Детотворный орган в стране заводных и плюшевых обе

ДЕТОТВОРНЫЙ ОРГАН В СТРАНЕ ЗАВОДНЫХ И ПЛЮШЕВЫХ ОБЕЗЪЯНОК

ПаВеЛ КаТоРгИн

Г. АлМаТы @0_6 Г.

Посвящаю это Молодежной априорности.

Детотворный орган в стране заводных и плюшевых обезьянок

Я - Консян.
Братва, по неизвестным причинам зовет меня Мелиоратором. Так дело обстоит с тех пор, как эта братва появилась.
Плохо...
Как писать дневники и на кой черт это надо, полноценным парням вроде меня, я не понимаю. Вообще это была идея моей подруги, чтобы я начал писать все, что происходит в насыщенной жизни аз есьм Мелиоратора. Может, думает что это надо знать всему смертному люду? Но мне, честно и глубоко до этого.
Главное, подружайка сильно тянет на Бритни Спирз и это меня более чем устраивает, а ее кругленькая попка, стоит куда больших страданий, чем заниматься тупым пересказом моих дней.
А, нет, это она начиталась чего-то по психологии и зарядила мне творить.
Ладно, короче…
Так. Еще. Без мата, чувствую, не обойдется, но все та же “Моя Бритни” сказала, что этого делать нельзя и мы сошлись на цветах вместо матершины. Во, б.. роза, что придумали.

• Вчера

С утра предки снова выпнули меня в школу. Я сильно причитал, клялся быть примерным сыном, но они меня выпнули, роза на мак, выпнули.

  - ТЫ, РОЗА, КАКОГО НАРЦИСА СВОЙ ГВОЗДИЧНЫЙ МАК, РОЗА, СУЕШЬ НЕ В СВОЕ ЛОТОСОВОЕ ДЕЛО, - так мне и сказал этот даун Пришива.
Я мигом подумал записать, для дневника, но он потянулся ко мне, чтобы отлупасить, поэтому пришлось ответить щедрыми плюхами.
После, того как его прыщавая рожа, по уши в крови и грязи, убежала в школу, я вспомнил эту фразу и записал.

• Сегодня

Как бы начать?
КОНЮ ПОНЯТНО, что если сегодня, то значит именно в этот день я начал ентот дневник.
И именно сегодня Бритва (так мою мочалку называет братва), залечила мне о психологической феноменологии подросткового возраста!?!
Или ВОЗРАСТКОВОГО ПОЗДРАКА!
Да меня вообще не тычет, что там чье.
Сегодня я видел Пришиву. Его полосатая от моего бутса харя, сильно не походила на табло Пришивы, который существовал днем раньше.

Роза, ТРИ ДОЛБАНЫХ ССАДИНЫ прямо на роже.

1.       Над глазами - как брови у какого-то знаменитого чувака с плакатов
2.       Под носом - как усы чувака толи Адольфа, толи Поликарпа, Гитлера
и
3.       На подбородке - как у драного дятла и овцежуя (не знаю ни одного знаменитого чувака с бородой).

ЧИНГАЧ-БОЛТ, - вот, что я крикнул ему.
Братва, учтиво топившая толстый беломор прямо возле школы на перемене, заценила мой стеб стопудово.
Губой нижней он с легкостью замахивался на Квазимодо (по любой, я видел мультик), а верхняя, казалось, покрылась корочкой и ныне, если он улыбнется, то из нее хлынет гнойная кровь и кровавый гной, как розово-белое мороженное из автомата.
В паре с ссадинами, под левым глазом господина Пришивы маячила склизкая пена синяка.
Самого бычьего глаза почти не было… видно, но это месиво со зрачком выглядело не очень-то в тему над лиловым хлебальником этого “Чужого 6”.
В прочем, я насторожился.
Как сейчас помню в классе шестом, кто-то навалял Пришиве чулков и был таков. А пухлый батяня-Пришива-старшой принес свою обрюзгшую тушу в нашу дневную конц-школу и зарядил нам таких анналов истории, что мы сами думали идти на помойку (ну, то бишь к мусаракам).
Так вот я закусил стержень.
Я так и повторял где-то в глубине своих кишков:
“Роза, Пришива, не кумани, не стукани, не тупани. Во имя овцы и сыра и свиннага
уха. Алюминь!” - этой молитве меня научила предыдущая Бритве соска.
Ее погремело формулировалось в кротких трех словах “Пить не брошу, но курить
буду”.
Хотя… это пять слов и один предлог… нажраться. Это я с ней и делал.
Бритва появилась в моей жизни, как чири на спине моего друга Обузы. Он гулял по парку и пытался снять сисьливую марамойку, как вдруг почуял, что нечто инородное трется о его майку. Так же и Бритва терлась о мою майку, когда я продрал болты ранним утром…
Как познакомились - НЕ ПОМНЮ. Но каждый раз, когда она начинает вспоминать этот антигастрономический процесс я учтиво машу гривой и глубокомысленно мычу, как долбанный ишак на пасеке (это я сам придумал).
Бритва мне говорит:
- Костик (так ко мне обращается директор, терпеть не могу), тебе нравится моя прическа?
Я же тяну буратинью лыбу и пытаюсь не ржать:
- Да, сладкая, конечно, - а сам думаю: “Откуда мне знать, ведь ты еще даже не разделась”.
Вот так… это в момент, когда я погрузился куда-то в глубину кишков или кишок.
Вот до чего доводит молитва!!! УВАЖАЮ!
А Пришива по партизаньи шифровал свой жбан меж спортивно-тренировочной желтой арматуриной и палкой, на которой в далеком прошлом болтался флаг.
ЗАМЕТИЛ ПАДЛЕНЫШ.
Прыти резвого, как стафилококк, опарыша сегодня не хватало, и он откровенно начал щимиться при виде грозных 165 сантиметров моего роста.
- Эй, иди сюда, - учтиво обратился мистер Мелиоратор в хрупкий хребет линяющего лангуста-Пришивы.
Вообще, в нормальном состоянии этот омар голубоглазый, плоский блондин, на полторы головы возвышающийся надо мной, ныне подбитый сморчок и НЮНЯ.
Его спутница - неизменная кофта с блюющим мальчиком BAD+MAD и темные широкие джинсы с паутиной в пол задницы. Оставшуюся, пол-задницу покрывал мой 40ой размер бутса (по крайней мере вчера). 
Робко, как дама прохладного поведения, имитирующая девочку он, шурша гравием, подошел ко мне.
- Салам… - пожевано пискнул Пришива.
- Пополам, - парни распарили пятку и моя братва, подтянулась к нам, оставшиеся стеганули в школу доводить невротическую географиню.
- Ёу, Пришива, ты, что вчера с базаром морали дернул? - в нашу дискуссию вклинился Боня.
- Ты что попутал, Пришибок, - толкнул его в спину Артемон.
- Зд…орово пацаны, - блин, что мне нравится в этом идиоте, так это то, что он постоянно что-то строит, толи из себя, толи из своей расписной кофточки.
Охранник на вахте встрепенулся, залетевшей ласточкой, но железного закаленного войною очка не хватило, чтобы рыпнуться в наш дружеский спич.
Черт, этот бывший вояка, а он и в этот раз был в полевой форме, скорее бы бросился в стан врага с упаковкой китайских фейерверков и надувной бабой, чем в наш теплый кружок.
ТО-ТО, как мы его отдубасили на прошлой дискотеке.
-  Ты батяне не стуканул, мерин пучеглазый? - мерин заверил, что нет.
Да, что рассказывать, припаял я ему водку и все.
Даун оказался предприимчивей, чем обычно бабло отлил при первой просьбе - не бегал, не занимал.
КАЙФОВО!!!
В итоге одного скляна оказалось мало и меринос-Пришка физ-культурным бегом с захлестыванием голени, отчалил за “ЕЩЕ”.
А весна была - мама не горюй, пучковая, древесно-пучеглазая и пахла, почему-то Обузиным антипресперантом.
Где-то за горизонтом завывали птицы и ручьями журчали двигатели.
НА НЕБЕ НИ ОБЛАЧКА! Все выкрали и пропили, да уж и боженька не без греха - профукал таких сладко-ватных лошадок, да медвежат.
Откуда такие сравнения, гладиолус твой рот?
Одно слово - БРИТВА.
Натаскала меня, как бультерьера на курсах собачьей трехбуквенной этики.
- Костик (ыэк! фу!), посмотри на облака…
- И что, ну облака, как облака…
- Давай придумывать, на что они похожи - это хорошее упражнение для воображения…
А я думаю:
“Знаю я одно отличное упражнение для воображения. На одной умной видеокассете называлось оно - поза 69”.
- Ах, да, сладкая, давай, - и понеслась моча по трубам, вернее “зверье мое” по небу.
Ну, правильно, я чуть ГИПОФИЗ НЕ НАДОРВАЛ тогда.
А мне, если честно - только поза 69 казалась.
 Серые шершавые стены вонючей школы образовывали двор, там мы сегодня  прогуливали химию и что-то еще.
Из курятника-главного-входа, со скрипом тормозящего локомотива, выпорхнула стопудовая (в прямом смысле) завучиха и принялась нести яйца на наши припитые головы.
ХОТЯ КАКИЕ ЯЙЦА У ЗАВУЧИХИ???
- Маме, папе позвоню… - а мы ей:
- Облезешь плешивая, может по писярику?
- Безнадежные дети, боже, что делать?
- Снести яйцо и бегать, - смочил Обуза и почесал свой гнойный чири.
- Я тебе сейчас снесу яйцо… - на этом завучиха оборвала фразу и покраснев, срыгнула, размахивая, для баланса, километровой кармо'й, в черной СССР'овской юбке.
Ее башка, носила странную прическу - БИГУДИ!!! Зацени телегу!!!
БИГУДИ БЕЗ БИГУДЕЙ.
И за этой мымрой увиливает Пасхальный Заяц - хоз. работник Теодор Игнатьевич.
Последний - это сущий ад для обкурки.
ЧЕ, сторонник здорового образа жизни?
ХЕР!
Просто, стоит вспомнить его имя на задымленную башню, как приход ловится не детский.
Раз, у Чай-Хана чуть грыжа не вылезла от смеха.
А у Емели, как он утверждал, под фугасом, чуть не выросли какие-то аденоиды.
СТОИЛО ТОЛЬКО ВСПОМНИТЬ ИМЯ ПАСХАЛЬНОГО ЗАЙЦА!
И этот целитель в забеленных джинсах и в пиджаке, скроенном из синего вахтерского халата, пританцовывая, настигал километровую карму' завучихи.
О, эти припитые шлифтецы они так мило ласкали необъятный зад Бигудевой репы, что я порой допускал, что Теодор Игнатьевич (У-ха-ха) странный вид извращенца, как бы так сказать:
КОРАБЛЕ-ФИЛ.
- Извольте сигаретку-с. Пройдемте в каптерочку-с, - сказал поручик Ржевский, тить твою мать, и приобняв(!) бабчиху-завучиху, за типа-талию повел успокаивать даму, как и условились в каптерку.
Тут и подоспел Пришива с агентом 0,7 (л).
И Я ПЕРЕБРАЛ!!!

• Завтра

Вечер. В школу с похмелья не пошел.
Бритва лечила за музыку. Типа полезно, там думать и т.д.
- Ты, че, старая, ну то есть сладкая, ты не слышала что ли ее ни разу? От этого
скрежета, скорее шифером тронешься, чем думать начнешь, - резонно заявил я. Драйв это конечно прикольно, да и рэпчина вставляет.
СМОТРЯ, ЧТО УПОТРЕБИТЬ ДО ЭТОГО!
- Да нет, Костик (ё-моё!), я не об этой музыке.
- А О КАКОЙ???
- О Классической, - “Классической” прозвучало странно, КАК БУДТО музыка - это серьезно.
- И чо?
- Ну, это как еда, только для разума.
- Ну ты стегаешь, прикольно, - она закатила глаза.
Роза, расстроил, ща все будет без мазы:
- Да, ладно знаю я такую, - Бритва навострила ушки, фуф отмазался:
- Мне нравиться Глюк и не нравиться Мусоргский!
- Ух ты, - она действительно повелась и заторчала с этого.
- Да! - я гордо поковырялся в правом ухе:
- ГЛЮК - ЭТО ВСЕГДА ХОРОШО, А МУСОР - ВСЕГДА ПЛОХО! - и что-то она поникла и загрустила. Ну, тут-то я методу уже знал заранее. Взял ее за бок, чмокнул в щечку, цепанул за “там, где помягче”.
- Дурак... - вспылила Бритва и ушла домой или к своим подругам.
Я, не в понятках, угрюмо тянул лыбу ей в след.
Типа: “Бритва, кончай стебаться!”.
Но она так и не подошла ко мне и лишь буксанула клубком пыли, когда свернула за, фиг знает откуда взявшийся, поворот.

• Послезавтра

ПУДОВО! Братья и мочалки!
С утра меня выпнули в школу, РОЗАРИЙНЫЙ ГЛАДИОЛУС НАРЦИСОВОЙ ДИАДЕМЫ.
По любой я в нее не собирался и нюхом чуять.
Короче слились мы с Тушканом на автоматы. В лаптильните вида лапатника Тушкан,
мой младший подручный сотрудник, заныкал пол родичьей зарп. литки.
Ясный мак, это не спонсорская программа динозавров.
Этот гребаный олень Тушкан ТЫРИТ ЛАВУ'.
А кроме того у него есть еще пара минусов:
1) Правый глаз
         и
2) Левый глаз
Хотя глаза - это у меня, у Бритвы и у братвы.
У ТУШКАНА ЖЕ - ГЛАЗЮЛЬНИКИ!
В самом, что ни на есть дерьмовом смысле этого дерьмового слова. Эти глазульники запостой пяляться друг на друга, остальной окружающий свинарник им СИРЕНЕВ, как мне голубой Дума'й.
Тушкан сам парень крепкий, и звать оного Косомордым, у меня не хватает здоровья.
Но пацаны постарше не раз коптили над этой крысой под дурью.
Зато этот Косорылый, с его перекрестным зрением, снимает такие куши с автоматов, что нам порой вместо денег суют ЛЮЛЕЙ и говорят, что мы сболонили.
С понтом магниты, что ли, в жопе?
Вот и щас Тушкан подгребает ко входу в камок с азартными телегами. В этом гадюшнике, бабло он еще не рвал, поэтому его не пытаются грохнуть прямо на входе.
Я разминаю правый кулак, рисуя себе картину РЭПина “Тушкан отбивается”.
Левый глаз Туши таращился на меня. Правый оглядывал сисястую грудину прыщавой марамойки типа швабры.
- Типа, Тушкан, рожай быстрее, - я пригубил пива и астранулся на барный стул, который стоял перед “Пирамидой”.
- Хорош сайгачить, Меля, сейчас припухну.
Туша зарядил дубовых бачей и начал симафорить по кнопкам.
- Редиска Кэт, твою мать, - я подбодрил Тушкана по плечу и срыгнул на стрит раскурить Соверьён де ля Лэм.
ОТ ХЛОПКА ТОШНОТИК ОБЕДНЕЛ НА ХРЕНОВУ ТРЕХЗНАЧНУЮ ЦИФРУ.
Пока я курил, почему-то всплыла телега с прошлого года:
Короче, прет туса по-Мелиораторски.
ТО БЫЛА ВЕЧЕРИНКА, КАК Я ЛЮБЛБЮ.
Половина ПЕХАЕТСЯ, половина ФУГАЕТ, половина ЛУДИТ СПИРТНОЕ, половина СТЕГАЕТ ПОД КОЛЕСАМИ.
И ВСЕ ЧЕТЫРЕ ПОЛОВИНЫ (половины, типа четверти) ЛУДЯТ, ФУГАЮТ, ПЕХАЮТСЯ И СТЕЖАТ.
Короче я занимался всем одновременно с этой… “Пить не брошу, но курить буду”.
Баба была хоть куда. На репу мрачноватая, на грудь - впалая, на жопу - костлявая,
НО ЗАТРАХАТЬ, ПЕРЕБУХАТЬ и ЗАЛОЖИТЬ КОНТРА-МАРОЧКУ за обе щеки, умела ХЛЕЩЕ меня и братвы.
ДА И РОТ  У НЕЕ БОЛЬШОЙ!!!
И вот, опрокинули мы по писярику белой, по папире зеленой и пошли в комнату, где Боня и Артемон играли в сугубо интеллектуальную игру с милой дамой, вроде Катей.
Игра называется - БУТЕРБРОД.
Все ходит ходуном, за дверью вопли, муза' гремит, Вроде Катя орет, будто ей не по кайфу!
Роза, бабы даже в деле не перестают ломаться. Я быстренько заболтал Катюше на ротан прямо при своей “Пить не брошу…”,  и пристроился с ней в уголке. Когда я спускал напряжение, то его капля попала на глаз Боне, который бесспорно был в самом низу.
Боня начал нервно чистить морду и покрывать меня матом. Артемона так вставила эта тема, что он от счастья долбанул Вроде Катю но попке, таким хлопком, что если у нее в жопе были бы мозги, то это был бы сотряс.
Катя, раскрыла пасть еще сильнее и остатки напряжения, которые она еще не проглотила двумя белыми струйками ливанули на морду Боне.
РОЗА, БЫЛО ВЕСЕЛО.
Уже начинало темнеть и, сидя у окна со своей кобылой я угрюмо таращился в окно.
Мне глючились зеленые сорняки с огромными болтами, которые были длиннее их гербарийных ножек. Поэтому сорняки передвигались прыгая на маке, как на пружине.
Подруге мерещились пеликаны, в пингвиньих фраках, которые свинговали на стогу конопли и говорили по-армянски.
- А откуда ты знаешь армянский?
- Кто я'? - спросила Пить Не Брошу…, у нее в комнате явно были еще пара-тройка существ-таблетят.
- А я откуда знаю, почему на армянском? - удивилась мочала, - А, типа они в касках типа “аэродром”, а такие только грузины, да армяне носят.
- Пудово, - промычал я, повесив голову, и представляя как Хачик-Пингвино-Пеликан дерет свою хачмэнскую подружку на целом стоге махоры.
Следующий кадр, который дошел до меня - это постель и моя голая плоская страшилка, ПОД КРОВАТЬЮ. КООРДИНАЦИЯ ПОДВЕЛА, и подруга со всей дури грохнулась на пол.
 Бац-бац, туда-сюда. Я оттягиваюсь, как лось на флагманской посудине.
ШТОРМИТ.
Из-за колес по роже моей подруги ползают личинки мух. Белые, как гной и слепые как мак знает что. Я стряхиваю их с лица хлопками - чувиха возмущается и крехтит от удовольствия.
И тут… Пацаны не поверите из ее глаз начинает вытекать оранжевая гуашь. Через фиг знает сколько времени вся кровать закрашивается под апельсин, а подруга начинает говорить:
- Рауфер хэр ботен, русиш швайн. Я воль майн фурер. Фунфунфирциг! - я начинаю трястись.
ДА САМИ ПРИКИНТЬЕ - ОЧКО ВЗЫГРАЛОСЬ.
И ба-бах… свет. Куча, гребаная тонна света, ни черта кроме света. Как будто я внутри долбанной неоновой лампочки. 
- Константин, - раздался голос, я невпонятках огляделся и смачно сплюнул вниз.
- Эй ты говорящая лампочка, не тычет меня Константин, зови Меля. Че тебе надо?
- Не ужели ты ничего не понимаешь?
- Ха, кончай прикалываться, конечно, понимаю, драный светильник (я громко заржал).
Все понимаю…
БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ БУДУ ЖРАТЬ КОЛЕСА
ВМЕСТЕ С ВОДЯРОЙ И КОСЯКОМ!!!
- Эх, ты гондон, ни мака ты не понял, - заорал светильник и начал удутым смехом заполнять все вокруг.
Эта падла ржала так долго, что я сам начал стебаться и присоеденился к фонарю.
А потом его басок превратился в смех моей кобылы и я открыл глаза.
- Эй, Меля. Твою за ногу. Ты профан, ты что отрубился, да еще и обрыгался? Благо я успела увернуться.
Я все еще не одуплялся, но заметил, что лицо мое прилипает к кровати.
РОЗА, я лежу в собственной блевотине, а эта дура трещит.
Тут, в комнату, заваливается Обуза, с матом и телкой. Если что - это хозяин празднества и хаты.
Думал нас потеснить, но при виде пятна под моей репой Обуза закипел:
- Ты, гладиолусный Мелиоратор, какого мака, роза, ты настругал на постель моих предков, че, астра, не мог до толчка добежать, ты… - дальше без цветочной энциклопедии не обойтись, а у меня ее нет.
Итак, Обуза гнил на меня очень долго, я пытался его слушать и даже в секундные паузы успевал вставить: “Извянки”, но долго не выдержал и отрубился, перед этим еще раз обильно удобрив подушку.
А сейчас уже начались уроки, и скорей всего Тушкан уже поднял баблэ. Заходить и проверять мне в лом.
Как знал! Минуту спустя на горизонте появилась Вроде Катя.
ОДНА! Вот стервоза прогуливает уроки, как не хорошо.
Я ей:
- Эй чува, как оно, куда канапатишь? Не уж то без своих загвоздичных подруг?
Прошла целая вечность пока эта дура доковыляла до меня размахивая своей жопой, как на соревнованиях по бальным танцам.
Болт пойми почему, я ухватил Вроде Катю за ту самую ба'льную задницу, а если уточнить, то за правую ее половинку. И попробовал сунуть свой змеистый язык между ее, полопавшихся от курева губ… (надеюсь от курева).
- Меля, ты чё? - взвыла Вродя, отдернулась от меня и освободила свою жопу.
- Да я соскучился, моя Милая Королева, - сказал я, тихо отрыгнув пивцом.
“Ни мака себе Милая Королева, да ее даже не Вроде Катей надо звать, а В-РОТ Те Катей… Уа-ха-ха.”
- У тебя же Бритва - королева! Ты че гонишь?
- Эй, подруга да успокойся ты, я же мужчина. Курить будишь?
- Нет, у меня свои есть, - и Вродя, помахала мне перед фейсом пачкой зубочисток типа Vogue.
- Да, нет дура, ганджубас, блин, - я резонно направил на путь истинный эту мочалу.
- Ганджубас? - встрепенулась Катя и вдохнула предвкушаемый веничный запах, моей шмали, - коню понятно, буду.
В этот момент Тушкан выбежал из комка с автоматами, за ним вылезла нога нацеленная на его шоколадный глаз.
В ЭТОТ РАЗ ОТДАЛИ ХОТЯ БЫ ПОЛОВИНУ!!! И НЕ НАВТЫКАЛИ ПО ХАВАЛЬНИКУ, НЕ МНЕ, НЕ ЕМУ.
Решив плотно угореть, мы распотрошили три Вротины зубоковырялки, и с трудом заколупали туда мою дурь.
Речи нет, перевод на дерьмо и травы и сигарет, но что не забабахаешь ради тычливого стеба.
Мораль: СТЕБОТА ТРЕБУЕТ ЖЕРТВ.
Обшифровавшись в подъезде близлежавшего хауза, мы начали раскуриваться. После двух напасов Вроде Катя, сдудела пол свистка и потянулась за моим, даже не пионером, а октябренком.
Я обнял ее за талию, ну то есть так бы я обнимал талию, если бы это была не жопа, и запаровозил ей оставшуюся половину “смешного вога”. Вроде Катя, стоило последней кучке дыма завязнуть в ее легких, начала снова гортанить о Бритве и ее королевстве.
Решив переходить к активным действиям Тушкан, достал смелый Байломор, который после сейной худосочной трубы, казался, блин кубинской сигарой.
Переглянувшись с Тушиными глазами, сначала с левым, потом с правым, я все понял.
Задача: обдудеть Катю в ноль.
(как говорит Бритва) Мотивы: (неизбежные) развлечения любого характера.
Цель: Еще сам не разобрался… но она отмечена манящей тьмой средней глубины.
 
• Сегодня

Без мазы. Я жив! Я жив? Жив ли я?
Вот все о чем мне и думалось когда, скверна этого будня врезалась мне в подмышку чем-то твердым, неприятно пахнущим, да и болт пойми, откуда взявшимся предметом.
Мне потребовалась целая, роза, гвоздика времени, чтобы из куска, а то и куска кусков предметов угадать, что это именно Катины зубы впились в мою подмышку.
Не вспомню от чего ее так унесло, но Вротя явно ощущала вместо моей, не первой свежести, подмышки, что-то вроде стейка или нереально сочной куриной ноги.
Базару нет, это прикольно, но через минут пять я чувствовал как нежный как зад младенца слой кожи на моем покоцанном раскумаром теле, начал кровоточить.
- Падла, ты че делаешь? - взвыл я невозмутимым писком, что в натуре не тема для утра, когда даже Бритва с ее пищанием, хрипит, как долбанный придурок из Сепультуры.
Когда я, что есть мочи рванул свою поврежденную подмышку из алчного порочного рта Вроти, та щелкнула зубами и проснулась.
Видать на хмельную башню или вообще на тупую башню, мочала решила, что я уработал ее по пасти. Типа доброе утро, пупсик, изволь гвоздюлину.
- Ты что, Меля, гонишь? - пробасила Катя неприятно нежным, давучим голоском.
- Кто тут еще гонит? - я снова пищал, как малолетняя бестолочь, просящая маму купить еще мороженного, - ты, овца, мне чуть пол хавальника… блин, руки не съела.
Катя уже снова дрыхла, так что мои причитания были ей как глазу мак.
За дверью послышался вой Тушкана.
Кажись Туша неодупляется где он. Или еще какая-нибудь швабра выгрызла кусок подмышки и ему.
- Долбанный свет… что за макня…- слышится из-за двери.
Я кричу ему:  - Эй, Туша, хорош орать лучше сходи за пивом.
На что я получаю ответ: - На-кась выкуси кабель драный. Долбанный гладиолус я роза маргариткой клянусь, что вынесу из твоего зверобойника половину… не… гребанную всю нижнюю челюсть.
- Э, Туша, ты чо буровишь? Кто не дал? Или кто дал?
И тут в руму ввалился Тушкан. Я занемел и походу забыл о своей поврежденной подкрылке.
На Тушкане не было лица и даже не было ни одного из его косых глазюльников. Такая вот ботва. Вместо рта красовалась сине-красная присоска, а вместо щек две исполосованные подошвами марлечки.
Эта телега, настолько симметрично украшала Тушину репу, что волей не волей приходил вид косого, от чего-то забористого, чувака, который всю ночь колупается у себя в роже, постоянно поглядывая в зеркало, прямо - Пришива - чингачболт возврящается.
Только к обеду, когда этот пурген с криками и пожиранием подмышек прекратился, мы сели за теннисный стол переговоров и решили все это культурно перетереть.
К нам, не пойми из какой гвоздики, на каких, мак пойми, лыжах пришвартовался Чай-Хан.
Чай-Хан был плотно раскурен. По нему видно не было, но он как долбанный шизоидный урюк в рубашке, а-ля Пьеро, повторял: «В гвоздику я так раскурился? В гвоздику я раскуривался. Какой гвоздики я так раскуривался? В гвоздику так раскуриваться».
Болт пойми почему, но я решил это дело запротоколировать, раз Чай-Хану это было так необходимо.
- Просто неструячий импотент Эвклид, - сгвоздичнул Чай-Хану Тушкан.
- Ты да ты бы так раскурился, потом бы говорил, гребанный кабан тростниковый, дебил, шкуродерный мак, даун, овен, козерог, стрелец, макака, жаба, крокодилу Гене в детском лагере сломали два ребра, Курочке ампутировали яичко, расколбас полный, чуваки отдыхаем, - дальше Чайку, окончательно переклинило и он наглухо застрял в своем обдутом шмалью мирке, который явно напоминал подгнившую плотину, в которую заплывает куцый бобр, только ради того, чтобы пошпилить свою бобриху.
Вроте Катя глубоко сострадая моей подмышке, уже в пятый раз бегала за пивом. Я сидел, как отстреленный лебедь, с гордо поднятым до уровня хавальника, скрюченным крылом.
Крыло скрючилось еще часа два назад от усталости, и я гордо держал правую, (волшебную) руку на подставке из буферов Кати. Которая почему-то не возражала и не отбивалась, как вчера, когда я гладил ее не очень сладкую жопу.
Я НИЧЕГО НЕ МОГУ ВСПОМНИТЬ.
В башне торчит какая-то фигня, похожая на сон и на облака, которые мне показывала Бритва - в общем, что-то тупое, сопливое и на мак не нужное.
«Сидим мы за табльдотом, там, типа идет вытеснение желания перепихнуться. Но по факту это субличо-тотипируется, как разговор о бесплатной куче старого доброго еще и навоза».
Вот этой стеботой меня пичкает Бритва! Это какой-то озабоченный дядя психолог (или гинеколог).
Вообще профессии похожие, и те и другие в чем-то ковыряются, так что путаю кто в чем. Ну да болт. Вот и Бритва зачесала мне о том, как этот чувак зажигает по поводу секса. Я даже взял почитать его книгу.
Роза, я думал это он написал Каму-ол дэй Лонг. Но оказалось, какой-то анализ.
- Что за ботва, Киска, - говорю я Киске. Я открываю книгу и штась, на первой странице уже храплю богатырским сном. Бритва меня заверяет:
- Костик (Аааааааааааааааа!!!) Ты дурак.
- Кто из нас дурак, - возмущаюсь я, - Солнышко, я хоть понимаю, когда написано о сексе, а когда - о, блин, том о чем я не понимаю.
Подвалила Вродя, с пивом и виноватой рожей. Я изобразил нереальную боль в поврежденном месте. И Вротины буфера вновь подставились под мое скрюченное крылышко - всегда бы так.
Тут проснулся Чай-Хан и закапал нафтизина, две капли - в глаза, пол склянки - по лицу.
Туша, сияя своей багровой репой, засмеялся, да так, что от улыбки, потрескались все царапины на его исполосованной подошвами харе. Оттуда потекла странного цвета кровь. Туша начал орать от боли и закусил нижнюю губу, которая тоже закровоточила.
Я представил, как сейчас Тушкан развалится, как Буратино перед посещением топки, и начал ржать.
Да так ушел, что начал колбасить по столу, всеми целыми и не целыми руками.
К сожалению, под одной из них оказались Катины немногочисленные сиськи.
Та взвыла будто я вогнал ей в, Бритвиными словами, причинное место, плойку с диффузором. И, конечно же отодвинула пострадавшие части тела. Хоть я уже все зашарил, моей руке было побоку, и та продолжала долбасить по столу.
Потом соскользнула и я тоже начал орать, потому что треснула подсохшая вава.
День явно не клеился.
Теперь история о том, как Тушкан обзавелся своей новой репой.
«Иду я короче по улице, вчера. Ну, типа понимаю, что обдолбленный и пьяный, - от себя хочу добавить, что Тушкан никогда не употребляет слова «косой» потому что…
ОН ВСЕГДА КОСОЙ!!!
- А я где был? И что мы и накидаться успели вчера? - Тушкан ничего не говорит, тупо продолжает.
- Ну значит, канапачу я по темным улицам и любыми средствами стараюсь избежать мусорской телеги. Слышу бомбят меня. Ну, не так как свистом или «Эй, пацан». А так, знаешь дерзко: «Эй гладиолус, стой. Стой, какого мака тебе что, не слышно?».
Ну, я слышу, только тупо иду прямо. Слышу, сзади подбегают ко мне человек пять. Ну, развернулся, думаю хотя бы одному воткну в жбан и зашибись, можно сворачиваться и получать массаж типа, роза, тайский только без раздеваний и снятия обуви. Только поворачиваюсь. Бэм! Меня отколбасили в будку. Ну, я типа, надеялся этот базар мирно перетереть, как никак за парашютами шел. Никого не трогал да и камок с автоматами не кидал на сильные башли.
Я тоже попробовал кому-то втереть, в глазах искры, и при этом темно, ну чисто на шару пытался втереть. И, бам-бам первый, второй. А сзади видать уже один подкрался и меня завалил, как блин в первую брачную ночь, ну я закрылся, как полагается и лежу, жду когда закончат меня месить. Ну, так, попинали да и отвалили. Я значит, еще минут пять полежал, так для проверки. Отряхнулся, зашел в аптеку.
Думаю:
НУ, БЛИН - Я ВЫБИРАЮ. БЕЗОПАСНЫЙ СЕКС.

