями, может, он вообще равнодушен к поэзии?!


- Ну, как?
- Классно. Твоя мама говорила, что ты пишешь. Не против, если я прочту остальное? Может, покажешь?
Анжелика протянула тетрадь.
- Если не трудно, отметь то, что тебе больше всего понравится.


Лика собралась было уходить, но Влад остановил ее. Это уже вошло в привычку. Каждый раз, после сеанса, когда она поворачивалась к выходу, обязательно находилось что-то такое, чего они еще не рассказали друг другу. И это что-то было не чем иным, как простейшим предлогом протянуть мгновения, проведенные вместе.


- Мне тут одну книженцию принесли. Давай посмотрим. Гороскопы, хиромантия...
- Влад, я этим еще лет в пятнадцать увлекалась. – Она невольно улыбнулась.
- Правда? Никогда бы не подумал.
- Почему? У меня с тех пор осталось много книг такого рода. Среди них встречаются и известные авторы. Астрологи, предсказатели, а кроме того “Дианетика” Хаббарда, труды Лазарева и многое другое.
- Между прочим, Лазарев - не единственный, кто пытается разобраться в кармических законах. Это вообще очень интересная сфера.
- Полностью с тобой согласна.
- А как ты Лазаревым заинтересовалась?
- Ездили этой осенью в Сочи, чтобы Леше спину подлечить. Гуляли по городу и совершенно случайно набрели на книжный лоток. Женщина, распространявшая книги, настоятельно рекомендовала принять в дар два его тома. Сказала, что Лешка меня как бы тормозит, что у меня другое предназначение в жизни, что в прошлых жизнях я уже была и хиромантом, и предсказателем, и магом, что стою я сейчас на каком-то IV-ом уровне (т.е. выше нее) и что она склоняет передо мной голову. В общем, подобную чушь я слышала и раньше. Главное ведь заинтересовать человека. Я знаю, что во многие секты так вербуют простачков. Поэтому не восприняла это всерьез. И вообще я считаю, если человеку дан свыше какой-то дар, он сам об этом узнает. А книги С.Н.Лазарева мы все же взяли. Прочитали на одном дыхании, долго обсуждали с родителями и знакомыми. Потом, за будничной суетой эта тема отошла на второй план. Я лишь всегда помню слова той женщины: “Если у тебя, девочка, что-то не получается, подними глазки к небу и спроси: “Дай мне знать, Папочка, что я не так делаю?” И Бог тебе поможет!”
- Давай все же прочтем гороскопы. Ты кто по знаку?
- Рак.
- А я Козерог.
- Надо же! У меня сынишка Козерог. Я читала, что Козероги, ставя перед собой еще в молодости цель, могут идти к ней всю свою жизнь, используя для достижения любые методы, переступая абсолютно через все и всех, если придется.
- Интересно, где это ты читала такую ерунду?! Какая ложь! Смотри вот лучше, что тут про тебя написано: “Женщина-Рак - романтичная, легко ранимая Душа. Утонченная, творческая натура. Если мужчина сможет открыть “панцырь” Рака лаской, вниманием, любовью, он станет счастливейшим из смертных. Женщина-Рак одарит его безграничной нежностью и преданностью.” Так, читаем дальше: “Рак и Козерог - Деловые отношения: возможны (основательность Рака + упорство Козерога = хороший деловой союз).  Рак и Козерог - Дружба: только в том случае, если альтруизма Рака хватит, чтобы терпеть расчетливость и снобизм Козерога. Брак: Рак - Козерог просто противопоказан. Интимные отношения тоже... Хм…
Влад нахмурился.
- Все это чепуха. Покажи-ка мне лучше свою ладонь.


Обычно люди не обращают должного внимания на случайности,  подсказки судьбы. А зря. В таинственных совпадениях зачастую можно увидеть эпизоды своей и чужой жизни. Но мы так легкомысленны! С какой детской непосредственностью отмахиваемся мы от того, что нам не по вкусу! Так произошло и с Ликой. Она просто не приняла всерьез картину, представшую перед ней. На столе физкабинета лежала открытая Книга Хиромантии, а перед ней, словно перед Алтарем Судеб, - две жизни - две открытые ладони...
Их руки во многом были похожи. Она видела, что их пути пересекаются, но это невозможно. Нет, ей просто кажется. И вообще она не должна об этом думать. Анжелике хотелось бежать, бежать от этих мыслей, от кабинета, от Влада, от его пронзительных глаз, бежать от самой себя.


- Я должна идти домой.
- Не спеши. Как же Линии? Тут столько интересного…
- Не сейчас... Потом... Все потом...


В этот день Лика не пошла домой сразу после массажа. Ей надо было навести порядок в своей голове, где царил абсолютный бардак. Следовало расставить все по местам, разобраться в себе. В таких случаях девчонки обычно вспоминают о своих подругах. У Анжелики было много знакомых и приятельниц, но подругами она могла назвать только двух.
Первая и, как потом выяснит время, настоящая, что рядом в беде и в радости, Инга. Как и Лика, - дочь офицера. Так же имела в своих жилах армянскую кровь со стороны отца и украинско-польскую - со стороны матери. Так же, как Лика, большую часть жизни прожила с родителями на Кавказе, имея благодаря этому неоднократные трудности с поступлением в ВВУЗы нашей “многонациональной” державы.


Отец Инги, полковник Манвелян, занимал должность начальника штаба. Пока командиры вереницей сменяли друг друга на этом посту, получая генеральские лампасы, Яков Карпович умело управлял жизнью гарнизона, решая практически все вопросы, связанные с командованием соединения.


Мать Инга Алексеевна по характеру была похожа на Анжеликину. Отличалась же от нее тем, что за своих дочерей: Ингу и ее младшую сестру Веру всегда стояла горой, как бы неправы они не были. Было у двух матерей и еще одно различие. Инга Алексеевна была скорее реалисткой и через “розовые очки” на мир не смотрела. Нинель Алексеевна же похоже эти самые очки не снимала вовсе, считала, что все должно быть супер-правильно, а если кто-то до ее “супер” не дотягивал, имел в отношении к себе крайнее осуждение. В остальном же они были схожи: властные особы, сильные личности, вызывающие обожание со стороны мужей и уважение, если не сказать “некоторую боязнь”, со стороны окружающих.


Отцы же - добрые, мягкие и большей частью, справедливые - всегда имели расположение своих дочерей. Алексей Робертович Саркисян предпочитал рыбалку всем остальным видам мужского отдыха, Манвелян Яков Карпович - охоту.


В общем, будучи одногодками по возрасту, занимая приблизительно одинаковое социальное положение, получив равное воспитание и образование, девчонки имели очень много схожего и знали друг друга уже, наверное, лет сто или, по крайней мере, с детства. Лика - бесшабашная, готовая влезть в любой круговорот, не задумываясь о последствиях. Инга – более рассудительная, мудрая, придерживающая Лику за хвост на крутых поворотах сознания. Они представляли собой прекрасный дуэт, в котором царила гармония.


Вторая из подруг была женой старшего лейтенанта Талмыкова – сослуживца Жуковского по прежнему месту службы. Зная, что в их гарнизоне особенно трудно привыкать к новой жизни, Лика всячески пыталась сгладить момент, когда чета Талмыковых находилась на стадии смирения с создавшимися условиями, попав по назначению в Закавказье. Так, вместе преодолевая трудности быта, молодые женщины и сдружились. Они были “небом и землей”, “разными полюсами”, дополнявшими друг друга. Альтруизм и романтизм Лики дополнялся полнейшим материализмом и снобизмом Фаины, которая никогда не забивала себе голову чепухой, волнующей подругу, типа смысла жизни, потусторонних миров и т.д. В жизни Фаины Талмыковой были куда более важные проблемы: покупка нового кожаного плаща или приобретение сережек с бриллиантами. Некоторое мещанство, сквозившее в подруге, нужно признать, раздражало Анжелику. Фаина ни в коей мере не хотела отстать от остальных и руководствовалась принципом: “Если уж не лучше других, то, по крайней мере, не хуже”. Впервые оторвавшаяся от материнского крыла и еще не успевшая вкусить самостоятельной жизни, Фаина с большим удовольствием принимала Ликину помощь в повседневных заботах. А так как Талмыковы проживали в доме, расположенном рядом с домом Жуковских, девушки виделись друг с другом довольно часто.


Итак, выйдя из ворот госпиталя, Анжелика задумалась. Кому же из девчонок доверить свои опасения? У кого спросить совета? Для Инги ее (Ликина) семья всегда была примером. Отношения, уклад жизни. Как отреагирует Инга, узнав, что ее, такая правильная всегда, подруга столь легко увлеклась парнем, которого едва знает?! Как смотреть после этого Инге в глаза?! И Анжелика повернула в сторону дома Фаины. Вероятно, та уже пришла из детского сада, где не без стараний Жуковских работала воспитателем младшей группы.
Дверь открыла голубоглазая, светловолосая девушка.


 - Привет. Ты с массажа? Заходи.


Будучи старше Анжелики на год, Фаина имела единственного сына Антона, ровесника Ликиного Лешеньки. Антон, представлявший собой шумного разбалованного ребенка, возился в комнате с игрушками. Молодые женщины перекинулись парой ничего не значащих фраз. Наконец, Фаина отправила Антона на кухню пить чай и в комнате воцарилась долгожданная тишина, располагавшая к доверительной беседе.


- Ты о чем-то хотела поговорить? – спросила Фаина, забравшись с ногами на “диван”, сколоченный руками мужа Николая из ящика от снарядов.


Здесь многие жили так, в полупоходном состоянии. Из подручных материалов делалась мебель, вывязывались какие-то украшения для придания своему логову некоторого подобия уюта.


Фаину разбирало любопытство. Обычно они с Личкой (так она называла Анжелику) шутили, смеялись. Сегодня же гостья сидела напротив подруги и задумчиво смотрела перед собой.


- Личка!
- Да, - встрепенулась Лика, оставив позади вереницу мучавших ее мыслей.
- Личка, рассказывай. Ты сегодня какая-то тормознутая. Случилось чего?
- Случилось.
- Сейчас?
- Ага.
- С массажистом что ли?
- Да.
- Ну, ты даешь! Ееееессс! Ты чего, переспала с ним?!


Глаза Фаины горели огнем любопытства в ожидании подробнейшего рассказа, разумеется, с завораживающими деталями. Отрицательный кивок головы подруги разбил всякие надежды.


- Что же тогда могло случиться? Ну, он что? Поцеловал тебя?!
- Да нет же! Ну что у тебя за мысли?!
- В любви объяснился?..


Вечер обещал быть испорченным. Наверняка, Личка сейчас начнет раздувать проблему из ничего. Как ответ на догадку Фаины, раздался всхлип Лики.


- Ты себе даже не представляешь, все гораздо сложнее. Мне больше нельзя туда ходить, мне даже смотреть в ту сторону противопоказано!
Слезы отчаяния отличаются от других слез...
- Господи, да что могло случиться, Личка?
 - Понимаешь, я чувствую себя предателем, а еще я раздваиваюсь. Одна моя половина - честная верная жена, а другая - ... Фаин, я кажется влюбляюсь.


Подруга с изумлением взирала на глупую зареванную девчонку. Странная она все-таки, эта Анжелика. Никогда не знает, чего хочет, не ставит перед собой никаких определенных целей. Все “витает в облаках”. Вот и сейчас - “влюбляюсь.” Зачем? Брала бы от мужика то, что ей надо и все. А то вдруг - “влюбляюсь”. Дура что ли? Жизнь-то себе зачем усложнять? И еще с кем? Заезжий массажист! Ха!


 - Слушай, Личка, он же с тебя ростом, если не ниже. И кудрявый.
 - Боже мой, Фаина, ну, причем здесь это?! Ты не понимаешь. Он очень интересный.
- Да? Ну и чем тебе этот интересный мозги запудрил?
 - Зачем ты так? Ничем он мне мозги не пудрил. У меня такое ощущение, что я просто растворяюсь, когда вижу его глаза, слышу голос. А вчера во время сеанса я вдруг поняла, что мне приятны его прикосновения. Его руки, Фаина, его руки...
- Слушай, Личка, ну он, в конце-то концов, - массажист! Уж явно знает, как сделать, чтоб бабе понравилось! Скольких перещупал! Может тебе на какие-нибудь точки нажал - вот ты и растащилась. Вот так смотри, сама не заметишь, как отдашься. Будут тебе тогда и глаза, и руки!
 - Перестань! Как ты можешь?! Между нами ничего нет и быть не может! Ни на какие точки он мне не нажимал и повода – думать о нем плохо – не давал. Он вообще не похож на всех этих массажистов. Он такой… правильный и порядочный, он никогда даже не посмотрел на меня плохо! Нам просто интересно друг с другом.
- Как? Так он что, даже не знает?
 - О чем?
- Ну, что он тебе нравится.
- Нет…
 - Ты сумасшедшая!
- Наверное…
- А он-то к тебе как относится?
- Не знаю…
- Ты и правда чокнутая. Мало ли кто мне нравится? Ты чего из мухи слона сделала? Ничего не произошл! Ты чего распереживалась?!
- Нет, нет, произошло! У меня внутри что-то произошло. Мне надо держаться от этого парня подальше.
- Ну, не ходи тогда, чтоб его больше не видеть.
- Не могу.
- Что не можешь?
- Не видеть.
- Слушай, ну я не знаю, что тебе еще посоветовать. Ты сама-то знаешь, чего хочешь?


Выйдя от подруги, Лика поняла никчемность выражения: “Расскажи - легче станет”. Ничего подобного. Да, уж... Легче-то Анжелике точно не стало...


На следующий день в положенный час Лика переступила порог кабинета Влада. В это время он делал массаж Вере, сестре Инги. Из-за ширмы доносились шутки, смех. Ревность обожгла сердце Анжелики.


- А почему бы и нет?! - думала она, – Вера не замужем, Влад тоже не женат. Может быть, они нашли друг друга. Совет им да любовь. А то я и вправду вспыхнула, как девочка! Фаина права.


Лика как можно приветливее поздоровалась с вышедшей из-за ширмы. Но от проницательных глаз “псевдо-соперницы” не ускользнула и доля раздраженности в голосе Анжелики.
- Ха! Ревность! - сразу вычислила Вера.


Придя домой, она скажет матери и сестре, что довольно скоро они станут свидетелями бурного романа. Ей, конечно, не поверят, скажут, что она просто глупа. Но Вера еще никогда не ошибалась!


- Надо же, ревность! - повторила она мысленно сама себе и вышла из кабинета.


Как ни странно, Вера была права. Этому госпитальному роману суждено было иметь свое продолжение. Проблема состояла в банальном психологическом различии мужчины и женщины, каковыми их создал Всевышний. Мужчина, как правило, воспринимает мир, какой он есть и пользуется его дарами. А почему бы нет? Этакое милое приключение в горах Кавказа... И потом, все это не впервой. Женщина же склонна сама придумывать своего героя, приписывая ему качества, о которых он сам и не догадывается. Любое сказанное “рыцарем” (может быть просто ради приличия) ласковое слово, кивок головы, улыбка, только подкрепляет придуманный образ. А если к тому же в первом “принце” уже успела разочароваться, то второй на его фоне кажется просто Бэтмэном!


В начале “любовной игры” людям естественно хочется нравиться друг другу; они сами замечают, как меняются в лучшую сторону, “...и вроде крылья даже появились, адреналина полные штаны”. Когда между двумя вспыхивает искра, оба понимают, что “...из искры возгорится пламя”, причем всепожирающее, никого не щадящее. Но момент этой самой искры! Он так завораживает и так притягивает! Страсть – страшная сила! Как писал Асадов, на чьих стихах выросло не одно поколение, “страсть без любви – зла, непростима, ранима без нее любовь”. Так вот эта самая Любовь может быть невероятно трагичной, особенно, когда она застревает занозой в сердце на много лет и отравляет жизнь воспоминаниями о былом. Так и случилось...


Через какое-то время Анжелика уже не могла отказать себе в ежедневных, пусть даже мимолетных, встречах с втайне любимым ею человеком. Каждое утро в окно своей кухни она наблюдала, как он идет на работу, на обед или домой. Ей даже казалось, что она чувствует и может сказать, где он сейчас, чем занимается, в каком настроении. Для Лики было мучительно больно делать вид, что все, как прежде и “жизнь прекрасна и удивительна”. Из назначенных сеансов массажа оставался последний и она шла на него, будто этот день был не последней каплей на пути к здоровью, а финалом ее жизни.


Влад же, похоже, напротив – точно знал, что продолжение следует. Он встретил “клиентку”, как всегда, подчеркнуто вежливо, обращаясь с ней на “Вы” и лишь за ширмой шепотом сказал, что ждал ее.


Девушка решила ни о чем не думать, просто расслабиться и ощущать на себе Его руки, может быть, предаться каким-то фантазиям. В конце концов, уж об этом точно никто не скажет, что это неприлично. Это ее фантазии и это она будет ощущать себя счастливой, и вместе с тем, “маленькой преступницей”. Об этом не узнает даже Влад и жизнь сохранит свой привычный чинный ход.


По кабинету разлился запах масла “Джонсонс”. Мягкие руки профессионала коснулись плеч Анжелики и все мучавшие ее до этого мысли испарились, как испаряются под воздействием солнечных лучей капли росы с лепестков чайной розы.


Казалось, в этот раз массаж был скорее расслабляющим, нежели лечебным. Руки “блуждали” по Ликиному телу и ей было невообразимо приятно. Она старалась унять внутреннюю дрожь, душевный трепет и, казалось, не понимала, что как бы не обманывала себя, она уже находилась в полной Его власти. Влад, видимо, языком массажа пытался передать ей всю гамму чувств, которую испытывал по отношению к этой загадочной натуре. Он был нежным и ласковым, вместе с тем напористым и требовательным. Перед взором Анжелики возникали невероятные картины. По окончанию сеанса она не могла набраться смелости, чтобы посмотреть ему в глаза. Ей казалось, что Влад все понимал, может, даже прочел ее мысли. Кто знает, было ли так на самом деле или всего-навсего Лике самой хотелось, чтобы было именно так. Как бы-то не было, но именно сейчас, чувствуя, что привязывается к этому парню всем сердцем, она должна была остановиться, поставить четкие границы между ними. Ей нужна была ссора, так как только обида смогла бы отодвинуть Влада от нее. Одевшись, Анжелика снова “натянула” на себя маску безразличия и протянула  деньги. Вспышки самых разных эмоций - от недоумения до гнева пробежали по лицу Влада.


- Это что?
- Оплата твоего труда.
- Не понял?!
- Деньги за массаж.
- Эх, ты! Я думал – мы друзья, а ты взяла и вот так все и... Я не могу взять от тебя деньги!
Лика повернулась к выходу.
- Тогда можешь их выбросить, мне все равно.
Влад начинал злиться.
- Если ты их не заберешь, я сильно обижусь!
- А если их не заберешь ты, то можешь вообще меня больше не увидеть, даже просто так, на улице.


Их разговор напоминал ссору двух упрямых детей в детском саду. Влад выдержал паузу, взял купюру, перекрестил ее и положил в карман. Анжелика, молча, закрыла за собой дверь. Идя домой, она строила очередную гору иллюзий, теша себя мыслью, что именно боязнь не увидеть ее больше заставила Влада взять деньги. Как результат последних переживаний, родилось стихотворение под названием “Конфликт разума и тела”.


“Я глаза закрываю, расслабляюсь и вот
Обо всем забываю, все куда-то плывет...”

-----------------------------------

Военный госпиталь... Физ. кабинет...
Кушетка и распластанное тело...
Из окон проникает мягкий свет...
Все лишнее в минуту улетело...

Улыбка добрых глаз, ресниц кивок
Рождают состояние покоя
И ощущений разных островок
За ширмой поселяется простою...

Прикосновенье рук... И - холодок.
Не по спине, а вроде бы в мозгу.
И тихие слова: “Ну, что за шок?
Не комплексуй, расслабься, помогу.”

И пальцы мягкие, но сильные меж тем,
Во власть вступают над рассудком.
И ты - уже не ты, - и глух, и нем;
И нет различий - два часа иль сутки.

И тело не твое. Как теста жгут,
Катается послушно под руками,
А пальцы натирают, пилят, мнут,
Разглаживают, собирают вновь комками.

Дымится кожа, лопает спина...
А после - сладостное расслабленье,
Захватывает новая волна
Непредаваемого ощущенья...

Умелые движенья рук
Все что-то лепят из тебя, желая,
Чтоб боли отступили вдруг,
Здоровью место в теле уступая.

Нечаянно встречаются глаза
И кажется, лет сто друг друга знают...
Нежданно надвигается “гроза”
(Мой мозг! Я не туда летаю!..)


В реальность возвращаюсь… и
По телу нежность вольно пробегает.
А руки? Эти руки? Где они?
Ах, вот - слегка лишь спину задевают.

И снова - то же. Нет, я не должна...
Краснею. Значит стыд еще на месте.
И звон в мозгу: “Растаяла она!
А ну, собрать скорее мысли вместе!”

И вот уж полотенце на плечах
Накинуто заботливой рукою,
И странный блеск таинственный в очах,
И импульсы вливаются рекою...

По боли растекаются теплом,
В спираль закручиваются местами
И снова, полыхнув огнем,
Излечивают все болезни сами...

Не нарушая таинства, звучат
В тиши слова, мол, дескать, одевайся.
“Кусочки теста” реагируют? Молчат!
И думают: “Вставать? Не издевайся”.

Усилье небольшое над собой...
Оделась, вроде все сложила...
А вот и стул. И руки - с головой.
И... снова обо всем забыла...

И ласковые пальцы за работой -
Причесывают, гладят, тормошат,
Так часто смешивая силу и заботу,
Прижав к себе, расстаться не спешат.

Не спрашивай улыбку: “Почему
Ты на лице так часто возникаешь?”
Приятно, хорошо и просто потому...
Да ты ведь, милый, сам все это знаешь.

*          *          *
Стихи приходят сами по себе.
Одни - удачные. Другие - так, не очень.
Бессонница... Откуда? Вот тебе
И родилось творенье этой ночью...

Ну, все! Ты завершила “дело”.
Пол пятого! Вошла как будто в раж.
Ложись в постель, дай отдых телу.
Мозги в порядке? Скоро ведь массаж...
__________


 Каждую строчку своего стихотворения Анжелика прочувствовала, выстрадала. Ей не нужно было заниматься рифмоплетством или придумывать, о чем написать. Ее душа сама кричала об этом. Все, что требовалось от Лики – это лишь взять карандаш и зафиксировать «услышанное» на бумаге. Каждая буква здесь была правдой. Кроме последней строчки... Массаж окончен, она обидела-таки Влада, из-за чего они совершенно по-дурацки расстались, повода встречаться ,вроде бы, и нет. Вроде бы… Если не учитывать, что не встречаться они уже не могли. Лика сходила с ума при мысли, что должна будет довольствоваться редкими случайными встречами на улице и делать вид, что они совершенно чужие люди.


Влад, конечно, таких чувств не питал и, по большому счету, долго еще не понимал всю картину происходящего. Он смотрел на жизнь более прозаично, убедившись на собственном опыте, что “весь мир - бардак и т.д.”. От молодых девчонок – одни проблемы. Слезы, сопли… Каждая считает свои долгом «осчастливить» мужчину, немедленно став его женой. Для Влада же слишком дорого было сладкое слово “свобода”. Он ненавидел какие бы-то ни было обязательства, сложности и прочее. А посему, имея уже опыт общения с замужними дамами, он пришел к выводу, что это самый милый вариант.

Во-первых, замужней женщине не нужен муж – он у нее уже есть. Во-вторых, никаких сложностей с “нежелательными последствиями романов” – дети у нее есть свои. В-третьих, замужняя женщина – опытная женщина. И не только на ложе любви, но и после него – у плиты. Кстати, что касается любовных делишек, – зачастую “милые семейные барышни” в постели оказываются непревзойденными хулиганками. Почему, – непонятно. То ли они с мужьями не могут себе позволить вести себя подобным образом, то ли мужья их уже не волнуют, как раньше, вызывая  своим присутствием лишь напоминание о диване, на котором зачастую лежит газета.

“Старый воин - мудрый воин”, а посему замужняя женщина всегда сможет сделать так, чтобы благоверный супруг, снося при входе своим “головным убором” потолки, был слеп, как новорожденный котенок. А это, в свою очередь, сулит спокойствием и комфортом для нашего героя. Ну, а если замужняя женщина еще и не дурна собой, удержаться от соблазна – откусить от чужого пирога и при этом не выпачкаться – очень непросто. В общем, все положительные стороны общения с “окольцованной птичкой” и не перечислишь. Впрочем, нельзя не брать в расчет и то, что иногда события принимают совсем не тот оборот, на который мы рассчитываем. Но до тех пор, пока “крепость не взята” мужчины предпочитают об этом не думать. Даже если крепость попалась стойкая, они не теряют надежды. Так даже интереснее. Они (т.е. мужчины) просто “ловят кайф” от разгадывания типа женщины. Отдастся ли она ему сразу или еще повыкаблучивается, а если будет выкаблучиваться, то сколько? Самые умные прикидываются “галантными ухажерами с твердой моралью и, якобы, абсолютно бескорыстными намерениями”.

И лишь мы, умнейшие создания, мы - женщины – глупеем, находясь рядом с этими многообещающими “игроками”. Да-да, именно “игроками”. Они появляются на свет уже с азартом в глазах. И неважно – будь-то футбол или карты, ралли или женщины. Мужчина – игрок. И чем сложнее и опаснее комбинация, чем выше ставки, тем с большим азартом он кидается в этот омут.


Вероятно, то же происходило и с Владом. Сам по себе Кавказский край всегда манил русского человека, как и все незнакомое, неизведанное. Поэтому события, пережитые среди цепей величавых гор, незабываемы для каждого. Все происходящее здесь приобретает таинственный, завораживающий оттенок...


В жизни Лики наступили трудные времена. Жутковато, когда сердце и голова не могут договориться между собой. Проще это называется “голова не дружит”. Анжелика взывала к своей воле и разуму. Она старалась не подходить к окну, приучая себя к мысли, что живет, как жила до приезда Влада. И еще сто лет проживет! Она стала раздражительной и замкнутой. Ее больше не волновала служба Алексея, не радовали детские шалости. Лику раздражало и злило абсолютно все. Солнце не грело, а сжигало. Звезды больше не мерцали, а просто бесполезно сидели на небе, как большие блестящие мухи. Музыка отравляла душу, выворачивая наизнанку. Горы, которые всегда понимали Анжелику, - и те взирали на дочь свою горделиво и укоряюще.


Ее не тронуло даже сообщение матери о том, что они с отцом, в благодарность за лечение, хотят пригласить Влада посетить местную достопримечательность – пещерный город царицы Тамар. Битый час Нинель Алексеевна разговаривала с дочерью о поездке, видя в Ликиных глазах лишь апатию. Эта упрямая девчонка не собиралась ехать. Где это видано?! Вся семья едет, а она нет! Нинель Алексеевна была неимоверно раздражена.


- Не упирайся. Уже все решено. Собирай малышей.
- Я не хочу, мама! Зачем ты мне все время что-то навязываешь?
- А что же это я тебе плохого навязываю?! Пожарим шашлыки, походим по крепости, позагараем. Папа берет с собой удочки. Ты же любишь рыбалку! На горячий источник заедем. У других возможности нет – куда-то выбраться, нет машины, а эту Королевишну еще уговаривайте всей семьей! Ну и сиди дома в такую жару! Детей одень, пусть хотя бы воздухом подышат. А за себя сама решай!


Нет, она не поедет. Если бы она как-то смогла с собой совладать... Настроение препоганейшее, ничего не хочется. Только забиться куда-нибудь в угол, чтобы этот образ больше не преследовал ее, как какое-то наваждение. Они хотят отдохнуть, едут развлечься. Хорошо, весело. А она, Анжелика, не чувствует себя так же. Зачем же и всем своим видом настроение портить?! Нет, она не поедет. И к тому же Он там будет. Тем более она не поедет. Он... Он будет там, совсем рядом... С ее семьей. А Ее не будет...
Раздался стук в дверь.


- Привет!
На пороге стоял... Влад, сияя, как ясное солнышко. Анжелика тупо смотрела на него, не зная как реагировать. Как ей хотелось броситься к нему на шею! Чужой-родной  мой человек! Он пришел... но зачем?


- Лик, я спросить забежал. У тебя “Polyaroid” есть? Хоть фотографии на память сделать. Приеду домой – покажу, где был.  Если есть, я тогда прямо сейчас за пленкой сбегаю. Ты же у нас профи! Сфотаешь меня красивенько? Ты же умеешь подбирать вид, ракурс, ладно? Слушай, а как мы там все поместимся? Вообще-то машина твоего отца большая, но все-таки... А это далеко находится? Ты там была?


Влад говорил без умолка. Ей казалось, что он специально не дает ей сказать ни слова, чтобы она не отказалась от поездки. Он говорил так, будто они уже едут. А может он просто не в курсе, что едут все, но без нее?!


- Влад, понимаешь, я наверно не поеду…
- Как это, ты не поедешь?
- Ну, у меня кое-какие дела есть и еще я с матушкой повздорила...
- Дела подождут. С мамой помиришься. Ну, я побежал. До воскресенья! И никаких отговорок!

 
Лика стояла, как завороженная. Надо же, как легко и просто. Было мрачно, плохо. А он появился, на две минуты – буквально, и вот она уже поет и собирает вещи!..


- Да будь что будет! Сколько можно над собой издеваться?! Я же не собираюсь к нему привязываться. Ну, отдохнем на природе. Что в этом такого?! Все нормально.

 
Время пролетело быстро. И вот уже “Ласточка” (так, любя, называл свою машину Алексей Робертович) мчится по горному серпантину, оставляя за собой гарнизон, а вместе с ним – все печали и тревоги. Разместились все достаточно просто, как всегда. Семья Саркисянов-Жуковских всегда ездила на машине в отпуск. И непременно все вместе! Дорога, прямо скажем, – не близкая. Но они привыкли подпирать ногами крышу, т.к. вещей всегда собиралось много. Шутка ли – трое детей и четверо взрослых! Каждый раз, выезжая полным составом, они подшучивали над собой, говоря при этом: “Цыганский табор – на прогулке!”
Но сегодня их “табор” пополнился еще одним человеком. Нинель Алексеевна пребывала на редкость в хорошем расположении духа.


- Ну как тебе наше семейство?! Ой, смотри, Влад! Угадай-ка, что там внизу…
- Отара, наверно… Бараны…
- Нет, это облака! Да, да, не удивляйся! Вот сейчас мы начнем спускаться вниз и ты сам увидишь!
- А вот мы подъезжаем к месту “не для слабонервных”. С одной стороны будет обрыв, с другой – резкий поворот из-за скалы. А внизу – Кура.
- Кура?
- Грузинская река. Течение очень сильное. Бывают случаи – машины  падают с обрыва. Так людей редко когда находят. И то – за много миль от того места, где они упали.
- Смотрите, дети, как орел красиво парит! Так и хочется продекламировать: “Кавказ подо мною... Один в вышине...”
 - А сейчас мы выедем из-за поворота и увидим в скале много-много ниш, окон. Это и будет пещерный город  царицы Тамар! Вообще-то в оригинале этих ниш не должно быть видно. Монахи-турки рыли эти ходы своими руками внутри горы! Там целый город, в котором есть даже часовня и церковь! Она примечательна иконой Иисуса Христа, которая выполнена в виде мозайки. Каждый человек видит его по-своему. Икона считается вещей. Потому что одни видят Иисуса с закрытыми глазами, а для других он их открывает!
- А еще там есть озеро, в котором все время остается один и тот же уровень воды, хотя люди все время черпают из него воду (умываются, пьют, берут ее домой). Считается, что это озеро исцеляющее. Сколько ученые ни бились над этой загадкой, так и не могут найти, откуда поступает вода.


