Секрет

«Хррршшш» - очередной мини-портрет разделился надвое и полетел к изувеченным братьям и сёстрам в корзину. Его снова нет. «Хррршш». И снова. Он досадливо посмотрел на раковину выключателя, но мусорная корзина была сыта уже настолько, что становилось ясно – дело не в освещении. Сжав зубы, он уронил взгляд на разбросанные фотографии. Ни-че-го нет. Тени? Одни лишь тени.
Он придвинулся к сонному экрану, откуда выглядывали те же фотографии, обрывки которых ему хотелось сжечь. Эти – пиксельные – порвать нельзя, а давить на клавишу до исступления бессмысленно. Всё равно ничего не будет. И он просто закрыл дверь, закрыл окно, закрыл глаза. А открыл их уже завтра.
Проходя мимо офиса, он заглянул в окно. Темно. Подумав немного, он проскользнул в дверь. Темно в коридоре. Он осторожно прошагал до третьего с края кабинета и, задержав дыхание, нырнул в него. Осмотревшись, он подошёл к лениво растянувшемуся столу, увенчанному парой стульев. Черновые бумаги, приказы, записные книжки были придавлены двумя женскими сумками. Он присмотрелся. Одна из сумок наполовину выплюнула фотоаппарат. Едва не захлебнувшись от радости, он схватил находку и неслышно выбрался на улицу. Может, здесь?
Но радость мгновенно улетучилась, стоило ему включить чудо техники и просмотреть первые несколько кадров. Его нет. Судорога быстро пробежалась по его телу, и он швырнул фотоаппарат на дорогу. Даже здесь нет. Теперь он точно знал, что ни на одной её фотографии сияния нет.
Каждый раз, неторопливо приближаясь к ней, он любовался свечением, исходившим от неё. Она говорила, и свет становился ярче. Дрожал, перетекал, когда слушала. Каждая капля сияния была бесценна. Но он старался редко попадаться ей на глаза. Чем больше хотелось ему света, тем больше он отстранялся и прятался неделями, воссоздавая в памяти увиденное. Они были почти незнакомы, поэтому его бегство и внезапное возвращение оставались незамеченными. Вокруг неё всегда было много друзей, заслонявших собой от него струящийся свет, и он находил тысячу способов из-за угла подхватить хотя бы один луч.
Но он не мог унести его с собой. Для того и нужны были ему фотографии. Знакомые и незнакомые люди по его просьбе присылали ему фото с ней. Но не было ничего. Ни в электронном, ни в печатном виде, ни даже в её собственном фотоаппарате. Света не было.
Вечером он вглядывался в обрывки фотографий, всё ещё надеясь увидеть подобие луча на жёваном клочке. Он не знал, откуда свет в ней и видели ли его другие. Знакомых спросить он не мог – это было бы просто неприлично, а сказать ей ему и в голову не приходило – подобные вещи девушкам не говорят. Всё же, было что-то хитрое в её приятелях.
Задумавшись, он непроизвольно приложил руку к груди, но тут же в страхе её отдёрнул. В комнате никого не было, но он задыхался от волнения и тревоги. Он снова провёл рукой по груди. На мгновение ему показалось, что пальцы за что-то зацепились и тут же соскользнули. Справившись с собой, он подошёл к зеркалу. Расстегнул рубашку. В том месте, где соединялись рёбра, прикрытые кожей, зияла огромная дыра. Она была не сквозная – в самом центре её была густая уродливая темнота. Было ли у неё дно, он не знал. Медленно проведя по ней рукой, он обнаружил, что в ней нет никакого движения воздуха, и трудно было определить температуру. Поддавшись какому-то жуткому любопытству, он попытался опустить в неё руку, но передумал и прикрыл дыру рубашкой, плотно застегнув все пуговицы.