Вернулся домой. Вроде только по рукам попинали и может бока. Фигня.
Ну, как положено парашют надел практически не заходя в хату. Ты мне дверь открываешь. Типа о какие мы красивые. Я говорю, давай типа скорее впускай. Ты овен меня видел и даже не удивился, типа нормально, каким отправился, таким и прибыл.
Короче, пора там кого-то шпилить. Если честно, кого именно надо было пороть, я уже не помнил, но раз нужны гондоны, значит надо.
Ну, ты к кому-то отвел и все. Потом легли спать.
А утром просыпаюсь, чувиха какая-то под боком на меня посмотрела и ничего не говоря, собралась и свалила. Знаешь, так спокойно, ни болта не понятно. Только ляпнула мне, надевая босоножки: - Закрой.
Я блин глаз открыть не мог. Типа спал еще. И так и не понял, кто это был. Ну, думаю накидались же мы вчера. Башка болит - мама не горюй. Дверь так и не закрыл.
Как-то добрел до ванны, а там, в зеркале такая харя, сам офигел. И чувствую, как зуб передний шатается. Ну, блин обкакался от страха.
Сразу вспомнил, что побакланил вчера.
И ты такой: дуй за пивом. Ну, я говорю: нет, типа. Не охота мне и все».
Такая вот загогулна. Тушкана кто-то отоварил. Коню блин понятно, не с миньета же он таким распрекрасным стал.
Потом наступил вечер. Мы, как группа долбанных детей-инвалидов дали круг вокруг дома и разошлись, Чай-Хан отошел и уполз куда-то в соседний двор. Вроте Катя слишком мило попрощалась со мной. Погладила гриву моего мальчиша-кибальчиша и завиляла пердаком в сторону дома.

• Завтра

Пытался перетереть с Бритвой по поводу какой-то шняги. Сам толком не понял зачем мне вообще она понадобилась, но один мак, позвонил.
Она берет трубку, и таким сладеньким голоском говорит:
- Алле, - ну, я ей:
- Дарова, Бритвусик. Как оно? Булькает и барахтается? - а она мне:
-  Меля, отдыхай, - и так уработала свой телефон, что у меня в противоположном ухе, блин, зазвенело.
Сам думаю, что за ботва-то получается, видать когда мы раскачались ганджей и прибухали, я что-то отмочил неестественное? Что-то слишком неестественное ведь
БРИТВА НАЗВАЛА МЕНЯ МЕЛЕЙ!!!
Как так?
Я не в понятках рванул, что есть мочи' на пятак, там расколбашенные в новогодние бубенчики, сидели Чай-Хан, Обеза и Артемон. Перед ними рэповал, размахивая руками и почесывая яйца Пришива. Сразу видно - разводят идиота. Пришива был все еще покоцанный от моих плюх. Это не могло не радовать.
Когда я шибанул Пришиву по его тупой башне, легкой игривой гвоздюлиной, тот развернулся и принял шао-бао-линьскую позицию. Типа, я тебя отморозок ща рамсану.
 Думаю: делай ломо коматозное. Потом от твоего и без этого расквашенного хавальника останется, только долбанная кучка соплей.
Ломо, поутихло и потянуло мне свои тощие клешни. Разогнав носовой запор, я смачно сплюнул Пришиве в правую ладонь. Как я умудрился это сделать, если рука была повернута ребром? Сам не знаю. Но, Пришива, прилошенно утерся о штанину и затух, как костер, с ног до головы обоссаный десятком пионеров.
Не прошло и пяти минут, как Пришня ушкандыбало в сторону поиска бабла и дальнейшего его применения в комке. Типа за водочкой, да папиросочкой.
Я все сильнее испытывал страшное, причем как после пяти таблеток виагры, желание
ЗАСМОЛИТЬ ТОЛСТОГО КОСЯКА.
- Пацаны, что за лажа? - отгрузил я, пожимая вялые, как маринованные помидоры - клешни моей обдудевшейся братвы: - Вы, пацаны, Бритву не видели, не базарили с ней? Что за макня? Какого долбанного подвода она хапнула, чтобы не пытаться со мной перетереть, а реально кидаться трубками от телефона?
По ходу я слишком наворочено выразился, потому что братва, даже не шевельнулась и не почесала затекшего от сидения пердака. (как они пытались грузить Пришиву в таком состоянии - тайна!) Я повторил. Чай-Хан схватился за свою харю, прижал глаза ладонями и беззвучно начал мотать чердаком вправо и влево. Обеза, как отошедший от офигеннодолгого сна, спящий принцесс, повернулся к Чай-Хану и медленно ушатал его по плечу. Мне показалось, что даже хлопок прозвучал, как
Бы-----------------Ды------------------Дыжь. А не быдыдыжь.
Чай-Хан, медленно оторвал руки от репы и сел в прежнюю позу. Молчания так никто и не нарушал, словно, кто-то безвозвратно и окончательно смазал «Моментом» свой сорок девятый размер. Короче говоря - склеил ласты.
- Алле, олени, - заорал я, когда Артемон не с того ни с сего начал ржать и хлопать себя по ляжке.
- О, Меля, дарова, как оно? - одуплился самый вежливый из нашей тусовки, Обеза.
- Да, нормально, я спрашиваю: долбанный свет, что я загладиолусил с Бритвой, что она со мной не разговаривает, блин?
Чай-Хан:
- Ну, типа, мы что бесплатные психоконсультанты. Ну, это, как там говорят. Ээээ… А как ты сам думаешь?
- Э, придурок. Я не знаю, что и думать мы же тогда с Тушей накидались, я ни мака не помню. Это стабильно после того было, ну или в этот день.
- А, ты теперь с ВротТеКатей висишь, - промычал Артемон и завистливо пожал мне руку: - а я так мечтал отвафлить ее. Может разведем на двоих? А, как ты думаешь? А то с Вротей ни разу не было ничего.
- Ты ваще дурак прокуренный. Как-то была тусовка. Я с кобылой добритвенного периода самолично видел, как ты и Боня качали Катю бутербродом. А ты тут бабку-целку из себя строишь.
- Да? Не помню, ааааа, - Атремон (поганая псина) тупо заржал, как гребанный гусь: - ты тоже не помнишь, что ты отмочил, что на тебя Бритва обиделась.
- Эй, - как гуру Брахмапутра, спокойно вмешался, в клоаку обугленный (в прочем, как и всегда) Чай-Хан. У него был прилив: - А что это ты печешься, что в первой, что на тебя телка дуется? Ну Вроте Катя на тебя ведется ну забей и…
- И что и… - нетерпеливо заматерился я.
- … и давай дождемся Пришиву и раскуримся в окончательное говно, - и все эти три придура рухнули на корточки, словно сейчас обмочат свои широкие штаны, такая вот шуточка.
Я, промолчав, как пучеглазая рыба на базаре, пошел куда-то куда сам не понял.
В башке крутилась какая-то макня, типа облаков в виде поз из порнухи и тупых Бритвенных изречений. В центре всей этой ботвы, красовалась, как в только отремонтированном школьном сортире, надпись:
И ВПРАВДУ, А НА КАКОЙ БОЛТ МНЕ БРИТВА!?!
Подобной стеботой я решил не загружать мой и без того запаренный прогулами по математике, мозг.
Ну, значит так: Бритва не знакома с Вротей! Это стопудово. На тусах вместе не бывали. В школах учатся в разных. Значит Вротя разболтала братве, братва - Бритве. Бритва дуется, за то что я вдул не ей, а Вроте. Ну это фигня. Это так сказать
КЛАССИКА!!!
О боже, пойми, свет очей моих, это была глупость. Она воспользовалась моим опьянением. Да, роза, в рот гладиолусить, она же меня и напоила, чтобы разлучить нас, потому что завидовала тебе и действительно хотела со мною быть… Поверь, я не хотел. Но ты же очень умна, мое Пречудное Виденье, и должна понимать, что прощение это не одолжение, но единственный способ очистить свою душу от скверны обиды, ведь одно из твоих имен есть - Пречистая. И ты можешь просить меня не уступая гордости и чести, ведь честь я уронил свою, а твоя гордость может только ликовать, ведь я у твоих ног (роза, здесь погорячился), ведь я пришел к тебе молить за шанс вернуть все. Безусловно, как прежде все не будет, но будет по-новому, будет перелопачено, блин, переосмыслено. И знай же, что удовольствия я не получил никакого, ведь только с тобой я могу подняться на вершины его. Ты моя единственная Богиня, богиня мудрости, добра и чистоты. Да именно ты научила меня быть достойным тебя, но это моя ошибка - я был плохим учеником, но плохой ученик, понявший то, что он гладиолусный отстой, уже становиться лучше и меняется. И дело, в таком случае, наставницы в обучении почитания самой себя есть ни что иное, как наказание. А какое наказание может быть хуже и жестче, чем лишить возможности думать о разговоре с тобой и встрече в дивный весенний день? И я понес его. Но, прошу, о сведущая в мудром взыскании и предоставлении почести, наслаждаться твоим писутствием, не обнадеживай меня скорой кончиной нашего совместного пути, ведь это не наказание, а казнь. И, не прситало  человеколюбивому сердцу твоему, в тайны которого, меня не достойного, ты посвящала, губить, то на что я презренный лишь покусился, будучи не в своем уме. Я, снедаем этой карой, был в самых глубоких гвоздиках своего духа и плакал вместе с ним и душой, о тебе, о моей ошибке поколебавшей твою во мне уверенность. Но ни один человек не может не ошибаться. Пускай не так сильно как я, но что значит мера, для безмерного твоего всепрощения, которое равно отпускает обиды, от транспортных распрей до оскорблений твоей личности. Но, повторюсь, на мак, я, оскорбил себя, но тебя оставил незапятнанной, потому что то, что стало явью - уже переноситься на преступника, и никак не на осуждающего его. Но ведь и жертвой стал тоже я, потому что победителем проигравший себя звать не может, потому что чувства мои одурманенные ганджубасом и, скорее всего, водярой, были притуплены, ровно как и сознание. И только тело мое было не верным, дух и душа, будучи заточенными в темнице этого злосчастного тела, были верны и снесли пытку стойко. Но пытку, которую творит над ними твое молчание, дух мой ослабленный без наития тобой, не способен снести, а душа раненная тяжкой верой в предательство которое совершило тело, не находит покоя ни в чем, кроме как в мольбах пред тобою. Ты моя королева и в твоем всевластии ты способна проявлять снисхождение, потому что ровней тебе, мне не суждено стать и ко мне можно относиться снисходительно, ибо рабы служат лучше, когда хозяева их благосклонны и, в известной мере, добры. Да ты можешь, избрать иную дорогу, дорогу разрушения, в которой уподобишься мне разрушителю. Но один короед, во век не сумеет испортить целое судно. Ты же подобна стихие у которой это судно во власти, и только ты можешь управлять ею, двигая в даль к земле обетованной напором ветра или же отпустить на дно, где погибнут все, ибо я, подобно всем, не способен буду добраться до берега, где бы он, млин, не был, без твоей помощи. И так и сгину я в океане жизни, молясь тебе, Моя Вселенная, о снисхождении и рыдая о гибели судна наших судеб. Прости меня я был глупцом, но я буду еще большим глупцом, если мольбы мои когда-либо ослабеют, ведь я знаю что добрее твоего сердца не было и не будет никогда в грешном мире и оно рано или поздно простит меня, хотя бы ради того, чтобы душа моя смогла спокойно принять тяжкое бремя небытия, но что есть небытие? Это мой мир лишенный тебя, и пусть он существует по эту сторону жизни, все же он подобен смерти без ласки твоей и твоего снисхождения. И более того, ты и есть моя жизнь, мой Демиург и Демиург не только моей теперешней муки, но и любого благого проявления мыслей моих и поступков, связанных с началом чувственным. Прости…
Ну и что-нибудь от себя вгладиолусну. Эта телега офигительно срабатывает, а если в оконцове забодяжить еще и букетик вонючих цветочков прямо в рыло мочалке, то можно смело расчитывать на прощение не только моральное, но и оральное. Отвечаю, проверял на трех бабах. Все повелись. 
Через минут пятнадцать я снова очутился на пятаке. Раскурился до состояния таракана и погреб дальше.
Через минут пятнадцать я снова очутился на пятаке. Раскурился до состояния таракана и погреб дальше.
Через минут пятнадцать я снова очутился на пятаке. Раскурился до состояния таракана и погреб дальше. Ээээ…
Когда мистер Ганджа врезал мне любимому по репе, я понял, что надо дуть и дуть не шмаль, а дуть к Вроте. (Если я не зашарю, что там с Бритвой, то по любой подержусь за мягкое или даже за влажное!!!)
На бабском пятаке была полная бабская туса. Они орали матом, курили, смачно сплевывая горькую слюну, и передавали пластиковый стаканчик по кругу. Вся эта телега была наряжена в синюю школьную форму из сейлормунской юбки и пиджака.
- Ну и дети пошли, - громко крикнул я, смотав матюгальник из двух рук с поднятыми средними пальцами. Что кстати замутилось зря, потому что мои раскумаренные мозги ни банана не понимали ландшафта через две офигенно непроницаемые культи.
БЭМ! Я лежу на спине, а из моей рожи торчат две руки. От падения, которого я ни фига не ощущал, эти долбанные клешни воткнулись мне глубоко в башню.
Дабы не ронять свой авторитет, я подскочил на ноги.
Кровь, а может спиртяга, стукнули мне в голову сильным ганджубасным приливом. Хотя какой спиртяга? Я же только раскурился, по ходу ганджубасным. Бабы, как будто стали дальше. Но как они умудрились отодвинуть, на пол метра в землю, зацементированную скамейку, этого я так и понял.
Через секунду, я заметил, что все их пасти широко раскрыты, а через еще секунду я услышал, как из этих хавальников льются самые тошнотворные смешки, которыми не мог похвастаться ни обкуренный Чай Хан, ни бухой Тушкан, ни, блин, залитый колесами я.
Ржали эти дуры, как показалось бесконечно, а я ультра-циклодольно подходил к ним, от падения все мои затеи и планы сбились в одну офигенно нездоровую лажу:
"Взять Тушкана за влажное вымя, поцеловав Артемона в мягкий хобот, чтобы гвоздично пригубить молока с размноженной Сейлормун на облаке в форме позы 69, в которой сверху лежит пингвин в аэродроме, а снизу плоская Бритва, с набитым таблетками ртом, прямо над апельсиновой рощей в форме листа конопли и нечеткой надписи "Пить не брошу, а вытеснение будет...", с краю которой стоит Пришива с перьями вместо волос и размахивает руками, а вместо рук из его дистрофичного тельца торчат две смачные сопли, которые растягиваются и, отрываясь падают, на землю, состоящую из навоза Теодора Игнатиевича, который стоит недалеко от гиганской завучихи, больше похожей на «Титаник» с трубами из которых густой струей льются облака в форме позы «фантомаса в бабушкиных очках»… - эта каша множилась, как, роза, батцилы в рекламе мыла.
Каким-то непонятным макаром, я очнулся во второй раз, толпа пьяных глазенок стояла уже вокруг меня и тупо ими хлопала.
Две самые трезвые овцы, вцепившись мне в подмышки, начали меня поднимать. Заныла былая рана, а в голове появилась большая зеленая долина, по которой бегали лысые кенгуру и маленькие зеленые пенисы с усами.
Очухиваюсь я в очередной раз, по голове уже в натуре ползают тараканы и паучки, Сейлормуны побледнели и, не моргая, смотрят мне в будку.
- Что за блин стебота приаральская, биксы, ну-ка поднимите меня, - я хотел сказать именно это, а рот только открылся и оттуда показалась, какая-то белая макня.
Меня посетила
СТРАШНАЯ МЫСЛЬ,
но вокруг были бабы, так что за макню я не переживал.
Эта херь потекла по подбородку и щекам. В нос ударил кислый непрятный запах долгого засосного поцелуя. Страшно хотелось подышать, но весь рот был забит этой херней, которая была настолько твердой, что можно было зацементировать еще одну скамейку.
Очко взыгралось не по-детски, я думал, что засунуть себе в пасть руку и выковырять эту гадость будет не сложно, но руки не двигались и я лежал, как полный придурок на спине с фонтаном слюны.
Дуры на меня так и смотрели, одна сказала:
- Бабы может скорую вызовем?
- Да ты чо дура? Нас же спалят, что мы школу прогуливаем, убери на мак, мобилу.
- А если он загнется, роза, тогда мы ваще попадем, - не знаю на сколько это походило на правду и был ли такой базар в натуре, я не пасу. Но потом мне помнится, что меня тащили к речке, чтобы сбросить в воду или пытались расчленить и скормить маленькой чихуа-хуа с синим, как у жирафа языком. Они, что-то орали о пятаке, о Боне, о том какой Артемон лапочка и какой приятный в постели/подъезде Чай Хан. А я ни банана не чувствовал, и ни банана не помнил себя. Да и на счет этого базара не уверен, просто, когда я опять одуплился, у меня осталось чувство, что это было.
Какого болта случилось, я так и не понял.
Стопудово
П-Е-Р-Е-К-У-Р-И-Л-!-!-!
Очнулся я, лежа на боку, в том месте, где и должен был нагладиолуснуться в последний раз. Передо мной нереально большой лужей разлилась белая ганджубасная пена, как если бы я струганул молоком. Баб не было, а на скамейке, стоял стаканчик с водярой, весь обсосанный густо смазанными помадой губами. Я медленно встал и погреб на скамейку.
Подперев жбан копытами, я заглянул в водку. Там плавали черные куски чего-то или кого-то. В башке стоял жуткий тупняк, которого не бывает от шмали.
Я оглянулся, во дворе не было никого. Когда я в следующий раз заглянул в стакан меня затошнило и я обстругал все вокруг своим завтраком.
Пошел домой, как отдупленный пинч, медленно переставляя ласты.

• Послезавтра

Первым делом меня прополоскало. А когда я заглянул в зеркало, то просто офигел.
Морда моя была вся в грязи, а где пробивалась кожа, там виднелось что-то зеленое и мертвенно тошнотворное. Серая грязь, ни фига не засохла и сочные комки напоминали мне америкотские фильмы. Я бы точно был самкой в белом халате и грязевой маске. Не хватало двух огурцов на глаза.
- Что со мной? - подумал я, и еще раз струганул. Само собой предкам об этом рассказывать нельзя.
Нормально, да? Мам, я тут вчера отрубился, видать ганджа была удачной.
Отмыв харю, я в довес ужаснулся, чуть ни припустил в штаны, которые тоже были в грязи или пыли. От меня нездорово воняло и я подумал, что обделался.
Когда я ввалился в комнату, то обнаружил, что подушка вся в земле и пыли. Резво переодевшись, я кое-как добежал до толчка, чтобы еще раз запустить шайбу. В животе, что-то шкворчало и я присосался к крану, будто он был моим хоботом, который я пытался прирастить обратно.
От холодной воды заломило зубы, в ушах зазвенело, а голова как бы начала сжиматься. Тоже самое было с ней, когда я накидался димедрола.
Что со мной? Сколько курил и пил, не было такого…
ВОТ ТАК УТРЕННИЙ ДЕПРЕСНЯК! -
подумал я, не переставая стругать. В горле, кусками ткани повисли отвратительные шмотки раздраженной гадости. В дверь толчка постучались.
Мама принесла мне чаю, горького, как желчь и темного, как дерьмо.
- Отравился сынок, - сострадательно погладила меня по голове мама: - Костик, в школу сегодня не иди.
- Стопудово, - простонал я и, ужравшись аспирина, эффералгана и угля, залег спать.
Больше меня не тошнило, а вечером (мне правда показалось, что это следующее утро, но в натуре был вечер того же стругательного дня) ко мне зазвонил Тушкан. Видать пасть его совсем не шевелилась, и говорил он, будто подставил трубку не ко рту, а непосредственно к анусу.
- Пук… пук…пук. Ну… пук.
- Здарова, Туша. Пойдет? Как сам? - я давился смехом. Смех был с душком желудочного сока.
- Пук…пукпукпук-пук.Ну, пук пукпук?
- Сплю я, тудыть твою в качелю! А ты что предлагаешь? - я заметил, что спросонья и с обильного утреннего оббливанья мой голосок смахивал на лягушачье кваканье. Но, вроде Тушкан реагировал.
- Пук. Ну, пук. Пукпук пукпук?
- Ква, кваква ква ква ква ква, - говорю я, почесав ляжку,
- ПУК!!! Пук через пук пук пукпук.
- Кваква, кваква, - вот и поговорили.
Я начал собираться. Бодрости, без базару, прибавилось. В штанах, традиционно после сна, что-то гудело и было это что-то очень даже обгудяемо и обгуденно. После таких странных переживаний, я решил мирно поесть пивка, посидеть, побакланить спокойно. Базарить с Бритвой настроя не было.
Нырнув в комбинезон, я загрузился капустой аккурат на пару баночек пыва. Майку долго не выбирал. Где не пахнет, то и надел (лист ганджи и надпись: "береги природу твою мать").

• Тем же вечером.