В этот день Владу представилась возможность самому испить святой воды, облазить все помещения, открытые для туристов и побывать в церкви. Лика в купальнике из ромашек и с “Polyaroid-ом” на шее все время была с ним рядом, хотя нельзя с уверенностью сказать, что это для него что-то значило. Она же готова была поделиться всем, что было ей так дорого: горами, чайками, рассекавшими воздух над горной рекой, минеральным источником, фонтан которого бил прямо из-под земли, запахом дыма от костра, который развел Алексей Робертович, дабы сотворить свой фирменный шашлык. Алексей и Влад помогали Ликиному отцу нанизывать мясо на шампуры; Нинель Алексеевна и Анжелика занимались сервировкой “стола”, овощами и фруктами; дети собирали хворост для костра. Со стороны они напоминали большую дружную семью. Слышались шутки, смех. Алексей и Нинель Алексеевна в шутку обменивались незлыми колкостями. После очередной такой колкости Ликина мать, многозначительно взглянув на Влада, парировала: “Смотри, Лешенька, будешь много говорить - я заменю зятя. Вот Влада возьму, например.” Лика покраснела, Алексей умело отшутился и увел Влада к костру.


С кем бы ни дружила Лика в детстве, для ее матери это всегда было трагедией. По ее мнению никто не был достоин Ликиной преданности. Все подруги дочери были слишком легкомысленны и плохо воспитаны; все ухажеры непременно преследовали какие-то меркантильные корыстные цели, встречаясь с ее Солнышком. А сама Лика была просто “слепой” из-за того, что сама не понимала и не видела очевидного, витая где-то в розовых облаках и пытаясь разглядеть в каждом “придурке” то хорошее, чего в нем никогда не было и уже не будет. Мнение Нинель Алекссевны распространялось и на тех людей, о которых до дружбы с Ликой она была в целом лестного мнения. В результате, даже если Лика пробовала подружиться с угодными матери людьми, она все равно стараниями последней оставалась одна. Влад же, напротив, очень нравился Нинель Алексеевне, что само по себе было большой редкостью.


Нинель Алексеевна в запале даже не поняла, что произнесла судьбоносные для своей дочери слова.


Уставшие, но счастливые, они уплетали печеные баклажаны и болгарский перец.  Изумительный шашлык Саркисяна по старому рецепту его предков никого не оставил равнодушным. На фотографиях отпечатался не только дым, но даже его запах! Серный источник, бьющий прямо из-под  земли, играл роль природного гидромассажа, расслабляя тела и успокаивая души. Чайки летали здесь же, над горной рекой, бушующей неподалеку. Казалось, что так будет вечно. Но “всему в этой жизни приходит конец”.

Уже смеркалось и Нинель Алексеевна засобиралась домой. После эмоционально наполненного дня разговаривать никому не хотелось. В машине царило сладостное расслабление. Дети спали, Алексей дремал, сидя на заднем сидении, предоставляя полную возможность Лике мечтать, о чем ей хотелось. И она мечтала. Откинув голову назад, глядя сквозь заднее стекло “Ласточки” на ночное небо, Анжелика пыталась отыскать среди звезд ответ на мучавший ее вопрос: “Что дальше? Что будет, когда она проснется завтра?” Влад сидел рядом и тоже смотрел на небо.


- Ты так любишь горы?
- Да. Для меня огромную роль играют три вещи, а если их еще вместе собрать... Это горы, музыка и звезды.
- А как же их вместе собрать?
- Это, как сейчас – в машине, уже темно, звездное небо, горы вокруг и музыка играет.
- Смотри, смотри!
- Я то же видела! Звезда упала. А рядом с тем местом маленькие звездочки, взявшись за руки, образовали букву “В”, а возле нее как будто крестик.


Анжелике хотелось верить, что это – “знамение свыше”.


- Мы вместе видели, как падала звезда...


Влад взял Анжелику за руку. Жуковский заерзал на кресле. На самом деле он не спал, подозревая, что Лика увлеклась Владом. Он изучал свою жену, видя и не веря в происходящее. Насколько подлости у нее хватит, как далеко она зайдет с этим?..


Но Анжелике было уже все равно – спит он или нет, что он обо всем этом думает. Последние полгода у них не клеилось, они даже собирались развестись, но Алексей, опустив в ванну, где купалась супруга,  охапку сирени, заставил ее обо всем забыть. По возвращении с отпуска скандалы возобновились. Лика чувствовала, что уже не может без раздражения смотреть на своего мужа. Странно, ведь она и дня раньше не мыслила без него…
И вот сейчас она сидела на заднем сидении автомобиля и мечтала только об одном – вот так же ехать с Ним одним куда-то, неважно, куда – только с Ним. С Ним и с ее детьми. Почему-то она свято верила, что Влад должен  любить ее детей. Этих удивительных крошек невозможно было не любить.


В голове Анжелики проносились картины их возможного совместного будущего. Она почти отчетливо слышала радостные голоса своих малышей, видела их счастливые глазенки, наблюдая, как Влад возится с детьми. Ах, как это непохоже на раздражительного Алексея, который, приходя с работы, злится на повисших на шее карапузов за то, что они не дают ему отдохнуть после работы.


И снова в душе Анжелики проснулась обида. Ведь это ее, Ликина заслуга в том, что дети бегут встречать папу, завидя его в окно кухни. Это она, а не кто-то настраивает их на приход мужа, улыбаясь при этом, светясь радостью и призывая малышей следовать ее примеру. Равно как птица, учит своих птенцов летать, так и мать прививает детям азы семейного счастья. Возможно, в понятии Алексея счастье имело совсем другие очертания.

 
Влад же – напротив – прекрасно понимал, как необходимо детям теплое участие взрослых, как остро в этом возрасте ощущается отношение самых близких тебе людей – матери и отца. Влад знал это на собственном опыте. Его отец погиб при дорожно-транспортном происшествии, когда мальчику было всего пять лет. С отчимом он так и не нашел общего языка. С тех самых пор Влад поклялся себе, что как бы не повернулась жизнь, он никогда не оставит своего ребенка. Все это было слишком серьезно для него. Именно поэтому Влад не спешил жениться. Он знал, что этот шаг сделает только тогда, когда будет уверен в его правильности на все 100%. А пока эта уверенность не придет, он будет жить один.


Сигнал автомобиля у ворот военного городка вывел Лику из состояния нереальности.
Уже дома, лежа в постели, Анжелика поражалась собственной наивности. Как может она мечтать о подобных вещах, даже не зная, как к ней относится Влад. Он по-прежнему держался с ней очень ровно и подчеркнуто вежливо. Хотя, пожалуй, в пещерах было что-то едва уловимое в его взгляде, говорившее о том, что они стали немного ближе друг другу. Нельзя, впрочем, исключать и тот факт, что Анжелике самой этого хотелось. Как бы там не было, но она прожила еще один день из своей жизни и теперь у нее были дорогие сердцу воспоминания, которые никто не сможет у нее отнять.


В эту ночь, как и следовало ожидать, родилось еще одно “творение”.


“Ты будешь вспоминать Кавказ Великий
И речку горную с веревочным мостом,
И Вардзиу – реликвию реликвий,
Что строили монахи день за днем…”
--------------------------------
“ТЫ    ПОМНИШЬ…”
--------------------------------


Ты помнишь лето, август, воскресенье,
Пещерный город, крепости Тамар?
А фрески в церкви – Господа спасенье?
А дым костра? Бассейна легкий пар?


Целительную силу минерала –
Источника, что бьет из-под земли?
Ты помнишь скалы? Сердце замирало!..
А чаек? Тех, что на воду легли.

А помнишь, как ползли куда-то в гору,
Чтоб в фотокадр в развалинах заснять?
А это ощущение простора,
Который не заполнить, не объять?

А ту девчонку помнишь: с ясным взглядом,
С улыбкой, “Polyaroid” впереди,
Ту, что была тогда с тобою рядом,
С ромашками смешными на груди?..

А звезды россыпью на небе и без края?
А букву, что была в ту ночь на нем?
А звездочку, что падала, сгорая, -
Мы видели ее с тобой вдвоем.

Хотя с чего взяла я, что значенье
Поездка для тебя имела та?!
Так, внеочередное приключенье,
Лишь фотографии на память, суета…

Но все же иногда, в машине, сзади
Ты, опрокинув голову, пожалуйста взгляни
На “крест”, на букву “В”, на звезды на фасаде
И все, что думаешь, расскажут мне они…
_________________
 
            
Анжелика аккуратно переписала стихотворение, разделив его таким образом, чтобы четверостиший хватило на все отснятые фотографии, затем разместила этот своеобразный фото-рассказ в альбоме. Ей так хотелось, чтобы хотя бы  изредка, спустя много лет, Влад вспоминал ее, глядя на эти фотографии!..


Тогда Лика еще не отдавала себе отчета в том, что относится к типу “роковых” женщин. Такую женщину не так-то просто забыть. Всегда и везде будет ощущаться Ее присутствие: будь то запах, или улыбка, возможно, локон волос или чья-то ножка – все будет напоминать о Ней. В памяти мужчин всегда оставалось что-то едва уловимое, заставлявшее вспоминать таких Женщин. Сознание этого придет к Анжелике много позже. Однажды она оглянется назад, увидит вереницу разбитых ею сердец и удивится: большей части из них она никогда не давала и тени намека на надежду.


А пока Лика входила в приемный покой госпиталя, неся в руках альбом с фотографиями.
- Ну, ты даешь!.. – только и смог сказать Влад.
- Как тебе это удается?
- Не знаю. Иногда мне кажется, что я вижу стихами, чувствую ими, живу.


Между тем Влад понимал, что просто так Муза не посещает. Должен быть стимул. И ему льстило, что этим стимулом стал он. А теперь к тому же он еще был участником описываемых событий. И это на самом деле было здОрово.


Анжелика оттягивала последний момент, когда все же придется попрощаться, наговорить кучу никому не нужных фраз о благодарности за лечение и удалиться… Удалиться навсегда…


- Слушай, Лик. Не хочешь сбросить пару килограммов? Массаж, между прочим, отлично действует.
- Массаж чего? – Лика покраснела. От мысли о том, что ее недостаток, ее полноту увидит Влад, ей становилось не по себе.
- Общий массаж, разумеется.


Влад перехватил недоумевающий взгляд собеседницы.


- Нет, ну я, конечно, понимаю – здесь это будет не совсем удобно. Здесь в кабинете, как проходной двор. А в домашних условиях было бы идеально. Ну, так как?
- Ну… Я не знаю… Я должна поговорить с Алексеем… Мне, конечно неудобно перед тобой, Бог знает, что ты можешь о нас подумать. На  самом деле мы нормальные современные люди. Просто я раньше никогда не ходила на массаж, как-то не было надобности… В общем, мнение мужа я должна услышать.
- Конечно. Не оправдывайся, я все понимаю. Муж – есть муж!


В голосе Влада слышалось плохо скрываемое ехидство. Через секунду он тепло улыбнулся Лике, дотронулся до ее локтя.


- Ну, не обижайся. Ты, в общем, решай со своим благоверным и в понедельник скажешь.
Пару дней Анжелика обдумывала, как начать разговор. А между тем, ее преследовала мысль – еще недельку-другую видеть рядом любимого человека, чувствовать его руки… Лика не могла отказать себе в подобном. Она обязательно должна поговорить с Алексеем, не откладывая дело в долгий ящик. Сегодня же, когда он вернется с работы, она попросит его нанять Влада для массажа на дому.


- Как ты мне это объяснишь? – кричал вечером Алексей.
Гневный взгляд Алексея говорил сам за себя.
- Что ты имеешь в виду?


Лика вышла из кухни с полотенцем в руках, не понимая, что могло вызвать такую реакцию.
Он стоял посреди комнаты, размахивая листом бумаги у нее перед носом.


- Как это понимать? Я тебя спрашиваю! Что ты скажешь в свое оправдание? Стихи уже пишешь?! Муза проснулась?


Алексей взирал на жену сверху вниз с видом победителя, поймавшего и разоблачившего вора! Лика же смогла лишь пролепетать что-то насчет того, что в этом нет ничего дурного, ни строчки из того, что могло бы вызвать такой фурор с его стороны. Затем взяла из рук Алексея листок и вышла в кухню. Только там, оставшись одна, она наконец взглянула на содержание этого злополучного куска бумаги. Это оказалось последнее стихотворение о поездке в пещерный город.


- Ах, как романтично! – Не унимался Алексей.
- Ты его домой пригласи! Что же ты теряешься?!
- Прекрати! – вспылила Лика.
- Что, правда глаза колет? И как он? Или мне у него самого спросить?
- Не надо! 


Боже, как глупо все получилось! Подумать только! Влад даже не догадывается, какие страсти разворачиваются вокруг его персоны. Он, видимо, и понятия не имел, что чувствует к нему Лика. Но Леша знал свою жену, знал состояние, когда она вспыхивает, как девочка при виде любимого. Так было когда-то давно, в те далекие времена, когда они еще не были женаты…


- Так что, сама объяснишь или этот “Орел” расскажет?


Алексей фактически “загнал жену в угол”. Все, что она могла сделать – во всем признаться.


- Ты прав, я действительно испытываю симпатию по отношению к Владу. Но он об этом не имеет ни малейшего представления!
- Ну, конечно, – бушевал Алексей, – принцесса  спасает поклонника! Как трогательно! Я сейчас расплачусь!..
- Перестань, это истинная правда. Мы просто друзья…
- Друзей не трогают руками! – парировал муж.
- Он массажист, если ты не забыл! – разозлилась Анжелика. Глаза ее горели от гнева.
- И как я вижу, прекрасно справляется со своей работой!
- Справляется и, между прочим, с понедельника будет делать массаж у нас на дому! Если тебя это не устраивает, можешь присутствовать при этом, как надзиратель! Дикарь!
- Подлая лгунья!
- Вот и поговорили, – подумала Анжелика, выскочив из дома и хлопнув дверью. Хорошо еще, что дети в гостях у бабушки.


Остаток вечера Лика провела в родительском доме, как впрочем, и всегда после ссор с Алексеем. Именно Дома она чувствовала себя снова маленькой девочкой, чувствовала, как ее любит Семья, смеялась, возилась с сестрой и детьми, играла с папой в компьютерные игры и была почти счастлива. Почти…


Влад явился в назначенный час. Натянутость между супругами была настолько явной, что не заметить ее было просто невозможно. Дабы разрядить обстановку, массажист сам предложил Жуковскому присутствовать во время сеанса, мотивируя это возможностью обучиться основным приемам массажа, с целью оказания помощи жене в дальнейшем. Влад говорил так серьезно и убедительно, что Алексей почувствовал угрызение совести. Но присутствовать не отказался. Будучи человеком осторожным, Леша решил, что так для его самолюбия будет надежнее. Лика же злилась и никак не могла расслабиться.


Разумеется, Влад тоже ощущал какую-то долю неудобства от пристального внимания подозрительного супруга. Возвращаясь в общежитие и обдумывая по дороге поведение Жуковского, медик пришел к выводу, что видимо Алексею есть, что терять, раз он так ревнует жену. Может быть, она хороша в постели?.. Влад вспомнил синяки на бедрах Анжелики. Они были ничем иным, как следами от пальцев, оставленными пылким мужем в порыве страсти… Все это становилось более, чем интригующим.


Еще несколько сеансов прошли «под наблюдением». Влад старался создать непринужденную обстановку, шутил, рассказывал случаи из практики. Анжелика почти всегда молчала, стараясь не упустить ни одного ощущения при прикосновении этих ласковых и между тем сильных рук. В отместку мужу, она представляла, как неистово отдается Владу, с каждой минутой отдаляясь от реальности. Несомненно, руки профессионала чувствовали гораздо больше, нежели мог видеть Алексей.


Прежде, чем успокоиться, ревнивец несколько раз применил хитрейшую, как ему виделось, тактику: он выходил из комнаты, а через несколько минут под благовидным предлогом врывался со скоростью опаздывающего человека. К его удивлению ничего не менялось: Анжелика, казалось, дремала, массажист делал свое дело серьезно и строго.


Разве мог знать несчастный, что происходило на самом деле? Эти сильные, настойчивые руки языком массажа рассказывали Лике о той буре эмоций, том желании, которое испытывал их хозяин. А молодая женщина, забыв обо всех запретах, поверхностью кожи, всем своим существом, каждой клеточкой тела отвечала его нежности и настойчивости. Эта игра продолжалась бы бесконечно, если бы в один из сеансов Алексей снова не вышел из комнаты.
Анжелика лежала на столе, закрыв глаза и улыбаясь от наслаждения. Она была так обворожительно притягательна! Прикрытая лишь двумя полосками материи, составлявшей купальник, с разметавшимися по покрывалу волосами, такая расслабленная и податливая. Ее губы дразняще подрагивали при каждом прикосновении… Влад долго смотрел на нее, любуясь представшей перед ним картиной и тешась эффектом, который производил на нее массаж. В какой-то момент, постепенно ослабляя силу, он перешел на легкое касание. Едва задевая кожу кончиками пальцев, опытный массажист начал исследовательский путь по телу своей пациентки. Анжелика дернулась, словно от электрического разряда, когда руки Влада заскользили по внутренней стороне бедра, поднимаясь все выше и выше… Ее губы приоткрылись, в готовности издать стон, ее тело извивалось, пытаясь ускользнуть от вездесущих рук. Их обладатель наклонился к Лике и она почувствовала его дыханье, его головокружительную близость… Девушка открыла глаза, но было уже поздно. Он целовал ее с такой страстью, будто ждал этого момента полжизни. Ее брови взметнулись, пытаясь выразить недовольство, но жадные чувственные губы Влада не оставили ей ни единого шанса.


Все вокруг поплыло и Лику уже ничего не волновало, даже то, что Алексей, ее законный супруг, мог в любую минуту войти в комнату. Услышав, вернее почувствовав каким-то шестым чувством опасность, Влад бережно перевернул девушку лицом вниз, стремясь во что бы то ни стало спрятать от Алексея состояние, в котором пребывала Лика. Массажист разминал мышцы спины, когда вошел муж.


- Ты там что, спишь? – спросил он с издевкой Анжелику.
- Угу, - все, что смогла она ответить в ту минуту.
Через мгновение пальцы Влада заскользили по ложбинке между ключицами, опускаясь все ниже и ниже… Лика, призывно изогнувшись, застонала.
- В чем дело? – спросил Влад, сильно надавив Лике чуть ниже талии.
- Я сделал тебе больно?
Его голос был невозмутим, подсказывая решение.
- Да, – пролепетала Лика.
- Если можно, будь, пожалуйста, осторожнее с этим местом. Я, видимо когда-то ударилась именно этой точкой.
- Хорошо. Я буду внимательней.


Алексей, наблюдавший за этой сценой, успокоившись, вышел из комнаты.
Он пришел к выводу, что незачем подвергать их жесткому контролю! Вероятно, массажист действительно ничего не подозревает о Ликиной симпатии в отношении него. И вообще создавалось впечатление, что женщины вообще не волнуют массажиста. Так, по крайней мере, поговаривали в госпитале медсестры, изо всех сил, тщетно пытавшиеся понравиться новичку. С женщинами он вел себя предельно вежливо, почтительно, но не более того.


Так, Алексей оставил в покое двух шкодников в самом разгаре страстей.

 
Анжелика убеждала себя остановиться, выбросить из головы Влада, будто никогда и не встречала его. А через несколько минут начинала метаться по квартире, словно пантера по клетке. Ситуацию, в которой оказалась молодая женщина легко понять человеку, который когда-то был в подобной передряге. Пантера злится не на клетку, не на человека, закрывшего ее. Она сходит с ума от боязни самой себя. Можно удержать кого угодно, объяснить необъяснимые вещи, найти выход из безвыходных ситуаций только в том случае, если самого себя это не касается, если мозги трезвы и чиста голова, а самое главное – холодное сердце. Именно Сердце виновно в человеческих ошибках. Именно Оно не может понять очевидных вещей. Не зря говорят: “Умом понимаю, сердцем - не могу”. Как раз-таки умом понимала Лика, что не имеет права обманывать Алексея, этого святого человека! Да, он был грубоват с детьми, давно стал нудным и неинтересным для нее самой, но все это не стоило предательства!


Через несколько дней между супругами произошел крайне неприятный разговор, в котором Лика известила мужа о необходимости развода. Она сообщила ему, что любит другого и не вправе водить за нос Алексея. Последний же в свою очередь терялся в догадках.


Беспрекословно исключая Влада, хотя бы по признаку его половой ориентации, несчастный супруг, мысленно перебирая лиц мужского пола из лица офицеров дивизии, пытался понять, кто из них был достоин внимания Анжелики. Согласившись на раздельное проживание (в разных комнатах), Алексей выдвинул единственное условие, состоявшее в сохранении внешних приличий до момента развода.


*   *   *


Во время одного из сеансов Влад сообщил, что должен на днях уехать. Лику охватило смятение. Когда? Надолго ли? Зачем? Сколько она его не увидит и увидит ли вообще? Почему именно сейчас? Зачем их пути пересеклись? Почему так больно при одной только мысли о ближайшем расставании?


- Надолго?
- Предположительно, в отпуск. На самом деле – не знаю. Может быть, не вернусь.
- Но почему?.. – только и смогла издать стон Лика.
- Я должен. Пожалуйста, пойми меня.
- Но ты вернешься?
- Я постараюсь. 
- Когда ты должен ехать?
- Чем быстрее, тем лучше. У меня дома проблемы. Брату нужна моя помощь. А здесь еще проблемы с деньгами. Еще хочу как-нибудь договориться, чтоб к отпуску немного добавить, хотя бы суток пять. 


На следующий день Лика была уже в финансовой части полка, в котором служил Влад. Поболтав с финансистами о том - о сем, выпив чаю, Она отправилась к начальнику финчасти, который с многозначительной улыбкой поинтересовался о причине Ликиного ходатайства. Лика ответила, что это лишь благодарность ее семьи. Вопрос был замят, Анжелика летела на встречу с Владом, как на крыльях. Ей хотелось быстрее сообщить ему, что проблема исчерпана, он может получить деньги и улететь ближайшим авиарейсом. По дороге Лика встретила его командира.

Командир роты был заурядным человеком, которого всегда отличала физиономия, не обезображенная интеллектом, и мускулистая фигура – предмет его нескрываемой гордости. За внешностью качка пряталась трусоватая подленькая сущность. Чтобы понять это, следовало знать его хотя бы несколько лет. У своих подчиненных – большей частью выходцев российской глубинки – завоевать авторитет было несложно. Было бы нелишним отметить, что между Владом и его командиром быстро установились теплые дружеские отношения.


Итак, Лика встретила командира роты и он с чувством безысходности пожаловался, что с продлением отпуска для Влада ничего не получается. Уже через час стараниями Анжелики и эта проблема была решена. Трудно поверить, но она сама делала все для скорейшего отъезда любимого. Она любила, а значит, жертвовала, зная, что в этот момент ему необходимо ехать. И если даже Влад не вернется и она никогда больше не увидит его, ее маленькое сердце сохранит в себе большое светлое чувство.


А что сохранит он в память о ней? Фотографии, стихи?! Но они будут лежать где-нибудь далеко на полке. А Лике так хотелось, чтобы с ним всегда находилась какая-то ее частичка, каждый день, постоянно. Ну, конечно, как же она раньше не додумалась?!
Вечером подруга делилась с Фаиной своим приобретением.


- Ух, ты, Личка!.. Какая прелесть! Какое плетение! Сколько заплатила?
- ….. рэ.
-  Дороговато. Но вообще-то за такое чудо стоило отдать эту сумму. И если на то пошло, ты что за всю свою жизнь с Жуковским не заслужила цепочку?
- Фаин, это не...
- Ну, что, Фаин? Разве я не права? Двух очаровательных детей ему подарила, человека из него, можно сказать, сделала.
- Ты не права...
- Да? Интересно в чем же? Сколько лет ты ждала подарка от “любимого человека”? Все бабы в золоте обвешаны, а эта дурочка все ждет от мужа. Давно было пора себе самой покупать. “Брюлики каждой мымре к лицу” – слышала такое? И какая разница: подарены они или куплены самой?
- Ну, во-первых, для меня разница большая. Я выросла на Кавказе и здесь “брюлики” – не диковинка. А поэтому я не кидаюсь на золото, как приезжие женщины. Для меня эти побрякушки имеют большую ценность только как подарок. И, несомненно, этот подарок должен делать любимый и любящий мужчина. Как в “Анжелике” подбирал и дарил украшения своей возлюбленной Жофрей Де Пейрак...
- Боже, Личка, какая ты дура!..
- Может быть, я и дура, но это только во-первых. А во-вторых, цепочку я купила не себе.
- Что?! Я не ослышалась?
- Да, да. Я купила ее для Влада.


Фаина со сдавленным стоном опустилась на ковер…


- Ты... не просто дура! Ты больная! Тебе лечиться пора! Вернее, нет. Лечиться тебе уже поздно. Это – диагноз... “Кардинал”... 13,5 граммов... столько-то рэ... Проба... Слушай, он же уезжает. У вас же даже ничего не было. Да и вообще, это он должен дарить. Он же мужик...
- Ладно, Фаин, я побежала. Извини.


Уже в подъезде вслед Лике неслось: “Личка, ты все же подумай хорошо... Не отдавай!..”
А она уже подумала. Это именно то, что нужно. Именно это он будет носить, не снимая. Так Анжелика будет всегда с ним рядом, будто обнимая его за шею...


За несколько дней до отъезда, поздно вечером Влад нанес Анжелике «визит вежливости». Алексея не было дома, дети спали в соседней комнате, Анжелика смотрела на Влада, который с аппетитом уминал вкусный ужин. В ее воображении картина их совместной жизни заменила реальность, окунув глупышку в мир грез. Ей  нравилось, как по-домашнему, по-хозяйски сидит Влад за столом, хвалит ее кулинарные способности, как он улыбается ей, как по-семейному тихо и хорошо. Они выпили черный кофе по-турецки, досмотрели какой-то фильм, шедший по TV, тщетно и обоюдно оттягивая разговор об отъезде, который, как неизбежность, парил в воздухе...


- Ты обязательно должен ехать?
- Да, я нужен своему брату. Нужен как специалист. Я ставлю на ноги чужих людей. А там, дома лежит мой брат. Лежит и ждет меня. Но я буду скучать по тебе.
- Я тоже...
Лика отвернулась, чтобы Влад не увидел ее слабости.
- Ну, что ты? Всего два месяца.


Влад обнял плачущую девушку, притянул к себе, поцеловал ее соленые от слез глаза. Каждый из них понимал, что ничего уже не изменить.  И обоим приносила страдания мысль о близкой разлуке. Никто, несмотря на то, что они стали дороги друг другу, не мог ответить, будет ли эта разлука временной. От этого становилось еще тяжелее на душе. Так, обнявшись, они просидели на диване всю ночь. Тихо играла музыка. Прощальная музыка их несостоявшейся любви...


- Влад, я хочу попросить тебя... Повернись ко мне спиной...
- Зачем?
- Я так хочу, пожалуйста. Отвернись и закрой глаза...
Лика встала, извлекла из шкатулки цепочку, обвила шею Влада руками и бесшумно застегнула застежку своего подарка, своей “связи” с любимым.
- Что это?
- Я вот купила, хотела узнать твое мнение. Как тебе эта вещица? Нравится? Ну, на твой вкус?
- Просто чудная. Я сам искал что-то подобное. У меня двоюродный брат скоро женится. Искал ему подарок. Да и себе потом куплю.
- Тебе не надо. Это для тебя.
Влад провел пальцами по шее, недоуменно взглянул на Лику и отчаянно замотал головой.
- Нет, нет и нет. Я не возьму. Ты сошла с ума. И вообще, с какой стати?
- Это тебе... Я так хочу... Я... понимаешь... Это будет напоминать тебе обо мне...
Влад отрицательно качал головой и пытался расстегнуть непослушную застежку.
- Не надо... Я прошу тебя... Не снимай то, что я сама надела на тебя... Пусть это будет талисманом. Пусть это сбережет тебя от всего и всех. Обереги любви – самые  сильные обереги, ты же знаешь!
- Лика... Милая... Я оставлю это только с тем условием, если мы завтра же пойдем с тобой к ювелирам и выберем тебе то, что ты захочешь.
- Я не пойду, не надо. Для меня это слишком много значит. Для меня это больше, чем ювелирные украшения.
- Я знаю. И я хочу сделать тебе такой подарок. Думаю, Фаина поможет мне выбрать то, что тебе нравится.
- Не надо, не стоит этого делать. Для меня эти побрякушки ничего не значат. Для меня они – связь с любимым и любящим меня человеком. Я дарю тебе потому, что люблю. А ты сам еще не знаешь, что чувствуешь по отношению ко мне, поэтому не нужно этого делать.
- Ты называешь это чувство Любовью. Но правда ли это?
- Как ты можешь сомневаться, Влад?
- Не обижайся. Зачастую люди говорят о любви, не понимая, что это такое. Обычно мы сами придумываем себе любовь и самовнушением заставляем себя поверить в нее.
- Неправда! Как можно внушить себе то, что я чувствую?!
- Милая, внушить можно, что угодно! Нас даже учили, как это делается. Слышала о кодовых методах лечения болезней? Большинство из экстрасенсов, посредством воздействия на различные зоны организма, вводят цифровой код, рассчитанный на определенный орган, и работают с ним. Так вот точно также, при помощи все тех же цифр можно задать человеку почти любую программу. И самое потрясающее, что этот метод работает практически безотказно. И я сам в этом убедился…
- Ты хочешь сказать, - то, что я сейчас испытываю – только твоих рук дело?
- Не знаю, но такой вариант не исключен. Поэтому я и спрашиваю тебя, уверена ли ты в своей любви ко мне. Твое ли это чувство?
- Влад, ты рассказываешь какие-то фантастические байки. Ты что фильмов насмотрелся? У тебя часом температуры нет?
- К сожалению нет. И это вовсе не байки… Извини меня… Я не думал…
- И когда же, интересно, ты мне ввел этот “код”? И, простите, в какое место? Поподробнее, пожалуйста! И нужно думать, когда что-то делаешь!
- Лика, не злись. Ты была такая серьезная и гордая! Я совсем не знал тебя. А мой командир отрекомендовал тебя как железную леди. Дескать, за тобой табуны ходят, причем стОящих, настоящих мужчин, а ты поддерживаешь со всеми исключительно дружеские отношения. Ну, я и решил попробовать. Просто не смог удержаться...
- Ну-ну, Великий Экспериментатор, и что же было дальше?
- Массаж… Цифровой код в район поясницы…
- Дальше!
- Дальше… Дальше… Дальше я понял, что ты стала мне очень дорога, но почему ты стала относиться ко мне с теплом? Ведь, согласись, если бы твоя мама не привела тебя на массаж, ты бы в жизни на меня не посмотрела. Даже не заметила бы, что такой появился в твоем городке, правда?
- Несомненно.
- Ты вправе назвать меня, как угодно. Все, что я могу сказать в свое оправдание, - лишь то, что я искренне раскаиваюсь…
- Я все равно люблю тебя! Это мое чувство! И я считаю, что из тебя не получится экстрасенс!
Забрезжил рассвет. Влад записал на клочке бумаги свои российские координаты и московские номера телефонов родственников, по которым Анжелика сможет с ним связаться.
- Мне пора.


