Глава 9. в которой сначала все идет просто прекрас

Глава 9. в которой сначала все идет просто прекрасно, а заканчивается погоней и дракой.

Город тонул в густом тумане предрассветной дымки, растворялся в ней, будто кусочек печенья, брошенного в кружку горячего молока. Очертания домов расползались в непонятное месиво буро-серого цвета, и только медные крыши отражали восходящее на горизонте солнце, разливая его по пустынным улочкам сонного города.
Всадник въехал через центральные ворота, когда городские часы на ратуше отбили восемь ударов. Он знал, что вот-вот на улицы хлынет народ, а рыночная площадь заполнится людьми и вообще весь город будет напоминать большой муравейник. Быть не примеченным в такое время было проще всего, тем более, что цель его пребывания в Казари была не самая законная.
В северном районе мужчина оставил лошадь. Бурый кожаный плащ хорошо защищал от мартовской мерзлоты и еще более прекрасно скрывал под собой оружие: трехгранный веронский стилет. Из-под плаща виднелся бордовый жакет. Погода была достаточно прохладной и промозглой.
Как человек в плаще и предполагал, к половине девятого улицы стали заполняться людьми, а мутная пелена тумана тихо уходить. Пахло сыростью, но дышалось очень свободно. Мужчина вдохнул полной грудью прохладный мартовский воздух и посмотрел на часы на ратуше. «Пора» - подумал он.

Гийом Дюпон чувствовал себя как нельзя лучше. Да, он стал очень обсуждаемым человеком, а его статья «ожившая преступность или ложь правительства» в журнале оказалась популярнее, чем это можно было себе вообразить. И пусть после ее издания журналом занялся комитет ценза и ревизии, зато он, Гийом Дюпон, почивал на лаврах, не хуже старо-древнего императора с востока, покорившего полмира. Ко всему прочему, погода, хотя и была дождливой, неизменно вела к летнему теплу, и сейчас, одевшись в пальто и спрятав шею от ветра в высокий воротник, Гийом Дюпон чувствовал как греет уже весеннее солнце.
Он шел не спеша по улице, громко шлепая сапогами по лужам. Вокруг носились толстые тетки с котомками, спешащие на базар, сутулые почтальоны с тяжелыми сумками, набитыми письмами, суровые полицейские с потертых мундирах, буржуа, смолящие в табак из трубок и выпуская в воздух пахучий дым. Все эти люди о чем-то галдели, и эта какофония слилась в некий протяжный гул, не имеющий нечего общего с человеческой речью. Дюпон думал о своем.
Полученные за статью деньги уже изрядно израсходовались на оплату долгов и гулянки в борделе, и хотя деньги в кошельке еще приятно позвякивали, стоило уже задуматься о написании новой статьи. Тем более редактор газеты «Времена» Томас фон Брикоенсдорф предложил Гийому написать в его журнал статью о развитии межнациональных отношений в обществе, пообещав разместить ее на третьей странице, с заголовком на титульном листе. Отказаться от такого предложения было сложно. И вот Гийом Дюпон уже шел к редактору по шумным улицам города.
Издательство было не самым привлекательным: обшарпанное двухэтажное здание походило больше не ткацкую мануфактуру, однако от нее за версту несло запахом типографской краски. К слову, типография находилась здесь же. Множество людей с утра до вечера трудились во благо публицистики, среди которых Дюпон явно выделялся драповым пальто и блестящими сапогами.
Кабинет фон Брикоенсдорфа был расположен на втором этаже.

- Хм, господин Дюпон. Так, значит. Иначе я Вас себе представлял, однако Вы выглядите куда интереснее, чем я думал. У Вас горят глаза, и этот огонек я очень ценю… да… очень – Немолодой уже человек в буро-красном кафтане широко шагал взад-вперед по своему кабинету. Это был редактор Томас фон Брикоенсдорф. Седые вески придавали импозантности, а лихо, по-гусарски подкрученные усы серьезности, хоть он никогда и не служил. – Вы много моложе того, каким я Вас себя представлял. Да. Ваша последняя работа, скажем так, потрясла не только меня, но вообще очень многих. Признаться, я не верю, той истории, что там описана, но после… после Вы талантливо размазали по полу всю нашу бюрократическую систему.