Тушкан, расцвел. Его харя была больше похожа на клумбы, которые мы постоянно обдирали. Где-то было желто, где-то было синевато. Ротик же его был серо-буро-малиновый.
И два стеботливых шмеля летели на встречу друг другу.
ТУШКАН ПРЕВРАТИЛСЯ В КОСОРЫЛЫЙ ГАЗОН.
Посмеявшись над ним, я задуплился банкой пивца. Тушкан, сказал, что я, НУ, похож на вампира.
Нагнувшись к зеркалу какой-то колымаги, я посмотрел в свое табло и не смог не согласиться. Если у всяких стручков бывают мешки под глазами, то у меня были настоящие сундучища, лиловые и отвисшие как груди а-ля www.maturebitches.cum. Сама касса была белая, как у диснеевской Белоснежки. Стопудово во мне было что-то гробовое и ужасное.
Что было дальше вполне кайфово сочеталось с нашими рожами. Короче:
«Атака Зомби» или «Меля и Тушкан уделывают всех». Мы, пользуясь прикольным макияжем, отправились к пятаку Пришивы и его загоздичных дружбанов.
То был тусняк отборных лохов, лошар и лошпеков. Обычно они висли на детской площадке, через два двора от моего. Там мы их и застали. Шли, медленно переставляя культи. Я - по слабости, Тушкан - потому что хромал и быстрее не мог. Должно быть, это смотрелось бодро потому что Пришива замер, на этот раз не как суслик высунувшийся из норы, а как пацан реально увидевший два трупа. И шевельнуться он не может, потому что пахучий коричневый страх, вместе с душонкой, сползает к пяткам. Кстати его партаки от моих банок затянулись и я решил их обновить, но быстро передумал. Малость слабость.
После ритуала обплевания протянутой руки Пришивы, я вкратце объяснил неотложную нужду в деньгах. Пришива охотно согласился, и табун его дебилов собрался по возможности, на наши потребности.
Тушкан захотел постебаться над этой толпой:
- Оу, роза, перчики, а что это вы не знакомите нас с вашими девушками? Ну, как-то некультурно получается, - всегда, когда Тушкан пытался выглядеть круто, он начинал разговаривать как хачмэн. И вся его крутизна больше походила на жесткое впаривание на мак не нужного прокисшего арбуза. Я с братвой особо не гноил Тушкана, потому что ему везло на аппаратах и поскольку кроме этого недостатка у него были два еще более прикольных (ГЛАЗЮЛЬНИКИ), а ломо коматозное просто и тупо очковалось потрещать над этим гамарджобой.
- Ааа, это Ира, - завошкался Пришива, тыкая почти в ноздри стройненькой прыщавой овце, - Это - Надька (пухлая дура, с большими буферами).
- Весьма рад знакомству, о, прекрасные, ну, нимфоманки, - говорит Тушкан, изо всех сил стараясь растянуть свой, ссохшийся в болячках, хавальник в улыбке.
«Баран, инфанты… млин, «Дневники принцессы» вместе же смотрели» - думаю я. А эти овцы заулыбались. Хромой, косой, побитый и вечно нукающий рыцарь. Ха!
- Это - Верка, - Тушкан, как будто ждал чего-то подобного, дал Пришиве звучный подзатыльник и вежливо поправил:
- Ты, Пр…Пришива овцежуй, долбанный свет. Не Верка, а Вероника, гладиолусный отстойный даун, - почему Туша пропустил «Надьку» я не понял.
- Кхе… Я вообще-то Вера, - вступилась третья, обнажив свои брекеты, настолько огромные, что щука из «Челюстей» - это просто беззубый младенец в люльке-качалке.
А «кхе…» смахивало не на вежливое покашливание, а на гнойное отхаркивание своих легких у тубика.
Тушкан, моментально сменивший грузинский акцент на кошачий лоснящийся бозар:
- О, верно я глюканул, ну конечно же Вера, конечно же. И что же Вы любезные мочалки, то есть, как эт нимфоманки делаете в компании этого отстоя, ну этих чуваков, - нда у Тушкана набор слов был явно набросан в одно помойное ведро его мозжечка, и переходилось с одной речи на другую ему не так гладко, как с хачмэнского спича, на мурлыканье.
- Мы гуляем, - хихикнула КакТамЕе… Толстожопая.
- Блин бравые хлопцы, слетайте-ка мне за пивасиком и дамам за… Ну, вы что пьете? - осведомился Тушкан. Бабы помялись и выдавили что-то типа: Martini…
Да, хоть Каса Бланку или как там? Касса Банка или банку? По любому мальчикам самим рожать лавандос на заказ.
- Премногоуважаемый, Мелиоратор, - без запинки обратился ко мне Тушкан, - не соблаговолите ли вы дать этим коматозным ломам бабла, чтобы те отоварились вышевыложенным?
«Да Туша, точно башней двинулся от гвоздюлин, только что у них деньги отобрали и тут на тебе... отдавай назад»
- Конечно, милейший Тушкан Батькович, сколько же мне отдать? Думаю, половины хватит, - подыграл я и любезно предоставил треть.
Тушкан согнал всех со скамейки, отправил в магазин и попутно на мак.
Потом с шумом врубился между Верой-зубаткой и толстой. Я присел к прыщавой.
- Курить будите? - спросил Тушкан, мне так и хотелось добавить «нимфоманки».
- Будем, - опять захихикали эти овцы.
Не успели посланцы вернуться с пивом и каким-то портвишком, как мы уже были готовы к подрыву в компании зубастой, щербатой и жирной трехглавой жабы.
Тушкан, вскочил и, прикинувшись чайником, воткнул руки в бока, типа, коровы цепляйтесь и пойдемте. Пришива и его братва стояли, тупо разглядывая землю. Я взял пакеты и сорвался за Тушканом с бабами.
Масти висеть особой не было, но отказываться масти не было еще больше. Я решил тусоваться с Прыщавой, знаете ли, подушка может закрыть любые партаки на харе, если она не будет выглядывать из за самой подушки.
Мы приземлились в какой-то дворик по соседству. Бабы задавили портвейн и оскалились на наше пиво. Мне было побоку, потому что я уже залился пивом до свидания с индейкой Пришивой, Тушкану - потому что он от них этого и хотел.
Мочалок развезло. Если, по началу, эти дуры хихикали через раз на наши разговоры, то теперь начали просто трещать, забив на нас и на то смешно это или не смешно.
Не долго думая, Тушкан предложил поиграть в «бутылочку». Роза, офигенная детская игра. Мочалы согласились, меня снова затошнило, но не сильно.
Зеленая склянь, разбрызгивая остатки портвейна, начала вращаться и первый поцелуйчик выпал Тушкану и мне. Второй - мне и толстой, третий - толстой и мне.
На третий раз мы условились целоваться в засос. И, случилось самое отвратительное, чего я и ожидал -
ОПЯТЬ ТОЛСТАЯ!!!
Она попросилась отойти, типа смущается и все такое.
- Меля, я никогда не целовалась! - ее потнючий пятак блестел, как звезда на новогодней елке, меня все еще подташнивало. Отлично, думаю, значит мы сделаем вид, что целовались и вернемся. С детства недолюбливаю жирных кобыл.
Но эта марамойка, прилипла ко мне и, что было силы, сунула свой язык мне в рот.
Он был холодный и я чувствовал мерзкий запах бухла, хотя пиво, которым я задуплился, должно было замазать этот партак.
Корова обкусала мне все губы и через секунд десять я ее оттолкнул, между нами растянулась тонкая нить совместной вязкой слюны.
Окрыленная первым поцелуем, бухая, толстая чува, схватив меня за руку, рванула назад.
Признаться честно, я хотел зависнуть с Челюстями - всегда было интересно поцеловать бабу с металлической пастью.
Если пазырь ляжет в четвертый раз, мы добазарились отправлять пары в подъезд, чтобы поизучать наглядную, чуть потную анатомию друг друга.
Я, ОТВЕЧАЮ, МОЛИЛСЯ
чтобы не совпало, раз эта дура так полезла целоваться, то что со мной будет в подъезде? А ломаться как-то не принято, если у тебя между ног болтается, а то и стоит, банан.
Благо, фартить начало Тушкану. Пять раз палец фортуны, он же горлышко того что-не-было-martini, указал то на Тушкана, то Тушканьими стараниями, на кого-нибудь из бабцов. Три раза с Толстой. Они скрылись за кустами. По ходу фартило еще и этой дранной Толстой.
- Девчонки, давайте пока их нет, крутнем! - гребанные дуры снова начали ржать, я крутнул, в надежде на Челюсти. Так и вышло. Мало удовлетворенный чмоком в щеку, я гвоздикнулся на корточки и закурил. Челюсти, кажись, тоже жаждала целовать Мелиоратора и, не дожидаясь четвертого совпадения, мы пошли прямо в подъезд после второго.
Зарулили в подъезд. Я прилип к ней, сильно сжал ее ягодицы. Та, даже не думала сопротивляться. Я постарался вспомнить название портвейна!
МОЩНАЯ ТЕЛЕГА!!!
Сжимал ее пердак, как будто это были щеки и я пытался выдавить из них типа: «Прости, батька засранца». В подъезде стояло такое чавканье, что мы по любому смогли бы проканать за двух каннибалов у тепленького распотрошенного жмура.
 Вволю насжимавшись ее попкой, я перекинулся на оставшиеся не ощупанные выпуклости. Челюсти сжала моего дружка, от ее перегара меня снова затошнило. Дальше удовольствия было мало, во-первых - я хотел блевать, во-вторых - в штанах начало хрустеть, погнутое джинсами и клешней Челюстей, хозяйство. Я задумался, о Бритве, меня до сих пор напрягало то, что она не разговаривала со мной из-за какой-то пьянки и перепихона.
Ну и так я задумался, что пропустил момент, когда блевать уже не хотелось, а просто блевалось. Уже где-то в районе горла стояла горькая и жгучая шайба. Кислый вкус уже подобрался к языку, я быстро отдернулся и сглотнул. А что еще оставалось делать?
Челюсти удивленно хлопала на меня глазами, которые покраснели, будто она целовалась не со мной, а с толстым косяком отборной махоры. Чтобы удержать момент, мой болт она так и не выпустила.
- Меля, что случилось? - дура случайно сжала руку еще сильней и, от боли я не смог выдавить из себя ни слова. Дверь открылась. В подъезд, зашла рассыпчатая бабка с клюкой в одной руке и пакетом в другой. Типа рассыпчатая значит, что из нее сыпался не только песок, но и трухлявый ливер.
Если бы Челюсти успела расчехлить мой агрегат, то возможно бабка еще и приставилась бы прямо на входе. Так она обошлась лишь шоком и коротким припусканием в понталоны. Я бы сам, не будь даже бабкой, капнул бы в трусы, если бы увидел, как зубастая бестолочь держит за шишку полу вампира, полу Мелиоратора.
- Ходят, тут всякие ссат, срут, вы тут еще трахнитесь, - я, не долго думая старой кочерге:
- Да ты себе льстишь, - говорить я смог, потому что Челюсти, как только заметила инородную бабку в подъезде, сразу отдернула копыто от моего штурвала, но бабка, небось сама не раз щупавшая мальчиков в подъезде - все поняла. В нагрузку отмазала мой болт от страшного удушья.
ХВАЛА СТАРОЙ ПЕРИЧНИЦЕ!!!
Как говорит, набожная Пить Не Брошу…: Во имя овцы и сыра и свиннага уха. Алюминь.
- Ты себе льсишь, - говорю я, - что, значит отковырни болячку, а по гною, как по маслу пойдет? С тобой? Я? Свежий, молодой, румяный? Или ты еще и лесбиянка?
- Да я тебе в бабки гожусь, что за дети?
- Ты мне в бабки не годишься, мне извращенки не нужны в родных.
- Вот бандитье растет, ссат, срут, хам, тить твою мать, - нервы у бабки были расшатанные, поэтому она спорить не собиралась и, спокойно поставив пакет, перевернула клюку рукоятью вниз, закипела окончательно и начала махать ею без разбора. Если бы не грозило оторваться от плотных плюх бабкиной мотыги, то я бы прикольнулся над невидимым шариком для гольфа и потерянной бабкой, рожа у которой сморщилась, как попная дырочка.
- Василь Иваныч, убери саблю, роза, - говорю я, Челюсти хотела меня дернуть за руку, чтобы заткнулся (бабы вечно пекутся за такую херь, типа не ори на улице, не матери бабушек, не трогай мои сиськи и не задирай юбку. Шняга!), но по инерции ухватила моего одноглазого змея, да так нервно и резко, что я согнулся и дернулся вперед.
В этот момент бабка уже совершала очередной замах. И, так гвоздикнула мне в пачку, что я чуть не упал. Колени у меня затряслись от злости, Челюсти вскрикнула и схватилась за свою рожу. Черт знает что. Моя же челюсть взвыла от неожиданности и удивления, откуда в этом божьем репейнике столько силы?
От второй бабкиной банки я увернулся и бросился в атаку. Контроль над собой я не терял, и старался поймать старуху за клюку. Мочить ее, я бы конечно не стал, но тяга была жесткая. Закатать ей в будку и догасить в дыхло смачным пином.
Вот так перечница, с такой на незнакомый район не страшно - еще раз саданула меня, в бок, но поскольку удар приходился больше серединой костыля, нежели его рукоятью, меня почти не вставила эта плюха. Роза, бабка зажигала. Клюку, я успел ухватить и резко дернул на себя.
Климаксоид, от таскания сумок с пятью килограммами картошки и прочей ботвы в каждой грабле, так накачалась, что при всей моей дури, клюка даже не скользнула в ее цепких лапах. Бабка потянула на себя.
- От скотина!!! - в глазах ее горел такой запал, что стопудово она видела перед собой не меня, а фрица в ССовском шлеме.
Я дернул еще раз, бабка потеряла равновесие и начала падать. Ну а, роза, я же парень воспитанный - попытался ее поймать. Клюка упала, бабка накрыла ее собой, как будто это была граната. Шлепнулась с таким грохотом, что у меня уши заложило. Секунду бабка не двигалась, но не успел я подумать, что она загнулась, как послышались стоны:
- Ууу говнюк, у сссскотина, ох-ох, - я, ухватил Челюсти за руку (не промахнулся!) и мы рванули из подъезда. Пакет я не заметил и наступил на него. Там что-то хрустнуло, должно быть, яйца и все это дело упало бабке на ногу.
На улице мне начало резать глаза. Тушкан наяривал с прыщавой и Толстой, без счета и лишних факов.
- Пойдем быстрее отсюда, - говорю я Тушкану и бабам. Челюсти мне шепчет:
- Может ее надо поднять? - я ей, тоже шепотом:
- Ты, гонишь, может еще клюку сунуть в руки, морду подставить? Пошли быстрее.
«Бабка крепкая, дай бог за нами гоняться не будет» И, ухватив оставшийся пакет с пивом, мы рванули подальше.
Расчехлив вечно голодную никифоровну смартфовну, Тушкан замигал Обезе. У Обезы, в отличие от Туши баланс на его Шанsung'e всегда трещал от наличия. Бозар, кстати, тоже был о наличии, свободной хазы, о наличии родичей в командировке, о наличии наличных на кармане у нас и о наличии трех мокрощелок, одна из которых была явно лишняя, но симпатишная.
Обезе было параллельно, на телок, он переживал за мою трезвость. Падленыш помнил, тот раз. Говорят шнурки таких ему всыпали, за обблеванное покрывало и запартаченный барабан стиральной машины, что прилошенный по понятиями и опущенный по невзгладиолусному родительскому беспределу Обеза, долго паял мне покупку новой.
В итоге Обеза подписался и мы, как и рассчитывали, двинулись к нему. Надо было пройти 7 одинаковых дворов, в каждом из которых была бельевая площадка, детская площадка и толпа перцев раскумаренных ИНДИВИДУАЛЬНЫМ способом.
Первая туса - это Пришива и Ко. Лошье, которое я часто вижу и развожу на капустис. Эти болоны почти ничего не делают:
• Грузить кого-нибудь - мак в нос. Сами лохи!
• Засмолить толстого и раскачать белую - откуда взяться баблу, если этих пинчей доят все остальные шесть дворов?
• А что бывает с их задротской тусой, когда появляется хоть намек на мочалку: приходят навороченные бравые зомби-вампиры и снимают мочал, по ходу прописывая первый и второй пункты.

Вторая туса - это толпа жестких отморозков, которых я даже очкуюсь! Обезьяны по жизни и дятлы по понятиям, сидят на пятаке и ждут кого отдуплить.
Однажды - эти кони подрезали где-то офигенный шматок орг.стекла и настругали себе кастетов.
Один из этих косто-рыло-дробильных приборов, года три назад вбил передние зубы Пришивиному бате. Но поскольку дятлам было параллельно, кому и что забивать в глотку, лучше было их обходить за двора три.

В следующем висли нарки. Тотальные торчки, летом они топтали осенние листья и пауков-людоедов.
Ночами, круглый год, драли своих обдолбленных подруг на лавках, а днем стреляли копейки на ширево у всех, кроме предыдущего двора отморозов.

В четвертом, кроме того, что в нем жил я, тусили гоперы и неформалы. Ни хера особого не делали, только опрыскивали всякими надписями тачилы и подъезды.
Однажды была такая тема: Один жирный водила "Крузака", закимарил прямо в салоне. Места не мерено, стекла тонированные, что еще надо откинул сидения и задавил харька.
"Крузак" был прикольный серебристый, блестящий, как пятак Толстой поцелуечной кикимары и новый, как три наши подруги, с кикимарой в том числе.
Короче, эти павианы, вооружившись самыми парашными цветами из своей коллекции, напали вдесятером на "Крузака" и покрыли его ровной смесью slipknotov, маков, eminemov и всей ботвы, какая только могла крутиться в их тупых башнях.
Водила одуплился, наверное, от запаха или шума и гогота, потому что пацаны жестко угорали, пока наводили марафет этой калымаге.
Водила смотрит в боковое стекло и, вместо уличного пейзажа видит "КАМ" и чью-то красную башню (в кепке).
Бэм... Водила открывает резко дверь. Пацан отлетает, а за ним, как у сыканувшего осминога, тянется струя черной краски.
Водила вываливает наружу, сначала неструячая полутонная мозоль в белой тенниске, потом жирные волосатые клешни в кольцах и толстенная золотая цепь. Она была настолько толстой, что больше походила на гусеницу трактора.
Этот козел, ясно дело, возбухает и собирается отколбасить ни в чем не повинного чморика, сзади подбирается один неформальный щегол и орет:
- Че? Роза, вьюнок орхидейный, на... - и пускает желтую струю ему в жбан.
Толстый, коню понятно, реагирует и разворачивается. Плотная струя втыкается ему в шары, тот, запнувшись о копыто Красной Шапочки, падает и начинает орать от боли, базару нет - не нафтизин чуваку залили. С другой стороны тачилы вылетают остатки гоперов и вытряхивают остатки баллончиков на козлодоя.
В этот момент появляюсь я с Пить Не Брошу подмышкой. Вижу - ЦЕПИЩА!!!
Ляпнул что-то на счет «розового побольше» и вцепился в трос, предварительно сунув пару поцелуев бутсом в промежность брыкающегося кабана.
ЦЕПЬ НЕ СРЫВАЛАСЬ! Тут Пить Не Брошу отталкивает меня и с криком, как будто сейчас выпустит себе кишки, хапает цепь правой рукой.
- Сука, не идет, - она повернулась ко мне. Козлодой, начал виться еще сильнее и оторвал руку от ушатанного паха к цепи. Я дал ему в гуч, жирный вернул руку к шишке. Все время пинчара орал матом, от второй банки он затух и начал задыхаться. Стопудово:
ЯЙЦА ВСТАЛИ ПОПЕРЕК ГОРЛА.
Посношавшись с золотишком еще секунд пять, Пить Не Брошу, победно подняла над головой цепь и, размахивая измазанными в краске клешнями, дернула со двора.
Я побежал за ней. В оконцове мы два дня отмывались от краски и столько же профукивали лаве с троса. Месяц я заваливал домой, как шпион, а неформалы завязали с рисованием.
Когда к ним подгребли мусора, типа, дравя желаю, господа выпердыши кровавые, ничего не видели? - неформалы натравили мусоров на накров и расслабились. Про жирного выродка и про "Крузак" я ничего не слышал. Меня никто так и не зацепил.

Пятый двор - это бабский пятак, в нем сейлормуны попускают школу, пытаются расчленить обдутых Мель и факультативно занимаются трепом о шмотках, слащавых гомиках с обложек и подкрашиваются рожами, чтобы на них застрял взгляд кого-нибудь, и чтобы потом в них застрял одноглазый взгляд чего-нибудь.
 
Дальше висят потерянные перцы: все постоянные кореша носят одинаковые кроссовки, черно-белые Найки, за 3000. В прошлом году эти отморозки всю зиму ходили лысыми бурундуками. Один даже заработал менингит, но остался живим и не стал бараном? Спрашивается, какого банана этот лось не стал бараном? Да, млин, потому что они там все бараны и им сиренево менингит, трипак или насморк у кого-то из них.
В позапрошлом году они все слушали гопоту и мочили всех кто эту гопоту не слушал.
Три года назад заделались ме'таллами. Квасили пиво, и всех кто буровил против пива и ме'талла.
Плюс ко всему, кони шмалили самую жесткую дурь, какая только бывала у нас на районе, где брали - так не разу и не раскололись. Зато к хвостам относились мирно, и гостеприимно паровозили всем желающим, кроме нарков.
Один раз я прихвостился. В прошлом году. Зимой. В толпе наждаков, умудрился раскуриться в такое дерьмищще, что даже если бы была возможность рассказать приколы с той тусы, я бы не смог, потому что просто умер и одуплился только на следующий день дома, с недоеденным батоном за щеками.
Погремела у них были тоже странными: Трактор, Миг, Кош, Вуль, Драндердор и Дордендрауден (последние были четырехяйцевыми близнецами). Так они друг друга называли, в натуре. Ясен мак, когда они были обтоплены, то близнецов звали: "как там", "эй ты", "роза", "роза гладиолус гнойный" и прочее.
ЖЕСТКАЯ ДУРЬ!!!

В последнем дворе, в заднице, которого и жил Обеза, тусили бабки. Обыкновенные такие нудные бабки, со вставными челюстями, глазами и палочками.
Реально - это была самая опасная туса из всех. Их боялись даже отморозки. Все, поголовно, старушенции были отставными Штирлицами и Василий Иванычами. Знали всё, всех родоков, все явки, все пароли. Если бы когда-нибудь, обдутый Чай-Хан подвалил к ним и спросил где Дырдык....как там его берет шмаль, то стопудово, бабки бы сказали:
- Ой, сыночек, там-то там-то, скажи что от нас - тебе уступят. Там такая клевая мохора! И сухая, и яиц мало, домашняя, свеженькая...
В данный момент я переживал, чтобы та бабка-камикадзе не приползла к своим чувам и не куманула нас.

Потрещав с Тушей, я забил на Челюсти и переключился на прыщавую.
- Какая несправедливость, Пу-по-чка моя, так мы и не узнали друг друга получше, - Я смотрел ей в ухо. И причин делать это было целых пять:
1. Волосы у нее были короткие и ухо, я видел;
2. Из этого уха не торчали волосы с желтыми каплями ушной росы, и дырка в нем была настолько черной и чистой, что я мог заглянуть ей в мозги и может быть их поиметь;
3. В мочку была посажена целая связка сережек, и я бы точно растянул изучение каждой, за время, которое мне нужно было, чтобы перетереть и подогреть ее поддетое портвишком желание повисеть с первым встречным Мелиоратором,
4. На ее ухе не было прыщей;

И, самое главное:

5. Пока она шла впереди, на ее пердак я уже насмотрелся.
Прыщавая велась, и что-то там хихикала, как будто языком я с ней не разговаривал, а щекотал ее причинное место.
Думаю: «Давай, давай, ржи лошадь». Туша, снова заделавшись чайником (я, кстати, не ошибся, просто сахарница звучит, как будто либо я, либо Туша - отчаянные очкопоры), подставлял копыта под бабьи щупальца.
Ухо прыщавой я переоценил, и только наш базар пошел в сторону перепихнуться, мне уже хотелось вырвать все сережки по одной и наплевать (а то и хуже) в эту гребаную ушную раковину, поэтому я дернул шлифтами на бабские шмотки и на то, что эти шмотки скрывали.
Впереди шел Туша, справа от него - Челюсти с руками-плоксогубцами, которые почти сделали из моих покатых друзей
ПЛОСКОЯЙЦА.
Значит, на башне Челюстей из одежды были резинка на хвостике, брекеты и пара серьг в духе брекетов. Вот мочалы нереально глючное племя!
«Ой, эти сережки не в тему моему хавальнику, а эти в тему…»
На шее было какое-то ракушечное дерьмище. Ошейник.
Начиная с плеч и до пояса болталась майка, зеленого ядовитого цвета, с надписью на сиськах: "Kiss". Глядя на Челюсти, эта надпись выглядела без базара угрозой, а не тонким намеком.
Дальше шли синие джинсы из плотной ткани, ткань была не резиновой - это мои похотливые грабли запомнили.
Кроссовки с зелеными шнурками!
«Ой, эти шнурки в тему моей майке, а сережки в тему моей кассе! Какая я стильная бикса, роза, на мак, гладиолусный отсосный СТИЛЬ».
Слева гребла Толстая. Волосня - до плеч. Белый топ, покрытый глубокими складками жира. Маленькое оранжевое пятно с левого бока походило на бабку в кресле-качалке.
Кто капнул Толстой кобыле на спину, чем-то оранжевым? Это был - маленький инопланетный ораньжевочленный слепой удод.
Из-под белой юбки, как две толстые песочные струи перетекали жирные ноги. На жопе тоже были пятна - от скамейки.
«Ой, посмотрите какая я стильная! Вот видите я - жирная дура, а надела все белое, чтобы выглядеть еще жирнее!»
А самым ужасным в Толстой были белые босоножки с длинными шнурками до колен. Похожие носил Геракл в мультике, но у него точно складки кожи не вываливались ромбиками.
Песчаная колбаса.
Две песочные колбасины выросшие из толстой задницы.
Зная вкусы Тушкана, я не сомневался, что Обезе достанется Челюсти.
Прыщавая была одета по-человечески.
Может поэтому я решил тусоваться с ней:
1. Бодрейшая серая майка, в обтяжку, чтобы я мог видеть ее аккуратные бубенцы. Надпись под левой сиськой: «bleeding», болт знает, как я подсекаю в забугорном, но это слово на интересном «Discovery» сайте означало - ТЕЧКА, а баба, которая нацепила вместо «Дима Beeline» - «ТЕЧКА», это, без гвоздики, струячая бикса.
2. Отменные черные штаники, немного джинсовые заливкой, а главное вокруг ширинки из ткани был вылеплен точный слепок с ее половой пасти!!! И пасть эта была аппетитная для моей Pocket P'C.
3. На руках были кожаные манжеты со стальными шипами.
4. На ногах - кеды, в подошвы которых она врезала еще какие-то шипы или гво'здики.
- Классная майка, - я обрисовал ее грудь, не блевотную типа «уши спаниеля», но и не маленькую, типа «где сиськи-то?».
- Да у тебя тоже, - прыщавая скользнула похотливыми шарами по моей ширинке хихиканьем.
- Нда… но у тебя не только майка прикольная, - я, осторожно обогнув ее прыщавую харю, всадил свои шлифты ей в шлифты. (Какие, роза, красивые глазки).
- Роза, с тобой та же бот-ВА, - прыщавая подавилась комком воздуха и опасливо прикрыла пасть.
Щеки стали надуваться и через секунду прыщавая сливала весь порт и все бир, что усосала за вечер.
Когда девушку тошнит - это всегда плохо. Потому что, рыгая - ОНА ТРЕЗВЕЕТ!!!
Полюбовавшись Щербинкой в позе блюющего рака, я поторопился, залить ее оставшимся пивом, чтобы держать градус.
- Вот запей, - пшикнул я, вырванной чикой.
- Басиба, - простонала Ущербка и присосалась к банке. Отпив глоток Щербатая утерлась и вяло пошлепала дальше, всунув банку мне. От пива несло рвотой, я побрезгал пить пивась с кусочками свежее-недо-переваренной пищи.
- Оу, - завыл Обеза с балкона. Он, как всегда в отсутствие родителей, делал домашнее задание по ботанике. Сегодня он опробовал чилик с винищем вместо воды, - Дарова торчи.
- Здоровей видали, Беза сморч! - заорал Тушкан заделавшись хачем.
Далее туса протекала обыкновенно. Кстати, бабки были еще не предупреждены о нападении на их подругу, поэтому не прикопались ко мне. Без мазы.
С биксами мы порубали в дурака на раздевание. Как и следовало ожидать, дуры были не против раздеться. Ущербку, я отправил в ванну, чтобы та почистила пасть.
Сидят значит перед нами три полуголые коровы. Мы плавно раздеваемся. Я - без майки, Туша - без носков, Обеза - в трусах, но с пивом.
Беза был самым голым, потому что обдудевшись, он не мог нормально хлюздить.
Даже тупой слюнявый детеныш сумел бы выкупить лажу, когда бросая черную шестерку на красные лбы и мамки, Обеза заливался ржанием.
Как я и думал, Туша активно окучивал Толстую. Челюсти, поглядывала на меня, Я - на Щербатую. Обеза часто зависал на выключенном ящике.
- Оу, чуваки, - замычал Обеза, - у меня есть новая офигительная японская мультипликационная порнуха. ГЕНЕтай, тудыть твою. Как на счет? - бабы похихикали, нам с Тушей было сиренево, потому что «новым» у Обезы называлось то, что мы видели где-то раз по пять на каждый глаз (это в случае Тушиного косорылья).
На карты мы забили. Телки, не одеваясь зырили, как доберман срывает трусы с пучеглазой рисованной япошки и лижет, все что не сорвал зубами.
Я перетек к Прыщавой и погладил ее по колену:
- Как на счет продолжить играть в бутылочку? - прыщавая похихикала шепотом. Мы перешли в спальню. Обеза насторожился, но буровить не стал. Бутылки не было поэтому мы просто повисли.
Прыщавая целовалась очень даже ничего себе. Я снял штаны, ей пока ничего снимать не надо было. Так и оттянулись. Я оставил на себе только носки, а Прыщавая - браслеты. Я слился быстро, чтобы не парить себе мозги и развалился раскинув руки. Само собой подушкой я ее жбан не прикрывал - это так говорится. Вместо подушки мальчики должны использовать позу не блюющего, но рака.
После перепихона у меня появилось привычное чувство неприязни к телке. Но как всегда я не столкнул ее с постели и даже пытался чувственно гладить ее прерывисто раздувающуюся грудь. Без особого кайфа.
- Меля! - проблеяла Прыщавая.
- Чо? - говорю я.
- Это было классно.
- Без базару, - сказал я и понял, что это было не классно, а ЛЯЛЯСТО.
ОТТЯНУТЬСЯ С НЕЗНАКОМОЙ БИКСОЙ - ЭТО ВСЕГДА ЛЯЛЯСТО!!!
Как я понял по хрипению, Туша бился с Толстой в зале. Толстая явно ему не давала.
Обеза навряд ли парил Челюстям, потому что с кухни долетали смешки и ржание.
В окне стоял вечер, не очень темный, но и не очень светлый. Это такой вид вечера, когда можно смело закинуть пару палок до того как пойти по домам.
Так и сделали.

• Послепослезавтра.

В школе географиня, ужравшись валидолом, кое-как довела урок. Напорола кучу пурги по поводу Малайзии, нам с перцами было сиреневей сиреневого. Математика, как всегда не пошла и училка тупо скребла мелом, записывая на мак не нужные задачи.
Были какие-то еще уроки, но на них я перекидывался по синезубу мультимедиёй и ничего не заметил.
После школы, признаться сегодня я отбарабанил от звонка до звонка, появилась масть нарыть Бритву, но меня сняла Вротя. Когда я стоял на крыльце и курил она вырулила из школы. Взмахи ее жопы были какими-то грустными, лицо тоже. Она поздоровалась без всяких влажных движняков.
- Меля, прикинь у меня бабушка в больнице.
- Да ты что? Как так? Что случилось? - говорю я, расстроившись, что полапать ее в раздевалке, скорей всего не получиться.
- Сломала ребро и проколола легкое.
Я хотел сказать: «Кто ее так уработал? Ведь бабка старая, куда ей тусоваться в шумных тусах?», но сказал:
- Упала что ли?
- Ну, упала в подъезде, папа ее там и обнаружил, говорит: иду домой, а в подъезде бабушка лежит, сумка где-то в ногах. Стонет. Встать не может, только на бок перевернулась и пытается зацепиться за перила. Мне так больно стало, когда я себе это представила. Знаешь, ну человек старый и беспомощный и даже встать не может, когда упадет.
Он поднял ее и отвел домой. А там ей совсем плохо стало. А я где-то в это время домой шла. У подъезда скорая. Так же часто бывает, думаю, кто перебухал, кто приставился? Поднимаюсь, на пятый, к себе, а в двери щель и из зала бабушку выводят под руки врач и отец. Свет везде горит. А она зеленая, кашляет. Меля, я никогда не слышала такого кашля. Она старая, часто болеет, но чтобы так кашлять. Никогда, - Вротя стряхнула пепел. Голос ее дрожал. Я обнял ее за плечи:
- Я стою в прихожей ничего не понимаю, бабушка, на меня посмотрела и я заплакала. Я тогда еще не знала, что произошло. Папа сказал сидеть дома, ничего не ответил. Я побежала на кухню, посмотреть в окно. Они сели в скорую и уехали. Мама прямо с работы решила поехать в больницу. Я одна в квартире, плакала. Курила и плакала. Потом успокоилась и пошла в зал, думала телевизор посмотреть, голова разболелась.
А в зале стоит тазик, а в нем кровь, красная, очень красная, такой красной не бывает, я даже подумала, что это сок что ли. Бабушку рвало кровью. И полотенце тоже в крови. И на полотенце и в тазике ее чуть-чуть было, но мне показалось, что все было в крови даже телевизор. Меля, мне так страшно стало. Я снова заплакала. Скурила пол пачки на кухне. Кое-как себя в руки взяла. Подумала, может уберу, хоть что-то сделаю. Зашла в комнату, с таким страхом, как будто вся моя бабушка превратилась в этот тазик и полотенце с кровью. А возле дивана сумка, а в ней разбитые яйца. И я вспомнила, что у мамы день рождения завтра. Подумала: «вот подарок» и снова заплакала. И так всю ночь, сначала одна, потом с мамой на кухне. Отец курил на балконе. Мама сказала, что все будет нормально, а мне так страшно, так страшно было, Меля, я не знаю, ну что это такое? Что моя бабушка сделала, чтобы вот так падать, ну все же падают, и не ломают себе ребра, но почему моя бабушка?
Сейчас в больницу пойду, навестить ее.
Сигарета стлела. Я так и не покурил. В этот момент я ощутил себя тотальным и неисправимым
ГОНДОНОМ.
Я пошел домой.