Он еще раз обнял девушку, жадно припал к ее губам, прощаясь с ней каждым своим движением, каждым вздохом. В этот момент Влад понял, что возможно, первый раз в его жизни женские слезы вызваны разлукой с ним. Первый раз в жизни он, по-настоящему, кому-то нужен.


- Скажи мне, что ты вернешься.
- Милая, я постараюсь.
- Я не хочу отпускать тебя.
- Я должен, прости меня.
- Я знаю, но мне будет так не хватать тебя!..
- Мне тебя тоже...


Она стояла перед ним такая близкая и родная, такая прекрасная в свете луны, такая манящая и, вместе с тем, недоступная... Влад подхватил Лику на руки и бережно опустил на диван. Он осыпАл поцелуями ее глаза, шею, плечи, опускаясь все ниже и ниже, становясь все более напористым и требовательным. Ему уже было мало обладать сердцем, Влад жаждал обладать ею всей целиком, без остатка. Он хотел ее здесь и сейчас. Он хотел эту Женщину с душой беззащитного ребенка...


- Влад, не надо... Я прошу тебя... Не ломай мне жизнь...
- Что ты говоришь? Разве от этого зависит твоя жизнь?..
- Да, после этого она уже не будет прежней... Не надо...
- Господи, милая, зачем ты все усложняешь?! Ведь так редко случается, чтобы встретившись в жизни, людей так тянуло друг к другу. Зачем же лишать себя счастья?!
- Может, ты и прав, но о каком счастье идет речь? Ты меня даже не любишь. Или это не так?
- Родная моя, тебе придется привыкнуть к тому, что я не произношу слово “люблю”. И это не из-за тебя. Я вообще никогда никому не говорил этого. Я не доверяю словам. Но поверь, я на самом деле очень тепло отношусь к тебе. Это, может быть, значит даже больше, нежели пустое, кем-то выдуманное слово...


Влад кинул озабоченный взгляд в сторону окна.


- Уже рассвело. Я должен бежать. Скоро городок проснется. Но в день отъезда, независимо от того, увидимся ли мы еще до этого, я буду ждать тебя в 23 часа на нашем месте…
- На нашем месте...


Анжелика вспомнила те несколько раз, когда они встречались у старого развесистого дерева перед стадионом. На этом стадионе прошла вся ее безмятежная юность, ее первые свидания, когда она была еще совсем девочкой. Укромное местечко во все времена всех детей, выросших в городке. И вот теперь они встречаются там с Владом. Встречаются, чтобы просто побродить в ночи, посмотреть на звезды, чтобы просто побыть рядом друг с другом подальше от посторонних осуждающих взглядов. Однажды он принес ей “Рафаелло” – миндаль в нежнейшем креме и кокосовой стружке. А Лика чуть не выронила из рук коробку, когда недалеко  от стадиона увидела сидящую на лавочке с молодым человеком Ингу. Она бы сгорела от стыда, узнай их тогда в ночной тьме подруга!


Лика будто снова ощутила приправленные вкусом “Рафаелло” сладкие поцелуи Влада, его пухлые зовущие губы... Укутавшись в ласковый шелк одеяла, она не задремала, а будто окунулась в забытье, не замечая, как большие мокрые  соленые горошины выкатывались из ее глаз, разбиваясь о поверхность подушки на тысячи маленьких хрусталиков. В эту ночь Анжелике снились Алексей и Влад. Они стояли по разные стороны от нее и каждый из этих двоих звал Лику и протягивал к ней руки. А она никак не могла решиться сделать шаг навстречу одному и, тем самым, отдалиться от другого. Сон был подобен кошмару…
На следующий день, улучив момент, когда Алексея снова не было дома, Влад заскочил к Анжелике.


- Я на пару минут выскочил на перекур между пациентами, пока меня не хватились в госпитале, чтобы увидеть тебя…


Он ласково обнял ее за плечи, коснулся губами ее шеи, щеки, краешка губ... Лика закрыла глаза... Закрыла и почувствовала, как его руки скользнули к ее запястью. Он взял ее за руку и... надел кольцо. Лика открыла глаза, но Влад, снова припав к ее губам, не дал сказать ни единого слова. Он молча вложил ей в руку пару серег, послал ей воздушный поцелуй, дотронувшись кончиками пальцев своих, а затем ее губ, и скрылся в проеме входной двери...


Лика смотрела на камешки, сверкавшие на ее ладони крупинками слез, и плакала... Она часто плакала в последнее время, не зная сама, что это больше: слезы печали или слезы счастья. А может, то и другое, помноженное на отчаянье…


Они встретились на рынке совершенно случайно... Уже через несколько минут, укрывшись от любопытных взглядов в летнем кафе, нависающим над оврагом, Лика делала заказ на две персоны довольному ее появлению Хозяину. Счастливый и гордый, усадив Лику в укромном уголке за столик с большим, развесистым, скрывающим все под собой, зонтом, удалился варить черный кофе по-турецки. Вернувшись, увидев рядом с Ликой ее спутника, бедняге пришлось, что называется, “спуститься с небес на землю”.  В этот день для двух посетителей этого уютного местечка здесь не нашлось даже столовых приборов! Но ни подгоревший кофе, ни постная «маска» старушки-официантки, не могли испортить настроение этой “парочки”.


Они то болтали без умолка, то просто молчали, пристально вглядываясь в глаза друг другу, будто пытаясь запомнить милые сердцу черты.


- Со мной здесь еще друг служит, мы вместе приехали. Там, в России, наши дома на соседних улицах стоят. Мы практически выросли вместе. А теперь вот тут...
- Как его зовут?
- Да так же, как меня, - Алексеем. Я обязательно Вас познакомлю.
- Как это “как тебя”? Ведь ты же Влад.
- Ну, на самом деле, по паспорту я Алексей. Влад - что-то вроде клички. Вот друга моего называют Сахид, а мы оба Алексеи.
Лике стало дурно. Вот почему они так хорошо понимают друг друга!
- Анжелика, в чем дело?!
- Нет, ни в чем, просто думаю, как мне теперь тебя называть.
- Как хочешь.
- Я привыкла к Владу и для меня ты им и останешься.
- Кстати, Сахид поймал меня на лжи.
- Как это получилось?
- Я вчера, забегая к тебе, сказал ему, что должен зайти на секунду к пациенту, перенести сеанс на другое время. Сахид меня на улице ждать остался. Я, как ни в чем не бывало, морда - кирпичом, выхожу от тебя, а он смеется: “Ну, как пациент?” “Нормально”, - говорю. А он мне: ”Слышь, Ромео, помаду вытри...”
- Ой, как же неосторожно...   
- Да ничего страшного, только он меня теперь в шутку шантажирует. Сегодня увидел у меня на столе письмо, сказал, что тебе расскажет.
- Какое письмо?
- Да так, одна знакомая написала.
- Знакомая?! И насколько Вы «знакомы»? У Вас с ней что-нибудь было?
- Ну, к чему эти вопросы, Лика?..
- Ответь, пожалуйста.
- Ну, было. Когда-то давно. Она замужем вообще-то!
Безразличие Влада шокировало Лику.
- Ты что, исключительно с замужними встречаешься? И большой у тебя опыт?
- Лика, не надо так. Ты неправильно поняла…
- Все я поняла! Пройдет время и когда-то ты обо мне тоже скажешь: “Просто знакомая”…


Лика молча встала и, задумчиво качая головой, побрела к выходу.
Через несколько часов в уютной квартирке Жуковских Фаина “вправляла мозги” подруге.


- Дура ты, Личка! Он просто Альфонс! Причем, опытный.
- Не говори так! Ты не имеешь права! И в конце концов, ты его совсем не знаешь!
- Знаю. Ты мне столько про него рассказываешь, что мне уже кажется, я его всю жизнь знаю! И могу расписать тебе, что будет дальше! А дальше будут слезы! Море слез!
- Не будет. Он уезжает…
- О! Тем более! Тогда я ошиблась. Не море, а целый океан! Океан слез! Голуба моя, выкинь ты это “недоразумение” из головы! Иначе, через год ты сама себя в зеркале не узнаешь! Будешь похожа на “барышню с косой и в капюшоне”, которая за старцами приходит!
- За какими старцами?
- За почтенными!
- Фаин, ты о чем?..
- О тебе, чокнутая, о тебе! На смерть, - говорю, - похожа через год будешь! Окстись, окаянная!!!


Наступил день отъезда Влада; вместе с тем этот день был еще и днем отъезда Ликиных родителей в отпуск. Она готовила салаты, жарила куриные окорочка для Саркисянов в дорогу и думала о том, как любит ее стряпню Влад. Чем же он будет питаться в пути?
Анжелика отложила часть приготовленной снеди в пакет, решив все же попрощаться с Владом перед отъездом. И если им не суждено больше встретиться, пусть у него останется доброе воспоминание о ее заботе.


Вечером Лике никак не удавалось уйти из дома под благовидным предлогом. Алексей Робертович и Нинель Алексеевна то и дело забегали к Жуковским, чтобы что-нибудь занести, взять, сказать или спросить. Алексей не спал, чувствуя нервозность жены. Наконец, когда стрелки на циферблате встретились у цифры “12”, Анжелика схватила пакет, предназначенный Владу и пулей выскочила из дома. Зайдя по дороге к Фаине и попросив подругу подстраховать ее на два часа, в том случае, если ее хватиться Жуковский, Лика стремглав кинулась к месту встречи. Часы показывали 12.10; молодая женщина была почти уверена, что Влад ее уже давно не ждет, когда впереди мелькнула знакомая фигура.


- Боже! Он ждет меня!!!
Приукрасив в своем воображении “геройский поступок” парня, Анжелика бросилась в объятия любимого.
- Я думал ты не придешь, но надежда не покидала меня до последней минуты... После того, как мы расстались в кафе...
- Все нормально. Я просто не могла вырваться раньше. Ты же понимаешь?
- Да, конечно. Ты зачем с пакетом? Что там?
- Я собрала тебе кое-что в дорогу…
- Ты сумасшедшая! Ну, зачем?! Не стоило...
- Для меня удовольствие – делать что-то для тебя.
- Лика, если ты не против, я бы хотел, чтобы мы ненадолго зашли ко мне. Буквально на несколько минут.
- Что?! Да как можно?! Ни в коем случае!
- Ты меня неправильно поняла. Просто я здесь колоссально продрог. Мне бы одеться теплее, да и пакет отнести не мешало бы. Вообще-то я здесь с 22 часов стою...
- Извини. Я не подумала. Только ненадолго. Мне домой нужно скорее вернуться, пока Алексей не спохватился.


Через 10 минут, осторожно прокравшись по скрипучим половицам общежитского коридора, они были в комнате Влада. Здесь царил порядок. Бутылка шампанского и коробка ее любимых конфет на столе вносили ощущение уюта и ожидания Ее... Влад зажег свечу и открыл шампанское... Лика включила магнитофон. Зазвучала какая-то печальная мелодия, вмиг наполнив комнату грустью. Лика взяла из рук Влада бокал с шампанским, пригубила игристый напиток, задумчиво посмотрела в окно...


- Боже мой, неужели завтра тебя уже не будет?!
- Милая... Я всего-навсего уезжаю. Не умираю, заметь.
- Да, но ты будешь так далеко... И потом неизвестно – вернешься ли...
В пламени все казалось нереальным и волшебным... На самом же деле такого рода “волшебство” повторялось в городке каждый вечер. Люди зажигали свечи отнюдь не из романтики. В этом городе, как и в других городах Закавказья, уже несколько лет не было электричества, а электрические лампы уже давно заменили свечи. Но сегодня, несомненно, это было не так, это были совершенно другие свечи, свечи любви, свечи жизни...
- Влад, что будет Завтра?
- Не знаю. Никто не знает. Сейчас у нас есть Сегодня. Есть Я и Ты. Мы Вместе. И нам хорошо Вместе. Сегодня... Сейчас...
Он поставил бокал и наклонился к ней... Лика пристально смотрела в глаза Влада. Вот он перед ней, такой родной, близкий. И она любит его. И возможно, больше никогда его не увидит...
- Лика, милая... Не все в нашей власти. Мы лишь предполагаем. Располагает Судьба...
Влад посадил ее к себе на колени, прижался щекой к ее плечу...
- Влад, помнишь Пастернака:

“...И все терялось в снежной мгле седой и белой...
Свеча горела на столе... Свеча горела...”


Прошло, наверно, минут сорок. Они сидели, обнявшись, молча взирая на капающий воск, отсчитывающий минуты, как песочные часы…
Воск тает, капая на край самодельного подсвечника; в прыгающем пламени будто отражается вся жизнь, все человечество; шампанское в бокалах, искрится и играет в чудном теплом свете... 


Будь, что будет!.. Но сегодня они вместе и память об этом она пронесет через всю свою жизнь...


Анжелика Дарила всю себя так, как может Подарить Женщина Единственный Раз, зная, что больше они не увидятся. Она старалась запомнить все: запах, голос, образ, малейшие прикосновения…


- “...И падали два башмачка со стуком на пол...
И воск слезами с ночника на платье капал...”


Они простились у дома Фаины долгим нежным поцелуем. Он улыбнулся и тихо шагнул в ночную мглу...


Лика, окрыленная, как девочка-подросток после первого свидания, постучала в дверь подруги. Последняя отворила сразу же, будто ждала у порога, налетев на Лику с обвинениями и криками.


- Ты, что вообще обалдела?! Я чуть не поседела!!! На два часа! Сейчас пять утра!!! Твой благоверный мог ворваться в любую минуту! Что бы я ему сочиняла?! Твои предки, между прочим, через полчаса должны выезжать!


Фаина враз смолкла, увидев перед собой мечтательное, ничего из сказанного не воспринимающее лицо.


- Личка, тебе чего плохо?..  Плохо, скажи? Не молчи только.
- Нет, душа моя, мне хорошо. Мне очень хорошо...


В глазах Анжелики все еще плясали отблески пламени свечи. Счастливая и блаженная, она пошла к родителям будить отца, помахав Фаине рукой и прошептав на прощанье: “Спасибо тебе... До завтра...”


Алексей так ничего и не узнал, увидев на пороге Лику с отцом, который пришел поцеловать перед дорогой спящих малышей. Чета Жуковских спустилась на улицу, к машине, где устраивались теща с Ликиной сестрой. Последние “ни пуха, ни пера”, целования, пожелания... И вот уже “Ласточка” скрылась за последним поворотом. Еще через пару минут, уткнувшись в подушку, Анжелика видела чудесный сон, в котором она была маленькой девочкой и ее качали, чьи-то заботливые руки...

 
Хлопнула входная дверь, последовали осторожные шаги и на пороге спальни возникла Фаина.


- Личка, я тебя зову, зову, а дверь открыта... Ты чего, спишь еще? Подъем, уже восемь, скоро дети проснутся. Мужики уже на работу ушли. Я смотрю в окно - твой ушел. Ну и примчалась. Давай, рассказывай.
- Господи, Фаин, я так спать хочу!..
- Что?! Ты хочешь сказать, что я зря бежала по холоду?! Я вся замерзла, между прочим! Подъем!
- Залазь под одеяло, грейся.
Фаина не заставила себя долго упрашивать. Она устроилась “вальтом” под Ликиным одеялом так, что девчонки оказались лицом к лицу и затормошила подругу.
- Личка, где ты вчера была?
Анжелика наконец открыла глаза, сладко потянулась и заулыбалась...
- Блин, Личка, ты же вся светишься! Неужели... Да нет, этого не может быть!.. Ну, не томи! Это, что, правда? Ты на самом деле... Ты ему... отдалась?..
Лика, покраснев, спрятала голову под одеялом. Но и оттуда ее достала неугомонная подруга.
- Боже! Этого еще не хватало! Теперь она еще и краснеет! Я тебя по-человечески спрашиваю: “Ты была с ним?” Будь добра, хотя бы кивни.
- Угу.
-Что?! - Фаина, не веря своим глазам, пыталась понять, что происходит.
- Я всегда говорила, что ты безголовая! И что теперь будет?
- Не знаю.
- Ты должна его забыть!
- Ни за что!


Анжелика поднялась с постели и гордо прошествовала в ванную, откуда отчетливо послышались слова романса: “...Не уходи! Побудь со мною...”


С этого дня жизнь снова приняла свой размеренный ход. Дни тянулись нестерпимо долго. Без Влада все вокруг приобрело серый оттенок, даже чистый горный воздух не наполнял легкие свежестью. Казалось, время замерло. Лика будто жила под неким невидимым колпаком, который заполнял вакуум. В таком состоянии невесомости прошел уже месяц, от Влада не было никаких известий, а в душе Лики поселился червь, съедающий ее изнутри, наполняя ужасающей пустотой... И имя ему – Одиночество.


Поздним вечером, дождавшись, пока дети уснут, прихватив купленную накануне плитку шоколада, Лика еле перебирая ногами, отправилась к Фаине. Та все еще не могла уложить в постель неугомонного сына. Тени от их фигур, отражаемые пламенем свечи, прыгали по стене в каком-то неистовом танце.


– Сейчас уложу Антона и мы с тобой побалуемся шампусиком. Открывай пока, возьми на полке в кухне бокалы.


Фаина продолжила борьбу с ребенком, а Лика вышла в кухню, где на столе стояла бутылка шампанского, которую практичная Фаина выпросила, точнее сказать вытребовала у своего страдающего поклонника, которому, видимо, так и суждено будет мучаться на расстоянии, потому как бедный горемыка имел несчастье быть лучшим другом Фаининого мужа.


Когда-то давно, еще в детстве Лика читала, что если тоскуешь по кому-нибудь, можно, пристально всмотревшись, увидеть этого человека в пламени свечи или даже обыкновенной спички. Откупорив шампанское, она медленно налила игристую жидкость, поставила бокал напротив подсвечника и стала наблюдать сквозь искрящиеся пузырьки за пламенем у основания фитиля. И вдруг она опять очутилась в Его комнате, уловила запах Его одеколона... Этот запах будет преследовать ее всю жизнь, заставляя вздрагивать каждый раз, доносясь со стороны совершенно незнакомых ей людей, маня чем-то родным и горьким... Анжелика пригубила игристое, но даже его сладковато-приторный привкус не смог заглушить горьковатого комка в горле. Откуда-то из глубины ее самой пришел стон, вырвавшись наружу лишь еле слышным: “Вла-а-а-д...” Кухня “поплыла” перед ее глазами, наполненными “соленым морем” горя и отчаяния. И снова перед ней, сменяя друг друга, проплывали дорогие ее сердцу картины: Влад, его губы, шампанское, руки Влада, снова шампанское и опять Влад, его глаза...


– Личка, ты что рехнулась?! Так нечестно! Могла бы хоть полбокальчика оставить! Совесть – тоже хорошее дело! Ну, что с тобой происходит?! Чего ты ревешь?! Зачем всю бутылку вылакала?!
– Я хочу так мало – лишь услышать Его Голос... Я не могу больше… Я думала, что я сильная... А я... Я...
– Да ты просто дура, Личка! Такое шампанское испоганить!..
– Мне ничего от него не надо... Лишь Голос... Одна минута... Только услышать...
– Так! От твоих выходок меня просто в жар бросает! Поднимайся! Идем звонить этому придурку! Господи, да  его просто не за что любить! Он там по девкам, небось, шатается, не вспоминает ее даже, а эта дуреха здесь с ума сходит!.. Слышала фразу: «Записка на столе: “Я уехала. Твоя крыша.”»? Так это про тебя!


Фаина бурчала всю дорогу до почтового отделения, поддерживая качающуюся Лику, вворачивая частенько в свой монолог слова непереводимого русского фольклора.


Услышав родной голос, ощутив нелепую, но искреннюю благодарность человеку, создавшему телефон, за ощущение невероятной близости Любимого, Лика немного успокоилась. Они проговорили около 40 минут. 40 минут Нежности и Ласки. 40 минут Тепла и Чувственности. 40 минут – между Грузией и Москвой... Через время звонки такого рода вошли в привычку. К ним привыкли даже родственники Влада, заинтригованные столь бурным романом Влада с далекой незнакомкой. Они узнавали Лику по голосу, обходясь с ней приветливо и дружелюбно. Разговаривая с ними, Лика представляла, как бы они обошлись с ней, узнав о муже и о детях. Но они, слава Богу, ничего не подозревали, жизнь продолжалась, звонки становились более частыми и настойчивыми.


– Когда ты вернешься? Милый, я так жду тебя!
– Я здесь нужен. Меня тут тоже ждут.
– Чепуха! Никто во всей Вселенной не ждет тебя так, как я!..
Для Анжелики уже было мало лишь слышать его бархатный, поющий голос. Ей нужно было видеть его Глаза, чувствовать Его Губы, Руки. Ей нужен был Он Сам. Через некоторое время он услышал в телефонной трубке слова, которым вначале не поверил. Лишь Сердце его Знало – она не шутит.
– Я приеду. На следующей неделе. Я позвоню тебе, когда буду в Москве. Жди...
– У тебя какие-то дела в столице?
– Да. У меня в столице Ты! И я еду к Тебе... До скорой встречи, Любимый...


Влад ошалел от услышанного. Этого не может быть! Она просто его разыгрывает. Она не сможет уехать. Ее семья не отпустит ее! И потом… у нее дети! Она не сможет без них и двух дней! Она не оставит их ради него. Или оставит? Нет, этого не может быть… Все становится слишком серьезным для того, чтобы иметь продолжение...


Через несколько дней, перешагнув порог теткиной московской квартиры, Влад услышал от нее ошеломляющую новость.


– Тебе звонила девушка, просила передать, что она привезла тебе передачу от друзей из города с невыговариваемым названием, ну, в общем, оттуда, где ты служишь. Она оставила адрес гостиницы. Видимо в Москве – проездом, ты бы поспешил забрать передачу. Поезжайте на машине с Артуром – быстрее вернетесь.


Но быстро Влад не вернулся. Артур, его двоюродный брат, приехал вечером один, пролепетав что-то насчет дня рождения и ночевки Влада после вечеринки у друзей.


Лика повисла на шее возлюбленного, не веря своим глазам. Ее глупое сердечко готово было выпрыгнуть наружу, так переполняли его чувства! Она с упоением слушала, как он рассказывал о сдаче сессии в учреждении, где учился на заочном отделении. Всепонимающий Артур долго катал их по городу, затем деликатно поинтересовался, куда отвезти Лику. Влад назвал ему совершенно другой отель. И только, когда номер был снят на две персоны, у Артура не осталось сомнений, что уедет домой один. Изумленно пожав плечами и покачивая головой, он удалился, пожелав Лике при этом “всего наилучшего”.


Они поднялись в номер, где наконец-то остались наедине друг с другом, но... странное дело, – в воздухе витала какая-то напряженность, что-то едва уловимое в его движениях, нечто чужое в его взгляде... Что же это “что-то”, которое так пугает Лику? Они сели в кресла, стоявшие напротив, и долго молча смотрели друг другу в глаза. Затем она поднялась, подошла к нему. Влад встал ей навстречу, протянул руки и обнял ее.
– Милый, я так тосковала...


Он улыбнулся, дотронувшись краешками губ до ее щеки.


– Сумасшедшая...
– Это ты меня такой делаешь...


Спустя минуту Лика уже забыла о чужом взгляде, мелькнувшем в его глазах. Всецело отдаваясь любимому, она даже не подозревала, что через несколько часов он сделает ей очень больно, так больно, как не было за все это время.


«...И падали два башмачка со стуком на пол,
и воск слезами с ночника на платье капал...» 


Она лежала на Его плече умиротворенная, расслабленная, обвивая Его руками, будто все еще не веря, что они вместе. Воздух был наполнен теплотой и покоем. Влад затушил сигарету, обнял Ее и Анжелика почувствовала себя слабой и хрупкой в Его сильных и нежных руках. Ей было так надежно рядом с Ним.


– Милый...
– Послушай меня, я хочу тебе кое-что сказать... Понимаешь...
– Что?
– Я просто обязан сказать тебе...
– Говори же, что есть такого, что ты не можешь сказать мне напрямик?
– Ну, в общем... я скоро, наверное, женюсь...


Анжелику словно обдало кипятком. Но она тут же взяла себя в руки.


– Ну, конечно, ведь рано или поздно это должно было произойти. Но ведь пока ты не женат.
– Но я очень скоро женюсь... Я считаю, что должен сказать тебе сейчас об этом.
– Все нормально, я понимаю.


Лика встала с постели и босиком прошла в ванную. Как можно спокойнее, она прикрыла за собой дверь, включила воду на бешенный напор, который мог бы заглушить ее рыдания, рвущиеся наружу, и встала под душ.


В далекой Грузии, в военном гарнизоне ночь озарилась внезапной вспышкой, очередная подача электроэнергии привела в оживление весь спящий городок. Телевизоры, магнитофоны, кипятильники и холодильники, издавали в ночи долгожданные звуки, на улице зажглись фонари, загорелись тысячи окон, за каждым из которых ждали света. Инга нажала кнопку дистанционного управления телевизора и с динамика полились слова новой песни Кристины Орбакайте:


“...Вдоль по тротуару мокрому я иду шагами твердыми.
Я, наверно, слишком гордая. Я иду ОДНА В СЕРДЦЕ ГОРОДА...
Под ногами шепот гравия, шорох гравия, грохот гравия.
Может он напоминает мне, что НА ГРАНИ Я.
Все нормально, все по-прежнему, но дрожу я под одеждою,
Просто КИСЛОРОДА В ГОРОДЕ НЕ ХВАТАЕТ МНЕ,
 ЗАДЫХАЮСЬ Я...”


Инга подошла к окну, сердце ныло, предчувствуя беду.

 
– Ликуля, солнышко, я чувствую, как тебе сейчас плохо. Я знаю. Но почему? Почему тебе плохо? Где ты, родная моя? Я знаю. Ты там. В этом большом чужом городе. Ты одна. И тебе плохо. Но где же тогда Он? Ты была так счастлива, когда тебе удалось вырваться к Нему. Ты так и не рассказала мне ничего о Нем даже перед отъездом, я все почувствовала сама. Я не виню тебя. Даже букашка хочет быть счастливой. И если ты счастлива с ним, я принимаю твой выбор. Потому, что мы – Друзья. И этим все сказано. Не плачь. Я с тобой. Почувствуй, что Я Рядом. Ты не одна в самом сердце этого города. Ты не одна...


А с телевизора Орбакайте вторила эхом: “Задыхаюсь я...”


Слезы, смешиваясь с потоком горячей воды, душили ее. Ватные ноги не держали ее бренное тело и оно сползало по мокрой шершавой стене, готовое просочиться в сточные отверстия вслед за мыльной водой. В ушах звенели слова: “женюсь... женюсь... женюсь...”, кровь прилила к вискам, а вода продолжала отголоском молота барабанить по поверхности головы... Постепенно Лика перестала чувствовать жар воды, слышать звуки, ощущать боль. Она сидела под душем. Снова вакуум, полная пустота сменяли боль в ее сердце.

 
– Так умирает душа. Значит, умираю я. Я умираю..., - пронеслось в голове Лики.
Она вытерлась, вышла из ванной и молча стала одеваться. Лишь непослушные пальцы выдавали ее состояние минуту назад.


– Ты куда? - Влад с неподдельным любопытством смотрел на нее из-под одеяла.
– Туда.
Лика кивнула в сторону двери, все еще пытаясь справиться с застежками на бюстгальтере.
– Куда ты собралась?
– Туда, - снова указала на дверь Анжелика.
– Перестань, сейчас 4 утра!
– Ничего…
– Ты неправильно поняла меня...
– Нет, нет. Ты абсолютно прав. Все правильно.
Бюстгальтер не хотел сдаваться.
– Давай, помогу.


Влад протянул к Ней руки, но Она отстранилась. Тогда он схватил Ее, в буквальном смысле слова “сгреб в охапку” и, повалив на кровать, стал осыпать поцелуями лицо... шею... руки...


– Милая, прости... Я пошутил... Неудачно... Грубо... Я гад... Я подонок... Ну, прости меня... Я пошутил... Я не собираюсь жениться и у меня никого, кроме тебя нет... Прости меня...


Она лежала на кровати, опустошенная “до нельзя”. Лицо не выдавало никаких мыслей и эмоций. Из ее глаз, глядящих в одну точку, тихо стекали горькие капли. А Он целовал Ее глаза, шепча при этом нежнейшие слова... Все это напоминало сцены из фильма “9,5 недель”, и отдавало откровенным душевным садизмом.


На следующий день сразу после занятий Он приехал к Лике и остался. Они старались не вспоминать горькие события прошедшей ночи. Лика занялась ужином, пока Влад готовился к предстоящему экзамену. Они мило, по-семейному тихо поужинали, улыбаясь и шутя, чего в Ликиной семье с Лешей давненько уже не бывало. Картина была настолько реальной, что Лике показалось, будто она проживает вторую жизнь.


Женщины иногда испытывают весьма странное чувство. Оно сродни мужскому: “Одних любим, других замуж берем”. Возникновение этого чувства не могут объяснить даже сами женщины. Это какой-то животный инстинкт, пришедший из далекого прошлого, благодаря которому женщина находит отца своим детям. Милое очаровательное создание может жить с мужчиной, деля с ним кров и пищу, радости и горе, вместе с тем совершенно не испытывая ни малейшего желания продлить его род. И напротив, – понимая всю бесперспективность отношений, осознавая неизбежность расставания, женщина практически всем своим нутром может желать выносить в своем чреве и дать жизнь маленькой частичке своего избранника.

 
Не смотря на все страдания, Анжелика трепетала при мысли о ЕГО РЕБЕНКЕ, который, что бы ни случилось, останется с ней навсегда. Наивная девочка искренне полагала, что “где двое, там и третий” – прокормит она их и сама. В этом будет большой плюс: никто не сможет посягнуть на ее ребенка. Никто не посмеет прийти и заявить свои права на него.


ПЛОД БОЛЬШОЙ ЛЮБВИ. Он будет напоминать ей, как выглядит и как пахнет СЧАСТЬЕ.


Один из дней Лика посвятила “шоппингу”. В целях оправдания своей поездки ей просто необходимо было привезти что-нибудь из столицы. Официальной версией для мужа и родителей было приобретение шубы. Шубу Лика приобрела, нужно сказать, наспех и весьма скромную. Еще долго после возвращения Нинель Алексеевна, с презрением глядя на злополучного “козлика”, выговаривала дочери, что за сумму, потраченную в дороге, можно было получить хорошую вещь на заказ из Турции или Греции. Лика же оправдывалась тем, что привезла кучу различных подарков своим домочадцам.


Сама она, безусловно, знала, что бОльшая часть средств “утекла” на оплату гостиничного номера, пропитание. И, конечно, она не могла отказать себе в удовольствии порадовать любимого парочкой сюрпризов. Родные Влада, замечая подарки, судили по ним о серьезности отношений, предсказывая скорейшую свадьбу, отчего “невесте” становилось не по себе. Тетушки разговаривали с ней по телефону, словно она уже была членом их семьи, переживали, когда она долго не звонила и т.д.


В ответ на Ликину тревогу Влад щекотал ей нервы рассказами, как она нравится всей его родне и как они заинтригованы ее появлением в его жизни.


Ах, если бы они только знали…


Два следующих дня пролетели в любви и ласке, как один миг. Ночи были незабываемы. Влад был нежен и заботлив. Он снова был таким же, каким Она знала Его там, в далеком горном гарнизоне. В этом море огня и страсти была лишь одна чужеродная капля – чрезмерная забота Влада о последствиях этого романа. Очень “тактично” подходил он к этой деликатной теме, ласково доказывая Лике необходимость приема медицинских препаратов, кои упрямая особа выплевывала при первом же удобном случае, предполагая скорую разлуку. Она была так счастлива, находясь рядом с любимым человеком!


Рано утром Анжелика просыпалась, готовила завтрак, делала макияж и будила Влада поцелуем и улыбкой.


