Горькие яблоки

Вкус горьких яблок, смешанный с дождем,
Остался на слепых губах навечно.
Как мелко, бесполезно, шатко все,
Терять кого – то – так привычно…
Смеяться – как это легко,
В глаза чужого человека глядя…
И чувствовать, как что – то умерло…
Я наблюдаю за чужой рукой,
Ее касания не ощущая,
Я слушаю какой – то разговор,
Не слыша слов и суть не понимая…
А память в это время далеко –
По закоулкам старых снов гуляет…
Вкус горьких яблок, смешанный с дождем,
Мне о них напоминает…

Змеи…Мне все время снятся змеи…
Я боюсь их, я просыпаюсь c чувством омерзения от при-косновения их холодных скользких тел…
Мне кажется, если я не проснусь, они ужалят меня. Или задушат в своих крепких объятиях…
Когда-то так же крепко обнимал ты. Тогда мы были вме-сте, и ты еще любил меня…
По науке я называюсь «женщиной бальзаковского воз-раста» ; той, которой за 40.
Обычно, к моим годам люди теряют ощущение, что они живут. Они как бы доживают: воспитывают внуков, начи-нают ходить по поликлиникам, ждут, когда придет пен-сия…И начинают готовится к смерти.
А я – живая! Я не ощущаю своего возраста.
Не «заклиниваюсь» на своих проблемах и болячках.
Не люблю делиться ими с окружающими и принимать сочувствие
Могу влезть в какую-нибудь авантюру, сотворить глу-пость…
Например, уехать одна в дождливый осенний лес и бро-дить по мокрым листьям, вдыхая горький терпкий запах осени…
Я даже могу влюбиться! Влюбиться, как школьница, как девчонка, вызывая ужас и восхищение окружающих.
Это может быть всего-навсего мимолетная встреча, мелькнувший взгляд…А за всем этим вдруг наступает смятение, тревога, ожидание чуда и – тоска по тому, что могло бы быть…
И тогда сразу к груди приливает холод, становится пе-чально и горько ; за несбывшееся. Вот он, твой мужчина, прошел мимо и даже не удостоил взглядом!..
Или, наоборот, посмотрел в твои глаза, окинул взглядом, улыбнулся… И сердце начинает таять в груди, и мечтает-ся, как в юности, о чем-то большом и красивом. И хочется задержать его, остановить, увести с собой, укрыться с ним от невзгод…
И наплевать на чье-то мнение, осуждающие слова и не-навидящие взгляды. К несчастью, они не умеют этого чув-ствовать, и им не понять меня. Не понять меня, не понять той радости, которая охватывает меня, когда я влюблена, не понять моего счастья оттого, что рядом со мной ;  мой любимый человек.
 Замужние женщины, замордованные своими домашни-ми делами, проблемами с детьми-двоечниками и пьющими или гуляющими мужьями, как правило, мне удивляются:
- Дура ты, Анька! Вечно приключений ищешь на свою голову! Жила бы себе в свое удовольствие – тихо, мир-но…Сыновей, вон, родила, нормальных, хозяйственных, женила – слава Богу…Живи, в свое удовольствие, да ра-дуйся! Так нет, у нее все любовь на уме…В твоем-то воз-расте…»
Одинокие женщины завидуют и ждут своих женихов.
Сидят на печке, смотрят в окно и ждут принцев. На бе-лой лошади и в белой панамке…
А познакомишь их с кем- нибудь – то пьет, то мало зара-батывает, то без машины… Вообщем, чтобы ;  идеальный и голубых кровей, с дачей на Канарах и мешком «зеле-ных». Угоди-ка на них, с ихними-то запросами!
Я, конечно, тоже не на помойке роюсь…И по ресторанам и дискотекам не хожу, тоже не имею возможности ездить на юга и в санатории…Но как-то у меня проблем с кавале-рами никогда не возникало. Внимание ; оно есть везде – стоит только снизойти до того, чтобы его заметить.
Но ведь хочется чего-нибудь такого…
Мужчины на работе для меня – вообще не мужчины. Служебные романы не для меня, и они вообще не задева-ют, не нужны они мне – хоть начальники, хоть с машина-ми…
Любовь к женатому мужчине я уже проходила. Это ба-нально и глупо. Когда он разрывается между двумя жен-щинами, у женщин возникает масса проблем, без которых гораздо интереснее и приятнее жить. Да и не по возрасту это уже.
Уводить его из семьи – не хочу брать греха на душу. Я сама наплакалась, когда от меня уходил муж. А уж дети мои как горевали – не приведи Господь!..А когда выросли, и завели свои семьи – только тогда им и полегчало – сами стали мужьями.
“Прынца» я не ищу, хотя было бы неплохо, конечно…Но для этого, как минимум, надо иметь хоть что-то, на что «прынцы» обратят внимание: либо внешность, либо день-ги…Я же – самая обыкновенная женщина. Правда, фигу-рой и внешностью Бог не обидел, и тело еще – ниче-го…Вообщем, мужикам нравлюсь. Да только серьезных среди них – мало…
Мужики – они вообще люди особенные. Это совершенно другая нация, отличная от нас, женщин. У них даже пуго-вицы на другую сторону застегиваются!..Прямо возьми гороскоп – и вот они, как на ладошке! (Но попробуй толь-ко сказать им об этом – они не верят ни в какие гороскопы, и ничего не станут слушать).
Есть такие, которые будут читать стихи, вздыхать и лить слезы, глядя на тебя преданными собачьими глаза-ми…Ради тебя они готовы бросить дом, семью, работу – все что скажешь. Только от них со временем начинаешь скрываться и прятаться.
Другие заумные какие-то, как у Шукшина – все вечный двигатель изобретают, хотят осчастливить все человечест-во. Полюбить одну-единственную женщину и сделать ее счастливой – слишком мелкая и неинтересная для них за-дача.
Нередко встречаются просто диктаторы своей воли, не терпящие никаких возражений. Попробуй настоять на сво-ей точке зрения, и ты его больше никогда не увидишь.
Ревнивые мужчины – вообще особая статья. Тут и гово-рить ничего не надо – лучше сразу бежать, сломя голову.
Упрямцы, для которых не существует никаких уговоров и убеждений, кроме собственной упертости. Милые, доб-рые, ласковые, но самоуверенные и недоверчивые, взры-вающиеся по любым мелочам…
Не дай Бог, если мужчина – вечный холостяк, прожив-ший всю жизнь с любимой мамочкой! Они все меряют ее мерками, оперируют ее понятиями, говорят ее словами…И это тот случай, когда ночная кукушка никогда не переку-кует дневную. Бедные мужчины после смерти мамы обре-чены на горькое одиночество, потому что рядом с ней меркнут все женщины бывшего Советского Союза! Они не годятся ей даже в подметки: и белье не так чисто стирают, и готовят не так вкусно, и не так экономно живут, и внеш-ность у них не как у киноактрисы …Несчастны женщины, которым достаются такие мужчины!
Разведеный мужчина – тоже, вроде бы, не подарок. Или жена выгнала, или сам сбежал. Первый, как правило, дру-жит со своей прежней семьей, она – хоть он на нее и в оби-де – не сходит с пьедестала, на который он ее в свое время возвел. Такой вряд ли женится, чтобы не расстраивать свою бывшую жену. Мне кажется, он всегда мечтает вер-нуться назад, а все остальное у него – просто запасной ва-риант, чтобы не быть в одиночестве, если не примут об-ратно. Тот, который сбежал сам, научившись стирать и го-товить, может обходиться и без такой нагрузки, как жен-щина в доме. Своим временным подружкам он, как прави-ло, ничего не обещает и живет в свое удовольствие.
Замечательный вариант предложил А.Миронов в одном из кинофильмов, что надо жениться на сироте! А уж если ты выйдешь замуж за сироту…Свекровь не будет следить за каждым твоим шагом и учить как надо ходить и как на-до разговаривать, а свекр не будет по-свойски хлопать тебя по заднице, его сестры не будут ревновать тебя, а братья – ставить в пример своим женам, вызывая у них очередной приступ злости.
Идеальный случай, конечно, вдовец. Но где найти столь-ко жен, которых надо уморить, чтобы осчастливить всех одиноких женщин?..
Вот поэтому и не всегда получается то, просишь у Судь-бы и у Бога. Видимо, когда ты хочешь, чтобы они подари-ли тебе любимого мужчину – такого, как хочешь ;  надо называть конкретные достоинства, как в песне: чтоб не пил, не курил, всю зарплату приносил…Вплоть до цвета волос и разреза глаз! А когда к этому вопросу относишься несерьезно, и попадается тебе только то, что попадается и не всегда то, что нужно. Правда, это «не то, что нужно» можно было бы изменить, исправить, перевоспитать…С помощью времени, силы, денег, здоровья, а главное ;  любви. Но не слишком ли это большая плата, если резуль-тат, в принципе, может быть непредсказуем! Вот научишь его пользоваться носовым платком, держать в руках вилку, завязывать галстук, а он сделает финт ушами – и сбежит к другой. В галстуке, при носовом платке и с еще с твоей же вилкой в руке!..
При всей авантюрности своей натуры я всегда достаточ-но настороженно относилась -  как бы это помягче выра-зиться -  к нестандартным мужчинам. Но однажды – не знаю, на беду свою или на счастье -  я встретила именно такого.
Потерпев очередное поражение в споре с моим шефом о том, кто должен работать в выходные дни на улице Баума-на – центральной улице нашего города, где наше госучре-ждение проводило очередную тусовку «Для тех, кому за…» -  я уныло плелась по пустынной полутемной улице Горького и перебирала в уме причины, которые я должна была привести ему в качестве аргумента, чтобы отказаться от увлекательного мероприятия, на которое сбегались со всего города мужчины достаточно преклоннных лет, убе-ленные сединами, с ненанурально-белыми зубами, а то и просто – потасканные «Плейбои», и молоденькие девчон-ки, мечтающие найти среди них своего «папика».
Таким, как я женщинам среднего возраста, там вообще ничего не светило, и мне было даже как-то неудобно ви-деть их ожидающие глаза и выражения безнадежности на лицах. Мне становилось тоскливо на этих вечеринках, и жизнь становилась не в радость. Объяснить это своему на-чальнику я не сумела…
Около Дома Кекина, спрятавшись от пронизывающего осеннего ветра, жалась к двери магазина чумазая девчушка лет шести. В руках она держала несколько астр невероятно ярко-желтого, даже какого-то мерзко-ядовитого цвета.
