Не только у ангелов есть крылья

               
     - Замри, слышишь? Опять ветер странствий стучится в стекло мокрыми листьями, нагоняя тоску.
        - Не подходи к окну, я прошу тебя, останься, побудь еще немного со мной, пусть догорит свеча. Я хочу сохранить ее тепло в своих ладонях, - шептала она, склонив голову, и водопад золотых волос, спадая с ее плеч, искрился, касаясь его рук, потерявших волшебную силу...

         Смычок и струны, словно натянутые нервы, под гибкими пальцами когда-то легко зажигали огонь в душах людей, осветляя их лица. И он играл свои мелодии, затягивая раны блуждающим в темноте. И тот, кто слышал, всегда уносил в своем сердце частицу его тепла и света. Но теперь его рука, словно надломленное крыло ангела, больше не подчинялась ему. Он перестал летать и только с грустью смотрел на птиц, парящих высоко в небе.
         Лучшие концертные залы Европы рукоплескали ему стоя, а он играл первую скрипку, и из-под смычка слетали в зал взмахи крылышек лесного мотылька и пение птиц прячущихся за деревьями.
         Утопая в звуках, он всегда старался направить на  себя энергию зала, а затем, растворившись в гармонии, взлететь, отдаваясь экстазу. Это были те минуты, когда он не принадлежал себе. Где-то внизу оставались макушки деревьев и крыши домов. Они становились крохотными, едва заметными, а затем  космос, холодный и бесконечный, где однажды ему послышались звуки божественной мелодии, так не похожей на те, что звучат на земле.
         Сколько раз ему приходилось доводить себя до исступления, поднимаясь все выше и выше, но безрезультатно. Заветной мелодии он больше не слышал. Оттачивая мастерство игры, он стал чувствовать себя затерянным в космосе и однажды, увлекшись импровизацией, на концерте, словно заблудившись, переиграл руку. Теперь пальцы не были так верны и проворны, порвалась нить, соединявшая их с сердцем.
           Лишившись своего божественного дара и не желая быть посредственностью, он вернулся в свой родной город, откуда выпорхнул много лет назад, и теперь тихо угасал в своей квартире.
           Потомственный скрипач в минуты отчаяния бережно доставал футляр и, раскрыв его, жадно впитывал в себя ту колоссальную энергию, что источала скрипка. Ей необходимо было всего лишь несколько солнечных лучей, и словно пробуждаясь ото сна, она начинала светиться, магически притягивая к себе. Но вот уже несколько месяцев он не брал ее в руки, боясь в порыве гнева уничтожить семейную реликвию, подарок отца сыну. Он лишь садился рядом и, не сводя глаз, смотрел на этот великолепный инструмент, не смея к нему прикоснуться. В этой паузе синей птицей пролетала былая жизнь, а новая, словно заблудившись в бесконечных лабиринтах души, пугала безысходностью. Нет, в эти минуты он не жалел себя, хотя произошедшее все же оставило в его душе неизгладимый след,  не зарубцевавшуюся рану, которая то и дело напоминала о себе. Словно смерч, она разрушала в памяти воспоминания о былом успехе и долгими затяжными дождями стучала в окно, навевая тоску. Кто знает, сколько  эта хандра еще бы продолжалась, если  однажды, в такие же минуты забвения, не раздался бы настойчивый стук в дверь. Музыкант вздрогнул, поколебавшись несколько секунд, встал и все же направился к двери. Неожиданно он поймал себя на мысли, что вот уже целую вечность в эту дверь никто не стучал и в этом городе его давно забыли.
           - Здравствуйте! - приятный женский голос коснулся абсолютного слуха затворника.
           - Добрый день, - нехотя раздвинулись губы, а глаза увидели девушку. С ее одежды еще струился дождь, он капал на лестничную площадку, стекаясь в небольшую лужицу.
           - Я - Света, ваша соседка. Вы меня узнаете? - Одной рукой она придерживала сумку, а другой все еще сжимала ворот плаща, словно дождь, застигнув ее врасплох, до сих пор своими мокрыми холодными струями касался ее тела.
- Извините, но что-то не припоминаю, - память отказывалась трудиться.