Встретив её на следующий день, он сдержанно поздоровался и сел неподалёку. Две её подруги уже спешили к ней за столик. Им она так же светила. Он наблюдал, но на этот раз не за случайно вырвавшимся лучом, а за подозрительными подругами. Они сотрясали воздух смехом, указывая куда-то в сторону. Он ждал, пока хоть одна из них отвлечётся, и обнажится на миг мерзкий изъян. И он увидел, как ввалился кусок светлой футболки. Мелькнула чёрная гуща, но тут же затянулась кожей. Девушка заметила его взгляд и пристально посмотрела в ответ. Ненадолго обернулась и её подруга, и он ушёл, стараясь как можно дальше обойти их столик.
Сидя на кривой скамейке, он припоминал алчные лица её знакомых, толкавших друг друга в борьбе за лучшее место рядом с ней. Представлял он, как они обступали хрупкое сияние, и в его груди начинался нестерпимый зуд. Чтобы отвлечься, он посмотрел на девушку, сидящую на другом конце скамьи. Рядом с ней пульсировал экран ноутбука, по которому плыли строки электронного письма. Девушка что-то подробно рассказывала невидимому собеседнику, прижав трубку телефона к уху. Незаметно придвинувшись ближе, он убедился, что не привлекает внимания, и быстро пробежался по тексту письма:
«Я обещала рассказать, почему не пошла в тот раз с вами. Я, наверное, стала слишком слабонервной, раз обычный сон мог так на меня повлиять. Не выходила я никуда как раз из-за него. Глупо придавать значение таким вещам, но благодаря ему я многое поняла. Я не помню, рассказывала ли я тебе его или нет. Если да, то напомню.
Снится, что после концерта Алина пригласила меня в какой-то номер в гостинице, где он (ты знаешь, о ком я говорю) остановился. Странно, что мне вообще Алина приснилась, мы же едва знакомы… Так вот, я пришла туда, и увидела, что она заболела. Я укрыла её и просидела возле её постели несколько дней (его при этом ни разу не видела, хотя он там и был). А потом ушла. Он уехал. Прошло какое-то время, и я получаю от Алины сообщение, что она поехала в Сочи с ним (у него там должен был быть концерт). У меня началась истерика. Я рыдала в голос, мне даже показалось, что я и правда плачу, не во сне. Мне тут же захотелось поехать за ними, поговорить с ней (зачем-то).
Потом я оказалась в помещении, вроде аудитории, с какими-то людьми. Одна женщина встала и начала обвинять Алину в том, что она уехала, приводила какие-то доводы. Я вскочила и начала её защищать, цитировала даже «Мастера и Маргариту». Ей это явно не понравилось, но она ничего мне не сказала. Другая женщина подошла ко мне и с пониманием спросила: «Тебе кто-то из них нужен?» Я ответила: «Оба». Я поняла, что мне нужно как-то выйти из того помещения, спрятав две пустых бутылки в сумку. Я спрятала, но они звенели при каждом шаге, и все начали оборачиваться в мою сторону. Потом я проснулась…»
Он почувствовал движение справа от себя и отпрянул. Девушка тем временем уронила телефон в сумку и погрузилась в бледный экран. Он только теперь заметил слабое сияние, исходившее от неё. Зуд в груди становился всё ощутимее. Посмотрев по сторонам, он осторожно отцепил булавку от её пальто. Девушка что-то печатала, не обращая внимания. Расстегнув пуговицу на груди, откуда показался край безобразной дыры, он опустил туда булавку. Девушка замерла. Какое-то время она как будто к чему-то прислушивалась, а потом посмотрела на него. Он глядел в сторону. Передёрнув плечами, девушка накинула пальто и быстро встала со скамьи. Хруст каблуков указывал направление, в котором она двигалась. Но он сидел на месте, закрыв глаза. Выглядел он напряжённо, будто о чём-то вспоминал. Веки его были плотно сжаты, дышал он громко и тяжело. И лишь когда крик автомобильных тормозов и влажный удар человеческого тела сменился немым ужасом прохожих, он открыл глаза и устало откинулся на спинку скамьи.