Ничего не может быть противнее лжи и клеветы...

Быть справедливым, правдивым и чутким к людям учит нас партия. Ничего не может быть противнее лжи и клеветы. Клевета может безжалостно убить человека или поставить его в такое глупое положение, когда он не знает, как выйти из него, при этом  иногда может принять неправильные решения. Клеветник же тайком наблюдает за его переживаниями и наслаждается результатами своего подлого черного дела. Говорят, что у лжи короткие ноги, но всем известно, что она вредна и опасна. На основании ложных данных принимаются иногда для общества и отдельных людей неправильные решения. Человек немного пострадавший ото лжи и клеветы более остро воспринимает это уродливое явление, к сожалению, до сего времени еще сохранившиеся в нашем обществе. Он в первую очередь старается сам не допустить подобного.
Под май 1941 года облеченный большим доверием товарищей и начальства я явился на службу, имея серьезные планы по работе. У меня было отличное настроение. Я был готов пойти в огонь и воду за наше общее дело…
Вдруг настроение у меня резко изменилось в худшую сторону. В коридоре управления, где я проходил службу, меня, встретил секретарь начальника управления Г., который с ехидной улыбкой сказал, что я должен перед большим начальником отчитаться за свои «художества» и получить взыскание. Я подумал, что он меня разыгрывает…
Но, встретив его надменный взгляд, я понял, что он не шутит, что, в самом деле, случилось что-то…
Я попросил Г. Объяснить суть дела, но он не стал со мной разговаривать. Товарищи хорошо знавшие Г., объяснили мне, что он непорядочный человек, всегда занимающий сторону сильного, а что касается справедливости, то она его не интересует. Над слабым он может даже злобно куражиться. После встречи с Г. У меня наступило какое-то безразличие, опустились руки, ничего не хотелось делать. Мне уже было не до планов. Примерно через час меня вызвал комиссар госбезопасности – начальник управления. Он в очень резкой форме потребовал объяснения, почему я в прошлый выходной день, будучи в нетрезвом состоянии обнажил пистолет на постового  милиционера, охранявшего здание нашего управления. Он достал из стола и зачитал рапорт милиционера, одновременно потребовав, чтобы я признался в этом. Я ответил, что в нетрезвом состоянии не находился, милиционера не видел и оружия не обнажал. Для убедительности сослался на товарищей, с которыми находился в это время в клубе. Комиссар мне не поверил и угрожающе сказал: «Признаешься, накажу в дисциплинарном порядке – не признаешься под трибунал пойдешь!»…
Мои объяснения он слушать не пожелал, а предложил пойти к себе и подумать. Из его кабинета я вышел как оплеванный. У меня все валилось из рук, я нервничал, и делать уже ничего не мог. Про себя даже подумал: «Зачем пришел сюда на службу, если нет здесь справедливости».
В это же время ко мне в кабинет забежал мой сослуживец Б. старший по возрасту товарищ. Он сказал, что инцидент с милиционером произошел у него. На грубые действия, которого, он ответил грубостью и показал ему пистолет. Отвечать же за это приходится не ему, мне. Б. просил меня пока об этом разговоре никому не говорить и далее сказал, что если дело со мной будет усложняться он пойдет к комиссару сам и все расскажет, как это было в действительности. Услышав эти слова, мне стало как-то легче, я понял, что не перевелись еще порядочные люди, и решил никому не говорить о разговоре с Б.
 О моем вызове к комиссару узнал Б.И., он был в то время секретарем парткома управления. Он тоже пришел ко мне, поверил моему объяснению, пошел к комиссару и убедил его в том, что к милиционеру я не имел никакого отношения, что в данном случае произошла ошибка. Немного позднее  было выяснено, что после описанного случая с Б., милиционер зашел в помещение управления и спросил у вахтера кто из сотрудников, работающих в этом здании высокий, худощавый. Вахтер ничего не подозревающий, назвал мою фамилию в числе фамилий двух других  сотрудников. Милиционер, не долго думая, настрочил рапорт на имя комиссара и оклеветал меня. Потом, будучи на следственной работе, я очень скрупулезно проверял все поступавшие на граждан заявления, показания допрашиваемых, особенно тщательно выяснял взаимоотношения между проходившими по этим материалам лицам. Это делал я в соответствии с требованиями Уголовного Законодательства (ст.III УПК РСФСР, а потом УПК РСФСР) и, безусловно, с целью не допустить со стороны заявителей и допрашиваемых сговоров, лжи и клеветы…
Такие случаи, хотя и не часто, но встречались в моей практике. О некоторых из них я и хочу рассказать.
