Куда Я Иду?
“Куда я иду?”
или
“Философия моих восемнадцати”?
Часть Первая
То, что можно назвать НАЧАЛОм.
- Куда я иду? - в голове раздался вопрос. Я задумался и понял что никуда. Успокоил себя, тем, что никуда это тоже направление, причем более интересное, нежели на работу или по делам, кстати, тоже связанным с работой.
Кому интересно, мне 18 лет и я парень, это приходится на дату 16 октября 2003 г. Жаждите подробностей, пожалуйста, меня зовут Паша, желаете культурно – Каторгин Павел Павлович (ударение в фамилии ставится на последний слог). Пока хватит. Я не хочу отвлекаться на формальности нашего человеческого мира, лучше посмотрите на это осеннее небо. Вы не замечали, только в эту пору оно такое искреннее, такое правдивое и чистое? Может, я думаю так, потому что родился осенью или потому что от части так оно и есть? А может оно - это истина, которую никто не видит, потому что она слишком очевидна? Кстати, у вас бывало предчувствие чего-либо? У меня оно есть сейчас. Это подозрительно, мне хочется улыбаться, от радости, и оттого, что предчувствие должно стать фактом. Это предчувствие, я могу заметить везде, вон в кроне дерева, по-моему тополя, в пустой консервной банке на обочине, в глазах бабушки с бидоном молока. Оно повсюду. Или просто я хочу его видеть и поэтому оно есть? Знаете, я последнее время много слышу о Пути. Не о трамвайном маршруте, а о большом жизненном, можете звать его судьбой или самой жизнью, это не важно. Важна суть. Так вот я всерьез думаю его найти. Или он находит меня? Кто знает? Редко захожу в книжные магазины, может там есть ответ? Открывать книги я научился недавно, оказывается – это тюрьмы, в них заключены и томятся знания, которые я выну и использую. Хотя куда интересней, искать не в книге, а в пути. О, вот, так я уже иду, но нет, это не тот путь. Это куча стадий развития и умирания организма. Тот Путь, о котором идет речь, должен нанести печать смысла, на мое биологическое начало или продолжение. Нужно загореться. Да!
Эх, Пашка нравишься ты мне. Утро, холод, хочется спать и вот Путь, смысл, идеи. Похвально.
И еще, знаете, я недавно понял, как плохо, что человек говорит при помощи слов, а не при помощи мыслей. Почему? Потому что мысль универсальна, очень быстра, точна, и для нее оказаться сразу в нескольких эпицентрах для обдумывания, не проблема. А говорить о совершенно разных вещах одновременно просто не возможно. Возможно разговор - это облегчение, для нас смертных песчинок, как это модно у астрономов, ибо нет у нас возможности выносить мысли без значительных потерь энергии, поэтому мы используем усилитель слабого сигнала – слово. Интересно, как я принизил первопричину мира, но взгляните, перед словом обязательно была мысль, ведь слово без мысли это хлам, в нем тоже есть польза, но польза мала соответственно и выводы удручающие.
I
- Привет, Паша, – хрипло сказал голос, определенно женский. Я и не заметил, как пролетели 15 минут от дома, до Университета.
- Привет, Рано. Как ты? – по старой привычке спросил я, хотя уже давно научился отвечать на этот вопрос сам. Это так заметно, что порой меня, удивляет, почему каждое утро начинается именно с этих слов.
- Нормально – ответила Рано и я понял, что это выражение крайне абстрактно отвечает на вопрос и на самом деле ее глаза говорят:
- Как же нормально, мы снов не видели целые сутки. У хозяйки странное понятие о нормах. Понял? – Я улыбнулся им, Рано улыбнулась мне, я понял, что мои глаза говорят о том же. Мы наскоро обсудили расписание, как всегда я уговорил ее идти на пары и мы, взявшись за руки, скрылись за старой дверью, с шатающейся ручкой в виде блина.
Так нас поглотило большое пятиэтажное здание, серое, со странными запахами и потрескавшейся штукатуркой, причем везде. Сам не пойму, но именно так я представлял знания, которые в принципе здесь и синтезируются в махонькие порции способные частично осесть в наших мозгах.
Естественно на парах мы ничего не делаем, вернее, делаем все что угодно, но не по делу. К примеру, сейчас я читаю очередную книгу в надежде на новые вершины айсбергов, Рано толи рисует, толи спит, чем удовлетворяет потребность либо в выражении креативных способностей, либо во сне. А вон Юля с Мариной. Большинство моих одногруппниц рассматривают их как одно целое, потому что только истинно духовные близнецы выдержат разговор из серии “Ни о чем” на протяжении восьми академических часов. Но в этом тоже что-то есть, ведь посмотрите, это приносит радость, возможно, не ту, что испытывает альпинист, покоривший Эверест, но тоже радость. И поскольку, когда хорошо тебе – хорош весь мир, они, непосредственные жрицы-созидательницы, гармонии в нем, как минимум в аудитории. Какая наивная идея, жаль, что мир лучше становится лишь для них. Я в свою очередь сейчас начну выть от этого монотонного бу-бу-бу вперемешку с гы-гы-гы, и лектор с сиреневатой сединой удивится, а 20 присутствующих из 70 положенных, без сомнения повеселятся. Итак, передо мной встал вопрос: выть или ни выть? Дабы станет лучше, даже от такой мелочи. Кстати я внезапно понял, что не знаю, что такое добро и что такое зло. Толковый словарь сказал мне: добро – хорошо, полезно, положительно, зло – наоборот. Исходя из этого я задумался и понял: добро несет в себе зло, а зло – добро. Последнему обрадовался, как открытию, но в последствии прочитал, что китайцы об этом знали еще веков двадцать назад. Жаль. Но знать это одно, самое важное – осознать. Так жить сложнее, но приятнее. Как увидеть зло со всех сторон, чтоб никто не увидел в нем добра?
Я тут приметил нашу старосту – это Куралай, как всегда что-то решает. Это правильно, ведь в решении лежит ответ и ни в чем другом, ну а поскольку половина уже в вопросе, то остается добавить лишь усилия. И так мы близимся к самовыражению. И неужели это вся моя группа? Да, никто не пришел.
- Ой, Коза, привет. Как учеба, что такая серьезная? Что?
- Да не ори ты, – шепотом оборвала Коза. Как ее зовут на самом деле, я не знаю, а поскольку мы знакомы уже три года, я стесняюсь спрашивать об этом. Почему никто не зовет Козу по имени, может, никто его не знает или она предпочитает оставаться инкогнито? Мне известны лишь две вещи - она хороший человек и приятный собеседник, чего достаточно для уважения и теплого дружеского чувства.
Ее я впервые встретил утром, третьего сентября, два года назад. Это было летом и не важно, чтобыло осенью, солнце пекло и кругом листья были изумрудом. В те дни я еще не умел определять сезон по вкусу воздуха. По этому и ссылался на жару. Я стоял возле здания факультета и пропускал длинную вводную речь нашего декана. Небо уже тогда было красивым, я начинал в нем растворяться, думая, мечтая и скользя по просторам синевы. Мне подумалось: “хорошо, что это правда” и я устремил взор в глубину, чтобы померить расстояние до звезд, которых не было видно.
На подходе к зданию появилась девушка. Длинные светлые волосы, зеленые глаза, средний рост, мысли – это все, что увидел мой первый взгляд. Я подумал, что знал ее всегда, и чувство было искренним, словно она была рядом все эти годы, только увидел я ее впервые.
- Первый курс!? – толи вопрошая, толи утверждая сказала она, очевидно в мой адрес.
- Н-да
- Так. Вводная лекция, декан, (потом я не расслышал, она сказала либо ОРВИ, либо БЦЖ, либо БХА). Это началось?! – в очередное полувопрошение–полуутверждение она вложила странную символическую суть между началом пары и началом пятигодичного мучения в стенах ВУЗа, и видя, что я это понял, обрадовалась.
- Да?! – я пытался ее заверить, но в итоге выказал удивление. Обилием фраз я ее не баловал.
- Черт. Я опоздала в первый же день.
- Это плохо?! – толи спросил, толи утвердил я. Она пожала плечами, потом кивнула. Поскольку все это она делала с улыбкой, я тоже начал улыбаться.
- Да не бери в голову, я сам не пошел, чем проявил сознательное неуважение к не знакомому дяде-декану. Это куда хуже.
- И правда, – успокоилась девушка и оглядела здание методичным и смущающим взглядом. В ответ на это я невнятно поднял брови, а сам подумал: “Правда - то, что существует в действительности, соответствует реальному положению вещей. Она имела в виду, что я не уважаю декана или то, что мой поступок хуже ее?”
- А сколько времени? – я не знал сколько, но по философски ответил:
– Не достаточно, - она согласилась.
- Парень, время емко. Мы его меняем. И оно идет, так как кажется нам, стрелки это только формальность, это мизер, время не в этом. Оно - форма существования бесконечности. – Я удивился и возможно выпучил глаза, ведь это я знал, только не обращал внимания.
- Точно, – медленно протянул я, придумывая, чего бы сказать в поддержку разговора, - Форма - относящая действие в план настоящего, прошлого или будущего. – Не сложно догадаться, потом нас понесло и, мы выложили все, что слышали когда-либо о времени. Пришли к выводу, что настоящее это вообще, чуть ли не абстрактное понятие, которое сродни сколь угодно малым величинам. И вся наша жизнь сложена из прошлого и будущего. После этого я заболел и был вынужден лежать дома, целых десять дней. Я скучал по разговору с девушкой, которую, для себя, назвал Ирой.
Вспомнив это, я решил подсесть к ней и поболтать, что успешно и сделал, так как предмет КСЕ этого не запрещал.
- Коза, слушай. Ты помнишь, как мы познакомились?
- Да, а что!? – в своем стиле сказала Коза, тем самым, показав свою занятость на паре.
- Просто только что вспоминал. А ты, что лекцию пишешь?
- Блин, Пашка. Пойми я…
- Конечно, Козочка, пиши, – И я без обид вернулся за парту к Рано, которая пребывала в парадоксальной фазе сна и что-то бормотала. Часы показывали - пол пары, и у меня была хорошая возможность поваляться с закрытыми глазами. Я вообще не сторонник сна не на кровати, но Рано так мило посапывает, что волей не волей хочется вздремнуть. Последнему я удивился больше всего - я заснул, во-первых, на лекции, во-вторых, под такой галдеж, что можно оглохнуть. Хотя и первое, и второе - едины.
- Кто ты? – мой голос растворился в пространстве либо настолько огромном, что звукам не отчего было отразиться, либо в настолько крохотном, что им просто нельзя было выйти. Такие вещи, мы люди смутно представляем в силу своей врожденной материалистичности и воспитания. Я повторил:
- Кто ты?
- Павел, ты можешь не говорить, здесь нет слов, они здесь не работают. В этом месте те сигналы, о которых ты догадался, не рассеиваются. Поэтому слова не нужны, - я прикинул, что раз мы говорим сейчас мыслями, я уже говорю, и мы обсудили с кем-то все, о чем только можно было говорить. Он открыл мне все тайны, каких человек еще даже не признал за таковые, открыл все истины, все смыслы и я лишился вопросов. Жаль, что мой мозг не привык воспринимать информацию на таких скоростях, и я ничего не понял и не запомнил. Осталось только ощущение.
- Не спрашивай о стольких вещах сразу. Павел, ты в первую очередь, еще человек и не способен столько понять. Подумай об одном, - я не понял, чего он хочет?
- Кто я? Я - Учитель.
– Стоп это…
- Это ты уже успел спросить.
– Ух, возможно я погорячился на счет разговора мыслями, если я пытаюсь мыслить словами, выходит я отстою от мыслей в той в форме, в которой они есть. Значит, мысли я понимаю словами. Наверное, этот Учитель сч…
- Нет, я не считаю тебя “тормозом” просто всем трудно говорить мыслями первое время. Ты привыкнешь и научишься. На это я тебе дан.
- Но… (черт ну как же не говорить?)
- У человека появляется Учитель, когда он к этому готов.
- Г…
- Готов ли ты? Да.
- В чем заключается моя готовность? – я внезапно понял, что успел подумать не словами, и Учитель ответит не до того, как я спрошу.
- В том что, бен-вен, ап… пю… бац… клац… терц кварт… ку-ку…
- Я не пон…
- Ты не можешь воспринимать от другого несколько вещей одновременно, вот и выходит, заставляешь меня квакать и вякать, хоть я и начинаю тебе рассказывать о двух вещах сразу, ты улавливаешь это, как сцены из мультиков.
- А в смысле - Учитель? – мне кажется, я уловил, как говорить мыслями.
- В прямом, – ответил он, услышав, что я подумал: “ – Только не говори, что в прямом”.
- А чему ты будишь меня учить?
- Ты сам поймешь, потом, – и тут до меня дошло, что ничего нет, в том значении в каком мы привыкли это понимать, нет меня, нет поверхности, нет этого Учителя, нет темноты, нет света. Это было интересно, но объяснить это я не могу, потому что не знаю слов, описывающих такое и, не имею мыслей способных это понять. Был только разговор, которого по нашим человеческим критериям тоже не было.
- А как тебя зовут, Учитель?
- Павел, ты сам должен догадаться, – И только я начал перечислять всевозможные Толя, Оля…, как он сказал:
- У тебя есть только 3 попытки, – и я решил обдумать это без него, потому что при Учителе я изведу все попытки быстрее, чем соберусь с мыслями.
- Но почему же именно сейчас ты появился и дал о себе знать?
- Нет, Павел. Я был всегда с тобой, просто настало время, чтобы ты осознал это. Поэтому я появился, – я вспомнил, что сплю, соответственно это прозрачный сон, и я могу его контролировать.
- Ты - человек. Тебе свойственно вводить себя в заблуждение. Называй это сном, если так угодно. Дело твое, но знай, что это не так, - при всем желании я пробовал поверить, но человеческое начало упорно называло происходящее моей фантазией. Это сильно мешало, но так было всегда. Когда встречаемся с чем-то необъяснимым, мы называем это чушью или Богом, но в любом случае стараемся, это обойти, ибо понимаем все слишком буквально.
- Ты говоришь странные вещи, – в меня влетело огромное месиво ответов и я вновь ничего не понял.
- Нет, странным ты считаешь, то, что не можешь объяснить, все остальное очевидно. Поэтому когда ты находишь ответ, он становится очевидным. И ты понимаешь, что знал это всегда. И знаешь любой ответ, еще не зная вопроса. Поэтому, основной проблемой человека становится в первую очередь найти вопрос, затем путь, затем ответ, и вы не можете понять, что ответ стоит до вопроса, ибо вы все перепутали очень давно и не можете этого исправить. Потом вы напали на середину, мол, путь необходим. Да это так и никак не иначе, потому что вы для этого созданы. Вы должны идти, чтобы потом суметь понять, что можно без этого, что путь это не нечто долгое. Но вообще-то об этом рано говорить. Тебя слишком многое сковывает, Павел, именно этому я буду тебя учить: как отличать оковы и пути, от ответов, к которым ты подбираешь вопросы. Я знаю, что ты не сумеешь видеть ответ без вопроса, это извратили древние, и вы за это расплачиваетесь. И скажу первое. Не думай о времени.
- Почему, ведь мы люди и время нам говорит торопиться или торопиться еще больше. Мы от него зависим, оно форма…
- Этому тебя научила та девушка.
- Да, – в этом прелесть разговора мыслей, они очень точны и под словом кто-то, будет именно тот, о ком подумал, то есть непонимание исключено.
- Но время не помеха. Тут его нет. Это тяжело понять. Посмотри на часы, – я посмотрел: они говорят, что еще пол пары, секундная стрелка положение с последней проверки не изменила, но мне показалось, что прошло куда больше времени, чем времени не прошло совсем. Преподаватель сказал: - …альность - и я вспомнил, что до того как заснул, но сказал: - контину…. Выходит, я даже не спал. Что за чертовщина? Я заметил, что по мне разливается смятение и неуверенность. Окинул взглядом аудиторию, там все оставалось прежним, ничего не изменилось, и Рано продолжила именно тот вдох, который я застал последний раз наяву. Только Коза сидела почему-то повернувшись ко мне лицом, и в довесок моему удивлению, это выглядело так, словно она повернулась ко мне давно. Хотя когда я сел и посмотрел на часы, дважды на одно и то же время, она сидела спиной и настолько усердно писала, что даже Апокалипсис не остановил бы ее. Подмигну-ка я.
- Что спишь что ли? – сказала Коза и я решил, что окончательно тронулся крышей и всем чем можно, посмотрел на время – прошло пол минуты.
- Почти… сплю, – она улыбнулась и во мне поселилась великая убежденность и глубокая уверенность в происшедшем, за время, которого не было. Словно она понимала, что произошло, но при всем своем любопытстве, я бы не спросил ее об этом, ведь меня сочтут психом или, что более омерзительно – дураком. Наверное, поэтому испытавшие клиническую смерть и похищенные инопланетянами, так усердно молчат. Ведь мы – люди. Как бы мне еще попасть туда, ведь неизведанное так манит. Это был не сон, так я решил, посмотрев на Козу. Значит, спать не подходит. Я трезв и значит Кастанедовские кактусы с грибами мне, тоже не помощь. Как же это делать? Коза передала мне записку. Я отвлекся, чтобы ее прочесть.
