Несчастная принцесса

1
Была когда-то на свете одна страна, точнее - королевство.
Да, – настоящее королевство. Небольшое, но, как и положено, гордое.  С королём, королевой, принцессой, драконом и прочими королевскими аксессуарами. Король там был спесивым и пухлым, канцлер - лицемерным и богатым, королева слыла сварливой бывшей красавицей, дракон - неврастеничным язвенником, - ну, словом, всё как у людей. Подкачала только принцесса. Она даже в детстве не показывала язык иноземным послам, не подкладывала кнопки на учительские стулья, не драла волосья своим мамкам-нянькам.
-Что-то будет с нашей принцессой, - частенько качал головой королевский палач, - даже подумать страшно. Несчастное дитя.
-Пространственно-временной континуум - вещь неверно понимаемая нашим звездочётом. В земле не бывает дыр, а только вмятины. Между вчера и завтра всегда бывает сегодня (если не надираться «ершом») и, стало быть, дыры в континууме - это дыры только в его, звездочётовой, голове, - отвечал на это король. Обычно он, ввиду врождённой учтивости, отвечал лишь на собственные вопросы.
-Что будет, что будет... А со мной что было, когда я вышла замуж за этого грубияна? Двадцать лет живём вместе, а он так темницы и не построил, мотив чижика-пыжика в качестве государственного гимна не утвердил и всё такое прочее. Алкоголик! А я всё молчу и мучаюсь - ни тебе общества, ни тебе покарать, ни тебе милость монаршую проявить... Эх! Какое уж тут прочее!
Палач был человеком не глупым и твердо полагал, что когда женщина молчит, лучше её не перебивать, а потому всегда после этих слов уходил точить топоры. Король был далеко не так умён, вовсе не умел точить топоры и потому обычно оправдывался.
-Дорогая, но алкоголь - это естественный метаболит, он циркулирует буквально повсюду и ... очень плохо пахнет.
-Что-то будет с нашей принцессой, - охал в подвале палач, расставляя плахи по ранжиру - сосновая, дубовая, палисандровая...

2
Принцесса  очень боялась сквозняков и довольно часто болела. Вот и сейчас она простыла, помогая прислуге носить воду во дворец, и лежала в кровати, глядя в серую лепку потолка большими, как анемоны, печальными глазами.
-Тебе было сказано, милочка, обувать на улицу калоши, но ты же никого не слушаешь - сами с усами! Ты их подарила дочке лодыря-землекопа, потому что у них в землянке, видите ли, сыро! Пусть лучше этот лентяй, её папочка, выкопает себе землянку посуше и всё такое прочее. Ах, меня никто не хочет слушать! Мне приходится мучиться молча!..
-Осмелюсь доложить, ваше величество, - вмешался серый, как мышь, канцлер, - что сейчас здесь, у этого одра, родилась мысль, величественная по своему гуманистическому началу...
-Да?!
-Да. Она, бесспорно, будет оценена потомками сообразно вашему королевскому достоинству. Я сейчас же распоряжусь о проекте осушения землянки. Думаю, что и в финансовом плане это не будет накладно. Уложимся в каких-нибудь сто-двести тысяч дублонов. - Канцлер кашлянул и слился со штукатуркой стены.
-Папочка, дорогой, закрой за ним дверь. Если боишься сквозняков - всегда закрывай за собой двери.
-Да, будущее, вне всякого сомнения, за наступлением на мировой океан, - веско резюмировал король, - ирригация - дело прогрессивное. Но я слышал от звездочёта про одного как бы учёного - Эйнштейна или вроде того. Так он утверждает, что пространство местами искривлено. Чушь, понятно, но, пожалуй, я ему напишу – пусть приедет. Либо себя посрамит (а я это люблю), либо устроит одно такое искривление около землянки нашего королевского землекопа, туда вода и стечёт (а нам это нужно). Пала-ач!.. Тьфу ты, черт, звездочё-от!
-Ах, дорогой мой, мы могли бы потратить сэкономленные деньги на национальные символы! Замена этой нашей цветной тряпицы - государственного флага - на красную шапочку... Что может быть величественнее? О, это триумф после долгих лет молчаливого соглашательства!.. К тому же ты помнишь, - Красная Шапочка была кузиной моей матушки, и ты обещал, и всё такое прочее...
-Осмелюсь вмешаться, ваше лаконичное величество, чтобы восхититься вашей дальновидной мудростью...
-Да?!