В 19… году Ш. – сотрудник нашего управления хотел показать себя выше своих сослуживцев, хотя никакими преимуществами перед ними не обладал, наоборот, в работе был слабее многих из них, да и в личной жизни был неудачник…
Находясь в командировке в одном из пунктов, где я, в то время молодой сотрудник, впервые самостоятельно проходил службу, он принял (по его просьбе) заявителя Б., на мой взгляд, душевно больного человека, который письменно доложил ему свою бредовую идею – охарактеризовал прораба З. как отъявленного врага советской власти, действовавшего с некоторыми своими друзьями по заданию одного империалистического государства. Поскольку эти данные были от Б. получены как от здорового человека, и в военное время решение по ним  требовалось принять незамедлительно начальник местного подразделения госбезопасности Т., которому Ш. доложил эти материалы, высоко оценил их и деятельность докладчика. Молодым сотрудникам, в том числе и мне, рекомендовали брать с него пример и учиться у него как надо работать, а учиться у него как раз было нечему. По окончании командировки Ш. уехал, а материалы, о которых  сказано выше, по указанию Т. оставил мне для принятия по ним соответствующего решения, то есть он хотел сделать для себя «славу», но чужими руками. Ознакомившись с этими материалами более подробно, я усомнился в их правдивости и решил более тщательно их проверить. Проверка показала, что ни один эпизод, указанный в заявлении Б. не подтверждается, и как я тогда понял, является плодом бредовой деятельности, по-видимому, очень больного человека и результатом поверхностного необъективного подхода к делу Ш., имевшего к тому же карьеристские тенденции. За эти, можно с уверенностью сказать «липовые» материалы по представлению Т. был повышен в должности Ш., а точнее сказать его выдвинули на руководящую работу…
Я пытался убедить Т. в том, что Ш. оставил мне «липовые» материалы, полученные от больного, не заслуживающего  доверия человека. Ш. допустил грубую ошибку, что не принял мер к проверке этих материалов, но и безответственно внес предложения о немедленной их реализации. Мои доводы по этому вопросу во внимание Т. не принял и сказал, что я еще молод и ничего не понимаю. Мне пришлось думать, как выйти из этого положения, какие нужно принять меры, чтобы за тюремной решеткой не оказались по сути дела невинные  оклеветанные психически больным человеком прораб и его друзья. Найти выход из этого положения мне помог опытный чекист Н.Л., приехавший ко мне в командировку. Я рассказал ему суть дела и попросил его помочь объективно разобраться с материалами, оставленными Ш. Он внимательно прочитал их и вполне согласился с моими доводами. Н.Л. помог доказать Т. недоброкачественность материалов, оставленных мне по сути дела шкурником и карьеристом Ш.
      Вот таким образом была предотвращена ошибка. Материалы были забракованы, а прораб и его друзья остались на свободе. Необходимо сказать, что Ш. в практике своей работы, чтобы возвысить  себя перед другими стремился преувеличить свою работу, приукрасить факты, показать в отчетности такие «свои» действия, которых фактически  не проводил. Подробные его отчеты начальством читались лучше других, хотя в них было явное очковтирательство и мало правды. Не смотря на это, Т. перед высшим начальством выдавал Ш. за хорошего перспективного работника.
Вот другой пример, когда в результате тщательной проверки материалов удалось предотвратить возможную судебную ошибку.