• Сегодня

Весь вчерашний день и вечер я сидел, как ломо коматозное, перед телевизором. Когда начало темнеть я понял, что не понял и не запомнил ни одного фильма и передачи, какие посмотрел.
С утра пошел в школу. Вротю избегал. Особо постебаться не получилось. Вчерашнее чувство так и не прошло, поэтому на каждой перемене я скуривал по две сигареты.
Когда я шел домой, послав в сад всех моих корешей и их ганджубас, позвонила Бритва:
- Привет. Ты мне ничего не хочешь сказать? - я что-то промычал на счет надо встретиться и все перетереть «на живую».
- Подходи к моей школе, раз так надо, - Бритва говорила слишком серьезно и если бы мне не было хреново, я бы обязательно постебался над ее голосом.
- Мг.
Она сбросила.
Я двинул ласты к Бритвенной школе. Было жутко жарко и мне хотелось подохнуть, майка прилипала. От баула терло плечи, подмышкой вообще творилось непонятное и ноющее, до этого о Вротином укусе почти не вспоминал. В кроссах все кипело и сморщивалось от душняка. Без мазы, лучше сдохнуть, чем устраивать терки в такой день. Я попытался повторить мою традиционную телегу для извинений, но слова не цеплялись друг за друга и масть жестко не шла.
Бритва, одетая, как назло слишком нарядно для ссоры со мной, походила на настоящую девушку. Даже глаза подвела. На меня она не смотрела - пялилась на спортивную площадку, где какие-то обезьяны рубили в боскет бол. 
- Привет, Бритва.
- …
- Я знаешь, что сказать хотел?
- Догадываюсь.
- Да, понимаешь. Так получилось, что… я… извини меня, - всегда, когда я пытаюсь  говорить правду и отсебятину, я похожу на Пришиву-дауна. Бритва повернулась ко мне, до этого стояла полубоком:
- Извини? Конечно. Извини. Я пойду сейчас трахнусь, с каким-нибудь. Пусть с Артемоном. Потом мои подруги подойдут к тебе и скажут, вот придурок, ты больше не в теме. А я потом подойду и скажу: Ой, извини. Как-то так вышло. Смешно?
- Нет не смешно, я… («роза, роза, роза, роза, мак знает, роза») не знаю, прости меня, пожалуйста. Мне сейчас тоже плохо («черт дернул, с базаром у меня совсем не ладилось»).
- А кто тебе сказал, что мне сейчас плохо? Мне сейчас не плохо. Плохо мне было три дня назад, теперь мне нормально. А если я тебе не нужна, так так и скажи не надо делать такие подлости. Хочешь сказать, что не специально? Так получилось? Пьяный был? А ты такой уже взрослый. Трахаешь все что движется, говоришь что попало и при этом считаешь себя пупом земли. Ты - дурак.
Я начал злиться, но терпел и молчал. Было видно, что Бритва тоже путается в заготовках своих базаров:
- Тебе со мной плохо было? Скучно? Разнообразия надо? С Катькой? Да она же тупая. Она страшнее меня, она вообще дура. Нужна тебе? Пожалуйста, я плакать о том, что ты такой великий меня бросил, не буду. Больно надо. Все понял?
- Да не нужна мне Вротя. И я не великий, и хорошо мне с тобой. Ну я не знаю, - вдруг я вспомнил всю ботву которой мы с Бритвой занимались: пялились на облака, болтали о музыке, шатались по дворам от пятака к пятаку, она мне всегда что-нибудь рассказывала.
У меня появилось страшное чувство, что я
ТОТАЛЬНЫЙ И НЕИСПРАВИМЫЙ ГОНДОН ВДВОЙНЕ.
- Можешь мне не брехтеть, о своих чувствах. Какие могут быть чувства, если ты так просто спишь с первой попавшейся? Что ты скажешь? Мы мужики такие, нам надо разнообразие. Конечно, львы да? Цари природы. Да что у тебя вообще кроме члена есть? Мне с тобой поговорить не о чем. Как ты тогда про музыку сказал! Я думала, что тупее ты уже не сможешь сделать, а ты. Вот тебе на. Бритвусик, Бритвусик, моя сладенькая. Надо полагать ты так всем говоришь?
- Нет.
- Только мне?
- Да. Пожалуйста, ну прости меня. Я - дурак, точно. Хочешь прямо сейчас я Вротю пошлю.
- Ах да, ты же с ней теперь встречаешься. Боже какая прелесть.
- Ну, Бритва, пожалуйста, прости, прости, меня, я, не знаю, как сказать, чтобы ты, мне поверила, но я, в натуре, был, говном, я, постараюсь, все исправить, давай, как-нибудь, ну…
- Как исправишь? Хером своим тыкать не будешь? Хочешь сказать, что это все понарошку, так, не по настоящему. Подумаешь перепихнулся, с кем не бывает. Знаешь что, Меля, иди в ЖОПУ, я терпеть такого не стану, потому что итак терплю слишком много. Я из-за тебя даже материться начала. А весело - это вообще ерунда. Что мне с этого, ты слишком вообще весело к жизни относишься. Да ты себя послушай у тебя же все дуры. Географичка - дура, Катя - дура, все бабы - дуры, все ребята - лохи. Я тоже баба? И тоже дура?
- Нет, ты не дура, - я окончательно разозлился, но потом заметил, что злюсь я не на Бритву, не на себя, не на свой банан и не на свой язык, а
ПРОСТО
ТУПО
ЗЛЮСЬ.
Потом вышли Бритвины подруги, посмотрели на меня, как я смотрел на Пришиву и утянули Бритву с собой.
Я пошел домой. Забыл, что курю и просидел за тетрадью по русскому часа два. Записал последние дни в дневник и рухнул на кровать.

• Сон.

Я тусуюсь с нарками в их дворе. Мне приносят серебряный шприц, и я втыкаю его себе в язык. Язык синеет и выпадает изо рта, как большой баклажан. Потом он отрывается и я гонюсь за ним во двор отморозков. Походу мне страшно, но язык важнее, тем более я не могу говорить и только что-то мычу ему в след, как, блин, Герасим.
Язык топит не быстро и виляет корешком, я не могу за ним угнаться, ноги не двигаются.
Отморозки смеются надо мной, тыкают в меня пальцами. На руках у них кастеты. Все то приближается, то удаляется. Они стоят вокруг лавочки, а на лавочке стоит тазик, из которого торчат кишки и капает слизь. Толи зеленая, толи зеленая с красным. Прямо в кишках торчит свечка, большая, такую зажигают, когда отрубается свет. Она желтого цвета. Дует ветер, пока я наблюдаю картину, язык встал на месте и не двигается, только прерывисто сокращается.
Один отморозок кричит мне:
- Эй, Мелиоратор, иди сюда!
Я не хочу подходить, но подхожу. Самый жесткий и главный отмороз достает ручку обычную прозрачную с синим колпачком и синей пастой. Засовывает ее в тазик. Наматывает кишку, как макарону и протягивает мне.
- Делай красиво.
Я говорю: - Не буду, - но языка-то у меня нет. Я просто мычу, а он мне засовывает ручку в рот. Глубоко. Что-то хрустит. Через секунду, кишка начинает дергаться и залезать глубже. С конца капает какая-то жижа, похожая на дерьмо, сопли и кровь.
Я не пытаюсь ее вытащить изо рта, но мне противно. Чувствую, как кишка начинает думать за меня. Сзади подкрадывается язык, он совсем превратился в баклажан. Я поворачиваюсь и он прыгает мне в рот. Попадает справа от кишки и начинает прирастать.
Тоже начинает думать.
Кишка, спорит с ним и пытается выдавить изо рта. На меня этим двум совершенно параллельно.
- Мелиоратор - ЧМО, - орет главный отморозок, остальные начинают ржать и тыкать в меня пальцами.
- ТЕН, - говорит баклажан.
- ТЕН УРАЗАБ, - пищит кишка. Я пытаюсь, что-то сказать, но только мычу.
- ТАВОНИВ ЕН МЕЧ В ЕН Я, ИКЗОРОМТО АДОПСОГ, САВ ЬТИРЕВАЗ УЧОХ МОНОДНОГ МЫНЬЛАТОТ ИЧУДУБ, - говорит баклажан. Отморозки начинают меня гасить. Пинают по яйцам, те трескаются и начинают стекать по ногам. Кто-то дергает за кишку, чтобы повалить меня на землю. Я не сопротивляюсь, но и не падаю. Кишке больно и она начинает вращаться, как пропеллер. Через секунду все отморозки покрыты слизью, и я начинаю сваливать от них. Кишка все еще махает, как вентилятор.
На выходе из двора я наступаю в капкан. Он отрубает мне ногу. Я бегу дальше, как будто нога у меня все еще есть. Оборачиваюсь, может, есть время подобрать ее. Сзади лежат огромные брекеты и грызут мою ногу. Отморозки стоят у скамейки не двигаясь.
Гребанные брекеты жрут мою ногу. Я пытаюсь подойти к ней, но кишка сильно машет - бьет меня по рукам и оттаскивает назад.
Вторая нога начинает таять и сыпаться, как песок. Я остаюсь висеть в воздухе, только благодаря кишке. Последними падают на песчаную горку мой хер и разбитые яйца. Я отлетаю все дальше и дальше.
Брекеты подползают к моему банану и начинают его грызть. С меня падают штаны, вместо ног и всего остального у меня что-то вроде огромного колена.
Меня, не реально разворачивает лицом к дому. В каждом окне стоит моя бывшая баба.
Пить Не Брошу кричит, с первого этажа (сначала мне показалось, что она на третьем):
- Меля, пойдем ко мне.
Три каких-то кричат с разных сторон:
- Иди, иди к ней.
Дверь подъезда открывается и оттуда вываливается целый контейнер шмали. Из горы шмали вылезает Вротя с тростью и идет на меня.
Бэм. Она размахивается и кишка наматывается на клюку. Я падаю на землю, превращаюсь в подобие мешка, только с глазами, ртом и носом.
Вротя тянет меня волоком, по двору к брекетам. У брекетов между металлическими деталями застряли куски моего банана и штанина.
Я одуплился и понял, что не спал, а просто кимарил.
Меня снова затошнило, а потом вырвало. Так я блевал до двенадцати.

• Позавчера

Ночью мамаша вызвала скорую. Я вырыгал почти все внутренности.
Когда я пер в скорую помощь, в конце двора, кто-то орал матом и бил кого-то. Светили желтые фонари, вдалеке слышались сигнализации. Меня вырвало прямо в скорой.
Когда меня приперли в больницу, я уже проклял все что мог, и послал на мак все, что не проклял.
Дальше помню смутно.
В кабинете мне закатали зонт. И тут меня осенило!!!
Эта ботва жестко походила на кишку! Я просто упал, ведь еще вечером или ночером я видел кишку, которая лезла мне в башню. Я подумал, что я медиум и что Бритва децл погорячилась о моем не-величии, но после зонта меня прополоскало и я обо всем забыл.
Осталось только гордое чувство, что в потерянном полусне отморозок засунул мне в будку кишку, а тут штась мне суют настоящую кишку в пасть.
КИШКА ВО РТУ - ЭТО МАСТЬ!!!
Маме сказали, что у меня язва, поэтому меня все время тошнит. У меня же было свое мнение по этому поводу.
Зеленый, как ганджа, я завалился в палату, куда меня отправили врачи. Там никого не было. Через пять минут приперла толстая врачица. Поморозила мне соски трубкой, заставила покашлять.
- Жжение есть? - «ты что дура отстойная, водки никогда не пила? Когда пью - есть, когда обкуриваюсь - в животе щекотно»:
- Нет, нету.
- Спазмы бывают? - «Когда трещим обдудевшись, бывают»:
- Нет, не бывают.
- Что же ты такой молодой, а уже язва? Нервный? - «Последнее время? Да. Когда ты  чуть не завалил старую перечницу мочалы с которой повис и из-за которой поругался с другой мочалой! Роза, я стопудово нервный»
- Немного, нервный.
- Мы тебе значит поколим успокоительные, выпишем диету.
- И я свободен?
- Нет ну полежать недельку-другую придется, - повернулась в дверях врачица.
- Недельку? Другую?
- Да время быстро пройдет. Книжки почитаешь, сканвордики погадаешь, - «да в гробу видал».
- Ага, - короче, я подумал, что эта лажа закончилась, но сразу после врачихи завалила мед. сестренка. Это была самая типичная обезьяна. Описать ее у меня не хватит ни названий цветов, ни матов в простом виде…Такая тема: если бы с ней стыканулся Тушкан, то он бы послал кусок Толстых и лимон прочих страшных кобыл, на которых имел не только виды, но и стояки.
Чудище сказало мне идти в процедурный. Реально, если где и остались камеры пыток, так это в больницах.
Когда чува, начала мазать наконечник клизмы вазелином, я понятно объяснил где я видал такие приколы и рванул в палату. Шмара прикрыла дверь и прижала ее своим уродливым пердаком.
Я начал ныть, решив, что корову это успокоит, но она не унималась и как, мать его, робот повторяла: «Надо поставить, надо поставить…».
- Да кончай стебаться, пупочка, мы с тобой еще плохо знакомы, чтобы я позволил тебе ковыряться в моем девственном, - шмара потянула лыбу:
- Надо поставить, надо поставить…- я послал ее туда, куда она собиралась послать  литров пять воды, шмара приуныла и начала грозить бугаями мед. братиками. Типа, ща пацанов позову, они тебе вообще очко на бенгальские огни раскачают. Прикинув, что бугаи, колупающиеся в моей жопе - это фиговая страничка биографии, я сплюнул в раковину и согласился.
- Ну вот и все, потерпи еще минут пять, - снова потянула лыбу шмара. Я, забив на ее базары, рванул на пятак. Шмара постучалась в дверь, пожелала спокойной ночи и срыгнула.
Я, опущенный, как свежеотдупленный пинчара, гвоздикнулся спать.
За эту поганую ночь я зашарил две вещи:
1. Я ни мака не медиум, потому что кишка во рту - это витаминка по сравнению со шлангом в жопе!
2. Я понял, как мочаться телки.

• Вчера

На утро мне  было тотально беспонтово. Прикинув, что я, по любому врежу дуба, если протусуюсь здесь еще недельку-долбанную-другую - я навострил лыжи.
Слиться не было особых проблем, тупые врачи, мед. сестры и прочая шваль, были настолько погружены клизмами, что мне показалось я попал на жесткую отмороженную акцию: "Каждое второе очковтирание - БЕСПЛАТНО!"
Шмо'ток у меня особо не было. С шузам проблема встала острее, чем родимый утренний стояк!
Кстати, последний был реальным бальзамом на мужское сердце, для чувака с растерзанным шоколадным глазом. Хотя я бы мог дернуть и в тапках. У нас по городу до балды таких баранов, которые гуляют в тапках.
Замочив минералки, которой меня задуплила ма, я зашаркал на выход.
В дверях, как, блин, чмо из розетки, появилась шмара, со своей блевотной улыбкой:
- @#$%&#@$ (она нереально произнесла мою фамилию и если бы в палате не было никого кроме меня, я бы ни болта не зашарил, что вообще происходит) Пора на УЗИ.
"На какой кукан мне твое УЗИ? Я бы порубал".
- УЗИ? А кишкануться? Я знаете ли воевать натощак не особо!
- Надо на УЗИ, надо на УЗИ... - шмару опять переклинило, мат. плата была явно пожеванная временем.
Поперся я на УЗИ, побег подождет.
А по дороге случилась такая тема. Я заторчал:
Короче, конопатим мы со шмарой по коридору. По дороге одни ущербы. Башни замотанные, костыли, копыта в гипсе. Какие-то бутылки с мочой!?! Зрелище жуткое. Как будто в комнате, обделаться, конкретного страха НА ХАЛЯВУ, дык еще и на недельку-другую.
Коридор синий, как будто мы шлепаем не по битону, а по потрохам замерзшего гигантского глиста.
Тут на встречу в сопровождении такой же шмары, как у меня, гребут Артемон, Чай-Хан и Обеза. Отоваренные на нет. Хари у всех распухшие. У Артемона - пятак, как слива, только раза в три больше. У Чай-Хана на руке гипс. А Обеза в ошейнике!!! И все трое в тапках на босы ноги.
- Здорова чуваки, без балды, что приболели? - ору я, дернув за вожжи на халате у моей шмары.
Половина потерянных овцежуев, которые перли по коридору, оглянулась, троица отколбашенных корешей тупо на меня уставилась.
- Меля, ты что ли? - завыл Обеза, нездорово бодрым голосом. Походу я впервые видел его не обтопленным.
- Не, блин, Теодор Игнатьевич, - братва меня признала и начала трещать, шаркая через весь коридор ко мне. Их шмара покорно плелась в заду.
- Кто вас так отоварил, пацаны? - мы, как и положено обнялись.
- Да вообще тема получилась, ты ща долго будишь?
- Болт знает.
- Ты, короче заходи к нам. Мы в травме' в 5ой. А ты что-то сам, как блин жмур выглядишь.
- Да вот. Заделался хоккеистом, - говорю я и думаю, что валить пока не буду, раз так легла фича.
- В смысле? - мромычал Чай-Хан, как будто гипс ему залили не на копыто, а в жбан.
- Да шайбы, олени, шайблю часто! Как Гарри, в рот кампот Каспаров или как его там? - пояснил я и заметил, что офигенно рад встрече с такими жесткими стегозаврами нашей тусы.
- А ты где лежишь? - говорит Артемон, как слон, которому сделали обрезание на хоботе.
- Ты, что-то я еще не зашарил. Кхем... Пупочка, скажи-ка, где лежит @#$%&#@$?
- Гастронтерология. Палата №9.
- Во-во там и лежу, - сказал я и зашаркал за шмарой.
На УЗИ меня ждало еще одно унижение, какой-то ломот в чепчике на прическе «спереди у меня голо, а сзади - как спереди» залил мне брюхо гелем. По ходу я понял, что испытывают мои биксы, когда я сливаюсь им в пупок. Он попричитал по поводу моих потрохов, спросил, какого банана, я такой молодой, а уже язва и еще куча ботвы в остальных органах. Я помычал ему об экологии. Эх, видела бы меня биологичка. Такой ботвы я отвечаю, ни разу не нес в школе.
Потом я порубал и пошлепал к корешам в травму'. Когда я зарулил в палату, которая ни фига не отличалась от моей, там сидели перцы и два потертых лося.
Потертые лоси колупались в тумбочках, перцы - рубали в «сто одно».
- Ну так, какого банана с вами произошло? - когда я завалился на кровать, та прогнулась до пола и приятно скрипнула.
- Мы короче, вчера обдулись и решили порамсить. Были как раз в твоем дворе. А там нарки. Как раз отоварить не плохо. Их было двое, - говорит Обеза, - мы подрываем с качелей и летим их мочить.
Я покачиваюсь на кровати: ви-квуи, ви-квуи...
- И что два обширянных козла отдуплил вас до такого состояния? - спрашиваю я, замочив Чайкиной минералки.
- То-то и оно, что нет, - врубился, как, блин, завучиха, Артемон, - Мы их гасим, а тут табун торчей вылетает из своего двора. С понтом у них по обшире, связи появляются... ЭКСТРАСЕНСЫ!!!
- А эта телега ночью была?
- Да, - замычали хором мои кореша.
-  О, да я слыхал, как вас рубили. Меня как раз грузили в скорую.
- Ну, вот мы и здесь. Привет больничка. У всех по сотрясу и по тонне синяков.
- Да вы что? - присоседился один из лосей, выколупав из тумбочки яблоко, - с нами такая же ботва стряслась.
- Во-во, - подключился второй.
- Че тоже нарков зарамсили? - Обеза отложил карты и аккуратно положил свой жбан в ошейнике на подушку.
- Да нет, мы отоварили одного лошару, а потом нас отоварили его кореша. Тоже, кстати, сидели на качелях...
- Ну что-то слабо вас отделали или вы мазево закрывались? - обиженно промычал Чайхан, шмыгая погнутым пятаком и скрипя покоцанной челюстью. Пацаны реально выглядели целенькими.
- Да не скажи, чувак, - говорит первый лось, - мы здесь с начала весны, сначала в реанимации лежали.
- Прикольно, тоже как мы толпой, - говорит Артемон, - типа не скучно.
- В реанимации скучновато, вообще-то, - отвечает второй, задуплившись яблоком первого, - там особо не поболтаешь.
- И нас, кстати было тоже трое, - подпукнул первый.
- Что третий откинулся и тусует вам яблоки? - говорю я снова усосав минералки.
- Да нет, - говорит второй, грамм потухнув, - приставился. Ему спину сломали. Он сначала плотно закислячил, когда ему сказали, что он ходить не сможет, а потом в один прекрасный день вскрыл вены.
Мы потухли и тупо пялились на карты. Я стопудово ляпнул лишнее.
- Вот такая телега, - говорит второй, - еще записку оставил. Типа, родоки не нозитесь, на какой мак я вам такой нужен.
- А нам, - перебил первый, - как сейчас помню, уходит вот на этот пятак (указал на сортир, который был на выходе из их палаты) с рулоном бумаги и говорит... блин, не уходит а укатывает на одной из этих колясок, видели в коридоре? Короче, говорит: Пацаны, типа, надо найти этих кабанов и отоварить их по жесткому. Мы долго трещали, фантазировали, как будем их ломать, а потом меня тоже на пятак пробило. А времени уже достаточно прошло. Ломлюсь в дверь, типа, оу чувак, давай, мне тоже надо. Там тишина. Поломил еще минуту, потом позвал мед. сестру, та очконула, позвала старшую. Старшая приперлась, сонная, злая, тоже на очко. А ночь на дворе, пока нашли слесаря, еще пол часа прошло. Мы все время ломились в дверь и слушали, может упал и ноет там. Знаете у него часто слезы были последнее время. Да по любому как не ныть, когда вся жизнь через жопу пошла. Короче, слушали мы, а там тишина.
- А мне один раз показалось, что он говорит: «пацаны, пацаны…», - врубился второй, брызгая яблочным соком на покрывало, - Приперся бухой слесарь вылупился на дверь, потом на нас. Потер репу, сказал: «Типа, чо кабаны тростниковые в лом самим дверь высадить?». И разломал дверь.
- А там весь пол в крови и чувак наш сидит в своей каталке. Руки раскинул. Одна рука на раковине, видать хотел по меньше залить что ли? Вообще мясо. Знаете в кино же часто вены вскрывают. Ни хера подобного. Он себе все руки исполосовал, глубоко, там херь какая-то торчала. Мясо, блин. Ужас. На одной руке только один порез был, а другая, которая над раковиной, вся, ну вся в фарш…
- Да, страшно было. На утро родоки пришли, там понятно слезы, истерика. Короче я думал сдохнуть так мне тяжко стало.
- Без балды, я тоже. И, с тех пор мы на этот пятак не ходим.
Мы молчали. Потертые лоси тоже потухли. Потом мы тупо разлеглись и думали каждый о своем. Обеза один раз дернул на толчок. Открыл дверь посмотрел на пол и двинул в соседний.
Я свалил на обед, ничего не говоря. Что обещали, то и сунули мне, типа жри.
ДИЕТА!!! Пюре - «с понтом котлета» и пюре – «типа гарнир».
Пошел к себе в палату и так провалялся один. Пришли родоки, сунули мне зарядку, тетрадь и ручку. Сказали, что я просил. В упор не помню. Я сунул тетрадь в тумбочку и схватился за ручку. Гребанный свет, ручка, как на зло была прозрачная с синим колпачком и синей пастой. Стопудово такая же, только не хватало намотанной макаронной кишки.
- Где жратва? - гворою я. Оказалось, что гребучие врачи запретили. Опять же ДИЕТА.
- Ну хотя бы бананья!!! - заныл я и мама сказала, что перетрет с врачом и узнает, что мне можно. Батяня похлопал меня по плечу.
Потом мы потрындели и они ушли. Я снова должен был тусить в палате один.
Наступил вечер. В интерьере жестко не хватало сисястой жабы. Я даже подумал об охмурении шмары. Но когда та зашла, я реально буксанул. Она закатала мне офигительный укол в клизменное место и сунула колес.
После того базара в палате моих корешей, я зарекся никого не ломать просто так. Эти лоси объяснили мне лучше любого базара и очковтираний родоков, о том что мочить кого-то не в за мак - это не только не здоро'во, но и опасно.