; Купите, а? – протянула она мне покрасневшую ручон-ку с редким букетиком цветов. ; Купите, тетя, они краси-вые. Они такие же, как вы, ;  неуклюже польстила она мне.
; Сколько?
;Десять…Нет, пять рублей, ;  прошептала она посинев-шими губенками, опустив голову вниз.
; Ну, десять, так десять Давай. Давно мне никто таких красивых цветов не дарил – подарю себе сама …
; Спасибо, тетя! Я булку куплю. А то мамка ругаться будет… ; благодарно улыбнулась она мне засветившимися глазками и, не обращая внимания на визжащие тормозами машины, буквально перелетела на другую сторону улицы.
В это время двери магазина разпахнулись, и из них, громко гогоча, выбежала толпа молодых людей, чуть не выбив из рук мой вызывающего цвета букет.
; Ой, девушка, извините… 
Следом за ними из дверей магазина буквально вывалился достаточно прилично одетый, но пьяный вхлам мужчина. Всю дорогу он шел впереди меня и спорил с невидимым собеседником, которого он небрежно звал Андрюхой, в то же время вежливо обращаясь к себе по имени Николай Иванович. Разговор, свидетельницей которого я неожи-данно стала, похоже, накалился, потому что в какой-то момент Николай Иванович вдруг останавливается, повора-чивается вправо, замахиваясь рукой, громко, почти басом, кричит в темноту: «Да поше-е-ел ты!…». Потом поворачи-вается в противоположную сторону и важным тоном, с чувством собственного достоинства, подбоченясь, отвеча-ет: «А не хочу!».
Заинтересовавшись бесплатным представлением, я пле-тусь сзади, боясь пропустить продолжение истории.
Мои ожидания меня не обманули. Неожиданно откуда- то из подворотни выныривает женская тень, неуверенной походкой приближается к мужику и хватает его за рукав:
; Слышь, мужик, дай два рубля, а? На пиво не хвата-ет…А то пошли с нами!
; Щас! – пошарив по карманам, Николай Иванович, вы-гребает всю мелочь и щедро ссыпает в протянутую руку. ;Это от нас с Андрюхой…Только мы никуда не пойдем, мы – домой…
; Придурок! – женщина испуганно шарахается в сторо-ну, увидев его бессмысленную пьяную улыбку.
; Во, ненормальная! – возмущенно икает благодетель. – Мужиков не видела, что ли, овца клонированная… ; и, безнадежно махнув рукой, двинулся дальше, продолжая бормотать на ходу:
;Вот, моя Мария все говорила мне, что пить надо мень-ше. Андрюха говорит – пить надо больше. Значит, пить- то все равно – надо!..Потому что мужик – не кактус, он пить хочет…А она не понимает…Женщина потому что! Взяла и ушла: Николай, я устала с тобой…Я хочу жить по- челове-чески, а ты живи, как знаешь. Вот и живу те-перь…Закончив свою монолог тяжелым вздохом, мужик резко поворачивается назад и почти натыкается на меня.
; Хо!.. Чего на самой дороге стоишь ;  хочешь, чтобы зашиб насмерть? А чего так смотришь – пьяного не видела, что ли?..Ну, выпил, ну, праздник сегодня… А ты не осуж-дай!
; Да мне вообще все равно…
; А вот это – неправильно. Не должно быть «все рав-но»…Слушай, а ты красивая какая…
;Это просто вы много выпили!
; Не-е-т… Красивая. Ты виденье, что ли?
;Не виденье.
; Нет, виденье, ; упрямо повторяет он. – Ангел.
; Слушайте, вы…Идите себе спокойно домой. Вас уже давно жена ждет.
;А мне не к кому идти. Нет у меня жены. Можно, я с то-бой пойду? Ладно?
; Это еще зачем? У меня дома муж, дети…
; Нет у тебя мужа.
; Это еще почему?! – возмущаюсь я его самоуверенно-стью.
; Глаза у тебя такие… - чувствуется, что он ищет и не может найти слова. – Ну, одинокие. Ты мужчину ищешь.
; Слушайте, оставьте меня в покое, наконец! – перехожу я на другую сторону. Грустно вздохнув, мужчина плетется сзади и бурчит на ходу:
; Слушай, ты меня не бойся…Я пьяный не всегда – толь-ко сегодня. А ты одинокая давно. Поздно уже на улице – провожу я тебя. А разговаривать завтра будем. Ладно?
; Да что вы привязались-то ко мне, господи! Не хочу я идти с вами…
; Пойдем-пойдем, не бойся, я не маньяк… Я и не бомж, и не алкаш, не думай, – продолжал он на ходу. – Мне про-сто очень плохо одному. Да, ладно, ерунда все это…Жена вот меня бросила. ; продолжал он изливаться мне на ходу. – Из-за пьянки…Да и не жалею уж я теперь. Привык…А вообще, не такой уж я плохой…Я все умею делать. Когда выпью – не хулиганю…Болезнь у меня такая – пьянка на-зывается. Ты не врач?
; Нет.
;Жалко. А то бы вылечила. Да я и сам уже хочу – надое-ло все. Иногда неделями не просыхаю…Нормы не знаю – все время выпить хочется. А потом так болею…Ладно еще начальник – а то бы выперли давным-давно. Сегодня вечер был – повеселился…Теперь перед тобой стыдно…
; Да ладно вам!…Вы меня видите в первый и последний раз…
; В первый – да, но не в последний, ;  протянул он.
; Слушайте, чего вы навязались на мою голову, а? Идете – и идите себе…
; Я и иду…Как увидел тебя, так сразу и протрезвел…Ты мне во сне снилась, потому что ты – мой ангел…
; О, господи…
; Не повторяй имя господа всуе. Да, я встретил тебя, и это судьба. И неважно, пьяный я сегодня или нет… А ты…
; Слушайте, -  перебиваю я его, наконец, -  почему вы мне все время “тыкаете”?
; Да ладно тебе важничать… Не такая уж ты и старая, чтобы на “вы” да по имени – отчеству…Может, мы с тобой в детстве вместе играли…
; Я с пьяницами не играю!
- Ну, ясно, в детстве- то я не пил… Слушай, а почему ты все время грубишь мне? Я что, тебе не нравлюсь?
 Я впервые внимательно окинула своего спутника взгля-дом. Вполне приличный пиджак, выглаженные брюки, на-чищенные ботинки…И чего я в него въелась?…Да нет, ни-чего, вроде…
; Надо быть доброй к людям. Желать им добра. Тогда и тебе хорошо будет. Когда хочешь другим людям добра, оно расходится от человека, как круги по воде. Человек, желающий другим добра, попадает в особые потоки благо-сти и успеха, ;  продолжал он вдохновенно.
Глядя на него в эту минуту, ни за что нельзя было бы по-думать, что буквально полчаса назад этот человек был почти в невменяемом состоянии. Я начала чувствовать к нему необъяснимую симпатию. Мне совсем не захотелось с ним расставаться. «Господи, -  подумала я. – Только его мне и не хватало!…» А может, действительно, его только мне и не хватало…
; Вдыхая воздух, говорят восточные мудрецы, ты вдыха-ешь вечность. А выдыхая его, ты растворяешься в этой вечности…Есть такой неписаный закон: надо вдохнуть всей грудью, задержать дыхание, и мысленно, в полном спокойствии сказать: «Желаю миру – мира, людям – сча-стья, здоровья – страждущим. И слова те – от души.»
; Ну, вы – философ…
;Наверное. Покойная Фаина Георгиевна Раневская гово-рила:  «Есть люди, в которых живет Бог, есть люди, в ко-торых живет дьявол, есть такие, в которых живут только глисты». Во мне живет философ.
; Вы уже мне всю голову заморочили…Я даже забыла о том, что мне нужно домой!
; И правильно! Если ты хочешь в жизни перемен к луч-шему, не сиди дома, сложа ручки. И не жди, что судьба приподнесет тебе подарок. Сама постарайся измениться к лучшему. Сама делай что- нибудь…
; Например, вместо того, чтобы идти домой, надо бро-дить с вами по улицам…
; А почему бы и нет…Тебе же со мной интересно. К то-му же, наша встреча – я уже повторяюсь – это судьба. Бы-вает, конечно, и так, что не складывается что-то в судьбе, не дается в руки. Тогда надо найти в себе мужество и си-лы, чтобы свернуть в сторону и отказаться от своего жела-ния, иначе ненужное упорство может просто завести в не-счастье, из которого потом трудно будет найти выход…
; Слушайте, а чего это вы меня все жизни учите?
; Не учу – ты сама все знаешь, сама умная. Только от меня все сбежать хочешь…Не получится, ведь.
; Похоже, что не получится…; обреченно вздохнула я…
Действительно, сбежать не получилось. А получилось жить вместе.
Был замечательный январский день, когда я впервые за много лет решила отпраздновать свой день рождения.
Подруг у меня почти не было. Я извела их, как класс, по-сле того, как одна из них самая близкая, с которой был съеден не один пуд соли, сбежала с кандидатом в мои му-жья прямо накануне свадьбы.
С тех пор, мне кажется, прошла целая вечность. Многое в этой истории забылось, многое простилось, но я до сих пор уверена, что нет врага более, нежели твоя близкая под-руга.
Следуя общеизвестному правилу, что природа не терпит пустоты, отсутствие задушевных подруг среди женщин я компенсировала наличием «подруг» мужского пола – со-служивцев, бывших одноклассников или просто знакомых.
На них, большей частью, всегда можно было положить-ся, решить с их помощью свои многочисленные проблемы и, наконец, просто поболтать, попить пиво…
С некоторыми из них за годы знакомства установились настолько «подружеские» отношения, что их не смогли порвать даже их жены и любимые женщины. Они терпели-во принимали по телефону мои «телефонограммы» для своих благоверных, звали их к телефону в любое время су-ток, если в этом возникала необходимость, и отпускали их со мной пообщаться, твердо зная, что я не претендую на теплое место рядом с ними.
Конечно, просто приятельские отношения между муж-чиной и женщиной продолжаться вечно не могли, и в один прекрасный момент кто-нибудь из моих «подружек» пы-тался перевести наши отношения в другую плоскость – в горизонтальную. Все это было и заманчиво, и привлека-тельно, но в силу каких-то своих моральных принципов меня этот вариант, мягко говоря, не устраивал. И посколь-ку прав на обладание этими мужчинами я не имела – да и не хотела иметь, как правило, ;  приходилось приводить их в чувство различными средствами, которые почти все-гда действовали безотказно. От примитивного «мне уже пора » до газового баллончика – для особо ретивых. Обиды на меня со временем проходили, и между враждующими территориями устанавливались ровные доверительные от-ношения. То, что мне, собственно говоря, и было нуж-но…Мы по-прежнему созванивались, встречались – и мир-но расставались, целомудренно поцеловав друг друга в щечку. Среди них для меня не существовало мужчин – на-верное, потому, что среди них я не видела моего мужчины, которому суждено было стать моим единственным…
А для моего единственного мужчины однажды я стала змеей…И теперь я боюсь засыпать.
