Палата номер 16. Ч. 11

Полицейский "газон" остановился у самого белого дома. Вернее, у покрытой ржавчиной калитки, заканчивавшей периметр забора из сетки-рабицы. Когда-то давно Николай ставил его вместе с отцом. Парню только исполнилось шестнадцать. Батя поручил ему буром наверчивать в земле шурфы. Потом они вместе вбивали трубы-столбы и натягивали сетку.

Вон, до сих пор стоит себе, не шелохнётся.

Чуть в отдалении припарковался «фордик» Дюрасела. Агент не выходил из машины, наблюдая за развитием событий.

Из "газона" справа вывалился бравый капитан, еле протиснувший наружу живот. С заднего сиденья, с обеих сторон одновременно, выскочили два автоматчика и встали по бокам у офицера полиции.

Николай вышел из калитки, всем своим видом показывая, что у него мирные намерения.

– Документы! – грозно потребовал капитан.

– Пятачок? – неуверенно спросил Николай, всматриваясь в лицо офицера.

– Я попрошу! – буркнул тот, но улыбка уже растягивала и его упитанную на тяжёлой службе физиономию. – Качан? Ты?

В следующую минуту произошло неожиданное. Почти двухцентнерный капитан висел на Николае, как сынок-недоросль, после долгих лет разлуки дождавшийся возвращения папки.

Дюрасел занервничал. Он сразу понял, что у калитки что-то пошло не так. Да ещё и автоматчики за ненадобностью вернулись в "газон".

*** 

В следующие полчаса Николай Капустин,  соответственно Качан, и его друг и одноклассник Витька Круглов с очевидной кличкой Пятачок с воодушевлением выбивали пыль друг у друга из верхней одежды, выборочно делясь пережитым.

За это время водитель "газона" увёз в отделение автоматчиков и вернулся с «набором внезапной радости», всегда хранящимся в сейфе у Пятачка.

Содержимое картонной коробки было простым, но всеобъемлющим. Литр водки, три литра пива, две банки свиной тушёнки и одна – маринованных корнишонов, контейнер квашеной капусты, теша красной от гордости за своё происхождение рыбки в вакууме и буханка чёрного хлеба в пакете. Кроме того, несколько комплектов одноразовой посуды. Внезапная радость могла настигнуть Пятачка в любое время и в любом месте.

Дюрасел совсем заскучал, но не уехал, а остался ждать. Терпения ему хватало. Если бы не это качество и не упорство, он никогда бы не смог заниматься такой работой.

Думаете – просто, обходя законы и ублажая клерков различных ведомств, оформлять землю в нашей стране? Не пробовали проделать это на законных основаниях? То-то же. А если всё то же, но без всяких на то прав? Чисто на наглости и пользуясь лишь двумя аргументами – связями и тугим кошельком.

Дюрасел вспоминал, как тётенька из поселковой управы поздно вечером, в обстановке полной секретности, изымала из архива заявление Марии Капустиной об оформлении в собственность участка земли, на которой много лет жили её предки. Дорого агенту обошлась покупка этой невзрачной бумажки. Петровна и забыла об этом заявлении, уехав в город. Впрочем, многие сельчане не хотят да и не могут и физически, и материально довести до конца процесс приватизации. Живут и живут, никому не мешают. А уж если съезжают, да ещё и выписываются, или помирают, то уж не обессудьте. Земельку вашу пристроят. Свято место, сами знаете, что.

– Ситуация, – произнёс капитан, всосав в себя сто грамм и корнишончик.

– Говори, как есть, Пятак, – попросил Николай. – Я ж отсюда ещё при советской власти уехал. По призыву, так сказать. Просвети.

– Да я и сам толком ничего не знаю, – наливая по второй, вздохнул полицейский. – Надо в Управу идти, узнавать. Но если этот гад, Дюрасел, здесь при интересе, значит, уже подсуетился, оформил. Я ж, только между нами, честно признаюсь, Колян, тоже не за так езжу, права некоторых платёжеспособных граждан оберегаю.