• Сегодня

Я проснулся с мыслью, что за последнюю неделю со мной случилось столько дерьма, сколько не случалось за всю жизнь:
1. Бритва в кисляках
2. Бабка с ребром
3. Блевотина с язвой
4. Больница...
5. Болит жопа (от шмариного «спокойной ночи №2»)
По ходу все косяки и вся лажа начиналась с буквы «Р» (роза).
Так и было.
До завтрака нарисовалась толстая врачиха.
- Как самочувствие, Костя? - «Уэ... Само собой паршиво, тупая карга»:
- Нормально.
- Уколы ставят? - «Нет, у меня просто так пердак аж до пяток сводит».
- Да, ставят.
- Тебе еще витаминки проколим, я внесу, - «роза, на какой гладиолусно-вьюночный отстойный гиацинтовый мак, мне ваши витамины? Жопа - не цистерна».
- Ага. А типа порубать реально мне дадут? А то я с ваших харчей вообще откинусь.
- Костя, это диета такая. Язва - это не шутка. Надо держаться. Ну пока.
«Держаться надо? Вот на, подержись».
После врачицы, зарулил врачила. Здоровый, как мамонт, потный, как верблюд и из пасти его несло, как из настоящей усатой и бородатой задницы.
- Так, молодой человек, - он приспустил очки и нагнулся ко мне.
- Здрасть, - сказал я, сдерживая шайбу и дыша через рот.
- Давайте посмотрим, - врачила начал долбить меня молоточком по копытам, щекотать, тыкать в жбан и водить перед глазами все тем же молоточком.
- Ну-ка встань и достань до носа кончиком пальца.
Я поковырял пальцем в роже и, в оконцове, нарыл свой пятак. После дополнительной пары упражнений для детей-даунов, врачила заявил:
- Да у вас, молодой человек, сотряс верхнего мозга!
Я упал и на секунду перестал чувствовать парашу из врачилиного рта.
- С какого перепоя?
- Тебе лучше знать. Так добавим тебе д??????, ??????зин (стопудово ни тарен и ни димедрол) пойду к шмаре, забозарю ей за эту тему.
Я откинулся на кровати и задумался.
Сотряс по ходу тоже начинался с буквы «Б», то есть с «Р», но подходящего слова я не знал. Откуда у меня в кассе завелся сотряс? Поскольку последнее время меня никто не гасил - я остановился на падении при сейлормунах.
Плэй лист пурги офигенно быстро рос.
- Завтрак, - завопила шмара, засунув хавальник ко мне в палату. Хотя орала так, будто бы на все отделение. Ага, еще завтрак на «Р».
- Пытка, роза, а не завтрак.
Подавившись комком манной каши, который, без гвоздики, был больше ложки, я двинул в палату. «Там, как тут и было'« сидели мои кореша. Артемон чесал пятак, который плавно становился лиловым. Чайка пытался шевелить пальцами, а Обеза - башней.
- Дарова, Меля, - я поздоровался в ответ.
- Ну, как тебе вчерашняя телега? - говорит Артемон, выдернув копыта из ноздрей.
- Да мрачно. Что тоже зареклись не рамсить кого попало без дела?
- Да стопудо'во, - покивали перцы, - зацени, что они нам дальше залечили: короче чувак, который перерезал себе вены был спортиком. Мастером по легкой атлетике…
- …???
- Бегал, прыгал. Прикинь, с девяти, что ли бил рекорды, стал чемпионом города. А когда его обломали на горб, базару нет, за дело, шли соревнования по республике!!! А лосяра год готовился к этой лаже. От этого и двинулся.
- Прикинь вот так по дурости, все что мог потерял, - очухался Чай-Хан, - а мы же когда гасим кого-нибудь, даже не думаем что потом будет.
- Без базару так люди и умнеют, - говорит Обеза, стопудово поумневший от ошейника и вывихнутой башни. Я говорю:
- Чуваки, я после этой лажи вообще заснуть не мог. Мне пол ночи мерещилось, что у меня в толчке стонет лосяра и все время слышался скрип колес в коридоре, ну на' фиг этих торчей.
- Да подожди ты, прикинь, тех пней, которые загасили наших лосей так и не поймали. Зацени ментовка вообще не пашет.
- Да мало ли, сколько торчей гасят друг друга каждый вечер, не парьтесь, - говорю я лишь бы завязать с депрессивным базаром, по ходу за Вротину бабку мне тоже светило: - у меня прикиньте тоже сотряс.
- …!
- Да упал как-то и оказывается шифером долбанулся.
- А про Вротину бабку слыхал? Бабка обломилась на ребро и сейчас валяется в соседней больнице, - Обеза закашлялся и схватился за жбан. Как мои мысли прочитал. Падленыш.
Меня прошибло по'том таким скользким и липким, что реально появилось чувство, что меня засунули в глубокую гвоздику. Я ничего не ответил. Хотя если Вротя, не успел я из нее вылезти - уже растрындела всем, что мы встречаемся, можно было не сомневаться, что про бабку она тоже быстро всем распространилась.
- Какая-то эпидемия, - говорит Артемон, Чайка довешивает:
- Вротя резалась сегодня зайти. Она знает, что ты здесь?
- Нет, наверное.
- Да ты что, своей биксе и не сказал? Что баланса нет? Хочешь, дам скинуть? - говорит Обеза и расчехляет свой Шansung.
- Да забей, Беза, есть у меня баланс, но она мне не бикса, так оттянулся на той тусе с Тушей и все.
- А она по-другому мыслит, - говорит Чай-Хан, пытаясь отковырять крышку с моей минералки одной рукой.
- Пацаны, да вы что гоните? Ты Артемон, что сам так не кутил, половину школы натянул, и что женился на каждой?
- Да никто тебе ничего не говорит, просто она к нам как-то приперла и пошла на уши припадать, типа, Меля, Меля, такой сладкий, теперь мой хахаль и все такое. Прожужжала нам все уши и слилась. А мы как раз топили косяка и так она нас заболтала, что отвечаю меня попустило, - Чайка сглотнул слюну, походу его горло хрустнуло.
Мне показалось, что от того, что чуваки висли в одной палате, а я в отдельной, они стали против меня. А я совсем один и ни родоков, ни бабы, ни тех же корешей у меня больше нет. Я закислячил и, при всем моем желании, не смог трещать или стебаться с ними. Стопудово то, что они мне предъявляли за нормальный движняк, и что я с понтом обижаю и парю Вротю, звучало, как, блин, тупая попытка занозить мне.
Завалилась шмара, поздоровалась с корешами и повела меня на процедуры. На этот раз клизмы не было и шмара заявила, что вообще больше клизмы не будет. Я на секунду обрадовался и пошел быстрее по коридору, который со вчера офигенно не изменился. По нему, как показалось, перли те же ломоты.
В одном кабинете на меня налепили кучу присосок вокруг сердца, на руки и на ноги - зажимы. Аппарат принял факс с моего ливера, шмара повела меня дальше.
Сказала, что следеющую херь мне назначил нервопатолог. По ходу Помойный Рот был "нервным потолком".
Шмара загнала меня в кабинет, там симпатичная девчонка причесала меня электрической расческой. Стеклянная расческа со шнуром. В башке стало теплее и я решил, что без базара это кайфовее чем клистир, да и само по себе кайфово.
Но от того, что мне было реально херово, расческа показалась только маленькой пипкой в стогу иголок. Не дай боже' старая перечница запомнила мой комбинезон и майку. По ходу на районе только у меня была ганджа с «береги природу твою мать». Если перечница сумела разглядеть надпись, то меня еще ждали мусора со статьей «о покоцанных бабках». Последняя мысль шаталась в могзу с сотрясом, еще до того, как я про сотрсяс узнал. Да вообще постоянно была, просто... мак его знает
ОЧКО ВЗЫГРАЛОСЬ!
От беспонтового завтрака в животе было так же пусто, как было до завтрака. Меня тошнило.
Зазвонла мобила.
- Да, - номер был Обезин.
- Меля, - говорит Вротя: - подходи … при…му покою, … тут.
Я подумал отмазаться, типа движняки по лечению - пока не могу, но не стал и двинул ко входу, шмару слил.
- Привет бедненький, что случилось? - Вротя спросила настолько мило, что не будь бы Бритвы и ее косяков, какие она на меня давила из-за Вроти, я бы обязательно стыканулся с первой на долго.
- Да, млин язва, привет, - Вротя обняла меня и попыталась поцеловать.
Я увернулся и подставил щеку:
- Извини родная, во рту ка-ка. А ты что от бабушки? - я решил выяснить светит ли мне мусорская телега прямо из больницы.
- Да, в школу решила не ходить и пошла к бабушке. Ей вроде лучше. Хотя конечно не очень. До сих пор кашляет, - я представил себе все тазики, какие видел за последние дни:
1. Дома в ванне
и
2. Тот, что с кишками.
Меня децл заштормило.
- Ну, ничего, оклемается, - говорит Обеза и предательски смотрит на меня, как будто знает, что косяк с бабкой - мой.
- Так что с ней случилось не говорила? - в тему моему замыслу, спрашивает Чайка.
- Говорит, какой-то идиот ее уронил. Если бы я знала кто, я бы его сама замочила, - говорит Вротя, не переставая меня обнимать.
- Да подожди, не гони пургу, ты узнай от бабушки, как тот кабан выглядел и мы сами откинемся и найдем, да Меля? - говорит мне предательский подбитый хавальник Чайки. Я мычу: да.
- А что мусора?
- Мусора, приходили. По крайней мере, по словам бабушки. Но она так странно мне все рассказала, что я ничего не запомнила.
- Ты короче приди к ней и спроси как выглядел, а потом мы раскидаем. Все таки на воле остались ребята, так что дело за малым, - говорит Артемон и тянет корешей, типа, дайте голубкам поворковать: - Мужики, пошли кофейку дернем. Пока Вротя, спасибо, что навестила.
- Пока ребята, не болейте, - Вротя чмокнула Арти, Безу, потом Чайку. Козел драный, Артемон, как знал, что мне омакенно не охота оставаться наедине с ней. Когда они отошли на метров пять, Вротя повернулась ко мне и сказала:
- Ой, Меля, что же это такое, сначала моя бабушка, потом ты?
- Да вот, - каждый раз, когда она говорила «бабушка» мне делалось все хуже и хотелось реально провалиться.
- Когда тебя выпишут, Меля?
- Через недельку-другую. Сам не знаю.
- Да ты что, - говорит Вротя и снова лезет целоваться, я снова уворачиваюсь,
- Я же говорил, что во рту ка-ка.
- Да мне пофиг, Меля, ну скажи что-нибудь приятное, - говорит Вротя, гладя мою шею. По телу разбегаются мурашки. Как назло, когда просят, ничего хорошего в голову не лезет, тем более, когда в этой голове крутится одно дерьмищще последней недели.
- Не знаю, что сказать. Пойдем, выйдем на улицу, - Вротя соглашается и цепляет меня за руку. Пока мы шли она сказала: «Ой» и начала рыться в сумочке. Мы вышли и рухнули в беседку.
- Когда зубная щетка не доступна, - говорит Вротя и сует мне жвачку в рот. На улице солнечно. Солнечно настолько, что стопудово не по-больничному, не по-язвенному и не по паршивому. По ходу в этот момент я заметил, что всей Земле настолько посрать на меня, что даже солнце светит и птицы поют, когда я чувствую, что превращаюсь в один большой резиновый накуканник.
Вротя опять полезла целоваться, на этот раз отмазаться было нечем и я не стал сопротивляться. Мотнув языком пару раз, я заметил как мне стало лучше, в штанах зашевелилось. Я обнял Вротю и решил похезать на все свои проблемы. По ходу Вроте тоже стало легче, она даже не подсматривала пока мы целовались.
Над нами плавали одинокие облака. С какого банана я взял, что облака одиноки - не знаю, но отвечаю, они такими и были. А одно из них походило на сидящую кошку. Я увидел его, когда на секунду открыл глаза и посмотрел вверх, через голубые арматурины не покрытой крыши.
Эх, видела бы меня Бритва. Хотя если бы она видела меня в этот момент, то она бы явно не гордилась моими достижениями по теме облаков, а отрывала бы мой болт, как брекеты оторвали мне ногу.
Я ВИДЕЛ РЕАЛЬНУЮ БЕЛУЮ КОШКУ,
которая ни фига не походила на позу 69. «Что делать с Вротей и Бритвой?» Эта телега была второй в переживательном плэй листе после «что делать, если бабка запомнила меня?». А если прикинуть, как чуваки стали относиться ко мне после того, как легли в одну палату, я не сомневаюсь, они дадут мне смачных люлей, если вдруг окажется, что бабку уронил чувак в майке «береги природу».
Мимо ходили отщепенцы с их родоками и я чувствовал, как они мне завидуют. В беседку завалились те двое (потертые лоси) как будто не видели, что я там висну. Они подождали пока мы закончим целоваться и поздоровались со мной. Я с ними.
- Что как оно? - говорит первый.
- Да как, фигово, наверное, - говорю я, Вротя сложила кассу мне на плечо: - Сами как?
- Да пойдет, - ответил второй и расчехлил пачку сигарет. Первый вытянул сигарету и продул фильтр:
- У нас вечером десерт намечается, пацаны сказали завезут, зайдешь?
- Какой базар, конечно зайду, - Вротя обиженно присосалась к моей шее, мурашки снова пробежались от плеча к ноге.
- Ты я смотрю, уже со всеми познакомился, - шепчет она мне: - ладно я пойду, давай, вечером еще зайду, когда пойду от бабушки. Как раз спрошу у нее как выглядел тот урод.
- Ага, давай, - сказал я и еще раз с ней завис.
- Пока мальчики, - Вротя завиляла жопой из беседки.
- Оу, а ничего да? - говорит второй мне и первому.
- Твоя чува? А у нее есть подруги, давай устроим тусу?
- Какую тусу? Мы же в больнице, врачи, как мопсы, вся фигня.
- Да что как маленький, забей. Похер на врачей. Как раз вечером «кузьмича» завезут, ништяк, зазвони ей скажи на счет подруг, - я вяло отмазался, звонить, тем более Вроте мне не хотелось.
- Ладно, пацаны, - я подорвался.
- Э, да посиди с нами, - оба лося начинали нозить мне, казалось, что мои кореша настрополили и их против меня и они всеми силами пытались меня зацепить. Я снова сел.
- Ты чем вообще знанимаешься?
- Я, в школе учусь, а так… да как всегда оттягиваюсь, висну, колбашусь. Вы?
- Та же тема, только на последние месяц-другой завязали.
- Ты бы нас видел, когда нас сюда привезли. Отвечаю, три мешка мяса, - первый затянулся так, как будто смолил, а не перекуривал. Мне курить не хотелось.
- Без балды, у меня носа почти не было, - я пригляделся, нос у него был кривой: - Из-за носа отекли оба глаза и были такие фины, что я не мог ни фига видеть, кроме звездочек.
- А у меня челюсть была сломана, пасть открыть не мог и мычал. Ну про третьего уже говорили.
- Короче отвечаю, только тех чуваков обломаем, как нас просил наш кореш, и больше рамсить вообще не будем, - второй докурил и помахал гривой.
На то, о чем они базарили, мне было по боку, я кислячил, что все шло, как клизма. Потертые лоси поприпадали мне на уши еще минут пятнадцать и мы разошлись.
- Не забудь зайти на сюзю.
- Ага, - я поперся в отделение.
Там меня сняла шмара, уложила и закатала капельницу. Спасибо, мать его, нервопатологу! К середине пузыря с прозрачной фичей, я почувствовал, как рука немеет, а в башне начало гудеть. В месте, где была игла, приятно холодило. Как будто мне в жилу загнали кайфовую прохладную черешню, а то и коллерованную вишню. Виски начали пульсировать.
Я лежал лицом к окну и солнце слепило глаза. Штор не было и я тупо жмурился.
«Может позвонить Бритве, позвать ее… Придет, не придет? Блин, как отмазаться? и тут поперло продолжение сна:

• Сон (продолжение)

Я валяюсь на земле, все еще как мешок, Вротя перестала меня тащить и нагнулась над тем местом, где должно было быть лицо.
- Уй ти мой маленький, где у нас тут ребрышки, - говорит она и аккуратно разматывает кишку, которая на половину обмоталась вокруг клюки. Я смотрю на рукоятку, а там не пластмассовый набалдашник за который надо держатся, а металлическая открывашка. С одной стороны для консервов, с другой - для бутылок. Лезвие немного ржавое, но от этого офигенно тупое.
Вротя с таким же милым видом, с каким целовалась со мной в беседке, втыкает мне в бок телегу для консервов. Кожа хрустит и поднимается над землей на сантиметров пятнадцать.
Я - МЕШОК и ни фига не могу дать плюх этой овце, чтобы прекратила.
Из меня начинает вытекать такая же слизь, как из кишки, когда она была в тазике.
Лужа быстро растет и через минуту колупаний Вротя уже топчется по моей слизи. От ее босоножек растягиваются тонкие прозрачные нити, когда она приподнимает ноги, стопудов такие же нити, как слюна повисшая тогда между мной и Толстой, после ее первого поцелуя.
Вротя отковыривает квадратный кусок от меня. С одной стороны мои шмутки и кусок джинс, а с другой - кроваво-слизистое месиво, по ходу моя кожа. Я нереально пытаюсь посмотреть на свой бок, каким-то хером поднимаю голову и вижу белые ребра. Вротя разворачивет клюку и втыкает открывашку для бутылок в самое крайнее ребро.
Бэбэм. Ребра трещат и расходятся, я начинаю чувствовать боль и ору, вернее мычу. Кишка распрамляется и метит мне в правую ноздрю. Баклажан не двигается.
Вротя отковыривает второе реборо, потом третье. Мне короче показалось, что у меня целая тонна ребер, которые ей надо было отковырять. Так получилось с понтом у меня из одного бока торчит сороконожка. Острые кривые сколы ребер воняли горелыми костями, как в кабинете у стоматолога. Из каждого ребра капал, как гной, костный мозг. Из некоторых торчали плотные сгустки того же костного мозга. Желтого и блевотного. Песок от моей второй ноги был рядом и яйца все еще лежали на горке.
Вротя снова перевернула клюку и отковыряла, еще один шматок кожи. Первый она завязала, как бандамку на голове. За все время слизь стекала по ее лыбящейся харе и застывала струйками на щеках.
Вротя начала отковыривать ребра. Кишка, прошла через нос в мозги и начала их высасывать. Во рту появился противный вкус. Дерьмо, крем-брюле и освежитель воздуха. Потом изо рта начало литься серо-белое вещество. По ходу - это были мои мозги.
Я БЛЮЮ СОБСТВЕННЫМИ МОЗГАМИ!!!
Вротя остановилась, завязала второй шматок кожи на ноге и прилипла ртом к мозгам, которые, образовывая пригорок у рта, стекали к земле.
- Роза, я так задолбалась, надо попить, - орет Вротя, опускает трость в мои мозги, прилипает пастью к другому концу и начинает сосать, как через трубочку. Я бегаю глазами по небу и пытаюсь орать, но захлебываюсь и не могу двигаться.
Потом она отламывает последнее ребро, хапается за грудную клетку и тянет. Я мычу и пытаюсь мотать башкой.
Хруст… Вротя вырвала мою грудную клетку и отложила ее в сторону. По ходу вырвала вместе с нижней челюстью. Пока она держала эту херню над моей башкой, я разглядел даже пломбы и почерневшие от курева обратные стороны зубов.
Челюсть продолжала болтаться, как будто пыталась говорить. Я обделался в прямом смысле и к луже слизи, крови и мозгов присоеденилась лужа мочи. Но банана у меня не было, поэтому моча вытекала через дыры в боках.
Вротя начала говорить на непонятном языке, грудная клетка, начала дергаться и ожила.
Стала без базару походить на сороконожку и наматывать круги вокруг меня, челюсть, которая болталась, как хвост, заносило. На третьем заходе появился четкая окружность слизи и крови вокруг лужи.
- Вротя перестала базарить и засунула клюку мне в потроха. Я уже все чувствовал, но орать было совсем нечем. Натыкавшись вдоволь, Вротя осободила руки и присела поссать прямо надо мной. Задрала юбку, оттуда на меня уставился настоящий человеческий карий глаз с кудрявыми ресницами. Он помаргал и начал слезиться. Потом начал ныть, как клоуны в цирке - тонкой дальнобойной струей.  Обоссав мои потроха, она потянулась за кишкой, которая сосала мозги. Когда она выдергивала кишку, та продолжала сосать и начала качать воздух. Изо рта пошли пузыри.
Одной рукой Вротя держала кишку, вторую запустила мне в ливер. Вся эта ботва чавкала, бултыхалась и, типа скрипела. Выловив одну из моих  кишок, Вротя аккуратно, зубами убрала волосок и впилась в кишку со всей дурью.  Когда она ее перекусила, оттуда посыпался рис. Сухой и белый. Вротя ухватила мою оторванную кишку и соеденила с первой (из тазика). У меня изо рта начал валить рис, он был сырым.
- Ну все, Меля, пока-пока, - Вротя завиляла жопой и грудная клетка побежала за ней,  виляя пипкой, которая была солнечным сплетением, теперь моя нижняя челюсть стала, как голова, болт пойми чего вынюхивающей псины. Я валялся весь в моче, крови, слизи и мозгах.
Кишка сосала все сильнее и сильнее. Вместе с рисом поперла бурая, красноватая жижа. Риса стало меньше. Вдруг меня дернуло и стянуло. Потом начало трясти, а в ушах встал такой хруст, словно меня гнули и мяли, как лист бумаги, перед тем, как подтереть им зад. Кишка заглохла, как засорившийся пылесос. Я расслабился и решил, что все кончилось. Повернул глаза к дому, оттуда Пить Не Брошу все еще палила на меня:
- Ну, как оно? - она свесила ноги с подоконника: - молчишь, в гвоздике торчишь, - я посмотрел на ее ноги. Они начали плавиться и капать, как подожженная пластмасса. Кишка снова ожила, типа перекуривала и продолжила сосать. Хруст оглушил меня, я зажмурился. Когда спустя гребанную вечность я открыл шлифты, перед рожей торчал шоколадный глаз.
МОЙ ШОКОЛАДНЫЙ ГЛАЗ ВЫЛЕЗ ЧЕРЕЗ РОТ, КАК МОЗГИ.
Кишка не унималась и продолжала. К хрусту прибавилось чавканье. Изо рта появился моток кишков.
- Бабы, ништяк поперло, - орет Пить Не Брошу.
Со стороны дома послышались визг, смешки и базары. Телки поприлипали к стеклам. Пока я пытался взвыть и позвать, кого-нибудь на помощь кишка зажигала. У меня, как огромная виноградная гроздь, изо рта, торчал пучок вывернутых наизнанку кишков. Они в натуре были лиловыми, как виноград и не было ни каких ворсинок.
У моего рта был ГЕМОРРОЙ!!!
Зазвонил мобильник и, от вибрации начала гудеть тумбочка. Я одуплился, дернул рукой, но игла не вылетела. Я прикинул: «Дерни я рукой посильнее, игла бы порвала мне вену. Тумбочка стояла в ногах и я не мог дотянуться. Я посмотрел на капельницу - там кончилась вся жидкость. Пузырь воздуха полз мне в вену.
В каком-то детективе, чувак запустил себе в вену пузырек воздуха и откинулся. Воздух был на подходе к игле. Я очканулся и заорал:
- Шмара, тить твою мать, спасай, - Шмара не заставила себя долго ждать и прилетела по первому зову.
- Что кричишь? - сказала она, закатала колесико до упора и выдернула иголку. Типа мне не грозило сдохнуть. Руку прошибла резкая, но не сильная боль. Шмара приложила мне ватку и я подскочил к телефону. От резкого подъема жбан закружился и я отпал назад на подушку, но стукнулся о спинку кровати. Испугался за репу с сотрясом.
- Выходи, - говорит Бритва. Я опять что-то промычал, медленно засадил копыта в тапки и поплелся на выход.
- Куда? - завопила с дивана, Шмара, - надо полежать.
Я забил на нее, не останавливаясь пошел дальше. В башке все кружилось, а от удара - гудело.
Бритва прибомбилась на откидной сидушке, я подгреб, скрипнул соседней и гвоздикнулся. Из под моей задницы вылетел пшик, как будто лабанул я, а не пятак.
- Привет, Бритва, - я с дуру повернул хавальник к ней, чтобы поцеловать. Она не повернулась и не поздоровалась.
- Что? Допрыгался? - Бритва снова была одета слишком симпатично.
- Да нет, у меня язва, - я подумал, что она считает, что меня отоварили.
- А я о чем? Думаешь не от водяры? - Бритва переложила сумочку в свободное место на сидении.
- Не знаю, у меня еще сотряс, - говорю я. То что Бритва говорила без особого переживания, меня задело.
- Да кто бы сомневался? - если бы она сказала «Да ты тупой отморозок» чувство было бы то же самое.
- Ну не злись на меня, пожалуйста, я же извинился. Да и ты же умная, понимаешь, что я от души чувствую себя скотиной и тварью. Бритвочка, ну знаешь же, что я… ну, блин, трудно мне без тебя, - «в этот раз хоть что-то родил».
- А я не злюсь, а за то, что ты чувствуешь себя и тварью и скотиной, я рада. Потому что так оно и есть. Приятно, что понял. Ладно, - и Бритва положила руку на подлокотник, типа, я могу ее подержать. Я мигом ухватился за нее. Кожа у Бритвы была такая же офигительная как всегда. Мягкая, нежная, загорелая, с понтом Бритва была с планеты Солярий. На руке были клеевые, еле заметные волоски. Таких же, какие у нее были на животике. Это были не те волоски, которые растут у мерзких волосатых шмар, а такие аппетитные и классные, которые были только у Бритвы. Совсем маленькие, золотистые и прозрачные. Я понял, что жутко скучал и по этой руке, и по животику, и по самой Бритве.
- Я так скучал, - говорю я, забыв как это тупо звучит и поглаживаю ее пальцы.
- Да ты что? - Бритва повернулась ко мне и улыбнулась. Губы с розовым блеском!!! Как я по ним скучал, какой же я в натуре баран, если завис с Вротей у которой пасть всегда растресканная от курева и миньетов. Глаза Бритвы, ее нос, ее ушки, все это. Ё мое как я вообще мог без них? Какой кайф, что она меня простила.
- На вот, почитай, - сказала Бритва и втюхала мне книжку. Откуда она взялась я не понял. Только я хотел предложить Бритве выйти и присесть в беседке, она сказал, что торопиться и что ей надо валить.
- Поки-чмоки, Костик, - Брива чмокнула меня в щеку и двинула, я даже не успел сказать «Уэ…». За прозрачными потертыми дверями все еще стоял светлый день, как раз в тему моему настроению. Я провожал Бритву взглядом до последнего, она так и не обернулась.
«Эх, моя Бритвуся!!!» вздохнул я и посмотрел на книжку.
«Джордж Оруелл - 1984».
Ох, Бритва, Бритва, опять психологическая лажа? Зато раз взялась за мое чтение, то значит все чики-пики. Поки-чмоки! - это вам не "пока, ЧМО", а "Пока. Чмокаю". Эх, прикольно иногда посоплить.
В это раз я решил почитать, тем более, что у меня было до фига времени и не фига делать. Я вспомнил про дневник, про тетрадь и про гребанную ручку в моей тумбочке. Поплелся записать прошедшие, как, блин, клизма, дни. По дороге задуплился в столовой. По ходу сказали, что это макароны с парной котлетой, но эта ботва выглядела, как утренняя манная каша с той же утренней манной кашей, только переваренной и залитой в форму котлеты.
Жестко не довольный хавкой и довольный Бритвой, я завалил в палату. В брюхе все еще сосало. Открыл тетрадь и начал записывать. Когда я дошел до «продолжения сна», копыто у меня конкретно сводило. Я перечитал и меня передернуло. Ни хера не то, что я видел. Просто лажа какая-то. Ну да болт. Кому это надо? Мне! Вот и все, а на остальное по боку. А ради Бритвы, как выяснилось можно и не такой ахинеей заниматься. Кстати о Бритве, я вылупился на книжку… Неее, потом.
За окном был уже вечер, не то чтобы темнело, но по улице плелись тачилы. С работы. Значит шесть. На мобиле было 18:20. Вротя не подошла, хотя резалась. Думаю, она бы позвонила мне, а не корешам. Я начал нервничать по поводу мусоров и бабки, поэтому решил поскорее загулять к лосям на сюзю.
Накидаюсь сюзьмича и двину назад писать.
Когда я зашел к ним в палату, можно было не сомневаться, что десерт уже доставили. Пацаны сидели в думках, на двух кроватях, как на лавочках. Между ними стояло синее мусорное ведро, в которое они плевались.
- - вопит Чайка, утирая пасть.
- Дарова опять, ну как?
- - замычал первый потертый лось и протянул мне целлофановый пакет кузьмича. Там было совсем не много, может два весла.
-  Вот! - говорит Обеза, которого теперь я узнавал.
Чтобы не заставлять пацанов базарить я взял пакет и высыпал все в рот. Кореша начали предательски хихикать, как будто скормили мне не сюзи, а хез. К чувакам, не вдаваясь в подробности присоединились лоси.
- - говорит Артемон и медленно тянется за колодой в тумбочку.
- Ага, - я сел на кровать рядом с лосями и притаился в ожидании прихода.
- ЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЙЙЙЙЙЙЙЙЙЙЙЙЙЙЙЙ!!! Меля, твой ход, чо спишь? - орет Чайка мне в будку. Он сидел напротив.
- Чо?
- Уоу! Мы в карты рубим, - машет передо мной веером Обеза. Сидит рядом с Чайкой.
- А что козырь? - чуваки начинают угарать.
- Это сто одно, какой на мак козырь? - говорит первый лось, рядом со мной.
- Ептиль, вот прибило! - говорит Арт, который сидел в углу кровати напротив.
- Без балды, - говорю я и кидаю вроде в тему. Пацаны затихают и продолжают играть.
- Меля!
- Что? - говорю я. Чуваки начинают угарать.
- ???, - они трящат еще больше.
- Что трещите?
- Да ты гонишь? Твой ход.
- Меля.
- Да что? - лоси начинают скатываться по кровати. Я пытаюсь подумать чем ходить.
- МЕЛЯ, РОЗА, МЕЛЯ. Млея меля меля мелямелямелямелямелямелямелямеля…
- Да гребучий случай, чего на мак надо? - ору я. Пацаны, тоже начинают валиться с кровати. Обеза обращается к лосям, как будто меня нет в комнате:
- Вот чувака зацепило, там видать на дне самые смоляки были!!! - лоси не отвечают, а ржут.
- …мелямелямелямелямелямелямеля РОЗА мелямелямелямелямелямелямелямеля…- я подрываюсь и выхожу из комнаты в коридор.
- МЕЛЯ! МЕЛЯ! МЕЛЯ!
- Да что? - ору я, а из комнаты льют, пять предательских струй ржача. Гребанные овцежуи усыкаются там.
У меня пошел прилив, я сполз по стенке вниз. Все это было возле толчка.
- Да болт с ним, пусть колбасится. Я сразу понял, что ему в карты нет желания рубить, - говорит кто-то и я слышу, шлепки карт.
Болт его знает, сколько я просидел так. Потом я подорвался и дернул в палату. Как дошел, не помню, но перло меня по-конски! Когда я лег, меня начало вертолетить. Я открыл глаза - толку мало. В палате было темно и одномакственно вертолеты крутили меня во всех направлениях. Если бы знал, что кузьмич будет таким бодрым, я бы точно хапнул только половину. Хер пойми как, я залез под одеяло и вырубился.

• Толи сегодня, толи завтра.

Открываю глаза, передо мной сидит на кортах Шмара, и испуганно пялиться на меня. Горит свет, режет глаза. В палату заваливает врачиха не та толстая, другая. Меня все еще прет, но я чувствую, что офигительно выспался.
- Что случилось? - обращается врачиха к Шмаре.
- # $%^%$ (* (*&( #$% ^&*&^% %^&*&^)), - говорит Шмара.
- Да ты что? - я понял, что лежу на боку и из пасти у меня текут слюни. Мне казалось, что я отрубился в позе жмура. Врачиха отгоняет Шмару, нагибается ко мне. «Что за пурга? Уже и спать нельзя?», но от рожи Шмары исходил самый настоящий страх, я мог даже чувствовать его запах. Запах толи псины, толи застоявшейся воды. Я, не понимая от чего, сам начал очковаться. Врачиха, ни фига не говоря, схватилась за мой глаз и, что было дури, открыла веки. В глазу все поплыло и от резкого света, закололо.
- Поменяй простыню, закатай ??????????????, завтра с утра вызови родителей, - «Да в рот кампот школа что ли? Теперь и в больницы вызывают родоков?» я молчал. Шмара подняла меня, усадила на соседнюю кровать и стянула простыть. На ней, в месте, где была моя башня, темнело большое пенистое пятно.
ЧТО ЗА ЛАЖА!?! Шмара принесла новую простынь и прицепом шприц, с прозрачной белой пургой. Закатала мне шпицем в руку и отвалила.
- Ложись, - она все еще была бледная. Шмара помогла мне раздеться, я рухнул и моментально отрубился. Что за фигня так и не понял, но меня сильно перло и я решил забить на эту тему. Если вспомню с утра, то утром и прохаваю.

• Завтра

Я продрал шары и задался логичным вопросом: «Какого кукана эти шары продираются? Какого болта я просыпаюсь? И что мне мешает спать дальше? И что делать в больничке, кроме душения харьков?». Оказывается за дверью шел бозар. Походу прямо по ту сторону двери, стояли мои паренты и врачиха. Я настроился, что сейчас в комнату (фу, блин, палату) завалят родичи, зальют меня разрешенной хавкой, потрындят мне о приколах и чего-нибудь зальют. Блин, ну хоть родители повеселят. Вчерашний «Б/Р» список натаскано повторился в сонной башне, с понтом был за'repeat'ен, как на плеере. Жопа, уже не болела и в списке уже не было Бритвы, но поприбавилось новой пурги. Я прислушался:
- Похоже, у вашего сына, вчера ночью был приступ. Надо сделать электро-фалоимитаторо-грамму, - врачиха мялась и базарила, как мои дебилы-однокласники, когда их спрашивала историчка. Я заинтересовался и не стал орать, чтобы они заткнулись. По ходу мама была не рада, голос был нервным, да вообще ни мака не похожим на голос моей мамы, как я узнал, что это она - болт пойми:
- В смысле, эрекция-торро-фонограмму? Вы, говорите понятнее, это же на голову делают, а у него же язва. Приступ??? в смысле рвоты? У него последние дни часто… - мама говорила очень быстро и громковато.
- Тссс, - прошипел пахан. Ма перешла на громкий шепот: - давайте яснее.
- Рано делать выводы, тем более без анализов, но у вашего ребенка подозрения на  эпилепсию, вчера Шмара зашла к нему в палату, сделать уколы, а он лежал на кровати. У него были судороги, - болт его знает, как выглядело лицо мамы, но я чувствовал, что пауза, которая повисла с обратной стороны двери была офигительно не здоровая. Если бы время встало, как утренний стояк, или замерло, обожравшись вчерашней сюзи, стопудово была бы именно такая пауза.
ЭПИЛЕПСИЯ!
Даже баран знает, что такое эпилепсия... Эпилепсия.. эпилепсия. ЭпИлЕпСиЯ! эПиЛеПсИя!! ЭПилЕПсиЯ!!! эпИЛепСИя!! ЭпИлЕпсИЯ! эПиЛеПСия. ЭПИлепсиЯ.. ЭПилеПсия…
Болт знает, что за ботва по врачебным поняткам, но то, что ничего хорошего и что от этого ты падаешь и бьешься репой и у тебя начинаются судороги, как от передоза. И так же как от передоза из пасти прет пена - это стопудово, я знал. Млин, и типа, я же недавно падал. Как раз когда заработал сотряс. На пятаке сейлормунов. Тоже была слюна, как пена, но ведь всегда по обкуре бывает именно такая слюна. Гербучий случай. Такая же телега по ходу приключилась и ночью. Долбанная сюзя - из-за нее ничерта не помню. Или утренний тупняк?
О чем базарили врачила и родоки дальше, я не слышал. В список «Б/Р», причем стопудово на первое место, метила ЭПИЛЕПСИЯ.