Стоит мне только закрыть глаза, как я начинаю слышать легкое шипение и видеть быстрые, гладко-блестящие, скользкие тела, бесшумно приближающиеся ко мне.
Я боюсь спать, потому что во сне я начинаю отбиваться от них, отбрасывать от себя, но вслед за ними ко мне пол-зут другие…
Я бью и топчу их ногами, режу их, неизвестно откуда взявшимся ножом, но каждый растоптанный или отрезан-ный кусочек оживает и становится новой змеей…
Я кричу, просыпаюсь в слезах в кромешной темно-те…Тебя нет рядом…
Я лежу с раскрытыми глазами и боюсь уснуть. Тебя нет рядом…
А тогда, в мой день рождения, мы были вместе.
Гости – мои приятельницы с мужьями и мои приятели с женами ; еще не знали о произошедших в моей жизни из-менениях, поэтому недоуменно переглядывались и пожи-мали плечами, рассматривая незнакомого мужчину, по- хозяйски расположившегося рядом со мной во главе стола. Судя по выражениям их лиц и едким ухмылкам, мой лы-сый Коля, еле достающий мне до плеча, не вызвал у них особого восторга. Одна из приятельниц, выбрав момент, наклонилась к моему уху и ядовито прошептала:
; Где ты подобрала этого замухрышку?
;Это – Коля. Мой муж.
;?!!
; Да, я замуж вышла. А что?
; И ничего никому не сказала!
; Не в первый же раз – пора бы и привыкнуть. ..
В разгар веселья одна из приятельниц – худенькая жен-щина с крысиным личиком и невероятным декольте на кроваво – красного цвета платье, подперев голову мослас-тым кулачком пьяно- удрученно сказала:
; Я ни одному ее мужчине не нравилась…
; Да и мне не нравишься, ;  ответил скромно молчавший весь вечер Коля.
Вспыхнув до корней волос и бросив ненавидящий взгляд на Николая, подруга-неудачница юркнула в прихожую.
; Коль, ну что ты? Зачем обидел-то? – бросила я ему на ходу, выскочив из-за стола вслед за разозлившейся гостьей в прихожую, а ее ;  и след простыл!
; А чего привязалась? – ответил мне он, когда я верну-лась. ; Начала вопросы какие-то задавать о наших отно-шениях, рассказывать истории из твоей прежней жиз-ни…Мне все это совершенно не интересно! То, что мне нужно было знать, я уже знаю, а остальное – не ее дело. Да и не мое. Все, что было, было до меня…
В комнате наступила напряженная тишина – это мои гости заинтересованно начали прислушивались к нашей беседе.
; Ну и ладно, тогда все нормально. А вы чего примолк-ли, ;  обратилась я к гостям. ; Забыли, что сегодня в мою честь должны петь дифирамбы?
; Да, чего-то мы запаздываем… ; протянул Виктор – мой сосед, “Золотых дел мастер”, как зову его я, ювелир от Бога. – Давайте, поднимем бокалы…А то чего они валяют-ся! – разогнал он тишину, и веселье вспыхнуло с новой си-лой.
В центре внимания моментально оказался балагур и хохмач Ванька Жуков, здоровый рыжий детина, совер-шенно не похожий на несчастного чеховского мальчика. Прерываемый хохотом гостей, он упрямо пытался доска-зать историю, происшедшую будто бы нынешним летом, будто бы с его соседом, будто бы на даче.
; Вот просыпается он, значит, под утро. В башке – звон, качели, туман…Вообщем, ничего не помнит!
Поворачивает голову – господи! – рядом с ним. На кро-вати. Положив голову ему на руку. Спит!.. САМАЯ. СТРАШНАЯ. ЖЕНЩИНА. НА ЗЕМЛЕ!
И ти-и-хо – ти-и-хо. Чтобы ее не побеспокоить и не раз-будить…ОН! ОТ-ГРЫ-ЗАЕТ! СЕБЕ! РУКУ!
Взвизгнув от хохота, повалилась на стол его соседка. Другая, зажав одной рукой живот, другой – утирала слезы, которые градом текли по ее щекам. Мужики гоготали, как ненормальные, а Ванька – как ни в чем не бывало – про-должал свое повествование.
- А я  то, напоролся как-то в пятницу на работе. Домой пришел – на автопилоте. Ну, все помню: как кошке пинка дал, как сын затрещину заработал, как жену за задницу ущипнул…А дальше – как умер! Утром просыпаюсь – ру-ки трясуться, как у паратитика. Стал рубашку расстегивать – ночью-то снять забыл – оторвал пуговицу. Дернул за ручку двери – оторвал ручку… В ТУАЛЕТ СТАЛО СТРАШНО ИДТИ – как бы СЕБЯ не повредить! ; И гром-ко сказал, прерывая очередной взрыв хохота:
; Ну, что, за именинницу! За нашу Анечку!..
; Ань, ;  окружили меня мои женщины на кухне. – Чего уж ты молчала-то? Мы бы хоть поздравили тебя.
; Так не поздно еще – поздравляйте.
; Аньк, а где ты нашла такого классного мужика, ;  спросила Инна. – Если бы не ты, я ему давно состроила бы глазки…
; Лы-ысенький, маненький – суксуальный наверное… ;  протянула Ольга.
; Мне хватает. - оборвала я ее.
; А он – кто? – не осталась в стороне Марина. ; А он – разведеный?
- Разведеный. Директор он одной конторы – строят там чего-то, крыши какие-то.
; А дети у него есть? Не пьет? А вы официально жена-ты? – посыпались вопросы, как из рога изобилия.
; Все было, и все есть…Ну, хватит перемывать ему кос-точки! Взяли ложки-тарелки – и в комнату! А то наши му-жики, наверное, уже скисли без нас.
; Да ну их…
; Нет уж, гулять – так гулять! День рождения, он ; не каждый день бывает. Я уже и потанцевать хочу…
Мужчины без нас не скучали. Они курили на лестничной площадке и… сплетничали. Прилично набравшись, они делились своими семейными обидами.
; Знаете, ;  грустно вздохнув, вещал Инкин Федор, ;  я почти всегда чувствую себя собакой. Устаю, как собака, нажираюсь, как собака. Домой прихожу – злой, как собака. Лаю на всех, кидаюсь…А с Инкой поцапаешься ; и как скромное дерево у подъезда, около которого задирают но-ги все пробегающие мимо собаки…
; Жизнь – она всяко поворачивается…Моя Марина, по-рой, так достанет, что думаю: на хрена я женился? Носки я и сам постираю, пока дождусь от нее милости.
; Моя так наложит в душу, что кажется, будто изо рта пахнет – вдруг выдал «интеллигентно прислонитый к теп-лой стенке» Ольгин Женька.
; Ах вы, сиротинушки наши…Распустили сопли – пожа-леть-то вас некому… ; всплеснула я руками, предотвра-щая ожидаемую грозу после таких откровений. – Только вдова точно знает, что делает ее муж . А вы, значит, плюшками балуетесь – наши кости моете…Хороши, му-жички…
Застигнутым врасплох в самый неподходящий момент мужчинам стало до жути неудобно. А я продолжала свой бенефис:
;Вы бы поосторожнее с острыми предметам Ишь,слюни -  то распустили…Замерзнут – порежетесь! Значит,жены у вас некудышные! А вы у нас – золотые, бриллиантовые…Бесценные!.. Бессовестные, марш в комнату! Пельмени остынут…
Мир между партией женщин и партией мужчин был чис-то внешне восстановлен. Но я не завидовала мужчинам, которым еще придется возвращаться домой…Избиения младенцев не избежать!..
У нас с Николаем, казалось, все было нормально. Как нормально может быть у людей, привыкших жить отлич-ной друг от друга жизнью, людей с разными интересами. Непохожими привычками, кругом общения и отношением к жизни. Людей, привыкших к определенной свободе. Он, наверное, любил меня по-своему. Или просто воспринимал как данность. Потому что слова «люблю» я не слышала от него никогда…Иногда он словно «уплывал» куда-то. Он словно медитировал. Тогда я слышала его безразличный голос, отсутствующие глаза… Его дела и интересы не все-гда пересекались с моими, но я ни в коем случае не хотела вторгаться в его жизнь, если видела, что он не хочет этого. И тогда мне начинало казаться, что я стою в огромной оче-реди, и она подойдет, если у него не найдется других, бо-лее важных, чем я ; дел. Я не угрожала его личной свобо-де, не хотела, а вернее – боялась привязывать его к себе, потому что это очень большая ответственность, когда ко-го-то приручаешь, а это могло создать нам обоим пробле-мы. В первую очередь, ему, потому что он безумно боялся потерять свою свободу и «право наций на самоопределе-ние»...
И вот однажды мы поссорились, и ты сказал мне: «Змея!». А после этого ко мне стали приползать ночами змеи… Они снились мне каждую ночь…А может быть, это просто потому, что я родилась в год Змеи?..
Когда ты был рядом, мне не снились такие страшные сны. Я была счастлива, и мне снились только добрые и счастливые сны. Мы всегда были вместе и почти никогда не расставались…
Однажды в теплый майский день мы выбрались на дачу. Посадками мы не занимались – нам хватало того, что там росла «экологически чистая трава». Обычно, мы ездили туда полентяйничать,но в этот раз цели поездки были вполне конкретными – у Коли появилась задумка поменять забор. Пока я нежилась на солнышке, он измерил забор и начал производить какие-то, известные только ему, расче-ты. Недели через две он поехал с приятелем устанавливать забор, но что-то у него не заладилось, и он вернулся силь-но удрученный: что-то бормотал, пожимал плечами, вертел головой и без конца хватал ручку и начинал что-то счи-тать. На мой вопрос, что случилось, всегда спокойный и невозмутимый муж, прикрикнул на меня и заставил замол-чать. Это стало для меня такой неожиданностью, что я и не нашлась, что ответить. Молча повернулась и ушла на кух-ню…Правда, через некоторое время он пришел следом за мной, с виноватым видом ткнулся носом мне в шею и ска-зал непривычное для него «прости». Я вздохнула и спро-сила:
; Ну что с тобой? У тебя проблемы?
