Торт в книгу Гиннесса. Записки некогда студента

             Памяти дорогого друга по школе, по институту, по жизни ,Юры Шапиро.


             ТОРТ для Книги
             рекордов ГИННЕССА.
               
   Друг мой студенческий, Шап, был обалденным сладкоежкой! Трубочки с кремом, корзиночки, слойки, рогалики, песочные пирожные, булочки с маком, бисквиты, и прочая кондитерская мелочь исчезали у него во рту с непостижимой скоростью! На моих глазах однажды он опустошил всю витрину кондитерской, правда, небольшой.
    - Слушай! – сказал я ему, - Ты мог бы номинироваться в Книгу Гиннесса!  В соревнованиях по поеданию пирожных ты был бы неоспорим!
     - Не преувеличивай!- махнул он рукой, - Попробовал раз я  поесть на спор, дело чуть было не кончилось конфузом!
     -Помнишь гастроном на углу Преображенской и Дерибассовской?
 (Еще бы мне не помнить этот гастроном? Мы назначали свидания на этом углу, в кондитерском отделе у круглых столиков, брали чашечку кофе и нехитрое угощение, вдыхали аромат пряностей, и в трепе растягивали удовольствие, коротая промозглые зимние одесские вечера перед походом на последний сеанс в кино…)
- Когда мы там бывали, я всегда старался выбрать место спиной к витрине, чтобы не видеть соблазнительные открытые коробки с тортами, на которые наша «стипуха» ни коем образом не тянула! У меня была тайная мечта, когда-нибудь, когда у меня появятся деньги, купить такой торт и посидеть за ним, как писал классик,"...вдвоем, я и торт!"
   - Так вот… Как-то после первомайской демонстрации мы, наоравшись всласть в институтской колонне, возвращались по Дерибассовской к Политеху, и застряли у этого гастронома. Нас было человек десять… После той холодной весны, помнишь, залив замерзал, вдруг так рвануло солнце, что за день на деревьях листва ожила, небо – синь, праздник, расходиться не хотелось!
« Братва!- воскликнул кто-то, - А не скинуться ли нам на
Портвейн и на торт? Посидели бы в сквере у товарища Воронцова!»
  «Торт на такую ораву? Да он мне одному на один зуб!» - сказал я, не подумав, и вляпался!
    Ты помнишь, какой спорщик был Женька Матяхин? Он тут же предложил пари, что одному мне торт не одолеть!
  Я полез в бутылку!  «Бери торт, там посмотрим! Не одолею, возвращаю расходы!» - сказал я, уверенный, что забесплатно оторвусь на славу! Народ оживился, предчувствуя спектакль!
  Вобщем, тащит Женька из гастронома кремовый торт, выбрал, гад, самый здоровенный, и мы всей гурьбой отправляемся в общагу. Водрузили торт на стол, классный такой торт, у всех, вижу, слюнки текут, дай, думаю, поиздеваюсь!
  «Чур, хлопцы, мои условия! Если у кого желание будет присоединиться, милости просим, буду только рад, проигрыш за Женькой!»
   «Не! – вскинулся Женька, - кто схватит, тот и платит! Нечего тебя спасать! Ты бился о заклад, что один съешь!» Но ребята благодушно согласились и со мной, и с Женькой, кто не выдержит до конца, тот и жертва!
   И дан был старт!
Резанул я первый сегмент, отправил его в рот, и замычал от удовольствия! «Торт, братцы, что-то особенное! Свежак! Давно такого не едал! Ну, порадовал ты, Женька, меня! Спасибо тебе огромное!» И начал орудовать ножом!
И надо сказать, что с половиной торта я справился, действительно, с превеликим удовольствием, и довольно быстро… А вот дальше дело пошло хуже… Я начал делать паузы, долго разглагольствовал о вкусовых качествах поедаемого, о мастерстве одесских кондитеров, создавших это замечательное произведение кулинарного искусства, о том, сколько теряет человек, не вкусивший такое чудо, приглашал принять окружающих участие в пиршестве, причмокивал, закатывал глаза к потолку, одним словом, юлил, как только мог…
  Но искуситель из меня был никудышный! Ребята держались стойко, хотя  и видно было, что это им стоило сил!!
   А я начал этот торт люто ненавидеть! Куски его уже застревали у меня в горле, требовались усилия, чтобы их проглотить, я с едва скрываемым отвращением долго их жевал, ругая самого себя, что не выговорил права хотя бы запивать торт водой! С невероятными усилиями я старался завершить эту тошнотворную трапезу, отрезая куски все меньше и меньше, но казалось, конца моей муке не будет, а  сдаваться я не хотел и держался, что называется, на одном самолюбии!
  Наконец, я остановился. Ни есть, ни говорить я уже не мог. Всего меня мутило и распирало, и подташнивало! Еще минута, и мне станет так плохо, что все это кончится это диким позором! Проклятье!
   Взгляды окружающих были устремлены на меня со всех сторон. На лице Матяхина блуждала торжествующая улыбка. Я глубоко дышал по системе Йоги, с трудом набираясь сил… А на тарелке все еще красовался увесистый ломоть чертова торта!
И тут пришло мое спасение! Оно появилось в лице Жорки Смигуна, балагура и весельчака нашей группы, неутомимого рассказчика анекдотов и заядлого преферансиста. Он вошел в комнату, явно рассчитывая собрать компанию на игру, но, увидев на столе остатки пирога, заорал во весь голос: «Чур, моя доля!»
От неожиданности, все пооткрывали рты. Но никто не успел произнести ни слова, как я протянул Смигуну нож и тарелку!
  «Стой!» - закричал Женька, но было поздно: Жорку остановить было уже невозможно! Он был любитель сладкого не меньше моего, и расправился с остатками пирога в два приема! Все вокруг огорченно выдохнули…
  Был маленький скандал! Женька требовал сатисфакции! Жорка резонно возражал, что в условиях пари не участвовал. А я разводил руками, что, дескать, я тут не причем, если бы не Жорка, я и сам бы довел дело до конца, подумаешь, какой-то кусочек остался!
      В конце концов, и Жорка, и я, и ребята согласились, что праздник есть праздник, портить его нельзя, и скинулись на Портвейн, освободив  Женьку Матяхина от затрат, в качестве компенсации за моральный ущерб. Но торта покупать не стали, остановившись на сыре и колбасе: на этом настоял я!
  «Так, что, Валя, извини, - закончил Шап, - до Книги рекордов Гиннесса мне далеко!» И отправил в рот очередную ватрушку.
                *                *                *