10. Больничка
9. Пустая палата
8. Кореша, которые мне нозят.
7. Бабка с ребром
6. Мусора, Вротя и обещанные люли от корешей
5. Отсутствие нормальной жратвы
4. И то что вся хавка готовится по ходу из одной и той же манной каши
3. Сотряс
2. Язва
1. ПОДОЗРЕНИЕ НА ЭПИЛЕПСИЮ
Гребучий случай. Дверь открылась, я увидел врачихину руку, потом зашла мамаша с батей. Оба были кислые. Я лежал не двигался, базарить мне перехотелось. Мама сразу подошла ко мне, пахан сел на кровать рядом.
- Ну как ты? Бедненький, - мама погладила меня по репе и мне стало, с понтом легче. Я тупо лежал воткнув шары в потолок. И отвечаю я бы смог не базарить и не двигаться целый день, но мне показалось, что я похожу на дауна и поэтому пришлось зашевелиться. Мак знает, что там бывает при эпилепсиях.
- Привет, - я хрипел, - пойдет.
- Вчера плохо было? - я посмотрел на маму, глаза ее краснели на глазах и наливались слезами.
- Да нет, не было, вернее… нет… не было, - у мамы потекли слезы, а подбородок и нижняя губа начали трястись. !!!(НАЧАЛА ТРЯСТИСЬ НИЖНЯЯ ЧЕЛЮСТЬ)!!! За окном пели гребанные, отстойные, отсосные, отдупленные, отмороженные птицы. Земля снова забивала на меня большой толстый планетный член, такого размера, что луна была одним из яиц. Отец обнял маму за плечи и посадил на соседнюю кровать. Мама закрыла лицо ладонями. Я не знал, что делать и тупо валялся. Мама не издавала ни всхлипов, ни других звуков, даже показалось, что так беззвучно можно себя задушить. От этого мне делалось все паршивей и паршивей, хотя когда я проснулся сегодня, на секунду показалось, что все чики.
Раскумаренное "время" снова зависло в глубоком приливе. От таких приливов, в глазах все то розовеет, то темнеет, то высвечивается белым блевотным светом, то снова розовеет, а потом темнеет и т.д. Иногда бывает, что от прилива начинает казаться, как движения и вся эта пургень жизни макарит по кадрам. По реальным кадрам, как замедленная съемка, а иногда даже как слайд-шоу. В последнем приливе времени, ВСЁ от слуха до чувств, превратилось в белые пятна потолка. Со всех сторон по кругам, двигалась темнота, до того момента, пока только две точки белого не повисли над моей головой. Это был не кумар - мак знает, что - но отвечаю не кумар. Эти две точки белого потолка были офигенно далеко от меня, но я чувствовал и их запах и их вкус - вкус и запах мела -  да я' был этими точками на потолке, в собственной башке. Это были мои родоки - справа батя, слева - ма. Мои родоки со вкусом мела! Зависшее время - это вам не глючащий на'symbian'енный смарт или комп. Нет кнопок типа power или reset. Вдруг эти точки на потолке стали именно этими кнопками. Правая - от Тушиной noki'i, левая - уменьшенная от моего компа. Я мысленно надавил их, но время так и не пошло. Бэм, я вспомнил про третьего потертого лося. Прикинул, эти две точки конкретно катили за блики на обычном лезвии, типа «нива-день-прошел-и-ты-вдова». Я попал! над точками кто-то нагнулся и подставил глаза. Точки точно совпали с чьими-то шлифтами. Мне показалось, что это были Бритвены. Они побегали по комнате, назвали меня гондоном и я посмотрел на маму, которая плакала. Время попустило и снова пошло, мама начала всхлипывать.
- Да что же это такое? Ну все все… это же только подозрения, Костик, не переживай. Мх. мх. мх. не переживай.
- Что, надо какие-то анализы? - спрашиваю я. Мама закусила губу и покивала, окончательно убедилась, что я все слышал.
- Ага, - покивал отец и обнял маму.
- Да все нормально, - соврал я, хотя так паршиво мне еще не было ни разу в жизни. Я бы с удовольствием будь бы у меня антивирь от всей ботвы, закатал бы ее в «карантин», потом на диск и под видом свежей порнухи залили был Обезе, Арту или Чайке, но ни перезагружаться, ни сливать инфу, как на компе не получалось по жизни. Я закислячил и с удовольствием бы сейчас поныл. Заглянула врачиха и мне захотелось дать ей в жбан, запинать под кровать и забить ее ножкой той же кровати. Бэм, я поднимаю кровать и роняю ей в рожу. Кровать сминает ей скулу, я поднимаю и роняю снова. Бэм, попадаю ей в нос, тот вбивается глубоко и выворачивается наизнанку в ее башне. Бэм, я роняю ножку кровати ей на вторую скулу. Рожа врачихи, как будто вся сминается, как кусок газеты на пятяке, так же как кишка сминала меня во сне.
Гребучая врачиха потянула отца. Как специально начала говорить прямо под дверью, роза, чтобы слышали я и мама.
- Только электрон-энцефалио-гамма не всегда выявляет эпилепсию. Я не психиатр и не невропатолог, надо вам обратиться в диагностический центр, вам выпишут направление, знаю еще УЗИ можно делать и компьютерную томографию. В общем… - врачиха что-то сказала, я не расслышал. Мама пока слушала, притихла, потом снова начала плакать еще сильнее. Я потухал и был конкретно не рад этому утру. Беспонтовей утра еще, в натуре, не бывало. Мама сидела в палате и молчала, мне ничего не лезло в голову - я тоже молчал. Пахан пошел за врачихой. Драные птицы выли так громко, что мне захотелось вывеситься из окна и заорать на них самыми цветочными словами, какие только были. Драный день, как на зло, опять светил и опять на окне ни фига не было штор.
Я злился. Не так как злился, когда Бритва называла меня «дураком», а по на'туре. И только возможность закатать жесткую клизму прямо жизни в хавальник, могла бы разгрузить меня…
- Знаете, может быть так, что приступ был однократным и больше не повторится, - врачиха втирала моему отцу, они подходили к палате. На какой болт в отделении была такая тишина? Все было слышно, я даже слышал, как в столовой гремели ложками в умывальнике.
Пахан заходит ко мне и говорит:
- Давайте сейчас вы поедите в диагностический центр, а я съезжу за деньгами и туда приеду, - мама смотрит на меня. Я соглашаюсь и встаю. От вчерашней сюзи меня штормит, штормит жестко, и я падаю на кровать. Ма подлетает ко мне. Ее лицо красное, а на щеках белые-белые пятна от ладоней.
- Слабость? - я покивал. Шмара притащила мои кроссы, оказывается они были у них.
Мы, втроем, прошли через брюхо замороженного гигантского глиста. По нему снова шлепали те же отморозы с костылями, бутылками мочи, гипсами и прочей шнягой. Как, блин в каком-то фильме - каждый день одно и тоже.
На улице было жарко. Мы прошли мимо беседки, я в догон ко всей пурге на счет ЭПИЛЕПСИИ, закислячил по поводу Вроти. Что ей сказала бабка я так и не узнал.
- Ууу какой боевой, - сказал водила мотора, глядя на мою набыченную рожу. «Пошел на мак» подумал я, ты бы был таким боевым, отвечаю пасти бы не открывал. Мама улыбнулась водиле, типа, бывает. А потом посмотрела на меня. Она уже выглядела нормально и я бы никогда не догадался, что она только что плакала, если бы этого не видел. По ходу шла обычная жизнь, кто-то прогуливал школу. Козелы, которые любили поучиться, сидели в школах. Мусора ловили и не ловили отморозков, в магазинах стояли сонные, но уже потные продавщицы. Бабские жирные брюха торчали из под топов мерзкого нереального цвета, дети ныли и орали, чтобы им поскорее сунули сиську. ШЛА ОБЫЧНАЯ ЖИЗНЬ, а я смотрел так как будто был не в жизни, а возле нее.
Так, в прошлом году, Боня драл одну биксу в однокомнатной квартире, я с понтом спал рядом, потому что бикса не развелась на двоих. Я подслушивал и подсматривал за ними, она стонала, как медведь глухо, сипло и еле слышно. Боня дрыгался и вертел ею, как деревяшкой на дрели. Я был не в теме, и сейчас у меня было точно такое же чувство, только офигительно сильнее. Я смотрел, как идет жизнь. Отвечаю, я был не в струе. Если бы я сейчас вышел из машины, то стопудово я бы стоял и не мог двинуться с места, потому что я был не в тему и на меня жизнь не развелась. Максимум, что мне можно было делать тогда в однокомнатной хазе и сейчас в моторе - это дрочить. ВСЕ, только суходрочить в первом случае - банан, во втором - свою же жизнь. Даже мочала, которая валялась возле трамвая, с расквашенной башкой, и та, больше была в тему.
Какого болта я согласился поехать в больничку? Сидел бы на пятаке стебался и трещал. Топил бы ганджу, может даже потусовался бы в школе. НЕТ, блин, лег, а тут поперла непруха. РОЗАРИЙНЫЙ ГЛАДИОЛУС НАРЦИСОВОЙ ДИАДЕМЫ, а я как-то гноился, что меня выпнули в школу. Роза, сейчас я бы сам туда поперся, лишь бы у меня не было ни язвы, ни эпилепсии, ни сотряса, ни Вроти, ни ее гребучей бабки.
ДРАНАЯ ЖИЗНЬ.
Мы доехали. Пахан оставшись на переднем, рванул домой.
Мы с мамой завалили в помещение и припухли на откидные сидушки в коридоре. Я кислячил, мама кислячила. Мимо проходили две врачихи и бакланили так же как бакланят сейлормуны на своем пятаке. «Он че-то че-то, а я ему че-то че-то» Я подумал, что они полные тотальные дуры и что Бритва реально была не права, когда втирала мне что в каждом есть «интересное и положительное». Две врачихи ржали, как мои вечно обтопившиеся кореша, переодетые в юбки и халаты. Напротив сидела бабка, и пинчара в красной майке. Долбаная бабка сжимала трость обеими руками перед собой.
- Я подойду в регистратуру, спрошу, посиди, - мама встала и подошла к окошку в синей стене. Я подумал сорхидейнуть, но прикинул, что идти некуда. Решил не рыпаться. Зачесался нос и, когда я потер его рукой, вспомнил вчерашний запах. Запах псины и тухлой воды. Блин, собака Баскервиль!!! Стопудово. Я достал мобилу и решил забомбить Бритве, она была в школе (должна была быть). Погудел - ни фига. Бритва никогда не отвлекалась от уроков - так что нормунь.
Я представил Бритву: она сидела за партой, наверное, за первой или второй, но точно на «первом варианте». Меля же, если вообще был в школе, всегда сидел на «камчатке», и знаний получал больше.
Я отвлекся от депрессняков. Приятные воспоминания всегда помогают, особенно при бычьем ганджубасном драйве, а мои тотальные депрессняки стопудово походили на жестко-фугасный грузящий стеб. Именно на «камчатке» я научился хлюздить в карты и, следовательно, научился раздевать бикс в дурака. На «камчатке» я лапал баб и колупался у них под юбкой, если не было «папы на красных жигулях» - так я и узнавал анатомию (опять же грамм потную).
Только на последних партах можно свободно перебрасываться месагами и не париться о том, что поганая училка отберет мобилу. На последних партах особенно технично мотаются косяки, там же я научился «медоту пылесоса». Если выдавалась жесткая бессонная ночная туса, то последние парты всегда превращались в бодрые кровати. Я догадался, что можно втыкать ручку в дыру на парте и только создавать вид, что пишешь, другой рукой – прикрывая рожу с понтом еще и думаешь. А САМ СПИШЬ. По ходу показалось, что вся жизнь, на которую я теперь смотрел, как тогда на Боню с биксой, прошла за последней партой. И хоть на последней парте я был не в теме урока, я стопудово был в жизни, потому что падал только накидавшись, отрубался только от димыча, а теперь типа я могу рухнуть без всякого разкумара? Да ё-моё, я же был полноценным человеком. Самым, что ни на есть невзорхидейным негладиолусным и немаковым перцем. ЧО ЗА БОТВА?
Мама снова села.
- Сколько стоят анализы? - я засунул мобилу в карман. Мама не ответила. Через пятнадцать минут завалился пахан и, вместе с ма, двинул в кассу (в смысле пошел платить, а не уработал первую попавшуюся врачиху в будку).
- Пойдем, - говорит пахан, сворачивая чек. Я двинул за ним, сзади шла ма. При шагах я не слышал шарканья тапок, по ходу отвык от звука кросс, которыми мог кайфово ставить пыльные печати на жопе у Пришивы.
«Кабинет ЭЭГ». На этот раз факс приняли с моей башни. Такими темпами я почувствую себя бизнес-в-рот-кампот-мэном. Врачила наболтал ассистентке лажу, которую я ни фига не понял. Записал эту ботву на мерзкой коричневатой бумажке, сунул ее мне. Нате подтирайтесь. Я вышел, представляя, как врачила лапает свою шмару в свободное от Мелиораторов время. Меня передернуло. ШМАРА и в А'FREAK'Е - шмара.
- Теперь на томографию, - мне было по боку, хоть на клизму, лишь бы в оконцове сказали, что вот: «бухай, гуляй, хватит таращиться на жизнь из под одеяла. И вообще убери копыта с болта. Вокруг много сисястых, лялястых и оторвательных бикс».
Завалился в кабинет, где была огромная телега. Когда такая телега маленькая, то ее прикручивают к столу и, забивают, как косяки, патроны (мой батя любил охотиться и не любил покупать патроны. Поэтому я, еще сопливой щеглопанской бестолочью, таращился как наполняют дробью гильзы).
- Металлические предметы вытащи, - толстая шмара толи с перепоя, толи с недо-перепихона, была нервная и занозила мне наглым бозаром. Я вытащил мобилу и монеты. Похлопал себя по карманам. Пусто.
- Разувайся, ложись, - я лег. В этот раз меня положили вместо гильзы и начали закатывать. Врубилась полоска желтого света. Меня плавно двигало в глубь этой Мелиораторо-забивочной машины. В кармане что-то зашевелилось. Я потрогал. Фиг его знает. Непонятный предмет был в углу кармана и пытался вылезти наружу. Меня засунули в магнит. Роза, что за опыты? В башне появилось более прикольное сравнение себя, плавно запихиваемого в узкую дырку машины, но я снова закислячил по поводу «подозрений на эпилепсию».
Твою в качелю, да что это за жизнь, может сразу двинуться репой и не париться? Сидеть тупо капать слюной и ходить только под себя? Так однажды было с Боней и Обезой, когда они накидались галоперидола. На счет ходить под себя вроде не было, но они целый час просидели как два дебила пялясь в одну точку, не двигаясь и не моргая. Когда у Бони, как у бульдога, начали капать слюни, мы так оборжались, что могли бы и не топить бодрую индюху в тот день.
Металлическая бодяга продолжала шевелиться, я надавил на нее, чтобы не вылезла. Когда я представил себе Боню, на которого пялился в однопята'чной хазе и Боню, капающего башами себе на майку, на секунду, показалось, что жить не так уж и прикольно. И по бороде эпилепсия у тебя, шиза, понос или сифак. Но вот чувство отщипенства (О КАК!) это другая телега. Тем более - ПОДОЗРЕНИЕ на эпилепсию!!!
Гильзозабивочная телега вырубилась, пурга в кармане успокоилась. Меня вытягивало назад.
- Обувайся, - говорит недо- и пере- нервная толстая шмара. Я вывалил. Вся канитель по поводу последней парты и слюнявого Бони, децл подняла мне настр. Где-то через недельку-другую, а то и меньше, меня ждал долгожданный перепихон с Бритвой. УАУ!
- Результаты  завтра, - толстая шмара высунулась из-за двери и обратилась к моим предкам. Мы пошли на выход. Я достал из кармана металлическую ботву. Это был штекер от наушников. Секунду подумав я вспомнил:
Недавно, в школе, кажись в тот же день, когда я навалял Пришиве, я взял у одного лошары плеер. Прикольный на wma'шенный и mp3'шенный, черный Panas с серебристыми кнопками. Особо музы' не хотелось, тем более тот овцежуй вис на отсосной попсе. Я взял плеер только, чтобы чморик понозился и пощемился за батарейки. Гвоздикнувшись на последнюю парту, нажал play и напялил уши. Они были бодрыми, в них так качало, что в середине урока я начал подмыкивать от кайфа. Училка побздела, взяла дневник и успокоилась. Уши были бодрыми еще и потому что, на полной громкости никто кроме меня, ни хера не слышал. Ни одна дура не повернулась и не начала ныть, что я не даю ей учиться. Роза, терпеть не могу таких кобыл (кроме Бритвы, но мы с ней учимся в разных школах, поэтому она меня не парит). Весь урок олень поворачивался и смотрел на меня, я делал вид, что ни фига кроме парашной, но качевой музы' не замечаю.
В конце урока, лошала подвалил ко мне:
- Меля, все, давай, - говорит он и тянет грабли к плееру на парте. Я придвигаю его к себе и говорю:
- Отдыхай, убери грабли, зашкнил?
- Да нет послушать хочу.
- Да конечно, соскучился по плееру. На мак не носи его в школу если жмешься.
- Ты, но это мой плеер.
- Э, подожди, я что у тебя его отбираю? - я встал, типа ща дам в бучу, если не срыгнешь.
- Нет, ну я послушать хотел, - я понял, что хочу курить, да и базарить тяги не было. Не долго думая, я вытащил наушники, оторвал штекер и сунул его в карман. Впарил коцанные уши лоху. На те брат клипсы. Лошара стоял не в понятках и даже не рыпнулся на меня. Я пошел курить и, болт пойми зачем, сунул пипку в карман. Так в кармане завелся mini-jack.
Я потянул лыбу и снова закислячил, как с такой парашей типа ЭПИЛЕПСИЙ можно обламывать лохов? На тебе в жбан, он - мне, а я бэм…и в обмороке? Ээх…
- Роза, - шепотом ляпнул я и двинул назад в кабинет. "Я так соскучился, моя гильзозабивочная машина". Недо-, пере- кобыла решила зажать мои монеты и мобилу, поэтому засунулась и не напомнила на выходе.
Мама повезла меня в больничку, батя - дернул на работу.
Я разчехлил своего блудного сына, и решил замигать Бритве, но передумал. Пусть не зазнается.
Мама отчалила на входе в больницу:
- Что’ я буду заходить? Ты сам врачихе скажешь, что все сделали. Я или отец, завтра с утра за анализами и к тебе. Давай, пока, - я двинул в палату. Не мог вспомнить, когда курил последний раз. Сигарет стопудово не было, а это означало страшное: надо дуть к чувакам.
Базару нет надо было покурить после таких жутких движняков. Но базарить с моими отмороженными корешами, которые даже в свое отсутствие, умудрялись мне нозить... роза, я опущено двинул в травму, №5. Чего и следовало ожидать, пинчи начали угарать, как только я вошел.
- Меля, долбаный свет. Ну ты вчера нас уделал. Да, речи нет. Мощно. О, дарова. Ты да, вот ты шиз, - заорали на перебой козлы-кореша и козлы-лоси. Сцена: Мои кореша валяются на своих кроватях. Лоси сидят на подоконнике и шифруют сигареты из за их спин валят тонкие струйки дыма. В палате воняет куревом.
- Здорова. Дайте сигарету, - мыкнул я. Да по любому тебе лажово, когда, так сказать решаешь, гонять лысого или жить с полной грудью, а тут чморье ржет над тобой и ему параллельно на твои проблемы!
Артемон отстегнул мне "кента".
- Не щимись, - говорит первый лось, все еще подсмеиваясь надо мной, - кури из окна.
- Да не, я пойду.
- Чо опять твоя бикса пришла? - врубился второй и посмотрел на пацанов.
- Нет, просто хочу фугануть на природе, - я ответил слишком резко, а за "фугануть" кореша и лоси начали угарать:
- Тебе вчерашнего кузьмича мало? А чо, есть чо? и т.д. - лоси, как бы выорхидеивались перед корешами, кореша - перед лосями. На меня всем им было по боку. Я молча вышел. "Вот выяснится, что все чики и я буду гноить и попускать всех этих коней до конца срока. Я погреб на улицу, в беседку. Пошлепал по карманам, только мобила, штекер и, роза... монеты.
Я стопудово гнал. Какого банана потащился в травму к этим уродам, если мог купить сигарет? Прошло нормально времени, чтобы замигать Бритве снова. При нормальном раскладе уроки у нее уже закончились.
Я припух в беседке. И никак не мог замазать мысль о том, что сейчас ко мне придет Бритва.
Время 13.00. Бритва снова не брала сотку и по любому не собиралась приходить. Все более менее симпатичные биксы, походили на Бритву и я все время хотел подорваться и пойти к ним на встречу. Я был один, на мак никому не нужный перец, в больничке с язвой и подозрением на гребучую злоорхидейную херь. И с сотрясом. Сигарета стлела слишком быстро. Тусоваться в беседке стало в лом. Да это на вряд ли было тусованием. Осталось только пойти в палату и пописать дневник, ну может еще почитать.
На входе в отделение меня снова выловила Шмара и напялила на меня тапки. Я снова начал шаркать.
Шмара смотрела на меня, как на шиза. Смотрела так, как будто это я собирался ставить ей клизму!!!
В палате все еще никого не прописали, кроме меня. Хотя каждый раз, когда я видел врачиху она резалась подселить ко мне какого-то чувака. «Лучше чувиху». Мне все время казалось, что вот-вот завалятся мусора и скрутят меня. ДОЛБАННАЯ СТАРАЯ ПЕРИЧНИЦА. Кто ее просил тогда заваливаться в подъезд?
На соседней кровати лежал пакет с бананьями. Оказывается мама принесла их и забыла сказать. Да в натуре, было не до этого. Три банана. Желтых огромных банана. Я обрадовался и расчехлил первый. Я чистил его медленно и аккуратно, из пасти чуть не потекли рекой, слюни. Я очень хотел жрать. И хоть я смаковал каждый кусок и жевал его до такой степени, что банан переваривался прямо у меня во рту, ни фига не почувствовалось. Я захотел зарубать второй, но решил оставить на потом. Два банана на недельку-другую. Что за парашный расклад?
Так прошел час и я двинул на обед. Там, как я и прикидывал, давали мелко нарубленную переваренную манную кашу - типа-гречка, с белой ни фига не соленой куриной ногой - типа не переваренная манка в форме ласты.
Пришаркал в палату. Лег, на кровать…
И начал………………………………………………………….НЫТЬ……………….роза, я ныл как баба. Воткнулся лицом в подушку, а в горле было так горько, так остро, как будто я сожрал лезвие вымазанное в перце. Какого хера? Я реву и ни фига не могу с собой поделать. Эпилепсия. На мак, на мак она мне нужна? Болт с язвой - лечиться. Болт с сотрясом - вообще фигня, но, блин, эпилепсия. Что вообще за пурга? ДОЛБАНЫЙ СВЕТ, ДОЛБАННЫЙ МИР, ДОЛБАННАЯ ЖИЗНЬ, драные кореша, драные лоси, драная клюка с бабкой, ГРЕБУЧИЕ ТАЗИКИ, ГРЕБУЧАЯ РУЧКА С СИНИМ КОЛПАЧКОМ, ГРЕБУЧАЯ ВРОТЯ, поганая манная каша, поганая мобила у Бритвы, поганая сюзьма. ПОТНЮЧАЯ ПАЛАТА, ПОТНЮЧИЙ ПЯТАК ТОЙ ТОЛСТОЙ ДУРЫ, ПОТНЮЧИЙ ТОЛЧОК В КРОВИ, гладиолусный штекер, гладиолусные монеты, гладиолусный отстой.
Я ныл, а за окном, не затыкаясь, верещали тупые птицы. ТУПОЕ СОЛНЦЕ жарило мне затылок. ТУПОЙ ЗАПАХ ПСИНЫ!
Да что же это такое?