- Я пришла к тебе с рассветом рассказать, что Солнце встало…
…Чтоб под теплым одеялом мое Счастье не проспало!..


“Счастье” во сне тянуло к ней руки, заключало в объятия и затаскивало в постель. Лика выражала слабый протест, в шутку отбиваясь от уже проснувшегося “зверя”, который униматься и не думал.


- Влад, прекрати… Тебе пора в институт… Опоздаешь… Перестань, ты съешь весь мой макияж и тебя будет целый день тошнить от крема и пудры.


- Моя Белоснежка…
- Почему “Белоснежка”? Такая же холодная?
- Нет, - такая же Светлая…


Они дурачились, хохотали, кувыркались… Затем часы давали о себе знать и Владу приходилось, наспех перекусывая, убегать на занятия. Она провожала его, стоя босиком на пороге и долго глядя ему вслед, пока ее изощренное воображение рисовало картины из “Юноны и Авось”…


“...Ты меня на рассвете разбудишь,
Проводить необутая выйдешь.
Ты меня никогда не забудешь,
Ты меня никогда не увидишь...


Днем Анжелика гуляла по Садовой, любовалась картинами на Старом Арбате, посещала случайные выставки. Больше всего ей нравилось проводить время на Патриарших Прудах. Там было тихо (насколько вообще возможно понятие тишины в Москве) и спокойно. Молодые мамы прогуливались со своими малышами; лебеди горделиво держались на зеркальной водной глади. Казалось, сам воздух был наполнен Гармонией…


И все было бы замечательно, если бы Влад внезапно не исчез на два дня. 


К вечеру вторых суток Лика напоминала огромную тучу: мрачная, серая, готовая в любую минуту разразиться потоком переполнявших ее слез. Случись так, ей стало бы много легче. Однако, слезам было уютно и комфортно внутри, а посему наружу они не спешили. Анжелика вышла из гостиницы и побрела по вечернему городу.


Через какое-то время она оказалась на мосту. За спиной мерцали огни Парка культуры. Лика подошла к перилам и посмотрела вниз. Москва-река будто уносила все мысли. В голове прояснялось. Слезы высохли. Билет куплен. Гостиница оплачена. Ничто больше не тревожило Анжелику. Осталась еще одна весьма крупная купюра, которой с лихвой хватит на то, чтобы просто наслаждаться последними днями в этом городе. Лика снова вспомнила Влада, его слова, вспомнила, как он собственноручно надел ей на палец кольцо. То самое, которое намедне она сняла в порыве гнева, словно отдалив себя от любимого человека.
Ей было просто необходимо сейчас же снова воссоединить себя с ним. Анжелика открыла кошелек, судорожно пытаясь достать непослушными пальцами сокровенную вещицу. Колечко не сдавалось, упорно цепляясь за содержимое кошелька. Лика дернула еще раз. Кольцо выпорхнуло из своего убежища, увлекая за собой упрямый кусок бумаги, зацепившийся за камешек циркония. За доли секунды бедная женщина осознала, что этим куском бумаги была последняя денежная купюра. Паря, будто осенний листок, злосчастная бумажка летела к воде. Через несколько мгновений ее уже не было видно. Вместе с тем пришло новое понимание фразы: “Пришла беда – отворяй ворота…”


Москва воистину слезам не верит. И ошибок не прощает. И передышек не дает. Что же ее так не любит этот город? Лика побродила по парку, спустилась на набережную. Вода… Она поразительно успокаивает, напоминая горную реку ее родных мест… Домой!.. Как можно быстрее!..


Лика сидела у воды и плакала, когда за ее спиной раздался громкий окрик “зазывалы”.


Девушка обернулась и увидела перед собой уже немолодого человека, одетого в капитанскую форму, с рупором в руках. Он зазывал желающих на прогулку по Москве-реке на катере, который с минуты на минуту причалит к пристани. Жизнь текла своим чередом. Дети с мороженым и сладкой ватой “раскручивали” родителей на очередной аттракцион. Взрослый люд толпился на пристани, убивая время сигаретами и пивом. Влюбленные парочки прогуливались по набережной, бередя раны нашей героини. И лишь она была “ОДНА В СЕРДЦЕ ГОРОДА”. Из состояния невесомости ее вывел очередной окрик “моряка” с манерами коренного одессита.

 
- Девушка! Вы обязательно должны посетить наш уютный катер! Девушка! Вы плачете? Как можно?! Где совесть у Ваших слез? Как могут они застилать столь чудесные глаза? Девушка, милая, не плачьте, прошу Вас! Может, у Вас горе?! Уверяю Вас, то, что сегодня видится Вам большим несчастьем, завтра окажется ничем иным, как недоразумение! Вы молоды, прекрасны! Что могло омрачить Ваше настроение?! Парень не пришел на свидание?! И вот Вы уже плачете? Да у Вас их будет тысяча! Мы прокатим Вас на нашем катере и Вы забудете обо всех печалях! У нас замечательный катер и изумительный капитан! Мы отправляемся через двадцать минут!!!


- Мне нечем заплатить за поездку…
- Какие глупости! Вы будете нашей Гостьей! Нам будет приятно. Но что Вы здесь делаете одна?
- Неважно. Вы правы – это все глупости. Так глупо – выбросить деньги…
- Милая наша! Счастье – не в деньгах, а в их количестве! Сколько же Вы, простите, выбросили? И чем они Вам мешали?!
- Я лишь была неосторожна. И вот теперь они в воде…


Лика ступила на палубу, совершенно не задумываясь о последствиях. Она провела шесть часов в обществе замечательного экипажа старенького катера “М-43”. И, видит Бог, это были лучшие шесть часов за предпоследние сутки пребывания в столице! Совершенно незнакомые люди сделали все возможное, чтобы ее лицо светилось улыбкой. Они расстались друзьями, обменявшись телефонами и адресами. Лишь в гостинице Анжелика осознала всю легкомысленность своего поведения. Все пережитое за этот чудный вечер подвигло молодое “дарование” на очередное творение.


“Мимолетное знакомство
Без начала и конца…
Мемуары для потомства –
“Катер и три молодца”…

---------------------

“М – 43”
--------------------


Москва. Столица. Через реку мост.
На нем девчонка кольца одевает.
Мгновенье. Шелест и досады хвост,
Летя к воде, купюра оставляет…

“К чертям!” - подумай. Куплен ведь билет,
А больше, вроде, ничего не надо.
Не в дЕньгах счастье. Ей-Богу, нет,
Хотя они командуют парадом.

Москва. Столица. Через реку мост.
Под ним лишь катер воды рассекает.
Его-то, - он уютен, мал и прост. –
Ребята дружно “Эмкой” называют.

“М-43”. Ему уж пятьдесят.
Но он кряхтит, старается, идет,
Как будто с каплями, что моросят,
С дождем беседу светскую ведет.

Маршрут один: парк, памятник Петру,
Христа Спасителя Святейший Храм.
Российский флаг трепещет на ветру,
В салоне шутки, смех и гам…

Москва-река. И “Эмочка” стучит
С командой дружной на борту своем.
Случайная знакомая молчит
И думает. Наверное, о том,

Что есть еще на свете доброта.
(Не будь высокопарным слишком, слог.)
За человечность, за понятье “теплота”
Воздаст, Друзья, Вам по заслугам Бог!
_____________



Лика стояла возле окна, наблюдая с высоты второго этажа за вечерним городом. Вся в огнях, мерцая в ночи неоновым светом рекламных вывесок, отблеском золотых куполов своих Храмов, Москва была сказочно чудесной. Лика подумала, что электричества лишь одной из московских улиц хватило бы на весь ее гарнизон. И ведь странное дело – москвичи живут в комфорте, пользуются чудесами бытовой техники, радуются жизни, даже не подозревая, что в далеком Закавказье семьи русских офицеров, кто охраняет покой и сон все тех же жителей столицы, полностью лишены порой так необходимого им света. Они, т.е. жители Москвы, даже не догадываются о существовании отдаленных   гарнизонов Войск Российской Армии. 

      
Наконец, Он явился, неся перед собой, словно откуп, букет роз.

 
Мужчина дарит любимой цветы в двух случаях – когда любит и когда виноват. Это был, разумеется, “тот самый случай”. Лика – “наивная чукотская девушка” - даже представить себе не могла, насколько он будет виноват в этот раз и какой “сюрприз” снова ожидает ее.


Влад вошел в комнату, прикрывая лицо букетом, а спину – братом Артуром, который всем своим видом демонстрировал непричастность к происходящему.


- Это тебе. Я заскочил ненадолго. Хотел увидеть тебя. Дело в том, что я не смогу остаться сегодня. Я должен бежать… 


Наглец! Он тараторил без умолку, не давая Лике осознать смысл своих действий.


Оторопевшая от услышанного, она передала Артуру припасенную бутылку шампанского, взяла нож и зачем-то начала вскрывать им слюду на коробке конфет. Видимо, Лика не слышала слов Влада. Точнее, не хотела слышать. И посему делала вид, что они с Владом принимают у себя гостя. Последний, в свою очередь, внимательно наблюдал за Ликой, предчувствуя “бурю”. Внезапно из ласковых женских рук, блеснув лезвием, выскользнул нож и, пролетев над головой Артура, аккуратно вонзился в тонкий косяк двери.


Оторопевший “гость” был чертовски напуган, отчего стал бел лицом и кроток характером.
Лика невозмутимо прошествовала мимо гостя в комнату, где ничего не подозревавший Влад рассматривал разбросанные на столе листки бумаги с адресами ее новых знакомых.


- Да, ты, как я смотрю, времени даром не теряешь…
- Мне же надо чем-то заниматься. Тебя ведь практически не бывает…


Она улыбнулась одной из тех наивных улыбок, которыми природа одаривает женщин при рождении, дабы водить за нос мужчин. Анжелика смотрела на Влада широко раскрытыми глазами и думала о том, как изменилась бы его жизнь в том случае, если бы вчера она не вернулась. Что, если бы на месте команды “Эмочки” оказались какие-нибудь головорезы? Вероятнее всего, Влад сделал бы вид, что вообще не при делах. Ликины родители даже не знали бы, где ее искать. Муж делал бы несчастный вид отца-героя. Дети бы ежечасно звали маму. А непутевая мамаша лежала бы на дне Москвы-реки, обглоданная мальками и думала о том, как же она идиотка…


- У меня билет на послезавтра! Проводишь?
- Я завтра приеду и останусь с тобой. Не обижайся. Мне действительно сегодня нужно ехать.
- Я не шучу, Влад. Вылет послезавтра из Внуково.
- Все будет хорошо.


Он чмокнул ее в щеку так, словно она была маленькой капризной девочкой, кивнул Артуру и стремглав выскочил из номера.


Анжелика выдернула из дверного косяка нож и метнула его в захлопнувшуюся входную дверь, будто убив тем самым гнев внутри себя. Успокоившись, она надела рубашку Влада и обняла себя руками. Снова Лика обманывала себя, представляя, что он рядом. Он любит ее. Он дорожит ею. Он обнимает ее за плечи. Этот вечер, как и следовало ожидать, в буквальном смысле слова, “утонул в бутылке шампанского”.


Очнулась гостья столицы с полной уверенностью окончания романа. Отпуск закончился, а вместе с тем закончилась сказка, как заканчивается все хорошее. Они, несомненно, останутся друзьями. Сегодня вечером она позвонит Владу, а завтра утром сизокрылый лайнер взмоет ввысь, оставив за собой Москву, Влада и белый хвост мечтаний.


Уже смеркалось, но Влада не было. Анжелика монотонно вымеряла шагами мраморный пол гостиничного холла. Наконец, не выдержав мук ожидания, она набрала номер телефона одной из его тетушек. Та поспешила успокоить девушку, заверив в скорости появления своего племянника. Тетя Аня была женщиной милой и приветливой, по крайней мере, она была таковой с Анжеликой.


- Что же Вы так быстро уезжаете от нас, милая?
- У меня, к сожалению, окончился отпуск.
- Артур обязательно отвезет Вас в аэропорт. А Вы, пожалуйста, не забывайте нас, звоните. Мы будем Вам рады.
- Спасибо Вам за все. Всего доброго.
- Всего хорошего, Анжелика. Удачи Вам.


В последнюю ночь перед выездом они вели себя так, будто ничего не произошло, но в каждом взгляде, в каждом поцелуе чувствовалась напряженность и отчуждение.
Провожать Лику Артур приехал не один. На переднем кресле восседала его новоиспеченная супруга. Худенькая, в сером пальтишке, со строгим, закрученным в узел, пучком волос, она создавала впечатление амбициозной моли. Именно «моль в обмороке». Она процедила сухое “здрасьте” и за всю дорогу не проронила больше ни слова. Из чего Лика сделала свои выводы. Видимо, эта особа не могла простить брату своего мужа роман с “не москвичкой”. Девушек мало что ли?! Впрочем, откровенно говоря, Анжелике не было никакого дела до этой мыши.


Оставалось двадцать минут на заднем сиденье с Владом, затем еще пять минут притворства в аэропорту, ничего не значащие чмокания и пожелания удачи и, наконец, взлет… Лишь, поднимаясь по трапу самолета, оглянувшись назад, Лика снова позволит войти в свое сердце боли и отчаянию. Она будет готова бежать назад, кричать надрывно и протяжно на весь аэровокзал: “Вла-а-а-а-а-д…” Но он, разумеется, уже давно прыгнул в машину и умчался со скоростью свиста, словно сбросив с себя тяжелую ношу.


И снова ПУСТОТА… Огромная черная дыра в районе груди. Никаких ощущений, никаких желаний… Лишь сами собой рифмующиеся мысли…


“Всегда так было, есть и будет, -
Ведь мы для этого даны. –
Когда нас любят – мы не любим,
Когда не любят – любим мы…”
                (Асадов)
---------------------------------

“ЗА ЧТО?”

--------------------------------


Я много думала: зачем же так со мной?
И оправдания ища, ответ крутился:
Все правильно ты делал, чтоб домой
Вернуть меня. Ну а чего добился?

Убил во мне надежду, чистоту.
Открытость, веру людям, нежность,
Доверчивость. И Белоснежку ту
Убил. Явилась Королевой Снежной.

С метелью в сердце и холодным мозгом,
Во взгляде гордом иней серебрится.
Мне жутко – я не верю звездам
И не жалею павшую синицу.

Все рухнуло. Все идеалы – “ноль”.
“Весь мир – бардак”. И я - не исключенье
Отрывки в памяти: Москва… Октябрь… Боль…
Страх… Смерть души… И слезы сожаленья…

Я счастлива была с тобой, любя.
Я жертвовала многим, рисковала.
Не нужно было ничего мне от тебя.
Я все сама, любимый, отдавала.

Не верила, по нежности скорбя,
Дала возможность издеваться вволю…
За что ты так? А унижать себя
Тебе я больше, Алекс, не позволю!..

---------------------


P.S.     Я не жалею, что была с тобой, поверь.
Ты не вини себя ни в чем, не надо.
Ведь сердцу не прикажешь, что ж теперь?..
Тебя увидеть и услышать рада.

Ты говорил про «легенький» роман.
Мол, дескать, хорошо и разбежались.
Ошибся, я ведь не «ля фам шарман».
Тебе с любовью, милый, отдавалась.

Зачем, скажи, я поднимаю “ил”?
Наверное, обидно просто стало.
Один лишь ты гордыню усмирил.
Я никому подобного не позволяла.

Играл со мною, даже не любил…
Как странно, я ведь это знала…

----------------


“Что будет дальше?” – этот вопрос стучал в висках Лики до того момента, пока самолет не приземлился в столице родной Армении. В Ереване “возвращения блудного попугая” ожидала вся семья, обставив отсутствие своей непутевой дочери-матери-жены, служебной командировкой. Дети с радостными воплями бросились к Анжелике; Алексей предстал перед женой с букетом цветов, в знак всепрощения и примирения; отец улыбался ей, как ни в чем не бывало; мать же смотрела на нее испытующе и укоряюще.


При виде детей и цветов Совесть стала делать выпады в сторону Сердца. Но злость и раздражение затмили собой все, уловив на горизонте Нинель Алексеевну и ее театрально-положительного мученика-зятя.


По дороге домой, обнимая детей, Лика молила Бога только о том, чтобы Влад не вернулся. Может быть, тогда ей удастся постепенно забыть весь этот кошмар и жить, как прежде – спокойно и размеренно.


По приезду Лика с новыми силами окунулась в работу. Дружный коллектив телецентра монтировал рекламные ролики всевозможных магазинов, кафе, презентаций, авиа- и авто- линий. Полным ходом шла подготовка к очередному концерту. Рабочий день был забит на все 200%. Анжелика не давала себе очухаться, заставляя войти свою жизнь в нормальную колею. Лишь по ночам она скулила в подушку, как раненая собака, и все бежала куда-то во сне, оставляя за собой кровавые следы…


Отношения с Алексеем совершенно разладились. Лика стала раздражительной, жесткой и злой. Лишь с Ингой она оставалась прежней – открытой, доброй, но грустной. Окружающие не могли не заметить перемены. Им, несомненно, не хватало Анжеликиных шуток, ее смеха. Приятели всячески пытались вернуть ту девчонку, которую они знали и любили с детства.


В течение рабочего дня Инга несколько раз забегала на телецентр, а после ужина они с Ликой брали с собой детей и уходили в уютный бар у фонтана. Название бара придумали в свое время сами же девчонки, сложив первые буквы имен братьев-хозяев, которые были их добрыми друзьями. С приходом подруг в “МАХНО” все оживало. Освобождалась танцевальная площадка, менялось музыкальное сопровождение, увеличивалось число клиентов. Поэтому здесь девчонок называли никак не иначе, как “наши талисманы”. Тихими вечерами, находясь в особом расположении духа, они гадали знакомым на кофейной гуще и призывали добрых духов во имя увеличения прибыли и благосостояния любимого заведения.


Так, в один “прекрасный день”, убивая время за «ковырянием кофейных зерен», раскидывая картишки “то так, то эдак”, девочки приоткрыли завесу над грядущими событиями. И события эти, прямо скажем, заставили их задуматься…


На горизонте жизни замаячило, теперь уже неожиданное, прибавление семейства… Никаких подтверждений этому не наблюдалось, и подруги за отсутствием симптомов уже позволили себе успокоиться. Но не тут-то было. Положенные в этом случае ощущения не заставили себя долго ждать. Поначалу Лика связывала их скорее с психологическим, нежели физическим состоянием. Самовнушение, нервный стресс, в конце концов. Да мало ли еще может быть факторов, оказывающих негативное влияние на женский организм?!


Но отмахнуться от проблемы – не значит решить ее. А решить эту проблему было непросто, ибо в подобном случае существует лишь два решения. Рожать или… не рожать. Третьего не дано. О втором не могло быть и речи. А прежде чем родить этого ребенка, Анжелике следовало повернуть всю свою жизнь с ног на голову.


Перво-наперво ей нужно было расстаться с Владом. Выросший при отчиме, еще мальчиком он поклялся самому себе, что не оставит своего ребенка, что бы ни случилось. А это в свою очередь означало, что узнав о дочери (а это будет именно девочка), он примет необдуманное решение. Лике же было очень важно, чтобы Влад был с ней рядом именно по причине Любви! Малыш – плод, следствие любви, но ни в коем случае не связующее звено! К тому же Влад не готов  быть отцом. И эти два фактора позволяли ей самой делать выбор. Лике, как и большинству самонадеянных женщин, неадекватных в своем положении, казалось, что так будет лучше.


Но оставалась еще вторая загвоздка. Анжелике было необходимо в ближайшее время оформить развод с Алексеем. Он был ее прошлым, а она смотрела в будущее, несмотря на то, что в этом самом будущем не было места ни одному из “соперников”. Лика будет жить одна ради своих детей и этим будет счастлива. В подачках и жалости своего мужа она не нуждалась, а большего он ей, к сожалению, дать не может.


Вечером того же дня между Жуковскими состоялся серьезный разговор, в ходе которого оскорбленный супруг согласился на “цивилизованный” разрыв – неизбежное окончание их странного во всех отношениях брака.


Прошла неделя, показавшаяся Лике вечностью. Муж на развод подавать не спешил, но договоренность оставалась в силе. Это приносило супруге (пока еще) Жуковского, если не спокойствие, то, по крайней мере, хотя бы частичное очищение совести.


Анжелика искренне считала, что действует правильно. Она оставила супружеское ложе задолго до того, как стала встречаться с Владом. Она заявила о разводе, как только почувствовала, что ее сердце молчит по отношению к Алексею. И, в конце концов, ей делало честь (если можно говорить о чести в подобных случаях) то обстоятельство, что, практически расставшись с Владом, Лика все так же шла к разводу. Любая здравомыслящая женщина в сложившейся ситуации сочла бы нужным повернуть все на круги своя и, вымолив прощения у мужа, став паинькой, навязала бы несчастному “рогатому” воспитание чужого дитя. Причем через некоторое время окружающие ставили бы в пример эту “идеальную” семью, от всей души завидуя “счастливцу”, любуясь его заботливой, любящей, порядочной, хозяйственной… и т.д., и т.п… половиной.


И хотя Алексей всю оставшуюся жизнь будет колоть жене глаза ее “подлостью”, этой черты не было в характере Лики, иначе она действовала бы по-другому. Анжелика не могла и не хотела переступать через Себя. Она чувствовала свою измену гораздо в большей степени, нежели ее осознавал муж. Всем своим существом несчастная ощущала, что больше не принадлежит этому мужчине, а посему считала дальнейшую жизнь с ней унизительной, прежде всего, для него. У нее, в отличие от супруга, было сознание безвыходной ситуации. Он простит ее и будет готов жить с женщиной, душа и сердце которой не доступны для него. В этом случае она потеряет УВАЖЕНИЕ к нему как к Мужчине. А такой брак не имеет права на жизнь. Совершенно другое дело, когда супруг молча, с достоинством закрывает за собой дверь, не показывая боли и отчаяния. Женщина запоминает его внутренне сильным, гордым и независимым. Причем она знает, что ОН УШЕЛ потому, что ЛЮБИТ ЕЕ и желает ЕЙ СЧАСТЬЯ с кем бы то ни было. О Таких Мужчинах (с большой буквы!) мечтают женщины. После Их ухода они чувствуют себя виновными и осознают всю глупость и никчемность своих выходок. За Такими Мужчинами они бегут вдогонку и делают все возможное для их возвращения. У Таких Мужей всю свою жизнь женщины вымаливают прощения, причем, не словесно, а заботой, лаской, любовью, каждым движением, действием, вздохом…


К сожалению, старший лейтенант Жуковский был человеком совершенно иного склада. Он, во что бы то ни стало, решил удержать жену. Причем, не из большой любви к ней, а из собственного уязвленного себялюбия. Ибо когда человек Любит, он способен на любые Жертвы. Алексей же жертвовать не хотел. И, несмотря на противостояние со стороны Анжелики, вопреки всему, считал, что у него еще есть шансы остаться в семье.
Лика же была поглощена своими внутренними ощущениями. Она думала о будущем: о том, как назвать малышку, какой она родится, как отнесутся детки к рождению сестрички. Почему-то молодая мама была почти уверена в том, что это будет девочка. Она даже рассказывала Инге, сидя вечером за столиком в кафе, каким будет ребенок: пронзительный взгляд голубых Владовских глаз, его же пухлые губы, кудряшки…


- Она будет сущим Ангелом, от Ангела рожденным!..
- Эк тебя занесло!.. – Только и смогла произнести Инга.
Потом Инга долго молчала, зачем-то помешивая ложечкой давно уже остывший кофе. Думала о чем-то, разглядывая причудливые узоры на кофейной гуще. Наконец, она пристально посмотрела Лике в глаза.
- Он здесь.
Лика встрепенулась, вспыхнув румянцем.
- Что?
- Да-да. Я его видела. Кажется, это еще не конец… Я бы даже сказала: “Это только начало”. Он здесь. И ты не в состоянии с ним расстаться.
- Я должна это сделать и я сделаю это…
- Брехня! Ты бы поняла это, если бы увидела сейчас свое лицо!


Это снова был гром среди ясного неба. Лика, вроде бы, только что договорилась сама с собой, установила ориентиры и четко расчертила для себя жизненный путь! И вот опять она металась в сомнениях, снова была не в ладу с собой. Несколько дней кряду подруги тщетно совершали вечернюю прогулку по городку. Влада не было видно. Анжелика нервничала. Инга не одобряла происходящее. Тем не менее, как и подобает настоящему Другу, она была рядом, поддерживая и успокаивая.


- Не нервничай, в городке две дороги. Здесь невозможно не встретиться. Не торопи события. Вы увидитесь.
- Не успокаивай меня. Видимо, для него это было обычным развлечением.
- Не говори так. Наверняка он также ищет встречи с тобой. Просто в другое время.
- Ничего он не ищет! Захотел бы увидеть – нашел бы!
- Где? Он должен был явиться к тебе на Телецентр? Или уж сразу к твоим родителям? Что за глупости ты несешь?!
- Он мог бы прийти ко мне домой, когда Алексей на работе!
- Значит, не мог.
- Конечно! Раньше, значит, мог, а теперь – нет!
- Может, он просто не хотел тебя компрометировать.
- Да, куда уж больше!
Лика психанула и резко повернула в сторону дома.
- Все! Я больше не могу! Не могу и не хочу!
Из темноты вырисовались две мужских фигуры. Ликино сердечко забилось в бешенном ритме. Она узнала бы Его в толпе среди тысячи похожих!
- Привет.
Он подошел к ним вместе с молодым человеком его же возраста.
- Знакомьтесь. Это Сахид. Я тебе о нем рассказывал. Сахид, это Лика и Инга.
- Очень приятно.
Сахид улыбнулся, демонстрируя всем своим видом приветливость и добродушие.    
- Взаимно.
- Вышли прогуляться на сон грядущий?
Инга решила не оставлять ни единого шанса неугомонной подруге.
- Холодно. Мы уже идем домой.
Лика поспешила исправить положение.
- Мы решили одеться теплее. Внезапно так похолодало…


Резкий холодный взгляд Инги говорил сам за себя.
Анжелика чуть сжала локоть подруги. Ее молящие глаза никого не смогли бы оставить равнодушным. В этой кромешной темноте лишь Инга могла увидеть, точнее, почувствовать, как ждала Лика этой встречи. Сколько мук доставляет этот роман! Если бы только Инга могла оградить ее от этого! Но, увы, - это было не в ее силах…


- Может, тогда и не будем переодеваться?! Минут пятнадцать подышим воздухом и пойдем спать.
- Как здОрово! – Оживился Сахид.


Они двинулись по алее двумя смешными парами, словно в далекие школьные времена, - на “пионерском” расстоянии друг от друга. Девочки – отдельно, мальчики – отдельно. Лика и Влад вели себя достаточно скованно, словно чужие. Инга молча наблюдала за ними. Лишь Сахид был непринужден и раскован. Он шутил, травил анекдоты, пытаясь рассеять напряженность.


Наконец, Инга резко свернула с дороги в сторону своего дома и, многозначительно посмотрев на Сахида, произнесла:


- Спокойной ночи. Я дико замерзла. Думаю, Сахид тоже… До завтра.


Она ушла с видом исполненного долга. Понятливый от рождения Сахид, недолго думая, тоже попрощался и скоренько скрылся из вида.


Анжелика осталась наедине с Владом. Пару шагов они прошли молча, глядя на землю и пиная ботинками осеннюю листву. Наконец, Влад закинул ей руку на плечо, притянул к себе и они пошли по тропинке, уводящей их от людских глаз... Влад закурил сигарету, невольно пахнув дымом в лицо Анжелике. Лика отвернулась, испытав внезапный приступ тошноты. Ей пришлось в буквальном смысле слова подавить в себе желание желудка вывернуться наизнанку, когда Влад, остановившись посреди тропы, развернул ее к себе и поцеловал.


- Что-то не так?
- Нет, нет. Все нормально.
- Ты скучала?
- А ты?
- Немножко. Самую капельку…
Влад сомкнул большой и указательный пальцы, показывая тем самым, как он “соскучился”. Лика укоряюще посмотрела ему в глаза.
- Эх, ты…
Влад рассмеялся, притянул ее к себе и прижал к груди.
- Ты ждала меня?
- Конечно!
- Очень? – Он притворно нахмурил брови, тут же широко улыбнувшись.


Боже! Как ему шла эта улыбка! Его глаза смеялись, руки обвивали талию Анжелики. Ночное небо было сплошь усеяно сверкающими звездами. Их мерцание вносило волшебство в это позднее тайное свидание. Лишь сигаретный дым был чужеродным телом. Влад снова глубоко затянулся и, запрокинув голову, медленно стал выпускать колечки дыма. За всю последующую жизнь она встретит лишь одного человека, у которого «табачные колечки» будут так же виртуозно послушны. Они переплетались, принимая причудливые формы, проникая друг через друга, образовывая невесомые композиции, затем рассеивались, оставляя после себя едкий запах. Лика поморщилась, отстранилась от Влада.


- Лика, что случилось?
- Нет, нет, не беспокойся, ничего страшного. Смотри, как ярко горят на небе четыре звездочки. Две большие и две маленькие, будто взялись за руки.
Влад повернул Лику к себе, взяв за подбородок, заглянул в ее глаза.
- Лика, ты не договариваешь. Что с тобой?


Глупо было попасться вот так, в первый же день. Лика будет придумывать, что угодно. Влад не должен узнать правду никогда!
Она виновато улыбнулась.


- Милый, я ничего не скрываю. Мне немного нехорошо. Видимо, что-то не то съела.
- Что ты могла не то съесть? Тогда бы твоим детям тоже было плохо. Детский желудок среагировал бы быстрее. Как они себя чувствуют?
- С детьми все в порядке.
- Тогда в чем же дело? Не забывай – я медик!


Влад вопрошающе смотрел на Лику. Ей оставалось только вспомнить старую поговорку: “Лучший метод защиты – нападение”. Она сделала обиженный вид и повысила тон.


- Да что ты меня допытываешь? Откуда я знаю, в чем дело?! Мы вчера обед на Телецентр заказывали. Может, в конце концов, банальное пищевое отравление! Да мало ли что я могла съесть! Может, угостил кто-нибудь чем-то. Какой-нибудь несвежей конфеткой!
 Влад недоверчиво глянул на Лику, прищурился…
- ??? …А ты вспомни, угощал ли тебя сегодня кто-нибудь конфеткой…
Ликино терпение подходило к концу!
- Да не помню я! Что это за допрос?!


Влад был искренне озабочен состоянием Анжелики, но еще больше – такой реакцией. Он миролюбиво обнял Лику, придвинул ее к себе.


- Не злись. Я же переживаю за тебя. Мне не безразлично, что с тобой происходит.
- Забудем. Все нормально.


Они гуляли еще часа два, болтая обо всем и, между тем, ни о чем. Влад рассказывал ей о семье Артура, о своих тетушках, о том, как они тепло вспоминают полюбившуюся им девушку. Промчавшийся мимо грузовик, подняв столб пыли, обдал парочку выхлопами горючего, чем вызвал у Лики внезапное головокружение и кашель. Она побледнела и повернула к дому.


- Лика, ты не больна? Твое состояние здоровья внушает мне большие опасения…
- Влад, не начинай заново!.. Пойдем лучше домой. Я лягу спать и завтра проснусь бодрой и здоровой.


Завтра, разумеется, все повторилось. И послезавтра, и через неделю, естественно, тоже. Влад настаивал на срочном обследовании. Лика, - понятное дело, - отмахивалась. Он недоумевал.