“Всему свое время…” - я пришел в настоящий ужас, как это Коза отвечает на вопросы, которые я не произношу в слух, словно странное “не пространство” продолжилось здесь, на паре. Потом выяснилось, что я просто не до читал до конца: “Всему свое время – гласила записка – и я хочу знать, Павлик, когда оно наступит для перемены?”. Слава Богу, так мне стало куда проще, но обычно, читая три квадратных сантиметра записки, видишь ее целиком. Почему-то именно в этот момент дедуктивное восприятие действительности замолчало. Случайность, решил я, и дрожь стала ослабевать.
- Алле, – шепнула Коза, хитрым взглядом, напоминая, что я отвлекся.
- Двадцать минут, – отозвался я и изменил своему принципу: на одно слово отвечать десятью. Хотя при других обстоятельствах, я бы точно приложил к ответу пару-тройку вечых, соответственно забитых, фраз на подвид “лед тронулся господа присяжные заседатели” или “почем опиум для народа?”. Как и следовало ожидать 20 минут прошли, словно двадцать миллионов, но Рано проснулась с ощущением будто не прошло и секунды.
- Как спалось? – поинтересовался Масяня, который всю пару опустошал батарейку своего сотового телефона.
- Молчи, Покровка, – оборвала Рано и вынудила меня смеяться.
- Коза, пойдем на Никольский, ты мне чего поесть купишь, – пошутил я, с чувством того, что совершенно не шучу.
- Пойдем, - совершенно серьезно сказала Коза, – Тебе надо поесть.
Эти слова действительно звучали с полным пониманием, того, что я пережил, словно она там была. Я опять сослался на фантазию, но от еды не отказался. Только не мог понять, почему вдруг Коза, та с кем особо не общаюсь, вдруг понимает меня лучше, чем Рано и по-моему, лучше, чем я сам? Откуда она знает, как нужно сказать, чтобы я понял, что это не совпадение? Ой, мне дурно, пирожок, хоть и приятен, но он совсем меня не тешит. Надо же было плести себе с утра о предчувствии. О как! Правильно говорят: будь осторожен со своими желаниями, они имеют свойство сбываться. Ладно, не будем о грустном.
- Эй, Коза, а Коза, ты, что это вчера такая расстроенная была.
- Да, задолбали меня эти придурки. Бывает же такое, у нашей группы вчера массовый невроз был.
- Ах, вот оно, что… – а сам подумал: “Так всегда, один дурак, как паршивая овца, не портит все стадо, а дает понять, что все стадо - это подарок судьбы по сравнению с ним”. У нас таких кретинов хоть отбавляй. Смотришь и ужасаешься. И в то же время благодаря им, хочется быть лучше, ведь человек – это показатель, график или диаграмма. Самому, что-то менять трудно, но когда ты хотя бы видишь, как не надо поступать, задача облегчается. Дело только в том, что надо решить как правильно. Это сложно, потому что здесь можно прислушаться к общественному мнению, а оно несет только усредненность. Ха, значит, все эти дураки берут свое “правильно” от усредненного, в сторону противоположную положительной. И в этом есть некая смысловая подоплека, но вся отрицательность их заключается в неведении этого. А начиная понимать причины своих деяний, неизбежно умнеешь. Значит, меняешься, в лучшую сторону, а если осознаешь, но не меняешься, значит – истинный идиот. Жаль, что эта догадка произносилась на языке мыслей, а не слов, по сему я не успел ее повторить для Козы.
Она невзначай улыбнулась, и мы сели на лавочку. На ней правили гроссмейстера, Тима и очередной соперник. Шахматы, так же как и художественная литература, последнее время очень распространились у нас на факультете. Глядя на фигурки, я вспомнил, рассказ одного мальчугана – “Черное-белое”. Он попал ко мне в руки случайно, и с таким же успехом их бы покинул, если бы не золотое правило: начал читать – дочитай. Само собой, критик, сидящий глубоко во мне, обругал все, что поддавалось этому термину. И что я выяснил, этому мальчику было четырнадцать лет. О какой инфантильности может идти речь, просто у него не было учителя, который бы его поправлял. А возможно, этот парень просто плохо к нему прислушивался, хотя если бы он делал именно так, то не понял бы главного, а он понял. Помню себя в эти годы. Ух, чтобыло, пора оседать на дно с критикой.
Я в миг успокоился. Только не пойму, как этот, простите за мой французский, шпендель-мендель мог написать такой сравнительно большой рассказ? И почему не могу я?
- Мат! – неистово заорал Тима и влепил проигравшему хрустящий щелбан, от которого, возможно, и качнулись все рядом стоящие деревья. Мы с Козой искренне порадовались за Тиму и я задумался о небе. “Неужели ты такое красивое, каким я вижу тебя сейчас? Ты мне нужно, как символ стремления к вершинам, которые стоят под твоим кровом. Не ужели это придумываю я, и это мои фантазии? Нет, это правда, потому что я в это верю. Да, не все правда, во что верится мне, но ты – небо, и с этим не поспорить”. Я поймал себя на мысли, вернее на двух сразу, что параллельно с мыслью словесной мыслю мыслью, и даже успел различить, ее части, но оказалось, что в нашем пространстве я не владею языком мысли, это меня огорчило. Но я знал, что у меня есть Учитель, который поможет это исправить.
Поток студентов зашевелился в сторону входа, который десять минут назад служил выходом, что говорило о близящейся паре, со странным названием. Кстати, название я никак не мог запомнить. Ко мне подошла Рано и обняла за плече. Я спросил:
- Пора?
- Да – утопично вздохнула Рано – Осень – дивная пора.
Мы посмеялись, но я понял, что должен идти на пару и попробовать поговорить с Учителем. Скорей всего Рано таких целей не имела, и я вальяжно проводил ее до отметки “5 метров от скамейки”.
- Извините, можно войти? – сильно возбужденный пожилой мужичек, прервал свою истеричную речь и переключился на коронную:
- Каторгин, вы не умеете ценить время? Вы заставляете меня делать так же? – сегодня у него, та часть с импровизированными домыслами не пошла, и он попросил мою тетрадь, дабы проверить готов я к семинару или нет. Естественно я списал все на первой паре, и поэтому претензии были только к подчерку. Поскольку, я попробовал понять, как получать ответы без вопросов, оставшуюся закономерную часть, о святой лояльности и снисходительности дяди преподавателя, я прослушал.
- Заходите, садитесь, и не тратьте мое время, – что ваш покорный слуга и сделал.
- Так на чем я остановился? – поскольку признать победу склероза, было невыносимо больно, он сбросил все шишки, на меня, чем опроверг свою тарабарщину о бесценности времени. Но я уже был глубоко в мыслях, поэтому это слышали только одиннадцать моих горячо уважаемых одногруппниц. Вдруг наступила темнота, я понял, что закрыл глаза, и уровень концентрации размышлений возрос.
- Ты понял на счет времени, Павел?
- Да. Оно не мешает. Еще я понял о пути. Вернее об ошибках, которые можно допустить в пути.
- И…
- Ошибка – с точки зрения Пути, такого нет, бывает только Путь, он – все. Люди говорящие, что добиться того чего желаешь нельзя, просто неудачники – таков их Путь, но без неудачников счастливец никогда не ощутит себя таковым. Значит их идея в том, чтобы дарить людям ощущение счастья, этим делая себя альтруистами, так как мир будет казаться лучше с ними, но не им. Значит, невезение подразумевает везение и мы люди – мера того, что дано, - странно, но я начал застревать в мыслях, словно в болоте. Со мной бывало, что я путался в них, но чтобы мысли опутывали меня, будто были чем-то материальным. Такое я испытывал впервые.
Я испугался и Учитель замолчал, или он замолчал и потому я испугался. Это было лишним, потому что я и так был не в силах справиться с планетой мыслей, которая только чтобыла кварком.
- Каторгин, – рассвирепело, завопил старикашка, и его голова показалась еще белее, чем обычно. Я решил, что это продолжается его история о том, как злой Павка Корчагин срывает единственный семинар на неделе, но с мыслью: “Старый – ты меня спас” я расслышал, что-то о сне. Удивление заполнило меня и я, ужаснувшись, глянул на время. Часы показали: пятнадцать минут до конца пары. Черт, я заснул, в правду, да уж, “не пространство”, Путь, тут сейчас дедуля инсульт заработает, посмотрите, как у него вены на висках вылезли, я этому способствовать не хочу.
- Простите, просто я работал ночью, – я начал было оправдываться, но заметил, что сказал нечто, больше похожее на: “Поститесь, ибо просо с вас снимет порчу”. Чуть не взгоготнул от удивления, но к всеобщему счастью сдержался. Причины говорить такое я не увидел и определил это, как помехи на голосовых связках, в связи с охриплостью, по причине сна.
В прочем вину свою ощущал, по любой из причин, и был готов к наказанию. Но последнее меня удивило больше всего. Он спокойным голосом сказал:
- Хорошо, – лица девчонок были напряжены, я подумал, что они этим поддерживают мою байку о ночной работе, на которую я пробовал устроиться год назад, но я начал сомневаться: “Может они просто в шоке, оттого, что я начал играть в мессию?” Ой, да ладно он успокоился и ладно. Не будем о грустном. Так кончилась последняя пара. Я пошел домой, Юлька предложила мне прогуляться и отстранила в даль мысль: “То, что я сказал, было не просто так. Как это понять?”. Я начал подавать согласие, но она, повернувшись ко мне, сказала:
- Всему свое время… – Я не нашел лучшего варианта и начал падать в обморок. Как это!?! Два, вроде разных, почти не знакомых, человека в один день говорят одну и ту же фразу, в ответ на мысли, но она во время договорила: - Сейчас оно настало для кафедры. Извини потом как-нибудь. О.К.?
- Да, - охотно согласился я и почувствовал, как кровь нормальным напором стукнула в голову, оказывается, это так пьянит. Меня не на шутку зашатало и я сел на лавочку, где Тима наносил очередное поражение кому-либо.
- О, Пэбло, ты что? – я не очень понял, о чем он. Затем решил, что говори он на языке мыслей, я бы вник. Если он спросил, что со мной происходит, я лучше промолчу, ведь он назовет меня психом.
- Э-э-э я переутомился, наверное. А на самом деле - не скажу.
- Правильно, – странным эстонским акцентом, заверил меня Тимур. Я добавил, с сарказмом и тем же акцентом:
– Всему свое время.
- Ты читаешь мои мысли, – сказал Тима не меняя роли. Я профессионально закатил глаза и поковылял домой, пока прошло головокружение.
По дороге, я вновь испытал предчувствие, но моя нынешняя смелость заметно уступала утренней, поэтому я превратил предчувствие в желание поесть. Внезапно улица запела: расплакались двигатели машин, уезжавших от зеленого глаза светофора, маленькое черное пятно под крышей дома выбросило наружу крик голодного птенца и, все это на секунду заглушил удар моего сердца. Я понял, что так ко мне обратился шум, но я услышал только кусочки, из которых он состоит.
Потом услышал, как шумит вода в речке, кто знает, это была Весновка, и меня с ней разделяли 4 квартала и куча поглотителей звука, таких как дома, заборы, люди, деревья и встречные волны. Само собой, являясь городским парнем, я все-таки могу отличить, когда звук издает вода, когда звук издает проспект Сейфулина и, когда подобное издают аплодисменты. Кстати, а что такое аплодисменты? Это руки, сведенные для хлопка или хлопок, полученный от сведения рук? Но на этом заостряться не стал, и снова прислушался. Звук воды был, и сильно отличался, от шума, который тоже звучал в эту минуту. Почему звук доходил до меня, когда я не слышу его возле дома? Краткая сводка: Весновка от дома лежит в ста метрах, на юго-восток. Поскольку, голод был уже занят предчувствием, звук реки, которого я не должен был слышать, был сослан на усталость, которую, к сожалению, я не испытывал. Звук был, что ни на есть реальный. Я слышал, как вода стукается о камни, подскакивает и быстро заполняет, образовавшуюся под прыжком, пустоту, от чего она и звучит. Вода ползла вниз, и где-то слышать я переставал, но то, чтобыло ближе, четкости не теряло.
- Павел.
- Да… Учитель, это ты? Хотя мне не зачем спрашивать я ведь знаю, что это ты. Почему я действительно…
- Ты заснул для того, чтобы удивиться.
- А ко…
- Потом. Ты должен успокоиться, ведь, когда нервничаешь, или возбужден, или суетишься, мысли начинают твердить словами, а внутреннее естество обгоняет слова. Это я говорю не к тому, чтобы ты успел договорить, перед тем как начну я. Научись это делать и словосочетание “я не подумал” в твоей жизни потеряет актуальность, потому что на самом деле это звучит так: “ – Мое внутреннее естество обогнало форму”.
- А что Весновка? Как я мог ее слышать? Ведь если сослаться на слух, то он у меня хоть музыкальный, но слабый для таких расстояний. Усталость? Тоже не то… – я решил помолчать. Меня осенило, что я вновь взялся за старое и скоро примусь за голод, в котором свято дожидалось своего часа предчувствие.
- Павел, совсем не обязательно иметь уши, так же глаза, рот, нос и нервные окончания для того, чтобы воспринимать мир. Другое дело, насколько это трудно окажется для человечества. И еще.
- Да.
- Дождись и спроси ее имя, – Я увидел, как моя нога окончила начатый шаг, и завершил свой полет желтый кленовый листок, хрустнув о землю высохшими клетками. Вокруг меня остался только шум, вода больше не звучала. Это меня не особо расстроило. “Не пространство” остановило время и, как мне показалось - это было приятно. Чье имя я должен узнать, по словам Учителя? Естественно Козы. Нет, это не я такой умный, просто мы же говорили мыслями, а они точны, как говориться: “Диоген кайфует”. И я знаю, что он мне сказал ее имя, просто я не мог его запомнить, потому что в последствии не пришел бы к этому сам. Как ее дождаться? Этого я не знал и решил, что в слово дождаться Учитель вложил космогонический смысл поэтому, я это непременно узнаю, но завтра. Я же не могу тут встать и ждать, когда легкая поступь Козы прикоснется к здешней земле?
- Паша…, - окликнули сзади. Ваш покорный слуга, про себя: “Ч-т-о? На те, дождался Козу. Вечно хихикающий бас, ошибочное подозрение на интеллект, реальное присутствие двухсот пятидесяти грамм водки в желудке и мерное их распределение по девяноста двум килограммам ста восьмидесяти сантиметровой туши. Сейчас вы убедитесь в моих словах. Это Нождак, великий и ужасный, тот, пред кем склоняются дамские сердца и снимаются шляпы с мужских голов. Так думает он, мушкетер улиц, а на самом деле – их ассенизатор. Надо еще не поздно побежать домой. Ну…”.
- Ыхыа, здаров, Паш, хы. Как жизнь? – возможно Нождак сказал “жызнь” он был на это способен, и меня затошнило.
- Отлично, – я вздохнул и откровенно нехотя добавил, - Как твоя?
- Ыа, да вот, потихоньку. Иа тут с пацанами по 250 грм принял, – сказал Нождак и удивился, почему я не удивился, или же чему я не удивился. Я представил, что настолько вознесся над этой колонией организмов, принятой в роддоме за человека, что сейчас совершу смертный грех в виде гордыни и его надо избежать:
- Слушай, Нож или Дак… – дальше я начал бубнить под нос, так как засуетился и не нашел чего сказать.
- Чо? – ревом канадского лося в брачный период протянул Нож, чем меня оглушил и я, вместе с головой повернул ухо, которое пострадало от крика и перегара.
- Коза!!! – неистово заорал я, оглушив Ножа. Это была она. Я заликовал и чуть не поцеловал в щеку этого Дака. Затем я галантно откланялся и побежал, чтобыло мочи, к учтиво остановившейся даме. Она была рада меня видеть. Не только сегодня. Всегда, как и я. Но в этот раз я, силой этого чувства ее обошел, из-за многих обстоятельств. Ваш друг, без промедлений, начал работать:
- Коза, дай студенческий – попросил я, расторопно придумывая чем могу это мотивировать. К моему удивлению, она не спросила зачем, и как это делают все девушки, целиком погрузилась в сумочку, которая вроде, кроме студенческого и двадцати теньге ничего не могла вместить. Но это было не так: сначала, оттуда были выброшены три транспортных билета, чек, еще чек, фантик от конфеты, пустая ручка. Отложены и переданы мне: губнушка, мини косметический набор, горсть мелочи, тени, блокнотик и что-то еще, я не знал применения и названия этому. Казалось, имелось все, кроме того, что нужно.
- Коза, а у тебя там томика Квантовой химии не завалялось? – над этим мы душевно повеселились, но поняли, чтобыло не до смеху, ибо был утерян документ. Я хотел попросить у нее читательский, зачетку, удостоверение, что-нибудь, где есть имя, но вспомнил, что в сумочке этого не было. У Козы на одежде не было карманов, так что поиск в оных, тоже отпадал.