; Ань…У меня, наверное, белая горячка. Или я сошел с ума…
; Ничего не понимаю…Это что, новый способ охмуре-ния женщин?
; Анька, я не могу поставить забор.
; Вот тебе раз! Это еще почему?
; Он – лишний.
; То есть как это «лишний»? Ты же сам сказал…
; Я сделал забор длиной сорок метров. Поделим его на секции шириной четыре метра. Получается десять секций, так?
; Сорок делим на четыре получается десять. Ма-ла-дец!
; Не издевайся, пожалуйста! Потому что две секции ос-таются лишние.
; Ну, значит, ты сделал двенадцать…
; Десять! Я уже всю башку свернул! Соседей заставил перемерить…Забор – сорок метров, десять секций по че-тыре  метра…А две – все равно лишние…
; Как же так, Коля?
; Не знаю, ;  удрученно повел он головой в сторону. ; Ни-че-го не понимаю…
И в этот момент меня вдруг озаряет мысль…Мне стано-вится стыдно перед Николаем, меня разбирает смех и я боюсь признаться в своей вине.
; Коль, а, Коль, а ты чем измерял?
; Садовой рулеткой, – пожимает он плечами. - А что? В ней 50 метров – очень удобно…
; Коль…Ты, это… Только не волнуйся…Не расстраи-вайся…И меня сразу не убивай, ладно? Коль, это я винова-та…
; Не пойму я тебя, чего ты бормочешь…
; Коленька, спокойно…Сейчас я все расскажу. Понима-ешь, дело в том…Вообщем, в рулетке не 50 метров.
; То есть как? Там же написано...      
; Коль, ну, это как про забор – написано одно, а за забо-ром – дрова…
; Ничего не понимаю! Какие еще дрова?
; Коленька, послушай меня…Один раз я опрокинула на рулетку банку с краской…И залила кусочек…Потом выре-зала его. А конце ленты сшила…
;Анька, я тебя – точно – убъю…
; Коль, но это было так давно, что я уже сто раз забы-ла…Ну, дай я тебя поцелую…
;Боже мой, а как я мучился…Я думал уже, что с ума со-шел…
От воспоминаний, которые как дети, грустно теснятся печальной толпой вокруг, глаза набухают от слез, и плачет и стонет душа, не находя себе покоя ни в этом, ни в другом мире…Неправда, что душевная боль проходит со време-нем. Она просто становится хронической, и затихает толь-ко на время, чтобы выплеснуться в самый неподходящий момент… Внутри – пустота и бездонная пропасть, кото-рую не заполнить ничем и никогда.
Мне снятся змеи…Если змея во сне нападает и жалит, она олицетворяет собой какую-то ненависть, что-то страшное, злое…
Значит, я приносила тебе зло?..Но ведь я не сделала тебе ничего плохого, я ни разу не обидела тебя даже словом…Я просто любила тебя так, как умела, и мне казалось тогда, что и для тебя я была любимой женщиной…
Я была счастлива с тобой своей любовью, и ни о чем сейчас не жалею. Ты был моим единственным мужчиной…
И если бы можно было вернуться в прошлое, я ничего не стала бы в нем менять – я бы прожила его точно так же…
И даже, если бы я снова вернулась в прошлое, я снова не простила бы тебя. Потому что ты предал не только меня – ты предал нашего ребенка…
Будучи женщиной бальзаковского возраста и уже ба-бушкой в первом поколении, я никак не рассчитывала на то, что у моих сыновей будет маленькая сестренка Наташ-ка…Она родилась через два года…
Я всегда хотела девочку, но у меня все время рождались пацаны, поэтому когда врач сказал мне, что я стану мамой, радости моей не было границ.
Николай, можно сказать, обезумел от счастья. Он скакал по дому, носил меня на руках, бесконечно целовал и радо-вался, как ребенок, новой игрушке.
Мы не ходили к врачам, не интересовались, мальчик у нас родится или девочка. Самое главное для нас было, что это;наш ребенок. Мы терпеливо ждали этого чуда, кото-рое называется «наш ребенок», придумывали для него имена, мечтали о том, на кого он будет похож…
; Анечка, милая, разве мог я в своем преклонном возрас-те мечтать о том, то у меня еще будет малыш?..Господи, радость-то какая…Я же говорил, что ты мой ангел…Ты принесла мне счастье…Ни о чем не волнуйся, все будет нормально…Только береги себя, ладно? А обо всем ос-тальном я позабочусь.
Я совсем брошу пить…Веришь мне? Буду сидеть с вами дома, варить каши, стирать пеленки…Мы так замечатель-но заживем с нашим маленьким…Я знаю, это будет ма-ленькая Анька – такая же красавица, как ее мама.
; Нет, это будет маленький Коленька…
; Пусть будут Анька и Коленька!
; Ты с ума сошел! Я уже забыла, что такое – маленькие дети…
; Вот и вспомним вместе.
А потом родилась наша Наташка. С болезнью Дауна.
Я корю себя до сих пор, что так легкомысленно отне-слась к ее появлению на свет, что пренебрегла мнением врачей и отказалась в свое время от генетической консуль-тации.
О том, что она больна, в роддоме мне сказали не сразу.
Девочка родилась слабенькой, не дышала, потому что пуповина опутала ее горло, вместо плача было слышно только слабое попискивание. К тому же, у меня не было молока, поэтому в первые дни ее ко мне не приносили. Каждое утро приходил педиатр и успокаивал рожениц: «Мамочки, у вас все нормально»…А потом он пригласил меня на беседу и без всяких предисловий предложил отка-заться от ребенка, потому что она родилась умственно от-сталой. Ошеломленная этими словами, я долго не могла понять его рассказа о 21-й паре хромосом, в которой вме-сто двух имеются три хромосомы, о том, что такое часто бывает у женщин после 40 лет. Что такое заболевание вы-является, как правило, с частотой 1 на 700 новорожденных, и мне, в данном случае, очень не повезло. К тому же, у де-вочки был врожденный порок сердца, желудочно-кишечного тракта и других органов, и врач не могла дать благоприятного прогноза на будущее…
; Нет, нет, нет! – закричала я вне себя. – Этого не может быть!
Тогда врач попросила медсестру принести мою малыш-ку…
Маленький белый кулечек, который я наконец – то уви-дела, тихо посапывал и недовольно морщил бровки.
Аккуратно развернув на столике сверток, врач подозвала меня к себе. Девочка начала крутить головкой, морщить лобик, и вдруг горько-горько заплакала, словно догадыва-ясь о своем несчастье.
; Вот, посмотрите, ; тихо сказала врач, показав мне дет-скую ладошку, которая, казалось, ничем не отличалась от ладошек других малышей – какие у нее маленькие пальчи-ки – словно обрубленные. Искривленный короткий мизин-чик. А на ладошке – поперечная складка, которой нет у других детей…Посмотрите на головку, ; продолжал он. ;  Она очень маленькая, непропорциональная и необычной формы. Брахицефалической. Глазки восточного типа – раскосые. Широкий носик, деформированные ушные рако-вины…Сомнений никаких нет – у нее синдром Дауна. К сожалению, ; закончила он со вздохом.
; Доктор, но как же так? Что же мне теперь де-лать?..Может, нужны какие-нибудь лекарства? – зная без-надежность своих вопросов, спросила я.
; Лекарства никакие не нужны. Это не болезнь – это на-бор признаков. Но это еще не самое страшное – она серь-езно больна. В домашних условиях она может просто не выжить… Трудно сейчас предположить, что ждет ее впе-реди… Для вас это очень тяжелый крест, если вы заберете ребенка домой. Даже молодым бывает трудно в такой си-туации, а у вас возникнет еще больше проблем.Девочка очень больна, – повторила она задумчиво. ; Никто не зна-ет, сколько она проживет со своими болячками – год, де-сять, двадцать… Я вам очень сочувствую, но невозможно ничего сделать…
; Но как я могу отказаться от своего ребенка? Ведь я люблю его, – словно извиняясь, ответила я. – И как он бу-дет жить без мамы?
; Он будет жить в детском доме. Там хороший уход, ра-ботают добрые люди – врачи, педагоги…Пока вы будете навещать его…А когда он вырастет, станет совершенолет-ним – будет видно..
; Господи, где, в чем я виновата…За что мне такое?!
; Успокойтесь, пожалуйста. Вы не виноваты ни в чем. У вас ведь это не первый ребенок?
; Нет, что вы! У меня еще двое мальчиков, уже взрос-лые, ; с гордостью ответила я. - И вообще, я уже бабуш-ка…
; Ну вот, видите…Вы не при чем. Это природа так рас-порядилась.
; Но как я скажу об этом своим близким, мужу?
; Я думаю, они вас не осудят. Лично вашей вины в рож-дении больного ребенка нет. Взять его домой вы не сможе-те, потому что за ним нужен особый уход, который вы вряд ли сможете обеспечить…Поверьте, в детском доме, с такими же детьми, как она, вашей девочке будет нисколько не хуже, чем с вами. Детишкам там нравится, с ними зани-маются, играют…Они там учатся ухаживать за собой, об-щаться друг с другом, получают трудовые навыки…
;Не знаю…Я должна все-таки посоветоваться…
;Я не тороплю вас. Но если вы все-таки надумаете за-брать ребенка домой, сначала подумайте хорошо.
На ватных ногах я вышла из кабинета врача. Подошла к окну и молча прислонилась к холодному стеклу, чтобы ос-тудить голову…Господи, мы так мечтали о девочке, о на-шей Наташке, давным-давно придумали ей такое красивое имя – Наташа, близкая, родная…Но, к сожалению, это имя не принесло счастья, которого мы все так долго ждали…
Конечно, врач прав. С таким ребенком, как она, нам с Колей будет нелегко…Бросить работу я не смогу – до пен-сии еще минимум лет десять-пятнадцать – все-таки госу-дарева служба! Да и стаж тоже терять не хочется…Кто знает, как еще в жизни сложится…Конечно, я не одна – рядом Николай, но мало ли что может случиться, не дай- то Бог…Просто не знаю, как быть…Неужели, действи-тельно, все так безнадежно?..Господи, прости меня за та-кие слова, ты жесток. За что, за чьи грехи должна мучиться моя малышка – такая маленькая, беззащитная… Лучше бы ты не дал ей появиться на свет, Господи!..