• Послезавтра

Четвертый больничный день. Про вонючих птиц можно и не говорить. Вчера мне закатали капельницу. По ходу скоро у меня будет целая дорожка на жи'ле.
Вечером ко мне приперлись кореша. Суки, ржали надо мной. Даже не узнали как у меня дела и здались ли мне они (кореша) в тот момент.
Чай-Хан ухватил банан и начал чистить его:
- Не струя себе струя, - орет это ЧМО. Мне стыдно признаться, но на банан у меня были конкретные планы. Больше планов, чем на Прыщавую, Вротю и Челюсти, вместе взятых. Мои гребучие кореша могли жрать и жрали все, что попало под грабли. Но мне ни хера нельзя было кишкать. Я хотел зарубать половину банана до следующего завтрака и половину во время, чтобы хоть как-то сбить вкус клея и параши манной каши. Второй хотел заточить в обед. Я так себе это представлял, что стал братом этим бананам. Как типа сам горбатил на плантации, поливал, удобрял и собирал.
Мой баначик… Эх!
Боня, беспредельно зарубал весь банан за три прихода. Обеза с Артемоном напали на второй. А если бы я сказал, чтоб второй не трогали, то там бы началось:
- Уай, сам сигареты стреляет, а за ботву ведется. Вот так дру'г. Как на сюзю - ну-ка давайте вот он я... Еще всю сожрал. А как его бананчик. Хер. Хер да? - я бы ничего не объяснил:
1. Мне было херово
2. Корешам было по херу, они конкретно и тупо мне нозили.
Вчера я лишился бананьев. Вкусных, нужных и струячих. На ночь Шмара задуплила уколов, от этого пердак разболелся еще сильнее.
Ххотел жрать.
Сегодняшний завтрак погоды не сделал, хотя кухарка сказала: - Заколупал, - и плюхнула мне добавку - один большой шмоток манной долбанной каши. Стопудов кусок пенопласта больше похож на хавку, да он хотя бы белее и приятней пахнет. Я отъезжал от голода.
Врачиха заперла и задвинула  свою обычную лажу.
Так, гноясь на всех и на все, я ждал папу или маму, с анализами. Роза, кажись год прошел, а парентов не было. Драные птички успели оттянуться, отдохнуть, оттянуться по новой, наплодить птичьих выродков, не прекращая верещать. ЩА СДОХНУ.
  Ухватился за книжку и начал читать. Я попытался читать еще вчера, но не срослось. Сопли, чморье, пожирающее мои спасательные желтые огурцы и прочие депрессняки по поводу подозрений, сотрясений и обблевений.
На пятой странице зашла мама. Лицо ее было серым. Не то что кисляк, а реального серого цвета, чуть ярче, чем майка "bleeding" у Щербатой. Я сразу все понял.
Я!
ВСЕ!
ПОНЯЛ!
- Привет, - вообще дома она всегда говорила "доброе утро". Базару нет в больничке это не канало: - Тебя переводят в неврологическое.
Я молчал. А что говорить? Не пойду я гноить и стебаться над лосями-корешами, не буду обрывать mini jack'и с навороченных ушей, не буду плевать в клешню Пришиве... Так жизнь и кончается.
Я - РОЗА, ОВОЩ.
Мои шлифты зависли на простыне, мне конкретно не хотелось двигаться. Зря я понял, что было в анализах. Надо было еще хоть секунду попарить себе мозги. Типа, а вдруг ни мака нет. БОЛТ!
Я закинул mini-jack под матрас, взял зарядку, книжку и тетрадь с ручкой, больше ни фига и не было.
- Пойдем, - я хрипел. Мама молчала, но от этого мне стало грамм легче. Если бы она начала меня успокаивать, я бы заныл, отвечаю. Не дай боже' я буду один в палате. В горле опять встало лезвие. Неврология была на два этажа ниже.
В думках, я не заметил как мы прошли коридор. По дороге ма залила меня шмаре похожей на мою Шмару и слилась тереть с завом.
- Неврология, №3, - я кивнул и зашаркал в палату. Бэм, мне в уши залетает прикольная фича - птиц почти не слышно. Оказывается эти твари орали только на третьем.
На распаковку ушло секунд пять. Ручку - подальше в тумбочку, тетрадь - поближе, книгу - на тумбочку, зарядку - в розетку. Та-Да! Армия наМ...
Я начал колупаться в сотке. Завалился нервопатолог-Помойная Пасть. Это видать был мой новый сенсей, после толстой врачицы:
- Привет, как дела? - "ясно дело как! Гребучий лось".
- Знаешь что у тебя? - я махнул гривой.
- Эпилепсия это не так страшно. Это излечимо, - не переживай, - у Пасти стопудово не было эпилепсий, поэтому я не поверил в его бозар. Это звучало так же, если бы я подвалил к, обрюхаченной на девятом месяце, Пить Не Брошу и забазарил: "Ааатлично, чува, - это ты перехавала!"
- Эпилепсии были у многих известных людей, - говорит Пасть, я тупо махаю репой (хоть он ни фига не спрашивал).
- У Данте были. Знаешь такого поэта? - я кивнул. "Знаю Дантеса".
- У Ван Гога. Знаешь? - опять киваю. Мне побоку. "Оби Ван Гоги. Пошел в жопу, Вонючий Рот!".
- У Наполеона и Цезаря, кстати, тоже, - я от души махнул гривой (последних знал). Без базару, если те мужики могли гноить людей с эпилепсиями - ништяк - Я ТОЖЕ СМОГУ. Я улыбнулся, врачила зарадовался, что нашел со мной общий язык, и начал сильнее вонять мне в нос. (Вообще понятка "общий язык" - это засос, какого мака старичье так говорит - я не понимаю. Кстати, Завучиха говорит "кончить" получается такая же лажа). Насчет общего языка с Вонючим Ртом я имел ввиду понятки динозавров.
- Костя, да? (снова машу) Не переживай. Сейчас двадцать первый век. Все можно. Бывает хуже. Пойдем познакомишься с соседями? - мне было по фигу. Скажи мне врачила: «пойдем ставить клизму», «порежь себе вены» или «зависни со шмарой» я бы махал гривой, потому что вертеть жбаном мне было в лом. Я пошел за ним.
Мы двинули к соседней палате.
- Там лежат два мальчика (я опять кивнул), - говорит Пасть: - У одного была открытая черепо-мозговая травма. А второй упал со стремянки и приземлился на копчик.
Зашли.
У одного перчика вся башка была в зеленке и в швах. Как блин футбольный мяч в траве. Этот щегол сидел на кровати:
- Здравствуйте! - говорит Мяч.
- Привет! - завонял врачила: - как самочувствие? Это ваш новый сосед - Константин. Я пожал культю Мячу. Мяч потянул лыбу.
В дальнем углу лежал какой-то чахлик. Врачила поздоровался с ним, чахлик промямлил какую-то пургу в ответ.
- Знакомься. Новый сосед. Костя, - я поперся жать чахлику руку. Возле его кровати, я случайно пнул железяку. Это была "утка" (лучше журавль в небе, чем "утка" под кроватью). Из нее выплеснулась красная пурга. Снизу пополз мочичный духан. Немного выплеснулось мне на тапок. Это точно была моча и стопудов она была красная. КРАСНАЯ МОЧА! По ходу, Вротина бабка рыгает кровью. Артемон, позавчера сморкался кровью.Чахлик - мочится кровью.
Мне стало противно. Тапок намок. Чахлик жидко пожал мне руку и так же жидко потянул лыбу.
- Пре-атно, - я покивал.
- Так Костя, нам пора, потом зайдешь поболтаешь с ребятами. Вы же, ребята, не против? -
- Не, - говорит мяч, цепляет журнал и втыкается в него рожей.
Я вышел, за мной врачила.
Что этим пытался втереть врачила - я понял. Он позвал медсестру, чтобы та вытерла кровавое пятно мочи. Я завалил на пятак вымыть ногу.
Когда вышел, Пасть сидел на моей кровати и таращился на дневник. Тетрадь была закрыта.
- Ну вот. А твои соседи сейчас на процедурах. Сам с ними познакомишься. А у меня обход, - я, в сотый раз, помахал гривой.
Кажись Пасть, хоть у него и несло из пасти, был не таким уродом, как я о нем подумал.
По коридору шла мама. Она предупредила, что потащит ксивы заву. отделения. Ей тоже полегчало. Наверное зав. или завша, типа Пасть№2 быстро втер/ла маме, о Наполионе и Цезаре. Да и я не сдох, так что ей было прикольнее, чем родокам того третьего потертого лося в коляске.
Когда мама ушла, мне снова стало фигово. Без всяких шайб, обмороков и оставшейся грузящей пурги. Просто тупо фигово. От деревьев было офигенно тенисто. Солнца не было видно, но было светло. Птиц почти не слышно. Жизнь дала трещину. Я взял книгу. Посмотрел на обложку.
1984? Какая-то метель. В палату завалились три перца.
- О, привет, - говорит короткий с прической горшок и смотрит на меня, как на арбуз в спортзале.
- Дарова, - я отложил книгу с недовольным видом. Никого не прикумарит, быть арбузом вместо мяча.
Горшок сказал, как его зовут (я не разобрал) и поперся ко мне.
- Всегда мечтал пожать весло настоящему живому арбузу! - я не в понятках.
- Да ты что? - заговорил короткий Писькин Дом (у него была такая прическа): - И в натуре Арбуз.
Оба подбегают и начинают тыкать мне в бока:
- А где у него хвостик? - вопит третий с непонятной прической, но высокий. По ходу последний уже тусовался с арбузами, ему было кисло мацать меня и он присел на койку.
- Да, да, да. Где хвостик? У всех арбузов есть хвостики, - вопят Горшок с Писькиным Домом, как обдутые мартышки.
- Какой пузатенький, - вопит Горшок и начинает мочить меня книгой по репе.
- Подожди, - Писькин Дом тормозит своего кореша и чешет мой хавальник, как кошке: - надо выпить за знакомство, что мы там пьем за знакомство?
- Ааа, что, мы, там, пьем за знакомство? - пдвзбзднул Горшок, поворачиваясь к Непонятке.
Непонятка вытягивает жбан, как конь и базарит:
- Ах, да. В законе о встречах с арбузами, зеленым по темно-зеленому написанно: когда вы видите злогладиолусный, но лялясто реальный арбуз, на крайней от окна койке, вы должны... - Непонятка обрывается и щимиться к моей тумбочке. Открывает ее и начинает вытряхивать из нее шмотки. ШМОТКИ!!! Черные и серые лифоны, розовые стринги, чулки, как у шлюх. Противогаз, хобот от противогаза с бульбулятором на конце. Непонятка невозмутимо потеет.
- А-га, - орет он и вынимает минералку из моей тумбочки. Откуда у меня минералка? и вся оставшаяся херь?
Непонятка садится на гору вещей. Бульба попадает ему в шоколадный глаз и проваливается туда с сопением и пробуксоном. Как сдувающийся шарик.
Пшикает минералкой и машет пазырем мне в рожу. Вода попадает только на меня. Я мокрый, а Писька с Горшком стали еще суше, как будто я беспонтовая прокладка, а они - невзорхидейные.
Минералка кончилась и Непонятка подорвался. Бульбулятор стопудово пропал, на куче валялся только хобот и противогаз.
Непонятка расстегивает ширинку и достает оттуда банан вместо мака. Не простой банан, а мой, вчерашний, съеденный заживо, Боней.
Начинает мочиться бананом в пустой пузырь. Наполняет его до краев, банановым прозрачным желтым соком и говорит:
- ... проделать все проделанные фичи, особенно обратите внимание на бульбулятор. Ни одна часть, данного нам свыше, устройства не должна торчать более чем на пять сантиметров из ануса, - Непонятка остановился и опустил руку к очку. Вытащил ее из-за спины с разведенными пальцами, как будто держал невидимый гондон.
- 4 и 847 тысячных сантиметра. Отлично. Затем достать банан и выдавить из него литр сока в литровую бутылку из под нарзана, - Непонятка припалил на пузырь. "Сарыагаш" 1,5 литра: - А, болт с ним. И втюхать эту лажу арбузу в хвостик. Ну че? Хвостик нашли? - обращается он к Горшку с Домом.
- Да, я нашел, - вопит Писька, показывает прыщавый язык своему чуваку и достает из под моего матраса штекер. Теперь он был, как сухой скрюченный хвостик с двумя пластиковыми кольцами.
- Куда его?
- У всех арбузов есть подтайная чакра, в баспершанти ло кпнерваи шили.
- Не в иноткепву? - Горшок опущенно выорхидеивался.
- Нет, баран, - орет Писька: - кпнерваи, значит кпнерваи!
Показывает средний палец Горшку, сжимает большим и этим же пальцем самый большой прыщ на середине языка, с хрустом выдавливает его, и кидает белый шарик в рот Горшку. Горшок ловит его, как натасканная псина. Писькин дом резко сует мне штекер в эту ботву (какие-то там буквы). Откуда она взялась - болт пойми. Это был толстый шишак у меня на колене, с дыркой по ходу 3,5 мм. Сам Домик прилипает к шишаку ухом. Так, блин, сопливая бикса, кладет башню, на плечо своему орхидеирю, когда на экране целуются.
- Ну все теперь пей, - говорит Непонятка и сам присасывается к пузырю. Я вообще ни фига не могу понять, но мне по приколу и я забыл о том, что я арбуз.
- Эй, овца, ты же все выдул, - говорит Писька, когда Непонятка выпил все.
- (отрыжка, громкая, как выстрел) Оэй, а Йа не замэтл.
- Тук-тук, - кто-то стучится в дверь.
- Ктэ, орхидеить в сраку, нарсовалй-а. Как там? Проль!
- Мочить в такое сизое орхидейло,
Чтоб ничего потом не встало
Меж дебристых струячих волосей,
В потнючих зарослях гусарских, роза, гиацинтов, - говорит голос за дверью.
- Банан в рыло, - орет Горшок: - там нет ни роз, ни орхидей, ни гиацинтов.
- Да, знаю. Это для арбуза, он же, как следак. Все пишет, а я де...вительн.сть искажать .. ..чу.
- Походи по комнате, ни фига не слышу, - вопит Писька сильнее прижавшись к моему колену, вернее к шишаку.
- .а зай.у, - вопит голос из-за двери и открывает ее пыром.
Закатывается детская красная коляска на четырех велосипедных колесах. В коляске лежит Чахлик в белом чепчике и бело-пятнистом заблеванном слюнявчике.
- ..роче, .ы .ише п.й, - говорит Чахлик: -  .еня аж выр..ло.
- Чеее? - вопит Непонятка: - Да я тебе ща ваще.
Он сгибается пополам, так что банан попадает ему строго в пасть и начинает глотать. Из коляски вылетает нереальная желтая струя и она укатывает из палаты.
Я проснулся. По ходу это был
• Сон II.
Напротив меня лежали три чувака: Горшок, Писькин Дом и Непонятка.
Реальные на нет! Никаких шишаков на колене не было.
- Проснулся? - я киваю. Потом пошли долгие и нудные часы знакомства. Я только кивал, как даун. После сна мне было повеселее и я ждал, когда Чахлик закатится к нам, пусть на настоящей каталке.
Чахлик не ехал. Хавку возили прямо в палату, в столовку ходить не надо было. Диету КОНЕЧНО ЖЕ! оставили. Манная дранная каша (цитирую Discovery) ВО ВСЕМ СВОЕМ РАЗНООБРАЗИИ.
Пока я таращился в серую тарелку с кашей вылепленной в форме развалившихся макарон с огромными дырами, перцы чавкали нормальной жратвой и продолжали базарить со мной.
Им по ходу остогвоздичело тусоваться друг с другом и они по полной пытались меня разбазарить. Они сидели как мак: два шпенделя по сторонам и длинный (Непонятка) по середине.
РАСЧЛЕНЕННЫЙ ЧЛЕН. По каждой детали на каждой койке напротив меня.
По стенам палаты ползала огромная муха пачкая по-больничному белые стены пропахшие спиртягой и прочей медицинской пургой. Муха размером с меня. Это была жесткая муха скуки с крыльями эпилептического депрессняка.
- Пойдешь с нами к соседям? - я покачал головой. «Ну на фиг эти посиделки».
Когда перцы свалили, я взял книгу и насчитал пятую страницу. Решил зазвонить Бритве. Десять гудков, оператор скинул.
Мне показалось, что Бритва придумала такую телегу: «Не буду брать трубку пока Костик не прочитает книгу». Когда мне так показалось, книга стала тяжелее и толще. Моя рука аж упала на колени от тяжести. По ходу я держал два свинцовых кирпича, а не и без того толстую книжень.
Соседи начали ржать, я кутил с мухой. Она не давала мне читать. Эта тварь петляла перед глазами, как блин камикадзе на самолете. Мои шлифты, как зенитки, держали муху на мушке и двигались строго за ее движениями. Вспотевшая от жары и усталости, муха бахнулась на тумбочку Непонятки. Там стояла тарелка и на соседних тумбочках, тоже стояли тарелки. Они были белее, чем у меня. В каждой лежало недоеденное пюре, вымазанное подливкой с мясом. В другой ситуации я бы конечно побрезгал, но... НАСТОЯЩЕЕ ПЮРЕ И НАСТОЯЩАЯ ПОДЛИВКА С МЯСОМ.
Не долго думая, я напал на тарелку Непонятки, отогнав муху и превратившись в муху. Все было холодным и мерзким, но таким вкусным. Я наскреб три, с горкой, ложки.
Перекинулся на тарелку Горшка. Она стояла ближе к окну и хавка в ней была теплее. У меня было чувство, что я не ем, а ширяюсь. И если бы зашли мусора, вязать меня по поводу бабки, то они бы обязательно повесили на меня ширяние пюре. Мне это казалось реальным беспределом и криминалом.
С третьей тарелки я доедал быстро, в животе с непривычки все надулось. Как давно я не рубал!!!
Стало стыдно и я лег, нажравшись объедков, чтобы переварить стыд вместе с пюре и мясом. Во рту завелся кайфовый привкус соли. СОЛЬ!
Я резко хапнул книжку, если бы завалились перцы, я бы прикинулся, что читаю. "А? Что? Да наверное муха зарубала. Зырь какая она огромная!"
Соседи все еще ржали и по ходу не собирались возвращаться.
Я лежал в тишине и, вместо птиц, надо мной жужжала толстая омерзительная, пожирающая дерьмищще и объедки после объедков, скука.
- Привет, - в комнату незаметно проскользнул Мяч. При таком раскладе Мяч не зашел, а закатился: - Что делаешь?
- Читаю, - прохрипел я и откашлялся, офигительно долго молчал: - вот какая-то метель, моя подруга принесла. Чтоб не скучал.
- Ммм, - многозначно потянул Мяч и аккуратно почесал швы. Если бы он надавил посильнее из его башни, как выдавленный прыщ, потекли бы мозги: - а что с тобо'й?
- Да, сотряс, - я не соврал.
- А я упал на бордюр.
- Накидался и орхидейнулся? - уточняю я.
-М. м. (Мяч плавно-плавно повертел бучей). Переходил через дорогу. Решил не рулить до тротуара и сиганул через арык. А грязь была, сволочь, скользкая и я не долетел. Зацепился за арык и как-то нереально, боком, упал на бордюр.
- У, фигово, больно было?
- Да, нет, - задумался Мяч: - ничего не понял, подскочил, чтобы не позориться. Смотрю жбан кружиться, потрогал голову. А там, как… типа трещина или дыра. И мягко было очень. Прикинь? - я прикинул и меня передернуло.
- Сам до дома дошел, - продолжает Мяч: - благо было не далеко. Потом больничка. Врачи потерли репы, залили мне в башню пластину и зашили.
Мяч говорил с таким приколом, как будто дырка в башке это такая нормальная дырка, как у баб или как у пинчей в ухе.
- Я сначала говорить не мог.
- В смысле?
- Ну просто, не мог и все. Думал, что не хотел, а потом попробовал попросить медсестру, чтобы она сменила судно и не смог.
- Да, мрачно, - говорю я, приподнявшись с постели.
- Не говори, еще как. Я сначала в реанимации лежал. Там знаешь, только говорить и остается, ули, лежишь, как придурок. В банане трубка, у чувака с грыжей эта херь до сих пор.
- У Чахлика? - говорю я, с понтом он знает, что я назвал того чувака на койке, Чахликом.
- Ага. Вот. Я лежал и дышал своей мочой. Оказалось недолго, но от того, что я не мог попросить ее убрать, мне показалось, что бесконечно, - я посмотрел на лицо Мяча, когда он замолкал, его рот продолжал дергаться, как будто он быстро жевал. Как СУСЛИК или хомяк.
- А ты как обзавелся сотрясом? - я не стал рассказывать все.
- Дали люлей, чего необычного? У вас карты есть или что-нибудь вроде? - «вроде Вроте, в рот, рвоте, word'е» подумал я не в тему.
Мяч потянул, меня к себе в палату. Я решил, что пол дня кисляков - это слишком и пошел развеяться. Бритвин план, с прочтением книги пока не шел.
Мяч резво зарулил в палату, что конкретно не сросталось с его дырявой репой. Я задержался, т.к. плелся, как положено чуваку с дыркой в жизни.
Коридор оказался, намного приятнее, чем в моем первом отделении. Напротив палаты стоял бодрый коричневый диван и ящик напротив. На диване валялись шмары, отвечаю, все одинаковые. Типа больничных сейлормунов. У всех морды были в ямках от прыщей и от этого казались, как тряпки. Такими тряпками можно было мыть пол, протирать инструменты на трудах или чистить шуза, но никак не таскать вместо кожи на роже. Я погладил свою щеку и ехидно улыбнулся шмарам.
Нет! ни фига, их рожи походили не на тряпки, а на рожи плюшевых медведей. Таких медведей держат вокруг кроватей, все бабы. Если у бабы нет хотя бы одного плюшевого медведя, то она:
• Либо бомжиха в детдоме.
• Либо у нее тяжелое детство
• Либо она лесбиянка.
Если забить на плюшевых шмар, коридор был офигенный. Искусственные цветы, постеры болезней, планы эвакуации. Очень даже прикольно. И как всегда не в тему моему депрессняку. То, что я побазарил с Мячом, было кстати не в тему моему депрессняку о депрессняке. Эээ... Короче я перестал кислячить, потому что Бритва придумала тему, тема сулит мне оттяг, Мяч притер мне свой движняк и это было почти также не прикольно, как и косяк моего организма. Тем более в соседней палате лежал Чахлик, которому по ходу было фиговее всех. (А из меня поперла рэпня: оттяг-движняк-косяк)
Я прикинул, что Чахлик не такой уж и лох, раз еще не порезал себе вены.
Хотя может он лежал не долго и еще не допер, что можно не париться или у него просто нет лезвия. Признаться честно я еще вчера, подумывал первым делом, как мне скажут об эпилепсиях - пойду гулять в окно, орхидеалом вниз. Болт пойми, как я дотерпел до Вонючего Рта, а там понятно.
Я завернутый в простынь, как все долбанные навороченные греки, стою на пирамиде и держусь за пузо, как держался Наполеон на картинке в учебнике. По ходу у Банапарта тоже была язва,  которая, в паре с эпилепсией, не помешала ему отыметь пол планеты. Говоря понятками больничных порядков: и Цезарь и Наполеон цепляются за каждую половинку карты мира, и дуплят в нее офигительную бодрую клизму.
Еще я прикинул, что Наполеона, кореша называли Боня!!! Вот падла, заточил мой бананчик!
А цезаря - Юлькой.
И со словами: "Юлька, хапай жизнь за жопу", я ввалил в палату к Мячу и Чахлому. Само собой масть моего прикольного антидепрессивного состояния конкретно подогревалось тем, что я был сыт.
Пацаны не поняли моих движняков. Мне стало сладко похезать на всю эту тему. И я начал травить анекдоты, забив на масть, которая шла до моего прихода.
Меня перебил Грошок:
- Прикольно, мы с пацанами решили, что у тебя такой же партак, то есть глюк, как был у Мяча, а ты вон как шпаришь и...
- Да забей, сегодня не мой день, - я сплюнул в окно и продолжил анекдот о пацане, который забивал шмаль.
Ребята не особо понимали о чем бозар. Речи нет, это были щеглы.
На болт пойми каком анекдоте, у меня закололо живот. Я сразу вспомнил про пюре. И, как будто шайба подступила, но не к горлу, а конкретно ниже. Я рванул, что было мочи, в толчок недорассказав.
Даже жратва пыталась меня обломать. Да что за ботва? Я теперь и порубать не могу.
Так я провел вечер и ночь. Ко мне приходила Шмара. Я на пару сек высунул с пятака, свою попку (к тому моменту я уже тусовался в толчке моей палаты). Она закатала мне уколы и я вернулся на пятак.
Само собой, выкупили мое обжорство недоеденным пюре или пришла шмара и убрала тарелки, мне было по боку.

• Послепослезавтра.

Я, как блин романтик из Бритвенных историй, ВСТРЕТИЛ РАССВЕТ… правда на толчке, и там я стопудово не видел никакой "неги и горизонта". Спать хотелось жестко. Про всякую чушь типа сотрясов и эпилепсий, я забыл. Так сказать вышло вместе с пюре…
Когда я, сморщенный, как выжатый в стакан водяры лимон, гвоздикнулся на кровать, уже завалился Пасть, чтобы мне что-то забазарить.
- Првет, Костя, как здоровье? - сегодня Рот вонял особенно сильно, как целый взвод нечищенных вонючих пастей.
- Пойдет, - «да как, как? Лажа, посылал открытки Ихтиандру всю ночь, чего тут не лажевого?»
- Мы решили прописать тебе фенобарбитал. Поговорим с гастроэнтерологией, можно,  нельзя тебе. Но у нас проблема поважнее, наверное что-нибудь придумаем, - «Что может быть важнее, чем толчок на всю ночь? Пасть, завязывай» думаю я и молчу. Сегодня Рот двигал масть не в пользу эпилепсий, что меня грамм не воткнуло. Лучше бы он побазарил за Цезаря с Наполеоном.
- Шмара занесет тебе. Ты понаблюдай, как тебе, подойдут, не подойдут. Зато можешь быть уверен, что никаких приступов не будет, - я кивнул. По ходу так, Боня (типа На-Поле-Он) и Юлька, гноили всех:
ЗАКИНУЛ КОЛЕСО - ЗАГНОИЛ.
ЗАВТРАК! Расческу по ходу мне убрали. Оказывается она называлась Дер-сувал-лизация! Почти погоняло одного из тусы странных перцев. Типа электрическая расческа не здорово отражается на моей репе (так мне подумалось).
Когда шмара принесла мне колес, я быстро закинул одно и припух за книгой. "Бритва, читать, оттянуться, дочитаю, по-конски, с Бритвой". Через десять страниц, я понял, что меня вставили колеса! половину из того, что прочитал - не мог вспомнить.
Врачила решил конкретно меня накачать!
Башню повело на юг. В тропическую тусу на Гавайи. Там, на шезлонге, со стаканом бухла, валялась моя башня. Шум моря и сорванная чика на юге и обторчатое туловище - в палате. Мой жбан загорает на солнце, а туловище, пухнет после ночной посиделки на пятаке.
До обеда я не чувствовал репу, но чувствовал пердак помятый шестью, а то и больше, часами сидения на сидении!
Пока давился хавкой, понял, что могу говорить рэпом. Прямо с ходу.
Писька с Горшком офигевали. Я заговорил по-гоперски. Я сам офигевал. Непонятки в палате не было, к нему подрулили паренты. Я рэповал, без проблем и мазы. Что-то типа:
Просто запарить просо, потому что просо пользуется спросом. Особенно на Барбадосе, если просо не просто в отсосе, а в конкретном закосе на мазевое просо, так за экономическим спросом, плавают по морям матросы, курят ганджу и папиросы, двигая к Барбадосу за спросом на просо, да просто зашибить лавандоса. Или даже до Галапагоса двигаются матросы, там как на погосте - мертво, но матросы, нато и не отсосы, поэтому даже жмуру впарят просо, отстрелянному коню с Галапагоса. С закосом на движняк просто впарить просо тупым барбадосцам да галапагосцам, базару нет баблоса надо не только матросам, но и отморозам, но матросы не просто отморозы, которые на палубе курят папиросы, потому что мартосы конкретые чуваки и не просто отмазаться от их спроса на просо, потому что без лавандоса никогда домой не приходят матросы. Псы-барбосы могут нарисоваться без лавадноса, но матросы - это не барбосы, это перцы из Барбадоса и Галапагоса, слившие просо за лавандос с носа по ко'сарю…
Я чисто слов по боля использовал, и трындел не только про матросов, но этот пример самый стебливый, потому что ни за спрос на просо, ни за бабло в Барбадосе и Галапогосте, ни за сам Барбадос с Галапогостом, я не шарю.
В башке моей завелась манная каша, и мозги и вся остальная ботва в репе, превратилась в кашу с комками.
Дом с Горшком офигели слушать мою рэпчину и дернули из палаты со словами:
- От круто, от речи нет.
Мне этого и надо было. Хапнул книгу и воткнулся в нее шарами.
Читалось жестко медленно, и по любому так и должно было быть. Я был раскумарен фенобарбиталом. С детства слышал про эти волшебные колеса, но то, что их употребляют не только торчки, но и больные - ни фига.
Книга упорно не перла, меня к стене приперло, хотя потом доперло, что за дверью герлы, шпарят как овцы и гудят, как сверла, без мазы всем горлом орут за движняки… дальше рифмы стухли.
Под дверью, на диване, завелись шмары (вот, что я хотел сказать). Их ржание нозило мне настолько, что я заскучал по гребучим птицам с третьего этажа.
О чем базарили шмары:
(Они разговривали коряво, хер пойми на каком языке).
В начале они трындели за своих ботов, как и все мочалы нашей дремучей-гребучей планеты. Типа шмара сидит за компом жмет на тильду: add bot -> enter... и бэм на те. БОТ! Большой сидящий на кортах с пакетом семечек и желанием пресовать все, что движется и не виляет корявым плюшевым задом.
Потом шмары передернули на бозар об учебе.
- Уай, Шмара№1, прикинь да, у меня такая книжень есть!
- Какая, а’ Шмара№2, заценить дашь, или мозгу будишь мне делать?
- Да вот, судмедэкспертиза. Тут такие прикольные истории.
И шмара№2 начала читать шмаре№1. Подвалила шмара№3 в обнимку со шваброй и со шмарой №4. Швабры перебили шмару№2, которая разула пасть: "неопозанная беременность". Пока шмары базарили и №2 не продолжала, я отшвырнул Бритвину книгу, ЗАЦЕПИЛО, и сам по себе, мой Гавайный жбан, начал фантазировать. За Неопознанную Беременность.
НЛО и НБМ! Телку похищают лунатики, марсиане, венерийцы или любые другие инопланетные торчки. Пускают ее по кругу по зеленым, фиолетовым, красным, как леденцы бананам. Чува залетает и Та-Да.
Неопознанная Беременность у Мочалы.
Шмара№2 продолжает:
- В одном селе, жила-была женщина и был у нее муж. Этот муж, как и все другие мужья, драл свою жену и бухал с ней. Такая масть, бабы! В селах бухают.
- Дальше, дальше, - говорят шмары№1, №3, №4.
- И как-то муж отымел свою жену и она двинула к врачиле. Заценить телегу. Залетела, не залетела! Врачила заглянул ей в дуплос, ну там... провел надлежащие опыты и двигает:
- Да нет, дорогая моя корова (а баба была реально толстой) ни фига вы не обрюхатились. Извольте выкушать, пердон, выкусить.
Значит толстая чува, не расстроилась и пошла в запой с муженьком. Раз здоровье плода беречь не надо. Раз этого плода, на мак нету!
- Да ты что? - мычит какая-то из шмар, как будто это она залетала и уходила в запой со своим сиварем муженьком.
- Во-во. Чува оттягивалась, квасила самогон. Может на огороде колупалась. Чо там еще в селах делают? В дискотеку ходила, салом потрясти, прибухать на халяву. Так время и пролетело, как фанера над гребанным селом, допусим Розищщево! - Шмара№2 начала хихикать, типа какая я остроумная, ее подруги помолчали, типа тупорылая овца - не смешно, Шмара№2 продолжила:
- Кхм… вот значит, время пролетело и один раз с будунищща эта корова подрывается. Чувствует, что ее уже проносит и рвет на толчок. А в деревнях толчок - это когда в земле яма и оттуда несет дерьмищщем. Вот на такой и падает кобыла, чтобы освободиться от вчерашнего бухла и закусона. Тыдыжь, попарилась, потужилась Жирная Дура. Смотрит, а из нее ребенок вылез. Как, блин, пуля из пушки. Бульк, и в дерьмо. А там глубина большая и чува потерялась. Че там с пуповиной? Болт знает, но дитя потонуло в дерьме только успев вылезти из места не особо приятного.
ДИТЯ, НОВОРОЖДЕННОЕ, ТОНЕТ В ДЕРЬМЕ СОБСТВЕННОЙ ЖЕ МАМАШИ И ПАПАШИ! - отчеканила Шмара№2 на все отделение. Подруги потушили ее, типа заткнись дура, тут дети итак в дерьме без твоих историй.
Я если честно чуть не упал. Если больничные шмары прутся по таким историям, значит это конкретное глючево и какого банана я в этом глючеве тусуюсь обхававшись фенобарбитала?
Младенец, сопливый и орущий пропадает в океане говна. Вот так Неопознанная Беременность.
КАЖДЫЙ ГРЕБУЧИЙ ДЕНЬ В ЭТОЙ БОЛЬНИЧКЕ Я ОФИГЕВАЛ!!!
После этой истории я помолчал и посидел спокойно минут эдак 68. И на 69ой взялся за книгу. После НБМ, 1984 казалась, скучным сборником задач по офигительно скучной математике. Каждую страницу я переворачивал с мыслью, что на следующей Чувак или Чувиха (главные герои) присядут на пятак и снесут по младенцу. Ни фига.
В комнату завалился Непонятка. Я ему вскратце задвинул о шмарином базаре. Непонятка почесал репу и впарил мне банан. Я растянул лыбу, отблагодарил, и хлыстанулся, что за мной не заржавеет. БАНАН, в отличии от НБМ был в тему. Хотя, наверное из-за фенобарбитала, до сих пор у меня в носу маячил духан сортира из истории о Жирной Корове.
МАКОВЫЙ, ГРЕБУЧИЙ, ГЛАДИОЛУСНЫЙ, ОРХИДЕЦНО-РОЗАРИЙНЫЙ МИР, В КОТОРОМ ДЕТИ БЕЗНАКАЗАННО ТОНУТ В ТОЛЧКАХ! ЭПИЛЕПСИЯ - ЭТО ФИГНЯ! ОТВЕЧАЮ!
Пока Непонятка мне что-то втирал, я мигал Бритве. По ходу из-за тех же колес, и из-за автодозвона я замигал Бритве раз 20 подряд. И Бритва ни разу не взяла, я уже гнал. Она отключила телефон и это меня взбесило. Так что я дернул на пятак, запустить злостный прощальный залп долбанного пюре в перемешку со злостью и чувством, что на меня забивают.
На пятаке до меня дошло, что Бритва стопудово знает, что я не прочитаю эту книжень за четыре дня.
Потом я затрещщал с Непоняткой. Чуваки (Писькин Дом с Горшком) нарисовались с бананами.
Еще вчера я им задвинул, что могу рубать только бананья.
ЧУ-ВА-КИ! Из шести штук, три - отстегнули мне. Мои руки затекли и пальцы плохо сгибались, было трудно чистить.
По чесноку мне было кисло кишкаться, но как себе отказать?
Было прикольно, даже кайфово. Мы болтали и смеялись, как белые люди.
И тут, завалилсь мои кореша. Век бы не видел!
- Оу, Меля, ты чо потерялся? Мы ваще думали, что все плохо. Пришли к тебе, а ты оказывается переехал, - говорит Арт и хапает мой последний банан. Я как пердаком чувствовал, зарубил два банана резво заранее.
- Да вот, - говорю я, скорее извиняясь перед бананом, чем просто отвечая Артемону.
Кореша начали двигать мне темы. Горшок, Непонятка и Дом, попухали от таких речей. И мне показалось, что я застеснялся за своих корешей. Когда я говорил на жаргоне - это выглядело нормально, но когда базарили мои кореша, даже я подумал, что они ТОТАЛЬНЫЕ ОТМОРОЗКИ с кастетами из орг.стекла.
- Мы, с потертыми лосями, вчера пошли грузить щеглов из соседнего отделения, - орет Боня и дубасит себя по колену, Обеза трещщит и подвзбдывает:
- Ага, расчесали их на бабки, на хавку и на Game Boy. Игрушку мы взяли на время, потом отдадим. А ты что? - я жму плечами и мне уже конкретно стыдно. Осталось только покраснеть и сдуться, как шарик.
- А эти щеглы как? Потерянные или где? - говорит Арт, не в тему щелкая клешнями, с понтом сейчас будет мочить моих соседей.
- Э, не гони, - говорю я: - нормальные пацаны, в обиду не дам.
Боня, Арт и Беза, потянули лыбы. Болт знает, но лыбы предательские. В этот раз та же макня.
- Чо снял, кого-нибудь? - говорит Боня.
- Из шмар что ли? - мне было противно смотреть, на нездорово добрый хавальник Бони и я взял книгу.
- Уай, да Меля теперь интеллигент! - орет Обеза, не вынимая копыто изо рта. Мои чмори начинают ржать.
- Да ты чо? Уа-ха-ха, чо как Вротя? - спрашивают мои кореша. Само собой я постоянно думал о бабке с клюкой. Особенно на пятаке ночью.
- Не знаю, к вам не приходила?
- Не не приходила. А ты что не позовешь к себе. Выгони щеглов и оттягивайся! - "да не зови ты их щеглами, олень тупорылый", подумал я на Артемона. "Тебе надо ты и оттягивайся".
- УЖИН! - завопила шмара в коридоре. Блин, спасение мое.
- Роза, какого мака мы здесь сидим, надо двигаться порубать, ну бывай Мелиоратор, - и мои кореша, снова подло улыбаясь, сдриснули к себе.
Я ИХ УЖЕ НЕНАВИДЕЛ. Каждый день они все больше и больше были против меня. Они нозили и нозили, а самое не прикольное, что мне так только казалось. Я даже зашарил, что мы всегда так общались, но какая-то фигня была не в тему, не в масть.
Я порубал, успокоил щеглов и открыл книгу. Оказывается, прочитал порядком до мака.
Так и отрубился.