Мы, неунывающая парочка, направились по дебрям ее воспоминаний и параллельно по улицам, в тех местах, где потеря была возможна. Я все еще не набрался храбрости спросить Козу прямо. Мы уже обошли все книжные магазины в округе, в которых она немыслимым методом успела побывать до того как встретить меня. Обошли тротуары и клумбы обочины и здание факультета. Студенческого билета нигде не было. В процессе, я внезапно выяснил, что живем мы рядом и можно пойти домой, так как восстановление утерянного документа - это не трудно и, к тому же, на старом была крайне страшная фотография. Мы пошли той дорогой, на которой я столкнулся с Нождаком. И как бы странно это не было, мы его встретили. Нож был в душе химиком-аналитиком, поэтому применил метод концентрирования и, по виду, от двухсот пятидесяти грамм достиг отметки 2500 гр. Возможно, этим он и похвастался, когда чем-то понял, что два человека идущие мимо него это Паша и Коза. Он одиноко сидел на разбитой скамейке и усердно заземлял голову руками.
- Гз… э… во… Па…… А… ткд? – перевожу: (за 3 года учебы с Даком я научился понимать его бредни)“ – Ты, Пашка, есть же, как жизнь, чо нормально? А, да. Я выпил 5 условных единиц водки и еще жив. Набил кому-то лицо, причем их было больше меня”. Я пожал плечами, Нождак кивнул головой соглашаясь. Мы, отработанно, переглянулись с Козой и побрели дальше.
- Пашка – обратилась Коза, когда мы отошли от Дака:
– Хочешь, я расскажу тебе притчу? – я не мог отказаться и знал, что Учитель сказал бы так: “Если нельзя отказаться человек соглашается, потому что другого выбора вы просто не можете представить”. Я кивнул.
“ - В одной Испанской деревне жил парень, он любил девушку. И каждый ее день начинался с нового аубаде, а вечер заканчивался новой серенадой. Но, к сожалению, парень был нем и не мог петь, поэтому играл, только аккомпанемент и тонул в божественных глазах своей возлюбленной. Девушка была очень красива, но, к сожалению, столь же пуста и таким же было ее сердце. Она не могла понять, как можно слушать гитару, без голоса и все переливы струн ей казались одинаковыми. Она не ценила юношу и однажды сказала:
- Хватит. Я больше не могу слушать это. Гитара не научит тебя говорить, а ты не научишь говорить гитару. Ступай прочь от моего дома. И пока я не услышу твоего голоса, даже не приближайся к моему дивному саду, – юноша не знал, как быть и отправился домой. Поскольку девушка отвергла его любовь, он ушел в пастухи и начал путешествовать. Но он хотел говорить, потому что молчание его сильно обидело. С ним была верная спутница – гитара. Она всегда была добра, но требовательна, щедра, но так поступала редко.
Прошли годы и о парне забыли. И даже последние родительские благословения сыну и проклятия обидчице растворились во времени.
По улице шагала, та самая испанка и, одну за другой, выбрасывала розы, подаренные ей многочисленными парнями. Она научилась, повелевать мужчинами и каждый в деревне мечтал о ее внимании.
Вдруг она услышала голос, он был странным, зачаровывающим, пьянящим и говорил на языке, которого она никогда не знала, но могла понять. Она пошла к звуку, он вел в шатер, который поставили цыгане. Они часто приезжали в их деревню, чтобы торговать. Она отдернула полог, но ничего не смогла увидеть, так как шатер был забит людьми.
“Там сидит волшебник и оживляет образы. Поэтому их понимаем и мы и цыгане” - подумала она.
Перед ней побежали волны колосьев, дивные пастбища Андалусии, Севильи, Каталонии, остальных мест она даже не знала. Девушка увидела все чудеса, какие были и есть на свете: пирамиды, балы, драконы, рыцари. Но мудрец замолчал, и образы кончились. Девушка поняла, что больше всего в жизни хотела увидеть мир. Потом волшебник начал следующую историю, о том, как избалованная глупышка сказала, что гитара не умеет говорить:
– Ведь же я умею, – и девушка поняла, что это сказала гитара. Расплакавшись от стыда, она растолкала народ и подбежала к волшебнику, чтобы увидеть старца. Но вместо седобородого и ветхого человека там сидел самый прекрасный молодой мужчина, из всех с кем ей приходилось видеться. На коленях у него стояла гитара, та самая. И она сразу узнала глаза, те самые.
- Как? – вдохнула девушка. Волшебник поднялся, подошел, к ней, отложил гитару, встал на колено, взял за руку и устремил взор в ее, полные слез, глаза:
- Я научил говорить гитару, а меня научила говорить…”
– Стой, – крикнул я Козе - Как тебя зовут?
“ – Вера…”
Она устала ковыряться в арифметике человеческих душ и взаимоотношений, захлопнула книгу, с шумом выдохнула, сдавила переносицу двумя пальцами, встала и вышла в распахнутое окно, чтобы больше никогда не возвращаться к этому...
Ракова В.
II
Как оказался дома - не помню, но я испытывал странное чувство, словно перемалывал землю в поисках метеорита и нечаянно утилизировал его вместе с почвой. Метеорит был, но был невидим, хотя я думал, что первым делом рассмотрю его причудливую форму и блеск.
Сложив руки за голову, я лежал на кровати и изучал трещину, бегущую по потолку и соединяющую стены. Хотелось прийти к Учителю, рассказать все, что я видел, понял, узнал и пережил. Ведь он, тот, кто не сочтет меня больным. “Не пространство” где-то было я начал это чувствовать, но попасть туда не получалось, сколько бы раз я не жмурился и не скрипел зубами в напряжении.
- Эй, Учитель. Ку-ку, – мой голос завяз в подушке. До меня дошло, что со дня, когда все началось не прошло и дня.
“Да, хорошее дело. Уже 5 лет испытываю на своих плечах скорость времени, а сегодня день был таким насыщенным, что вместил в себя год”, – подумалось мне, и я захрапел.
Этой ночью снов не было. Включился будильник в магнитофоне и “Страсти по Матфею”, на максимальной громкости предложили мне встать. Я с трудом распахнул клейкие веки и устремился в ванну, там меня радушно встретил взъерошенный, затекший и хриплый парень. После использования флоса, сатина, зубной пасты, молочка для умывания, тоника, расчески, геля для бритья, бритвы, бальзама после бритья, жидкости для полости рта, крема для рук, ногтей и от мешков под глазами, взъерошенный парень стал похож на меня, и улыбнулся. Никто ведь не говорил, что особи мужского пола должны довольствоваться только куском хозяйственного мыла – это я оправдываюсь. Так начиналось каждое утро, и я знал, что за этим незамедлительно проследует завтрак. Последнее время, вечерами, ваш добрый друг не мог вспомнить, что ел утром и сегодня решил это исправить. Поэтому, повторил меню три раза:
- Хлеб с маслом, лапша, колбаса, булочка, чай, – затем, наступила самая противная часть будничного утра – университет.
На улице была вчерашняя осень, только шел пар изо рта. Небо порадовало не меньше, а очередная клякса продуктов чьей-то жизнедеятельности у подъезда, сегодня даже не привлекала внимания. Я повернулся к окну на втором этаже. Оттуда мне помахали бабушка и мама, чему я тоже порадовался. Так они делали, как минимум на протяжении восемнадцати лет, но всю трогательность этого “до свидания” я заметил впервые.
В этот раз дорога до университета оказалась менее интересной.
На месте последней встречи с Ножом я заметил Дака. Это была его особенность: он мог встретиться везде, в любое время, в любом виде и при любых обстоятельствах. Его заземленная голова все еще понуро возлегала на коленях и, вроде, что-то напевала.
- Ыхыа, Паша, как жизнь? – Я привычно ответил:
- Нормально.
- Гыа, Я вчера выпил…
- 2500 граммов водки и дал кому-то по лицу, причем их было больше, – Нождак дико удивился и возможно, принял меня за прорицателя, поэтому не спросил, откуда я это знаю.
Отряхнув пыльные штанины, он присоединился ко мне, чем жутко испортил поход до факультета. Я усиленно пытался думать, чтобы скрыться от гнусавых эпитетов, покидавших челюсти непохмеленного Ножа, но не мог, потому что они же меня сбивали. Постарался вспомнить все стихи, выученные с пятого по одиннадцатый класс, и перестал слышать о чем говорил Дак. Так настал момент для “Ура”. С клена упал сухой желтоватый лист, и я понял, что он же упал передо мной вчера. Еще донеслись звуки реки. Сегодня, они были, ведь я знал, как зовут Козу.
Как назло, чем меньше оставалось до храма знаний, тем большим, казалось расстояние до него. Так происходило, потому что я решил, дойдя до факультета никогда больше не общаться с Даком. И, соответственно нетерпеливо ждал этого момента.
Возле лавочек стояла Рано и усердно отравляла свой организм палочкой никотина.
- Сударыня, курить по утрам вредно, – приветственно отчеканил ваш покорный слуга. Нождак отпустил всем известную фразу, расслышав слова о вреде:
- Ихи, пиво по утрам, не только вредно, но и полезно.
- Да, – утвердила Рано и сочувственно улыбнулась в мою сторону:
- Пой… - ее слово прервалось, и ваш покорный слуга снова оказался в “не пространстве”. Первым делом, мне хотелось поведать Учителю последние новости, но я занервничал и он узнал это от внутреннего естества.
- Поздравляю, Павел. Ты быстро учишься и мне это нравиться, – я захотел улыбнуться, но вспомнил, что здесь у меня нет рта.
- Спасибо. И это все, что я должен понять, чтобы назвать твое имя?
- Нет. Я позвал тебя не за этим.
- Я должен встретить надежду? – я руководствовался последовательностью трех женских имен, говоря об этом.
- Нет. Ты уже ее встретил.
- А! Я должен узнать ее имя?
- Нет, ты его знаешь. Ты называешь его Нождак.
- Уч…
- Ты не можешь перестать с ним общаться.
- Но понимает…
- Здесь нет недоразумений. Тише, успокойся. Ступай к нему и слушайся во всем, но не привыкай. Пойми - это твой долг, за этим я тебе дан. Это может быть не приятно, но суть не в удовольствии, а в удовлетворении ответа, который с радостью предоставит тебе себя, когда настанет пора.
- …дем, – закончила Рано. Я собрался так и сделать, но Дак, несмотря на то чтобыл рядом, крикнул:
- Паш, пойдем гулять, – я невидимо поперхнулся и решил, что не пойду, но тут из здания выбежала Юлька и сообщила ужаснейшую новость:
- Ребята! – голосом снегурочки заговорила она, - Органики не будет, у нас окно, размером в две пары, идемте гулять.
Я узнал, что испытывает человек, желающий задушить другого человека. Но сдержался.
- Ой, нет, окно - это классно, но мне в читалку надо, – на сей раз, меня утешил Нождак:
- Паша ты чо, читалка открывается в 10:00 - через полтора часа. Пойдем.
“Откуда Нож-то знает, когда открывается читальный зал? Черт, придется идти, так сказал Учитель. Ладно: если пойдет Рано, то пойду и я” - осталась одна надежда:
- Рано ты пойдешь??? – взмолился я и бегло продумал тысячи причин, чтобы не пойти:
- Я думала пойти в столовую, – с меня начали падать горы:
– Но, давайте лучше гулять, – и где-то в душе я заплакал.
Время, когда ваш недовольный друг впервые встретил Ножа и заговорил с ним, в моей биографии, отмечено черным маркером, как “Путешествие в прошлое к неандертальцам”. Хоть это случилось весной, романтики было мало. Еще, будучи первокурсником, я шел со старостой-Куралай по скверу и, к нам подбежало нечто. Это был гиперпьяный Нождак, но он представился де Сентом-Экзюпери. После двух, не увенчавшихся успехом, попыток заехать мне в глаз, он сел на корточки и попросил сигарету. Потом заверил, что знает меня и эту нимфу, что озарила, своим присутствием на Земле, этот день.
Тогда я решил, что это никто иной, как человек мысли, ею же надломленный, но жутко разочаровался, узнав, что слова он прочитал в книге, которую отобрал у маленького мальчика и использовал не по назначению.
Нож ни чуть не изменился за два года, и мы с Куралай часто между собой называли его – Антуан. Староста - молодец, особенно, если учесть, что этот пост она дольше пытается покинуть, чем занимать. Кстати, она имела отношение к последнему литературному буму. Заявляю гордо - это начали Я и Куралай, но это человеческая точка зрения и Учитель назвал бы нас катализатором. Это было не так важно, ибо сейчас в группе читали все, и мне доставляло неслыханное удовольствие говорить о книгах. По секрету, мне кажется, я начал читать только с началом данного литературного взрыва.
Осень сияла изяществом красок, и я окончательно погрузился в ее красоту. Желтые березы стояли по обе стороны тротуара и символично наклонялись друг к другу. Солнце светило ярко, но тепла давало мало, поэтому я закутался.
В голове зазвучали ноты цветов, и я увидел, как эта осень гармонична и консонантна. Этому меня научила Гаухар, которая, как все девушки сделала это так, будто я выучился сам. Она ныне обучается рядом с нашим Факультетом, но, в силу полной не идентичности расписаний, мы видимся редко. Я звал и зову ее Пупсиком, потому что она - Нежность. Может быть для меня, а может для моего Пути, но это не принципиально, потому что - едино. Никак не пойму, ведь без Пути нельзя. Да и почти все человеческие принципы основаны на нем. Учитель, что-то напутал или, правда, люди слишком примитивны, чтобы понять данное. Это, он говорил мне прямо, значит, он не откроет мне постижимого, так как я смогу сам. Надо взять это на вооружение, ведь тост-предание-поговорка гласит о том, что следующим пунктом будет любовь.
Небо затянулось тучами, подул и засвистел в ушах ветер. Мы вчетвером брели по Виноградова, по-моему, в парк. Прислушавшись к свисту в ушах, я четко различил много голосов, шумов и звуков рек, будто ветер носил их в себе. Теперь это было именно так, потому что я знал Веру. Так приятно, что не только проверенное практикой действует в жизни.
“Ну, раз Верка мне так помогла, значит Дак, тоже лишним в Пути не будет”, – тешил себя я, после того, как Нож, замечтавшись, погрыз мою любимую ручку:
- Слушай, Дак. А чем ты занимаешься в свободное время. У тебя есть хобби или работа? Мы давно уже учимся, но ты так редко ходишь в универ, что мы даже не говорили об этом, – выпалил я стереотипную фразу из неписаного курса: “Как закадрить девушку”. Она была самой не удачной для барышни, по сему идеально смахивала на жест доброй воли к парню.
- Кыаа, я гуляю, дерусь, оттягиваю за щеку, а главное не прочь выпить. Кстати…
- Нет, Дак, я не буду, спасибо.
- Но если не выпьешь - не узнаешь того, что тебе нужно, - Дак меня удивил. Во-первых, тем, что говорил без "Ыгыа", "Аы" и "Ыгы" и, во-вторых, тем, что вложил во фразу чувство смысла. Я допустил, что это банальная попытка найти себе собутыльника, но что-то заставило меня согласиться.
- Точно, давайте выпьем. Ведь мы учимся вместе три года и ни разу не пили, – Рано сказала чистую правду, но оказалась на его стороне. Волей неволей пришлось пить. Последний раз я употреблял водку в школе, и поэтому первые три сантиметра даже не почувствовались. Далее водку будем измерять по уровню “мениска” в пластиковом стакане. Это было только начало и, спустя двадцать четыре сантиметра, я с радостью и без особых мыслей вываливал все душевные переживания на обдумывание Ножу. Рано, тем временем, пошла провожать, Юлю, которая по вязким причинам не могла осилить путь сама. Моя повесть набирала слезливый оборот, а душа кричала вместе с дрожащим голоском. Неадекватный, впрочем, как и всегда, Дак, засыпал, но это мало меня интересовало, ибо имеющий уши – услышит. Я продолжал заплетать свои чувства в такие предложения, что, ставя точку, не мог вспомнить, о чем идет речь.
- …Дак, представь, аллегория света падет на наши умы явью, и, квинтэссенция изменит свою базовую дефиницию. Гипотетика. Послушай, как красиво. Это либо гипотетичность, либо гипо-патетика – лиризм. Все явное это миг. Эй! Ты жертва цингуэктомии, спишь что ли? – обиделся я и начал свирепо, но малоэффективно, бить по рукам Дака. По поводу слов, не обращайте внимания, это моя проблема – стоит выпить, и мозги выдают все, самые замудренные фразы, какие знаю. Меня чертовски оскорбило, то, что эта дисфункция социума отключилась, не дослушав воодушевленной речи. Я упорно продолжал его колотить, но верно не рассчитал и стукнул слишком сильно. Нождак вскочил, встал в боевую позу сумасшедшей гориллы и только потом распахнул глаза. Они наполнились дикой эзотерической яростью и, передо мной пробежал длинный список, всех тех, кого он бил. Готовясь к боли, я принялся нести все гадости, которые так усердно сдерживал от будущего обидчика:
- Почему ты так глуп? Посмотри на себя, ты не бываешь трезвым, ты не можешь думать, ты творишь такие вещи, какие другой просто не допустит…
- Паша, ты ведь знаешь, кто я, – Нождак опустил руки и от облегчения, что бить не будут, я начал прерывисто дышать.