 Сегодня вечером, когда ко мне с бесконечными пакета-ми и баночками прибежал после работы сияющий Нико-лай, врачи разрешили мне выйти к нему в вестибюль. Уви-дев меня, он как-то растерялся, засуетился, почти на цы-почках подошел, бережно обнял и выдохнул в ухо: «Анеч-ка, миленькая моя…Какая же ты стала худенькая…»
; Коля, нам надо с тобой серьезно поговорить…
; Что?! Что случилось? С малышкой что-нибудь? – встревоженно посмотрел он на меня. ; Она заболела?
; Нет, Коля…
; Что с тобой, родная моя?!
Я закрыла лицо руками, и слезы градом брызнули из глаз.
; Что с Наташкой – она жива?! Да говори же!
; Сейчас, Коленька, подожди…Подожди…
- Аня, ну, перестань, перестань плакать…Ничего страш-ного нет, просто ты переволновалась, наверное…Не плачь…Болит что-нибудь?..
; Коля…Наша девочка больна. Очень больна…
; Не волнуйся, сейчас все лечится…
; Коля, она – даун.
; Не может быть!
; Может…И это не лечится. И еще у нее много других болезней, врожденных…Ой, Коленька… ;  снова заплака-ла я.
; Аня, подожди…Может, все это неправильно…Надо еще с другими врачами посоветоваться…
; Я видела ее, Коля. Это так. И неизвестно, сколько она проживет…
; Но как же так…Что-то же надо делать!
; Ничего нельзя сделать…
; Что еще говорят врачи?
; Врачи предлагают отдать ее в детский дом, ; уже впол-не спокойным голосом ответила я.
; Но как же так – при живых родителях…
; Коля, врач сказал, что она может быть круглой идиот-кой – станет только есть и спать…И ей постоянно нужна нянька – не год, не два, а всю жизнь…
; Аня, я знаю, что все проблемы и заботы о дочке будут на твоих плечах, тебе достанется больше всех…Поэтому решать тебе. А я – как ты.
; Коля, я не могу одна решать судьбу нашей дочери…
; Но мы же не отказываемся от нее совсем…
; А что мы скажем родным?
; Ну, можем сказать, что умер ребеночек…
; Да ты что, Коля, с ума сошел?! Да как у тебя только язык повернулся – сказать такое?..
; Ань, Ань…Аня…Аня, я не прав. Я не подумал. Я ска-зал глупость. Аня! Ну, прости меня – я дурак! Прости, Анечка…Ну, не плачь…Ну, давай заберем Наташку домой. Будешь сидеть с ней…А я буду денюжку зарабаты-вать…Хочешь, няньку заведем…Ну, что хочешь!
; Нет, Коля, не получится ничего. Я не сумею…
;Ты не расстраивайся раньше времени. Пусть пока по-живет в детском доме. Мы будем к ней приезжать…А по-том, подрастет – заберем домой. Ты согласна?
; Я даже и не знаю…
; Все, решили. Я не думаю, что нас кто-нибудь осудит. Мы уже не молодые с тобой…С больной девочкой тебе будет очень трудно. Да ведь с ней вообще по-особому надо обращаться…
; А почему только мне будет трудно?
; Но, Аня, смотри на жизнь реально. Ведь я – мужчина. Я – то на мамонта, то дрова рубить, то огонь добывать…От меня особой помощи ждать не приходится…Конечно, пер-вое время – каши, пеленки – помогу…Но все время – не получится. А если за ней нужен уход всю жизнь…
; Да, Коля, ты прав… Только, давай, от родных скрывать ничего не будем. Ведь это не моя и не твоя вина – мне вра-чи все объяснили. Поэтому признаться в нашем несчастье совсем не стыдно…
Я уже тоже поняла, что там ей будет лучше – среди та-ких же, как она. Над ней никто не будет смеяться, никто не будет дразнить…
Через несколько дней, оформив все документы на Ната-шу, я, наконец -  то, вернулась домой. Меня встретила на-ша тихая уютная квартирка, начищенная и намытая к мо-ему появлению в ней. Во всех мыслимых и немыслимых местах стояли банки, бутылки и прочая посуда, которую только можно было использовать под цветы. Такого коли-чества разнообразных цветов в конце осени хватило бы, чтобы завалить приму какого-нибудь столичного театра с головы до ног.
; Это все мне? – задала я глупый вопрос.
; Конечно, милая моя, ;  обнял меня за плечи и крепко поцеловал в губы Николай. – Ни о чем не думай, отдыхай. Все будет хорошо.
«Хорошо…» – подумала я про себя. – «Что может быть хорошего в том, что я ;  здесь, дома, а моя дочь – у чужих людей. И неизвестно, как она, что с ней…». Вдруг я поня-ла, что если сейчас же, сегодня не увижу Наташку, не смо-гу смотреть в глаза людям, никогда больше не смогу сме-яться, дышать, жить…
; Коль, давай съездим к Наташке, а?
; Что, прямо сейчас?
; Коль…Мне плохо без нее…Я чего-то боюсь…
; Ну, что ты, милая, все будет нормально. Вот только пообедаем – я к твоему приходу такую вкуснятину приго-товил…
; Нет, Коля, прямо сейчас.
; Аня, родная моя, ;  обнял он меня за плечи. – Не сходи с ума…Сейчас там, наверное, «тихий час»…
; Какой «тихий час» у грудничков?! – взорвалась вдруг я. – Они и так сутками спят…
; Ладно-ладно, ;  примирительно погладил он меня по плечу. – Сейчас сразу и поедем. Как ты хочешь… Только, может, позвонить сначала – а вдруг у них в детском доме неприемный день…
; Ну что значит, неприемный день – там моя дочь!
; Аня, не бушуй…Для них все дети одинаковые, ;  при-мирительно продолжал он. – Не надо так волноваться. Ес-ли хочешь ехать – значит, поедем…
На маршрутке, которых сейчас у нас в Казани расплоди-лось великое множество, до Дербышек мы добрались бы-стро, наверное,  за полчаса, а еще минут через пятнадцать, пройдя по лесу мимо кладбища, оказались у детского дома.
Нянечка, вышедшая к дверям, доброжелательно объяс-нила то же самое, что мне уже втолковывал сегодня мой муж: был неприемный день и – «тихий час»…Но видимо, сломленная моим горестным выражением лица и беспре-рывно льющимися из глаз слезами, сочувственно сказала:
; Подожди-ка, милая, схожу я к малышам, узнаю, как дела…
 С бьющимся сердцем, ничего не видя и не слыша во-круг, я замерла в длительном ожидании. Наконец, нянечка вышла к нам, неся в руках белый халат и разного цвета шлепанцы.
- На-ка, дочка, надень…И пойдем, к твоей доченьке схо-дим. Вижу, сердечко-то все изболелось…
Непослушными руками я застегнула халат, вступила в разноразмерные тапочки и, не оглядываясь на стоящего у окна Николая, зашаркала вслед за нянечкой.
 У белых обшарпанных дверей палаты она прижала па-лец к губам, призывая меня к тишине, и осторожно, стара-ясь не шуметь, приоткрыла дверь в небольшую светлую комнатку. Похоже, ремонт в ней делали давно, но было чисто и уютно. Моим глазам предстали несколько стоящих вдоль стен детских кроваток, в которых завернутые в лег-кие одеяльца разных цветов посапывали малыши, по внешнему виду ничем не отличающиеся от обычных детей.
; Вон твоя, ; показала нянечка пальцем на одного из них. ; Спит. Улыбается во сне…Хорошая девочка…
Сдерживая внезапную нервную дрожь, я подошла к кро-ватке, и долго смотрела на родное личико. Словно почув-ствовав мое присутствие, малышка недовольно завертела головкой, завозилась, и вдруг комнату наполнил громкий крик, на который тут же начали откликаться другие обита-тели и обитательницы комнаты.
; Ишь, заголосили ;  проголодались, мои золотые, ;  ласково проворковала она. – Ничего, ничего, сейчас ваша мамка придет – молочка принесет…А мы с тобой, ;  по-вернулась она ко мне, ; пойдем…Ну что, успокоилась, ; спросила она меня чуть позже, прервав мою задумчивость после встречи с дочерью. – Убедилась, что все нормально? Ну, ты чего?..Не плачь, не переживай…Это ведь все на ре-беночке сказывается – он все чувствует: и радость, и горе твое…Ты пока больно часто не приезжай – детишки, они все равно еще долго привыкают. Твоя-то плакать будет, скучать по тебе…Да и ты расстраиваться будешь! Живи спокойно – мы за твоей малюточкой приглядим, даже не сомневайся!
; Может, что-нибудь нужно?
; А как ты думаешь! Казенный дом – он и есть казенный дом. Много ли денег от государства дождешься! И пеленки надо, и одежку…И игрушки, и карандаши…Даже тряпки – полы мыть, а то наши нянечки уж из домов-то все перетас-кали…
; Скажите, а они, детишки здешние…что-нибудь пони-мают, разговаривают?
; А как же! И разговаривают, и поют, и пля-шут…Читать-считать умеют…Спектакли всякие показы-вают кукольные…По дому помогают, хозяйствуют. Клум-бы сажают во дворе…
; А когда вырастают?
; Всяко бывает… ; уклончиво ответила она. ;  Которых домой забирают, которые тут живут…Только все они маму ждут. Некоторые ведь ее совсем не видели нико-гда…Сердце кровью обливается, когда они говорят: « Хо-чу, чтобы моя мама приехала…».А мамы-то уж и след про-стыл…А когда к кому приезжают, – задумчиво склонив голову к плечу, словно пропела она, ;  все сбегаются. На-чинают обнимать, ласкаться… ; и наставительно добави-ла: ;  без сладостей не приезжай, не жалей для них. Они же дети, вечные дети…
; Скажите…Ой, простите, я ведь до сих пор с Вами не познакомилась…
; Тетя Капа я – Капитолина Павловна.
; А я – Аня. Капитолина Павловна, скажите, а им хоро-шо здесь?
; А как же! Они ведь другой жизни не знают, а здесь они   свои среди своих. Вместе кушают, вместе играют, вместе учатся…Одна семья! Ты не бескокойся за дочку. А если чем сможешь детишкам помочь – помоги. Они всегда спа-сибо скажут.
Обратно мы ехали в полном молчании.
Я была под впечатлением встречи с дочкой, разговора с нянечкой, а Николай думал о чем-то своем и не беспокоил меня вопросами – видимо, ждал, когда я сама все расска-жу.