- Мы с подружкой живем вон в той квартире, - незнакомка указала на дверь, расположенную напротив, - уже полгода, - обиженно добавила она. - И с вами мы не раз встречались.
- Возможно, - сухие губы были полны безразличия..
- Вы ведь тоже сюда не так давно переехали?
- Я вернулся. - Он представил себя улиткой, что, высунувшись из своего домика, увидела долгожданный солнечный свет и при этом почувствовала себя не комфортно. - Чем я могу быть вам полезен?
- Ап-чхи! - стало красноречивым ответом.
Рука сама потянула на себя дверь:
- Заходите...
В прихожей повеяло свежестью; этот коктейль, замешанный на грусти
уходящей осени. Он аккуратно повесил ее плащ  и, ощутив запах моря, увидел волосы цвета пшеницы. Они водопадом упали на плечи из-под вязаной шапочки.
- Проходите на кухню, я вас чаем напою, - пригласил он девушку, начиная припоминать, что у него там « шаром покати».
            Последнее время его гостями были лишь тоска и обида, а этих подруг не интересовало содержимое  холодильника. Пустые шкафчики и полочки сердито вынесли приговор своему хозяину, и только пузатая сахарница оказалось полной. « Неужели и впрямь этой внезапной гостье с волосами цвета осени, я  не смогу предложить ничего, кроме кипятка?» В нем просыпались забытые чувства. Они с молниеносной скоростью возвращали его в реальную жизнь. Ему никогда не было так стыдно.
          -     Да вы не беспокойтесь, - насытившись его замешательством, произнесла златовласка. - Сегодня утром я случайно оставила дома ключи, скоро придет подруга, и я уйду. Не буду стеснять вас своим присутствием.
- Напротив, - напомнило о себе сердце, рассчитывая на долгожданную порцию адреналина. - Вы меня не стесняете, вот только застали врасплох, - он артистично развел руками и неожиданно для себя улыбнулся..
- Бывает, - по дружески поддержала она. - А вас как зовут?
- Герман. - С этим именем, казалось, была прочно связана его фамилия, и сейчас, словно
рубанув по узлу, он вдруг освободился от этой непомерной ноши. Душе и  телу, почувствовав легкость, захотелось свободы, но не затяжного падения или стремительного взлета, а просто освободиться от условных пут и стать обычным человеком, одним из многих.
        -    Редкое имя, - произнесла гостья, тем самым, выделив его среди друзей и знакомых. - А вы, Герман, чем занимаетесь? - она посмотрела на улицу. За окном штормовой ветер, разыгравшись, набрасывался на деревья, беспощадно срывая листву. На кухне было тепло и чисто, вот только цветы в горшках засохли, а земля потрескалась, не дождавшись спасительной влаги.
- Ничем, - последовал лаконичный ответ.
Их взгляды встретились. Уголки ее губ приподнялись вверх.
          -    Герман, а не могли бы вы поделиться опытом, как можно, ничем не занимаясь, иметь такую классную квартиру? - в зеленых глазах блеснул ироничный огонек.
- Вам нравится моя холостяцкая берлога? Тогда прошу в гостиную, - напомнила о себе склонность к импровизации.
- Ой, что это? - Света разглядывала золотые и платиновые диски.
Обрамленные изящными рамками, они теснились на стене рядом с фотографиями и картинами.
- Застывшее состояние моей души, переведенное в цифры.
- Вы - программист?
- В некотором роде.
- А почему диски разного цвета?
- Я думаю, это зависело от многого, например, от того, что я чувствовал
в то или иное время года или какая была на улице погода, с кем был знаком в тот период...
           Зеленые глаза захлопали длинными ресницами.
- А это можно как-то услышать или увидеть?
- Услышать может каждый, а вот увидеть, увы, дано не всем. Дождь постучал по стеклу, отвлекая внимание гостьи: подруги до сих пор нет. Она начала волноваться.  В такую погоду не только насморк, но и простуду схлопотать можно. Света вспомнила, как прошлой осенью, вот так же, намокнув под дождем, почти неделю провалялась на диване с температурой. Вдобавок ко всему еще сломался телевизор. Словно избавляясь от этих грустных мыслей, она тряхнула головой. Листопад волос окутал плечи гостьи, и Герман ощутил всплеск энергии. Кровь разбежалась по венам, немного закружилась голова, и он ясно почувствовал сладкую боль в левой руке. Подобное скрипач обычно испытывал после удачного сольного концерта. Возвращаясь домой, музыкант буквально падал в свое любимое мягкое кресло и, закрыв глаза, усилием воли переключался в реальную жизнь. А в ней последние несколько лет были блестящими и упоительными, но кто бы знал, какого это стоило труда, полной самоотдачи. У него словно вырастали крылья...