- Знаю, но… - и тут я понял, ведь Надежда, когда ее больше ничего не питает, придает глупость любому, затмевает разум, заставляет заблуждаться, искажая действительность так, что человек начинает видеть возможность невозможного. Дак такой и есть, словно только надеется и больше ничего не может. Надежда не исчезает, пока не исчезает ее возбудитель, будь он материален или нет, но скорей всего, остается потом – в этом нетрезвость. И она, действительно, творит такие вещи, каких обычно не делают. Чем слабее чувство уверенности, тем слепее начинает махать руками надежда и, Дак был таковым – его больше ничего не питало. Слишком простым он кажется из-за добра, благодаря которому, умеет никогда никого не бросать, пока от него сами не отворачиваются. Надежда - это Вера в возможность осуществления чего-то. Она слуга Веры, но не ее часть. Так я могу помочь Даку, пусть поговорит с Веркой, она что-нибудь придумает, я в нее Верю. А ведь Учитель сразу мне сказал: “Пойми”, но я решил, что он говорил о долге, а не о том, что надо понять Ножадака-Надежду. Это было слишком очевидно, чтобы стать ответом, но это было именно им.
- …ты таким и должен быть. Нождак, прости, – он посмотрел на меня, и его влажные глаза показали мне Надежду, которая жила в нем, которая была им. Я смутно могу это описать, так же как “не пространство”, но во мне было достаточно Веры. И сейчас они, две вечные странницы, после долгой разлуки, соединялись во мне как осознанное и неделимое.
Вернувшись, Рано села на скамейку и принялась рассказывать о несчастной Юльке, которая по дороге, то падала, то начинала нести всякую чушь, о том, что смерти не боится, то смеялась, то снова падала. Меня заинтересовало, как можно не бояться смерти? Это значит, она может покончить с жизнью сию минуту и не подумает о близких? Значит, если родной человек покинет мир, она даже не расстроится? Значит, если это будет насильственно, то не боится боли, которую испытает в процессе? Значит, в этой жизни ничто ее не держит, и нет долгов? Значит, она уже мертва. Или же смерть – это черта и ее, она не боится? Нет – это не так, смерть не может быть таким мизером, ведь тогда у жизни нет противовеса, тогда она не удержится. Может быть, она имела в виду: “Я не боюсь думать о смерти”? С этим я могу согласиться.
Мое отношение к Нождаку, изменилось - мне стало его жалко. Добро Дак создавал, хоть и перебил всю округу факультета.
От таких переживаний действие водки прекратилось чрезвычайно быстро, и мы отправились к Козе. Нождак, открыв мне свой секрет, погрузился в молчание. Я решил, что он обиделся, но вспомнил, что на людей обижаются тогда, когда считают их поступки важными. Теперь вспомним: “Суета сует. Все суета” и, ву-аля, мы живем в мире без обид. Это глупо и нелепо, как может человек отказаться от такого ритуала, как прощение? Но в редких случаях такой подход практиковать можно и даже нужно.
Окна, словно глянцевые, устремили свои широко открытые глаза на нас, с виду непутевых гуляк. Блинчик солнца удрал от туч и, капая раскаленным маслом на речку Весновку, стал прятаться за горизонтом. До Верки осталось буквально три дома и мне стало интересно, чем она поможет Ножу.
- А почему тебя зовут НОждак? Почему не НАждак? И разве это твое настоящее имя? – он смутился:
- Не знаю Паша. Нож – наверное, потому что я люблю “нарезаться”, ну… то есть выпить, – о настоящем имени, Дак говорить не стал да и я не настаивал. Подумал: “Зачем мне эта мелочь, - и на слове “мелочь” вздыбились мои мысли – Мир соткан из мелочей. В этом его прелесть. Где не возьми: от снежинки, до нас. Ведь мнение, что мы – тоже мелочи жизни, было актуально уже в античности…”. Пришлось закруглиться, так как мы подошли к Веркиному дому. Поскольку она жила в частном, ответственность вызова была возложена на Дака – я чертовски боюсь собак.
- Коза! – завопил Дак и, кажется собака, по ту сторону калитки спряталась в конуру и замолчала. Вскоре показалась Верка, и я вспомнил, что она вчера изменилась в моих глазах. При всем желании, я не могу объяснить, в чем заключались перемены, ибо они были не в теле и не в энергетике. Верка вышла в домашней кофте и юбке, ей шел серый цвет. В руках была трубка от радиотелефона, от которой хозяйка вечно была не в восторге. Дак помахал ей рукой, и меня чуть не сдуло. Она мило улыбалась, толи была рада видеть нас, толи уже знала о моих сегодняшних достижениях.
- Привет Верка! – отчеканил ваш покорный слуга. Дама отпустила реверанс и окончила разговор с трубкой. В этом сравнении я четко увидел сходство с трубкой Дона Хуана, и порадовался, что книга Карлоса Кастанеды еще свежа в моей памяти. Все-таки Верка улыбалась потому что знала о моих достижениях. Поэтому сама настояла, чтобы я шел домой, не дожидаясь идентичных действий с моей стороны. Перед уходом я прошептал:
- А откуда ты знала, что я смогу это сделать сегодня?
- Паша, ведь я тоже Верю. Этого не надо было знать, – подмигнула мне Коза и, обменявшись чрезвычайно болезненным рукопожатием с Ножом, я отправился домой.
Внезапно похолодало, и я зашел в квартиру, ритмично выстукивая зубами лезгинку. Дома была горячая вода, куча еды и новые книги, поэтому мыться, есть и читать, мне не хотелось. Так я пришел к выводу, что это состояние называется – нечего делать. Телевизор, буркнул, что-то о молодежи и интернете. Я спокойно все выслушал и решил проверить, как это, быть “молодежью”. Сел за компьютер. Прослушав концерт “Аранхоес”, я пришел в полную готовность стать частью современной культуры, той, что рыщет в сети. Что искать я не знал, но знал, что это, должно быть, пошло, искаженно и примитивно.
Полез в чат, я слышал от однокашников, что именно там открываются секреты нерелигиозного фетишизма, так же, решаются проблемы девочек-мальчиков, во всех комбинациях и одни маньяки в поисках жертв, находят других. Глупее представить было трудно, и я наполнился уверенностью, что это - "Молодежь и Интернет". Быть не узнанным я не желал, поэтому в поле, где должен был красоваться: “<<Священный губитель пирожков с луком>>”, я подписался: “Паша”. Пролетело пол часа, но, кроме “привет”, “как дела?” и “ты откуда?”, на экране ничего не появлялось.
Я решил, что ошибся темой и ушел из “Кто хочет поговорить” в поисках более интересного общения, на которое само собой не рассчитывал. Листая список, мои глаза остановились на слове "Заходи". Я непредвзято допустил, что речь здесь может идти о чем угодно и это будет явно не история схоластики, но ведомые неведомой силой, рука и мышка подтвердили выбор. Там было несколько человек, но они бесследно пропали, как только я зашел.
Остался только один:
К нам приходит Паша
*Пук* уходит
Карта’ уходит
Тонкий Приспешник Эксгибиционизма уходит
_АБХСС_ уходит
22:00:37 Тёзка: Паша: Привет. Как дела?
22:00:40 Паша : Тёска: Привет. Нормально.
22:00:44 Тёзка: Паша: Ты Откуда?
22:00:46 Паша : Тёска: Из Алматы
22:00:56 Тёзка: Паша: А Куда?
22:03:05 Паша : Тёзка: Не знаю.
22:03:15 Тёзка: Паша: Но кому же кроме тебя это знать?
22:04:10 Паша : Тёзка: Не знаю. А как тебя зовут?
22:04:22 Тёзка: Паша: Странный вопрос, так же как и тебя. Ты не знаешь, что значит тезка?
22:04:32 Паша : Тёзка: Знаю, но, если бы меня звали иначе, то тебя тоже звали бы иначе? 22:04:53 Тёзка: Паша: Нет.
22:05:06 Паша : Тёзка: Давай поговорим. Почему ты спросил, куда я иду?
22:05:21 Тёзка: Паша: Во-первых, об этом надо спрашивать тебя, а во-вторых, многие сами себя не спрашивают и мне приходиться им помогать.
22:05:33 Паша : Тёзка: Но ты даже не знаешь кто я. Или ты без разбора говоришь это каждому?
22:10:06 Паша : Тёзка: Паш в Алматы много, ты не можешь знать каждого. Отвечай, не молчи.
22:10:18 Тёзка: Паша: Каждого не могу, но жизнь хочет, чтобы ты следовал своей судьбе. И поэтому тебя я знаю. Люди, следующие своей Судьбе похожи между собой.
22:10:29 Паша : Тёзка: Парень, извини, ты что, под таблетками? Какая жизнь, какая судьба? Кстати, так уже кто-то говорил.
22:11:04 Тёзка: Паша: Это говорил я. И это говорили многие до меня, но правда - говорит тот, кто верит, остальные - вторят. Тебе знакома Вера. Без Веры – нет правды, даже в науке. Она научит тебя говорить. Надежда – научит слышать, но позже. Потом ты встретишь любовь.
22:11:10 Паша : Тёзка: Я встречу ее завтра.
22:11:23 Тёзка: Паша: : Это тебе скажет, только Завтра, но я рад что ты веришь, ты быстро учишься, это хорошее качество, но скорость, тоже порочна и не уповай на нее.
22:11:35 Паша : Тёзка: Согласен. Пожалуйста, объясни, кто ты? Мне нужно это знать.
22:11:44 Тёзка: Паша: Если ты спросил о имени, то пускай, это когда-нибудь станет приятным сюрпризом.
22:11:59 Паша : Тёзка: Как я тебя найду?
22:12:08 Тёзка: Паша: Поверь, это будет легче, чем тебе кажется…
22:12:13 Тёзка: Паша: Так написано…
Тёска уходит
Я отключил сеть и нагнулся поближе к монитору. Изображение начало рябить и от этого дергаться. Я никак не мог прийти в себя и чувствовал, что только что столкнулся с маньяком, которого сам напророчил. Разговор остался на экране, и я еще долго его перечитывал, пытаясь понять, что же произошло. Тезка меня удивил и глупый чат поступил так же. Было еще не поздно, но я устал и ничего не мог делать. Попробовал заснуть, но сон не мог найти ко мне подход. Так чаще всего: вечером, сон подбирает к нам ключи, а утром мы ищешь от него замок. Мысли словно ожили и перестали подчиняться мне, голова загудела, и я высунулся в окно, чтобы вдохнуть топкий холодный воздух. Сумрак был такой прекрасный, что прелестью своей мог соперничать с осенью. Хотя эта темнота тоже принадлежала ей. Голова перестала гудеть и, облокотившись на подоконник, я вслушался в тишину. Были слышны звуки речки. Они ни чем не отличались от звуков, которые я слышал до этого. В те дни это тоже была река, может не в нашем городе или не на нашем континенте, но она была. Это заставляло меня смотреть фильм “Жизнь Павлика” дальше. Почему-то мне вспомнилась притча, которую рассказала Верка, и я решил, что обязательно напишу свою.
“Когда придет время”, – подумал я и ощутил, как Надежда, поселившаяся внутри меня сегодня, улыбнулась.
При всем желании ваш друг не сумел вспомнить, что ел на завтрак. Но еще была Надежда.
Ты можешь принять надежду как дар, можешь принять как одолжение или как должное, но она обязана стать неотъемлемым звеном твоей жизни. Шаяхметова Г.
III
Я услышал музыку для релаксации, которая ночью погружает меня в сон. Под нее очень трудно вставать. Оказалось, что ваш соня нежился в теплой кроватке на час больше положенного. До пар, которые я принципиально не пропускал, оставалось пятнадцать минут. На повседневные ванные процедуры не хватало времени.
Сидя в такси, я вспомнил, что теперь надо встретить любовь, чему порадовался. Это все так же следовало из крылатого выражения, и об этом твердил странный Тезка.
Каторгин Павел Павлович озарил своим голодным ликом Факультет Химии КазНУ. Пережитки сна, все еще упорно осаждали мои тело и разум. Зевота хотела сломать мне челюсть. Грехом это не считалось, и я зашел в аудиторию, где мне подобных было больше половины, меньшей половины не было вообще.
Женщина среднего роста упорно и вдохновенно описывала феномен инфаворитизма, я тем временем, отвлекаясь от партизанской войны с дурманом сна, пытался искать любовь.
Радикальное решение мне подсказала ручка, в недавнем прошлом пострадавшая от зубов Дака. “Я ткну ручкой и, на кого она покажет, тот и есть любовь”. Сказано – сделано, ткнул ручкой куда-то в сторону, ибо впереди сидела часть одногруппниц и парней с потока. Ручка указала на пустую парту. Раз количество попыток было не установлено, то оно, по умолчанию, ровнялось трем. Все три попытки указывали на пустые парты. Вспомнив, что для статистической обработки n - число опытов, лучше брать не три, а пять, я просадил еще две попытки. Последние два раза проводились в стороне одногруппниц, там плотность людей была выше. К моему удивлению обе попытки, вопреки теории вероятности, поверхностно усвоенной мною из курса метрологии, не увенчались успехом. Затем я увидел, что в ручке отсутствовал стержень с пастой. “Идея ручки – в пасте, корпус - для удобства, следовательно, нет пасты – ручка кончилась или не исполняет основных функций. Итог: результаты, полученные в ходе эксперимента, следует признать не действительными, так как использованная ручка была не полноценна”. Решив не сложную логическую задачу, я успокоился. Достал книгу и начал читать. В ней рассказывалась история о странном мужчине, которого звали Август. Он был художником и делал мир лучше, не ставя пред собой таких целей, и абсолютно не подозревая об этом.
Не обязательно расставлять цели, чтобы они были. Если сам не поставишь, их установит внутреннее естество. Оно есть у всех, следовательно, цели достанутся каждому. Только как можно передвигаться, не имея опоры? Ведь мы хотим шагать по Пути сознательно, в этом суть человеческой цели, за этим она нужна. И, чтобы сделать шаг по Пути, не обязательно о нем знать. Но, думая, человек способен представлять и совсем немного контролировать происходящее – это есть осознанное движение к цели. А когда, этим занимается внутреннее естество – это талант. Внутреннее естество куда быстрее внешнего во всем – оно знает, как дать ответ без вопроса, поэтому оно понимает, чего хочет с первых дней жизни. Но, узнавая наш язык, мы забываем язык естества и потом, как бы оно не кричало, мы не можем его понять. Именно это проявляется, когда человек говорит: “Я чего-то хочу, но не знаю чего” – чаще всего девушки понимают под этим, что надо поесть клубники или соленых огурцов, а парни признают в этом либидо.
Внутреннее естество, как правило, сильнее нас самих - его энергия не тратится на тело, но оно с нами - едино, поэтому многое терпит. Полагаться на талант можно, но лучше совмещать это с собой, ведь многие таланты требуют тела, а им управляем мы. Придя к согласию с естеством, получается гармония. Это совсем не связанно с предрешенностью. Ведь право выбора, принадлежавшее естеству - ваше право, значит, вы этого всегда хотели.
Сосед по парте задал мне какой-то вопрос, и я сумел правильно ответить, не отрываясь от книги. “Почему мы так избирательно подходим к жизни? Что-то видим, чего-то не видим? Наверное, из-за времени – его мало. От части и в зависимости от этого люди поделились на оптимистов и на пессимистов. Или же это не взгляд, а метод? Но все же, эти очередные крайности очень связанны. Пессимизм – это оптимизм, извращенный реальностью. О, как я придумал!”.
Пара кончилась, на перемене подоспела Рано и мы пошли на следующую. Захотел попасть в “не пространство”, но тема занятия оказалась интересной и, вскоре, я об этом забыл. Поскольку встречи с Верой и Надеждой случались после учебы, я решил, что любовь появиться после 13:00. Само собой, с этой минуты время начало сбавлять обороты, и почти остановилось. Преодолев огонь, воду и медные трубы, я с Рано, все же приблизился к 12:59, украдкой от преподавателя отсчитывая каждую минуту на листике. Пережив две академические вечности, мы, окрыленные усталостью, пошли вниз.
Раношка, как всегда задержалась у зеркала, отдав ему, по последним данным науки, часть жизненной силы.
На улице, Саидам причитала по поводу разбитого государственного термометра и, мы ей искренне посочувствовали. Я окинул взором площадку перед Хим. Фак-ом и сей модернистский пейзаж, не подарил мне ничего примечательного. Потом вышли остальные дамы группы.
Давно не слышав Учителя, я начинал по нему скучать. Вечно веселая Анара, не дала мне этого сделать и угостила жвачкой. Поскольку я ждал не кого-то, а любовь, то просидел на лавочке до 14:00, за книгой. Сумел бы продолжить это до вечера, но надо было идти на работу, и ваш искатель приключений отправился домой переодеться.