Я же в этот момент как-то очень остро почувствовала свое одиночество. Рядом был Николай, мой муж, которого я любила; там, на другом конце города посапывала ма-леньким носиком моя малышка; всегда рядом, готовые придти мне на помощь были мои старшие дети, но я была одна в своем горе…Я чувствовала, что Николай не пони-мает меня, не понимает моей душевной боли, не понимает моего желания быть рядом с ребенком…Он так легко го-тов был откреститься от него, отказаться еще там, в боль-нице… Глухой волной накрыло меня раздражение против него…Я готова была кричать на него, швырять вещи…Я вдруг почувствовала, что этот человек никогда и никого не полюбит всей душой так, как себя. Он не смог полюбить Наташку, нашу маленькую девочку, мою кровиночку! Не принял ее, она стала для него препятствием в его спокой-ной размеренной жизни, потому что она была не такая, как все…Наверное, Бог не дал ему такого счастья ; не научил любви. Я безумно любила его. А когда кого-то безумно любишь, Бог наказывает. Мне показалось, что я сумела разбудить его, но мне это только показалось…Он не любил никого, кроме себя…Он боялся полюбить, боялся привык-нуть, боялся приручить к себе ; а значит, нести ответст-венность за другого человека. Он испугался ответственно-сти за больного ребенка…Я любила его, но с каждым днем все реже и реже говорила о своих чувствах – мы просто жили рядом… Нам хорошо было с ним вместе. До тех пор, пока не родилась Наташка…
А сейчас в доме поселилась беда. Каждый молча пере-живал ее, там, внутри, про себя, ушли куда-то откровен-ность и доверие, которые всегда были между нами. И мы уже не были вдвоем не только потому, что между нами была Наташка. Каждый из нас стал ;  сам по себе…
И однажды, после нескольких дней молчания между на-ми, я сказала ему обо всем. Собралась с духом и сказала…
Я сказала, что я не смогу жить без дочери. Что пока все документы еще окончательно не оформлены, я заберу ее домой.
; Ты с ума сошла!
; Ну почему «сошла», Коля?! Ведь это же наш ребенок!
; Сумасшедшая, что ты собираешься делать с больным ребенком дома?!
; То же,  что делают обыкновенные родители с обыкно-венными детьми – воспитывать. И лечить.
; Дура! Тебе же врачи уже все сказали…
;А я им не верю, ; упрямо ответила я.
; Мы ничего не сможем с ней сделать!
- Сможем. Если не сможешь ты – смогу я…
Не обращая внимания на мои слезы и мое упрямство, он начал убеждать меня в ненужности этого ребенка, сказал, что я не смогу уделять ему много внимания, что не имея медицинского образования, я не смогу воспитывать его, а тем более ; лечить…
; Коля, пойми, наш ребенок кроме нас никому не нужен – даже там, в детском доме, где ему должно быть хоро-шо…Ведь там он будет ; как все… И никто не будет лю-бить, баловать, целовать его…Он никому не будет нужен, наш малыш!
; Ну, дорогая моя, ;  развел он руками, ; тогда тебе при-дется выбирать …
; Что значит «выбирать»?! Как ты можешь так гово-рить…Кого – выбирать? Своего ребенка?..Разве ты уже не помнишь, как наша Наташка толкалась ножкой в моем жи-воте, а ты радовался и смеялся…Как придумывал ей имя…
; Аня, успокойся, будь же благоразумной!.. Мы уже не-молоды. Ребенок серьезно болен. Мы не сможем его под-нять… В конце-концов, у меня на это нет ни сил, ни воз-можности...   Да ведь и ты уже не девочка…
; Коля, но это мы ее родили, это мы выпустили ее в жизнь, это мы виноваты во всем!
; Мы не виноваты ни в чем – врачи тебе это уже объяс-нили. Все это ; случайность. Ужасная, кошмарная, но – случайность. И мы никак не сможем ее изменить. Нужно принять ее и смириться. И сделать так, чтобы всем было удобно.
; Когда рождается ребенок, это мало кому приносит удобства…
; Все, хватит, надоело! С тобой просто невозможно раз-говаривать! – взорвался Николай. – Ты бестолкова и упря-ма, как десять тысяч баранов!
Напуганная его грубыми словами, я разревелась…
; Анна, прекрати рыдать и послушай меня вниматель-но…Если мы заберем Наташку домой, будет плохо всем, и ей – в первую очередь, – продолжал он примирительно. – Только там, в детском доме, ей будет лучше всего…За ее здоровьем будут следить врачи, с ней будут заниматься педагоги-специалисты…И когда она немножко окрепнет, подрастет, научится чему-нибудь, мы сможем забрать ее домой. А пока не спеши. Обдумай все хорошенько…
Я понимала, что он во многом прав, но не могла убедить в этом саму себя, не хотела и никак не могла согласиться с ним… ; Нет, Коля, я уже все решила…
; Ну что ж…Если ты сошла с ума…Я умываю руки. Я сделал все, что мог…
; Ты бросаешь нас? – холодно спросила я, враз успоко-ившись.
; Аня, не говори глупостей!.. Но если ты будешь вести себя, как сумасшедшая…
; Вот-вот, с этого и надо было начинать…Что ж, – пожа-ла я плечами, ;  уходи…
; Господи, не говори ерунды! Я же не могу так просто бросить свою жену ;  мать моего ребенка…
;А тебе не нужны ни ребенок, ни его мать!
; Аня, Аня…Ну что же ты говоришь-то!
; Уходи, Коля… Я ненавижу тебя! Не-на-ви-жу! – швырнула я в него не вовремя подвернувшейся под руку книжкой.
Наконец, он не выдержал и жутко разозлился. А как же еще могло быть, если я не слушалась его. Не слышала. Да и не хотела, в общем-то, слушать… А вот к этому – к мо-ему непослушанию -  он не привык… И тогда он назвал меня змеей!
А я не змея, нет.
Ведь я не сделала ему ничего плохого – я просто хотела быть вместе с ним. Я просто хотела любить его и быть лю-бимой…Я только любила нашего ребенка и не хотела бро-сать его на произвол судьбы…
 Это была наша первая крупная ссора, и примирение по-сле нее было бурным…Расслабленно лежа рядом с Нико-лаем, я задумчиво накручивала на палец изрядно поредев-шие кудри своего мужа:
; Николай, Коля…Какое у тебя замечательное имя! Ты знаешь, очень многих известных людей звали на букву”К”: Казанова, Калиостро, Калигула, Квазимодо…Кащей Бес-смертный, Колобок, наконец!
;Да Козел я, самый настоящий плешивый Ко-зел!.. И Квазимодо в придачу. Потому, что тебя обижаю, – вос-кликнул он в ответ.
В один из свободных вечеров мы вышли прогуляться на Баумана. Удивительная эта улица – улица моего детства… Я никак не могу понять, какая сила гонит туда людей, ко-торые неспеша ходят по ней туда-обратно, прогуливаются, разговаривают, встречаются-расстаются… А летом там вообще необычная, всегда праздничная атмосфера ;  как в детстве, на первомайской демонстрации: музыка, шарики, нарядные люди…Кого только не встретишь здесь, чего только не увидишь на этой улице! В этот вечер мы с ужа-сом наблюдали, как 13-14-летняя наркоманка каталась по асфальту, завывая от боли и закатывая глаза. Ее окружили ее ровесники и, лениво потягивая пиво, наблюдали за ее агонией, пока не подоспели стражи порядка и не заволокли их всех в подъехавшую милицейскую машину…
 Как обычно, положила денежку маленькому мальчику, который каждый день неустанно играет на аккордеоне «Прощание славянки» у входа в «Макдональдс» ;  в любое время года и в любую погоду.
С отвращением шарахнулись в сторону от стаи малень-ких попрошаек, ничего, кроме раздражения не вызываю-щих, которых отовсюду гоняют, отмахиваясь от них, как от назойливых осенних мух…
Чуть не попали в самый эпицентр драки, которая ;  как и многие другие ; стихийно возникла и так же стихийно за-кончилась…А вообще, в основной своей массе, прохожие веселятся во всю ;  кто во что горазд: поют, танцуют, пьют пиво, жуют бесчисленные сосиски, хрустят «чипсами»… Словом, как и во времена моей молодости, улица осталась тем же «бродом», куда по вечерам на тесные тротуары, ис-пуганно жмущиеся к домам, выходила на прогулку моло-дежь. Соблазнов тогда было немного: кинотеатры «Роди-на» и «Татарстан», где за 20 копеек можно было посмот-реть ультрасовременные фильмы, и кафе-мороженое «Елочка» ; сейчас там находится шикарный «Банк-клуб» ; где главной «фишкой» было морожение «Казань утлары»: пломбир с вареньем, чак-чаком, политый ромом или спир-том, который поджигался перед подачей на стол…
Мы молча гуляем по улице, делясь воспоминаниями, и в то же время ;  предоставленные самим себе, каждый – в своем мирке, каждый ;  думая о своем…
Поужинав в уличном кафе, мы вернулись домой доволь-ные и умиротворенные.
Николай как-то быстро сморился и уснул на диване под журчание телевизора, а я сидела с журналом на кухне, грызла печенье и отгоняла кота Персика, который скреб меня лапой и жалобно ныл, выпрашивая положенный ему кусочек
; Отстань, не приставай…Киски вообще не едят пече-нье…Отстань, сказала! – воскликнула я и скинула вконец обнаглевшего кота с колен.
; С кем ты тут? – вдруг появился в дверях заспанный Николай, напомнивший мне старую детскую сказку о Мойдодыре, который «вдруг из маминой, из спальни…».
; Да с котом – с кем же еще!
Николай недоверчиво покосился на меня, обвел глазами кухню и провозгласил: ; Гаси свет и отправляйся спать. Хватит полуночничать! Никакого покоя нет… ; пробурчал он, широко зевая.
Все, жизнь остановилась – мужчина хочет спать… Раз-говаривать ни с кем нельзя – даже с котом, читать нель-зя…Жить – нельзя! Небрежно швыряю в надоевшего кота журналом и, демонстративно задев плечом застрявшего в дверях мужа, ухожу в ванную. Вот оно ; достойное меня место!..Под умиротворяющий шум воды можно попеть – этот злобный гадкий муж меня не услышит. Можно всплакнуть, если хочется, поделиться сама с собой ново-стями, посоветоваться – опять же с собой… Любимому мужу не до таких мелочей!..Так что здесь – то, надеюсь, я уж никому не помешаю…
;Ты чего, с ума сошла?..Что ты тут делаешь, на ночь глядя? Иди спать сейчас же! Никакого покоя нет в доме… ; снова возник он в дверях, как призрак замка Мориссвиль.
; Не могу, милый, ;  слащаво улыбаясь, говорю я. – Вот, рубашоночка твоя замочена, бельишко кой-какое…Короче, дорогой, спать мне некогда – делов  полно. А ты – спи…
; Сумасшедший дом!.. Дай мне носки – я пойду спать на улицу!
