Притча о дереве

 

В одно тенистом, зеленом лесу, в, окружении берез, ив и елок росло красивое дерево. И дерево это было и высоким, и ветвистым, и стройным, и что немаловажно – молодым. Росло оно на  воле, вдыхая  вечернюю прохладу дня, греясь под теплыми лучами солнца, танцуя в такт с задорным ветром, шепчась зеленою листвой с голубым небом. И было оно счастливо и довольно своей жизнью, живя обособленно, не заводя  дружбы не с кем, так  как считало это ниже своего достоинства. И считала это дерево, что оно самое красивое, самое прекрасное, самое ветвистое на всем белом свете. Пока …

Однажды в теплый, погожий, летний день ни пришли глупые люди и ни стали зачем-то замерять его талию, стучать каким то тупым предметом по молодому стволу, причиняя, тем самым, нестерпимую боль и унижая в глазах этих никчемных деревьев, окружавших его. Но в конце концов люди ушли и оно вздохнуло спокойно и стало как прежде любоваться собой .

Но на следующий день к нему вновь пришли эти люди и…О ужас!!! Спилили его. ЕГО!!! Не  глупую с вечно задранной зеленой юбкой ель! Ни эту вечно распущенную, нечесаную иву! Ни даже ни эту лохматую воображулю березу! А ЕГО!! ЕГО, красоту и гордость этого леса!!! ЕГО, царя всех растущих на земле деревьев!! ЕГО, эталон гармонии и величия!

Но… Но, спилили именно его . Какое-то шумное чудище отвезло его в ужасное, зловещее место где его и… распилили .Его молодое, красивое тело распилили как простую головешку, как трухлявый сучок, распилили будто раздели. Как это больно, и как это стыдно и оскорбительно. Но его распилили.

Одну часть оставили, а другую часть отправили в такое же ужасное, темное место. На новом месте его вновь распилили, но уже на небольшие дощечки, терли – натирали и, в конце концов, сделали из него, просто стыдно сказать, рамку. Самую обычную рамку, хоть и покрытую золотой краской! Свет ты мой, думала рамка, где же мое былое величие, где моя божественная красота…

Но тут вновь пришли эти ненавистные люди, которые считают, что им все можно, и вставили в нее каркас непонятно из какого безродного дерева наспех сколоченного с натянутым на этот каркас совершенно безвкусным, грубым, серым полотном с огромным, жутким черным пятном посередине и повесили ее на стену, где уже висело множество других, таких же бездарных, картин в безобразных рамках. Безвкусные картины безвкусных людей. И висит она на стене в виде обыкновенной рамки, и стыд захлестнул ее самолюбие и гордость, и возненавидела она людей пуще неволи, затаив эту злость глубоко в душе.

Но прошло время, и стали к ней подходить эти глупые люди и восхищенно говорить: «Ах, какая прелесть! Какая гармония! Какая чистота линий! Прелесть, просто прелесть!» Услыхав такое мнение и, естественно, приняв это на свой счет, рамка вдоволь насытила свое оскверненное людьми самолюбие. «Ну что глупые, двуногие уроды – думала она – наконец-то вы поняли Что вы посмели оскорбить своим прикосновением, наконец то вы поняли, что будучи даже обыкновенной рамкой я все так же величественна и прекрасна» И возгордившись, ни с кем не разговаривала рамка, никого не удостаивала не только словом, взглядом. Она не какая-нибудь безродная… Она великих кровей… Даже эти никчемные людишки признали ее прекрасной, даже прелестью называли. Да, она такая.

Шло время. И однажды, будучи в зените своей, как ей казалось, славы рамку сняли со стены, вынули из нее эту омерзительную, безродную деревяшку и, наконец-то, избавили от этой невыносимой, грубой ткани с этим ужасным черным пятном посередине, которая так её угнетала и … бросили рамку на пол! Бросили, как выбрасывают мусор. А тряпку, обыкновенную тряпку, какой то гадкий лоскут грубой ткани с восхищением, бережно унесли на руках, боясь ненароком повредить.

