Я в твои годы...

 
  Времени на часах двенадцать, то есть ноль-ноль – полночь. В большой четырехкомнатной квартире полумрак. Только в комнате, именуемой рабочим кабинетом, тускло светится настольная лампа. Егор, мужчина неполных пятидесяти, хозяин кабинета и квартиры, читает книгу и внимательно вслушивается в каждый шорох в коридоре. Жена его, Полина, грузная и спокойная женщина, ушла в спальню, откуда через ровные промежутки времени слышится:
  – Не пришел еще?
  – Нет, – отвечает Егор и пытается читать дальше.

  Но чтение на ум не идет. Он медленно перечитывает несколько раз одну и ту же фразу, но, ничего так и не поняв, откладывает книгу. Ждут они своего единственного отпрыска – Диманчика, которого привыкли называть этим непонятным именем еще с детства. Диманчику шестнадцать. Он на голову выше Егора, но Полина не перестает твердить, что он еще ребенок. Так вот «ребенок» этот отправился сегодня на дискотеку в городской Дом культуры, и хоть взял с него Егор обещание вернуться не позднее одиннадцати, Диманчик его не выполнил. Бывало с ним, конечно, и прежде, что загуляет где-нибудь, но уж до полуночи-то всегда возвращался. А сегодня… Что с ним могло случиться?
  Егор поднялся, походил в растерянности по комнате, не зная, что и думать. Вообще-то уже пора было спать, да какой тут сон. Подошел к телефону, хотел было позвонить в милицию, но передумал. Взял сигареты, оделся.

  – Посмотрю на улице, – сказал он жене, заглянув в спальню.
  – Ремнем его, ремнем домой гони.
  Лифт после полуночи не работал, пришлось спускаться пешком, нащупывая ногой ступеньки в кромешной темноте. С лампочками на лестничных клетках и раньше была напряженка, а сейчас, когда перестройка, и мы на светлом пути к частной собственности, вкручивать их на площадках стало вовсе пустым делом – тут же воровали.
  По всей лестничной клетке было пусто – никто не искал убежища от задиристых ноябрьских морозов. В подъезде тоже ни души. Егор втайне надеялся, что Диманчик их целуется там с какой-нибудь девчонкой, но потом сообразил, что если и целуется, то не здесь, а в подъезде у девчонки.

  Он присел на лавочку, закурил. Давно ли их Диманчик был маленький, послушный и ласковый, просил перед сном: «Папа, расскажи сказку». И Егор рассказывал, любил рассказывать, удивляясь тому, откуда они у него только брались.
  Да и сам он давно ли был ребенком… Словно и не было четырех десятков лет! Давно ли семенил он по грязным деревенским улочкам, уцепившись за материну юбку… Но чаще почему-то вспоминается осевший по окна в землю деревянный домик с покосившейся тесовой крышей. Они вдвоем с бабушкой. Крепкий декабрьский мороз плотно затянул окна, через которые даже днем плохо пробивается свет. Низкая, обитая снаружи стареньким одеялом дверь промерзает насквозь. Сверху по ней стекают капельки воды, превращаясь внизу в наросты льда. По утрам бабушка сдалбливает лед топором и громко стучит, захлопывая дверь.