- Я старался, господин редактор. Да и история та правдива в абсолюте. Мною не было придумано ничего. И в том, что я встретил именно Красного Ахти у меня тоже нет сомнений. Хотя, в Вашем бы случае, было бы лучшим поверить мне, потому как второй такой встречи не будет точно, и из этого опыта можно еще повынимать соки, если Вы понимаете о чем я говорю…
- Все вы веронцы горячи до нельзя. Вы, молодой человек, прекрасно выучили наш язык, но ментальность… ба, Вы навсегда так и останетесь южанином, но нордлинги – народ совсем иной. А посему, я убедительно прошу Вас не проявлять той же прыти, что в прошлой Вашей работе. Это политика, и она не имеет ничего общего с деловыми людьми, таким как мы с Вами. И уж тем более я бы не хотел своей редакции судьбы газеты «Северное сияние», которая выпустила в свет Ваше творение. Власть никогда не была и не будет идеальной, но будет два выхода: либо подстроиться под нее, либо бороться с ней – при этом оба варианта проигрышны в итоге. Но Вам, господин Дюпон, я не советовал бы так яро лезть на рожон. Во всяком случае, «Северное сияние» уже поплатилось за свою смелость. Но подойдите к окну, молодой человек и посмотрите туда.
Фон Брикоенсдорф достал из верхнего ящика трубку.
Большое окно, от пола до потолка, выходило на типографский цех, где можно было видеть, как десятки людей готовят текст к печати, набирают матрицу, готовят тиражи. Далее, за перегородкой находился печатный цех, где тексты и гравюры наносились на бумагу. И в самом конце располагался цех постпечатной подготовки, где газеты, журналы, книги собирали, перешивали. С высоты второго этажа, это напоминало маленький город, в котором каждому найдется свое место.
- Посмотрите на это, господин Дюпон. Эти люди сейчас зависят от производства газет. Но что будет, если закроется наше издательство, если его закроют? У них у всех есть семьи, которые надо кормить, есть дети которых надо воспитывать и ставить не ноги, есть престарелые отцы и матери, которым тоже нужен уход… Подумайте над этим в следующий раз, когда понесете подобную прошлой работу к редактору. - Фон Брикоенсдорф набил трубку табаком, - Ничего если я закурю?
- Конечно, господин редактор. – Дюпон отошел от окна. Вся картина, нарисованная в его голове, разом потеряла цвета. Перед ним всплыли образы нищих, сидящих на паперти, отребья таскающегося по подворотнями и прочего сброда, лишенного возможности жить лучше. – Но, как мне казалось, Вы позвали меня совсем не для того, чтобы читать нотации о вреде журналистики и правдивости в создании благополучной  и спокойной атмосферы современного общества, формировании рабочих мест и повышении уровня жизни. Тем не менее, Вы занимаетесь именно этим. Но, как Вы сами заметили, господин фон Брикоенсдорф, мы с Вами люди деловые, а не тетки, торгующие семечками на местном рынке. Поэтому, давайте отбросим лишние и, откровенно говоря, не самые приятные разглагольствования, и перейдем к делу…
- Мы с Вами люди деловые, да… Поэтому, как сугудо деловой человек я скажу Вам прям и откровенно: я хочу заработать на Вашем имени, и не более того. Люди склонны вести себя как стадо, быть привязанным к одному пастуху, и если прошлая Ваша статья их заинтересовала, они будут тянуться и дальше за Вами до тех пор, пока Вы не потеряете полностью их интерес либо пока Вы не перестанете писать. Написанное Вами, естественно пройдет мою личную редактуру. И посему я и, как Вы выразились, разглагольствую о рабочих местах и людях, которым я плачу, чтобы мне не прешлось отказаться от Вашей работы, потому как газате «Северное сияние», после Вашей статьи вряд ли светит радужное будущее, и я не хотел бы, чтобы мое детище попало в опал власти. И я хочу предупредить и оговорить это сразу: всё должно быть умеренно. Я думаю, Вы меня поняли.
- На моем имени… Интересно… Собственно, чего другого стоило ожидать. Но людям нужна правда, а за сказками можно обратиться в библеотеку.
- Хм, правда никому не нужна, кроме Вас. И тем более правда не нужна будет тем, кто из-за нее лишится средств к существованию. И власть не потерпит такую правду. Вы хотите устроить переворот? Нет. Вам нужны деньги, и их предлагаю. Мы деловые люди, так что давайте оставим игры в революцию пролетариям, и  займемся тем, что действительно стоит того.
- Ладно. Я, кто бы сомневался, берусь. Какие сроки?
- Статья должна попасть в следующий выпуск. То есть у Вас есть девять дней. Я думаю, это достаточный срок…
- Вполне… Аванс?
- Я выпишу Вам чек на одну треть суммы, которую вы получите у бахгалтера.
- С Вами приятно иметь дело.
- Взаимно. Но помните, что я сказал про умеренность.