- Я еще могу понять, когда человек против медицинского обследования. Нужно проходить какие-то неприятные процедуры, сдавать анализы и т.д. Но я предлагаю тебе в течение пяти, а то и трех минут поставить диагноз. От тебя ничего не требуется. Ты даже рук моих не будешь чувствовать. Я по твоему биополю и своим ощущениям скажу, с точностью до семидесяти процентов, какой орган доставляет тебе такие мучения.   


- Не трать, пожалуйста, свои силы на меня. У тебя куча пациентов, которым нужны твои способности и твоя помощь.
- Значит, ты в моей помощи не нуждаешься, я правильно понял?! Значит, ты у нас вся такая “САМА”, да?!


Влад заводился все больше и больше. Лика не слушала его. Она думала, что стоит держаться от него подальше, пока он не вздумал диагностировать ее на расстоянии. Он сразу поймет, в чем дело. Возникала необходимость срочного разрыва и она понимала это. Опять же умом, но не сердцем.


Сердце умоляло еще на пару ничего не решающих недель оттянуть расставание. Расставание протяженностью в жизнь… За эти пару недель Лика отдаст ему всю любовь, всю ласку и нежность, на которую она только способна. Она оставит в своей душе только чувства, предназначенные ее детям.


Талмыковы уехали в отпуск. Естественно, оба запасных ключа Фаина принесла подруге под весьма благовидным предлогом. Предлогом этим стали цветы. Им нужен уход.


- Личка, отдай Владу второй ключ. Так вам будет удобнее встречаться.


С лучшими пожеланиями и последними наставлениями Фаина чмокнула в щеку подругу и покинула славную джавахетскую землю на несколько месяцев.


Они не были любовниками или просто влюбленными. Анжелика практически жила, что называется “на два дома”. Она убегала на пару часов, чтобы успеть приготовить обед для любимого, встречала его с работы с пирогами и соленьями. Она закатывала варенье из зеленых орехов, инжира, персиков, абрикосов и желтой черешни с грецкими орехами так, как это умеют кавказские женщины. И он платил ей сторицей, стремясь в «их гнездышко», которое осознанно, хотя и на пару месяцев, было даровано им подругой Талмыковой. Это жилище, похоже, не знало раньше такого уюта и тепла.


Лика отводила детей к родителям и, будучи совершенно спокойной за них, долгими осенними вечерами посвящала всю себя общению с Владом. Он рассказывал ей случаи из практики знакомых экстрасенсов, учил обращению со всякими магическими вещицами, носил ее на руках, говорил разные приятные нежности и вообще всячески баловал своим вниманием. Лика была так счастлива, засыпая в Его объятиях! Но каждый раз ночью звенел будильник, заставляя Лику покинув «гнездышко», возвращаться в «лоно семьи».


Жуковский тянул с разводом, страдая неимоверно, мучась, как только способен мучаться человек, теряющий из-под ног устоявшуюся почву. Он все же, по-своему, любил и жену, и детей. Возможно, уже не так пылко, как раньше. Может, «заел быт» с керосином для ламп, со свечами и т.д. Хотя тяжесть по решению бытовых проблем за обе семьи всегда брали на себя Ликины родители.


Саркисяны пристроили Жуковского на майорскую должность в звании старшего лейтенанта, «выбили» квартиру на втором этаже, что само по себе было большой радостью, потому что в квартирах верхних этажей не было холодной воды. Итак, жилищный вопрос был тоже решен. На базар за продуктами Лика ездила тоже с Саркисянами на машине, тогда как остальные служивые навьючивались, словно ослы, и через навесной мост мчались с рынка галопом, чтобы успеть на службу.


С задержками зарплаты, ставшими нормой для Закавказья, боролась Лика. На ее претензии супруг отвечал, что она местная, а посему ей проще договориться с финансовой частью, банком или же взять продукты в магазине «под запись» (такая система практиковалась в их гарнизоне). В каждом магазине военного городка была заведена для этих целей «черная тетрадь» с фамилиями военнослужащих, жены которых отоваривались в долг.

 
Когда с выплатами денежного довольствия стало совсем тяжко, семьям выдавалось со складов продовольствие в консервах. Жены были вынуждены обменивать на городском рынке кильку и тушенку на фрукты для детей. Вся эта процедура была жутко унизительной и неприятной. Особенно для «местной девчонки», которую знал весь город. Благодаря кавказскому менталитету, который за все годы проживания в Джавахетии въелся в Ликин мозг, не могла она признаться людям, с которыми когда-то училась в школе, что ей нечем кормить малышей. А посему Лика находила другой вариант. Она запаслась мукой и картофелем, и лепила вареники и пирожки, периодически приглашая знакомых на ужин.


Благо, дружбу с тестом она водила еще лет с четырнадцати. Ей никогда было не понять тех женщин, которые, будучи взрослыми, приходили за рецептами, сетуя, что не умеют обращаться с простейшим мучным. Анжелика любила возиться с тестом, придавая ему причудливые формы, фантазируя, отдыхая при этом душой. Она свято верила в предания бабушек о том, что через тесто, посредством рук, хозяйка в состоянии обеспечить здоровьем всю свою семью. Поэтому для молодой женщины выпечка была, своего рода, ритуалом, за который она ни в коем случае не бралась, если была «не в том» расположении духа. И (тьфу-тьфу-тьфу) тесто платило ей взаимностью. Печеное всегда выходило на славу и, естественно, на гордость хозяйки вкусным и пышным.


Сам процесс стряпни доставляла девчонке кучу удовольствия с детства. Она часто вспоминала свои первые кулинарные опыты. Как-то чета Саркисянов, придя со службы, обнаружила в гостиной полностью сервированный стол с блюдами, рецепты которых юная Ликуся вычитала в поваренной книге. Помниться, основным блюдом было мясо с черносливом. Оказалось безумно вкусно. Тогда Алексей Робертович обнял дочь и прослезился, произнеся, что вот он, наконец, и дожил до того времени, когда дочь его кормит. Наверняка, именно эта фраза и привила Лике любовь к кулинарии.


Таким образом, все, что требовалось от господина Жуковского – это сосредоточиться на работе, что он и делал, занимая в штабе дивизии должность «балалаечника», которая, носила мудреное название:  «помощник заместителя командира дивизии по воспитательной работе – офицер-организатор досуга военнослужащих – начальник клуба». Обязанности его носили столь же пространный, как и название, характер. «Дедовщину в армии никто не отменял», поэтому поначалу,  как самый молодой и зеленый, он был «принеси – подай - иди на фиг - не мешай».


Постепенно освоившись, «старлей» Жуковский стал позволять себе грубить даже подполковникам. Но, как зятю Саркисяна, ему многое «сходило с рук». Хотя особо обиженные, дабы не огорчать Алексея Робертовича, жаловались в приватной беседе Лике, советуя обучить супруга культуре общения и манерам.


Так, однажды оператор телецентра дядя Гоша, промучившись внутренне недели две, все же посетовал за чашкой кофе на невоспитанность Жуковского.


- Лика-джан. Такой изумительный кофе варишь только ты. Я люблю не только твой кофе. Ты талантливая, умная и красивая. Но для меня ты всегда останешься той маленькой девочкой, какой я знал тебя много лет. Я помню, как ты ходила в школу, как нянчила сестренку, как подростком была атаманшей у взрослых ребят, помню твоих поклонников – очень, кстати, достойных. Почему ты никого из них не выбрала?..
- Дядя Гоша, давайте начистоту. Алексей умудрился Вас чем-то обидеть?
- Лика-джан, ты знаешь, как я уважаю тебя и твоих родителей…
- Понятно. Что он Вам сказал?
- …Спроси у него сама.


Вечером, придя с работы, Анжелика учинила допрос «экс-супругу». А тот, даже спустя годы, искренне не понимал, что «ляпнул».


- А в чем, собственно, дело? Я разве ему неправду сказал?!
- Давай рассказывай, как все было! Еще не хватало, чтобы мне на работе сотрудникам в глаза смотреть стыдно было! Взрослому человеку пристало думать, что говорить, а где промолчать следует! Таким, как ты, нужно на лбу татуировку делать большими буквами: «НЕ ГОВОРИ, ЧТО ДУМАЕШЬ, НО ДУМАЙ, ЧТО ГОВОРИШЬ!»
- Да чего ты разошлась, собственно? Ты своего дядю Гошу с голым торсом видела?
- В смысле…
- Я во время обеда к нему домой забежал, а он ко мне и вышел, в чем был, то есть в брюках…
- Ну и что здесь такого? Он же не без штанов вышел.
- А то, что перед ним «медведь отдыхает»! У него волосы… Нет, не волосы, а шкура даже на лопатках!
- Короче, Склифосовский, что ты ему «выдал»?
- Ничего обидного. Я сам обомлел! Ну… сказал, что когда он умрет, из него его дети коврик сделают…
- Боже! Как тебе не стыдно?! И какова была его реакция?
- Да не было никакой реакции! Он просто стоял и молчал, тупо глядя перед собой…
- Неужели ты в самом деле не понимаешь, что никто не давал тебе права обижать людей?! Разве можно так?!
- А что я такого ему сказал?..
- Когда-нибудь ты дождешься. Найдется человек, который с такой же «детской непосредственностью» осадит тебя. Посмотрим, как ты будешь «молчать, тупо глядя перед собой».


Своей псевдо-тактичностью Жуковский прославился еще в первый день приезда в гарнизон. Помнится, его очень ждали Ликины знакомые, недоумевая, каким должен быть молодой человек, чтобы она выскочила в семнадцать лет замуж.


В день их приезда Инга, после неудачного посещения парикмахерской, в буквальном смысле, «летела» домой, стараясь остаться никем незамеченной. Ее химически завитая, ранее окрашенная копна волос, напоминала гигантский одуванчик ярко рыжего цвета.

 
Тем временем, Анжелика проводила прибывшему супругу экскурсию по городку. Завидев издалека стремительно приближающееся «чудо», Жуковский, конечно же, не смог отказать себе в удовольствии прокомментировать увиденное. И прежде, чем Лика успела ткнуть его локтем в бок, он громко, так, чтобы слышали не только все окружающие, но и сама «виновница», произнес на манер декламации прозы:


- Шла я ночью да мимо кладбища!


Инга удивленно вскинула бровь, но увидев рядом с наглецом, осмелившимся на такую выходку, Лику, заулыбалась и подошла к супружеской чете. Подруга готова была провалиться сквозь землю от стыда. О таком варианте знакомства Инги с Алексеем она не мыслила. Анжелике ничего не оставалось, как, потупив голову, представить их друг другу.


- Ну… в общем, это и есть мой муж…
- Инга.
- Очень приятно. Царь. Очень приятно. Царь,- раскланялся Жуковский.
На что Инга, ехидно прищурившись, парировала:
- Ну, царь! Ты еще позавидуешь моей шевелюре!


Уж неизвестно – поэтому ли или по причине вполне генетической, но с этого дня «умные волосы остряка ускоренно начали покидать его дурную голову»… Причем, при каждом удобном случае, Жуковский винил в своем облысении супругу, дескать, выщипала волосюшки, коварная женщина, плешь-де проела!


С годами это стало проблемой. Алексей все чаще разглядывал свое отражение в зеркале, выражая недовольство своей внешностью горькой усмешкой. Со временем он становился все более угрюмым, замкнутым и даже злобным. По началу Лика шутила, разговаривала с ним. Состояние супруга не менялось. Он приободрился на некоторое время лишь тогда, когда жена, устроили ему настоящую взбучку.


- Ты, что какой-то тупой, кривой или косой?! Молодой парень, голова – «Дом Советов», умница, симпатичный, должность нормальная, звание – вся жизнь впереди, семья, двое детей! Тебя любят, ценят! Что тебе еще надо?! Ты что изуродован?! Миллионы голову вообще наголо бреют, создавая себе имидж, а этот зациклился. Нормальный мужик! Сам в себе комплекс взращивает!


Этого хватило лишь на время. А потом, по инерции. Привык хмуриться, ворчать по пустякам, отчитывать детей. Содержание стало напоминать форму. Парень двадцати пяти лет вел себя, как семидесятилетний старик, утомляя окружающих своим присутствием, и прежде всего, своих близких, свою супругу. А она была так молода, так полна жизни, энергии, надежд!
Окунувшись в работу, целиком уйдя в творчество, она жила своими фильмами, рекламами, хоть и мАлой, но сценой, убеждая себя, что семейная жизнь у многих с годами теряет былой пыл. Жуковский, в силу занимаемой должности, был призван оказывать их коллективу содействие и помощь в техническом оснащении. В дождь и снег они таскали с собой на репетиции малышей, которые зачастую засыпали прямо в зрительном зале под звуки оркестра или барабанной дроби, несущейся из динамиков.


Со временем, кроме тем служебных, разговаривать Жуковским стало не о чем. Да и по вопросам рабочим, надо признаться, мнения их все чаще расходились. Ссоры участились. Единственное, что их еще «держало» вместе – мысль о том, что дети должны расти в полноценной семье. Но полноценная семья не подразумевает постоянных скандалов. Поэтому супругами обоюдно, во имя спокойствия детей, впервые было принято решение о разводе, причем оный должен был состояться в отпуске (на территории России).

 
В отпуск чета отправилась к родителям Алексея в небольшой город на берегу Дона. Здесь все было для Лики чуждо. Она не любила «частный сектор», хозяйство и вообще какой бы то ни было «деревенский колорит». Хотя, собственно, почему она должна была все это любить, если никогда не жила «на земле»?! Разумеется, Лика понимала, что человек должен любить Землю, но втайне надеялась, что любовь эта придет к ней с возрастом. Пока же даже разведение цветов и оханье над ними не вызывало в ней никаких эмоций.


Накануне намеченного посещения ЗАГСа, Анжелика нежилась в ванне, «причесывая» свои мысли. Неожиданно дверь отворилась и вошел Алексей с огромной охапкой густой пышной сирени в руках. Он молча опустил цветы в воду, посмотрев на Лику с такой любовью и нежностью, как смотрел на нее давным-давно, во время первых свиданий. Сирень заполнила все пространство на воде, лаская Анжелику, наполняя ароматом всю комнату…


С отпуска Жуковские вернулись сплоченной дружной семьей. Несколько позже «все вернулось на круги своя» и Анжелика ругала себя за проявленную тогда слабость.


В этот момент и появился в их городке, уже знакомый читателю, массажист. И, как знать, какое развитие событий приподнесла бы судьба, если бы Нинель Алексеевна не потащила дочь на исцеляющие сеансы. Возможно, Лика вообще не обратила бы внимания на Алекса… Или все было предрешено раньше и, словно линии на ладонях, их жизни встретились…


*   *   *


Дождь барабанил по стеклу, отбивая марш утреннего построения личного состава. Лика зевнула, сладко потянулась под одеялом и… засмеялась.


- Влад! Мы проспали! Проспали, как школьники! Где этот чертов будильник?! Вставай же скорей!


Влад вскочил, как ошпаренный, не понимая, где находится и что происходит. Он метался по комнате, пытаясь втиснуться в камуфляж, на ходу соображая, как выбираться из квартиры среди бела дня. Нельзя сказать, что Лике была совсем уж безразлична ситуация, в которой они оказались по собственной слабости. Видимо, за время их встреч ей просто надоело прятаться. Поэтому сегодняшнее утро ее скорее забавляло, нежели напрягало. Лика выскользнула на улицу, поглядывая на родительские окна и моля Небо о том, чтобы не столкнуться с четой Саркисянов. Офицеры и их боевые подруги спешили на службу, домохозяйки то и дело выходили к машине торговцев домашними молочными продуктами.


Лика, чуть ли не с ноги открыв дверь, вошла в дом, бросив уничтожающий взгляд на формального супруга. Последний даже не попытался ничего промямлить в ее адрес. Хотя, видит Бог, сегодня она заслужила даже пощечину. Именно в этот момент господин Жуковский утратил всякое уважение своей супруги к себе, как к личности. Он позволил ей вытереть о себя ноги, растоптать в нем мужчину. А прежде, еще за долго до этого, он позволил себе успокоиться, потерять «нить Ее пульса». Он непростительно позволили себе «НЕ БЫТЬ ЛУЧШИМ» – вот самая главная причина и вина Мужчины, теряющего свою Женщину.

 
Да, в общем-то, ей не было уже дела ни до его чувств, ни до него самого.


Восемь часов утра. Наступил новый день, обещавший быть обычным будничным днем. Лика приготовит завтрак, пока дети будут смотреть мультфильмы, затем они покушают, оденутся и вместе пойдут на телецентр. По дороге, как всегда, заглянут в супермаркет за очередными детскими лакомствами, которые малыши будут поглощать, пока мама организует варенный черный кофе по-турецки с корицей или кардамоном для своих сотрудников – начальника и оператора, которые не мыслили себе рабочего дня без Ликиного фирменного напитка. За болтовней и контролем трансляции телевизионных каналов пройдет время до четырнадцати часов по полудню, затем коллектив дружно отправится на перерыв. После обеда начальник телецентра получит ценные указания на совещании в штабе дивизии и Лика, оставив детей на попечении матери, примется за любимую интересную работу.


Помимо фильмов и рекламных роликов в ближайшее время грядет подготовка к очередному концерту. Чудная пора! Горы литературы, море идей, , океан поэзии, вдоволь музыки и шумная работа со всей творческой группой! Вот где можно по-настоящему развернуться творческой натуре!


Конечно, она будет снова блистать, будет обворожительной и притягательной, будет вести программу и немножечко петь… Передавать языком песен наболевшее и близкое многим, как впрочем, и все солистки. Концерт будет нетематическим, а это означает, что каждый для себя сможет сам выбирать репертуар. Несомненно, он будет состоять из произведений, близких на данный момент по духу поющему. Именно поэтому девочки исполнят номера с большим чувством, донеся до зрителей каждое слово, каждую букву, каждый вздох. И на полтора часа зал забудет о бытовой неустроенности. Лишь красные от холода пальцы музыкантов будут выдавать отсутствие отопления.


Нетрудно догадаться, что весь концерт будет пронизан любовью и нежностью. Все слова будут сказаны Ликой со сцены с особой теплотой, ибо она царит сейчас в душе девушки. Что она будет петь?! Риторический вопрос. Естественно, «Ты», что звучит с радио динамиков уже месяц в исполнении все той же Кристины Орбакайте. И наверняка, «…Приди и забери меня, молю…». Алики Смеховой.


На выступлении будут Ликины родители. Нинель Алексеевна, не веря собственным ушам, останется в недоумении от сумасшедшего поступка дочери. (Мало того, что вздорная девчонка потеряла всякий стыд, путаясь с массажистом, она еще и выставила практически свой позор напоказ!) Алексей Робертович лишь сокрушенно покачает головой, огорчившись, что любимое дитя становится на стезю дешевых дивизионных певичек. Но Лика не заметит, скорее не обратит внимания на родительскую реакцию, находясь в состоянии эйфории от одной лишь мысли, что где-то в зале, притаившись, смотрит на нее ОН… Смотрит и слушает о ЕЕ ЛЮБВИ…


Влад ВСЕ поймет по голосу еще на первых аккордах… Приближающееся Материнство невозможно спрятать. Оно буквально исходит изнутри!


В течение следующего месяца произойдет множество событий, начиная от попыток расстаться, заканчивая откровенными разговорами и убеждениями – избавиться от ни в чем не повинного младенца. Внутреннее состояние будущей матери не поддается описанию, ибо состояние это может понять лишь такая же женщина «в интересном положении». Как правило, ежедневно преследующие муки: ему не нужны ни я, ни ребенок… Разум, конечно, этого воспринять не хочет, поэтому, услыхав любую опровергающую фразу, убеждает сердце в обратном.

 
Такую фразу Лика услышала от Сахида после очередной прогулки при луне их честнОй компании. Инга с Сахидом шли чуть поодаль от парочки, скорее для страховки положения, нежели для собственного удовольствия. Их взглядам предстала умиляющая картина. Лика взяла Влада под руку и они тихо разговаривали, улыбаясь, светясь той самой тихой нежностью, которую воспевают поэты. Впереди носились Ликины малыши, беззаботные и счастливые, какими только могут быть малыши в их нежном возрасте. Они то и дело подбегали к маме или к Владу, наперебой рассказывая им что-то. Влад брал их за руки и шел собирать с ними листья для гербария. Лика наблюдала за ними, улыбаясь и думая о чем-то своем… Тогда Сахид подошел к ней и шепотом поделился своими мыслями.


- Я знаю Влада миллион лет, но никогда не видел его таким. Он вообще не задерживался рядом с одной и той же женщиной больше двух дней, а тут такое… Из вас получится классная семья.


Эх, Сахид, добрейший малый. Ничего из нас не получится… Нам хорошо вместе сегодня, сейчас, а про завтра лучше не думать. Только Лика знает, что будет завтра. Она скажет, что плода любви больше нет, расстанется с Владом и уедет, чтобы он не узнал ни о чем. Даже Инге она не скажет правды, чтобы исключить малейшую возможность утечки информации. И всю оставшуюся жизнь будет любить Его в его Ребенке. Мать троих детей… Больше того, – одинокая мать троих детей. Да еще и от разных отцов, как скажут в обществе… Даже в страшном сне она не могла такого представить!..


В назначенный день Лика, тщательно обставив свой отъезд, оставив родителям малышей и предварительно выманив у Влада ключи, заперлась в квартире Талмыковой. Обхватив руками колени, словно обняв всю себя, она сидела на кровати, дрожа, как осиновый лист на ветру… Время тянулось нестерпимо долго и Лика начала мысленно проигрывать свою «поездку». Вот она едет в автобусе по направлению к городу, в котором располагается клиника, построенная иностранцами в качестве помощи местному населению после землетрясения. Ей овладевает чувство страха, внутри все сжимается… И действительно, все внутри сжалось, будто мааааааленький комочек мог чувствовать, о каких страшных вещах думает мама. Лика погладила живот, успокаивая зарождающееся Сокровище.


Интересно, что делает сейчас Влад, думает ли он о них  или хотя бы о ней?! Или прикладывается к бутылке, отмечая таким образом окончание проблемы?!


На тумбочке, рядом с кроватью мирно покоились две пачки сигарет «Parliament», дожидаясь возвращения своего хозяина, Талмыкова. Лика вскрыла пачку, подожгла сигарету. Края сигареты обуглились, к потолку взметнулся дымок. Девчонка смотрела на окурок и думала о том, как похожа жизнь на эту маленькую палочку отравы. Так же быстро сгорает, оставляя за собой лишь пепел и струйку дыма. И тот со временем выветривается. Потом уже никто и не вспомнит, что когда-то была такая «сигаретка»  – чья-то жизнь, полная событий, волнений и чувств… «Палочка здоровья» затухала, лишь в нескольких местах еще тлели огоньки жизни. Лика подожгла ее, поднесла к губам, втянула дым в себя, задержала во рту, словно рыба, выброшенная на берег, плямкнула губами, выпуская наружу дым… Сигарета зарделась, задымилась с новой силой. Комната наполнялась едким запахом, с примесью горечи. Мысли кружились, сплетаясь струйками, поднимаясь к потолку и рассеиваясь по всей квартире.


Лике стало нестерпимо жаль себя, свою судьбу, своих малышей, родителей, даже Жуковского. Ведь возьми он в жены непритязательную девушку из своей казачьей станицы, жил бы счастливо до ста лет. И все бы ее устраивало, и все бы ей ладно было. Достаточно уже того, что он офицер, не пьет, не курит. А то, что на детей рычит, так оно так и должно быть. Мужик – вот и рычит. Внимания ей нет – так устает после работы. Нет пылкости чувств – так семья у них. Чай, уже не влюбленные. Какая ж тут пылкость. А нет между ними гармонии – так это вообще чушь какая–то восточная. Об этом русскому человеку думать не пристало. И жили бы они счастливо, и умерли бы в один день…


Голова буквально раскалывалась на несколько частей, слезы душили Лику, внутри снова все сжалось. Спазм, охвативший Лику, пронзил ее до кончиков ног. Словно кто-то с силой дернул конец нитки у основания стопы и эта самая нитка резанула по всему телу изнутри, начиная от клубка в животе. Лику пробило в жар. Она испугалась, вытерла слезы, поменяла положение тела, но ощущение сжавшегося тяжелого камня не пропало. Более того, его словно раскручивало по невидимой спирали сверху вниз и обратно. Дальше – больше. Лику кидало то в жар, то в холод. Казалось, будто она проглотила мясорубку, и та перемалывала внутри все без разбора. Ко всему примешивались все симптомы пищевого отравления. Лика добралась до ванной, обстановка которой почему-то кружилась замедленным вихрем старого танго, мелодию которого, казалось, несчастная не слышала, а скорее чувствовала висками. Завершало эту неприглядную картину ужасающее чувство животного страха в безумном пространстве одиночества…


Лика лежала под двумя одеялами, свернувшись в клубочек, практически сливаясь с окном, возле которого стояла кровать. Они были сейчас очень похожи – окно и Она. Лицо было мертвенно-серым, как впрочем, и погода по ту сторону окна. По стеклу стекали капли дождя, так и по лбу, по слипшимся мокрым волосам – капли холодного пота. В такт дождю отбивали барабанную дробь зубы. Ветер завывал, равно шуму в Ликиной голове. В широко раскрытых глазах застыло безумие…


- …За что, Господи?..
- …Почему?..
- …М-м-м-м-м-м…


Скуля, как раненная собака, она пыталась скрыться под одеялами от всего мира и, прежде всего, от себя. Эта привычка (уходить с головой) останется в ее жизни…


Теоретически зная, когда формируется маленький человечек, сколько сантиметров на какой неделе беременности составляет этот еще бесформенный комочек, Лике все это время все же казалось, что она чувствует Ребенка, представляя себе, какой ОН уже ТАМ большой. На самом же деле, ИХ малыш оказался всего-навсего сгустком, который ничего не понимающая мамаша собрала мыльной тряпкой с пола злосчастной Талмыковской квартиры. И вот теперь она чувствует отвращение к самой себе, к своему телу, к своему животу, который пронзительно пуст… Пуст, как то самое половое ведро, стоящее за ненадобностью в углу коридора.


Глухое «м-м-м-м-м…» доносилось весь вечер из-под груды одеял в комнате первого этажа…
В восемь часов вечера раздался условный стук в дверь, и в квартиру скользнула знакомая тень Инги. Через стойкую пелену дыма девушка не сразу разглядела подругу.


- Ликуля, ты как тут? Господи, что здесь происходит?! Топор можно вешать. Кто тут накурил?!


Лика повернулась, взглянула в округлившиеся глаза Инги, изумленно уставившиеся прямо на нее. Дочь Манвеляна только присвистнула, вскинув брови, присела на край кровати, положила руку на лоб подруги. 


- Ты такая бледная, будто и впрямь…


Лика боролась сама с собой, не зная, как поступить. Может, ей лучше сказать Инге правду?.. Сказать, как есть. Что она, Лика, и в самом деле ждала ребенка от Влада. Инга, все это время считавшая, что Лика просто пудрит Владу мозги, безусловно, будет в бешенстве. И в первый момент, наверняка не захочет никаких объяснений. Ей будут непонятны причины, по которым Лика могла скрыть такое от нее. А как же могла несчастная сказать правду, при столь теплом отношении к ней Ингиной семьи?! Да ее отец просто растерзал бы Влада! Лика считала, что рассказать об этом Инге – все равно, что рассказать всей ее семье. Ей руководил страх. Страх за Влада. Исключительно лишь из заботы к нему ни одна живая душа не знала о том, что любящая его женщина носит (вернее носила) под сердцем Его крошку.


Хотя, какая уже теперь разница – носила, не носила… Все кончено. Для всех окружающих это идеальная концовка. Особенно для Влада. Теперь он вздохнет спокойно и постарается в ближайшее время спровоцировать конец «романа». Лика уйдет сама. Она не сможет забыть, что не сберегла Его малыша. Хотя, кто знает, почему так случилось?! Особенно после рассказов Влада о практике избавления молодых глупышек от незапланированных плодов любви. Что, если это он на расстоянии сделал что-то такое, что спровоцировало выкидыш?! Какое омерзительное слово! Чушь и бред! Он не сделал бы этого!


Когда-нибудь Лика расскажет Инге правду. Потом, когда подруга будет готова принять услышанное. 


- Ты чего такая бледная? Настолько в роль вошла? Нельзя так. Пойдем на улицу, развеемся. По времени ты уже вроде бы должна приехать. Так что больше нет необходимости здесь торчать. Одевайся.


На улице девчонки встретили Влада. Видимо, ему все же было тяжело пережить сегодняшний день и дабы ускорить время, он поспорил со знакомыми ребятами на объем выпитого шампанского. Пили они, конечно, далеко не на интерес, а как водится, - на деньги. Влад шел за очередной порцией спиртного, когда увидел девчонок. К этому времени он был уже изрядно пьян. Первой молчание нарушила Инга.


- Ты чего пьешь? Посмотри на Ликулю. Она же вся белая. Так ты, значит, за нее переживаешь?!


Влад поднял на Лику глаза, как показалось ей, полные боли и какой-то вины. А может, то была просто алкогольная поволока. Но ей хотелось верить, что это не так, верить, что лишь она знает его взгляд и в состоянии различить, что он чувствует. Откуда этот виноватый взор?! Влад! Милый мой Влад! Неужели ты вправду приложил руку к тому, что случилось?! Нет, этого не может быть!.. Он легко сжал ее мертвенно холодную руку, заглянул в глаза и тихо спросил:


- Как ты?..


Нет, он не мог этого сделать. Лика чувствовала тепло его ладони, но не могла поднять глаз.


- Ты такая бледная… Я был рядом. Ты чувствовала? Я делал все, чтобы облегчить твои страдания. Чтобы все прошло ХОРОШО…


Лика готова была кинуться на него и прокусить ему шею, как самка. Что «хорошо»?! Что могло пройти «хорошо»?! Господи, Влад, зачем?! Лучше бы напился раньше, как последняя скотина! Зачем?! Зачем ты «помог» мне?! Так кричало ее сердце, ее мозг. Она же сама не проронила ни слова. Лишь отвернулась, высвободила свою руку и, опустив голову, пошла прочь…


Инга уверила Влада, что возможно Лике надо побыть сейчас одной, что все пройдет. Наверно, так чувствует себя каждая.


Всю дорогу подруга восхищалась «драматическим даром, по которому плачут известнейшие театры мира». Ах, Инга! Как хотелось в тот момент Лике уткнуться в дружеское плечо и рассказать обо всем…


Несколько недель прошло, как во сне. Лика практически никуда не выходила. Она пристрастилась к сигаретам. Дамским сигаретам, армянской марки «Гарни», с привкусом жвачки и шоколада…


«Parliament» она не будет курить больше никогда. Он навсегда останется для нее Запахом Потери.


Ночью, закончив все домашние дела, уложив детей спать, она варила себе чашку любимого кофе, выходила в подъезд и курила. В кромешной темноте, украдкой выпуская дым в окно подъездного пролета, Лика принадлежала только Себе…


Инга тщетно пыталась растормошить подругу. Влад не делал никаких попыток расстаться. Напротив, – он был очень мил и относился к Лике крайне бережно. Гораздо реже, чем раньше, но все же они продолжали встречаться. Правда, все больше в компании с Сахидом и Ингой.


Они пили чай с вареньем, болтали обо всем и, вместе с тем, ни о чем. Вечера становились все холоднее. Так, незаметно подкралась зима.


Однажды, Сахид поведал Лике свою печаль. Приближался его День рождения. День, который он будет вынужден провести вдали от отчего дома, от друзей. День, который он встретит без гроша в кармане, т.к. бессрочная задержка зарплат стала уже привычной нормой.
Ко всему прочему, оказалось, что День рождения Сахида всего на день раньше Дня рождения Ликиного сыночка. Природное чувство доброты овладело Ликой быстрее, нежели Сахид успел договорить. С такой же скоростью созрел «план». Друзья должны уметь устраивать сюрпризы. А Сахид – лучший друг Влада, а значит и ее.


