Ундина Чаячьего мыса, восемь

Уолкер свернул за поворот и, по-видимому, стал спускаться в овраг. Во всяком случае, на следующем отрезке дороги он больше не появился. Я ускорил шаг, чтобы не потерять его, но, когда я сам свернул за этот поворот, я увидел нечто странное, на время отвлекшее мен от Уолкера.
На пологом склоне оврага паслась белая лошадь. Её грива и хвост были совершенно черными, словно обратный вариант холмсова Чёрта. Она не была спутана, на ней не было ни седла, ни сбруи. И никого поблизости. Первым моим побуждением было подозвать миссис Фрай и спросить, что это за лошадь, но, подумав, я решил всё-таки не раскрываться.
Оглядевшись вокруг, я увидел, что Уолкер уже выбрался из оврага по ту его сторону, но утратил своё одиночество. С ним рядом шёл безумный мистер Бэркли. Это меня удивило – насколько я знал, с Бэркли разговаривать просто невозможно, а Уолкер, несомненно, что-то говорил ему, и это идиот кивал.
Подходить к ним ближе было бы небезопасно в смысле рассекречивания соглядатая – за оврагом растительность опять кончалась, но я решил следовать до конца и сам устремился к дому Бэркли, расположение которого представлял себе со слов Раскатова.
К моему удивлению, миссис Фрай «отцепилась» от Уолкера и последовала тоже к ларам и пенатам пожилой учительницы. «Для визита нужен предлог, - по дороге ломал голову я. – Хотя в дом можно и не заходить».
Я выбрал удобный наблюдательный пункт – скамеечка под раскидистой липой у соседнего дома, откуда прекрасно просматривалось учительское крыльцо. Сел и стал нарочито потирать колено – предлог для задержки: мол, что-то нога разболелась.
Уолкер так и не появился, зато к дому подошёл паренёк Бэркли, как всегда сгорбившись, шаркая ногами, весь погруженный в себя. Дина выбежала ему навстречу, явно ожидая, причём ожидая с нетерпением.
- Ну? Ну? – затормошила она юношу. – Он дал тебе? Где? – и так как молодой человек продолжал стоять неподвижно, опустив руки, она сама принялась шарить по его карманам. Наконец, письмо нашлось. Дина пробежала его глазами, её лицо при этом загоралось всё ярче, сложила и быстрым жестом спрятала за корсаж.
-  Спасибо тебе, - ласково сказала она парню и быстро клюнула его щёку поцелуем. На обычно невыразительном лице идиота проступило явное удовольствие. Бес толкнул меня, видно, под руку, но мне вдруг страшно захотелось смутить её. Собственно говоря, я не одобряю супружескую измену, даже если один из супругов цветущ и молод, а другой скорее стар. Поэтому я встал со своей скамейки и весело окликнул:
- Миссис Раскатов, Дина!
Молодая женщина вздрогнула и побледнела так сильно, что я даже пожалел о своей проказе. Но она тут же взяла себя в руки и улыбнулась мне самой приветливой улыбкой:
- Доктор Уотсон? Вы к нам? К сожалению, мужа нет дома... Или вы. Может быть, к миссис Бэркли?
- Нет-нет, - возразил я, приближаясь, - я и не собирался заходить. Просто гулял, шёл мимо и остановился отдохнуть. Если бы вы не вышли, так и пошёл бы дальше.
Тут я спохватился, что не уделил никакого внимания присутствовавшему парню. Как бы он ни был болен, не следовало забывать об элементарной вежливости.
- Здравствуйте, мистер Бэркли, - сказал я ему, и он, к моему удивлению, хоть и с некоторым опозданием, но всё же поклонился в ответ.
«Как видно, в отсутствие матери он более самостоятелен», - решил я.
- Как здоровье мистера Холмса? – спросила Дина, но, несмотря на вполне искреннее участие, в её голосе всё же чувствовалось и некоторое нетерпение. Ей нужно было срочно увидеться с Уолкером, и я её задерживал.
- Он почти поправился, - ответил я с любезной улыбкой. – Но я прошу прощения, дорогая Дина, и позволения продолжить прогулку.
- Конечно, конечно, - обрадовалась миссис Раскатов. – Не смею вас больше задерживать.
Приподняв шляпу, я удалился, но затем, отойдя на порядочное расстояние, снова возобновил наблюдение за домом. Положительно, ремесло сыщика уже стало моей второй натурой, даже в отсутствие шефа.