В кошельке прибавилось серебряников. У Гийома было еще девять дней, чтобы спокойно написать статью. «В компании милых женщин это делать куда лучше и приятнее, во всяком случае, даже если и не получится написать, то все равно останусь в хорошем расположении духа, - думал Дюпон. – Надо наведаться к госпоже Люсии».
Настоящее имя Люсии было секретом даже для такого болтуна и пройдохи, как Гийом Дюпон. Журналист уже представлял себя в окружении обнаженных девушек с длинными светлыми волосами, пухленькими губами и стройными ножками. Они маняще всплывали в его воображении и уже казались вполне ощутимыми и осязаемыми. Ему хотелось положить свои ладони на вздымающиеся груди юных куртизанок, почувствовать на шее их поцелуи… Гийом настолько увлекся своей фантазией, что почувствовал некую неудобность, которая заставила его остановиться.
На площади мельтешили люди. Их было так много, что порой начинало мерцать в глазах. Гийом рассматривал дома, пытаясь вникнуть в прелесть и одновременную сухость нордлингской архитектуры, когда его в спину толкнул какой-то незнакомец в буром кожаном плаще. Грубиян не извинился и направился своей дорогой, казалось бы, даже и не обратив внимания на оттолкнутого человека.
- Эй… Поосторожней! – Крикнул вдогонку Дюпон, но человек уже растворился в толпе, как молоко в чае.
Догонять негодяя настроения не было, да и выглядел незнакомец весьма боевито и крупно. Гийом сунул руки в карманы и… неожиданно почувствовал, что в левом что-то было, хотя он, Дюпон, отчетливо помнил, что ничего в карманы не клал и вообще не страдал сей дурной, как ему казалось, привычкой.
Это был лист бумаги, аккуратно сложенный втрое. Гийом развернул бумагу – это оказалась записка, написанная удивительно каллиграфическим почерком.
«Дорогой товарищ, читая эту записку, не оборачивайся по сторонам, тебе угрожает опасность! – Первые слова были написаны заглавными буквами, - Если хочешь, чтобы все закончилось для тебя благополучно, следуй моим инструкциям. Сейчас проследуй на площадь святого Николая. Оттуда сверни в переулок за торговой палаткой с овощами. Пока это всё. И еще, остерегайся безлюдных мест. Нигде не оборачивайся, не ускоряй шаг и никаким иным образом не выдавай своей осведомленности. Те, кто за тобой следят – очень опасные люди.
Твой доброжелатель».
«Бред какой-то… - подумал Дюпон. Ему невероятно захотелось осмотреться по сторонам и найти тех, кто за ним наблюдает, но почему-то он этого не сделал. Это не был страх перед неизвестной угрозой, но что-то ему подсказывало, что записка эта не спроста появилась в его кармане, - Наверное, мне ее туда засунул тот странный грубиян в буром плаще. Видимо, он и есть «мой доброжелатель». Теперь только осталось определиться, верить ему или остерегаться его».
Площадь святого Николая находилась в трех кварталах к северу, и путь до нее пролегал по центральным людным улицам. Серые дома по обе стороны походили на холодные стены лабиринта, по которому Дюпон двигался к неизвестной цели. Профессия журналиста отложила свой отпечаток на молодом Веронце. Он уже научился разбираться в том, куда стоить совать свой крючковатый нос, а где ему делать нечего. Поэтому, ему было не очень ясно кому именно он мог перейти дорогу, но тот факт, что всё это связано с его прошлой статьей, не вызывал сомнений.
Дюпон шел неспешно, пытаясь всем видом показать, что он счастлив, весел и беззаботен. Он пытался заговаривать с проходящими мимо дамами, выкидывал различные шуточки, подходил к прилавкам, рассматривал товары, и все время не упускал возможности окинуть взглядом людей вокруг. Никого, кто хоть на унцию вызывал подозрение, среди них не было.
Войдя на площадь святого Николая, Гийом Дюпон сразу увидел указанную палатку и проход в переулок. За прилавком стояла полная женщина и невероятно шумным голосом расхваливала всем вокруг свои продукты и рекомендовала непременно их приобрести. Веронец поинтересовался ценами, стараясь в толпе выискать «доброжелателя» в буром плаще.
Вдруг раздался непонятный треск.
Со второго этажа одного из домов выпало что-то большое и горящее. Тяжелый предмет, похожий на комод, с грохотом упал на мостовую, разлетевшись в щепки. Огненные обломки, искры, разносимые ветром, полетели во все стороны. Одни люди с криками бросились бежать, другие глазели на горящую мебель, третьи пытались звать на помощь, иные искали полицейских, кто-то в ужасе хватался за головы. Гийом Дюпон не понимал, что происходит вообще: все было настолько быстро и суетно. Он только почувствовал, как его плечо крепко обхватила чья-то рука и потащила за собой. Это был человек в буром кожаном плаще, в тени широкополой шляпы не было видно. Веронец пытался сопротивляться, но незнакомец оказался куда сильнее.