               Ему вновь захотелось взлететь. Герман бросил взгляд на скрипку и замер в  нерешительности. В этой паузе был слышен настойчивый стук в дверь соседней квартиры, но он нисколько не обеспокоил музыканта, решившегося наконец, взять инструмент в руки.
           - Ой, да это же Ирка вернулась! - воскликнула гостья. - Наверное, промокла под дождем. Я пойду, - ускользнув в прихожую, гостья сняла плащ и, прихватив сумку, задержалась у двери. - Вы меня проводите? - услышал Герман простые слова, но они, подобно свинцовым гирям, сковали его ноги.          Освободившись от наваждения, он последовал в прихожую и, прежде чем выпустить девушку, осторожно спросил:
- Вы еще зайдете ко мне?
- А  вы узнаете меня в следующий раз?
- Теперь, конечно, узнаю.
- Ну,  тогда зайду, если снова оставлю дома ключи, - Света улыбнулась.
- Я буду ждать, - Герман щелкнул замком, дверь открылась, и гостья, подобно птице из клетки, выпорхнула в коридор.
          Еще какое-то время он ощущал запах свежести, ненадолго поселившейся в его квартире, но вскоре огонь его души стал угасать, и скрипач, почувствовав холод, укутался пледом, словно стараясь сохранить  тлеющие угли воспоминаний.
Немного согревшись, он непроизвольно пошевелил пальцами левой руки. Что скрывалось за внезапным порывом взять в руки инструмент? Нет, пальцы по прежнему были непослушны. Неужели для того, чтобы все повторилось, необходимо присутствие этой милой девушки? Как же ее зовут? Ах да, Светлана, соседка. Его мысли метались между девушкой и инструментом, а в душе зарождалась мелодия, в которой он слышал мягкую поступь осени и барабанную дробь дождя, что, разбиваясь об оконные стекла, тщетно пытается проникнуть в квартиру. Мелодия крепла, увлекала, окрыляла, рождая все новые и новые образы: вот люди в плащах под зонтами, уже не боясь непогоды, ступают по лужам... Рождаясь, мелодия, пронзая пространство и время, уносила его в безоблачное детство. Герман видел шмеля, что присел, отдыхая, на тонкий цветок и его наклоняет до самой земли. Багрянец, тронув кленовые листья, на них оставляет свой цвет, он зимнюю вишню покрасит, лимонник, рябину, чтоб взгляд не остыл, и хранилась надежда... Мелодия смешивала краски внезапных воспоминаний и кружила ими, будто осенними листьями, приглашая музыканта вновь совершить свой полет. И он летал, оставаясь в своем кресле, погрузившись в наступившую темноту ночи. Подобно мотыльку, мысли стремились к свету, выбивались из сил, но все же летели, подгоняемые мелодией осени, родившейся этой ночью.
            Стряхнув облака, утром на небе появилось солнце. Согревая улицы, оно приглашало горожан на прогулку. Воздух стал чуть прохладней и чище. Город, словно замер в ожидании листопада. Герман давно не чувствовал себя в таком добром расположении духа. Целое утро он провел в ванной, пытаясь привести в порядок свою внешность и вот, наконец, придирчиво взглянув на себя в зеркало, взял ключи и, захлопнув дверь, спустился по лестнице. Ему не жаль было потратить время на то, чтобы сделать модную стрижку, обновить свой гардероб
и наполнить продуктами холодильник.