Каждый шаг отдавался болью в сердце, потому что я уходил от любви. “В моих догадках я встречал ее всегда, и находил везде и всюду. Это чувство нельзя понять и объяснить, значит, она мне нужна не за этим. Ведь Учитель говорит мне, как быть человеком, но не больше. Что она мне даст?”. Вопросы начали кружиться в уме, а потом плавно перешли в футуристический листопад, который я застал на Шагабутдинова. Словно это были огромные желто-красные хлопья снега, они кружились и падали мне на плечи, но не таяли, а, задержавшись, продолжали свой путь к земле. Дул ветер, и я снова услышал тысячи голосов. Сегодня они были четче, чем вчера. Одним из голосов была скрипка, она пела Чакону (И. С. Бах - Скрипичная Партита № 2). Думаю, что эту Чакону играл сам Иоган Себастьян и ветер хранил ее с тех пор, чтобы сегодня показать мне, а завтра другому. И так будет продолжать, пока хотя бы один человек будет слышать то, что он скопил. Природа начала повиноваться музыке, которую я слышал, и листья, с развитием темы, начали падать быстрее. Чакона была моим наркотиком, и меня очень тронуло, что ветер разделяет мое мнение о ней. Только слушая Чакону, я могу снять шляпу и признать себя песчинкой, потому что она глобальна, всепоглощающа и наделена жизнью. Прав был человек сказавший: “Когда кончаются слова, начинает говорить музыка”. Как бы я хотел знать ее секреты, ее законы и правила. Ведь это пишут люди, значит, у нас есть еще один способ общаться. Этот язык, как разговор мыслей, тоже сильнее слов, нужно только научиться понимать его.
Как только музыка для меня стихла, я услышал, что она тут же заиграла другому, значит, я был не одинок. “Может, я должен быть не химиком, а музыкантом? Нет, для этого слишком многое надо знать: теория, техника, сольфеджирование. На это у меня нет времени, и тем более денег это в Казахстане не принесет. Естественно я не такой уж утилитарист, чтобы гнаться за материальным, но я чувствую, что даже самый идеальный музыкант не протянет долго без средств, в которые все упирается. Зачем мне это надо? Если повезет, поступлю в магистратуру на нефтяника. По грубым подсчетам, нефти в Казахстане хватит на сто пятьдесят лет и ваш потенциальный специалист, успеет проработать около двух жизней. Нет. Музыка – это не мое”, – успокаивал себя я, хотя где-то в глубине души мое внутреннее естество первый, а возможно и последний раз, не вытерпело: “Нет – это мое”.
Это сложно объяснить и именно сейчас я понял, что всегда этого хотел. Решил попробовать и посмотреть, что из этого получится. Смутно понимал, как заниматься музыкой, ведь личный опыт распространялся только на прослушивание оной.
“Во дворе ребята показали мне два аккорда, естественно на гитаре, этого хватит?”, – с язвительной насмешкой обратился я куда-то вовнутрь. Ответа не последовало, но я уже выбрал инструмент, который будет учиться говорить. Не зря Коза рассказала мне эту притчу.
Я понял, что все еще не добрался до работы и то, что любви не было на горизонте, меня еще раз расстроило. Кончился листопад и я потерял последнюю причину, чтобы опоздать.
Работал я в GROSе, на рекламной акции, и в теории, яро рекомендовал покупателям, все что мог и все, что продавалось в стенах магазина, а на практике, просто сидел на лавочке в дали от рабочего места. Магазин был возле дома и поэтому ваш великий труженик, часто ходил на неположенный обед. Число трапез за четыре часа максимально достигало трех.
Поскольку вероятность встретить любовь все еще была, ваш “трудоголик” вернулся в GROS, отказавшись от чудесного общества молодой и пышногрудой Евгении, которая осталась на лавочке.
Именно эта работа показала мне, силу безделья. Когда шестнадцатилетний Паша Павлович впервые работал, он делал это самоотверженно и честно, и почему-то уставал меньше, хотя действительно работал, как мул. В моем случае безделье угнетало и высасывало силы, сильнее, чем работа грузчика.
“Безделье – противоестественное состояние человека. Работать много могут все, но много бездельничать - только истинные идиоты, о существовании которых я недавно догадался. Человеку свойственна усталость и, не обязательно расслабляться бездельем. Оно страшнее адского труда. Безделье – это уровень прагматизма. Такая же шкала, как и все придуманное нами, ее единицами измерения. Обычно, сначала изобретают систему, а потом единицы к ней. Странно, но логичней предположить, что безделье родилось вперед нас”, – это были редкие минуты рабочего раздумья, меня грубо прервал очередной обыватель.
- Молодой человек, где у вас кола? – это поразительная черта клиентов, когда есть у кого спросить, нужно отключить зрение и спрашивать, хотя, как в этом случае, товар лежит прямо перед носом. К счастью, это было не ново, и злой Павлик практически не ворчал.
- Вот, – мило улыбнулся я и повернул глаза на 5 градусов к востоку. Там, на уровне головы, лежало 6 упаковок Coca-Colы.
- А сколько стоит?
- Вот – немного нервничая, я поднял взгляд на 3 градуса выше.
- Ой, да, а я не заметил, - господин Каторгин, отвернувшись, выразил свое мнение о клиентах в 14 словах и решил вернуться к философии безделья.
- Пашка, сколько времени? – это была Настя, она занималась тем же чем и я – ничего не делала. Стоило глянуть на часы, и они нарочно начали замедлять ход. Поэтому я посмотрел на них дважды за одну минуту, в надежде, что прошло хотя бы пять.
Домой не скоро, но ради любви можно уйти вовремя, если не задержаться. Я все еще смутно понимал, как ее встретить, ведь она сама находит, ее нельзя вычислить и опередить на пол пути, как террориста.
В скором времени думы меня покинули, и я начал скитаться по магазину, играя призрака в опере. Так скоротал оставшееся время. Любовь не пришла.
Слава Богу, усталости не было границ, и я быстро уснул, без ерзаний и переживаний о не встреченном человеке-чувстве.
Через восемь часов наступило мое воскресное утро, и я понял, что нужно ждать понедельник, чтобы ждать любовь. Так всегда, к основному ожиданию прилипает столько побочных, что можно запутаться в том, чего ждешь. А самое страшное, что отличить бывает трудно, потому что очевидность перестает быть собой.
Вчерашнее решение было в силе, и, на время, я посвятил себя музыке. По величайшему совпадению дома был самоучитель, а инструмент я незамедлительно купил, на отложенные деньги. Это была черно-оранжевая шестиструнная прелесть, с маленькой птичкой на стеклянной накладке для деки.
“Та-а-ак. Мы мальчики большие, нам тили-тили не надо”, – уверенно заявил ваш виртуоз и открыл книгу с конца. Глазам предстала ужасная картина: все пестрило овальчиками, полосками, штрихами и полуматершинными комментариями. Над каждой нотой стояли цифры и буквы, в глазах начинало рябить. Мозг Павла-химика так и не заметил ни одного алгоритма в этом типографском месиве. Закрыв книгу, я остановил кошмар и по ординарной схеме начал как положено, с фундамента. Изучил долгое предисловие об авторе и об инструменте. Потом изучил картинку “Из чего состоит гитара”, сравнил с действительностью, это была определенно она. Затем вычитал три упражнения, и нехотя подергал открытые струны около часа. Так же использовал два аккорда, учтиво показанных мне ранее, заболели пальцы, и я впервые ощутил себя полным профаном. Ваш самоучка запомнил три ноты: ми, фа, соль, и не пошел против внутреннего естества, этим можно было гордиться, чем я и занялся.
- Где же Учитель? И где любовь? – вопросы подобного содержания действовали на нервы, а до следующего дня оставалось четырнадцать долгих и мучительных часов. Я пошел дышать свежим смоком. Встретил старого знакомого и зашел в “Гулянду” – это книжная столица нашего квартала. Столица, потому что цены весьма завышены. Помнится, на днях я прочитал одну книжку прямо в магазине, за три подхода, и нашел этот поступок очень романтичным.
- Оккультизм, тайна сумасшествия, химия умопомрачений, Берджесс, Play Boy, – вздыхал мой приятель, обходя магазин.
Тем временем, ваш романтик изучал книгу с пространственным названием “Куда я иду?”, этот вопрос тревожил и меня, но книгу, по личным соображениям, я брать не стал. Вдруг там описывают парня, который встречал Веру с Надеждой, говорил с Учителем в “не пространстве” и подумывал стать музыкантом. Это абсурд, кто станет об этом писать? Но я подумал, что есть надежда узнать, где встретить любовь, и только принялся перелистывать страницы, как знакомый оторвал меня от книги, воодушевлено застонав:
- Паша, смотри, “Молот Ведьм”. Вот он, я искал его всю сознательную жизнь, посмотри, здесь есть гравюры. Мы можем стать охотниками на ведьм, погрузиться в жизнь тысяча четырехсотых годов и…
- И разориться на три с половиной тысячи единиц национальной валюты, - равнодушно выпалил я, руша замок восхищения грубыми катапультами реальности. Я вернулся к “Куда я иду?”, потому что непроизвольно вбил в голову, что эта книга поможет искать.
Я знал, что это случиться, но все же расстроился – книгу кто-то купил, и это была последняя.
“Надо было взять ее сразу. Сразу. Но, вдруг это был очередной труд очередного “психа”? Тогда не зачем. Сейчас модно писать о сумасшедших и неудачниках. Ах, да, и о том, как ужасен мир. Но раз это – модно, так делают все. И возможно, мир таким и станет. Ведь когда плохо тебе – плох весь мир. И кто сказал, что жизнь шизофреника интереснее моей или любой другой, адекватной”.
Так мы покидали магазин: я с разочарованием, а мой друг с надеждой на “Молот ведьм”. С горя мы купили пива, по старой привычке я взял безалкогольного. Было прохладно, и пить совсем не хотелось. Мы оба давились. Приятеля, что-то беспокоило.
- Ты чем-то озабочен?
- Нет, просто холодно, - я видел, что он знает, причину тревоги, но не может сказать мне об этом, ведь я назову его “психом”. А если свою историю расскажу я, то “психом” он назовет меня. Прохожие тоже перестали быть беззаботными зеваками, и лицо каждого рассказало мне о смятении. “Тревожно мне – тревожно вокруг. Когда боишься темноты, не она внушает страх, а ты. Но боишься ты не темноты, а того, что не умеешь видеть без глаз, а это равносильно, потому что обе причины сводятся друг к другу”.
- Молодые люди, дайте мне бутылочки, пожалуйста, - сказал парень с явной физической и умственной неполноценностью. Я, лично знаком с ним не был, но до того часто видел, что знал его имя – Леха. Лицо было перекошено, и он не мог держать руки в естественном положении. Голос был тихим, и я еле различал слова. Самое странное, что в нем я не мог увидеть отчаяния. Этот голос был не больного тела и ума, это был голос силы. Он не бросался в бездну и собирал бутылки. Это гордое занятие – это не протянутая рука в переходе. Кому-то не по душе, но для него это непреклонность и честь. Потому что, с людской точки зрения, жизнь обошлась с ним сурово, но он устоял и не сдался. В этом была задумка жизни – научить его быть олицетворением несгибаемости и неунывания. Я освободил бутылку от пены и протянул Лехе, без чувства жалости, которое взыгралось когда, мы его увидели.
- Спасибо, - произнес Леха, но послал это не только нам, а Миру, который стоял вокруг. А многие не умеют говорить спасибо даже за глобальные подарки жизни. О какой полноценности может идти речь вообще. Вскоре ко мне вновь вернулся стандартный набор мыслей, и я продолжил причитать по поводу не встреченной любви и затянувшегося воскресения. Ваш покорный слуга уснул сегодня, чтобы проснуться завтра.
С новыми силами я примчался в университет за любовью. Пошел третий день без разговоров с Учителем, я скучал. Встретил Рано, мы мило поговорили о вчерашнем дне. Возле клумб стояла Марина и, как всегда ждала Юлю, иногда они менялись ролями, но принцип оставался неизменным.
Юльку я знал намного дольше остальных. Мы учились вместе еще в школе, какие были времена. Ее сильно развратило студенчество. Когда я об этом говорю, намекая исправиться, она либо смотрит на меня с обидой, либо горделиво и улыбчиво соглашается, чем еще больше выражает сожаление о содеянном. Часто я замечаю, что она совершает странные поступки: она грустит и делает вид, что веселится, для того, чтобы потом сказать: “Мне грустно и я не могу веселиться”. Будто не может понять, что намеренно обманывать себя могут только мудрые. А мы в свои восемнадцать, бываем только умудренными и не сумеем превратить самообман в правду. Не знаю чего она добивается, но не видеть ее плачущей, когда она якобы смеется, может только глупец. Таков закон: чем больше в себе скрываешь, тем заметней. Когда не скрываешь вообще – этого не замечают. Почему? Потому что, явное интересует мало, ибо оно явное. Каждый старается залезть поглубже к неизвестному, оно же рано или поздно приводит к явному. Или это один из способов привлечь к себе внимание?
На перемене, как обычно, Юлька позвала меня на балкон, чтобы покурить. Там она начала капать на мозги затянувшимся романом с неким А.. Она была вечно им недовольна и, как многие, не могла понять, что не надо требовать от других, надо требовать от себя. Лишь по этой причине она часто расстраивалась, ведь ей, как и всем, трудно понять, что желание одного – это не желание всех. “Если желаешь ты – желает Мир, но не люди вокруг, ибо каждый занят своим желанием, как и ты”.
- Я ходила в “Спорт”, там не было моего солнца. Я думаю, позвонить ему или не позвонить? Знаешь, а он спрашивает обо мне у Маринки, - такого рода фразы летели из ее уст. “Эх, Воб Юля, у меня проблема куда страшнее твоей, а ты смотришь на такую ерунду, будто тебе не девятнадцать, а девять. Зачем мало влияющее превращать в главное, когда это только второстепенное. А я не могу встретить любовь и не ною. Ведь у тебя есть хотя бы некий А.
Любовь в себе мы разжигаем сами – это не вирус, чтобы попадать извне” – в процессе моей мыследеятельности Юля, что-то спрашивала, он я никак не мог отвлечься, поэтому отвечал интуитивными кивками и пространственными фразами на подвид: это зависит от тебя.
Пролетели три пары и, ваш покорный слуга уселся на лавочку. Прошло два часа, книга закончилась, любовь не подошла. Во мне проснулось отчаяние: “Я сам так устроил. Запутал, извратил. Любовь придет не скоро, а мне придется ждать, до последнего вдоха, и я буду это делать, а она не придет…” – на этом месте, чуть не заплакал, но сдержался и побрел домой. Снова занимался гитарой, выучил четыре оставшиеся ноты и вдобавок пять упражнений в первой позиции. Занятие такого рода отвлекает и это на руку мне и внутреннему естеству. Приятное с полезным, и все для меня.
Перед сном вновь посетил приступ отчаяния и надежды в одном лице, который хоть и продлился не долго, подпортил мне жизнь.
Опять утро. Опять осень. Опять университет. Все кажется скучным и утомительным. И по электрическим разрядам мозга кочует одно и тоже: “Где ее искать? Как мне быть? Я не говорил с Учителем очень долго, наверное, он бросил меня, потому что я никчемный преемник. Что теперь делать? Если сегодня будет так же как вчера, то я не выдержу. Но может сегодня она меня найдет?”
- Привет Рано, - мой голос дрожал и я сконфузился.
- Здравствуй Паша Новый год, – это выражение меня всегда обижало, но сегодня этого можно было не скрывать - ничего бы не изменилось.
- Сударь, вы грустны? – поинтересовалась Рано и Паша попытался соврать, но пришлось обойтись правдой:
- Да! А как ты? – я попробовал ответить сам: “Нормально, вчера гуляла с Рустамом” и угадал. Совершенно не хотелось говорить, и я плюхнулся на лавочку. Показательная огорченность и нервозность сыграли против меня – я сильно ушиб зад, но придал вид, будто повержен страшной мыслью о проблемах Арала и из-за этого рассмеялся. Смех не принес желаемого облегчения, так как был истеричным и не контролируемым.
Кое-как я зашел в кабинет и, не рассчитав, плюхнулся за парту, от чего повредил былую рану. Обильно выругавшись, я погрузился в состояние студенческой апатии. Что это такое, сейчас объясню. Студенческая апатия (С.а.) - это одно из состояний студента, слагающееся из трех критериев: первый - сон, второй – деньги на обед, третий – номер пары. Так вот. Когда количество сна стремиться к нулю, деньги на обед не перешли из состояния покоя на тумбочке в состояние возбуждения в кармане и номер отсиженных пар равен четырем, студент готов лечь на парту и во все горло спеть похоронный марш. Как вы поняли, я только что стал парадоксом, потому что испытал это чувство, придя на первую пару, выспавшись и с деньгами. Мои мысли рассеялись по всему объему помещения, и мне стало легче, хоть было все равно.
Зашла молодая дама, говорившая с ужасным акцентом, и начала лекцию об электронных эффектах. Если бы не С.а., я смог бы чем-нибудь заняться и скрасить оставшиеся семьдесят девять минут пары. Потом я заметил, что монотонность ее чтения вгоняет в транс, и мои не занятые уши начали внимать:
- Индюкциони эффект бу…бу…бу…бу…бу… сопряжние статистическая мезомерия все успели записат пишем следующее фенол бу…бу…бу…бу…бу… межмалекюлярни дегидратацие успели дальше, – и так далее.
“Это не останавливающееся авто, по виду, запаслось бензином на шесть пар и паузы начнет делать не скоро, боюсь, это мне уже надоело ”.
- Павел, – сказал Учитель, и меня окутало странное неизведанное вдохновение.
- Учитель. Наконец-то, где ты был?
- Я всегда рядом.
- Почему же ты мне не поможешь ее искать?
- Я не помогаю. Я учу. И это был урок, причем очень лояльный, по отношению к тебе.
- Какой?
- Первый – слушай и слушайся меня.