«Кажется, это всё, - подумал Дюпон. Мысли в его голове, кружились сумасшедшим калейдоскопом, неуловимым и сумбурным. – Какой же ты дурак, Дюпон! Жизнь тебя учила не доверять никому, а ты повелся на какую-то глупую записку, как глупая безмолвная рыба, проглотил наживку… И что теперь?»
Оказавшись в переулке, человек в плаще прижал Дюпона к стене. По спине журналиста прокатилась капелька пота, такая маленькая, но ужасно неприятная. Каменная стена источала сырость и холод, которые разом пробрали всё тело молодого веронца до самых костей.
- Глупый дурак. Тебе что было сказано!? – Голос незнакомца звучал одновременно и зловеще и не угрожающе. – Тебе было велено идти в переулок! Так какого, скажи мне, черта, ты встал у этой палатки!? Я тебе жизнь хочу спасти!
- Кто ты?
- Те, кто следуют за тобой, не остановятся не перед чем, чтобы не выполнить свою задачу. А их цель – ты! И без меня и до утра не доживешь.
- Но…
- Тихо! Пошли за мной, бегом, пока они не очухались в этом фейерверке и не поняли, что ты ушел.
Человек в плаще толкнул Гийома Дюпона дальше в мрачный проулок. Несмотря на то, что день только начинался, света в это место попадало довольно скудно, отчего серые стены домов казались черными, а грязь под ногами напоминала какую-то адскую жижу, по которой то и дело проскальзывали несколькими минутами ранее еще блестящие, а сейчас, перепачканные сапоги журналиста. Гийом едва не рухнул на землю, но устоял ухватившись рукой за стену дома, и порвав перчатку о грубый строительный камень.
Незнакомец молчал и только подталкивал веронца вперед. Так они пробежали весь довольно длинный проулок и выскочили на оживленную улицу. Гийом пытался перевести дыхание, делая глубокие вдохи, незнакомец же, казалось, вообще не запыхался в пробежке.
- Так, сейчас спокойно, пошли вот к тому дому. – Он указал пальцем на небольшой покосившийся дом на противоположной стороне улицы. – Не оборачивайся и пригни голову, рассматривая что-нибудь в руках. Мы простые прохожие.
Дверь означенного дома, повисшая на одной петли, оказалась не запертой, да и вообще здание выглядело заброшенным. С крыши свисали безобразные клоки мха, а изнутри несло плесенью и влагой. Небольшие окна с перекошенными наличниками были наглухо закрыты. Внутри дом оказался таким же ветхим, каким и показался при первом взгляде: крыша в некоторых местах прохудилась, и тонкие лучи света пробивались сквозь дырки едва освещая помещения. Дюпон увидел ободранные стены, с осыпавшейся на пол шпатлевкой, с потолка свисали клоки побелки, как лохмотья нищенок: грязные и отвратительные. Все пространство дома вселяло какое-то неудержимое отторжение, заставляло каждый мускул сжиматься в ожидании чего-то неприятного, что из перекошенного дверного проема вылезет двухметровый тарантул или мантикора, про которую журналист читал в старинных книгах.. Гийом шагал аккуратно, поскольку мокрые половицы предательски скрипели издавая истошные звуки, очень мерзкие и громкие, под ногами хлюпали лужи талой воды.
- Иди сюда, - тихо проговорил незнакомец, - смотри.
Дюпон припал глазом к щели в ставни окна. Ничего необычного он не увидел. Самые обыкновенные люди прогуливались по улице. Журналист все больше начинал бояться своего неизвестного спутника, который сначала совал ему записки, а теперь и вовсе завел в заброшенный дом, где мог безо всяких опасений делать с ним что только его душе угодно.
Но он не делал ничего.
- Смотри туда. Видишь высокого человека с буром плаще, похожем на мой? Видишь? Вон он идет, якобы опустив голову, рядом с толстой старушкой…
- Вижу…
- А следом за ним еще один в сером пальто. Тоже высокий, с большими усами. Видишь?
- Вижу. И что дальше?