  Просыпается бабушка рано – растапливает печь, а потом долго стоит на коленях перед божничкой и все что-то шепчет и шепчет, кланяясь до самого пола. Слов Егор разобрать не может, а спросить бабушку стесняется. Егору шесть лет. Старшие братья и сестры живут с родителями и ходят в школу, его же на зиму отправили на заимку. «Поживи, помоги бабушке», – попросила мать. Егор помогает: дрова носит, корову к проруби гоняет, пол подметает. Но свободного времени остается много. Жалко, нет лыж, он пошел бы ловить зайцев – вон сколько наделали троп вокруг огорода, не спится им морозными ночами.
И вот однажды мечта сбылась. Отец привез лыжи, да какие! Настоящие, «базарские» – к пимам кожаными ремешками крепятся, такие в их деревне были только у сына директора школы, остальные мальчишки катались на самодельных. В тот же день Егорка поставил петли на зайцев да с горки накатался вволю.
  А назавтра случилось непоправимое. В тот день большой колхозный трактор расчищал от снега дорогу. В те времена летом в их болотистых местах проехать на машине было невозможно, поэтому все, что было необходимо на весь год для их деревеньки, завозили по зимнику. Устраивали зимник просто. После первых настоящих морозов проходил по дороге трактор с большим деревянным клином на прицепе. Клин этот расталкивал снег, сглаживал неровности, оставляя после себя широкий проезд. Через несколько дней оголенная земля промерзала, и машины катились, словно по асфальту. Как раз в тот день и показался вдалеке трактор. «Будь он неладен», – кажет потом бабушка.

  По укоренившейся привычке, заметив трактор, бабушка накинула шубейку – и к дороге. Егорка, понятно, за ней. Да и лыжи новые не забыл прихватить. Уже возле дороги бабушка заметила его с поклажей и посоветовала:
  – Лыжи-то нашто с собой тащишь? Брось их в снег.
  Так Егор и сделал. А с приближением грохочущего чуда совсем забыл о них. Потом они здоровались с трактористами, бабушка кормила их обедом, потчевала медовухой.
Задерживаться мужики не стали. Когда «грохочущее чудо» скрылось из вида, Егор вспомнил про лыжи. Они долго искали их в снегу, а когда нашли – оторопели. Огромный трактор проехал по ним гусеницей. Со слезами на глазах откопал Егорка из-под снега глянцевые обломки – лыжи теперь годились только на дрова. Недолгим оказалось мальчишеское счастье, вместе с лыжами канули заячья охота, катание с горки и еще много чего… Случай тот вспоминается и по сей день – других лыж ему, конечно, уже не купили.

  – У вас прикурить не найдется? – обрывает воспоминания Егора молодой голос.
Егор поднимает голову и видит перед собой совсем еще мальчишку, моложе их Диманчика. Обычно в таких случаях он говорит, что курить рано, что отец выпорет, но мальчишка застал его врасплох. Егор лезет в карман, достает зажигалку. Прикуривает заодно и сам. Он давно забыл, что сигарета у него не горит. Мальчишка загадочно улыбается и уходит. Тоже ведь ждут родители-то, наверно. Ну отчего они смелые такие? Вот и наш Диманчик так же шляется где-нибудь.
  Егор медленно обходит вокруг дома, вглядываясь в ночной полумрак. Никого. Поеживаясь от холода, направляется домой.
  – Не нашел? – сразу же слышит он голос Полины.
  – Где его искать? Я внизу сидел.
  – К Витальке бы сходил или к Ромику.
  – Чего людей будоражить. Подождем.
  – Всегда так – ребенок потерялся, а он сиднем сидит.

  Егор не отвечает. Ссориться совсем не хочется. Еще поворчав, жена уходит к себе, а он принимается вновь вспоминать свое детство. Нахлынуло же…
  Сколько себя помнил Егор, он постоянно помогал родителям, а уж такие обязанности, как кормить скотину, пилить дрова, воду носить, были закреплены за ним с братишкой постоянно. После пятого класса, на летних каникулах, отправился на заработки в колхоз. Да и нельзя было не отправиться – все тогда работали. Лето провел на сенокосе – возил копны на лошадях, подскребал, вершил стога. Целыми неделями жили на кульстанах, в маленьких избах, стоящих прямо на полях, ели наваристые щи, по вечерам, несмотря на усталость, бесились с пацанами и девчонками. Веселая была жизнь, коллективная. Заработал тогда Егор на велосипед. Радости через край – своими руками заработал. Их вот Диманчик пока такой радости не испытал.