В конце 1941 года жительница г. Москвы, которую условно назовем Л., получила извещение, что ее муж К. пропал без вести. Где, когда и при каких обстоятельствах он пропал, в извещении сказано не было. Немного погоревав, она постепенно стала его забывать. Супружеская жизнь у нее с К. продолжалась недолго. Познакомилась она с ним примерно за полтора года до начала войны…
Нельзя сказать, чтобы она его сильно полюбила, но, перейдя к нему на жительство, скоро почувствовала себя хозяйкой. Жили они вроде бы дружно, не ругались, вместе ходили на работу, а иногда и в кино. Детей у них не было. Получив извещение, Л. не могла понять, как это живой человек мог пропасть, да еще и без вести…
Потом она решила, да в этом ей помогли подруги, что муж ее погиб на войне и больше к ней никогда не придет. Поверив в его гибель, Л. познакомилась с другим мужчиной и вступила с ним в близкие отношения. Фактически он стал ей вторым мужем. Шли долгие военные дни, недели, месяцы, годы, а от К. не поступало вестей, как и от многих других вместе с ним ушедших на фронт… Вскоре после окончания войны к себе домой в московскую коммунальную квартиру, в свою небольшую комнатушку вернулся больной, постаревший и сильно истощенный К.
 На лице у него просматривались морщины и нездоровый румянец. Он сильно кашлял во в не особенно чистый платок, отхаркивался кровью. Увидев жену, он немного растерялся, а потом собрался с духом и сказал:       «Думал, что не доведется с тобой, дорогая, увидеться на этом свете». И пояснил, что был в немецком плену, что очень тяжело и трудно было, что нажил там открытую форму туберкулеза. Жена встретила К. неласково как чужого и совершенно ей ненужного человека. Как быть дальше она не знала, но понимала, что совершенно отвыкла от  К. и жить с ним – тяжелобольным заразной болезнью в одной комнате она не сможет. А другой, кроме его комнаты, жилой площади у нее нет. К. тоже понимал это, но уйти в таком состоянии из своей комнаты он не мог…
Ни родных, ни знакомых, у которых он хотя бы мог остановиться на жительство, у него не было. Что касается развода с женой, то в этом вопросе у него не было трудностей и препятствий. Трудность состояла в том, что они на двоих имели одну небольшую комнату, которую невозможно было даже перегородить. По совету некоторых недобрых людей Л. решила избавиться от мужа и завладеть его комнатой, но как это сделать она не знала. Пойти на его физическое уничтожение она не решалась, да и не хватало духу. После долгих раздумий, она договорилась с сожителем и некоторыми его друзьями написать в следственные органы клеветническое заявление, обвинив К. в тяжком  государственно преступлении, за которое он подлежал немедленному аресту и осуждению. Сделать это черное дело бессердечные люди решили под видом советских патриотов. Они написали, что разоблачают врага советской власти,  возвратившегося из немецкого плена. Ознакомившись с заявлением Л., о якобы проводимой ее мужем враждебной против Советской власти деятельности, я и мой новый начальник М.М. не поверили в то, что там было написано. Особенно нас насторожило то, что заявление на К. написала его законная жена, а подписали его и ее приятели.
Как потом было установлено, К. был оклеветан группой недобросовестных жестоких людей во главе с его женой, с целью избавления от него и чтобы Л. стала единственной хозяйкой его комнаты.
Тщательно проверив материалы в отношении К., мы руководствовались партийной совестью и действовали в то время советскими законами. Поскольку оговор К. был тщательно продуман, предотвратить судебную ошибку было нелегко, но правда восторжествовала и по этому делу. Следует сказать, что находились горячие – безответственные люди, поверившие в заявление Л. без его должной проверки, но потом и они поняли свою ошибку. Проверяя материалы на вышеупомянутых лиц, я вспомнил нелепый случай, когда меня оклеветал, может быть даже не сознательно, по ошибке, милиционер и какие в связи с этим у меня были переживания. Поэтому в своей работе я всегда боролся с ложью и клеветой. Некоторые далеко непорядочные люди идут на ложь и клевету с целью отмстить кому-либо.  Приведу пример жестокой мести из низменных побуждений, с которыми мне и М.М.  пришлось встретиться в работе…
В следственные органы поступило заявление двух учительниц о том, что Б. – речник по профессии, проживающий в г. Рыбинске (ныне г. Андропов), Ярославской области виновен в совершении тяжкого государственного преступления…
В процессе проверки этого заявления было установлено, что после окончания Великой Отечественной войны Б. как речника для работы по специальности судьба забросила на Волгу в портовый город Рыбинск. До войны за какое-то малозначительное преступление он был в заключении. Потом его призвали в армию, и он в составе одной из частей морской пехоты воевал с фашистами, затем испытал немецкий плен…