- А то что первого, который в буром плаще, зовут Якоб ван дер Вейден. Это наемный убийца, очень опасный человек. В свое время Якоб ван дер Вейден был самым обыкновенным бандитом, но однажды он нанялся на службу к повстанцам, это было еще до гражданской войны. Повстанцы, обескровленные тяжелыми потерями в войне, не брезговали даже такой падалью, как Якоб. В войне он собрал себе приличную дружину, которая отличалась особой жестокостью. – Незнакомец говорил тихо, но довольно четко, - Что сказать, потешился он в то время на славу. Прошли годы, и Якоб стал наемным убийцей, но не обычным. Он выполняет те убийства, которые выгодны власти, но которые не должны всплыть в народе. Он прекрасно умеет заметать за собой следы.
- И что ему надо?
- Он ищет тебя… Догадайся, с какой целью.
- Но…
- Второй – Хейно Маннентоф. Тип, не лучше Якоба, «служил» - это слово незнакомец выделил голосом, - с ним вместе в армии повстанцев. Еще есть третий – Лео Каупа: коротышка, но может быка на спине перетащить… Что-то его не видно…
Незнакомец, отошел от окна. Он хотел было прижаться к стене, но одумался. Сел на корточки.
- Влип ты Дюпон, по самые уши. И за эти самые уши, я сейчас пытаюсь тебя вытащить, хотя, откровенно говоря, шансов у тебя не много. Эти ребята профессионалы своего дела, и вояки еще те. Я не уверен что справлюсь с одним только ван дер Вейденом, а уж со всей троицей, мне точно не совладать. А найдут – считай, что и не было  тебя на свете: или исчезнешь, как в воду канешь, или сделают так, что похоронят тебя на приличном кладбище, как жертву несчастного случая, а то и не отпоют даже – самоубийц не отпевают. А потом, ищи-свищи, концов не найдешь… - Незнакомец вздохнул, - У тебя, Дюпон, сейчас два входа: либо вернуться в Верону, либо остаться здесь, но порвать все связи. Второе, куда опаснее.
- Он сюда идет, тот, что в буром плаще.
- Молчи…
Якоб ван дер Вейден подошел к полуразрушенному дому, окинул его взглядом, и прошел мимо. Дюпон почувствовал, как кровь стынет в его жилах, а сердце опускается в район пояса или даже еще ниже. Зубы начали клацать, да так громко, что наверное все северное королевство могло это слышать, но Дюпону было важнее, что этого не слышал Якоб ван дер Вейден.
Гийому Дюпону было ужасно стыдно, но он боялся, как самый настоящий трус: у него тряслись коленки, клацали зубы, а на глазах наворачивались слезы.
- Я понимаю, что ты сейчас испытываешь, и даже понимаю насколько тебе сейчас стыдно, но на самом деле это хорошо, что твой страх вижу только я. Перед прочими тебе будет неудобно оправдываться в своей слабости, а передо мной оправдываться в этом и вовсе не стоит, потому как я действительно понимаю твой страх. Другие в твоем положении вели себя куда более слабыми, а ты пока еще держишься. – незнакомец хлопнул Дюпона по плечу, - ничего, скоро ты свыкнешься с мыслью о том, что сильные мира сего хотят твоей смерти, и станет полегче.
- Кто ты? Откуда знаешь всё это и почему я должен тебе верить, - голос журналиста предательски дрогнул, - почему я должен быть уверен в том, что ты не один из них, и что всё это не обычная прелюдия?
- Ниоткуда, но я не лгун. Я думаю, уже можно раскрыть карты и обнажить козырей. – с этими словами незнакомец снял шляпу. Лицо по-прежнему оставалось в тени, но Дюпон все равно узнал этого человека. – Да, это я, Ахтиан Юрсен, собственной персоной. Мне уже довелось пару недель назад спасти твою шкура, а теперь я делаю это повторно. Уж сроднились мы с тобой не на шутку. – Ахти улыбнулся. – Когда мне в руки попала твоя статья, я был безумно доволен этой работой. Что могу сказать про тебя, ты – профессионал своего дела, и сделал все просто великолепно. Однако, статья твоя, по слухам, вывела из себя губернатора Казари Иеронима Йоханеса Кейзерлинга, настолько, что он велел избавиться от тебя любой ценой. В эту цену уложились услуги Якоба ван дер Вейдена, Хейно Маннентофа и Лео Каупа. Про них я уже говорил. И, откровенно сказать, ты был бы, скорее всего, уже мертв, если бы не превеликая страсть губернатора к беспорядочным любовным связям и любовным интригам. А все получилось так, что недавно он захаживал к одной интересной особе, которая проживает на улице Ритсбуена Кирхе и является женой одного довольно известного человека в нашем городе… Хотя чего там, - Ахти махнул рукой, - к жене нашего прокурора, мадам Луизе Гуатье…
- К мадам Гуатье? О боже, да это же… - Дюпон оторвался от щели в оконной раме, тем более, что и ван дер Вейден и Манненстоф уже скрылись из виду за углом дома, - на этом можно…
- Хм, странный Вы народ, журналисты. Собственная жизнь Вас беспокоит меньше сенсаций.