• Позапозавчера

Сегодня случилась конкретно не прикольная ботва.
Я нарезался колес и меня расколбасило. Живот начал болеть и меня всего крутило. От уколов упорно двигало пердак.
НО САМОЕ УЖАСНОЕ: после гребучего завтрака, ко мне завалились кореша.
- Ну, Меля, дарова. Такие новости. Сегодня мы откидываемся! - когда я это услышал, мне показалось, что не только хавальники моих корешей, но и все их движняки были предательскими. С понтом они зашли ко мне только постебаться.
"Ты, Меля, торчи здесь, а мы на волю. К телкам, бухлу, шмали, а ты - ГНОИСЬ НА МАК ТУТ".
Я чуть не упал. Мало того, что как в фильме "на игле", по потолку палаты теперь ползала не огромная депрессивная муха, а драный младенец, так еще и мои кореша откидывались.
- Ну, бывай, - "ни зайдем, ни не болей" замахали Боня, Арт и Беза, слившись.
Я снова взял книгу. Открыл ближе к концу, похезав на закладку.
С завтрака у Горшка на тумбочке остался холодный глаз яичницы. Хоть у меня ломило живот, я порубал. Со злостью отрыгнул и снова хапнулся за книжку.
Когда пришла ма, я поныл, что пора откидываться, что по мне плачет школа и ма согласилась.
Больше ни мака сегодня не было. Ни корешей, ни историй Шмары№2, ни "зайдем", ни мусоров с предъявами за бабку, ни фига.
Разве что дочитал. НУ ЧО ЗА БОТВА?

• Вчера

Я продрал шлифты, в палате было серо. По подоконнику долбили капли, как жесткая кислота в клубе. Башня гудела. Толи от вчерашних колес, толи от сотряса, толи фиг его знает, от гудящей и долбящей погоды. Мочил дождь, серый, как палата и депрессивный, как прошедшие дни больнички.
Заходил Рот. Сказал, что меня выпустят сегодня, что родоки знают и скоро подтянутся. Я зарадовался.
Завалила Шмара с подносом таблеток.
- Так так так, где твои? А вот они. Выписываешься сегодня? - Шмара протянула мне крышечку с фенобарбиталом. Еще раскумар на посашок.
- Ага, - я закивал, как никогда бодро: - выписываюсь.
Где, млин, птицы, где их пение? Где солнце, когда надо палить пожарче?
Я закинул номер мобилы, чувакам. Почти поцеловал Мяча в швы, а Чахлика - в бананную трубку. Какой кайф, валить от сюда. Впереди туса с чуваками, думаю теперь все будет чики. Туса с Бритвой (я же прочитал!) и много стеба. Да! Да! Да!
Подтянулась ма и пошла рулить с завом или завшей.
Бумажно-подтирочная морока с выпиской накинула мне времени потусить перед ящиком и поюзать мобилу, мигая Бритве - не брала.
С
В
О
Б
О
Д
А
!
!
!
Так дошло до обеда. Поки-Чмоки, драная манная каша во всем разнообразии.
Ма дернула на работу, я - доехал до дома.
Не успел я завалиться на хату, как сразу позвонил Бритве, на домашний. В этот раз взяла.
- Как дела, Бритвусик?
- Пойдет, у тебя?
- Ааатлично! Ну, то есть почти. Я прочитал книжку.
- О, ну и как?
- Прикольно, - соврал я.
- И ты ничего не понял?
- Да понял, ну там чуваки тусовались в комнате балдели, потом технично ходили по коридорам. Главный перец пялился на постеры и висел, в тихую, с биксой... - я тараторил, чтобы порезче двинуть стрелы на стрелку.
- Да не, не пересказывай. Ты понял, что я' тебе пыталась сказать этой книгой?
- Ну, нет наверное, - я прикинул, что Бритва  говорит: "Я никогда не делала э'того в леске". И с ходу начал вспоминать, где у нас был лес или что-нибудь похожее.
- Ну, Меля (???), подумай. Подумай зачем именно я' дала тебе именно эту' книгу? Что делает главный герой в конце? - я повспоминал, с таким же мычанием, как на уроке. Бритва схавала, что я ни мака ей не отвечу и собралась говорить, я ее перебил:
- Предает свою мочалу, а... ты об этом? Я-то думал мы замяли ту тему? - Бритва помолчала и говорит:
- Ну, да и в этом тоже. Но что происходит, после того как он придает Джулию?
- Они видятся, - я понянул лыбу и закинул ногу на ногу.
- Да нет, дальше.
- Мммм…
- Уинстон сидит в кафе. Один!!! Что может быть проще? - говорит Бритва, с радостью и легкостью, как училка: - Меля, у меня парень. Хороший умный парень. Он старше меня!
Последней Бритвенной фразы я почти не слышал. Так, типа догадался. Я вообще перестал слышать. Как будто валялся на рельсах, а надо мной проезжал трамвай. Тыдыжь тыдыжь…тыдыжь тыдыжь… ни хера больше.
- Это кстати он мне посоветовал эту книгу. Правда хорошая? И он родился в 1984 году… - я положил трубку. Бритва первый раз превратилась в сейлормуноподобную мочалу. Я прямо ее увидел: Синяя короткая юбка, длинные волосы и тупые мультяшные глаза. Шлифты япошки из Обезенного порно генетая. Бритва меня побрила...
Меня побрила Бритва. Бритва, похожая на Бритни, побрила меня, как бреют бритвой. У меня эпилепсии, фенобарбитал, как блин аскарбинка и меня кидает чува, на которую мне не было поровну...
Я откинулся не распутывая ног, в башню снова двинул барбитал и закружилась вся фигня последней недели. Бабка, сейлормуны, шмары, Вротя на школьном крыльце, Прыщавая в трусах и лифоне, Челюсти, Пасть, тазик в ванной с кишками, ручка, банан в ширинке, бульбулятор в жопе, автоматы с Тушканом, сортир в крови, рука ребенка торчащщая из дерьма, Цезарь в треуголке. Все кружилось и меня начало тошнить. Комната пошла ходуном.
"Костик, он такая лапочка, совсем не похож на тебя, он отсосный зануда, тварь, бычара, а главное лох и старше тебя. Такой пупсик, такой пупсик, такой пу..." - я придавил мысленную Бритву, мысленным пальцем и превратил в мысленную лужу мяса. В такую же лужу, в которую я превратился во сне.
Бритва - ДУРА. Нафига я читал эту лажу?

• Сегодня

Я одуплился с кисляком. Одно слово - БРИТВА!
В школу идти не собирался, но родоки меня выпнули.
Фиг с ней, пошел. На кармане, как у порядочного торчка - ФЕН и БАРБИ.
Кисляки не отходили и от этого я писал, всю херь, какую училки трындели по урокам.
Математичка отбазарила пол урока, подошла ко мне и выдвинула на меня два своих удивленных перископа:
- Костя, что с тобой? Похоже больница пошла тебе на пользу, - она дыбанула мне в тетрадь: - Батюшки.
Георафиня задвинула ту же тему. Мне было по боку. Я вышел на перемене, перекурить. За урок до этого в толчке, я закинул колесо и к перемене был уже порядочно неструяч. Хотя до колеса я тоже был неструяч.
"Наверное, Вротина бабка ни фига не помнит, раз такой молчок уже сколько дней. Без мазы.»
Вроти, кстати, не было видно. Даже если она не перекуривала, то по любой, на большой перемене всегда вылезала потусоваться с перцами. Перцев тоже не было.
Все забили на школу. Сегодня я тусовался один среди лошпарей, ботов, обезъян и овцегрызок.
Какая прелесть!
До последнего урока феня расколбасил меня настолько, что я еще пять минут после урока сидел и пялился в тетрадь.
- Какие-то вопросы, Костя? - говорит физичка.
Я машу репой, типа завязывай, «какие вопросы?».
Пополз домой. Когда я заточил несоленый супчик (диету все-таки оставили) и втихую задуплился кэлбасом (от себя) позвонила Вротя:
- Меля, привет.
- Привет, - я децл ожил, барби ослабевал.
- Извини, мой сладкий, что не заходила и не звонила. Копейки на баланс только кинула, а зайти - времени не было. Как ты? - про бабку я спрашивать не стал, а какого банана Вротя не спрашивает чего это я ей сам не позвонил, не подумал.
- Пойдет, как сама? - я отвечал бодро, забив на колесо и предвкушая долгожданный перепихон: - как на счет встретиться?
- Милый, я затем и звоню, - я представил Вротин рот и облизнулся.
- Ну дык, что же нам мешает?
- Ничего, давай скорее у меня до 18.00 никого нет, - "А. НАМЕК ПОНЯЛ" думаю я и говорю:
- Ты - бог, моя лапочка... - Вротя перебивает:
- Давай быстрее, я курю на пятаке. Стыкнемся и двинем ко мне. Захвати копеек на винищще. Устроим романтику.
- ДА! - ору я, ложу трубку, хапаю бабло, ныряю в клечатую рубашку, в голубые штансиля и кроссы. Наскоряк закинул связку фени в грудной карман. Авось.
Почесывая прибор, надеваю кепку и хлопаю дверью. Дверью долгожданного перепихона.
День, как выяснилось ожил. Если с вчерашнего утра было мрачно, то теперь природа пела, как будто блин, сама бежала за оттягом.
Птички голосили не по-больничному. Даже гребучие деревья были зеленее, чем через окно палаты.
Облака - это отдельная тема - стопудово поза 69 во всем разнообразии. Сегодня я ее обязательно попробую. Думал попробовать эту тему с Бритвой, но так уж вышло, что она - овца. Вротя тоже подходит, да и зря я так к ней. Надо было сразу прохавать.
СТОПУДОВО ИМЕТЬ ТЕЛКУ В РЕЗЕРВЕ, НЕ ТОЛЬКО ВРЕДНО, НО И ПОЛЕЗНО.
Иду, иду... иду, иду, а до пятака все никак, то чувачилы со странной тусы, то неформалы, гребущщие ко мне во двор, со всеми надо было перебазарить. Кайф быть на районе и двигать по этому району на перепихон.
Остался последний двор.
На пятаке сидела толпа. Базару нет Вротя там была, но в довес было еще рыл шесть. Боня, Артемон, Обеза, Чайка, Тушкан. Всего шесть.
С другой стороны подваливал Пришива. Я с ходу понял, что ему дали. Но "дали" не люлей, а кое-чего повлажнее. Всегда в течение двух дней после перепихона, Пришива ходил гордо выпямив свой горб. Даже если его лошили и опускали. Откуда же мне известно, как  двигается лошье, когда ему "дают"? Элементарно, Ма'ксон. До того, как стать лошарой, Пришива был моим корешем. Мы висли в этой же тусе. Оттягивались на пару и попадали на пару. Но мы были не просто тупой парой корешей. Мы были настоящими. Мы были корешами ПО ПОНЯТИЯМ!
Была такая тема: По вечеру, Мы с Пришой гребли на рамсы с какими-то пинчами. Впереди и сзади от нас перла офигительная топла рамсовитых и рамсанутых, рамсящих и дорамсивающих перцев. 
Дальше рассказвать - это понты. Месилова, как месилова. Челюсти, зубы, шары, уши, бока, клешни - все шло в ход и ВСЕ получало в будку. Прямо на рамс приехали мусора. Как обычно две толпы, перемешавшись, дернули кто куда.
Тогда поймали бодрый улов отморозов и моих корешей, Боню, Тушу и Артемона.
Все бы без базару, менты по любому отпустят, тем более что предъявить за безообидное месиво? Но мусора повезли всю толпу в наркушку. Обдутому Боне кровь взяли только из приличия. Боня всегда палился, даже если бы задуплил себе клизму из нафтизина. Как Обеза, только  палился в картах, Боня во всем, даже в шмыгании расквашенным пятаком. Туша был трезвый, а Артемон за день до движняка кушал витаминки. Это не такие желтые и круглые, а плоские и светлые. Арта и Боню поставили на учет. Все растрындели родкам.
Чуваки должны были отмечаться на трезвость пол года, каждую неделю. А палиться было нельзя, Боне сказали, что если он раскумариться, то ему перестанут давать лавандос. Артемону батя сказал, что выпустит ему кишки, о бабках базара вообще никогда не было.
Чуваки видели, как прямо перед рамсом Пришива базарил по телефону. Все отмазки торчка не канали. То "Чо бабе? Перед рамсом?", то "Чо маме, типа, вот мамочка я отовариваться собираюсь?", то еще что-то.
- Да стопудово ты зазвонил мусорам, - сказал Боня, который запостой нелюбил Пришиву и дал ему в пятак.
Пришиву попинали, а потом посадили на корты и начали бозар. Пришива стух и подписывался на все. В это время я тусовался с биксами, на пятаке сейлормунов. Терки с Пришивой были на нашем пятаке.
Так он стал обычным омакенным лошарой. И эта лощара гордо натрахавшись перла к моим корешам.
Наверное, они подтянулись после моего бозара с Вротей.
Особого желания с ними общаться не было, но ради приличия я заорал:
- Дарова чуваки, как сами? Что, двигаетесь?
- Дарова, Меля, дуй быстрее к нам, - вопит Чайка и машет мне, я итак подходил. Мы обнялись без особой радости. Я прибомбился.
- Ну, как оно? - говорю я Вроте. Она сидит на коленях у Артемона.
- Пойдет, - отвечает Вротя, выдувая струю зубочисткного дыма в жбан Арту.
- Что скажешь? - говорю я с намеком: "Пшли, поротся!". Боты всегда сидят на кортах, Вротя всегда сидит у кого-нибудь на коленях.
- Да ничего особого, - говорит Вротя с понтом забыла на счет перепихнуться.
- А ты что скажешь? - говорит Артемон мне. Я жму плечами: "Нечего".
- А на счет бабки? - говорит Обеза саламкаясь с Пришивой.
- В смысле? - ОЧКО! я на него присел, но успел включить "дуру" и достать сигарету.
- Э, ты что гонишь, да бабка узнала тебя. Баран и майку твою и рожу твою. Да она по ходу сразу знала. Ты сам, баран, не помнишь что ли? - говорит Обеза, как она нам говорила: Ууу, обезъяны, что за майки? Вот у одного "Береги природу", и правильно природу надо беречь. И мы тогда не знали, что это была за бабка.
- Меля, ты конкретно попадаешь, - говорит Боня облокотив руки на колени и
нагибаясь вперед:
- Мы с третьего дня больнички ждали, что ты прийдешь и расскажешь. Фиг его, ну поделишься проблемой, мол так-то так-то. Попадаю. А ты зажался, ну мы и решили, как выпишемся сразу с тобой перетрем, - я молчал и курил.
Бэм. Арт мигом стряхнул Вротю с колен и двинул мне в будку. Я сел на жопу и выронил сигарету. В пасти хрустнуло. Артемон попал прямо в зубы, а его банки всегда были хорошими и мощными. Пацаны подскочили, подняли меня и снова посадили. Мне рыпаться не было возможности.
- Что, сука? - говорит Обеза с четким движяком так же отоварить меня: - Ты еще и до хера о себе думаешь? Мне Пить Не Брошу, рассказала... Типа Обеза - это обезъяна? Ну ты тварь.
Обеза попытался мне втереть, но его остановили. И вообще «Обеза» значило ОБУЗА и Обязалова.
- Э, нет, это гонка, - говорю я, пользуясь случаем, хоть что-нибудь задвинуть: - да гонит она!
- Может Катька тоже гонит? - орет Арт и снова сует мне в будку. Кудрявого урода никто не пытался останавливать. Я терплю. Пришива тянул лыбу, я спюнул кровью и посмотрел на него.
- А ты что лошара лыбишься? - БЭМ! Третья Артина банка пошла в шлифт.
- Ты чо, Мелиораторская тварь, базаришь на нормальных пацанов? Мы Пришиве поверили, он и тогда говорил, что это ты попросил позвонить мусорам. "Типа, у тебя sim'ка быстрее вытаскивается". Мы тогда ему ни хера не верили и залошили потому что думали, что он тебя подставляет. Ну как это Меля! и зассал? А теперь речи нет, видно, что ты ссаться мастер, - "вот гребучий случай, а тогда я за чуваков же переживал. Против нас же целая общага была. Нас бы там точно убили".
Я потухал. Вместо того, чтобы отдирать Вротю, стоял я и отдирали меня. ЛАЖА!
- А что хер на Катьку, говорил, забить хочешь, а сам, - я бы ответил, но при Вроте было опасно, но не опаснее чем при Артемоне. Он сунул мне в пятак, за Вротю. Герой, ептиль.
- Ты, загладиолусил. Нормально давай перетрем, - я не выдержал. Тем более после больнички хотелось побыть зоровым хотя бы недельку-другую, а с банок Артемона я по любой бы обзавелся новым сотрясом.
- Оу, номально перетереть? Нормально трут с нормальными парнями, а ты - ЧМО, - говорил кто-то пока меня пинали. Я пытался отбиваться, но толку не было. Пришива стоял возле Вроти, он меня не мочил.
Туша особо не пинал меня и остановил чуваков.
- Фуф, вот теперь и перетрем, - говорит Обеза и, отряхиваясь, садится на скамейку.
- Меня обезьяной звал? Косяк. Это раз.
Катькину бабку чуть не завалил (бабушку! - поправляет Вротя) - это два,
Пришиву, кореша своего кинул! три.
Хоть уже замяли, но с таким мудаком, как ты можно без поняток, поэтому телега с Боней и Темой в наркушке - тоже косяк, четыре.
Хаватит или еще повесить?
"У МЕНЯ ЭПИЛЕПСИИ, по боку мне на ваши косяки" - мне хотелось сказать именно это. Так меня еще не обламывали.
Я молчал и вытирал кровь с рожи.
- Ну, что ЛОШАРА? Не даром тебя Мелиоратором назвали!?! В тему да? - вопит Боня и начинает ржать, от смеха у него брызгают слюни. Все начинают трещать.
- Это же Пришива придумал! - орет Боня вытирая слюни: - Точно его кореш был. Угадал!
Боня пожал руку Пришиве.
- Хочешь его отоварить? Или поставить на маслы (это он сказал Вроте)?
- Да не'т, - говорят оба и пялятся на меня с радостной улыбкой.
- Повезло тебе чморила, - хлопает меня по плечу Чайка: - ну и...? Косяков много, мазать будишь?
Я киваю, говорить вообще не могу. В башке макня, в горле опять режет. Глаза слезятся по двум причинам, руки опять набухли и пальцы не сжимаются, зубы болят... Фигово как-то получается.
- Водку давай, чо парить? - орет Боня. Я стою, как блин палено. Что делать? Идти не идти все равно уже подписался? Лезть мочиться за то что меня назвали ЧМОриком? Это только папкины байки, что дай сдачи и больше не полезут. Хер! Будут гноить пока не сдашься.
- Оу, бык, это чо за ботва? - орет Обеза и тычет мне на карман рубашки. Оттуда, как в западлу, торчит связка колес.
- Ну-ка, ну-ка, - поддерживает телегу Артемон и цепляет колеса.
- Фенобарбитал? Чо за лажа?
- Э, я знаю! - орет Боня. А в колесах он был реальным мастером: - Ты чо торчком стал, ну-ка дай мы тоже поторчим.
Какого банана Боня говорил «ну-ка дай» я не вдуплился, он по любой хапнул всю пачуху из рук Арта, не подумав возвращать мне.
- Ща и поторчим. Давайте суш, - говорит Боня пацанам и выдавливает себе две таблетки. Я молчу. Боня покривил мордой, поморщился, заглотил и передал пачку Обезе.
- Ты все еще здесь, ЧМО?
Я повернулся в сторону магазина. Артемон на прощание саданул мне под жопу своей 46 лыжей.
Пока я пер до поворота, в спину мне ржали. Я хотел бежать, бежать на фиг пока не грохнусь от присупа или пока не сдохну вообще. Но надо было идти, медленно и тупо. С понтом не слышать, как меня называют «гладиолусом», «гвоздичным уорхидеем», лохом, ломом, бычарой, овцежуем и чмориком, мои же кореша. Та туса за которую я отоваривал и отоваривался. Та туса, с которой я висел и оттягивался в подъездах, дворах и хазах.
Моя туса.
Моя бывшая туса.
Пропав за поворотом, я перестал слышать эту парашу.
Вдруг я почувствовал, что ноги стали ватными. То есть шаги стали легче, роза, как будто бы я был не перцем, а балериной. Я посмотрел на копыта.
Копыта висели в воздухе! Я висел в воздухе вместе с копытами. Вернее между моими копытами и землей было расстояние забитое ватой.
Я вывернул правую ногу и посмотрел на пятку. Подошва кросса пропала и вместо нее торчали черные густые кудрявые волосы.
У меня была волосатая пятка.
Я стебанулся, поставил ногу и поднял левую - та же ботва. Оглянулся. За мной плелась дорога черных волосатых и кудрявых следов. Длинная кудрявая и волосатая, которая выворачивала с пятака. Чем дальше были следы, тем сильнее они разрастались. И поворот был весь в волосах.
Ковер из кудрявых черных волос вместо асфальта!
Я снова посмотрел на землю. Прямо из под моих копыт начинали подниматься волоса. Я развернулся в сторону пятака и продолжил офигевать. Обычный двор, только вместо асфальта черная волосатая параша. Что за ботва?
Только я развернулся, на меня надвинулась тень, как будто огромная бабища подошла ко мне сзади, вывернув болт пойми откуда. Волоса поползли по стенам, я тупо пялился на эту телегу.
Стены начали трещать и вваливаться. Волоса ломали бетон, когда росли. Дома' вокруг начали рушиться, падая горами арматур, плит, кирпичей, стекол, деревяшек. Волосы офигенно быстро поползли по обломкам. Пыль быстро оседала и терялась. Через волосы проступила куча крови и начала испаряться, красным вонючим газом. Не успел я сказать: «Да что за… в натуре», как небо стало красным от испарений. Тень огромной толстой кобылы, которой реально не было за моей спиной, надвинулась сильнее, и красное небо стало походить на закат.
Волосы начали превращаться в траву от моих ног и дальше. Уже не было ни домов, ни крови, только темно-зеленая трава и закатное небо. Проступили облака, они были такой формы, что даже Бритва заткнулась бы и ни фига не смогла придумать. Трава начала блестеть. Я присмотрелся - между травинками показалась гребанная туча лезвий, острых и новых.
Бритвы начали подниматься на отдельных травинках. На одних было по две, на других - по одной. Они, отвечаю, были как листья. Я стоял и смотрел на всю эту канитель, мне было параллельно на все, я ничему не удивлялся.
Повернул башню, сзади было то же самое, бритвы поднимались на травинках и
тихо позвякивали стукаясь друг об друга.
Звуки превратились в шелест. С понтом толпа мясников и палачей, одновременно точили свои тисаки. Тысячи кусков мясников и куски тонн палачей. И болт пойми толи ветер качал лезвия, толи лезвия создавали ветер, но в жбан мне дуло бодренькой прохладой с металлическим запахом крови.
Когда бритвы перестали подниматься, на каждой травинке, начали набухать маленькие зеленые шарики. Они росли под офигительно громкий лязг. Было так шумно, что если бы я начал орать, то ни фига бы себя не услышал.
Когда шарики доросли до размеров теннисных, они начали трескаться, кожура падать, и показались глаза. По одному шлифу на каждую травинку с бритвами. Все-таки дул ветер, и болты покачивались ему в тему. Слишком шумно, мне показалось, что вместе с палачами и мясниками, зажигают все металловые группы мира.
Начиная с дальнего правого края шары начали краснеть и разбухать принимая разные не глазные формы.
Глаза превращались в куски мяса. Маленькие куски кровавого сырого мяса. Сразу почуял запах такой же как на базаре. Я присмотрелся - куски мяса плавно становились еще чем-то.
Бритвы превратились в обычные зеленые листы и скрежет кончился, от тишины в ушах зазвенело. Мясо во что-то превращалось.
Через минуту вся эта херь стала огромным полем маков. Стопудово бесконечным, красным и качающимся от ветра.
Я СТОЯЛ НА ПОЛЕ ИЗ МАКОВ, СМОТРЕЛ НА ОБЛАКА БЕЗ НАЗВАНИЙ.
Надо было двигать за водярой, я осторожно приподнял копыто и раздавил первый мак.


13.06.2006
 
СлОвАрЬ
Заглядывать в том случае если считаете свой лексикон недостаточно богатым  на лялястый бо'зар или вы просто не хаваете о чем вообще этот бозар двигается.

А
Арбуз - голова

Б
Бабло, бабки - деньги
Базар, бо'зар - разговор
Банки – удары или женская грудь
Бачи - деньги
Башли - деньги
Башня - голова
Без мазы – хорошо, желательно
Беломор - папироса набитая коноплей
Болонить - поступать недобросовестно
Болт - либо глаз, либо половой член
Бульбулятор - способ употребления конопли

В
Весло – чайная ложка, если о сюзьме. Или любая другая (по контексту)

Г
Ганджа, гаджубас - конопля
Гребаный - бывший в половом употреблении
Глюк - галлюцинация
Грема – прозвище (от погремуха)

Д
Дернуть - уйти
Динозавры - родители
Долбаный - бывший в половом употреблении
Докопаться - пристать
Дом Ихтиандра - унитаз
Драный - бывший в половом употреблен
Драть - заниматься сексом
Дурь - конопля
Дыня - голова

Е

Ж
Жбан  - лицо
Жуз грамм - стопка

З
Загрузил - вынудил пойти на что-либо (чаще всего на материальные затраты)
Закусил стержень - допустил
Залететь - забеременеть (нежелательно)
Заныкал - спрятал
Запостой - постоянно
Заценить - оценить
Зубочистки - дамские сигареты

И

К
Кальян - способ употребления конопли
Канифолить - заниматься сексом
Канапатить - идти
Камок - ларек
Кобыла - девушка
Колеса - таблетки
Контра-марки - таблетки и т.д.
Коптить - издевательски смеяться
Косяк - папироса набитая коноплей
Кумовать - ябидничать
Кузьмич, кузьма – см. сюзьма.

Л
Лава', лаве, лавандос - деньги
Лаптильник, лапатник - разновидности кошельков
Лечить - либо убеждать, рассказывать поучительно, либо замедлять тление  конопли.
Лыба – улыбка
Люли' - удары

М
Марамойка - девушка
Менты - милиция
Мусараки - милиция
Мохорка - конопля
Мочалка - девушка
Муза' - музыка
Мусора - милиция

Н
Не в понятках - в недоумении

О
Обкурка - курить коноплю
Одупляться - приходить в себя
Очко - анус

П
Па’зыр(ь) - бутылка
Папира - папироса
Параллельно - все равно
Парашют - презерватив
Паренты - родители
Па’рик - способ употребления конопли
Пехаться - заниматься сексом
Пионер - сигарета набитая коноплей
Пинч - гомосексуалист
Писярик - стопка
Писькин дом - любая прическа с пробором посередине.
По' боку - все равно
Погремело - прозвище
Подтянулись - подошли
Понт - наигранность
Плюшки - удары
Предки - родители
Прикинуть - допустить
Припаял - вынудил пойти на что-либо
Прикольно – хорошо, желательно
Прилив - одна из кульминаций наркотического опьянения
Пудово – хорошо, желательно
Пучково – хорошо, желательно
Пятак – нос, место встреч, времяпрепровождения или туалет

Р
Распарить пятку - докурить коноплю неортодоксальным способом
Репа - голова
Родичи - родители
Рум - комната
Рыпнуться - пристать

С
Сиренево - все равно
Сисьливая - грудастая
Склян - бутылка
Слиться - уйти
Солома - конопля
Соска - девушка
Спич - разговор
Стеб - шутка, дурачество
С понтом - как будто бы
Срыгнуть - уйти
Cтег - шутка, дурачество
Стопарь - стопка
Стопудово - наверняка
Стучать - ябидничать
Сюзьма – конопля в жженом сахаре.

Т
Табло - лицо
Такса - девушка
Телега - либо машина, либо что угодно
Тема – все что угодно.
Толчок - унитаз
Тупить - глупить
Туса - вечеринка, дискотека
Тыква - голова
Тычет - интересует

Ф
Фин, финик – синяк.
Флэк - бутылка
Фуговать, фугать - курить коноплю

Х
Хавальник - рот
Харя - лицо
Хлебальник - рот

Ч
Чилик - способ употребления конопли

Ш
Шабить - курить коноплю
Швабра - девушка
Шифер - рассудок
Шлифты - глаза
Шмаль - конопля
Шнурки - родители
Шпарить - заниматься сексом
Штормит - шатает

Щ
Щимиться - сторониться