               День клонился к закату, а душа музыканта вновь и вновь возвращала его мысли к прелестной гостье. Он до сих пор испытывал стыд, вспоминая свое «гостеприимство». Желая реабилитировать себя в глазах понравившейся соседки, он то и дело подходил к двери, едва услышав шаги на лестнице и всякий раз, заглянув в глазок, глубоко вздыхал и возвращался в свое мягкое кресло. Его музыкальный слух блуждал по подъезду, выискивая и распознавая голоса, шорохи и звуки, но дверь никто не открывал, он был в этом абсолютно уверен. Запасаясь терпением, Герман старался не смотреть на часы. Ожидание задавало сердцу свой ритм, и музыкант невольно начал импровизировать. Новая мелодия была  воздушной и легкой, но в то же время трепетной, ранимой и не  защищенной, как пламя свечи на ветру. В наступивших сумерках  тени меняли формы предметов, стирая грани между реальным миром и надвигающейся ночной тьмой. В подъезде перестала хлопать входная дверь, и среди наступившей тишины, Герман услышал настойчивый стук в дверь, доносящийся с его лестничной площадки. Неопределенного возраста грузная женщина, теряя терпение, кулаком стучала в соседскую дверь.
           -    Вы напрасно так громко стучите, - неожиданно для себя произнес музыкант, - там никого нет.                Решительно настроенная особа небрежно измерила его взглядом:               
- Откуда вы знаете? - она тут же перешла в наступление.
- Я живу напротив и наверняка услышал бы, если бы кто-нибудь уходил или 
приходил.
- А почему тогда в квартире свет горит?
- Наверное, уходя, забыли выключить, - предположил Герман.
- Да что же это такое?!, - завопила разгневанная женщина, - я в милицию
буду жаловаться!  Два месяца за квартиру не платят, а свет жгут без меры. Завтра приведу слесаря, поменяю замки. Вот дал Бог таких квартирантов на мою голову!
          -     Не расстраивайтесь вы так, все образуется,- губы вместо улыбки предательски изобразили ухмылку.
          -        А вам что, заняться больше нечем? Идите к себе домой! - в ее глазах блеснули молнии.
          -       Послушайте, сколько они вам должны? - огрызнулось задетое самолюбие.
         -        Тебя это не касается, или, может, сам за них заплатишь? - язвительно сложив губы, особа кинула презрительный взгляд.
         -      Заплачу, - он сунул руку в карман пиджака и вынул несколько стодолларовых купюр.                Сменив гнев на любопытство, квартирная хозяйка приблизилась к неожиданному спонсору:
         -   Ну, тогда платите до конца года, за пять месяцев. Всего тысячу долларов, - быстро сориентировалась она.
         Десять купюр зеленого цвета перекочевали в кошелек женщины, и теперь ее лицо  говорило о том, что день прожит не зря. Изысканно вежливо распрощавшись, они остались довольные друг другом. Герман еще какое-то время размышлял над содеянным, пытаясь понять, почему он так поступил? Вдруг в его дверь кто-то осторожно постучал. Сердце в ответ тревожно забилось: «Кто бы это мог быть?» Руки привычно щелкнули замком, дверь распахнулась, заставив музыканта замереть на мгновение. Он даже не сразу заметил стоящую рядом со Светланой девушку, в глазах которой читались восхищение, страх и восторг одновременно. Подруги не могли, да и не пытались скрыть своей взволнованности.
         -   Извините, что так поздно, - прервала затянувшееся молчание Света, - мы хотели бы увидеть хозяина.
        -     Проходите, - брови музыканта удивленно дернулись вверх, и, подчиняясь новым, неожиданным обстоятельствам, он вежливо указал на вход в гостиную.       С беспокойством, Светлана огляделась и, едва не рассмешив своего соседа, спросила:
- А где же Герман?
- Перед вами. Теперь вы меня узнаете?