-Да. Конечно, оригинальная выкройка красной шапочки - вещь не дешёвая, но, как всякое произведение искусства, только дорожает со временем, и его цена скоро взлетит до небес. Покупать нужно сей же час, сию же минуту... За сим и смиренно улепётываю, - затих за мышастой стеной клёкот канцлера.
А принцесса села на кровать, послушно опустила ноги в принесённый палачом таз с горячей водой и стала пить принесённые им пилюли.
-Всё будет хорошо, мамочка, - ласково улыбалась она. - Вам не стоит так из-за меня волноваться.
-Ах, эти дети! От них всегда на нервах!.. Если бы у нашего дракона были дети, у него было бы три, четыре язвы вместо одной-единственной. Посмотрели бы мы тогда на него. Дети! Тысячи вопросов в минуту, да и не надо сбрасывать со счетов всё такое прочее... Я говорила о чём-то подобном звездочёту, но меня же никто не хочет слушать! Приходится молчать в тряпочку.
-Ох-хо-хох. Что-то с тобой будет, если ты не будешь есть? - увещевал принцессу палач, - Тебе нужны силы. Силы нужны всем. Даже приговорённым к смерти.
В знании предмета ему было трудно отказать.
Так и шло всё своим чередом в этом гордом королевстве, - принцесса росла, палач охал, король спорил, канцлер богател, королева мучилась молча. Всё, как у людей.

3
Годы летели, и золото листвы дворцового парка уже много раз, опалённое морозами, уносилось талыми водами к морю. Королевские соловьи уже много раз выводили потомство, и оно неизменно улетало из родительских гнёзд. Всё вокруг несчастной принцессы много раз кануло в небытие и возвратилось ниоткуда, и солнце с завидным постоянством всходило снова и снова.
В один весёлый, хрустящий яблоками день, когда хочется пить и пить этот всепоглощающий запах жизни, в день, какие звенят только летом, королева сидела у зеркала, рассматривая следы былой красоты, и ждала мужа.
-Ах, дорогой мой, подойди поближе... Боже, от тебя опять несёт алкоголем! Отойди подальше. Ты слышал? Этот дракон совсем от рук отбился, у него опять болит желудок и всё такое прочее... Он требует регулярного питания! Пришлось распорядиться, скормили ему деревеньку лесорубов, так у этого нахала ещё больше язва разыгралась. Пала-ач! Ты не знаешь, - из своих, что ли - профессиональных - источников, ну, что-нибудь по этому поводу?
-Вы как, ваше величество, ему деревню скормили - целиком?
-Ну разумеется, со всеми потрохами! (Господи, что за бестолочь!)
-Так ведь надо было исключить из меню старостат. Дракон-то у нас обыкновенный - поёт, пляшет, стихи пишет, в Голливуде сниматься хочет. У него от начальства, как и положено, - изжога. А что касается профессионального мнения - не пойдет он на плаху.
-Почему это? - искренне удивилась королева.
-Не захочет, - убеждённо сказал палач и откланялся.
-Какая дерзость!
-Да, дорогая, кругом дерзость возмутительная. Представь себе, написал я этому Эйнштейну, понес письмо на почту, а почтальон сказал, что тот уже умер!
-Давно?
-Лет пятьдесят назад. Представляешь, каков нахал?! Умер, не дождавшись моего королевского письма!
-Ах, дорогой мой, я говорила тебе много раз - не верь почтальонам. Чего только они не напридумывают, лишь бы только письма не разносить!
-Безобразие! Пала-ач!
-Ваши высочайшие величества! - отделился от стены острый профиль. - Стремясь навстречу исполнению ваших судьбоносных директив и повинуясь велению своего преданного сердца, стучащего об эту измождённую заботами грудную клетку в унисон чаяниям нашего королевства...
-Да?!
-Да. Предлагаю не медля собрать бриллиантовую установочку межмирового телепатического сообщения с душами почивших в бозе. И даже не в бозе. Конечно, затраты не малые, но результат!.. За сим и смиреннейше угалопирываю.
-М-мм... Смысловая нагрузка его последней фразеологической идиомы мне по душе, - заметил король, поглаживая пуговицы горностаевого жилета на животе, - но насчёт предпоследней можно поспорить...
-Ах, не цепляйся к мелочам! Что за мода? - всплеснула руками королева, - Во всем королевстве только один человек и занят делом. Господи! Сподвиг ты выйти замуж за алкоголика! А ведь я себе говорила... Да, а что я себе говорила? Не важно. Раньше я уж знала, что сказать. Это сейчас - и рта не открой. Вот и молчу, как Ниагарский водопад.