– Доказывать нужно, что дом, который построил мой дед, мне принадлежит? – вспыхнул Николай. – И что отца отсюда на кладбище выносили? Чёрт, мать в городе не нашёл, может, у неё какие-нибудь документы имеются.

– Ладно, Колян, не дрейфь, – сказал капитан. – Прямо сейчас поедем в Управу, к специалисту по земле. Потом встречу допразднуем. Кстати, мне сообщили, что ты вооружён. Отдай-ка от греха.

Они сели в "газон" и уехали, а Дюрасел, немного подождав, тронулся следом.

*** 

– Привет труженицам пустующих полей! – гаркнул капитан, с трудом заходя в кабинет той самой тётеньки, которая изъяла и продала заявление Марии Петровны.

– На больное наступаешь? – огорчилась дама. – Чем могу, Виктор Фёдорович?

– Вот, знакомься, Катерина Сергеевна, – сказал офицер, – это Николай Капустин, житель нашей деревни. Ушёл в армию служить при одном государстве и строе, а вернулся при другом. И, как оказалось, домик его и участок теперь ему не принадлежат. Разберись, Катерина.

– Оставьте свои данные, – сухими, мгновенно потяжелевшими губами, промямлила дама. – Это в архив идти нужно, искать.

– А ты сейчас это и сделай, – посоветовал капитан. – Мы подождём.

– Некогда мне! – вдруг крикнула женщина. – Работы невпроворот! Завтра заходите!

– Чего кричать, – покачал головой Круглов. – Поняли мы. Завтра нас не устраивает. Ясно? Мы к концу рабочего дня заедем, будь любезна, найди, что прошу.

Они вышли и поехали обратно к дому, покрашенному белой краской. А в кабинет Катерины Сергеевны просочился Дюрасел.

– Что они хотели? – шёпотом поинтересовался он.

– Капли, – еле выговорила дама.

– На хрена им капли? – опешил агент.

– Мне, – сглотнула сухим ртом женщина. – Мне капли. Подай. Там, в сумке.

***

– Так чего им было надо? – повторил свой вопрос Дюрасел. – Говорить-то можешь?

– Законный владелец явился, – произнесла Катерина Сергеевна. – Если докопаются, что заявление его матери изъято, в тюрьму пойду.

– Попробуй только признаться, – пригрозил агент. – Я тебя отмазывать не буду. Сама на нары пойдёшь. Деньги получила? Ну и крутись теперь, как можешь.

И  благородный джентльмен вышел, тихо притворив за собой дверь.

«Ничего, – думал Дюрасел, садясь в «фордик», – чувство самосохранения должно пересилить. Не дура же, в конце концов. И угораздило этого Капустина оказаться другом нашего телепузика. Впрочем, и тут я подстрахован. Мент у нас на окладе. А дружба – хоть и дело хорошее, но материального благополучия не заменит. Ну не молодец ли я? Всё продумал, всё учёл. Теперь можно и Кристинку посетить, с нежным дружеским визитом».

*** 

От «набора внезапной радости», пользуемого двумя здоровыми голодными мужиками, вскоре осталась только тара.

Пора было возвращаться в Управу.

Катерина Сергеевна к их второму пришествию пришла в себя. Она была строга и невозмутима, как и все чиновники России.

– Вынуждена вас огорчить, Николай Степанович, – скорчила дама соответствующую физиономию. – Ничем не могу помочь. Как жаль. Вы же наш земляк! Приходите завтра, поговорите с главой Управы. Это такой человек. Мы обязательно что-нибудь придумаем. Без жилья вас не оставим. И работу предложим, и подселим к кому-нибудь. У нас очень много одиноких женщин. И не только я.

Николай промолчал. Он интуитивно чувствовал, что лучше ему не реагировать сейчас.

– Что ж, Катерина, – ответил капитан. – Верю тебе, как своей супруге Нинели. Хотя и ей не всегда. Ладно, утро вечера не слаще. Пойдём, Колян, продолжим встречу старых друзей. Только теперь у меня. Нечего тебе в том дому делать.


(продолжение следует)