 «Ну где же он есть?» – раздраженно прерывает свои воспоминания Егор.
Он долго ходит по комнате, потом, остановившись у приоткрытой форточки, закуривает.
Егор надеялся, что сын его понимает, всегда старался держаться с ним на равных, мечтал всю жизнь быть ему не только отцом, но и другом. Помнил, как самому в детстве очень хотелось отцовской ласки и заботы. С малых лет старался уделять сыну больше внимания, но где-то подспудно им владела мысль: вот подрастет еще, тогда серьезней займусь его воспитанием. Шестнадцать лет пролетело как один день. Вроде недавно учил сына давать сдачи мальчишкам в детсаде, защищал от матери, когда тот приходил из школы с подбитыми глазами.
  Теперь вот, наверное, у сына другие проблемы. С девчонкой, возможно, расстаться не может. А почему бы нет? В десятом классе Егор влюбился, да так, что свет белый стал не мил. Часами мог простаивать у ее дома в надежде увидеть на плотной занавеске окна хоть слабый силуэт. Девчонка была хороша – глазастенькая, со вздернутым носиком и пухлыми щечками. Да только от того, что была она хороша, у нее и поклонников хватало. Как он ухаживал за ней! Все было: и стихи, и цветы, и драки, и страдания… И он победил соперников. Даже сам не ожидал, что это может случиться. Ночи напролет гуляли они по сонным улочкам деревни, о чем-то говорили, целовались. А когда однажды в доме у нее не оказалось родителей и они «совершенно случайно» оказались там вдвоем, Егор растерялся… Хотел, чтобы все было как в бабушкиных сказках – сначала под «венец». Обиделась ли девчонка – сложно сказать, только любовь ее после этого стала гаснуть. Теперь вот, по прошествии времени, что можно сказать о той любви? Девчонку со вздернутым носиком он вспоминает с любовью и сейчас. Но только не ту, которая вскоре после разлада их дружбы вышла замуж, да не один, говорят, раз. Егор потерял ее след, да и не пытался разыскивать.

  «Но где же он болтается?» В голову, как всегда в таких случаях, начинают лезть дурные мысли. Может, пригрела их Диманчика какая-нибудь шлюшка, домой затащила? Вспомнилась ни к месту горьковская старуха Изергиль, убившая своей любовью турецкого мальчика. Боялся Егор встреч сына с распутными девицами. Кружат голову эти встречи, будоражат молодую кровь неожиданной вседозволенностью. Но только первое время, потом на душе скверно становится. Егор, к счастью, столкнулся с этим уже в институте: пристала к нему девчонка со старшего курса – он на первом, она на пятом. Вначале вроде и удовольствие какое-то, потом встречи начали утомлять, он даже прозвал подругу «энергосбыт», потому как ничего более их не связывало. Когда, наконец, подруга окончила институт и уехала по распределению, Егор почувствовал облегчение.
  Половина третьего. Что-то неладно. Напрасно в двенадцать не позвонил его друзьям – знать бы хоть, один он болтается или все вместе.

  – Алло, милиция? У вас в списке задержанных Зяблицкого нет?
  – Алло, больница? Травмопункт…
  – Алло, вытрезвитель…
  Куда еще звонить?
  Не дурак ведь растет – только в этом году в двух городских олимпиадах победил. Да и предметы-то не простые: математика, химия. Конечно, детство их Диманчика было куда благополучнее, чем у Егора. Сытый, ухоженный. Со скотом не управлялся, дрова не рубил, да и в школу ходил не в подшитых пимишках, а в импортных ботинках. Музыкой с детства занимался, классической борьбой, хоть, конечно, и туго все шло, но тянул, учился хорошо. А уж они, родители, старались: велосипед, магнитофон, к морю на каникулах, видик – не жалели для сына ничего.