-Мама! Папа! - влетела в комнату принцесса, - Он - замечательный! Он поцеловал меня в щёку, назвал “волшебной”, перевязал собаке кузнеца лапу, и мы с ним вместе едем поступать в институты! Он - на ветврача, а я - в медицинский!
-Ах, дорогой! Наша принцесса всё-таки выросла! Несчастное дитя. Он будет пить горькую в чулане, называть её заглаза крокодилом, а кузнец переломает своей собаке оставшиеся лапы уже через неделю. Кстати, о ком это я? То есть, о ком это ты? И что это за капризы с институтом? Папочкины истероидные гены. Для того ли мы тебя с ним, алкоголиком, растили-лелеяли, чтобы ты образование получала? А потом, того и гляди, следующая блажь - работать? Если тебе так интересна анатомия (ведь интересуются же ей и не совсем глупые люди, например - наш палач), то выпиши себе атлас и всё такое прочее...
-Но милая мамочка! Нельзя посмотреть в глаза демону, пока он не придёт за тобой. Я еду. А когда приеду - вылечу нашего дракончика от язвы, а может, он даже станет вегетарианцем! До свиданья, дорогие родители, я буду писать вам часто-часто! - принцесса порхала по комнате, и ветер развевал за ней невесомый шлейф белого платьица. Её голосок отражался от зеркал и падал на серые стены, длинные лица родителей невидимыми лучиками молодости и любви.
-Пока-а! - ухнуло где-то внизу.
-Да, что тут скажешь? - после некоторой паузы вздохнула королева. Несчастное дитя так и не стало настоящей принцессой. Говорила же я тебе - научи её корчить рожи иноземным послам! А этот нездоровый румянец? А эти блестящие, как в лихорадке, глаза? Опять мне придется молчать и мучиться... Пала-ач!
-Иду, иду! - отозвался из подвала палач, с подобострастием, которого не комкала торопливость, снимая со стен петли - пеньковую, капроновую, шёлковую...

4
Время неумолимо шло.
Король спорил с королевским бакалейщиком о ценах на ливерную колбасу в Жмеринке и с тенью Нильса Бора о релятивизме. Канцлер по случаю купил соседнее королевство, но оформил его на жену, чтобы самому по-прежнему оставаться канцлером гордого королевства. Ему нравилось соперничать в серости со штукатуркой стен и превосходить в хитрости венценосцев. Сварливая королева мучилась молчанием ещё больше, и даже самые прозорливые из заезжих послов, глядя на неё, уже не верили россказням о её былой красоте. Палач стал махровым ипохондриком, и к ощущению реальности его могла привести только точка топоров - офицерских, генеральских, фельдмаршальских....
Королевство порядком пообтрепалось и уже никому не казалось таким гордым, как раньше.
Несчастная принцесса все эти годы не могла посетить родные пенаты, хотя и очень хотела. На шестом курсе она телеграфировала палачу, как вылечить королевского дракона. Палач, человек не глупый, исполнил всё с профессиональной точностью. Язва у дракона и впрямь зарубцевалась, он перестал есть охотников, грибников и лесорубов, снялся в фильме у Спилберга и получил несколько «Оскаров». О чём палач и сообщил принцессе.
В том году её муж, ветеринар, сошел с ума во время эпидемии ящура среди африканских бегемотов. Принцесса жила с ним восемнадцать лет в сумасшедшем доме, пока он не умер от проказы. Замуж она больше не вышла, посвятив себя полностью любимой профессии. Она работала в лепрозории и всю жизнь писала родителям по письму в день. Испытания не сломили её щедрую душу, а болезни не изуродовали её веселый нрав. Всю  жизнь она брала барьеры судьбы с живостью солнечного зайчика, и ветер развевал за ней невесомый шлейф неизменно белых платьев.
Она умерла от проказы в сорок восемь. Пьяный судмедэксперт на вскрытии уронил её сердце на мраморный пол секционного зала, и оно разбилось с весёлым звоном, разлетевшись на тысячи осколков, словно пустой хрустальный бокал. А наутро газоны вокруг прозектуры зардели тысячами алых анемонов невиданной в этих широтах красоты. Прозекторский сквер был огорожен забором, объявлен «Ботаническим садом», и за вход в него с любителей ботаники и влюблённых с тех пор берут деньги.