- Кажется да, - чуть слышно прошептала она, а про себя подумала: «Как
это возможно? Еще вчера, в этой самой квартире, меня ненадолго приютил не молодой, и казалось безразличный к  жизни человек. А теперь, если верить происходящему, передо мной стоит тот же самый человек.  Но что произошло? Откуда эта ясность в глазах, откуда элегантность? Интересно, сколько ему лет?»    Ее мысли закрутились еще быстрее. Она вспомнила раскрытый футляр с изящной скрипкой, платиновые и золотые диски, которые по-прежнему находились на своих местах, и окончательно убедившись, что это Герман, смущенно улыбнулась, а вслух произнесла:
            -  Может быть, в вашем холодильнике найдется немного воды, а то у меня что-то в горле пересохло, - она притворно кашлянула и добавила: - Наверное, от волнения. - Ее глаза наполнились лукавым блеском, что не ускользнуло от внимания скрипача, легко включившегося в игру:
          -     Не беспокойтесь, сударыни. Мышка, которая собиралась повеситься от голода в моем холодильнике, - накормлена и выпущена на свободу. Я предлагаю отпраздновать это событие, а заодно, отметим благополучное избавление от вашей домомучительницы. Если вы согласны, то можно не теряя времени, приступить к празднованию этих двух знаменательных событий.                Девушки молчаливо переглянулись друг с другом и через несколько минут, благодаря усилиям трех  « кулинаров », в гостиной на столе, хрусталь, заигрывая со светом свечей, манил к себе наскоро приготовленными деликатесами, а в бокалах, постреливая воздушными пузырьками, искрилось игристое вино. На несколько мгновений за столом возникла торжественная тишина, которую  нарушила Ирина:
          -      Герман, а знаете, я вас совсем иначе себе представляла, - она покосилась на Светлану. -  Видимо, подружка не зря нарисовала мне совершенно иной портрет.
          -        Ирочка, как тебе не стыдно! - на побледневшем от возмущения лице Светы вспыхнул восхитительный румянец. - Все так и было, я сама в недоумении.
         Пытаясь исправить ситуацию, Герман поднял бокал и с пафосом произнес:
          -       За милых дам, рядом с которыми мы чувствуем себя мужчинами!
        Ощущая прилив вдохновения, скрипач, не ведая того, поставил точку на прежней жизни. А начавшаяся новая жизнь подчинилась сердцу израненному, но свободному.
          -       Как странно, - глотнув вина, продолжила разговор Ирина. Глаза ее заблестели, грациозно выпрямив спину, она сложила губки бантиком. - Ведь мы несколько месяцев жили по соседству, а я вас совсем не помню. Неужели мы не разу не встречались?                Первоклассные манекенщицы позавидовали бы сейчас ее умению подать себя. А подавать было что. Смолянисто-черные волосы, под каре, выглядели безупречно. Взметнувшиеся в поднебесье тонкие нити бровей, заставляли обратить внимание на ее бездонные глаза, а, заглянув в них, неопытный пловец запросто мог бы утонуть, но только не Герман. Признаний и откровений за свою гастрольную жизнь он повидал немало. И все-таки он был готов снова броситься в этот омут. Но сердце ... Ах уж это сердце! Как часто оно не соглашается с нашим разумом. Вот и сейчас оно заставило обратить внимание на Светлану. Замкнувшись в себе, она вяло пыталась наколоть вилкой ломтик ветчины, при этом вид у нее был совершенно отрешенный. И музыкант решился:
          -  Милые дамы! - он наполнил бокалы. - Я вынужден сделать вам признание. Сегодняшний вечер, пожалуй, станет моим вторым днем рождения, и обязан я этим вам. Подумать только на что способен господин случай!  Забытый ключ заставил вас, Светлана, постучать в мою дверь, а оказалось, что вы постучали в самое сердце и, как ни странно, оно проснулось. За вас, Светлана!
          Нисколько не смутившись неожиданному повороту дела, Ирина артистически воскликнула:
           -  Ой, Светка, какая же я дура, прости меня! - ее глаза вспыхнули и тут же погасли.  - Конечно же, за тебя!
          Последовавший звон бокалов для кого-то послышался звоном свадебных колоколов, кто-то услышал в нем сигнал к полному пробуждению, а кому-то просто захотелось поверить в счастье. Но как бы то ни было, через пару минут за столом царила совсем непринужденная обстановка. Девчонки бойко поглощали все, что находилось в хрустальной посуде, а Герман с интересом наблюдал за ними, и в его душе зарождалась новая, неведомая до сих пор музыка.
           Проводив гостей, Герман погасил свет и подошел к окну. Он долго смотрел на звездное небо, а перед глазами стояло лицо Светланы. Оно словно звало музыканта совершить полет в бесконечность, и скрипач был готов к этому полету. Торопливо, но, решительно распахнув футляр, он достал скрипку и бережно взял в руки смычок. Прошло еще несколько мгновений, суливших ему полную отрешенность от окружающего мира, и в комнате сначала робко, а потом все уверенней зазвучала скрипка. Она многое знала в своей жизни, но то, что требовал от нее Герман сейчас, казалось совершенно невероятным. А музыкант и, сам, перестав удивляться нахлынувшему вдохновению, внезапно ощутил полную невесомость.