- Но мадам Гуатье много старше губернатора… Неужели ему нравятся старушки?
- Не столь важно, кто ему нравятся, сколь важнее то, что в пылу любовных разговоров наш губернатор-любовник проболтался, а скорее всего, просто сказал невзначай, что один журналист скоро перестанет существовать на этом свете. Ему и в голову не могло прийти, что прокурорша может разболтать эту информацию кому-нибудь, ведь она же высокопоставленная особа, да только нет для женщин ничего более сладкого, чем свежие слухи. По счастливой случайности, жена моего друга, не стану называть его имени, оказалась знакома с близкой подругой Луизы Гуатье. Собственно, узнать остальное оставалось лишь вопросом времени, денег и знакомств. Вот так, я и оказался здесь, рядом с тобой. И все потому, что женщины не умеют держать язык за зубами… впрочем, как и журналисты…
- Это все прекрасно, но зачем, ради  чего ты решил спасти меня?
- Во-первых, потому что я не такой уж и сукин сын, каким меня знает добрая половина Северного королевства, во-вторых, мне тебя жалко, потому что это я потребовал от тебя написать эту статью, из-за которой уже отправили в замок Олсдорф редактора «Северного сияния», Ликке Дайтиса. Только ты не подумай, что Ахтиан Юрсен стал сентиментальным и расчувствовался до слез при мысли о том, что тебе угрожает опасность и бедненький несчастненький ни в чем не повинный журналистик может попасть в беду. От подобных закорочек я избавился еще во время гражданской войны. Ну, и, в-третьих, и это главное, спасти тебя – это еще один способ досадить местным властям, попортить их нервы. И хотя я уже собрался исчезнуть, в моем сердце еще горит огонь отмщения, жаждущий смерти Гийдеанеса Турсаса.
- То есть, ты хочешь его убить…
- После об этом… Наши охотники за головами уже прилично далеко ушли отсюда. Надо выбираться из города.
- Постой! – Дюпон одернул Ахти за рукав, - я только одного не пойму. Почему ты хочешь так досадить тем, от кого хочешь скрыться, исчезнуть? Зачем тебе это, если ты сам говорил, что хочешь покончить с жизнью бандита?
- Хм, - Ахти оскалил кривые зубы так, что на мгновение стал похож на дикого волка, - Это… Я не могу это объяснить сейчас. Но что-то внутри меня требует этого, рвется наружу. Я не могу найти успокоения ни в чем, кроме… - Ахти махнул рукой, - не сейчас…
Беглецы вышли из ветхого дома. Ахти быстро осмотрелся по сторонам, а Дюпон смирно стоял подле него с видом потерявшегося щенка, не знающего дорогу домой. Они пошли людными улицами, стараясь как можно реже останавливаться и разговаривать. Маршрут их пролегал через рыночную площадь, где, как и во всех крупных городах, пахло отвратительно и мерзко, а в той рыбной части рынка так просто смердело так, что журналиста едва не вытошнило на дорогу. Толстые бабки толкались и ругались, а уже потеплевшее солнце неприятно жарило в затылок. Вокруг Дюпон выдел только ухмыленные рожи и злобные взгляды людей, которых жизнь выкинула в этот день на улицы города по разным причинам. Все это невероятно злило и раздражало журналиста, от чего время от времени его передергивало.
Ахтиан шел неспешно, чтобы не дай бог Гийом Дюпон не оторвался от него в толпе.
Далее они снова в промышленный район Казари. Здесь было менее людно, но более противно. Кубические мануфактуры, построенные из грубого красного кирпича с двух сторон окружали дорогу. Высокие каменные заборы, из-за которых слышалась брань рабочих и неслись зловония переработки материалов, тянулись бесконечной вереницей, безумно длинный коридором куда-то вдаль. В небо вздымались высокие трубы, казалось, к самым облакам. Дюпон чувствовал себя здесь не уютно. Ему казалось, что вот-вот из-за одного из заборов выйдет человек в буром плаще и прикончит его.
Путешествие по району низов, так вообще, было сущим адом, о котором Гийом Дюпон постарался как можно скорее забыть, как только вышел на окраину города. На удивление Ахтиан Юрсен был все время спокоен, и неспешно шел к назначенной цели, в то время как попутчик его не мог найти себе места от страха.