Дина скрылась было в доме, но ненадолго. А когда снова появилась, на ней была очаровательная шляпка из крашеной соломки с вуалью, серо-голубое платье для прогулок, а в руке плетёная сумочка, не чисто декоративная, вмещающая лишь носовой платок, а довольно основательная, куда полезет и зубная щётка, и смена белья.
«Ого-го! – подумал я. – Определённо надо вернуться».
За всеми делами я как-то потерял из виду миссис Фрай, да и теперь, как ни старался, ее не увидел. Тем лучше. Я независимой походкой снова направился к учительскому дому и постучал. Миссис Бэркли открыла мне сама. Я выразил желание немедленно видеть миссис Раскатов по важному делу.
- Она уехала, - в своей обычной резковатой манере сообщила мне учительница. – Здесь в соседнем селе остановилась в гостинице «Корона» её школьная подруга. Она проведёт там ночь и вернётся только завтра.
Я спросил, на чём она поехала. Ответ вызвал во мне невольное уважение к изобретательности влюблённых. Оказывается, управляющий из усадьбы на Чаячьем мысу согласился подвезти её в двуколке, ему зачем-то тоже нужно в село. Это было стопроцентное алиби на случай, если кто-то всё-таки увидит их вместе.
Сочтя свою миссию выполненной, я откланялся и отправился восвояси. Белая лошадь с чёрной гривой повстречалась мне и не обратной дороге. В этом животном, разгуливающем на свободе, к тому же окрашенным столь необычно, мне почудилось даже что-то мистическое. Я попытался подойти поближе – не торопясь кобыла отошла от меня ровно на то же расстояние. Тогда, порывшись в карманах, я разыскал кусок сахара и постарался подманить её, чмокая губами и показывая сахар в протянутой руке. Все мои призывы лошадь проигнорировала, но она не выглядела ни дикой, ни одичавшей, просто не разменивалась на пустяки и знала себе цену. Отчаявшись познакомиться с ней поближе, я махнул рукой и, уже нигде не задерживаясь, направился прямо к дому.
Холмс ждал меня с явным беспокойством – я говорю «явным», но имею в виду, явным для того, кто хорошо знаком с Шерлоком Холмсом. На вид он спокойно лежал в гамаке, свесив одну ногу, которой вальяжно отталкивался, раскачивая гамак, и заново осваивал папиросы – все эти дни кашель мешал ему курить, так что от крепкого трубочного табака моему другу пришлось отказаться.
- То, что у вас появились тайны от меня, ваше личное дело, - начал он без предисловия, - но я только хочу предостеречь: здесь, в сельской местности законы не всегда соблюдаются в полной мере, и некоторые законы люди сами устанавливают для себя.
- Холмс, - я почувствовал, что краснею, - я ничего предосудительного не делал, меня линчевать не за что.
Он словно бы смешался.
- Ну да, конечно, - пробормотал он, отворачиваясь. – Извините меня...
- Погодите-ка, Холмс, - вспомнил я, - не знаете, что за белая лошадь с чёрной гривой? Ходит одна возле оврага, щиплет травку. Я попытался подманить её, но она так величественно держится, что такой плебей, как я, просто лишён шансов.
- А знаете, - Холмс задумчиво сощурился, - я уже прежде слышал об этой лошади. Правда, до сих пор её видели, как правило, во второй половине дня. Вот вам, Уотсон, ещё одна загадка Чаячьего мыса. Фрай, страстный лошадник, пытался как-то заманить её во двор, но тоже безрезуьтатно.
- И ведь она совсем не дикая, - проговорил я, качая головой. – Холмс, я вас умоляю, бросьте курить!
- Мне этого не хватает, - он раздражённо бросил папироску. – Я не привык к лёгкому табаку. Как разбавлены коньяк.
- Дайте лёгким отдых, - сказал я настаивающе. – У вас крепкий, здоровый организм, но вы его искушаете. Рано или поздно вы его сломаете совсем, и тогда вашей работе придёт конец, и вам придётся поселиться на Чаячьем мысу, и Уолкер станет вас возить в кресле-каталке, и даже пчёл вы разводить не сможете, потому что дым из лейки каждый раз будет вызывать у вас жесточайший кашель, так и знайте!
Несколько мгновений Холмс с изумлением смотрел на мою совершенно серьёзную физиономию, а потом действительно зашёлся в кашле, потому что был ещё не здоров и не мог смеяться так сильно.
- Какую мрачную картину вы нарисовали, - выговорил он наконец. – Сказать Марте, чтобы подавала ленч?