Поступив на работу в Рыбинский речной порт, и кое-как устроившись с жильем, Б. стал разыскивать свою жену, от которой уже несколько лет не имел весточки…
Однажды, идя с работы, домой он случайно познакомился с женщиной примерно на 8 лет моложе его, учительницей по специальности. Немного позднее он познакомился с ее подругой, тоже учительницей. Трудно понять и объяснить, как это случилось, но Б. с обеими этими женщинами стал сожительствовать, о чем они обе хорошо знали и друг к другу его не ревновали. Подобного рода взаимоотношения с Б. их устраивали. При знакомстве с этими женщинами Б. не скрыл, что женат, что  разыскивает жену, потерявшуюся во время войны и в данный момент не знает где она находится, жива или нет. Наконец от жены Б. получил письмо, в котором она сообщала, что жива и здорова, рада, он нашелся, что срочно выезжает к нему. Чтобы не попасть впросак перед женой Б. встретился с подругами, рассказал им о предстоящем приезде жены и объявил, что в дальнейшем порывает с ними всякие отношения. Этим сообщением женщины остались недовольны. Они порекомендовали Б. жену отправить обратно, а с ними продолжить прежние отношения. Когда Б. отвергнул их предложение, женщины пообещали отомстить ему за измену. На этом разговор между ними прекратился. В последствии, в целях реализации своей угрозы, они, по обоюдной договоренности, написали заявление в органы госбезопасности, обвинив Б.  в совершении тяжкого государственного преступления, точнее говоря, оклеветали его. Чекисты тщательно проверили эти заявления, затратив на проверку много драгоценного времени, и отвергли их как не соответствующие действительности. Победа в этом случае заключалась в том, что восторжествовала правда, а клевета осталась клеветой.
Иногда к клевете прибегают нечестные люди, чтобы запугать кого-либо и добиться от жертвы для себя выгод. Из этих низменных побуждений клеветники пишут анонимные заявления в разные высшие инстанции, на проверку этих заявлений тратится много дорого времени. Мне вспомнился случай, когда дочь вместе со своим мужем написала злостное анонимное заявление на своего родного отца. Точнее сказать эту анонимку исполнил муж, но с согласия и даже под диктовку жены. Это было осенью 1960 года, когда за городом стояла пасмурная и дождливая погода, когда была непролазная грязь, вызванная затяжными ненастными дождями. Вот в такую погоду, накануне праздника Великого Октября, мне на проверку поступило анонимное заявление, адресованное в высшие инстанции о том, что у жителя п. Щербинка по имени Н., ранее проживавшего в Смоленской области, в годы немецкой оккупации дружившего с фашистскими офицерами,  вместе с ними ходившего на охоту и подозревавшегося в предательстве, хранится боевое оружие – наган. Это оружие он, как сказано в заявлении, намеревается использовать в преступных целях. Известно, что боевое оружие в ненадежных руках всегда представляет опасность обществу. Особенно оно опасно, когда оказывается в руках у лиц враждебно настроенных к советской власти или у хулиганствующих элементов. Этот, довольно-таки острый сигнал, приказано было проверить немедленно. В процессе проверки данных о преступной связи М. с немецкими оккупантами получено не было, по месту жительства характеризовался он положительно. Начальник местного отделения милиции лично знавший М.,  на наличие, на него анонимного заявления, охарактеризовал последнего с положительной стороны, как активного своего помощника по наведению в поселке образцового порядка. С учетом всех обстоятельств было решено провести с М. собеседование во время, которого посмотреть, что из себя он представляет и изъять оружие, если оно у него имеется. При содействии начальника отделения милиции М. был вызван на беседу. Еще не начиная разговора по существу дела, он вздохнул и сказал: «По-видимому, зять написал на меня какую-нибудь напраслину, что меня по такой непролазной грязи пригласили сюда…». Далее М. пояснил, что у него с дочерью и ее мужем сложились очень плохие взаимоотношения, вследствие того, что им не понравилась часть дачи, которую он выделил им при разделе. За это зять угрожал, что напишет на него и сделает ему большую неприятность. После этого разговора был взят образец подчерка зятя  и сравнен с подчерком, написавшим анонимное заявление. Без услуг графической экспертизы стало ясно, что анонимный документ исполнен именно зятем. Впоследствии зять подтвердил факт написания анонимного заявления, но изложенное в нем отрицал и пояснил, что все написанное в заявлении не соответствует действительности, и написано было для того, чтобы попугать старика. Здесь же он высказал обиду на М. за то, что при дележе дачи тот выделил ему худшую комнату.