- Мы что пойдем пешком из города? – удивился Дюпон, увидев, что на выходе из города их не поджидает парочка породистых жеребцов.
- Да. Всадника намного проще заметить. И поверь, потеряв тебя в городе, наши друзья не успокоились. Якоб ван дер Вейден далеко не дурак, и уже наверняка смекнул о том, что ты в курсе слежки и предупрежден об опасности. Так что дай бог, если мы не нарвемся на него на выезде из города, потому что выезды он наверняка уже поставил под наблюдение.
- И что мы будем делать?
- Ну, молиться, я думаю, пока рановато…
Телеги большей частью еще въезжали в город, выезжающих было намного меньше. Двое уланов в круглых шлемах проскакало мимо на полном ходу, сбив с ног женщину.
Ахти увидел, что к ним приближается всадник в сером плаще, невысокого роста, но крепкий в плечах. Серый плащ, как знамя развивался на невесть откуда поднявшемся ветру, обнажая примощенный слева палаш.
- Вот он скачет, тот, в сером плаще, - Тихо прошеплатал Ахти Дюпону, - Не удалось нам слиться в толпой… Печально, но уже никуда не денешься…
- И что же нам делать?
- Побольше молчи, и делай то, что я тебе скажу, авось и выйдет всё удачно. Во всяком случае, у этого господина палаш, а у меня только стилет – неравные шансы…
- Ну не станет же он нападать на нас в окружении людей…
- Наивный юноша, если нас даже резать на клочки и ремни здесь станут, никто не остановится, а вероятнее всего все просто разбегутся в разные стороны. Никому не хочется рисковать своей жизнью ради неизвестного человека… - Ахти ухмыльнулся, - Поставь себя на их место и подумай, что бы ты сделал в такой ситуации? Молчишь… А я знаю ответ. И не потому что вычитал его в какой-то книге или понял исходя из умозаключений, а вывел его из пройденного жизненного опыта. Люди будут противостоять злу и угрозе, если они готовы ей, ожидают или хотя бы имеют основания ожидать. Но бедный крестьянин, который и так не имеет и гроша за душой... Да ради чего ему лезть на рожон? Чтобы получить сталью под ребро или удавку на шею? Нет, Дюпон, если на нас сейчас нападут, то помощи ждать неоткуда и рассчитывать не стоит на то, что он «постесняется» всех этих прохожих… Это в городе есть полиция, народные дружины и прочий хлам, который может ввязаться, но за городом земли выходят из-под ведомства градоправителя. Здесь земли губернские, а губернатор не станет тратить лишние деньги, время и силы на охрану их…
Всадник поскакал совсем близко. Из-под столь модной в нынешнее время широкополой шляпы, на Дюпона и Юрсена уставились два огонька мерзких глаз.
- Добрый день, господа…
- И Вам не кашлять. – Выдавил из себя Ахти, - Чем обязаны столь пристальному вниманию вооруженной особы?
- Не соизволите ли отойти с тракта?
- Не соизволим. А Вам, господин в шляпе, не мешало бы и представиться и обнажить свое лицо. Негоже таким образом заводить новые знакомства…
- Это Вы грубите зря. Но хотя до Вас мне дела нет, так что можете катиться своей дорогой пока еще в состоянии. У меня разговор исключительно к господину Дюпону.
- А с чего, господин милосердный, решил что я захочу уйти и оставить своего друга на Вашу милость? – Ахтиан чувствовал, как его спокойствие и язвительность раздражают всадника.
- Потому что, - Глаза незнакомца в сером плаще загорелись яростью, - если ты, собака, не уйдешь, то познакомишься со статью моего палаша. Но я все еще настроен закончить нашу встречу без кровопролития… Но мое терпение может лопнуть.
- Господин мыльный пузырь, который вот-вот лопнет, сегодня крайне добр ко мне… к нам, но я предпочту отказаться от Вашего…
- Довольно, пес! Вывел ты меня…
Всадник резким движением окинул полог плаща и схватился за рукоять палаша, но Ахтиан был куда проворнее. Он выхватил стилет и по рукоять вонзил его в бедро лошади, затем резко выдернул оружие и отпрыгну в сторону. Достать до самого всадника означало дать ему еще несколько секунд – время шло на мгновения. Раненая лошадь в беженстве встала на дыбы, начала дергаться в болевом припадке, размахивать копытами: всадник не удержался в седле.
- Дюпон, беги!
- Стой, сука! – крикнул, встающий с земли коротышка. Шляпа при падении улетела в сторону. Ахтиан узнал этого человека сразу же.
- Лео Каупа. Хотел бы сказать: «Приятная встреча», да только она ни хрена мне не приятна… равно с тех пор, когда ты продался, как шлюха, на службы властьимущим. – Ахтиан сплюнул в сторону.