  Взять хотя бы этот год. После ватной телогрейки, которую Диманчик затребовал в седьмом классе (пошла у них в школе такая мода) и носил два года с большой гордостью, купили ему «аляску». Но к ней он быстро охладел и уже с десятого класса начал клянчить кожаную куртку. Егор возмутился – сам всю жизнь мечтал иметь приличный кожаный пиджак или куртку, но все не хватало денег, вроде как – роскошь. Студентом еще чуть было не потратил весь летний «калым» на монгольский пиджак из тонкой и мягкой кожи, но как представил, что весь год придется ходить в рваных ботинках и без зимнего пальто, мечта отодвинулась до первых заработков – так он себе пообещал. Но с первых заработков нужно было обживать комнатушку в общежитии, потом Полину встретил, а там пошло-поехало одно за одним, стало уже не до его запросов, хотя желание купить хороший «кожан» так и осталось.
  – Давай купим Диманчику кожаную куртку, в чем-то ведь надо ему в школу ходить, – еще с лета начала разговор жена.

 – Проходит в «аляске», а там купим что-нибудь, – возразил Егор. – Смотря как учиться будет.
  – Вечно ты скупишься. Сын идет в выпускной класс. Посмотри, как дети одеты! А у нашего ничего нет.
  – Ну что ты собираешь? – начинал заводиться Егор. Он всегда злился, когда жена называла его скупым. – И потом, это, в конце концов, непедагогично, когда сын одет лучше отца. Я тоже хочу кожаную куртку, – капризно как-то выговорил Егор и сам удивился тому, как это у него естественно получилось.

  В тот раз жена отступилась, но разговор относительно куртки на этом не закончился. Когда подошла осень, Диманчик не захотел носить «аляску» и продолжал ходить в школу в легкой ветровке.
  – Простынет ребенок! – сокрушалась жена.
  – Пороть его надо, научился только руки родителям выкручивать.
  – Ну, так выпори.
  Егор сдался. А куртку, понятно, купили далеко не ширпотребовскую. Тут у жены было свое правило – дорогая вещь носится хорошо и долго.
  Сам же Егор втайне пожалел, что уступил. Вспомнил куртку, которую носил в десятом классе. Старший братишка к тому времени закончил ПТУ, и его забрали в армию, а шинель с блестящими пуговицами трудовых резервов осталась. Мать из нее быстро сварганила куртку для Егора. Радовался, щеголем ходил, все друзья завидовали.

  – Может, пойти поискать его? – предложила жена в очередной раз, выйдя из спальни.
  – Куда он денется? Загулялся с друзьями, чего волноваться, – попытался успокоить жену и себя Егор. – Я в его годы в экспедиции на Колыме был. Ничего, живой остался.
  – Тогда время другое было.
  Время, оно всегда одинаково.
  – Ума не приложу, где он может быть до сих пор, – возмущалась Полина. Она устала. Утром на работу, а поспать, видимо, не придется.
 
  Потом они снова звонили в больницу, в милицию… Егор вновь обошел дом, осмотрел с фонариком все подъезды. Друзьям Диманчика звонить постеснялись – спят ведь люди.
  И только ближе к утру в замочной скважине раздался звук вталкиваемого ключа. Егор быстро вышел в коридор. Сын стоял в дверном проеме: без шапки и куртки, прижимая рукой к окровавленному лицу носовой платок. Один глаз полностью затек, во втором проглядывалась хмельная муть.
  – Это… Упал я, – еле проговорил Диманчик и, придерживаясь за стенку, направился в свою комнату.
  – Пьяный! – в ужасе проговорила Полина, не зная, ругать сына или радоваться, что вернулся живой.

  – Пива с па-арнями выпили, – все тем же заплетающимся языком сказал Диманчик, не рискуя оторваться от стенки.
  – Пива они выпили! Ты же на ногах не стоишь, кто тебя так уделал?
  – Упал…
  – Ты тут посмотри, что у него с глазом. Я пойду в гараж за машиной, в больницу надо, – сказал Егор, понимая, что это сейчас для их Диманчика главное.
  – Я убью его! – не могла взять себя в руки Полина.
  – Да подожди ты кричать, в больницу надо. Собирайтесь. Я быстро.