На следующий день Лика потянула Влада на городской рынок. Он сопротивлялся, как мог. Наконец, как ни горько было в этом сознаваться, Владу пришлось объяснить Лике, что он «совершенно некредитоспособен». Лика лишь рассмеялась в ответ и заверила, что все будет хорошо.


В городе Она открылась Владу с еще одной стороны. Оказалось, что ее все знают. Они скупали все, что, по мнению Лики, было необходимо для накрытия праздничного стола. Скупали «под запись» (в долг). Больше всего Влада поразило то обстоятельство, что никто из торгующих на местном рынке не спросил, когда они заплатят. Но самое интересное, как оказалось, было впереди. Когда он был уже нагружен, как ишак, Лика заявила, что пора бы выбрать подарок имениннику.


Затем она навела справки, кто из ребят приехал недавно из Турции, Египта, Арабских Эмиратов, Польши и других, «дружественных» нам стран. А далее следовал поход, скорее «марш-бросок» по квартирам города, в буквальном смысле завешанным, заставленным «свежим товаром». И там тоже не задавали никаких вопросов. Перед гостями выкладывались, рекламировались, демонстрировались всевозможные вещи. Лика оборачивалась в сторону Влада, спрашивая его мнение, как лучшего друга, что могло бы понравиться Сахиду. Влад пожимал плечами, чувствуя себя «не в своей тарелке». Лика наблюдала за ним, пытаясь понять, на что «упадет его глаз». Видя замешательство парня, Лика решила эту проблему по-своему, с присущей ей легкостью.


- Скажи мне, из чего будем выбирать. Что ему хотелось бы?
- Не знаю… Может быть что-нибудь из одежды… Какой-нибудь
свитер…
- Понятно. Выбирать будем дома.


Лика что-то сказала коренастому смуглому молодому человеку. Тот утвердительно кивнул в ответ. Влад разглядывал понравившийся ему джемпер. Лика отметила про себя, что ему бы очень подошла эта модель. Сахиду нужна совершенно другая цветовая гамма. А Владу – самое то. Видя загоревшиеся глаза любимого, она свернула вещицу, даже не посмотрев на ценник, и попрощалась с хозяином. И снова – никаких вопросов…


На обратном пути они «прикупили» для Ликиного «Лапусика», как называла она своего сыночка, большую плюшевую собаку в классных клетчатых штанах на подтяжках с добродушным взглядом и большими висячими ушами.


Влад не удержался от комментария.


- Слушай, с тобой классно ходить на рынок. А они не бояться, что мы «смотаемся», не расплатившись?
- Нет. Это называется «УВАЖЕНИЕ». Авторитет не купишь.
- Ну, мало ли…
- Нет. «Мало ли» тут не бывает. «Закон гор»…


Лишь успели они переступить порог Ликиного дома, как под окнами раздался сначала один авто-сигнал, вслед за которым – сигнал еще одной машины. Лика открыла входную дверь и какие-то ребята стали вносить в квартиру сумки, типа «мечта оккупанта». Через минуту дверь за ними закрылась и Лика принялась выкладывать содержимое на диван. 

 
- Да здесь же товара на «…дцать» тысяч рублей… Какой на фиг «закон гор»… Они даже не пересчитывали шматье, не оговаривали свои услуги, бензин в конце концов… Чепуха какая-то!..
- Расслабься. Лучше выбирай скорее. Заняли полкомнаты. Мне еще готовить нужно. А времени осталось мало.
- А когда же мы эти «баулы» должны хозяевам оттарабанить?
- Никогда.
- Лика, я серьезно спрашиваю.
- А я тебе серьезно и отвечаю. Они потом сами приедут и все заберут.
- А сколько за бензин?
- Да нисколько, Влад! Как же ты меня утомил! Это в Москве народ мелочный. Наверняка даже перед тем, как в туалет заходить, смету составляют: сколько бумаги потратят. Здесь такого нет, пойми же наконец. У меня возникла проблема – они мне помогли. У них возникнет – я сделаю все, что смогу. А как же иначе?!


Иначе – никак. Здесь, в горах вообще все не так, все по-своему – непонятно для человека, выросшего вдали от земли с гордым именем «Кавказ».


К назначенному времени стол в квартирке Талмыковых ломился от яств, приготовленных Ликой, и был сервирован на шестерых. Помимо Влада, Лики и, естественно, виновника торжества, они пригласили командира именинника, который по стечению обстоятельств жил в том же подъезде, ничего не подозревавшего, как, впрочем, и всегда, Жуковского и, конечно же, Ингу.


Настроение самого Сахида в этот день оставляло желать лучшего. Вечером Влад вытащил друга на прогулку и, как и следовало по плану, проходя мимо, предложил зайти на квартиру, где уже ожидали их прихода собравшиеся.


Сахида поздравляли, целовали, дарили подарки, фотографировали. Лика, естественно, зачитала поздравление в стихотворной форме собственного сочинения. В его честь провозглашались красивые тосты. Они смеялись, шутили, танцевали. В общем, ребята старались, как могли, чтобы этот день именинник запомнил надолго. В какой-то момент случилось так, что за столом остались лишь Лика и Сахид. Кто-то танцевал, кто-то курил на кухне, кто-то разговаривал на диване. Сахид на мгновение задумался, внимательно посмотрев на Лику, наполнил бокалы шампанским.


- Ликуля, я очень тебе благодарен…
Лика улыбнулась, наклонила голову так, как умела только Она.
- Ну, что ты?! За что?
- Я прекрасно понимаю, что сегодняшним праздником я обязан тебе. Всего этого у меня бы не было…
- Да перестань ты. Мы же Друзья!
- Ликуся, я же знаю, что все это, потому что Я - Его друг. Ты классная, добрая, отзывчивая и всепонимающая. И Он будет большим дураком, если умудрится потерять тебя. Ничего подобного в Его жизни не было и никогда не будет!
- Мне кажется, каждый получает то, что заслуживает. И если мы расстанемся, значит, не заслужили мы Счастья - быть вместе. А что касается тебя, - ты хороший Друг, я очень тепло к тебе отношусь и рада, что рядом с Ним именно Ты. Пойдем танцевать.


Спустя годы Лика будет рассматривать фотографии с вечеринки, с тихой грустью вспоминая события тех дней.


На следующий день в семье Жуковских-Саркисянов праздновался день рождения Лапусика. Как всегда, в семью были приглашены сверстники малышей. Лика с младшей сестрой Маришкой проводила конкурсы, вручала призы. Дети жгли бенгальские огни. Было шумно и весело. Был большой вкусный торт со свечами и неизменный атрибут празднества – хоровод под дружное детское: «Каравай, каравай! Кого хочешь, - выбирай!» Так было заведено в ее семье. Так праздновала Нинель Алексеевна дни рождения своих дочерей, так теперь проводит праздники Лика своим детям. Так, и  они, в свою очередь, будут поздравлять Ликиных внуков… Как быстро бежит время. Она станет бабушкой раньше, нежели успеет опомниться. А жизнь будет уже позади… С кем будет она идти тогда рука об руку по оставшемуся кусочку Жизненного Пути? Лике почему-то казалось, что ни с кем. Вероятно, Одна… Но в Гармонии сама с собой. Пройдя без притворства и лукавства. Она будет смеяться, когда будет смешно и плакать, когда текут слезы… 


От грустных мыслей Лику отвлекла дочурка, забравшаяся к маме на колени. Она обвила Анжелику за шею своими ласковыми ручонками и защебетала на ухо что-то очень личное. Оказалось, что она делиться с мамой секретом: что она заказывала в подарок себе любимой Деду Морозу на Новый Год. Маленькая Ликуся шепотом рассказывала, как Дедушка летал за окном, как он подул на стекло в спальне, как она поняла, что это Он и начала с ним разговаривать. А когда Мороз Иванович дослушал ее, то оставил рисунок на стекле в знак скрепления их договора. И девочка повела маму, братика, Маришку и всех гостей показывать рисунок Дедушки Мороза на стекле.


Вглядевшись внутрь, Лика будто растворилась в зимнем узоре, словно гуляя по волшебному сказочному лесу, думая о том, что уже через шесть дней постучится у порога Новый 1999 Год. Нумерология гласила о том, что ничего хорошего от года, содержащего в себе аж три девятки, ждать не приходится. И Лика, как впрочем, и все окружающие, ждала наступления его с опаской. Тогда она еще не знала, какие глобальные грядут перемены. В тот день она лишь предполагала будущее на неделю вперед, не больше. Так, например, знала, что в ночь с 31 декабря на 1 января вместе с Жуковским будет проводить Праздничный Огонек, где соберутся все высокие чины их соединения. Хотя, этот Новый Год Лика с гораздо бОльшим удовольствием встретила бы дома, а еще лучше – на квартире подруги, с Владом.


Всю предпраздничную неделю Влад вел себя очень загадочно. Он был слишком нежен, слишком предупредителен во всем. И не переставал повторять, что Лику ждет невероятный сюрприз. При этом он снимал кольцо с Ликиной руки и, многозначительно глядя на милую, примерял на свои пальцы, будто пытаясь определить размер. Лика даже не смела думать о грядущих событиях. Она была в том шоковом состоянии, когда не знаешь, что лучше – радоваться или плакать, желать скорейшего наступления сюрприза или как можно дальше отодвинуть мысли об этом. Она просила Влада хотя бы намекнуть, какого свойства «сюрприз» ожидает ее, но любимый отмалчивался, лишь загадочно улыбаясь, мотивируя тем, что сюрприз возымеет должный эффект лишь в том случае, если будет долгожданным и вместе с тем неожиданным. А волшебная новогодняя ночь, как нельзя лучше, пригодна для придания происходящему романтичного оттенка.


Тридцатого декабря неразлучная четверка встретилась на квартире. К тому времени между Ингой и Сахидом стали завязываться более, нежели просто приятельские отношения. Они выпили Ликин кофе по-турецки. Беседы под кофе с восхитительным вареньем из сладких оранжевых персиков уже давно вошли в традиции четырех друзей. Правда, в этот вечер к кофе присоединилась еще бутылочка шампанского в честь наступающего праздника, любимый Ликин шоколад «Mauxion», орешки, свежие фрукты и сушеные корольки (неизменное зимнее лакомство).


Лика отвела Влада в укромный уголок и протянула маленькую коробочку в подарочной упаковке, которую советовала вскрыть немедленно. Влад же сказал, что свой сюрприз приподнесет непременно в Новогоднюю ночь и ни минутой раньше. Вскрыв подарок, изумленный, он смог протянуть лишь: «Ликуся, ну зачем..» На мягкой подушечке обтянутой бархатом коробки покоился искусно сделанный умелыми руками ювелира православный нательный крест.


- Пусть Бог хранит тебя...


Ребята строили планы на новогоднюю ночь, учитывая Ликину занятость на работе и необходимость быть в кругу семьи. Горячее желание и некое суеверие привели к тому, что решение было принято независимо от условностей. Во что бы то ни стало, четверка должна была хотя бы на несколько минут, но исключительно ровно в двенадцать собраться вместе. Удобнее всего – у Лики дома. На том и решили. Проведя вечер в кругу родительской семьи в приятных хлопотах, Лика отправила-таки Алексея в гарнизонный Дом Офицеров начинать праздничный вечер, заверив последнего, что вскоре будет.

 
По традиции семья Саркисянов, истинных политработников, брала на себя миссию поздравления служивого люда, тянущего свою нелегкую лямку по защите Отечества на боевых постах. В то самое время, когда оно, т.е. Отечество благополучно водку пьянствовало «за праздничек». А о том, что кто-то в это самое время их радость защищает и охраняет, и не помышляло родное Отечество. Но Саркисяны служак не забывали. Каждый год, вдвоем, оставив домочадцев, они объезжали караульные помещения, поздравляя бойцов с Новым Годом. Нинель Алексеевна одаривала солдат чарующей материнской улыбкой, фруктами и непременно теплыми носками из овечьей шерсти. Учитывая тот факт, что и дети в своей новогодней общественной деятельности от родителей не отставали, им приходилось чуть ли не жребий кидать, составляя график, кто во сколько уходит и когда с малышами сидит.


В этом году приглядывать за внуками настал черед бабушки и дедушки. Поэтому Лика спокойно могла оставить на них детей.


Поздравив домашних, выпив с родителями шампанского и поцеловав сестренку и малышей, Лика действительно поспешила из родительского дома вслед за Жуковским. Только поспешила она отнюдь не в Дом Офицеров, а к себе домой. Инга уже ждала ее. Красивые и взволнованные, с сияющими глазами, такие, какими бывают девушки только в эту сказочную ночь, они молча следили за стрелками часов, неумолимо приближающимися к полуночи. На устах у обеих застыл вопрос: «Успеют ли ребята? Не опоздают ли?»


Накануне, обсуждая всякого рода суеверия, девчонки говорили Сахиду и Владу, что есть приметы, проверенные годами, в которые невозможно не верить. Поэтому в Новогоднюю ночь, в то мгновение, когда стрелки часов встречаются у цифры «12», люди стараются находиться со своими близкими. Считается, как пройдет это мгновение, таким и весь год будет. Равно, как и если в этот момент быть вдали от любимого – быть разлуке.


Свечи отбрасывали взволнованно дрожащие блики. Тени в форме язычков пламени прыгали по стенам, по огромным шарам, украшающим зеленую красавицу-сосну, занимающую добрую половину комнаты. Запах хвои завораживал и дурманил. Убранство сосны в этом году было строго выдержано Ликой в красных тонах. Всю комнату словно окутывали мерцающие мелкие огоньки гирлянд. Отражаясь в бокалах, играли своим великолепием красные  банты на бутылках с шампанским. Из динамиков музыкального центра лилась мелодия «Love Story». На экране телевизора появился флаг Российской Федерации, означающий, что до поздравления Президента осталось меньше минуты. Подругам казалось, что они даже слышат стук своих сердец. Наконец, раздались торопливые шаги по лестнице.


Ребята, наспех скинув в коридоре куртки, под радостные вопли девчонок ворвались в это сказочное пространство. Влад шумно откупорил бутылку шампанского и, с последним боем курантов, четыре бокала с игристым напитком встретились, издав мелодичный звон.

 
- С Новым Годом!
- Со старым Счастьем!
- Пусть все плохое останется в старом году!
- Пусть все будет хорошо. У всех. У всего мира.
- Пусть будет Мир, Добро, Радость…
- Пускай все люди будут счастливыми!
- Пусть царит Любовь!


Всеобщее «Ура-а-а-а!..», доносившееся с улицы, заглушило речи друзей. Вслед за этим небо озарилось заревом фейерверков и боевых орудий, отчего мгновенно стало светло, словно днем. Такой встречи Нового Года, как в Закавказье, никто никогда не видел. Какие бы запреты с последующим наказанием и штрафами не устанавливались командованием группировки, с наступлением двенадцати часов со стороны всех объектов, несущих в эту ночь боевое дежурство, по очереди начинали раздаваться оглушительные залпы орудий. Через мгновение в ход шли химические ракеты. Их пронзительный свист заполонил все воздушное пространство. 


Так, как город располагался на территории Республики Грузия, населяли его, в основном, армяне, а соединение, в котором происходили описываемые события, входило в состав Российской Армии, Новый год в гарнизоне встречали трижды. Сначала – в одиннадцать часов (по Еревану). Затем – по Москве (12.00). Наконец, по Тбилиси (в час ночи). И каждый раз, минут пятнадцать, раздавались «канонады».


Массы  людей высыпали на улицу, поздравляя друг друга, желая самого доброго и хорошего в наступающем году. Здесь же, на воздухе, лились реки шампанского. По домам ходили Деды Морозы в красных тулупах и кирзовых сапогах, выглядывающих из-под ватной полы. Останавливаясь перед каждым подъездом, ожидая встречающих их родителей, Снегурочки приводили в чувство «Дедушек», умоляя не перепутать подарки. Хотя, с каждой минутой становилось все более заметно, что от выпитого Новогодним Старцам было уже физически невозможно запомнить ни имен детей, ни, тем более, - где, чей подарок. 


В семье Саркисянов детей в костюме, арендованном на час, всегда поздравлял сам Алексей Робертович. Искусно замаскированный косметикой, он играл с детьми, фотографировался, водил хороводы. Это всегда был лучший праздник, на котором присутствовал настоящий, как считали дети (и сама Лика в свое время), Дедушка Мороз. Лишь, когда они подросли и начали улавливать родные черты, пришлось приглашать чужих людей. К сожалению, несмотря на старания последних, они уже не могли оживить сказку, жившую в сердцах малышей. Дети, подозревая подвох, пристально разглядывали пришедшего, задавая нелепые вопросы, на которые приходилось искать не менее нелепые ответы.


Так, в этот раз – поздравить детей и сестру – Лика пригласила знакомого старшего лейтенанта. Он держался молодцом, разговаривал по-старчески, на старорусский манер, кряхтел и держался за спину, рассказывал, как добирался на сказочных оленях и как, летая за окнами, слушал, что хотели бы получить дети в подарок. Глаза ребятишек горели. Они пели, танцевали и рассказывали стихи. Тем не менее, после ухода Дедушки, Лике пришлось долго объяснять, как в столь почтенном возрасте оказался Мороз Иванович в стильных молодежных ботинках на огромной пористой подошве. А на самом-то деле не стаптывал он за дальнюю дорогу валенки и не встречался ему на пути добрый молодой человек. Не жалел он Дедушкины ножки и не одалживал ему своих ботинок. Просто старший лейтенант Пуговкин банально забыл переобуться. А обнаружил это лишь в квартире Жуковских. Но поздно, как  говорится, Батенька, «Боржоми» пить, когда почки отвалились… Играл он свою роль великолепно!


Итак, пока дети, довольные и счастливые, осваивали устройство новых игрушек (к тому времени уже в доме напротив, под неусыпным оком бабушки и дедушки), Лика позволила себе забыть обо всем и просто быть счастливой. Оставалась, конечно, еще одна неувязочка. В это самое время ее (законный пока) супруг, нервно поглядывая на часы, развлекал начальство в ресторане и часам к трем утра, когда четверка друзей появилась в зале, был уже порядком зол. Естественно, его злость никому никуда не упиралась. Тем более сумасбродной девчонке, которая решилась на безумнейший шаг – взять вот так и появиться в обществе в сопровождении какого-то контрактника! Привести массажиста на штабной вечер!.. И при этом еще светиться от радости, ничего не скрывая и не боясь! Невиданное бесстыдство! За спиной Лики шушукались гарнизонные барышни, но она не замечала этого.

 
Она  действительно бросила вызов мещанским устоям, считавшим, что все можно, но тихо, чтобы «и овцы – целы, и волки – сыты». А она не хотела выглядеть честной. Она хотела жить честно. Наверное, ей управлял максимализм молодости. Черное или белое, третьего – не дано. Молодость еще не знает, что действуя честно, она порой многое теряет и растаптывает. Молодость не понимает, что в некоторых ситуациях нужен более подходящий момент. Импульсивность, излишняя решимость изменить все вокруг, превосходящие в несколько раз терпимость, которой (наравне с мудростью) и так нехватка, – беда Молодости. Но лишь она, Молодость, позволяет жизни бурлить, отметая все условности, принципы и законы. Лишь Молодость вспоминают люди с годами. Уходит эта удивительная пора и человек уже многого не дает себе совершить. Молодость уходит, а мечты остаются. Ах, как порой хочется, чтобы хоть часть из них сбылась!  Каждая букашка хочет чувствовать, что ее любят, а отнюдь не мечтать об этом…


У Женщины алгоритм Любви достаточно прост. Внимание есть Любовь. Жаль, что лишь немногие из мужчин внимательны к своим избранницам на протяжении жизни.


Природа прерогативу выбора предоставила прекрасной половине человечества. И она, т.е. половина, выбирает того, кто любит, а не кричит о своих чувствах. Так и с Ликой. Влад никогда не произносил заветного слова. Жуковский же, напротив, даже укорял жену, то и дело повторяя: «Я же люблю тебя. Что тебе еще нужно?!» А ей не просто «нужно». Ей, как и каждой представительнице слабого пола, необходимо ежеминутно чувствовать себя любимой.

 
Этой волшебной ночью она была счастлива. Правда, надо заметить, обещанного сюрприза Анжелика так и не дождалась. Что-то случилось. Что-то такое, о чем она так и не узнает впоследствии, мучая себя догадками и предположениями.


Возможно, между Владом и Алексеем произошел какой-то разговор, перевернувший все с ног на голову. Жуковский вообще в последнее время достал Влада своими беседами. Кто знает, знал ли он, кому говорит подобные вещи. Если догадывался, то специально давил на совесть. Если – нет, значит, наивно делился с соперником переживаниями. Он с горечью говорил о том, что у горячо любимой супруги кто-то есть. Бедняга не знает, кто тот гад, что позарился на его счастье, но он, несомненно, узнает кто это и тогда… Далее следовал перечень, мероприятий, которые, по словам отвергнутого мужа, он намерен провести с подонком, а затем с собой. «Подонок» же был вынужден выслушивать, что с ним сделает несчастный, собрав в кулак всю волю и переживая при этом непередаваемые ощущения.
Испугался ли Влад или просто устал ходить по лезвию ножа?.. Так или иначе, но очень скоро настал момент, когда любимый попросил Лику «на время» прекратить встречи. Он уверял в том, что это временные вынужденные меры. Что, в конце концов, они же не расстаются, а всего лишь дают передышку обществу и Жуковскому, «пока все не уляжется». Лика слушала Влада, но не хотела воспринимать. Из доносившихся фраз, до ее мозга доходили лишь некоторые.


- Лика, милая, ты мне дорога. Даже очень. Но я не могу так больше. И, поверь, я совершенно не хочу брать грех на душу – вину, за чью-то смерть.
- Ты действительно считаешь, что он сможет это сделать?
- Считать можно по-разному. Не надо искушать судьбу. Бывает, люди пугают-пугают, а потом этому придурку моча в голову стукнет, а мне с этим жить. И тебе, между прочим, тоже. И детям придется что-то объяснять, когда вырастут. А потом еще перед Господом ответ держать. Слишком большой груз… В этом случае было бы разумнее не накалять обстановку, а переждать какое-то время. Так мы, по крайней мере, многое сохраним. Хотя, я, конечно, понимаю, что это будет крайне сложно. Мы так привыкли ежедневно видеть друг друга… С другой стороны, будет время проверить наши отношения.
- Я не хочу ничего проверять. Я лишь хочу покоя. Хочу просто быть с тобой рядом…
- Ликуля, родная моя…


Влад обнял Ее, прижал к груди. Они просидели так несколько часов, слушая биение сердец друг друга, которые давно уже звучали в унисон. Наконец, Лика встала, оделась и, подойдя к двери, обернулась, окинув взглядом комнату. Кто знает, сколько времени она не сможет приходить сюда, в его комнату, ставшую ее третьим, после Талмыковской квартиры, домом (не  считая, конечно, родительский). И все же она сорвалась. Стон, похожий на крик, вырвался наружу.


- Ну, почему, Влад?! Я не могу. Не могу и не хочу! Я хочу видеть тебя всегда. Каждый день. Надо было расставаться раньше. Раньше, понимаешь?! Тогда, когда я просила. Помнишь, как я просила: «Не ломай мне жизнь…»?! Помнишь?! Тогда нужно было остановиться. Тогда! А сейчас поздно, понимаешь?! Сейчас бесполезны все попытки утихомирить себя и окружающих! Я все равно буду выглядывать в окна, чтобы тебя увидеть хотя бы издалека! Я буду отталкивать Жуковского в несколько раз больше! Я начну питать к нему лютую ненависть за то, что из-за его слабости не смогу с тобой видеться! Я начну винить несчастного во всех смертных грехах! В итоге доведу до безумия в первую очередь себя, а затем и всех остальных! Неужели ты не понимаешь, я уже безумна! Ради пары часов с тобой, я оставляю у мамы своих детей. Даже их я отодвигаю, оправдывая сама себя тем, что это временно, что когда-нибудь все будет по-другому! Я схожу с ума, разрываясь между детьми и тобой! Ты знаешь, чего мне Это стоит?!


Влад сидел на кровати, обхватив голову руками и закрыв глаза. Он понимал, что впереди – та самая грань, которую переходить нельзя. За ней – пустота. Назад возврата не будет. Но на сегодняшний момент другого выхода нет. Во что бы то ни стало Лика должна взять себя в руки.


- Лика, у нас и дальше ничего не будет…
- Что?..
- Я не люблю твоих детей…
Лика прищурила глаза, всмотрелась в Его лицо…
- Это неправда. Я знаю, как ты к ним относишься…
- Это правда. Я бы не смог с ними жить…


Гнев блеснул в ее зеленых глазах. Они загорелись неестественным изумрудным светом.


- Запомни! Никогда! Ни при каких обстоятельствах! Никто! И ты, в том числе! Не будет мне дороже моих детей!


Лика сделала последний шаг… Дверь, не успев открыться, тотчас захлопнулась под напором подскочившего Влада. Он с силой развернул Лику, опустился перед ней на колени и, обвив руками ее ноги, уткнулся лицом в пОлу ее шубы.


- Не отпущу я тебя, слышишь! Что ты со мной сделала? Я уже сам не понимаю, где черное, где белое. Я так привык к тебе! Мне хорошо с тобой. Ты для меня… очень много значишь… Я…
Влад шептал, не размыкая рук, обвивших Лику стальным кольцом. Она стояла, прижавшись к двери, не смея пошевелиться, сраженная всплеском чувств человека, который всегда умело держал себя в руках. И снова слезы орошали Анжеликины щеки. Боже! Как она устала от всех потрясений за последний год! Она бы ожидала чего угодно, кроме происходящего сейчас в этой маленькой комнате общежития. Такой всегда уравновешенный, Влад все же не сдерживал себя больше, сдался-таки одолевавшим его чувствам. Может быть, только в последний момент понял парень, как Дорога ему эта Женщина. Понял, что за тот срок, который он установил для расставания, может случиться что угодно. Он может потерять ее навсегда…


«… И падали два башмачка со стуком на пол…
И дождь слезами с ночника на платье капал…
И все терялось в сизой мгле, седой и белой…»


Вся перемазана, в золе, душа взлетела…
Безумию в вечерний час открыв дорогу,
Остановилась и осталась у порога…
И с той поры живет душа у этой двери.
Ее встречая по утрам, Он сам не верит…


- Не провожай меня, я добегу. Не то, как назло, кого-нибудь встретим.
- Иди, милая. Но ты будешь не одна. Тебя будут провожать.
- Твои ангелы?
- Можешь считать и так. С этого времени ты всегда будешь чувствовать их присутствие. Так что, если по спине вдруг пробежит жуткий холодок или услышишь чье-то дыхание, не пугайся. Это значит, - тебя оберегают. И еще я хочу, чтобы ты знала. Независимо оттого, что нас ждет в будущем, ты всегда можешь на меня рассчитывать. И на «них» тоже. «Они» будут с тобой всю жизнь. Если ты почувствуешь необходимость в них, - просто позови.


Лика поцеловала Влада, улыбнулась и шагнула в темноту. Она действительно чувствовала за спиной чье-то монотонное сопение. В любое другое время стало бы нестерпимо жутко от присутствия кого-то или чего-то рядом с тобой в кромешной мгле. Сейчас Ликой владело необычайное умиротворение и спокойствие. Она знала, что теперь с ней рядом будет всегда, даже если не Он сам, то его «Сила».


Прошло два дня. У Влада на работе, как было ранее заведено, в первую неделю Нового года намечался праздничный «Огонек». Он молчал до последнего дня. Наконец, объявил Лике, что пообещал госпитальным медсестрам обеспечить музыку.

Анжелика опешила. Мало того, что он будет целый вечер развлекать этих «…лебедей», которые хватаются за приезжих ребят, как за последнюю попытку выйти замуж, он еще старается, чтоб им было веселее. Ко всему прочему, еще и намекает Лике, что ему нужен магнитофон. Неслыханная дерзость!


- Обеспечить музыку? А где ты собираешься ее взять? Насколько я знаю, у тебя магнитофона нет.
Влад даже не стушевался. Он смотрел прямо Лике в глаза.
- Так у Талмыковых же классный «Пирожок». Мне очень подходит, как раз там и CD можно слушать. Девчонки просто в восторге будут.
- Влад! А кто тебе его даст?! Ты об этом не подумал?
- Как? Ты хочешь сказать, что я не могу взять «Бумбокс»?
- Конечно, не можешь. Это чужая вещь. Мы его слушаем, когда бываем на квартире, чисто под мою ответственность.
- Лика, как ты можешь? Я же пообещал. Что же я, выходит, не мужик, раз слово не сдержу?! Я должен притащить «мафон»!
 - Ищи где хочешь. Этот нельзя.


Вечером Лика вымеряла комнату взад и вперед большими шагами и думала только о том, что у него даже мысли не возникло – не пойти на праздник. В то самое время, как она, – будь он против, – пожертвовала бы всем. Да она и так совершает бесконечно безумные поступки. Даже с собой на штабное мероприятие потащила. Наивная идиотка!!! И при этом слепА, как новорожденный котенок! Ему и дела нет сейчас до того, что она сидит дома и мучается: кому он там улыбается, с кем танцует. Тем более, что она прекрасно знает из слов самих медсестер, не подозревающих о Ликиных отношениях с массажистом, на какие  уловки идет каждая из них, чтобы понравиться молодому человеку. Как сетуют они, что Влад не обращает ни малейшего внимания на знаки внимания, улыбки и ужимки со стороны женщин. Бедняги строили догадки, то и дело, выспрашивая Лику, может он вообще предпочитает мальчиков. А может природное чувство порядочности не дает ему покоя?! В такие минуты Лика обычно улыбалась, вспоминая, что вытворяет этот «порядочный», когда они остаются одни… Но сейчас, зная, на какие хулиганства способен ее Алекс, несчастная не находила себе места. Чтобы не привлекать внимание домочадцев, она пошла к Талмыковым «поливать цветы». Волнение молниеносно сменилось гневом, когда в квартире Лика не обнаружила магнитофона. Подлец!.. Лика стремглав выскочила из дома.


Сахид все понял с полу взгляда.
- Я его предупреждал, что добром это не кончится. Но он был невменяем, в какой-то эйфории. Он не способен был меня услышать. Ликуся, не переживай. Это просто очередной заскок. Я вообще не понимаю, что он делает, о чем думает. Раньше мы всегда делились друг с другом всем. А теперь с ним что-то происходит. Он стал пить. И я не могу понять, с чего. Я его спрашиваю, а он молчит. С чего ему пить, когда рядом с ним Такая Женщина?! Еще и твой Лапух достает его. Каждый день бегает, на дружбу давит. Тоже мне, друг выискался… Ты не жди его. Он, наверно, поздно явится. Пожалей сама себя. Ну, разве идиот, который не ценит такой любви, достоин ее?!

 
- Ты спи, Сахид, я тут посижу, дождусь, когда он придет.
- Лика, а если это будет утром?! Ты готова, к такому повороту событий? Если так случится, тебе будет очень больно. Ведь он будет «под шафе». А ты же знаешь, как его там обхаживают. Вдруг сдастся?!
- По крайней мере, все станет на свои места. Все будет ясно. Я дождусь его прихода, заберу «Бумбокс» и ключи от квартиры, и пошлю, куда подальше. В конце концов, он это заслужил. Очень классная причина для расставания. А то мы, как дети, все не можем узел разрубить. Хватит мучать друг друга. Наконец, это будет ВСЕ.