И только тут рамка поняла, что восхищение вызывала не она сама, а то, что было внутри нее. Люди восхищались этой безвкусной тканью. Как глупы люди. Они боготворят то, что создано ими самими, не природой, которая создает все самое прекрасное, а тем, что создано их руками. Если они во всем придерживаются этого принципа, то человечество на грани вымирания, так думала рамка и еще пуще возненавидела род людской, оскорблено скорчившись на полу, в темном углу комнаты. Так она до сих пор и лежит в своем темном углу, погрызенная в некоторых местах мышами, с облупившейся краской, но такая же величественная и не понятая людьми. Гордая, в свое падении и одиночестве, и не простившая этих самонадеянных, глупых, глупых людей с их непонятными, пустыми ценностями.

Другую половинку дерева долго и бережно чистили, стругали, клеили, мазали и, в конце концов, сделали из его величественного, гордого ствола обыкновенную скрипку. Скрипач часами водил по натянутым на ней струнам смычком, издавая самые несуразные звуки, от которых у скрипки болела голова. Она просила его не играть на ней, она плакала и смеялась, кричала и молила, но скрипач был неумолим и так же продолжал издавать на скрипке эти ужасные звуки.

Но одну истину она знала точно, что человек глуп, он может и способен слышать только себя, и что эту, открывшуюся скрипке истину, человек не поймет никогда. Но прошло время, и вот однажды ее вынесли на ярко освещенную, большую сцену и стоило ей только появиться перед публикой, как сотни людей закричали: «Браво!»

Наконец то, подумала скрипка, вы поняли кто я такая и стоя мне рукоплещете, но я вас никогда не прощу, за то что вы со мной сделали. Они все еще хлопали, пока человек не взял в руки смычок и не стал ее мучить, истязать ее перед всеми этими глупыми людьми, заворожено глядящих на нее. Как это было стыдно, все видели ее мук и страдания, и это еще больше угнетало гордое дерево.

Но, в конце концов, он закончил играть и зал стал аплодировать еще сильнее и громче, это за мои мучения, подумала скрипка. Она была счастлива и тем, что он перестал играть, и тем, что зрители аплодируют ей, её красоте. А этот глупец так рьяно кланяется, думая, что это ему аплодируют. Самоуверенный глупец! Ты так ничего и не понял! Это мне, моей красоте, моему величию хлопают твои глупые соплеменники, отдавая заслуженное должное мне. Мне! Но человек поклонился еще пару раз, и удалился, унося с собой скрипку. Удалился, не дав даже насладиться торжеством, долгожданной минутой триумфа и злоба затаилась в душе скрипки, черная злоба.

И вот однажды, когда на улице было очень холодно, и теплый футляр не грел ее нежное, холеное тело как следует, она решила проявить свой характер и показать этому зазнавшемуся глупцу кто хозяин положения, и от переполнявшей злобы ее спинка … треснула. «Ну что ты теперь скажешь, – подумала скрипка, – теперь ты будешь меня умалять что бы я вышла с тобой на сцену и сыграла им, но ты этого не дождешься, я вас никогда не прощу»

Между тем, человек открыл футляр, бережно взял скрипку на руки и, увидев трещинку в задней стенке, вздохнул с сожалением и, нехотя, протянул ее подошедшему к нему бородатому человеку. Тот, не долго думая, отнес ее на склад и положил на самую верхнюю полку среди пыльных, поломанных музыкальных инструментов.

И только тут на пыльной полке скрипка поняла, что там, на сцене аплодировали не ей, не ее божественной красоте, а этому глупому человеку, который так мучил ее. И истина, которая ей открылась, поразила ее – человек радуется, видя слезы и страдание скрипки, человека восхищают ее мучения, как это ужасно, что в место того что бы слушать вечную, неповторимую музыку природы они, люди наслаждаются своей собственной музыкой.

Как они глупы и глухи. Они рабы своих желаний, и эти желания мешают им видеть и слышать саму природу, ее тайны, ее суть, ее гармонию. Если человечество так низко пало в своем развитии, оно обречено на вымирание. Так думала скрипка, засыпая под приятные всплески былых воспоминаний о том времени когда она была не простой скрипкой, а гордым свободным деревом.

Она вспоминала, как солнце грело ее крону, как муравьи бегали по ее стволу, приятно щекоча, как тянулась она к мерцающим в ночном небе звездам, как мирно засыпала под открытым небом.

Всё это было. Но было давно, в прошлой жизни, и увы, уже нельзя ничего вернуть назад.