- А второй?
- Второй, из первого: я же говорил, не привыкай к Надежде. Ты это упустил и провел три дня в ожидании, когда мог и можешь этого добиться сейчас. Тешься тем, что это время ты не потратил зря, потому что теперь знаешь, как обращаться с Надеждой. Знай, для Пути, зря – не бывает.
- Но Учитель. Как искать любовь?
- Павел, ты знаешь, что она повсюду, и вы делите ее на виды. И ты, как многие, думаешь, что любовь между мужчиной и женщиной, самая сильная. Но любовь, куда больше – это, скажу по секрету, не самое сильное ее проявление. Таковое оно только в вашем мире. Павел, ты поговоришь с ней.
- Когда?
- Это зависит только от тебя. Вернее от того, как скоро ты различишь, где Вера, а где ее слуга. Потому что Вера дает силу, а Надежда – силу ожиданиям.
- Хорошо Учитель. Я разберусь и поговорю.
Шарманка-Магистрантка откланялась, мы вышли на перемену, потом отправились на лабораторные работы, где я облился кселолом и начал пахнуть. Будучи настоящими теоретиками, мы, как всегда, выполнили практическую часть, не используя практику, поэтому уложились в рекордные сроки. Досрочное окончание пар не радовало, все равно нужно было ждать любовь. Теперь я чувствовал себя увереннее. Как всегда, минуты шли медленно и нудно, ваш молодой склеротик забыл взять очередную книгу и поэтому сидел в холостую. Естественно от этого было только хуже. Плавно, осточертевшее чувство ожидания превратилось в милое знакомое предчувствие. Появились звуки реки, и я услышал в них мир и покой. Прошел час, я все еще встречал и провожал взглядом всех, выходивших из Хим. Фак-а, студентов и преподавателей. В числе первых оказалась Воб Юля.
- Оу, барышня, подходи сюда, посидим.
- Ты все еще здесь? Пары же три часа назад кончились, – я замялся.
- А, ты Юлька, что так поздно?
- Я была на кафедре, - меня начало осенять: “Недавно, Юлька не пошла со мной гулять из-за кафедры – не было времени. Время было после кафедры”. Юлька ткнула меня в бок и рассеяла гущу догадок.
- Кстати у меня тут штучка одна есть, еще с прошлой недели, – мое сердце замерло от любопытства, что же это за штучка. Само собой разумеется, она начала выворачивать сумочку, и это затянулось на века.
- Вот, - я чуть не упал, она протянула стержень от моей ручки. Он был у нее с того дня, когда мы пили водку. Ответ действительно стоял перед вопросом. Этот проклятый стержень был в ее сумке, когда я определял ручкой любовь. Теперь стало яснее. Я никогда не думал, что с девятого класса учился с Любовью, почти за одной партой. И что эта подозрительная личность с не устоявшимся образом жизни и есть самое вдохновляющее чувство. И, стоило мне посмотреть ей в глаза, как я наполнился словами. Это было, что-то вроде разговора мыслями, но не в “не пространстве”, а у нас на Земле.
Я увидел два бездонных зеленых океана, в них было много человеческого, но не от людей, а для людей. Я понял:
“Любовь не может мешать Пути, потому что она всегда его часть. И становится наградой, если ты дойдешь до конца, а в противном случае становится утешением и не достигнутая цель, заменяется Любовью. Другим способом Любовь стать целью не может. Любовь приходит сама? Так говорит парень о девушке, которая якобы уготована ему судьбой, и девушка о парне, думающая так же. Они сидят в одной аудитории, может быть за одной партой, но оба надеются и ждут, когда достаточно переглянуться. Любовь не приходит сама. Незваных гостей не любят, а если всегда держать дверь на распашку, то можно простыть от сквозняка или быть ограбленным. Она постучится? Стучатся даже разбойники, на доброту не надо надеяться, ею надо пользоваться и от нее порождать новую. Но любовь не так безобидна, как кажется.
Любовь - это отдых от объяснений. И если стараться ее разгадать, она, как любая порядочная девушка, обидится и превратиться в стерву, что следует из поговорки. А если разгадать ее истинную тайну, чего у нас – людей не может произойти, она перестанет быть истинной и превратиться в определение, то есть потеряет первосмысл и духовность.
Любовь – в тайне, а на тайнах балансирует Мир”, – Любовь разрешила мне, подумать над ней, но только в этот миг. Это я тоже прочел в ее глазах. И мы, с внутренним естеством запрыгали от радости, я так думаю. Надежда подкрепила эту встречу. Хорошо, что прошло три дня, а не три года, перед тем как я встретил Любовь. Она так прекрасна, что своей красотой не может погубить или обидеть. Она чиста и необходима. Этот взгляд дарит мгновение “не пространства”, останавливается время и исчезает все, кроме лучей Любви. Они есть у всех влюбленных. По ним любой может определить, смотрел ли человек в глаза Любви или нет. А в принципе, этого не надо проверять, потому что Любовь есть в каждом из нас.
Я, окрыленный долгожданной встречей, прилетел домой и сел за гитару. Заниматься было очень приятно, хотя то, что я делал, вряд ли можно было назвать музыкой. Но это только пока.
За Верой будет Надежда, а за Надеждой - Любовь – это было на слуху всегда, но что мне предстоит встретить завтра? Об этом остается только догадываться.
- Кто Любовь? – произнес я, засыпая, – Воб Юля, а если прочитать наоборот получится: я Любов(ь).
То, что дарит чувство свободы, отнимая ее.
Шилина Ю.
IV
- Павел.
- Да, Учитель.
- Ты справился.
- Наверное, а что теперь? Ведь этого не достаточно.
- Ты прав, не достаточно. Сейчас тебе предстоит еще одно знакомство. Пользуйся достигнутым, тогда у тебя получится. Но знай, впереди не такие приятные встречи, как первые три. Сложно будет обязательно, готовься к этому. Еще я расскажу о подсказках.
- Подсказках?
- Да, они всегда были, но ты их не замечал. Называй их, как хочешь и знай, когда бы ты ни вспомнил о них, они помогут. Ты мог читать о них в книгах, но не воспринять всерьез. Подсказки будут говорить только тебе. Напрямую другим это не поможет. У каждого свои подсказки.
- А где их искать?
- Найди их повсюду. Мир помогает знающим.
- Я смутно понял. Приведи пример.
- Зачем?
- Чтобы я знал хотя бы принцип. Ведь я могу делать это как угодно, и видеть во всем все.
- Видь. Тут не в чем догадываться. Я не возлагаю на тебя, то с чем ты не справишься, – я открыл глаза, на улице было темно и тихо. Часы показывали 3:42, чтобы проверить, то о чем говорил Учитель, я решил дождаться утра, но Мир уже со мной разговаривал. Я ощутил это в спокойствие, которое вливалось в комнату через форточку.
Мой родимый двор встречал меня распростертыми объятиями засыпающих деревьев. И, ваш общий друг, радостно ступил на бесценный лиственный ковер, сотканный самой природой. За плечами висела гитара и придавала мне уверенность в том, что я не одинок. Залюбовавшись контрастными текстурами картин из галереи улицы, я подходил к зданию ДМШ №2. Оно находилось в пяти минутах ходьбы от дома. Это был все тот же старенький двухэтажный домик, он никогда не менялся. На входе мне мило улыбнулся вахтер, по виду, весьма добродушный старичок. Он, словно по привычке, дал мне ключи от двадцать восьмого кабинета. Я знал, где это и направился прямиком туда.
В коридор то и дело вылетали очень приятные звуки фортепиано, колкие ноты ученической скрипки и загадочные переливы флейты. Двадцать восьмой кабинет, представлял собой маленькую комнатушку со стенами, выкрашенными в голубой школьный цвет. Поставив стул и подставочку, возле дальней стены, со стороны окон, я расторопно сел. Без промедлений достал гитару и взволнованно проверил строй, словно это был мой первый концерт. Гитара, на удивление держалась в руках непривычно удобно. Первым, что пришло в голову, было сыграть заученные упражнения, но пальцы словно деревянные, не хотели даже сгибаться. Мной обуял ужас, ведь я не смогу стать музыкантом, хотя так этого хотел. Попытался еще раз. Ничего не выходило, и руки перестали сгибаться вообще.
На столе лежала книга, волей-неволей я отложил гитару и приблизился, чтобы рассмотреть название. Обложка была чистой, я открыл титульный лист, он тоже был чистым. Я пролистал всю книгу, но в ней не было ни буквы, только на одной странице, что-то мелькнуло. Поскольку они перелистывались быстро, я не успел разглядеть. В спину подуло, это приоткрылось окно. Мне все еще приходилось натыкаться на белые клочки бумаги. Количество страниц начинало казаться бесконечным. Глаза очень устали от белого цвета странной рукописи, я потер лицо. Когда убирал руки, дунул ветер и перелистнул страницы, на одной были слова. Она была совсем не далеко, и я быстро отсчитал несколько назад. Затем еще десяток, но все они были белыми. Что происходит? Я решил, что ничего хорошего не выйдет и снова сел за гитару, она все еще удобно держалась в руках. Мне было страшно видеть не слушающиеся руки, и я закрыл глаза. Ощущение твердости и неспособности двигаться не покинуло пальцы. Мне стало так плохо, как не бывало никогда. Я почувствовал себя половинкой арбуза, из серединки которой, ребенок, выскабливает сладкую сердцевину ложкой. Еще раз дунул ветер, страницы начали переворачиваться. “Сыграй…” – это все, что я успел разобрать.
Я зажмурился и снова прикоснулся к грифу. Как только рука соприкоснулась с черной накладкой из палисандра, пальцы выстроились в причудливый аккорд и точно встали на струны. Медленно и грузно, корпус покидали басистые и сочные звуки. Что это? Я уже слышал такую музыку. Ах, это же Чакона, так самая, перед которой я снимаю шляпу. С этой стороны она совсем другая она еще глубже, ведь ноты обретают голос под моими пальцами. Я чувствую, как вибрации сливаются с биением сердца и растворяются в нем. Я наполняюсь музыкой и перед глазами есть только желтый кленовый лист, который попал сюда с улицы. Остального нет и не надо, пока здесь, в двадцать восьмом кабинете, творятся чудеса. И совершенно не важно, как я могу играть. Главное, что красота подарила часть своей вечности человеку и если ее смог понять один, то значит, она жива, а если двое – нетленна. Звучи, звучи ты обречена быть шедевром, как твой создатель – Ручьем.
Настало утро, неистово заорал магнитофон-будильнык и, ваш покорный слуга открыл глаза не в той фазе сна, поэтому все забыл, следовательно, этой ночью снов не видел. Со мной это часто бывало, но даже если я помнил сон в пробуждении, то к обеду начисто о нем забывал, как и о том, что ел на завтрак.
Выйдя на улицу меня, встретила осень, октябрьская и добрая. Листья стали еще желтее, и уже весь двор был окован золотом моего любимого времени года. Я выходил на Муратбаева, сзади ехала машина, но впереди стояла другая, и мне не надо было уступать ей дорогу.
- Не надо уступать, - так я прочитал первую осознанную “подсказку Мира” в своей жизни. Следующую подсказку, я нашел переходя Толе би. С ветки слетела птица и, описав круг, вернулась на то же место. Это было необычно. Не согласиться с этим было трудно. Как бы мы не старались уйти от чего-либо, будь-то дом или правда, все равно вернемся, хотя бы в мыслях. Так я прочел вторую “подсказку”.
Я старался быть как можно наблюдательнее, но кроме очень красивого кленового листа по пути ничего не заметил. “Подсказки Мира”, я назвал “синами”. Это было первое, что пришло в голову. Возможно, я слишком буквально понял Учителя, но так он сказал.
Первая пара это всегда трудно, а когда невыносимо – это квантовая химия. На этом предмете, маленький худенький педагог второпях что-то выводит на доске. Экспоненты, операторы, всевозможные фи, пи, де икс по де вэ и много других страшных символов, которыми пользовались инквизиторы.
Мне рассказывали историю об одном знаменитом физике. Он писал на доске данные, подстановки, замены и сокращения. Все происходило в полном молчании, только ногти иногда задевали доску, и по аудитории разлетался отвратительный скрип. Это продолжалось минут десять, вокруг вздымались облака пыли. Физик творил, словно объяснялся в любви на асфальте с будущей женой и, вдохновенно писал мелом, будто стоял у мольберта и был самим да Винчи. Человек, рассказывавший мне это, был так же не силен в высшей математике, как ваш друг, поэтому понимал только равно, плюсы, минусы и что все это называется формулами. Так вот, быстро выписав что-то, он резко откинулся, оглядел огромную доску, на которой не было ни сантиметра свободного места, и сказал: “Так вот, что из этого видно…” – и начал говорить. Это показалось настолько забавным моему знакомому, что он дико расхохотался и этим заставил сомневаться всех профессоров и академиков в правильности вывода.
Такая же писанина, проходила на квантовой химии, только вместо объяснений в конце, этот забавный дядя говорил: “Ну, все до свидания”. И поэтому материал лекции понимали только избранные. Я таковым себя не считал, поэтому, как и на других предметах, читал книгу. Сегодня это были “Сумерки Богов”. Премного уважаемая староста Куралай, изо всех сил старалась принять заинтересованный вид, но ее лицо кричало: “В конце концов, когда кончится этот маразм?”. Жанна, как всегда что-то выпытывала у преподавателя, который не хотел отвлекаться, а Дания нервно и плаксиво утверждала, что не может понять, как движется частица в яме с бесконечно высокими стенками. Марина и Юля упорно бубнили, хотя в недавнем прошлом Юля убеждала меня, что кардинально изменилась и просто не может позволить такие вульгарные выходки на учебе. О том, что она - Любовь я почти не вспоминал, хотя мне было приятно это знать. Рано тоже, что-то читала, показательно отложив тетрадь и ручку.
Я услышал шелест листьев, он доносился с улицы. Дул ветер и деревья нагибались, рассыпая золотые монетки, как богач, перепивший праздничного шампанского. На парте я приметил божью коровку, она ползла в мою сторону. Хоть убейте, ни разу не видел насекомых в октябре. Я посадил ее на палец и прочитал традиционный стишок о маленьких и красных в крапинку. Она охотно раскрыла крылья, но не полетела. Так повторила несколько раз и уползла. “Что она хотела этим сказать? Она решала? Думала? Сомневалась… Это “син”?” Был это “син” или признаки инвалидности у коровки, это являлось менее важным, чем то, что я мог подумать и отвлечься от выслушивания “морзянки” мела о доску, которой нам объясняли очередную бессмысленную формулу. Так кончилась пара, увлеченный преподаватель даже не соизволил повернуться, и попрощался прямо с доской, наверное, его что-то заинтересовало или он, наконец, понял, чему учил нас по университетской программе.
- Паша, - обратилась Рано, - что сейчас?
- Компьютерная химия, вроде, а что?
- Я поехала домой.
- Раношка-Картошка, стоило приезжать сюда ради одной пары? - она пожала плечами. И только я наметал тезисный план, как уговорить ее остаться, вылетела Юлька.
- Ребята, поздравляю, компьютерной не будет. Препод уходит на конференцию, у нас “окно”, - я порадовался и заметил, что госпожа Воб приносит новости такого рода систематически.
- Откуда ты это узнаешь? Не уж то перед каждой парой бегаешь в деканат, - тембром детектива усомнился ваш добрый друг.
- А вот! Места знать надо, - улыбнулась Юля и мы проводили Рано до остановки, сами, пошли гулять. У нас было много времени и некуда было торопиться. Я старался искать “сины”, но Юлькины россказни все время меня сбивали. Со стороны факультета к нам подходили Верка и Нож. Мы мило поздоровались и объединились для более приятного времяпрепровождения. Мне льстило, что рядом с маленькой песчинкой-Павликом идут Вера, Надежда и Любовь. Не зря я с ними знакомился. Дак теперь не мог казаться мне глупой горой мяса, и я начал видеть в нем не инфузорию туфельку, а вполне адекватного молодого человека.
- Кыа, Паш, Как ты?
- Вашими молитвами, господин Дак, - и я вспомнил, что из-за этого самого господина Дака, три дня маячил под окнами факультета. Он мне подмигнул. Я согласился. Это не было зря.
Я совсем забыл, что должен встретить еще кого-то. Но, идя с этой троицей, я уже чувствовал себя хорошо. И город вокруг оживал, я бы не удивился, если из наших следов начали вырастать цветы. Это были такие приятные минуты, что я сожалел о том, что они пройдут. На небе появились редкие облака, а вдалеке выросли густые свинцовые тучи. Небо оставалось синим и настолько прозрачным, что если присмотреться, можно было видеть звезды. Но я их видел по другой причине. Так же как я слышал звук реки. Сейчас я слышал шум. Он передавал волнение города.
- Не обращай внимание, - подбодрила меня Юлька. Я робко подглядел в ее глаза и успокоился. Это были те же зеленые и бездонные океаны.
- А вы всегда так выглядите? – спросил я, будто вступил в контакт с другой формой жизни прилетевшей с Магилланова облака. Они дружно засмеялись:
- Конечно, нет. Просто тебе повезло. Ты нам понравился, и мы решили тебе явиться в таком виде, - я не мог не заметить юмора, но все же покраснел.