Лика села на край кровати и замерла. Сахид тоже молчал, делая вид, что спит. Тишина стояла такая, что было слышно даже, как мигают лампочки на гирлянде, которой Лика в конце декабря украсила комнату Влада, чтобы и здесь чувствовалось наступление Нового года. Через  несколько часов под окном  заскрипел снег под тяжестью чьих-то ботинок. Затем в конце коридора раздался стук приближавшихся шагов. Еще через секунду Лика с Сахидом услышали слова песни, вяло и совершенно невнятно слетавшие с уст Влада. Друзья, не в силах издать ни звука, изумленно переглянулись. Влад никогда раньше не пел. Танцевать – любил, но чтобы петь…


- Да он же пьян!..


Даже в шепоте Лика не сумела скрыть интонаций ужаса.


- Ликуся, тебе лучше идти домой. Не спрашивай его только ни о чем. Давай поговорим обо всем завтра. Ты остынешь, он протрезвеет. Пожалуйста, не принимай скоропалительных решений. Вы оба будете об этом жалеть… Ну, ради меня…
Глаза девушки полыхнули огнем.
- Не надо, Сахид. Ты добрый и хороший. Но каждый из нас будет иметь то, что заслужил!
Влад ввалился в комнату, не заметив Лики. В обнимку с магнитофоном, напевая все ту же песенку, он тщетно пытался разуться, не справляясь с собственной координацией.   
- С Новым годом…
Влад обернулся на голос, тупо улыбаясь, протянул Лике «Бумбокс».
Та молча приняла злосчастный предмет и повернулась к двери.
- По-о-ж-жди, ты че-е, ухо-ишь?
Лика открыла дверь. Он схватил ее за руку.
- Ты не у-дешь! Ты пришла ко мне.
- Нет, я пришла за магнитофоном. Больше меня здесь ничего не удерживает.
Влад выхватил «Пирожок» у нее из рук.
- Я тебя про-о-вожу!
- Не стОит. Я в состоянии дойти сама.
- Нет, провожу-у!
- Провожай своих госпитальных девочек. Вы друг друга стОите. Спокойной ночи, Сахид. Извини за все.
Лика вышла в коридор.
- По-а-ажди меня!..


Лика не слушала, нарочно сворачивая на другую дорогу. Влад бежал за ней, словно собачонка, призывая ее одуматься. Он оправдывался на ходу, пытаясь догнать ее, срезая расстояние, проскакивал между дворами и, обогнав, вырастал перед ней, как вкопанный. Лика обходила его и шла дальше. В мгновенье ока протрезвевший, понимающий, что теперь она не шутит, Влад был готов на все, лишь бы остановить ее. Он обогнал ее и сел на лавочку перед подъездом Жуковских. Здесь она мимо пройти не сможет. Ему было совершенно плевать на то, что в четыре часа утра оказаться между окнами Ликиных родителей и  Жуковского – было, по меньшей мере, неразумно.


Лика, предполагая возможную потасовку, свернула к подъезду Талмыковых, быстро заскочила в квартиру и закрыла дверь на замок. Он барабанил по двери, рискуя разбудить соседей, крича при этом: «Лика, открой. Нам необходимо поговорить!» По ту сторону двери, прижавшись лбом к обивке, Анжелика закрывала уши воротником той самой шубы из серого козлика, привезенной из Москвы. Наконец, не выдержав мольбы, в глубине души бессильно злясь на себя за то, что не в состоянии отказать его голосу, Лика повернула замок. Влад зашел в квартиру, интуитивно найдя в темноте любимую, обнял обеими руками родное лицо, стал целовать слезы на ее щеках…


- Лика, милая, ты ревнуешь?!


Глаза Влада смеялись. Подумать только! Он был счастлив от сознания того, что вся буря вызвана бесконечной любовью к нему. Он был счастлив, понимая, что она не отвергает его, - ОНА РЕВНУЕТ, ОНА ЛЮБИТ!


Он еще смеется! Злость кипела в Ее жилах вперемешку с горячей кавказской кровью. Лика вырвалась, но Влад снова схватил ее, пытаясь притянуть к себе и поцеловать. Он знал, как развеять ее гнев. Взбешенная, Лика стала хлестать его ладонями по лицу.
- Бессовестный! Как ты мог?! Иди к своим…


Влад обхватил ее так, чтобы она не могла высвободить руки, притянул к себе.
- Родная моя, мне никто, кроме тебя не нужен. Почему ты так подумала? Разве я когда-нибудь подавал тебе повод?


- Уходи! Я не хочу тебя видеть!
Влад приподнял ее, все так же не разжимая рук, повалил на кровать, придавив сверху своим телом.
- Белоснежка моя… Радость моя… Родная моя…


Он пытался поймать ее губы. Лика же мотала головой, брыкалась, безуспешно пытаясь выбраться из-под Влада. Чертова шуба, путаясь, не давала возможности вывернуться из его сильных рук. Более того, от этой возни на темно синем одеяле оставался седой козлиный ворс, да еще в таком количестве, что его могло хватить на какой-нибудь парик! Несмотря на чистку, Талмыков по приезду, увидев-таки остатки седых волоы на одеяле, помнится, съязвил: «Этот бой-френд тут линял что-ли?!»


- Малыш… Не гони меня…
- Я не хочу! Пусти меня!
Лика укусила Влада за губу, тот вскрикнул, поняв, что сегодня ему не удастся усмирить разъяренную Тигрицу. Фурия вырвалась наконец-таки и пулей вылетела в подъезд.


- Хорошо, я ухожу. До завтра. Не забывай, что ты очень мне дорога…


Лика смотрела вслед удаляющемуся силуэту и ругала себя за то, что не позволила взять верх над собой.


Рождество пришло в дом Жуковских, как полагается, со свечами, всевозможными гаданиями и, конечно, с основным блюдом стола Святого Вечера – Кутьей.

 
К традициям встречи Пасхи и Рождества Лику приучили мама и бабушка, Магдалена Георгиевна. Женская линия их рода происходила из Западной Украины. Оттуда же и традиции встречи двух самых главных церковных праздников.


На Пасху Лика пекла домашние куличи по особому старому рецепту. Куличи выходили воздушные, нежные, желтые, с большими дырками. Они, в буквальном смысле слова, «таяли» во рту. Крашенки расписывали всей семьей, особенно от этого занятия были в восторге дети. Для каждого члена семьи (специально для этой церемонии) была отведена своя корзинка, куда на рушничок (вышитое полотенце) выкладывался кулич в обрамлении крашенок. С этими корзинками в Пасхальное воскресенье семья Саркисянов-Жуковских торжественно шествовала в местную Григорианскую церковь. Дети ставили свечи, загадывая желания и прося у Бога, чтобы они сбылись.


Батюшка относился к ним с большой теплотой и вниманием. Волею судеб, благодаря, ныне покойному, брату Нинель Алексеевны, Святой Отец стал близким для них человеком. Он благословлял их, целовал детей, шутил с ними и смеялся. Из-под рясы выглядывали стильные, всегда беспрекословно отполированные до блеска, туфли и брюки от дорогого костюма. Аккуратная седая бородка клинышком только придавала ему шарма, гармонируя с серо-голубыми глазами. Их пронзительный взгляд, будто проникал вглубь собеседника, не оставляя у последнего ни единой тайной мысли. Батюшка был довольно современным человеком, ничто человеческое было ему не чуждо. С ним можно было разговаривать на любые темы. Он был мудр и умен. При этом абсолютно не возникало отталкивающего ощущения беседы со священником. С Ликиной бунтарской натурой Рафаэль быстро нашел общий язык. Случалось, они спорили по нескольку часов в день о смысле бытия. Лика, естественно требовала доказательств аксиом, дескать, не попробую – не поверю. Рафаэль умел парировать. Они были друзьями. По дороге домой Лика раздавала знакомым, встречавшимся на пути, куски кулича, желая им Здравия и Благополучия. А дома, на радость детей, начиналось соревнование. Чья крашенка самая крепкая окажется, – тому в этом году здоровому и сильному быть.


На Рождество Христово Лика и Нинель Алексеевна варили Кутью. Рецепт был еще бабушкин, один на двоих. Тем не менее, получалась Кутья у них абсолютно разная, как и водится у двух хозяек. Варили они из пшеницы, как принято на Западенщине, добавляли мак, мед, изюм, орехи. Нинель Алексеевна, как правило, сгущенным молоком заправляла. Лика же предпочитала классический рецепт, разве что кокосовой стружкой сдобрить могла, и то только в силу особой своей любви к кокосам. В Святой Вечер, как полагалось, собиралась вся семья вместе за праздничным столом в родительском доме. И пробовали кушанья, приготовленные двумя хозяйками. И нахваливали непременно одинаково. Так уж случилось в отношениях матери с дочерью, что всю свою сознательную жизнь переживали они какое-то ненормальное соперничество. Будь то стряпня, внешний вид, или еще что. Может Нинель Алексеевна просто считала, что соперничать с ней не достоин никто, кроме своего же дитяти, которое сама всему учила. А дочь, соответственно, чувствуя столь ревностную реакцию, не уступала позиций. Кто знает. Но из-за этого частенько доставалось Алексею Робертовичу от супруги. Любил он, к примеру, пирожки Ликины да и капустой тушеной полакомиться был не прочь, на что и обижалась Нинель Алексеевна.


В святой вечер, как и водится, с Кутьей, повела Лика детей к бабушке с дедушкой на «Вечеря». А уж к полночи ближе, положив их там спать, вернулась к себе домой. Горели свечи, были приготовлены всякие атрибуты для гадания. Через некоторое время у нее собрались и трое друзей. Жуковского не было. То ли в отъезде был, то ли на дежурстве – не суть важно. Не было его и все тут. Гадали в тот вечер на чем только можно было. Много интересного Лика по кофейной гуще Сахиду рассказала, о чем и не помнил уж никто. Воск на воду выливали. Да так трактовать и не стали. До утра оставили, чтоб при дневном свете посмотреть, а потом уж и не видно ничего было. От этого Рождества остались у девочек фотография. На лицах двух девчонок играет пламя свечи. И подпись внизу: «Что год грядущий нам готовит?..» Ах, если б знать нам наперед…»


Влад держался поодаль, как-то особнячком. Естественно, выпимши был – так ведь праздники же. Только, похоже, за эти праздничные дни что-то успело произойти. Влад почти не появлялся, а после Рождества совсем пропал. Несомненно, что-то происходило. Лика замечала это по его настроению. Добиться от него объяснений не представлялось возможным. Влад напивался «в стельку». Напивался шампанским, бутылки из-под которого заполняли каждый день какую-то часть его комнаты. Он не брился, нес какую-то чушь и уходил в забытье. Казалось, конца и края происходящему не будет. В один из дней Лика с Ингой, придя к нему, застали его уж совсем в неприглядном виде. Влад просил о помощи. Нес какой-то полный бред. В итоге Лике пришлось разогнать всю гоп-компанию, заседавшую у него, освободить его желудок от содержимого, а потом еще и убрать в комнате. Раздев, уложив его под два одеяла, умыв, Лика принялась мыть полы. Влад взирал на нее с кровати несчастным взглядом, бормотал, как ему стыдно перед ней. Лика поцеловала его.


- Спи. С кем не бывает…
- Ликуся, мне так плохо и так стыдно…
- Перестань, это же не кто-то чужой. Это я…


Про себя Лика подумала, как порой странно с человеком жизнь играет. Вот Влад, в буквальном смысле, ушел в запой. И она готова ухаживать за ним, вылизывать здесь все. Окажись на его месте Жуковский, отец ее детей, человек, с которым прожито столько лет и все же что-то пройдено, которого она когда-то вроде бы тоже до умопомрачения любила, - не была бы Лика столь лояльной. И уж явно не раздевала бы и в постель бы не укладывала. Вот как один человек может влиять на другого. То, что в одном из себя выводит, - с другим даже не замечается и воспринимается, как должное. Странная штука – жизнь…


Бывало, Влад приходил к ним в дом «под шафе» и, глядя Лике в глаза, в красках рассказывал Жуковскому, как плохо жить с отчимом, доверял какие-то очень важные для него вещи, которые не давали покоя с детства, подчеркивая, что может открыться только этой семье, т.к. они – его лучшие друзья. Лика не находила логики в его действиях. В этом случае Жуковский выглядел несчастным идиотом, пригревшим на груди змею, потому как из них троих, только он не знал «ху из ху». Казалось, этому сумасшествию не будет конца… Но конец все же наступил…


Они расстались незадолго до Дня рождения Влада. А родился он, как и следовало родиться такому человеку, на Крещение – восемнадцатого января. Лика поздравлять его не пошла, сославшись на плохое самочувствие, отправила к имениннику Жуковского и Ингу, вручив им тот самый джемпер, при виде которого загорелись глаза Влада, выбиравшего подарок Сахиду. Молодой человек, зная цену этой вещицы, повыделывался для порядка, затем все же уступил настойчивым увещеваниям Инги и оставил подарок себе. По словам подруги, он был «чертовски красив в этом джемпере».


Жуковский ударился в гадания. Он ездил в Тифлис к медиуму, ища ответа на мучавшие его вопросы. Та рассказала ему, как обычно бывает в таких случаях, почти все, допустив незначительную ошибку, которая свела все рассказанное к «нулю» и еще больше запутала несчастного. «Медиум» же изъявила желание видеть супругу воочию, а не по фотографиям. Жуковский настоял на Ликиной поездке. А ей даже в голову не пришло сопротивляться. Из чисто профессиональных соображений, Лика возымела интерес за несколько дней, на правах Гостьи, перенять опыт женщины, о которой была наслышана. Ко всему прочему, у женщины этой проживал старинный Ликин знакомый, который в свое время имел по отношению к девушке неровное дыхание. Отношения их дальше дружеских никогда не заходили. В общем, поездка эта сулила Лике полную смену обстановки, отсутствие всяческих проблем и просто приятный отдых в любимом с детства городе, прогулки по его старинным улочкам с неповторимой убаюкивающей атмосферой старого Тифлиса…


Медиум оказалась приятной женщиной, лет сорока пяти. Хотя Лике хватило десяти минут нахождения в доме для того, чтобы раскусить ее отношение к Сергею. На самом деле все было просто. Галина, как и всякая женщина, была, прежде всего, Матерью. И очень уж ей хотелось поправить не складывающуюся судьбу младшей из дочерей. А за счет Сергея это было сделать гораздо проще. Сергей, купивший недавно квартиру в Москве, не испытывающий недостатка средств по нынешней жизни, был, в общем, не прочь породниться с семьей Галины. Если бы только в комплекте к родству не прилагалась дочь ее с ребенком и меркантильные интересы всей семьи. Жилось ему, прямо скажем, очень даже неплохо. Его баловали, словно младенца, прислушиваясь к каждому слову. Сергей же делал все, что хотел, понимая, что все ему с рук сойдет. А хотел он, в общем, немногого от жизни. Быть немножко счастливым и удачливым, и чтоб «звезды благоволили». А уж со звездами Галина договориться умела. Впрочем, в своих же собственных интересах.

 
Лику приняли радушно, хотя и с опаской. Как и подобает, первый день к ней присматривались. На вторые же сутки ее пребывания в обители медиума Галина предложила Лике присутствовать на ее сеансах в роли зрителя. Приглашение было принято «на ура» и Лика заняла место в углу дивана, где, по словам хозяйки, проходили космические потоки, сканирующие посетителей и передающие информацию «проводнику», т.е. самой Галине. Вначале Лика лишь слушала рассказы посетителей, наблюдая за работой Мастера. Через минут сорок, войдя в раж, заметив замешательство Галины перед заданным клиенткой вопросом, Анжелика неожиданно для себя самой, выдала ряд советов. Галина лишь согласно кивала в ответ, отвесив нижнюю челюсть и широко раскрыв глаза, что наверняка означало плохо скрываемое удивление. После окончания приема они достаточно долго разговаривали на «профессиональные темы». Лика к своему изумлению обнаружила, что не смотря на статус Медиума, Галина не знала многих элементарных вещей, хотя, по сути, действовала правильно. Но объяснить свои действия не всегда могла. Имея множество подручных средств, механически выполняла «работу», производя одни и те же манипуляции с каждым клиентом, хотя приходили они с совершенно разными бедами. Теперь уже Лика интересовала Галину совершенно не как супруга Жуковского, обратившегося к ней за помощью. Их общение происходило на взаимовыгодных условиях. По просьбе хозяйки, Лика «ассистировала» теперь на каждом приеме. Она практически «ставила диагноз» приходящим клиентам, рассказывая Галине, где видит скопления негативных энергий, на какие чакры пациента следует обратить особое внимание, давала советы, к которым Медиум всегда прислушивалась.

 
Вечерами Сергей приглашал гостью на «прогулки по Тифлису», которые, как правило, заканчивались каким-нибудь уютным рестораном со столиком для влюбленных и услужливыми музыкантами-скрипачами, получавшими за внимание к Лике щедрые чаевые от Сергея. Последний был несомненно галантным кавалером. Всегда безукоризненно выбрит, источая аромат хорошего парфюма, в неизменно белом кашне, пальто и начищенных до безумия туфлях, в которых при желании можно было увидеть собственное отражение. Сергей был приятно сдержан и предупредителен. Он не позволял себе абсолютно ничего лишнего – ни в словах, ни в действиях. Представляя собой прекрасную пару, они условились, что их отношения не перейдут романтично-дружеских границ. Так и было. На протяжении недели они гуляли по местам, любовь к которым мог понять только человек, выросший или хотя бы когда-то живший в Тбилиси. Они дурачились, носились, взявшись за руки по набережной, бродили среди полотен талантливейших грузинских художников, выставленных на продажу.

 
Эта неделя действительно пошла Лике на пользу. Она вернулась отдохнувшая, посвежевшая, с массой впечатлений. Подарив на прощанье Галине пару томов с заговорами и изумительно чистую по своей энергетике икону Спасителя, несущую несказанную Благодать, Лика вернулась в машине Сергея в свой город.  Он отвез ее домой, поблагодарил за удивительную неделю, что они провели вместе и пожелал Гармонии в Жизни. Какая-то часть ее, возможно, так и осталась там, с ним, в этом безмятежном отрезке времени. Там, рядом с Сергеем она чувствовала себя Леди. Красивой, спокойной и шикарной… Она даже была немножечко счастлива…


Совсем скоро все прошло, растаяло в обыденной действительности пресных будней.


 Лика жила, как могла. Шло время. Она копалась в себе, пытаясь разобраться, почему случилось так, а не иначе. Периодически до нее долетали слухи о жизни массажиста. Отзывы о нем не всегда были лестными. Подходила пора его увольнения и следующего за ним отъезда. Лика не знала, кто конкретно приложил руку к происходящему. В их городе каждый зарабатывал на жизнь, как мог. Среди знакомых Лики были и ребята, живущие «обуванием лохов». Когда производился полный расчет военнослужащих, увольняющихся в запас, их «радушно встречали», как полагается. Бедолаги выбирались на Родину, бывало, с пустыми карманами.


Зная, что Владу предстоит расчет, Лика имела разговор с «людьми» на тему спокойного Его отъезда. Местный «рулила» был в шоке, узнав за кого «вписывается» его давнишняя знакомая.


- Лика, кто он тебе?
- …
-    Вижу, дорогой тебе человек. А жаль. Такая гнида. Он, чтобы самому лучше отсюда убраться, своих земляков сдает. И день их и суммы называет. Что ж ты так вляпалась, Джана?!
-   Какое тебе дело? Моя жизнь. Мой позор. Я вляпалась, не ты. Выполни просьбу и все…
-    Так ведь ты нам не чужая… Хочешь, он кровью харкать будет, в ногах валяться будет, хочешь?
-    Нет!
-   Любить тебя будет до конца твоих дней. На цепи возле тебя сидеть будет, хочешь?
-   Нет!
-   Недостойный! Скольких из наших ты отвергла?! И он просто так уедет? Еще и в лучшем виде?!
-   Да. Он уедет в ажуре. Это мое последнее слово.
-   Джана, ты Святая…
-   Я пала. По собственному желанию…


И Влад уехал. Уехал в ажуре. Жуковские продолжали жить под одной крышей. Под общей крышей два чужих человека… Алексей понимал, что не имел влияния на жену. Супруг был бессилен изменить ситуацию. Лика не слушала и не замечала его. Вечерами после работы забирала детей и уходила с Ингой на фонтан (в кафе).


Как-то вечером Жуковский зашел за Ликой на работу, чтобы вместе, как в старые добрые времена, идти домой. Он знал нечто такое, о чем Лика и не подозревала. Оказывается, на днях приехал буквально на несколько дней Влад, чтобы забрать свои документы. Возможно, Жуковский побаивался новой вспышки их чувств. Так или иначе, но он настаивал, чтобы супруга немедленно шла домой и непременно вместе с ним. Лика же совершенно не разделяла его намерений. Она еще планировала зайти к Инге, дом которой, к несчастью, находился неподалеку от дома Влада. Дойдя до перекрестка, Лика пожелала Жуковскому спокойной ночи и повернула в противоположную от собственного дома сторону. Алексей был безумно зол!

 
По стечению обстоятельств, его жена выглядела сегодня необычайно обольстительной. Ко всему прочему, на ней красовался ярко-желтый свитер, который, по ее словам, был подарен Ингой, в чем, естественно, недоверчивый супруг, мягко сказать,  очень сомневался. А зря. Ведь этот злополучный свитер, действительно подарила подруга, чтобы поднять Лике настроение во время их недавнего «шоппинга» на местном рынке. Свитер был очень к лицу хозяйке, но неимоверно бесил Алексея, мазохистски донимавшего себя глупыми и совершенно беспочвенными «догадками».


Так или иначе, но этот вечер Лика запомнит надолго. Пройдет без малого десять лет, прежде чем Она сможет простить Алексею случившееся.


Зверская гримаса, исказившая лицо ее мужа в этот вечер еще долгое время будет преследовать ее при воспоминаниях об их совместной жизни.


Придя от Инги домой часа через полтора, Лика приготовила ужин и пригласила Жуковского к столу. Дети к тому времени уже мирно посапывали в кроватках, довольные и счастливые после бабушкиных пирогов и шумных игр с «тетушкой Маришкой». Поцеловав детей, Лика села к столу. Они перекинулись парой ничего не значащих банальных фраз. Как всегда, на столе горела свеча (до подачи «промышленного света» оставалось еще три часа). В кухне царил порядок. Ничего не предвещало «грозы». Жуковский жевал, изредка поглядывая на супругу. Все произошло так быстро, что Лика не успела даже среагировать. Любящий и потому безумный Алексей внезапно вскочил из-за стола и залепил Лике такую затрещину, что она тотчас отключилась… Очнулась несчастная от воды, льющейся откуда-то сверху, пронизывающей своим холодом. В ушах звенело. Казалось, что это вода с крана превратилась, по меньшей мере, в бушующий водопад, снабженный звуковыми усилителями. Хотелось закрыть голову руками, спрятаться, забиться в угол. Во рту ощущался кислый привкус крови. Сквозь туман, Лика начала осознавать происходящее. Она стояла над раковиной, поддерживаемая под руки взбешенным супругом. Его глаза неестественно горели, щеки раскраснелись, а на лысине выступила испарина.


- Сейчас же замой свитер!


Лика опустила голову, причинив себе тем самым невероятную боль. На ярко-желтой ткани, в районе груди, алела маленькая картина из пятнышек крови. Господи, это же ее, Ликина кровь! Как это могло случиться? Она достаточно сильна и когда-то было довольно подготовлена для того, чтоб дать отпор любому обидчику. С первого дня знакомства Жуковский знал, что с ней такие номера не пройдут. Как же?.. Ему помогла внезапность…
Лика высвободилась из рук Алексея, качнулась, прошла несколько шагов и опустилась на стул около холодильника. Теперь она по-настоящему его ненавидела… Подленько, из-под тишка… Даже враг не бьет со спины… Он не сделал этого тогда, когда она известила его о падении чувств. Не стал совершать никаких поступков, когда их можно было оправдать ее недостойным поведением. Своими постоянными суицидальными попытками он довел всех окружавших до безумия, добился-таки разрыва отношений Лики и Влада, и лишь, спустя несколько месяцев, когда Влад был уже далеко от нее, осознав, что не властен над ее сердцем, он решился на последний шанс. Безумец! Неужели он и впрямь считал, что ее, Дочь Гордого Народа, можно силой заставить себя любить?!


- Замой кровь, я тебе сказал!
В глазах его бушевал гнев. Сцепив зубы, выдвинув нижнюю челюсть вперед, он взял табуретку и сел напротив Лики.
- Ты что, плохо понимаешь? Или оглохла? Боишься?.. Нет?..
Лика смотрела на него в упор, демонстрируя свое презрение и ненависть.
- Ах, ты еще и не боишься?.. Да ты знаешь, что я могу сейчас сделать? Я ударю тебя один раз. Вот сюда…
Он смачно облизал свой кулак и ткнул им то место на лице Любимой, о котором шла речь. Снова боль отголосками прошла по всей ее голове…
- Я ударю и твоя прекрасная челюсть поломается в трех местах. Ты будешь так очаровательна, что даже прокаженный не подойдет к тебе близко.


Лика была в шоке. Безусловно, она понимала, что неизвестно, на какие меры пошла бы она, чтобы удержать любимого человека, в случае измены. Что бы творилось с ее мозгом, осознай она существование соперницы. Она, возможно, была бы готова даже на убийство (страшно сказать). Но То, что она видела перед собой, не могло столько лет быть ее Супругом. Она никогда не видела его Таким…


Жуковский придвинул табурет ближе, сжал ее руку чуть выше локтя.


- Сейчас ты мне все расскажешь…


Он буквально шипел, брызжа слюной прямо ей в лицо.


Лика, презирая его всей душой, мысленно пообещала себе не проронить ни единого слова. Она замкнулась внутри, моля Бога о том, чтобы не проснулись дети. Чтобы у них в памяти не остался этот кошмар. И чем бы это ни закончилось, - лишь бы быстрее…


Алексей же не унимался. Лика отвернулась от него и с безучастным видом смотрела на пламя свечи. Он орал, продолжая бесноваться, хватал ее за подбородок и с силой поворачивал к себе, заглядывая в ее потухшие глаза.


- Я хочу слышать все! Хочу слышать, как вы снюхались, что он делал такого, чего не умею я, где вы встречались и как все это происходило! Я хочу слышать, как часто у вас все это!.. Как он тебя… И как ты при этом кайфовала! Говори! Иначе, я разукрашу тебя, как хохломской самовар!


Лика молчала, глядя сквозь него куда-то вдаль…


- Какого черта ты молчишь?! Типа, гордая, да?! Типа, ни хрена не скажешь?! Скажешь, как миленькая! Все скажешь! А не скажешь – твой выбор. Я убью тебя и на этом закончится повесть о Ромео и Джульете! Идиот! Я – к ней, со своей любовью! А ей по морде надо было! Мне давно мужики говорили. И была бы шелковой! А я?! Придурок! Не молчи, сказал!
Взгляд Жуковского зацепился за пятна крови на свитере… Глаза его налились кровью, словно у быка, перед которым махнули красной тряпкой… Как знать, что вызывало у него такую реакцию. То ли сам свитер и его сомнительное происхождение, то ли чувство вины при виде крови...


- Иди, замой эти пятна!


Алексей схватил жену за свитер и поволок в ванную. Но не тут-то было. Она вырвалась, оттолкнула его и упрямо вернулась на свое место.


- У-у, упертая армянская кровь! Упрямая, как баран!..


Он поволок Лику в спальню и швырнул на кровать. «Упрямая армянская кровь» и здесь взяла верх над рассудком. Лика встала, стянула одеяло на пол и свернулась на нем калачиком, отвернувшись к Жуковскому спиной. Тот психанул, кинул ей подушку и выскочил из комнаты.
Нервная дрожь, граничащая с ужасом, прошла по телу Лики. Поверхность головы невероятно ныла от боли. Болел сам череп. Болела, казалось, даже кожа, насколько это возможно себе представить. Было такое ощущение, что на шее пятиконечная звезда (куда ни ляг – везде угол). Лика стала осторожно обследовать пальцами голову. К своему удивлению она обнаружила массу неровностей и поняла, что эти неровности – вспухшие шишки, образовавшие сплошные уплотнения. Но когда? Неужели он колошматил ее, когда она была без сознания?.. Этого не может быть… Ее разум, не находя ответа, завис, как зависает компьютер, не справившись с некорректно заданной задачей. В таком «подвисшем» состоянии Лика и пролежала до утра. Правда, не одна. Минут через пятнадцать в комнате снова появился «благоверный». «Убедившись», что Лика уснула, он прилег рядом, обнял ее и, роняя скупую мужскую слезу, причитал остаток ночи, какой он дурак, как он ее любит и что она способна с ним делать… Вся эта чушь, к сожалению, уже не имела никакого значения для позорно побитой женщины…


С утра пораньше в квартире полковника Манвеляна раздался дверной звонок, перебудивший все семейство. Инга в пижаме, накинув халат, шмыгнула за дверь, недовольно бурча на раннего гостя.


- Ты чего, совсем ошалел? Рань какая! Ты разбудил отца и всех нас!...


Жуковский стоял с потерянным видом, тупо ковыряя ботинком ступеньку.


- Мне просто некого больше попросить…
- Что опять случилось?..
Инга устало зевнула.
- Понимаешь, я не знаю, как к ней подойти… Она меня к себе не подпускает, а осмотреть ее обязательно нужно…
- Жуковский! Что произошло? – Не на шутку испугалась Инга.
- …Я… Кажется… По-моему… я … сломал ей челюсть…
- Кретин! Теперь-то за что?!
- Сходи к ней, пожалуйста…


Лика пришла к Инге с малышами в обеденный перерыв, как ни в чем не бывало. Она шутила, смеялась, была необычайно восторженной. Инга молчала, пристально глядя на подругу. Лика избегала ее взгляда. Наконец, подруга не выдержала.


- Кончай концерт. Ты как?
- В смысле?… Все нормально.
Лика улыбнулась своей широкой улыбкой, пытаясь продемонстрировать, как у нее все классно. Инга прищурилась, насупила брови.
- Ликуся, ты кого дУришь? Ты хочешь сказать, если на морде маскировочным карандашом все замазано, голова прической прикрыта – значит все «зашибись»?!
- Ты о чем?…
- Да твое «кенгуру» с самого утра прискакало и всех уже оповестило. Будешь дальше из себя паиньку строить? Мы же подруги… Мне-то ты почему врешь?
Лика опустила голову, на щеках заиграл румянец. Она, вроде бы, вся напряглась, будто кошка, готовящаяся к прыжку.
- Объясни мне, может, я чего-то не понимаю?… Ну, что ты молчишь?… Почему мне-то ничего не говоришь? А?
- Стыдно…
- Чего стыдно-то? И перед кем стыдно? Передо мной тебе стыдно? Это ему должно быть. Тебе-то почему стыдно?


Лика взорвалась потоком слез. Она кричала, голос срывался и получался этакий крик-шепот.


- А тебе бы не было стыдно, если бы тебя позорно побили, как последнюю собаку?! В свое время от меня полгорода шарахалось, уважали и побаивались. Да и сейчас не лезут. А тут… Ты понимаешь, я даже среагировать не успела! Я бы его прибила. А так – даже сдачи не дала!.. Как последняя курица, сидела и ждала, пока он успокоится. Вот, что мне стыдно! Я боялась детей разбудить, понимаешь?! Потом эту комедию из памяти у них бы никто не стер! Это был бы шок на всю жизнь, понимаешь?!