; Носки твои, ;  отвечаю я злорадно, ; того,  тю-тю, на ветру сушатся… Поздно, Коля, пить «Боржоми», когда почки отвалились!..
Ответом на мой выпендреж послужила громко хлопнув-шая дверь и отвалившаяся вслед за ней штукатурка. Нервы у обоих – ни к черту. Особенно, сейчас, после рождения Наташки…И опять ; ссора на ровном месте…И опять, словно кнутом обожгло это слово – змея…
Ах, если бы я, действительно, была змеей!
Я обвила бы его своим сильным телом, сжала бы в своих объятиях, и никуда не отпустила…
Но, к несчастью, я – не змея. Я просто – женщина...      
Женщина, которая любит.
Однажды раздался телефонный звонок, поставивший окончательную точку в наших непонятно-затянувшихся   отношениях:
; Николая можно? – прозвучал в трубке неуверенный молодой женский голос.
; Николая нет. А что вы хотели?
; Тогда мне нужна Анна…простите, отчества я ее не знаю.
; Это я, слушаю вас.
; Он, правда, больше с вами не живет?
; Что значит «не живет»?..Кто это?
; Неважно. Одна знакомая…
; И что же хочет от меня эта таинственная знакомая? – не подозревая еще подвоха, спросила я.
; Знаете…Мы с Колей давно любим друг друга…У меня скоро будет от него ребенок. И если вы желаете ему добра, не мешайте нашему счастью. Отпустите его.
; Но я его, вроде, и не держу… ; растерянно ответила я.
; Зато он за вас держится. Говорит, что не может оста-вить вас и вашего больного ребенка…Это правда?
; Что наш ребенок болен – правда. Но про все остальное, наверное, надо у него самого спросить…
; Я и спрошу, вы не беспокойтесь. С ним мы сами все решим. Только вы, пожалуйста, не мешайте нам.
; Позвольте, но по какому праву…
;По праву единственной любимой женщины – гордо и с вызовом ответила она и повесила трубку.
Да что же это такое! Еще не хватало, чтобы мне звонили какие-то его бабы и шантажировали меня…Со смешанным чувством растерянности и злости хватаю телефонную трубку, чтобы сообщить об этом звонке Николаю, находя-щемуся на работе. Набираю номер, бездумно уставившись на экран телевизора, на котором вдруг с неимоверной ско-ростью начинают переключаться каналы. «Ну, вот, еще и телевизор сломался…».Прикладываю к уху пульт, который я приняла за телефонную трубку и, не слыша гудка, рас-страиваюсь окончательно: «И телефон не работает…». На-конец, поняв свою ошибку, обессиленно опускаюсь в крес-ло. Господи…
Вечером мне предстоял не самый приятный разговор с Николаем. Я боялась этого разговора, боялась услышать правду, но в то же время, мне хотелось поставить все точ-ки над i. С нетерпением посматривая на часы, я почти ав-томатически передвигалась по комнате
; Ну, как наши дела? – ворвавшись в комнату и поцело-вав меня в щеку, первым делом спросил мой муж.
; Нормально, ; рассеянно ответила я.
; Что-то случилось? – обеспокоенно спросил он, скло-нившись надо мной.
; Да нет…
- Не обманывай меня, пожалуйста…Ты сегодня такая не-обычная…
; Коля, это смешно… Вернее, совсем не смешно… Во-общем, сегодня был какой-то странный звонок…
; Ну-ка, ну-ка, рассказывай, – уселся он рядом, обняв меня за плечи и крепко прижав к себе. ; Надеюсь, ничего страшного ни с кем не произошло?
; Пока не знаю…Но, может быть, что-то и произошло…
Наконец, собравшись с духом, я спросила: ; Ко-ля…Давай поговорим серьезно…Я знаю, у тебя другая женщина…
; Не говори глупостей! – отодвинулся он от меня. – У меня одна-единственная женщина – это ты, ; начал он це-ловать меня в шею..
; Подожди, не перебивай, пожалуйста…Я знаю, ;  уп-рямо повторила я, ; у тебя есть другая женщина.. И у нее скоро будет ребенок…
; Что ты говоришь! Кто наплел тебе эту чушь?! – воз-мущенно воскликнул он.
; Коля, но это же не чушь…
; «Не чушь»…Действительно, это не чушь… Ань, ты права. Но откуда ты знаешь?.. – враз осипшим голосом по-терянно спросил он.
; Значит, это правда?
Отодвинувшись от меня, Николай вскочил на ноги, бы-стрыми шагами подошел к окну и замер там, засунув руки в карманы. ; Можно я закурю? ;  повернулся он ко мне, заметно нервничая и избегая смотреть мне в глаза.
; Кури, ;  почти неслышно ответила я, ожидая от него продолжения разговора.
; Аня, я виноват перед тобой…Не знаю, сможешь ли ты меня простить… ; он прокашлялся, отмахиваясь от табач-ного дыма, который вопреки всем правилам пополз не на улицу, а в комнату. – Все это звучит достаточно баналь-но…Я обманул тебя…Предал…И нет мне прощения! Я не хочу врать тебе - я не хотел обманывать…Конечно, можно сказать, что это детский лепет, но так получилось...      
; Получилось так, что теперь эта женщина ждет от тебя ребенка?
; Да…
; И хочет, чтобы ты на ней женился…
;Я хотел доказать себе, тебе – да и всем!– что я не вино-ват в том, что произошло с Наташей!
; Но не таким же путем!.. Ты же обманул не только меня – ты обманул и эту женщину…Она, видимо любит тебя, если решилась родить ребенка…
; Да какая там любовь! Одинокая женщина. Хотела для себя родить ребенка, а теперь вдруг вообразила невесть что…Тебе вот звонить начала…Что мне теперь делать?
; Коля, это не мое дело – у меня своих проблем хватает. Разбирайся с ней сам. И поступай так, как тебе совесть ве-лит. Насильно жить ; со мной или без меня ; я не могу  заставить.
; Я не хочу и не могу без тебя…
; Это только тебе решать.А насчет Наташи… Ведь я ни-когда не обвиняла тебя…Да ты и сам знаешь, что нашей вины здесь нет…
; Знаю. Но ничего не могу поделать с собой…Ты прости меня, Анечка…Ты же знаешь, как я любил нашего нерож-денного ребенка, как радовался его появлению на свет…А сейчас…Я ничего не могу с собой поделать. Не могу при-нять ее. Не могу заставить себя полюбить ее…Я так вино-ват перед вами… ; Николай сел на диван и со стоном об-хватил голову руками.
; Коля, милый, ; присела я рядом, прижавшись к нему, ;  все это не так страшно, как кажется…Среди таких, как на-ша Наташа, много необыкновенных людей ;  артистов, ху-дожников… Я где-то читала, что Сильвестр Сталлоне – тоже такой же. А ведь ни у кого даже мыслей не появляет-ся...И в кино снимается, и целую кучу детей наро-жал…Они же очень способные! Их многому можно нау-чить…А самое главное – они очень добрые и нежные. Прочто они – вечные дети…
; Анечка, дорогая моя, не уговаривай меня…Я все по-нимаю, но ничего не могу поделать с собой…Я люблю те-бя. Я хочу полюбить нашу дочь, но…не могу…Прости ме-ня, родная…Прости… ; опустился он передо мной на ко-лени.
; Коля, перестань…Ну что ты делаешь… ; попыталась я его поднять.
; Аня…Разреши, пожалуйста, мне уйти…Я не могу больше так…Я должен пожить один. Я должен решить для себя, как мне быть дальше. Для этого я должен пожить один.
; Хорошо, – почти спокойно ответила я.
; Я не бросаю тебя, не ухожу к другой женщине…Мне просто нужно подумать.
; Я поняла. Думай. Столько, сколько тебе нужно…И решай. Столько, сколько тебе нужно…А я забираю домой Наташку.
Ах, если бы я была змеей… Я обвила бы его своим силь-ным и скользким телом, сжала бы в своих крепких объяти-ях и никогда не отдала бы другой женщине…Но я – не змея…Как жаль, что я не змея, а просто женщина, которая просто хотела любить и быть любимой…Я искала счастья в семье, но – увы…
Николай ушел на время, а оказалось – навсегда.
Но моя жизнь на этом не остановилась.
С годами моя Наташа превратилась в симпатичное бело-курое создание с голубыми глазами – ни в отца, ни в мать;  и по ее внешнему виду о ее болезни мог догадаться только специалист. Я, конечно, постарела – да и до пенсии оста-лись считаные месяцы…Но я время зря не теряла: прочи-тала массу литературы, консультировалась с различными специалистами в области психиатрии и неврологии…
Однажды один из них дал посмотреть мне видеокассету, и я увидела удивительный фильм – спектакль «Горе от ума». Чацкого играет парегнь с синдромом Дауна. И когда он появлялся на сцене, зрители вздрагивали. Такие же рас-косые, как у моей Наташки, глаза, круглое лицо, не совсем четкая речь… Он почти не знает слов. Но он играет так ис-кренне, что текст ему, вроде бы, и не нужен. Это не просто человек, влюбленный в Софью, а человек, влюбленный в актрису, играющую Софью. В нем нет ни злости, ни высо-комерия – он необычайно нежен и мягок, не похож на дру-гих. Он так несчастен и одинок …Самый печальный мо-мент, когда Чацкого признают сумасшедшим. Он медлен-но, мучительно вспоминая слова, говорит Софье:
«Душа здесь у меня каким – то горем сжата,
И в многолюдстве я потерян, сам не свой…»
А после слов «пойду искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок» вместо известных слов «карету мне, карету!» он неожиданно говорит: «Этот уголок счастья обязательно где-то есть…где-то есть…» И уходит, обли-зывая высохшие губы…И тут же, чуть не сбивая Чацкого с ног, на сцену выскакивают дети. Они пляшут, поют, ку-выркаются, читают стихи… Все они – с синдромом Дау-на…
«Господи, ;  оглушила меня мысль, ; и всему этому я смогу научить свою дочь?!»…
К счастью, в роддоме врачи чуточку ошиблись. Наташа не была дауном – у нее был синдром даунизма. Впрочем, по большому счету, для неспециалистов и непосвященных – разница небольшая. Для меня же это был первый и един-ственный шанс что-то изменить в ее маленькой жизни. Ра-боту я все-таки не бросила. Конечно,я не смогла бы сде-лать этого, если бы мне не помогал Николай. Не сложи-лось у него что-то в новой семье…Он все время сравнивал свою новую спутницу со мной, и не раз хотел вернуться обратно. Да и я тоже пыталась вернуть все на круги своя… Но если когда-то нам было хорошо вдвоем, жизнь втроем никак не получалась…И он уходил вновь. А мы снова ос-тавались вдвоем…
Но скучать нам с Наташей было некогда. Благодаря мо-им друзьям, она никогда не оставалась без билетов в ку-кольный театр или на елку. В ее день рождения -  17 ок-тября -  наш дом был полон гостей и буквально ломился от игрушек и сладостей.