- И так долго ждали, чтобы я вас узнал?
– Это разве долго? – сказал Дак. Ведь он, будучи Надеждой, умел ждать.
- Долго или нет, но ты узнал, - проникновенно произнесла Вера.
- А лично меня, ждал ты, а не я, - сказала мне Любовь и я понял, что, узнав их, я не поверну назад, как бы скверно не было. Поэтому их я должен был найти первым делом. Кого ждать дальше и когда его ждать, было не так страшно, потому что со мной были Верка, Нождак и Юлька. А они не бросают, бросают люди.
“Окно” заканчивалось, и надо было идти назад к Хим. Фак-у. Мне было так приятно и внутренне тепло, чтобыло трудно возвращаться, но я должен был встретиться с кем-то.
Возле нашего корпуса стоял Андрей, высокий темноволосый парень, в очках. На прошлой неделе я его не видел, ходили слухи, что он ушел в запой. Его лицо, не только подтверждало их, но и провоцировало на новые. Он выглядел настолько плохо, что по сравнению с его миной, в нашем морге лежали только самые прекрасные фотомодели планеты. Я, будучи парнем неординарным, звал его Петруха, в честь отчества. Это странный парень, он говорит, что его мир несправедлив, низок, слаб и нуждается в Апокалипсисе. Конечно, это можно понять, как “подушку безопасности” на случай неудач, но он в это верил и поэтому его мир был действительно таков. В связи с этим, он дважды пытался свести счеты с жизнью, но безуспешно. Скорей всего он проверял свой мир на стойкость, и мир подтвердил себя, не дав Петрухе покинуть свои зловонные стены. Его левая рука была забинтована, я сразу понял, что он в третий раз бился с собственной жизнью и в третий раз проиграл. Потом мне пришла на ум куча других причин для забинтованных рук, но подтвердилась первая. Я почти не удивился, тому, что смог угадать. Ужас, пережитый в связи с новостью, о Петрухе, перерезавшем себе вены, я сдержал и очень спокойно процедил:
- Но, ведь ты жив, - поспорить с этим было трудно, и мы пошли на общепоточную лекцию. Сегодня с нами сидел Физ. Фак.. Народа было много и мы охотно болтали в полный голос. Петруха очень умный парень, начиная с того что носит очки и заканчивая идеями, которые приходят в голову не многим. Сегодня он заявил, что в нашем мире упущено важное звено и он не полноценен изначально. Обоснования я не понял, потому что в нем звучало слишком много заумных терминов. Он пишет. Я думаю, что в первую очередь об этом побеспокоилось его внутреннее естество, но и он приложил не мало усилий для этого. Куда не глянь, все прозаики да поэты. Наверное, только ваш покорный слуга столь косноязычен.
Я размышлял к чему мне эти “сины” и заметил, что один из физиков свел руки вместе. В этом не было ничего особенного. Но он это сделал именно в момент вопроса. “Ой, ну что за бред: повернула машина, пролетела птица, ползала божья коровка, и чесалась рука. И что? Не уступай, все равно придется вернуться. Сомнение рядом”, - я поперхнулся, и моя спина сжалась от озноба. Возникло чувство, будто мои мозги всем весом провалились в грудную клетку. Еще дернулось правое верхнее веко, последний раз это случалось около года назад. “Вот кого я должен встретить”, – мне хотелось добавить хныкающее “ма-ма-чки”, но в силу возраста я удержался. К превеликому сожалению, в данный момент рядом сидел, только Петруха. И в силу нового жуткого предчувствия, “сины” говорили именно о нем. Преодолев, невероятную панику разума, я повернул голову к Петрухе и он мило улыбнулся, как делал всегда. Но, к сожалению, в этой улыбке, не было ничего кроме положительного ответа. Я подумал уйти, но пришлось пересиливать себя и остаться, так говорили “сины”. “Да, что я, в самом деле? Какое это сомнение, это обычный технолог и…”.
- Видишь, ты уже сомневаешься, – так же беспристрастно улыбался Андрей.
- Так, что это правда? Ты – Сомнение? – проблеял ваш до смерти шокированный, но все еще верный слуга.
- Несомненно, - подмигнуло Сомнение и стукнуло меня по плечу.
- Павлик, улыбайся, печаль тебя не красит. Не переживай, хочешь, обрадую? – Павлик конвульсивно кивнул, - Я буду к тебе добр, ты мне нравишься, и вместо того, чтобы сбивать с толку, я помогу, но чуть-чуть, - на словах “чуть-чуть” он так улыбнулся, будто имел в виду, что первым принесет цветы мне на могилу. Я изо всех сил пытался взять себя в руки. Сразу в ушах загудело и в аудитории, все начали болтать громче. Через пятнадцать минут, меня осенило, что больше я испугался не Петрухи, а “синов”, которые не соврали.
Окончательно сумел, успокоился только на улице, вдохнув запах дождя прошедшего в течение пары. Осень стала еще красивее и милее. Ведь я ждал дождя, весь знойный Август. Андрей смотрел на меня, как ни в чем не бывало, я старался отвечать взаимностью.
- Павлик, меня не надо бояться. Послушай. Я умею только сомневаться. Так говорил Вольтер. Я необходим тебе. И каким бы меня не рассматривало человечество, я намного сильнее. Ой… - Петруха посмотрел на часы, - …пойдем на пару.
Я кивнул, мы разошлись. Рано, вернулась, так как дома никого не было и она забыла ключи. Первым, что я в себе разобрал, был страх, но теперь я ощущал, что рядом с ним, во мне бурлили все чувства, какие только могут испытывать люди. Они находились в состоянии двух объективных крайностей. Скорей всего, это появилось, когда я увидел последний “син” и взглянул на Петруху. Но крайности не нивелировали, а жили самостоятельно, не влияя на вашего общего друга. Такое со мной было впервые. Это похоже, на комнату с банками. В банки залиты вещества и, прикоснувшись к одной, я страдал, к другой - лопался от счастья и так далее.
- Это инструменты, - сказал Учитель. Это произошло так быстро, что я не почувствовал “не пространства”, словно он говорил со мной в нашей среде. Но я слышал не голос, а мысль она почти не отличалась от моих, и осела в голове, так, что я смог ее прочитать.
“Действительно, я сомневался всю жизнь. Но на паре я посмотрел в глаза Сомнению. Это совершенно разные вещи. Оно было всегда рядом, где есть что-нибудь и где пустота, потому что в ней тоже можно усомниться”, – я переполнялся, и насыщение было настолько сильным, что начинало граничить с вакуумом.
“Именно сомнение сделало нас такими, какие мы есть сейчас. Развитие наук, так или иначе, упирается в сомнение. Сомнение – это стимул для стимула. И то, что заставляет Мир, стоящий на тайнах, балансировать, это тоже Сомнение. Оно является самым человеческим качеством и накладывает свою печать на все, что встречается в жизни, а в попытках объяснения “не существующего” является единственным решением. Не сомневайся человек в том, что никогда не полетит, мы никогда бы не полетели”. Я понял, в чем заключалась моя проблема: когда сомневаешься, начинаешь видеть несколько вариантов. Потом приходит страх, что попадешь не в то русло, но Мир подскажет. Ведь твоя цель – это цель Мира, поэтому он дает “сины”, и знающий сумеет их прочитать. Но наша, человеческая Вера тоже подвластна Сомнению и оно ее рушит. Усомнившись в “синах” ты не сможешь их понять. Их читают Верой. “Сомнения можно испугаться, только глядя ему в глаза. В остальном, его нельзя избежать и избегать не нужно. Ведь не сомневается только истинный идиот. И я не сомневаюсь в том, что не могу не сомневаться. Конечно, если мы не можем представить ответ без вопроса, то и без Пути тоже не получиться. Это исправили или испортили мы. Потому что вбили в голову, что Путь важнее, когда важнее цели быть не может. Она ответ – и уже содержит, то, что мы зовем Путем. Это родилось в страхе за то, что цель количественно меньше, чем то, что нужно преодолеть. Это извращенная наука: если выход продукта очень мал, значит, мы получили его в виде примесей, а то чего больше - основное. Жаль, что нельзя иначе. А может в этом цель нашего Пути? Ведь он – это подготовка к ответу. А то о чем говорит Учитель чересчур не из нашей плоскости понимания, но там Путь настолько мал, что есть только цели, это идеально. Наверное, научившись добиваться без Пути, мы становимся Учителями. Или это моя фантазия?”.
- Нет… - дикторский голос, послышался из Раношкиного радио, которым она сбивала гроздья скуки с впечатлений о физической химии, - …женщины готовят лучше, чем мужчины.
Это был “син”, тут не надо было сомневаться. И, по горькому опыту с Надеждой, я научился не привыкать к встреченным людям-чувствам, тем более я понравился Сомнению, и оно не оспаривало “синов”. Учебный день прошел незаметно, а оставшегося дня, словно вообще не было. Безделье на работе меня сегодня не застало - я сидел на лавочке.
“А ведь, она всегда рядом. Где бы я ни был и где бы ни была она” – это я о Рано, - “она – это друг, нет не Дружба, которая явилась мне во внешности Рано, а сама она. Всегда Раношка помогает, даже когда я не подозреваю об этом. Это решило внутреннее естество и мое и ее, они были знакомы, куда раньше нас и стоило нам увидеться, как Дружба появилась сама собой. Для этого не нужно времени, оно имеет силу только для пространства и физических тел. А друг это очень важно. Он не будет тем же, кем и ты. И друг это не тот с кем можно философствовать или пить. Ему не обязательно знать все хорошее и плохое о тебе, достаточно, чтобы у него было внутреннее естество, а если он человек, то оно у него есть обязательно. Оно подскажет. Главное не перепутать естество со своими мыслями, которые подвластны Сомнению, а, следовательно, не устойчивы. Друг - тот, кто умеет помогать без просьбы.
Знаете, бывает, видишь человека впервые, а кажется, что знал всегда. И это ощущение обычно обоюдное. Тому причина – внутреннее естество, как я говорил, оно куда быстрее нас и косвенно это действительно давнее знакомство. Если такое произошло, то это не обязательно кончится Дружбой или Любовью, но пусть это будет “сином”, ведь в людях трудно разбираться. И тот, кто говорит, что может жить без друга в первую очередь, обманывает себя”.
Я испытал прилив святой грусти, а за одно понял, как действуют инструменты, о которых говорил Учитель. Стоило мне захотеть, как меня захлестывали всевозможные эмоции, через которые я делал вывод. Эти инструменты создают почву для разных решений, огибая Сомнение, которое может действовать внутри одного эмоционального состояния. Я был рад такому подарку, хотя знал, что инструменты были во мне всегда.
На улице темнело, зажглись фонари. Я видел их на протяжении восемнадцати лет. Но сегодня они, стали “синами”, для Павла, который только сейчас начинал жить. Ваш юный мечтатель, смотрел на небо и от этого, оно становилось глубже. А далекие звезды светили ярче и становились ближе, но это была не сжимающаяся вселенная, это были те силы, которые приближали звуки реки. Они обещали следующий день, а вместе с ним встречи.
- Павел.
- Да, Учитель.
- Ты совсем не долго пробыл в Сомнении.
- Я послушал тебя Учитель. Я скоро смогу назвать твое имя?
- Это зависит от тебя. Учись “подсказкам Мира”. Они приведут к тому, что тебя интересовало. Но мне теперь не надо объяснять так много. Ты поймешь.
- А с кем мне встретиться теперь?
- Ты научился встречаться. Теперь тебе не составит труда видеть это в других. Встречайся с людьми, но не ищи в них ответ. Они тоже помогут, хотя не любят этого делать. Не надо сваливать это на Мир, ведь вы только его часть. И вся несправедливость исходит только от вас, но это неизбежно, это ваша суть, делить все на справедливость и несправедливость. При этом, называя все справедливостью и несправедливостью одновременно. Есть одна великая несправедливость, которая не зависит от вас, это - Смерть. Хотя, несправедливой делаете ее вы, по большей части. Именно она дарит вашей жизни Смысл. Но другую Смерть вы считаете великой справедливостью, это – роды. И считаете несправедливостью вашу неспособность этим полностью управлять. Вы так хотите это контролировать? Попробуйте представить себя без неизбежности. Но со Смертью не справиться, потому она неотделима от Жизни. Они есть части друг друга. А что ты понял из сегодняшнего знакомства?
- Давай представим, что наша жизнь - это механизм. Тогда Сомнение – это фильтр, который делит опыт и сегодняшнее человека, на “ошибки”, правду, Веру, поступки и бездействие. В общем, все то из чего вырисовывается пройденный Путь. Но не все так легко. С Пути нельзя сбиться, но остановиться можно всегда и для следующей попытки двинуться может не оказаться сил. Нужно быть осторожным, отдых необходим, но что важней ответ или неведение? Я выбрал первое, и поэтому нравился людям-чувствам.
- Не думай, что будет легко. Верь в это.
- Еще кое-что. Однажды, шестнадцатого октября, “Куда я иду?” спросило мое Сомнение.
Единственное в чем я не могу
сомневаться, это - ...
Халов А.
... это, то что я не могу
не сомневаться.
Каторгин П.
;
Часть Вторая
V
Все началось с того, что я проснулся. Болела голова, и я чувствовал, что это не спроста. Давно заметил такую особенность: если утром болит голова, значит, именно в этот день нужно будет очень много думать.
Следующей остановкой был университет. Я изменил своему принципу и не пошел на пары. Но, на то были веские причины - мне надо было что-то узнать.
По дороге до факультета, я видел кучу “синов”, но не все сумел прочитать. Это расстраивало и, усомнившись в своем интеллекте, я решил еще понаблюдать за ними.
Улица была сера, темна и скупа на ощущение праздника. Было холодно, кончик носа просто трескался от температуры. Я сел в сквере на Шевченко-Космонавтов и начал наблюдать. Мимо шла женщина с ребенком, она говорила о счастье, а ребенок изучал розовую лопатку. Это прочитать было не сложно. Пробежала кошка, она посмотрела на меня - торопись медленно. За этой кошкой погналась собака, этого я прочитать не смог. Вдалеке падали листья, но понять все, я тоже был не в состоянии. Будто я могу видеть не только свои “сины”, но и “сины” других людей, только не могу их читать. Выходит все, что я вижу это “сины”. И даже не надо разбираться, какие мои, какие не мои, свои отмечены возможностью объяснения. Все происходящее в видимом мире - это взаимодействие “синов”. Взаимодействие “подсказок Мира”, которое позволяет нам принимать его, как окружение, пространство и время.
В эту минуту я испытал новое, странное чувство. Этого не было в инструментах, я назвал его “ощущением истины”. Оно было таким нитевидным, что трудно было вкусить и насладиться им, только почувствовать намек. Будто, вертится на языке.
Кругом упорно виднелись “сины”, они так много говорили, что я решил записывать. Поднялся шум, в эти минуты он был таким детализированным, что я слышал, как пощелкивает двигатель какой-то машины. Шум всегда обобщал наши жизни, но в него никто не вслушивается.
Прошло минут пять, перечитал все свои “сины” - в принципе из перечня, можно было составить план всей жизни, но я испугался и, как все, сослался на время, которое на самом деле ничего не показывает, а только сравнивает с воспоминаниями.
“Сины” даже в лучах солнца, пробивающихся через кроны лысоватых деревьев. Я почувствовал замешательство, будто вся моя жизнь становилась чем-то другим. Часто читал об этом в книгах, но никогда не думал, что в жизни это куда больнее. Действительно резало и, облокотив голову на руки, я пробовал придумать чего-нибудь веселого, инструменты отказали, я начал тонуть в странной субстанции мыслей, которыми я говорил с Учителем. Так со мной однажды было в “не пространстве”, но я очнулся и, все кончилось. Теперь на пробуждение Надежда была мала. И от необратимости меня затошнило. В голову лезло слишком большое и настолько не повседневное, что студент третьего курса, был в не состоянии вкусить этого целиком.
“Если б я был моложе, то ничего бы не понял и этих мыслей не разобрал. Если старше, то больше бы плясал под дудки своих же стереотипов, нежели сейчас и не сумел бы допустить таких мыслей”.
“Сины” все еще сыпались, проходили мимо, летали, сигналили на дорогах и просто были.
Я плавно успокаивался, быстро вдыхая холодный воздух, от чего он казался теплее. Ваш друг понял, что пользоваться инструментами, нужно не в качестве спасения себя от грусти, горя и негодования, а для принятия решений, чтобы они были более близки к человеческим. Ведь другими решениями мы пользоваться не можем.
“А ведь я тоже чей-то “син”, значит, как минимум я нужен для этого. Тот, кто прочитает во мне помощь, этого может не заметить и вероятней всего не заметит, но я знаю, что пригожусь, кому бы то ни было. Это тешит и ради этого можно жить, хотя на этом не надо останавливаться”.
Сидеть стало холодно, но солнце уже разгорелось и осеннего тепла скоро хватит каждому. Я встал. Мимо сквера шла Рано. Она собиралась идти на пары, но была сагитирована на прогул. Над чем она и посмеялась, ведь ваш правильный мальчик всегда занимался нравоучениями по поводу посещаемости. Выводами о Дружбе, с ней не делился, она это прекрасно знала и без меня. Я заметил, что когда радом Рано на “сины”, куда приятней и проще смотреть.