Около четырёх часов, когда солнце снова раскалило камни на подъездной дорожке до того, что они жгли ступни сквозь подошвы сандалий или туфель, мы отправились к бухте, словно нас потянуло туда магнитом. Вода так и манила искупаться, а мы сидели на песке, избавившись от лишней одежды, благо нас некому было видеть, и только поглядывали на неё и друг на друга, как пара сумасшедших заговорщиков, успевших забыть, о чём они, собственно, сговорились.
- Интересно, - нарушил, наконец, молчание Холмс, - а ванну принимать у нас теперь духу хватит?
- О чём вы? – подозрительно спросил я.
- Да вот, - развил он мысль, щурясь на солнце, - на Ласточку вы всё-таки сели, несмотря на падение...
- Уж не хотите ли вы сказать, что собираетесь лезть в воду?
- А вы предпочитаете заживо изжариться на пляже? В конце концов, мы на отдыхе, погода чудесная... – он встал и похлопал себя ладонями по груди.
Кстати сказать, то впечатление хрупкости и измождённости, которое на первый взгляд производил Холмс в одежде, полностью рассеивалось, когда ему случалось раздеться. Да, он был худ, но при том хорошо сложен и мускулист, и, если все его кости контурировали вполне отчётливо, то, по крайней мере, складывалось представление, что он умеет, при случае, с ними хорошо управляться.
- Идёмте вместе, - предложил он, лукаво поглядывая на меня.
– Но никаких экспериментов, Холмс?
- Жарко, Уотсон, - почти проныл он и двинулся к воде.
Мне ничего не оставалось, как догнать его, а он, зайдя по пояс, вдруг обернулся и обрушил на меня две пригоршни брызг, совсем как расшалившийся мальчишка. я взвизгнул и поскорее плюхнулся в воду, постаравшись, разумеется, хорошенько окатить и его. но Холмс как-то сразу потерял боевой задор. Он улёгся на воду, заложив руки за голову, и раздумчиво проговорил:
- Как же всё-таки выяснит достоверно, что произошло со мной у того камня? Уотсон, я вам предлагаю попробовать...
- Нет! – быстро перебил я.
- Вдвоём, Уотсон, вместе. Ну не побоялись же вы сесть на Ласточку.
- Это другое дело. Непонятно, почему она понесла, но всё равно, там всё было естественно и обычно. Я не хочу подвергаться и подвергать вас опасности совершенно таинственной и непонятной.
- Но ведь она потому и непонятна, что мы не сделали попытки...
- Холмс, - снова перебил я, - вы азартный человек, это общеизвестно, и уж во всяком случае, известно мне. Вы умеете убеждать. Хорошо. Но представьте себе, что мы с вами сейчас поплыли туда, и вы снова увидели ундину, а потом вдруг очнулись на берегу в окружении добрых и сострадательных людей, а я, Джон Хэмиш Уотсон, присутствую рядом с вами, но только несомненно и необратимо мёртв. Или, ещё хуже, я жив, но взгляд мой пуст, и через губу свешивается слюна. Неужели вы не находите, что это слишком дорогая цена за любопытство? Теоретизируйте, мыслите, придите к гипотезе, найдите безопасный способ её проверки, и только потом...
- Что ж, - не сразу заговорил Холмс, - вы тоже умеете убеждать. В общем, вы правы, Уотсон. не волнуйтесь, я больше не сделаю попытки приблизиться к этому камню.
Мы выбрались и воды и лениво разлеглись на песке, слегка прикрывшись сорочками, на случай, если кто-то появится.
- Кстати, я только сейчас подумал, - спохватился я, - странно, что такая чудесная купальня в такой жаркий день пустует.
- Охотников находится всё меньше, - откликнулся Холмс – он лежал на животе, положив лицо на скрещенные руки так, что я видел только темноволосый затылок с непокорной прядью, уже подсохшей на солнце. – В деревенских жителях предрассудки сильны именно из-за их приземлённого благоразумия, совсем как у вас, Уотсон.
- Благодарю покорно, - обиделся я.
- Напрасно расстраиваетесь, - не видя лица Холмса, я всё-таки понял, что он улыбается, - это неплохая черта. Может быть, именно ей я обязан тем, что пока ещё жив и невредим.
- Не знаю, - буркнул я, -  будь она мне в самом деле присуща, едва ли я вообще коротко сошёлся бы с вами. Шерлок Холмс и благоразумие – сомнительное соседство.
Он снова засмеялся и снова закашлялся, а, откашлявшись, затих и, кажется, начал дремать. Я перевернулся на спину и закрыл глаза, чтобы солнце не слепило их, но оно всё равно сильно грело сквозь веки, и перед лицом у меня словно бушевало оранжево-жёлтое пламя.