На работе к моим проблемам отнеслись с пониманием и всегда предоставляли мне массу свободного времени, и я имела возможность водить ее в танцевальный кружок, по-казывать лучшим специалистам, консультироваться с из-вестными врачами в области психиатрии.
Судьба, редко благосклоная ко мне, сделала мне еще один чудесный подарок. Негаданно-нежданно на голову нам с Наташей буквально свалилась Колина тетка из Во-ронежа, которая только называлась теткой, а сама была всего-навсего года на два старше своего племянника. На вредном производстве она заработала себе пенсию, могла позволить себе побездельничать, но ее затянувшееся деви-чество не давало ей спокойно сидеть дома, и Надежда Фе-доровна, однажды появившись в нашей Казани, так здесь и прикипела душой ко мне, а особенно – к моей дочке. На-ташка была сообразительной и способной, да и наши с На-деждой усилия не пропали даром. Мы очень любили ее и проводили с ней очень много времени.
Однажды я заметила, что Наташка очень хорошо реаги-рует на музыку. Если звучала веселая песенка, как, напри-мер, из мультфильма «Волк и семеро козлят», то она кру-тила ручками, качала головкой, неуклюже кружилась на месте. Она еще говорить не умела, а мелодию на детском пианино, подаренном ей на день рождения, вопроизводила безошибочно. Первые слова она произвесла в пять лет, ко-гда в парке Горького мы дали ей прокатиться на пони: «По-о-ня». Обычно, с таким диагнозом дети бывают труд-нообучаемы, но к своим 10 годам Наташа училась во 2 классе вспомогательной школы, умела читать, освоила не-сложный счет, знала простейшие геометрические фигуры, умела различать цвета. В классе она была любимицей – ласковой, доброй и послушной девочкой. Она всегда от-кликалась на любые просьбы и с готовностью бросалась их исполнять.
Но не было для нее большего удовольствия, чем наблю-дать за приготовлением пищи и принимать в домашних заботах самое активное участие.
Вот все, вроде бы, было хорошо…Если бы не ужас, ко-торый, порой, настигал нас в самый неожиданный момент.
Вдруг совершенно непонятно, по какой причине, у На-таши начиналась истерика. Во время этих вспышек гнева она кричала, колотила руками и ногами, вырывалась… Мы с Надеждой придумали лекарство, которое называли про себя «обнимашки». Кто-нибудь из нас хватал ее в охапку и крепко прижимал к себе, не обращая внимания на ее крики и метания. Иногда это продолжалось полчаса, иногда – час…Когда длился этот бесконечный приступ, и я держала это маленькое, такое родное, трепещущее тельце в своих руках, мне казалось, что если я отпущу ее, она рухнет в пропасть…Врачи не обещали ничего утешительного. Только предостерегали: «Не оставляйте ее в одиночест-ве…».
Тот день, 15 июня, я никогда не забуду, я помню каждое его мгновение…Четко, как на черно-белой фотографии, вижу голубое небо с белоснежными перистыми облаками, яркое – до боли в глазах – солнце, сочную зеленую траву на газонах…
Я освободилась пораньше, и мы с Надеждой, забрав из школьного лагеря Наташку, пошли на прогулку в Кремль. Девочка, отдав мне ранец с игрушками, весело скакала впереди…Вдруг она споткнулась и как-то неуклюже пова-лилась на землю…Сначала мы с Надеждой не придали этому особого значения – мало ли что бывает с детьми… Но увидев, что она не двигается, мы кинулись вперед: «Наташенька!»…
Девочка лежала на асфальте вниз лицом. Подбежав к ней, я схватила на руки обмякшее безжизненное тельце своей дочери: белое, без кровинки лицо, посиневшие гу-бы…
; Наташка, Наташка!...   Господи…Надя, она не ды-шит!…
; Сейчас, сейчас, Анечка, не волнуйся…Сейчас вызовем «Скорую»…
; Но она не дышит! – крикнула я, прижав ухо к Наташ-киной груди…
«Скорая» приехала, на удивление, сразу. Только все рав-но было уже поздно…«Сердце…» – развел руками врач. ; К сожалению, ничего сделать невозможно…»
Все остальное было -  как дурной сон. Или триллер, в ко-тором мою роль играет женщина, очень похожая на меня…
Я молча, качаясь, как китайский мандарин, глядела и не могла наглядеться на мертвое лицо своей дочери, укра-шенное веночком из голубых незабудок – под цвет ее глаз, на белокурые волосы, нежно обрамляющие ее головку…Я больше ничего не видела вокруг – только ее…
Время в тот миг остановилось для меня.
Я словно умерла…
На сердце был лед…
В легких не хватало воздуха…
Хотелось плакать, кричать, топать ногами…
Но не было слез…
И не было сил…
Мои дети, мои два мальчика, не оставляя меня ни на ми-нуту, молча сидели рядом и гладили мои руки…
Мне никто не был нужен.
Я не видела ничьих сочувствующих глаз, не слышала ничьих утешительных слов – я видела и слышала только свою дочь, свою маленькую Наташку.
Организацию похорон и все заботы по оформление бу-мажек Николай взял на себя, благодаря чему у меня была возможность не покидать ни на мгновение мою Наташку.
Ведь с каждой минутой, с каждым часом у нас остава-лось все меньше времени побыть вместе…И совсем не ос-тавалось времени ;  поговорить…
; «Наташенька, доченька…».
; «Не плачь, мамочка…Я здесь» – ответила мне ее душа.
; «Солнышко мое, как же я теперь без тебя?»
; «Мне хорошо здесь, мама.»
; «Наташенька, прости меня…Прости, что не уберег-ла…»
; «Не плачь, мамочка, не плачь. Ведь я же все равно с тобой…»
; «Доча, тебе не страшно там?»
; «Нет, мамочка, не волнуйся. Здесь тепло, здесь много цветочков… Здесь красиво…И музыка играет…Только ты не забывай меня, мамочка…»
; «Наташенька, доченька, не уходи! Как же я без тебя теперь…»
; «Я не могу остаться, мамочка… Не могу…Но ты силь-но не грусти по мне, ладно?..Ведь я всегда буду с тобой… До свидания, мамочка, меня зовут…Мне надо идти…Не плачь, никогда не плачь обо мне, а то мне будет трудно без тебя… До свидания…»
Я почувствовала около своего лица дуновение ветерка, и словно легкий детский поцелуй коснулся моей щеки – это моя доченька, моя последняя радость прощалась со мной…
После ее смерти многое изменилось в моей жизни. Она ушла, но остались воспоминания о ней: открытая книжка со сказками на письменном столе, недорисованный рису-нок, недошитое платье для куклы …Каждый мой вечер на-чинался и заканчивался перебираением и рассматриванием Наташиных фотографий, пока я не поняла, что скоро сойду с ума. Тогда в один из выходных дней я набила две огром-ных сумки ее игрушками и одеждой и – к великой радости детишек – отвезла своей старой знакомой, тете Капе, до сих пор работающей в детском доме. Увидев меня впервые за 10 лет, она все поняла сразу,
; Ой, доча, горе-то какое… ;  заголосила она. – Как же не уберегли-то мы ее…
Обнявшись с этой маленькой сухонькой старушкой, не имеющей своей семьи, всю жизнь посвятившую больным детям, разделившей со мной мое несчастье, я впервые за несколько дней, прошедшие со дня Наташиной смерти, с облегчением разревелась, уткнувшись ей в плечо…
А потом потекли тоскливые серые дни.
От одиночества у меня было замечательное лекарство ;  работа. К счастью, недостатка в ней не было никогда, а дома меня теперь никто не ждал, поэтому можно было не спешить. Спасибо друзьям – они по- прежнему меня не за-бывали. Вытаскивали на всяческие «междусобойчики», дни рождения и «шашлыки». Даже женихов мне подсовы-вали…Только не до них мне было сейчас...      
Дети тоже были рядом – звонили, справлялись о само-чувствии, чаще привозили ко мне внуков, стараясь хоть немного утолить мою печаль.
Надежда вернулась в свой Воронеж ;  здесь ее больше ничего не удерживало. Она часто писала, не забывая по-здравить меня как с бывшими ;  советскими, так и с сего-дняшними  российскими ; праздниками.
Наше ;  общее с Николаем горе ; поначалу сблизило нас. Он приходил ко мне почти каждый вечер, молча сидел рядом, молча смотрел телевизор, молча ужинал…Я чувст-вовала, что он ждал моих слов: «Останься!», но я ничего не говорила ему. И тогда он снова и снова уходил от меня. В свою семью. К своей жене. К своему ребенку.
О Наташе мы старались не говорить – это было очень больно. Лишь однажды он, словно, упрекнул меня: «Вино-ваты мы с тобой. Не надо было забирать ее из детского до-ма. Это все ты со своим бараньим упрямством! И все бы у нас с тобой сейчас было хорошо…». Слово за слово ;  раз-горелся жуткий скандал. Мы начали обвинять друг друга во всех смертных грехах, я что-то недоброе сказала о его нынешней жене…
«Змея!» – крикнул он мне в лицо и ушел, хлопнув две-рью…
Теперь его тоже ничего не удерживало рядом со мной…
Как жаль, что я – не змея…
Может быть, тогда я смогла бы удержать Николая…
Может быть, тогда я смогла бы спасти свою дочь…
Может быть, тогда я была бы счастлива…
Может быть, тогда я не была бы так одинока…
 А я просто любила.
И хотела быть любимой.
Я просто любила нашего ребенка.
И не хотела бросать его на произвол судьбы…
Как жаль, что я – не змея…
И сегодня мне по – прежнему снятся змеи…
Кроме них у меня не осталось никого – только они – и я…
Я боюсь их, я просыпаюсь c чувством омерзения от при-косновения их холодных скользких тел…
 Я знаю, что сегодня они ужалят меня или задушат в своих крепких объятьях. И тогда я не проснусь…
 Ведь так же крепко когда-то обнимал меня ты…
 Так же крепко сегодня обнимет меня наша дочь…
 А когда-то мы все были вместе…