- Кто ты такой, тварь!
- Ну, раз уж ты показал свое личико, пожалуй, и я не стану прятаться. – Ахтан скинул шляпу и ухмыльнулся, - собственной персоной! Чтоб ты знал, кто тебя лишил жизни…
- Красный Ахти, сукин кот, я думал что твое воскрешение россказни и домыслы… С коих пор ты стал защитником? Раньше не водилось такого за тобой, раньше ты был, как и я…
- Я никогда не был, как ты, Саркон! Запомни это раз и навсегда, и помни все те последние минуты, что тебе остались. Красный Ахти был всегда верен себе, и никому и никогда не продавался за пригоршню золотых, не лизал задницу регенту и губернатору и не охотился за теми, кого власть посчитала лишним. Красный Ахти никогда не был и не будет такой шлюхой, как ты и твой дружек ван дер Вейден.
- Разуй глаза. Кому сейчас нужны твои принципы? Ты дурак Ахти, дураком и помрешь. Война давно кончилась, времена банд прошло. Но ты, упертый баран, все надеялся, что тебе удастся выжить в этом мире, не меняя ничего в своей жизни, не подстраиваясь под действительность. Ты хотел так и остаться уличной шавкой, кусающей толстяков за мясистую ляжку. А теперь ты возрешил пойти против самой власти… ну-ну…
- Ты – не власть!
- Плевать. Я отправлю тебя к твоим, уже мертвым, дружкам: либо сейчас, либо через плаху. Что ты сделаешь стилетом против палаша? Твой дружок-журналист уже убежал от тебя, бросил… Один пес, его зарежут – на сейчас, так завтра.
- Это ты верно заметил – не сейчас. Сейчас я не дам этого сделать.
Ахтиан попытался первым атаковать, надеясь на собственную ловкость, но понял, что это не увенчается успехом. Лео Каупа оказался куда проворнее, чем можно было предположить. Коротышка, он с легкостью ушел от удара и попытался контратаковать, но Ахти лихо уклонился о палаша и отошел на дальнюю дистанцию. Лео начал наносить тяжелые удары палашом так, что противник едва успевал отражать их своим коротким оружием, пытаясь больше укорачиваться от выпадов, чем парировать их.
Сократить дистанцию у Ахти никак не получалось, Лео умело держал свое преимущество в длине клинка. Понимая, что одними уходами и парированиями приблизиться на расстояние удара не удастся, Ахти решил пойти на риск. Он сделал полуоборот, переместился с ноги на ногу, пытаясь запутать противника, и резко ушел в сторону от удара. Палаш просвистел в сантиметре от головы, но не зацепил даже волоса, зато Ахтиану удалось приблизиться к противнику вплотную. Юрсен моментально получил в бок кулаком левой руки такой силы удар, что не устоял на ногах и упал на колено. Он на мгновение почувствовал себя наковальней, по которой ударил молот. Попытка достать противника стилетом не удалась, удар наотмашь просвистел мимо успевшего отскочить противника.
Лео тут же атаковал противника и на этот раз успешно. Выпад достиг своей цели. Однако, не рассчитав дистанцию, Каупа слишком приблизился к врагу, за что тут же был наказан. Стилет по рукоять вошел в его тело. Как будто паралич сковал тело коротышки и он упал съежившись и припадке боли, сжимая бок, откуда медленно растекалось ало-бурое пятно крови. Следом за Каупой на траву рухнул Ахти, так же держась за разрезанный плащ.
Он попытался подняться, но снова упал в траву. Из последних сил Ахтиан Юрсен сжал стилет и нанес еще пять ударов по противнику, как по мешку с крупой. Охотник за головами не издал даже писка, когда коленная сталь пронзала раз за разом его тело. И только, когда Каупа перестал подавать признаки жизни, Ахти выронил стилет и отполз в сторону.
«Эх, как не хочется умирать вот так, на сырой весенней земле, в грязном плаще и с дыркой в рубахе. – Подумал Ахти, - Наверное, я отправлюсь на тот свет простывшим и с напрочь отмороженными почками. Хотя, похоже и в этом мире я больше никому не нужен… Какое сегодня хмурое небо. Не обо мне ли оно хмурится, не меня ли провожает на тот свет. Это то самое небо, которое может быть только в нордлинских землях, которое раскидывает свои тонкие лучи, подобно пальцам руки, обхватывающим землю, и ласкающая этот воздух, эти травы и леса, эти косогоры и равнины. Только такое небо может провожать меня в последний путь… Только такое…»