           Таким и застала его Света, робко заглянув в гостиную его квартиры.
           -      Там...  дверь...  была... - она замолкла.                Глаза, которые совсем недавно были живыми, озорными, любопытными и немного влюбленными, теперь совершенно поразили ее. Смычок метался, словно в агонии, струны были послушны пальцам, а глаза, не видели ничего, кроме той самой бесконечности, в которую так манил его образ девушки. Этот образ воплотился в реальность и находился всего в двух шагах, но маэстро был уже очень далеко, так далеко, что заглянуть туда под силу  не каждому. Стараясь не пропустить ни одного движения, как ей тогда казалось, полубожества, Света замерла, погружаясь в великое таинство волшебства музыки. Она начинала понимать, где находится человек, взбудораживший ее сознание, и ей захотелось быть сейчас рядом с ним. 
Растворяясь в полумраке комнаты, мелодия стремилась в небо, звала к звездам, обещая открыть что-то очень важное, неизведанное, доселе скрытое сознанию.
Почувствовав небывалую легкость, девушка на мгновение закрыла глаза ...
            Сонный город любовался неоновыми рекламами огней, что отражались на мокром асфальте, и казалось, были похожи на золотые нити, с высоты птичьего полета. Машины, напоминающие спичечные коробки, лениво слонялись по опустевшим улицам, а редкие прохожие спешили по своим делам. Пахло морем, ветер тонул в волнах волос Светланы, лаская шею и плечи, а глаза ее были обращены к звездам. В эту таинственную бесконечность стремилась музыка, увлекая за собой девушку...
            "Что это было, сон или реальность?" - думала она, наблюдая за тем, как Герман бережно укладывает скрипку в футляр и по-прежнему не замечает ее, простоявшую перед ним все это время, которого вполне хватило совершить полет в бесконечность.
             -     Герман... - прошептала Света, не в силах двинуться с места.          Взволнованность наполняла блеском глаза девушки, отражая в них свет луны.
Ей казалось, что она смогла проникнуть под занавес непостижимой тайны, скрытой для всех. Невольно поправив  волосы, Светлана ощутила, что они насквозь покрыты влажным, морским туманом. Сердце вздрогнуло:
             -    Герман... - повторили губы.
             Музыкант, словно очнувшись, только сейчас заметил девушку:
             -    Ты здесь? Или мне по-прежнему  это кажется?
             Ее губы слегка раздвинулись не в силах вымолвить и слова.
             -    Я была там...
             -    Так значит, мы были вместе, - он приблизился к ней.
             -    Почему мои волосы стали мокрыми, словно я была на улице?
             -    К сожалению, на этот вопрос я пока не знаю ответа, - при этом он нежно прижал девушку к себе.                Их губы встретились и жадно соединились в поцелуе, протяженностью в целую вечность... От нахлынувшей страсти они пришли в себя уже лежа на кровати.
             -    Мне холодно, - Светлана зябко поежилась.
             Оглядев свое тело, она внезапно обнаружила, что обнажена.                Румянец ударил по щекам, девушка зарделась, как алая роза. Герман поднялся с кровати и накинул  халат.  Верблюжье одеяло мягко  окутало тело под заботливыми мужскими руками.
             -    Между нами что-нибудь было? - прошептали сухие девичьи губы.
             -    Возможно, -  нахлынувшая опустошенность, наконец, освободила его от мучивших иллюзий ненужности, депрессии, чудовища, сидевшего в нем и выедавшего его изнутри.
             В конце туннеля появился свет - имя которому было Светлана...




             Эпилог

     Через месяц влюбленная пара обвенчалась в церкви.  Герман связался со своим импресарио, и молодые уехали на гастроли в мировое турне.
      Ирина поселилась в их квартире, и иногда теплыми дождливыми вечерами, она ставила золотые диски скрипичной музыки маэстро и вместе с ней летала в поднебесье.
      Не только у ангелов есть крылья...