Таким образом, клевета анонимщика зятя и его жены нами были разоблачена.
Я уже описал некоторые случаи, когда мне и моим коллегам в результате тщательной проверки и объективной оценки поступивших материалов удавалось своевременно вскрыть и пресечь коварные замыслы недобросовестных людей, пытавшихся из личных корыстных целей и иных низменных побуждений оклеветать перед органами следствия и судом неугодных им, но ни в чем не повинных советских людей, приписать им  «преступные» деяния, которых они никогда не совершали. К великому сожалению не всем и не всегда удавалось разоблачать клеветников…
Это получалось в результате не критического, поверхностного подхода представителей следственных органов и судов к проверке показаний подследственного, свидетелей и других материалов уголовных дел. В результате чего имели место случаи судебных ошибок с весьма тяжкими последствиями. Об одном из таких случаев я и хочу рассказать…
В связи с жалобой родственников осужденного З., по указанию прокурора, я проверял обоснованность его осуждения в 1930 году и вот что выяснил:
В начале 30-х годов в один из районных городов Подмосковья после выселения отца-кулака из Смоленской  области приехал со своей семьей его сын, которого условно будем называть Р.
На дальней окраине этого города и даже можно сказать в его пригороде, он купил небольшой деревянный домишко и поселился на жительство в нем. В это же время  (где и при каких обстоятельствах уточнять не будем) он встретился и подружился с местным жителем З. – прорабом-строителем, лояльно настроенным по отношению к советской власти. Они друг к другу ходили в гости и частенько за бутылкой водки проводили свободное время. Казалось, их дружбе не будет конца, но конец наступил быстро и с весьма трагическим концом…
Было принято решение – вблизи города построить Дом отдыха. Начальником строительства назначили З. Узнав об этом, Р. поздравил его с новым назначением, по-приятельски похлопал по плечу и сказал: «… В связи со строительством Дома отдыха моя хатенка подлежит сносу, так как оказалась в строительной зоне. Я надеюсь, что  вместо нее ты мне, как другу, построишь новый пятистенный дом, строительных материалов у тебя теперь будет много, да и рабочих хватит…». Эти слова З. принял как шутку. Когда же убедился, что Р. говорит  с ним всерьез, сказал ему: «Материалы, предназначенные на строительство Дома отдыха не мои, а государственные и базарить их я не имею права.  Что касается твоей хаты, оказавшейся в строительной зоне, то на законном основании, за счет государства, она будет перенесена на новое место. Прогнившие бревна заменим на новые и произведем необходимый ремонт».  За эти слова Р. обиделся на З., обругал его нецензурной бранью, стал считать своим врагом и пригрозил ему…
Впоследствии, под видом советского патриота, он написал на З. клеветническое заявление о якобы проводимой им активной антисоветской деятельности…
Своих близких и дальних родственников, тоже прибывших из Смоленской области (они имели разные с Р. фамилии) подговорил написать на З. заявления и подтвердить изложенное в них на следствии и в суде…
По этим заявлениям было проведено поверхностное расследование, во время которого не был вскрыт преступный сговор Р. со своими родственниками, не были должным образом выяснены взаимоотношения между подследственным З. и допрашиваемыми по его адресу свидетелями. В результате была допущена грубейшая судебная ошибка…
На основании ложных клеветнических показаний, З. был осужден к длительному сроку заключения. Поскольку по прошествии более 20 лет восторжествовала правда, уголовное дело на З. было прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления – он был реабилитирован.
Зная о том, что в связи с прошедшим сроком давности за ложные показания Р. к уголовной ответственности привлечен, не будет, он  в узком кругу цинично хвастался, как оклеветал З, он отомстил ему за отказ за государственный счет построить новый дом.
Я рассказал о некоторых случаях, когда недобросовестные люди  из низменных побуждений клеветали на честных людей. Вводили в заблуждение следственные органы, пытаясь с их помощью расправиться  с ними.