- Так ко всему прочему еще и дети дома были? Обалдеть… Он чего, мужиков наслушался? Тех, которые своих баб из российской глубинки попривозили? Которым за счастье – «бьет, - значит любит»? Он, что, плохо тебя знает? Еще и прибежал…


- Мудила! Решил, наверно, всем доказать, что он мужик! Стукнул по рельсе, с которой вагон год назад ушел!… Я ему изменила! Я подлая! Я бесчестная! Да я прекратила с ним всяческие отношения, как только душой почувствовала, что ему больше не принадлежу! Я даже не знала на тот момент, как вообще Влад ко мне относится! Мы же, как соседи жили все это время. В чем же я его обманула?! Я ему сразу сказала, что жить мы больше вместе не будем. Чтоб развод готовил. И повода думать, дескать, пройдет, перебесится, я ему не давала. Может и пройдет. Время все лечит. Но это не значит, что у нас наладится, не значит, что я к нему смогу вернуться. И я ему четко об этом сказала! В чем я виновата? В чем я была с ним не честна? Он прекрасно знал, куда я уходила! И если на то пошло, так я ему еще до свадьбы говорила, что для меня этот штамп ничего не значит! Если я люблю, значит, принадлежу ему и без штампа, а если нет – то никакими штампульками и бумажками меня не удержишь. Я выхожу за него душой. Душой и разведусь, если разлюблю. Ведь договаривались же, если кто-то из нас встретит другого, прийти и честно сказать об этом, чтобы супруга придурком не выставлять и не обманывать. Ну, ведь я же сдержала слово – честно ему сказала! Сама! Первая! Еще до того, как у нас с Владом что-то закрутилось! Так, в чем же я не честна?!


Лика уткнулась лицом в ладони и затихла. Инга смотрела на подругу и диву давалась. Симпатичная сильная девчонка с синяком через всю скулу, который проглядывал даже через тональный крем. А ведь никто и подумать не мог, что такое могло произойти…
Инга села на подлокотник кресла и обняла подругу.


- А знаешь, он ведь сам понимает, что с тобой так нельзя. С обалдевшими от отчаяния глазами он произнес сегодня: «Одно из двух: или мы будем жить счастливо до конца дней своих, или я ее потерял… Скорее всего – второе. Она мне этого не простит…»


Влад же, узнав о случившемся от Веры, сестры Инги, метался по комнате, словно тигр в клетке, стуча кулаком в стену, и орал: «Да что же он, гад, делает-то?!» Тем не менее, даже это не подвигло его ни на какие действия. Он уехал вскоре, совершив, как искренне считал, самый правильный поступок – оставил жену мужу и Жизнь – тому же мужу, не стал разбивать семью. Так для всех было лучше. Прежде всего, для него самого – так будет думать Лика. Никакой ответственности. Испугался. Он испугался… Или просто не любил. Ведь он так и не сказал ей самые главные банальные три слова… Много раз порывался, но так и не сказал…


Синяки и шишки имеют свойство заживать со временем. Раны же душевные затягиваются долго и то порой не до конца… Супруги не разговаривали месяца два… За это время много воды утекло…


Жуковские так и не нашли золотой середины. Он не мог простить ей измены. Она, как это ни парадоксально звучит, - что разлучил ее с любимым. Они жили в разных комнатах, практически не общаясь, каждый в своем мирке. Лика даже не подозревала, что этим самым миркам еще суждено будет столкнуться. Самое жуткое, как оказалось, ждало ее впереди.
Алексей, всячески пытаясь привлечь к себе внимание, не нашел ничего лучшего, как удариться в театрализованные суицидальные представления. В нем проснулся талант, которому могли бы позавидовать многие театры мира. «В любви, как говорится, все средства хороши». Жуковский отчаянно не хотел смириться с потерей и шел на крайние меры. Но все это выяснится много позже. А пока было СТРАШНО! Очень страшно!!! Лика будет помнить о пережитых месяцах сущего ада всю свою жизнь…


Ад этот начался еще при Владе. Был случай, когда Алексей метался с гранатой по городку, предупредив об этом предварительно Лику и всю честнУю компанию. Он, якобы, разыскивал мнимого соперника, не зная толком, кто это, строя догадки и делясь этим с «другом». «Друг» же был в шоке от того, что может пострадать какой-то невинный человек. Разделясь по разным направлениям, Инга, Лика и Влад искали Лешу по всему городку. Более удачливой тогда оказалась Инга. Завидев приближающуюся разъяренную девушку, Алексей не нашел ничего лучшего, как спрятать запал в снегу под скамейкой, на которой сидел. Но от зоркого взгляда Инги ничего не могло ускользнуть. Она орала на Жуковского, обзывая его самыми грязными словами, на которые была способна. А тот лишь придурковато улыбался, наслаждаясь резонансом, который вызвал. Таких случаев была целая вереница. Они повторялись с той периодичностью, которой требовала душа Жуковского. Это изматывало всех окружающих. Каждый раз они говорили сами себе и друг другу, что причин для волнения нет, что он слишком любит жизнь для того, чтобы совершить подобное. Но при первом же повторе снова реагировали так же. Всегда существует опасность свершения задуманного. Слишком велико потенциальное чувство вины каждого, кто ничего не сделал для предотвращения содеянного…


Как-то после ночной стирки Лика легла спать только в восьмом часу утра. Жуковский, уходя в наряд по штабу, прекрасно знал, что в таких случаях раньше часа-двух дня она не просыпалась. Знал он и то, в какое место их двухкомнатной квартиры придет его супруга, встав с кровати. То ли Бог, то ли Дьявол поднял ее с постели без пятнадцати минут двенадцать…


В полусонном состоянии, еле продрав глаза, Лика доплелась до кухни, взяла в руки чайник и подошла к раковине. Еще не понимая, что здесь не так, она скользнула взглядом вокруг себя. Точно! Вот же – на стене красуется альбомный лист, которого тут раньше не было! Что на нем? Почерк Жуковского… Все расплывается. Жутко хочется спать… Лика потерла глаза, машинально начала читать текст… И остолбенела!.. В стихотворной форме Жуковский практически писал завещание, сообщал ей и детям о своей несложившейся жизни, дескать, не смог быть хорошим мужем и отцом… Просил извинения у детей, писал, что им все объяснит мама… Внизу «стихотворения» красовалась приписка: «После 12.00 в штаб, пожалуйста, не заходи. Не хочу, чтобы ты видела кровь и мозги, разбрызганные по стенам».


Лика на ходу накинула пальто и стремглав вылетела из квартиры. Часы показывали без семи минут… Она летела с такой скоростью, на которую только способен человеческий организм! Распатланная (благо еще, что не в пижаме!), она ворвалась в здание. Внутри все было, как всегда. Привычный рабочий ритм, строгие, подтянутые, гладко выбритые мужчины в военной форме и благоухающие штабные красавицы при макияже. В этой обстановке Лика выглядела чужеродным пятном, этаким БОМЖом среди сверкающего мрамора и зеркал. Ее это, естественно, ни капли не волновало, но окружающие явно обратили на нее внимание. Она метнулась в сторону стеклянной стены, за которой и должен был нести дежурство ее благоверный. Жуковский, как ни в чем не бывало, сидел за пультом управления. Спокойный и невозмутимый, он тоже заметил Лику. «Господи! Успела!» -  только и пронеслось в голове… Она подбежала к двери, нервно постучала. В ответ послышался неторопливый поворот ключа в замочной скважине.  И тут Анжелика заметила несколько знакомых неподалеку, по всему видно, ожидавших Алексея. Настораживало только то обстоятельство, что это были не случайные знакомые, а близкие их семье люди… Здесь был лучший друг Алексея Талмыков, Инга и даже Влад! Не успев выстроить мысленно логическую цепочку, Лика скользнула в открывшуюся дверь. На лице Жуковского играла ухмылка, скорее, гримаса издевки.


- Че примчалась? Гляди же, прискакала!
Таких ноток Лика давно не слышала в его голосе.
- Что ж ты делаешь-то, а?.. – только и смогла она произнести…
По стене, бессильная совладать со своим обмякшим телом, Лика вышла к ожидавшим. Те, ошарашенные, смотрели на нее вопросительно.
- Господи, кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит?
Удивленные лица друзей давали явный отрицательный ответ.
Первой молчание нарушила Инга.
- Ликуся, ты чего в таком виде? Ты будто только что с постели.
- Я и есть с постели…
- Что стряслось? Ты же должна была сейчас спать?..
- Я и спала…
- А что ты тут делаешь?
- Я хочу спросить тебя о том же.
- Так меня твой Жуковский попросил, чтобы я к 12.00 подошла. Там по работе кое-какие вопросы были. В принципе, совершенно не горело. Уж не знаю, к чему такая срочность. Он просил непременно подойти…
- Понятно. А ты, Вера, что тут делаешь? Тоже попросил? По какой-нибудь несрочной причине?!
- Да, что-то связанное с библиотекой…
- А тебя, Влад, зачем позвали? И тоже, небось, к 12.00?!
- Короче все ясно. И бушлат мне помочь обменять – тоже нужно было непременно сейчас, чтобы кто-нибудь из нас, «остановил» суицидника в очередной раз… Я пошел!
Влад грязно выругался и пошел прочь. Талмыков же лишь вздохнул, как истинный друг, оставшись стоять у двери. Наконец, «виновник торжества» соизволил выйти из комнаты.
- Чего вы так на меня смотрите?
На его лице играла гримаса усмешки, как впрочем, и всегда в таких случаях. Инга тоном, не терпящим возражений, выдала ему лишь одну фразу, после чего вместе с Верой удалилась восвояси.
- Слышишь, ты, придурок! Если бы ты моему отцу своим ЧП обед бы испортил, я бы тебя на том свете достала!..
Талмыков, понимая, что супругам есть о чем поговорить, пообещал зайти позже и тоже откланялся. Пауза молчания повисла между Жуковскими. Они молча стояли и смотрели вслед удаляющимся друзьям. Наконец, Жуковский самодовольно ухмыльнулся, посмотрел на супругу.
- Что, испугалась? Или только делаешь вид? Чего переполошились-то? Разве есть из-за кого? Тебе же все равно! Наоборот, здОрово. Помехи не будет. Тебе же лучше. Чего пригнала-то? Лучше б опоздала!
- Дурак!.. У-у-у…


Господи, ну, что она должна сделать, чтобы положить конец этим мучениям?! Она устала, она больше не может жить в постоянном страхе! Он достал ее, дожал-таки! Она готова на все, лишь бы это прекратилось! На все! Даже остаться с ним и жить под одной крышей всю жизнь! Хотя, видит Бог, в этой ситуации ее согласия никто и не спрашивает. Это единственное, что ей остается. Выбора у нее нет…


- Мне не все равно… Мы же столько прожили вместе…
- Не хочешь ли ты сказать, что я тебе, по-прежнему, дорог?..
Жуковский издевался, как мог, зная, что она скажет сейчас все, что он захочет. Он, конечно же, знал и то, что все, сказанное ей, будет сплошным враньем. Но отказывать себе в удовольствии – слышать это вранье, приятно щекочущее его самолюбие, старлей не хотел.
- Да, дорог…
- Как отец твоих детей, как человек или как муж?
- …
Лика всхлипнула, уткнувшись в его плечо. Жуковский отстранился, заглянул ей в глаза.
- И все-таки?..
- Дорог…
- Ладно, иди. Дома поговорим…


Казалось, она проспала несколько суток. К приходу Жуковского из наряда Лика привела себя в порядок; дом блестел; на столе красовался ее фирменный пирог. Домашняя идиллия еще больше утвердила Жуковского в правильности выбранной стратегии. Кто знает, может, еще не все потеряно?!


И снова – бесконечные разговоры… А за ними – совместная жизнь из-за страха смерти отца детей, да еще и по вине их матери… Иногда эмоции брали верх. И когда Лике не удавалось скрыть своего пессимистического настроения к жизни, Алексей с нарочито обиженным видом выговаривал жене, что не нуждается в жалости и подачки ему не нужны. Если ей так сложно наблюдать его рядом, то не надо себя насиловать. Лике же только и оставалось, что убеждать его подождать. В свое оправдание она могла лишь ссылаться на время. Дескать, все пройдет. Она старается… Супруг, конечно, в глубине души понимал, что ее тошнит от одного его поникшего вида, но свято верил в правоту ее слов. Время лечит. Быть может, они станут первой супружеской парой, которой удастся-таки «склеить разбитую вазу». Тем более, что соперника давно уже след простыл.

 
Летели дни, недели, месяцы, а ваза все не склеивалась… И незадолго до Ликиного дня рождения Жуковский принял трудное, запоздалое, но изначально самое правильное решение. Одним июньским днем он собрал манатки и ушел жить к другу. Уходил он среди бела дня, чтобы весь городок наблюдал горе несчастного. Унылый вид отвергнутого супруга, обнимающего матрац, словно драгоценную ношу, должен был тронуть сердца окружающих. Все-таки Большой Театр много потерял!..


Лика не чувствовала ни облегчения, ни утраты. Лишь зверскую усталость. Ежедневно получая от Нинель Алексеевны «порцию дегтя», она мечтала лишь об одном – покой стал пределом ее мечтаний. Но, как говорится, «покой нам только снится»…


Жуковский получил очередное воинское звание. На его погоны упала еще одна (четвертая по счету) маленькая звездочка. И хотя Лика отправила детей поздравлять папу, последний чувствовал, что его достижения теперь никто не разделяет, разумеется, кроме сослуживцев, для которых любой повод – повод. Лика, осознавая, что значит для вояки звезда, напекла блинов и снарядила детей. Малыши вернулись через десять минут, обливаясь горькими слезами. Перебивая друг дружку, они объяснили, что папа поздравления не принял и протянули матери поднос. В тот момент Лику лишь покоробило в очередной раз.


- Кретин! Дети-то при чем?! – только и подумала она.
Прошло несколько дней. А может недель. С приближением дня рождения на душе становилось все тоскливее. Хотелось, что называется, «напиться и забыться»… Пить, правда, Лика за свои двадцать три так и не научилась. Невкусно ей было. Хотя, вкус, - говорят, - приходит во время еды. Именинница прекрасно понимала, что дома в этот день оставаться не сможет. Кошки будут скрести на душе. Родители, к сожалению ли, к счастью ли, - уехали в горный санаторий на неделю. Лика решила устроить «девичник». Ей хотелось видеть рядом только действительно близких ей людей. Своих малышей, Ингу, Фаину и их с Ингой приятельницу. Друзья познаются в беде. Воистину! Лика заказала зал в местном уютном ресторанчике, нависающем над пропастью, из-за чего жители прозвали заведение «Ласточкиным гнездом». Хозяева ресторана были ее старыми добрыми знакомыми. Славились они своей кухней. Готовили по-домашнему. Накрывали со вкусом. Да и встречали приветливо. С пониманием к делу подходили. Лике предоставили дальний зал, скрытый от глаз окружающих, чтоб девчонки могли вытворять все, что душе угодно.

   
Ласковые детские ручонки разбудили Лику в то утро.


- Мамочка, с Днем рождения!


Лика открыла глаза и увидела перед собой малышей с подносом печенья. Кто бы мог подумать! Они не забыли о семейной традиции дома Саркисянов – будить именинника поздравлениями ранним утром. И хотели доставить ей радость. К горлу подступил ком. Давящая тишина вокруг… Хотелось закрыть глаза и проснуться на следующий день. Вот оно – пресловутое Одиночество!.. Год назад в этот день они были все вместе – их большая дружная семья: родители, сестра, муж и дети… Один год… И куда все делось?.. Лика услышала скрип дверного замка и зажмурилась. Ее нет! Она спит! Крепко спит! Хотя, кто бы это мог быть?! Саркисяны уехали в санаторий… Господи, у Жуковского же есть ключ… Она крепко спит!!! Лика слышала, как он ходил по квартире, разговаривал с детьми, что-то передвигал, затем так же тихо ушел… Она откинула одеяло, нехотя сползла с постели, вышла в коридор и… опустилась на пол. Ее взгляду предстала картина, которую уж никак нельзя было ожидать.


В коридоре на стене висел поздравительный плакат. На стуле рядом красовался огромный букет белых роз и коробочка, перевязанная большим розовым бантом. Лика сидела у противоположной стены на полу, прижав колени к подбородку. Застывший взгляд уловил надпись на подарочной упаковке. Это было название ее любимых духов фирмы «Мэри Кэй». Этот запах, по словам дистрибьюторов, был давно снят с производства. Лика искала его три года… Зачем его нашел Жуковский?! Зачем плакат, цветы?! Зачем он резко стал уметь то, чего ей так не хватало раньше?! Чему она пыталась научить его за годы совместной жизни?! Ей нужно было так мало! Или много?! Не надо бриллиантов, норковых манто и лимузинов. Лишь свечи, цветы, стихи,  плакаты, маленькие открыточки, сделанные своими руками… Что хотел Алексей показать этим жестом?! Доставить ей радость?! Или боль?! А может вызвать чувство утраты?! Или доказать свою любовь?! Любовь… Нет, она уже не верила в его любовь. Лика расценивала его чувство, как эгоизм, уязвленное самолюбие. «Запоздавший сюрприз» вызвал в ее душе лишь еще больший вакуум и обиду. «Что имеем – не храним, потерявши – плачем». Воистину, что мешало Жуковскому «хранить, когда имел»?!
Ласковые детские ручонки обвили Ликину шею.


- Мамочка… А почему ты плачешь?.. Не плачь! У тебя же сегодня День рождения!.. Давай включим музыку! Оденься красиво и накрась губы. Мамочка, ты самая красивая! Не плачь…
Господи, святая детская наивность! Если бы действительно состояние души зависело от помады и красивого платья! Так или иначе, но своим ласковым щебетом малыши-таки заставили Лику взять себя в руки. Они сумели создать в квартире атмосферу праздника! Пока Лика колдовала у плиты, карапузы притащили из своей комнаты бумажные украшения, шары, включили музыкальный центр, оделись, как смогли, и даже накрыли скатертью стол в зале. Они так старались!..  Лика вошла в зал, снимая на ходу кухонный передник, и… снова расплакалась. Малыши поджали губы.


- Мы что-то не так сделали? Почему ты снова плакаешь?
- Да, нет же, Золотые мои!.. Нет, Спасибо Вам, Солнышки! Лика обняла детей, стала целовать их изумленные глазки, щечки, ручонки, которые пару минут назад вырезали украшения из цветной бумаги…
- А почему ты опять плачешь?..
- Это я от радости...
Лика отвела взгляд, утирая нос передником.
- От радости смеются. А ты плачешь…
- Бывает, люди и от радости плачут. Например, когда у поезда встречают человека, которого давно не видели. Они же радуются, но все-таки плачут. От переизбытка чувств. Родные мои!.. Как я Вас люблю! И как я виновата перед Вами! Простите меня! Я всю жизнь буду чувствовать свою вину…
- Почему?
- Я Вам потом как-нибудь объясню. Когда вы подрастете и, может быть, сможете меня понять… А теперь давайте собираться. Мы сейчас пойдем в «Ласточкино гнездо» и будем праздновать. И больше не будем плакать. Будем смеяться и танцевать!


В дверь постучали. Фаина вошла с подарком в руках. Поцеловала подругу. Лика улыбнулась, распечатала упаковку.


- Какая прелесть! Мне так хотелось иметь этот кофейный сервиз! Мы же с тобой все время смотрели на эти чашечки с мелкими нежными фиалками! Фаина! Спасибо! Теперь мы каждое утро будем пить с них наш фирменный кофе! А ты еще не одета? Давай скорее! Уже выходить пора.


Фаина отвела глаза в сторону…


- Личка… Ты не обижайся… Я не смогу… Понимаешь… Ну… В общем, идите без меня…
Лика была в шоке. Не понимая, вернее, догадываясь, но боясь поверить, она пыталась найти для себя какое-нибудь другое объяснение происходящему, какую-нибудь «отмазку», чтобы «отбелить» в собственных глазах подругу.
- Фаина, если ты из-за мужа, то я пойму… Все-таки они с Жуковским – друзья. Это понятно, что он против…
- Нет, он здесь не при чем. Я сама не иду…
- Но… ???


Лика все прекрасно понимала. От этого было еще горше. «Друзья познаются в…». В рамки Фаининого мещанства не вмещалась честность разведенной подруги. «Погуливала бы себе втихаря», ничего страшного, зато замужем. А так – «РАЗВЕДЕНКА» - это уже совсем другое дело…


- … Да, конечно, Фаин, я все понимаю… Тебе ни к чему… Спасибо… за поздравленье…


Она смотрела из окна вслед удаляющейся девушке. Казалось, ну что еще может случиться?.. Каких еще сюрпризов ждать ей от сегодняшнего дня?.. В висках эхом отдавался голос Высоцкого: «Если Друг оказался вдруг… И не Друг, и не Враг, а так…»


Через четверть часа Лику с детьми, Ингу и их хорошую знакомую Наталью уже встречали приветливой улыбкой хозяева «Ласточкиного гнезда». Они, безусловно, приложили все усилия для того, чтобы трех девушек никто не беспокоил, не видел и не слышал. Что они творили в этот вечер, уму нормального человека непостижимо! В буквальном смысле «стояли на головах». Дети от всего этого пришли в неописуемый восторг. Еще бы! Ведь им можно было вытворять все, что хочется. А что может хотеться ребенку? Шуметь, кричать, прыгать. Более того – взрослые делают тоже самое! Может, они тоже стали детьми? Или сошли с ума? Все это действо напоминало кадры из фильма «Иствинские Ведьмы».


Чем больше мы пытаемся заглушить в себе ноющее, «сосущее под ложечкой» чувство, тем больше оно овладевает нами. Ни спиртное, ни друзья, к сожалению, не в состоянии этому помешать.


Лика возвращалась с детьми домой уставшая и разбитая. Алкоголь и пустота создали потрясающий внутренний тандем. Ностальгия по тихим семейным счастливым праздникам дала о себе знать. И ноги сами понесли Лику по направлению к квартире, в которой с некоторых пор обитал Жуковский. Долго еще она будет вспоминать этот вечер, пытаясь разобраться, зачем постучала в ту дверь. Но даже для нее самой это так и останется «тайной за семью печатями»…


Они долго разговаривали на лестничной площадке. Лика, зачем-то переступая через саму себя, попросила мужа вернуться. Была ли то минутная слабость или сказывалось выпитое вино?! А может, лишь после ухода Алексея она начала понимать, что теряет что-то очень важное в жизни?! Безусловно, свое влияние оказало и романтическое поздравление. Умеет ведь, когда хочет, оказывается… Так или иначе, но на тот момент в памяти всплывали лишь счастливые моменты их совместной жизни. Лика чувствовала необходимость присутствия Жуковского, остро желая стереть из памяти всю боль, причиненную ими друг другу за последний год. Супруг же, напротив, - казалось, торжествовал по поводу своей победы и твердо стоял на решении жить отдельно. Ничего не понимающие дети то и дело обнимали отца и мать, улыбались и канючили: «Ну пойдемте уже домой!.. Почему мы тут стоим? Мы устали… Мы хотим домой…» Наконец, Жуковский накинул рубашку, крикнул своему другу, что вернется через десять минут и, подняв малышей на руки, пошел провожать семейство. Естественно, ни через десять минут, ни через час он не появился. Оказавшись дома, привычно уложив детей спать, он понял, что не сможет отказать той искренности, которую читал в глазах до боли родной Женщины.


В ту ночь Лика много раз умирала и рождалась вновь. Она отдавалась мужу, с которым прожила много лет, будто никогда до этого не знала его, словно это был совершенно чужой для нее человек. Каждый жест, взгляд, каждое движение разрывало ту ее часть, которую принято называть душой. Слезы душили, подступая к горлу. Сердце отказывалось понимать происходящее. При безумной нежности и трогательном внимании со стороны Алексея, это был акт насилия. Насилия Лики над собой и, вероятно, над ним. Жестоко было давать им обоим еще одну надежду на жизнь, которая уже не могла иметь место быть…


Хотя, после известных событий, чета Жуковских прожила вместе еще без малого три года… Искренний шепот Алексея в ночной тишине, - «любимая, я все прощу и никогда не вспомню», - к сожалению, так и остался лишь шепотом той ночной тишины. И совершенно не по злобности хозяина, а в силу устройства мужской души. Так и останется Влад Большой Черной Тенью, притаившейся между супругами. Нет-нет, да мелькнет фантом то в сердце опечаленной Лики, то в глазах Алексея. Истинная правда – оба прилагали массу усилий, для того, чтобы начать все сначала. Оба шагали через свои принципы, ради сохранения семьи, наступая себе на горло. Только не забыть глазам взгляд, предавший их… И не вытеснить из сердца боль крушения восторженности и надежд. И не все средства в любви хороши, как оказалось. Ибо некоторые  УВАЖЕНИЕ убивают… И НЕ «да убоится жена мужа своего», а «ДА ПОЧИТАЕТ И УВАЖАЕТ ЕГО»!


И понимала Лика, что ОНА создала такую ситуацию. ОНА - ВИНОВНИЦА обстоятельств, при которых вылезли наружу не самые хорошие качества супруга. Только заставить себя все забыть она не могла. Да и он заботой окружить ее не старался. А ведь, как это ни парадоксально звучит, только терпением и нежностью вернуть душу к себе можно. Ан, считал Алексей, что теперь она вину зализывать перед ним и детьми всю свою жизнь должна. Перед детьми она и будет зализывать. А еще перед Богом. И просить Господа за Него станет. (За супруга – в смысле). «Я помолюсь за тебя перед Богом… Пусть у тебя будет светлой дорога…» - будет петь она в ночных клубах Москвы вместе с поклонниками Иванова, чьи песни трогают душу своей проницательностью… И вспоминать будет только хорошее – так устроена человеческая память. Только жить с ним вместе не будет…


В Москву они переедут в тот же год, не в силах оставаться в городе, ставшем свидетелем распада их семьи. Но и этот город не поможет им ни трудностью выживания, ни бытовыми благами. Какое-то время Жуковские будут еще стараться удержать свой семейный корабль на плаву, пока он все же не разобьется о жестокие рифы Жизни.


Алексей целиком посвятит себя учебе в военной академии и со временем станет не последней фигурой в научном мире.

Лика же долгое время будет мотаться в поисках хлеба насущного для своих малышей, пока не найдет наконец свою нишу в коммерческих структурах. Между торговлей, менеджментом и теле-, рекламным бизнесом в общем-то очень мало общего. Но судьба, - увы, - распоряжается по-своему.

Большое режиссерское будущее, которое Лике прочили в свое время, останется хобби и болью ее души одновременно. Со временем «непутевая дочь» восстановит отношения с родителями, почувствует тесную кровную связь с сестрой, которая через несколько лет станет внешне похожей на Лику, как две капли воды.


После развода Жуковская оставит фамилию Алексея до тех пор, пока дети не достигнут совершеннолетия. Но всю свою жизнь она будет гордиться принадлежностью к роду Саркисянов, чью фамилию много лет спустя, из любви к деду, продолжит ее сын. Его личное решение станет самым большим счастьем, которое испытает за свою жизнь отец Лики.

 
Жуковский останется для Лики единственным мужем и отцом детей. Вальс Мендельсона она осознанно так больше и не услышит. Ибо «мы в ответе за тех, кого приручили».


Судьба-злодейка подкинет на ее пути еще трех Козерогов, рядом с которыми Лика не задержится, видимо все еще храня верность человеку, которому когда-то отдала свое сердце… Через них она подсознательно будет пытаться понять Влада, ловя в них Его жесты, Его слова, Его рассуждения.

Из года в год, в День рождения Влада Лика будет звонить его брату. Через несколько лет узнает от него о предстоящей женитьбе любимого. В последующие пару дней мистически исчезнет кольцо, подаренное Им. Лика мысленно пожелает ему Счастья и отпустит Сердцем.


Понадобится время, чтобы лед в ее душе перестал быть колким.


Мохеровый свитер – оберег любви – вернется к Лике почтовой посылкой и будет перевязан для САМОГО РОДНОГО «Козерожка» – ее СЫНА.


Стихотворения Лики будут изданы и одним из самых востребованных станет
«Всем людям с добрым именем Семья».
-----------------------------------

/Ода о первых пяти годах супружеской жизни/
------------------------------------------

 
Пять лет минУло. Много или мало?
И что за это время изменилось?
Бог мой! Как быстро время пробежало.
Как будто все вчера: она смутилась,


Нежданных слез поток, фата и платье,
"Дворец событий", свадьба, поздравленья...
Все это называлось словом "СЧАСТЬЕ".
На много лет остановись, мгновенье!
 

Не остановишь. Время отмеряет
Свой ход в часах, неделях год за годом,
А вместе с тем, вот так и пробегает
Вся наша жизнь с рассвета до захода.


Кто знает, сколько нам с тобой осталось
Таких вот пятилеток на роду?..
Я вспоминаю, как все начиналось,
Пять лет назад, в том памятном году...


С тех пор ты из курсанта стал старлеем*,
Сменил два места службы, а потом
Три должности. Мы, в общем, не жалеем
Из этих лет как будто ни о чем.


Ну, разве что, порою пониманья,
Терпенья не хватало нам с тобой
И, может быть, излишнее вниманье
Совсем не помешало бы порой.


Я помню - кто-то, где-то мне когда-то
Сказал, что чувство годы поглотят,
Что вся любовь однажды... вдруг... куда-то...
И не заметишь, не вернешь назад!


О, как мне хочется, однажды встретив,
Сказать ему: "Ты был не прав! Смотри."
И он уйдет, ни слова не ответив, -
Любовь осталась, что ни говори.


Любовь у нас не просто сохранилась.
Она с годами крепче и сильней.
Мне кажется, что чувство закалилось
В пылу различных жизненных страстей.


Любовь могу сравнить я лишь с ребенком -
Пока рождается, то всё кричит.
Потом её, подростка, словно плёнка,
Романтика окутывает вмиг.


Мечты-мечты... Все в радужном сияньи.
Она готова охватить весь мир!
И сердце - из груди... И нет дыханья...
Все! Торжество, счастливой свадьбы пир!..


Любовь растет, становится серьезной.
Её должно быть больше, чем тогда, -
Ведь на семейном небосклоне звездном
Еще одна рождается Звезда!


Какая крошечка! Завёрнуто в пелёнки
Любимое, желанное дитя!
Проходит время и она, сестрёнка,
Уж радуется, брата обретя.


Ты помнишь, милый, детские улыбки,
Беззубое и первое "А-гу",
Неловкое паденье и ошибки
На первом в жизни собственном шагу?


Ты помнишь состояние полёта
От слова "папа"? СтОит осознать,
Что это наш малыш о чем-то
Родителям пытается сказать.


Неуж-то это наше продолженье?!
Представить трудно, глядя на детей.
И вот уж первое стихотворенье,
Характер, куча детских новостей.


И первая "любовь" в 4 года,
И ревность брата очень удивит.
Все, вроде, как положено в природе, -
Рисунки, сказки, цифры, алфавит...


Блаженны те мгновения, что вместе:
Отец с сыночком, дочка, мать,
Уютный дом... Клянусь Вам честью,
Уж больше нечего желать!


О, Небо! Вот что истинное счастье!
Спасибо, Господи! Чем заслужила я?
ДА БУДЕТ ЛАД, ДА НЕ СТРАШНЫ НЕНАСТЬЯ
ВСЕМ ЛЮДЯМ С ДОБРЫМ ИМЕНЕМ "СЕМЬЯ"!



Как ни странно, когда-то, вопреки ее решительному «нет», в жизнь Лики ворвется Человек, с появлением которого она перестанет вздрагивать от знакомого запаха одеколона в метро, будет снова радоваться цветам и звездам, писать стихи и верить в лучшее.

 
Напоминанием прошлых лет останется лишь массажный шар в шкатулке, пара золотых сережек и остатки серо-голубого мохера, который был так похож на седину в завитках Его волос…