Осенний город неустанно расцветал золотом и рубинами. Помню лето, надоело мне за первые пять дней, хотя жары и солнца я ждал все девять месяцев. А сейчас была уже вторая половина осени, но я все еще считал ее великой.
Появилось чувство, что я это уже видел, когда проходившая мимо, бабушка уронила пакет с яблоками. Оказывается это чувство, точно повторяет ощущения, когда тебе говорит внутреннее естество. Я испытал это только один раз, но этого было достаточно, чтобы помнить всю жизнь. Дежа вю – является таким же сочетанием “синов”, только их читаешь не ты, а внутреннее естество. Оно делает так всегда, и всегда опережает нас, это зависит только от того, как часто мы можем услышать внутреннее естество. Когда организм сильно истощен это чувство становиться четче.
Помогая бабушке собрать яблоки, мне снова явилось “ощущение истины”, оказывается, оно было приятным, но непередаваемым и скорей всего для каждого уникальным.
- Спасибо, внучек, вот яблочко, - бабушка достала не выпавшее из пакета яблоко и протянула вашему добряку. Она показалась мне милой, и я не мог отказаться от подарка. Возможно, мыслю как индеец, но отказываться от благодарности это очень не прилично, ибо ты отвергаешь чудодейственное “спасибо”. Яблоко отдал Рано - я эти плоды недолюбливаю.
Мы пошли гулять, начинало получаться видеть только свои “сины”, на фоне чужих. Так, оставалась наша среда обитания, к которой мы привыкли.
“Что я должен сегодня сделать, что не зависит от людей, но есть в них? К чему ведут “сины” и к чему приводит все, что только может начинаться? Как я отвечу на этот вопрос? Единственное, что у меня есть на данный момент: ответ должен быть сильнее, чем Вера, Надежда, Любовь и Сомнение. Но сильнее придумать сложно. Что это?”.
Рано улыбалась, и мне хотелось улыбаться тоже. Она так помогала. Хорошо, что я начал это замечать. День был уже в полном разгаре и дарил свой душистый свет нам и тысячам других жителей города. Думал, что мысли посещавшие меня этим утром, сделают окружение страшнее и ужаснее, но от этого даже день стал глубже и я начал испытывать неописуемое удовлетворение от того, что живу в нем и им.
Еще оставалось две пары, но мы дружно решили гулять на все сто. Я даже снял своих стипендиальных денег, чтобы перекусить. За булочкой, вспомнилось чревоугодие и остальные смертные грехи. Они были придуманы явно для людей людьми. Ведь они дают вполне доступное назидание, чего лучше не делать, чтобы было не больно жить. Но в этом я не увидел, чего-то сверхъестественного, ведь чревоугодие ведет к нарушению обмена веществ и ко всему что прилагается. Гордыня сильно ударит о землю, когда увидишь, что не так возвышен над всеми, а такое произойдет обязательно. Жадность фраера погубит, так гласит поговорка, тут нечего обсуждать. Лень – о, да, она останавливает людей на Пути и делает недвижимыми. Зависть может завести в слишком аморальную сторону жизни. Похоть, наверное, к ЗППП. А гнев сильно затмевает разум и этого достаточно, чтобы стараться его избегать.
Рядом с Раношкой не приходилось задумываться о стремлении, и это было действительно необходимо, ведь я пережил такую неделю, что не истощался только мыслями.
Мимо шла девушка, в ее русые волосы были заплетены оранжевые ленты, это выглядело очень забавно, а главное “синволично”. Эти ленты говорили о страшном и близком. Все “сины” перестали походить на вещи, к которым приходишь логикой, они стали чем-то вроде первых ощущений, но не ассоциаций. Меня закачало. Мимо проходила красивая длинноногая и зеленоглазая блондинка. Она выглядела очень эффектно, но я поймал себя на мысли, что так выглядели ведьмы. Она косо оглядела нас, мы не обращали внимания. Это был не мой “син”. По странным обстоятельствам мужиков я не замечал, хотя они были на этой улице.
Начал мечтать - это всегда расслабляло. Обычно возникали метафорические образы океанов или полей, но сейчас мне явилась эта улица. Да, та самая Гоголя возле парка двадцати восьми гвардейцев. Я представил, как мы идем, как я начинаю думать об этом же и снова попадаю в то же место. Таких матрешкаподобных переходов произошло около пяти. Образно говоря, я упятерился, такую пирамиду было трудно сдерживать. Следующим действием ваш экспериментатор представил, что реальность это предыдущая часть и открыл глаза. Я удивился и расхохотался. Я находился в четвертом переходе, но это была реальность. Будто я смотрел не непосредственно: есть и вижу, а есть и вижу, как вижу, как вижу и как вижу. Это очень интересное чувство, словно Павел это не я, а маленькая проекция четвертой степени в глазах третьего Павла. У меня болела голова, может, поэтому получалось относительно легко, представлять нереальность реальностью. Потом я ощутил, что немного запутался, в голове остался один Павлик, который смотрел, через мои глаза. Рано спросила, чего я смеюсь, я сказал, что схожу с ума, она улыбчиво кивнула, что меня совершенно не успокоило. Через пять минут Павлик в голове растворился, а с ним и ощущение сна. Теперь решил проверить слух. Стоило только задуматься, как звуки реки появились, но не в ушах, а мысленно. Я добавил Павлика, и звуки перешли в его уши. Меня взволновало. Это очень отдавало вымыслом и глупостью, но сейчас моя мысль слышала реку наяву. Будто она ожила в голове и может там существовать не растворяясь.
Столь милая и романтичная прогулка начинала оборачиваться не той стороной, какой желал, и плавно я ощутил новую волну отчаяния и необратимости. Медленно и верно, маленький поршенек начал сползать куда-то в даль. Я схожу с ума? К этому меня плавно толкали увиденные “сины”. Экспериментам с мысленными Павликами научили меня именно они. Но чувство, когда я читаю “син”, слишком близко стоит с тем, что я хочу прочитать и может показаться, что это только фантазия. Я думал рассказать об этом Рано, но она бы назвала меня “психом”. Я решил отложить разговор до более спокойных времен.
Все происходящее начало терять смысл, быстро смешиваясь с горами гуманитарного мусора планеты. Небо лишилось искренности, осень величия. Люди потеряли лица, словно улица заполнялась пустотой.
“Однажды послушав “сины” заговоришь с Миром и повернуть назад будет трудно. Неужели у меня все закончится антидепрессантами и клиникой, где меня полечат током и выпнут истекать слюнями на улице?”.
Облака-“сины” сказали, что я справлюсь и что все будет лучше, скоро. “Как это может проясниться завтра?” – не на шутку свирепо удивился я. С этим не ужиться в “мире, который называют нормальным”. “Сины” вокруг, заговорили об одном: “проясниться”. До этого момента, каждый смотрел в разные части жизни.
Постепенно, сдавливающая хватка безнадежности ослабла и, ваш покорный слуга, узрел, как окружение возвращается в сферу вселяющего радость. Я успокаивался. Рано начала петь, тяжесть начала рассеиваться по улице вместе с ее голосом.
Эта девушка никак не хотела заняться вокалом профессионально, хотя это не было далеким и неосуществимым.
“Этим хочет заниматься ее внутреннее естество, у нее хорошо получается, но только на интуитивном уровне”, – заметил я. Пение завораживало, город начал замирать, стих шум, и люди стали передвигаться, будто шагали под водой. “Как красиво, таким пение делает осень? Один взгляд на нее заставляет сердце сжиматься от мягкой пафосности. Какие сочные тона, яркие реалистичные и в тоже время сказочные. Я не могу перестать восхищаться осенью.
Голос Рано сливается с улицей моего октября, “сины” делают улицу неотъемлемой частью Мира, и улица становиться частью меня, так же как я – ее”.
Оставшееся время мы провели за приятными разговорами обо всем. Рано уехала домой, ваш романтик остался в парке на попечительство “синов”.
- Учитель, - я очень быстро понял, что пришло “не пространство”, - мне страшно.
- От чего?
- Все слишком странно.
- Чтобы быть правдой?
- Да.
- Правда – то, во что Веришь. Можно это оспорить, опровергнуть, навязать свое мнение, то есть свою правду, но пойми: твои мысли – только твои, только. Другим нечего в них делать, так же как и тебе в чужих. Разве эта правда страшна?
- Для меня, да. – “не пространство” исчезло, хотя с нашей точки зрения даже не появилось, меня осенило:
“Правды нет. Она скрыта от наших глаз. Мы ходим в очках. Эти очки – инструменты, то есть, все те чувства, эмоции и ощущения, которые можно испытывать. Именно они дают Миру скрытность, а поскольку у каждого свои инструменты, то и разнообразие. Но он один, пусть в нем будет тысяча вселенных. Он один. Чувства – иллюзии, которыми мы закрываемся от действительности, создавая новую, свою. Навеянную инструментами, запрограммированными в любом из нас. Многие пользуются инструментами-иллюзиями крайне не умело, по веянию иллюзорной действительности подмытой собственными иллюзиями. Отсюда срывы, расстройства. Жизни без чувств и ощущений не будет, как таковой, но они иллюзии, и весь мир иллюзорен, что бросает под Сомнение даже теорию, которая, хоть самая абстрактная все равно разбавлена чувствами.
Опишу дерево: коричневый ствол, крона – шар, вокруг сухая трава. Дерево – карагач, и многие представят это дерево близким к моему оригиналу и, в этом проявлении, действительность совпадет, так как это видят несколько человек. Но, послушав музыку, вряд ли получиться говорить об одном и том же. Каждый увидит свое. Музыка и искусство в целом, сотканы из иллюзий человеческого восприятия, вот почему одно и то же дарит разные иллюзии людям. Общее настроение, да, но оно уходит в глубь и истекает из причин систематизации и измерения. Этим мы только и занимаемся.
Иллюзорность зрения не может пропасть или отключиться, это единственный способ “видеть” “видимую часть Мира”. Нельзя сказать, что ничего нет, можно допустить, что все есть не так как есть. Но, как можно утверждать, что лист бумаги белый? Разве этому учил тебя не человек? Разве это не было чьим-то кусочком иллюзорного восприятия? И все, все, что можно испытать – это только мнимое, относительное и искаженное, если не твоими инструментами, то чужими. А если это произошло давно, то на это никто не смотрит и мало кто берется оспаривать. А иллюзорно даже чувство правды. Ведь оно делает правдой, то, что ты поглощал иллюзиями (настроением, чувствами, ощущениями). Разум. Он не трезв изначально. Он опирается, чтобы оправдать правду, на опыты и практику, но в нее трудно поверить, ибо иллюзорность не в предметах, иллюзорность в нас. И нет ничего истинного, только для нас, потому что мы “не так видим”. Но это не ошибка, таков Путь. К этому идут все, чтобы хотя бы в последний момент это понять и успокоиться, какой бы мучительной не была относительно финальная точка”.
Теперь наступил вечер, прохладный и темный. Домой я шел пешком, разум на отказ не принимал новость о нас. Все было слишком реальным, чтобы быть мнимым. Это настолько укоренилось и так быстро облипает нашим состоянием, что уложить в голове, что троллейбус это немного не то, что есть, представляется с большим трудом. Некая доля спокойствия, согревала, так как я не сумасшедший и вполне адекватно реагирую на окружающую “действительность”. Не даром я знакомился с Сомнением, это оно помогало идти, толи по Гоголя, толи по тому, что называют улицей.
“Сины” неотвратимо внушали, что это далеко не самое главное и кое-что еще предстоит. Они были такими же иллюзиями, с помощью которых я вижу мир таким, каким вижу, но “сины” позволяли видеть Мир, а не мир, подходящий под обывательское описание.
Шелестели листья, этот звук очень походил на дождь. Я припомнил, как дивился звуку реки. Теперь это было бы в порядке вещей.
Улыбнулся, чем искренне себя обманул.
Ваш юный мыслитель пытался заснуть, но совершил это только после трех часов ночи. На сон оставалось мало времени и голова утром, должна была болеть. А это в свою очередь означало только нужду в мыслях.
“Значит человек, воспринимает Мир, как символ. На это редко смотрят и делают символы сами, когда для этого не надо усилий возьми что угодно и это будет символом и, кстати, чьим-то “сином””.
Я проснулся. На поэтичные картины не было времени. Ваш раб иллюзий выплыл во внешнюю среду с целью добраться до университета.
По старой отвергнутой, но не забытой, привычке я хотел экспериментов.
Я уже заходил в аудиторию, как меня настиг истеричный преподаватель-ценитель времени. Он схватил меня за плечо, я его не видел, но он был предательски выдан своей вечно несвежей рубашкой.
Вот Павла и постигла кара за неумышленное богохульство. Я придумал речь о трогательном совмещении четырех работ и двух высших образований, но истеричный мужичек меня сильно удивил:
- Каторгин, спасибо. Вы меня спасли. Вначале я воспринял вас буквально, но потом понял, что меня преследуют неудачи исключительно связанные с озлобленностью. Я нашел решение, - он начал трясти мою руку, своими влажными ладонями. Народным методом я диагностировал проблемы с сердцем и исступленно улыбался, пытаясь создать радостный вид. Когда чрезвычайно благодарный преподаватель откланялся и пообещал “автомат”, я мигом забежал в аудиторию.
- Девчонки, привет. Помните, около недели назад, я уснул на паре, - мой сон на парах – редкость, поэтому все вспомнили, - я же сказал преподу, что работал ночью?
Дамы заверили, что я говорил именно так, и в дальнейшем ваш юный исследователь погрузился в мысли, наполненный иллюзорным чувством вдохновенного поиска.
“Девчонки услышали оригинал. Профессор послушал меня и исправился. Всему вина плохой слух старикашки. Время портило его уши до определенной степени неточности. Иначе бы он либо услышал оригинал, либо не услышал вообще. Каким-то методом старикашка должен был выждать тот момент, когда мое горло охрипнет, и я не смогу сказать четко то что скажу. Иначе бы он не изменился. И так бы почил неудачником. Какое приятное совпадение. Это и есть удача?”.
Как выяснилось позднее, ваш искушенный мыслитель знал много подобных случаев, разрешение которых лежало от пустяка. Я, в связи с новым увлечением, познакомился с одним гитаристом, он начал добиваться успехов, когда попал к новому преподавателю, по-моему, к Киму Геннадию Сергеевичу. Этот парень мне очень его расхваливал и твердил, что самое важное в учителе, это способность вселять воодушевление, чем соответственно, его учитель обладает. Я его понял, это было мне знакомо, у меня тоже есть Учитель.
Так вот, этот парень попал к нему по случайности, сидел в подъезде, курил и как всегда играл на гитаре, вышел сосед, они познакомились. И сосед сказал, что знает о клубе гитаристов и то, что парню не помешает там побывать. Все в последствии оказалось еще лучше. Крайне приятное совпадение. Но, если начать копать, о чем мне говорила розовая лопатка в руках ребенка, то станет видно, что он готовился к этому куда дольше, чем думал. Во-первых, нужно было начать курить, играть и застать соседа дома. И самое интересное, начиная курить он ведь не думал об этом и, как утверждал, еще не умел играть на гитаре. Этим методично занималось его внутреннее естество. Может с точки зрения норм это не правильно, но для естества их нет, как сборника “что льзя, а что нельзя”, так что все было правильно.
И даже из двух наглядных примеров, видно - это пустяки. Покурить, хриплое горло, что из этого? Но это было то, что мой человеческий ум сумел связать, как очевидное. Но в жизни происходит, куда больше необъяснимого очевидным. То есть слагающееся не из заметных мелочей, а из незаметных. Вполне возможно, что не только незаметных, но и забытых. Тебе может помочь “син” из прошедшего настоящего. Но это будет объяснение, а не чтение его, то есть применишь не на секунду настоящего, а на что-то из прошлого, но если от этого будет легче, то тоже не плохо. Давайте звать пустяки теми же “синами”, потому что они те же пустяки. Наш мир сложен символически, его можно читать как книгу, только без развязки. Ее не будет, пока не кончится Мир. Все будет запутываться дальше в один момент, выливаясь в чью-то действительность, как событие. Cплетение “синов”. И чем меньше видимых “подсказок Мира”, тем больше вероятность, чтобы это назвали, чрезвычайно глупым сочетанием – простое везение. Но, если простотой называть то, что настолько сложно, что нельзя описать, то да, простота существует, причем доминирует.
Или еще смешнее – случайность. Нет. Разве не видно? Наш мир слишком продуман, чтобы в нем было место для случайностей. Это принимает вид правды, только если случайность – это точка пересечения закономерностей. Тогда наш мир есть самая большая случайность. Случайности, в бытовом понимании этого слова не бывает и не может быть.
Вполне допустимо, что за всем этим стоит нечто или некто, куда более способный к пониманию Мира. Причем, настолько более способный, что контролирующий. Это можно назвать Богом, Аллахом, Высшим Разумом, Вселенским Духом, Энтропией и даже Плюшевым Зайцем. Не важно, как будут стоять буквы, если говорить об одном и подразумевать одно и то же. Все вышеперечисленные имена имеют бесчленные теории, истории, мысли, догадки и так далее.
Кто-то говорит, что нас ровняет с землей, слепая Энтропия, взрывающая миры, для появления новых. Кого-то карает Бог, за грехи или хвалит за то, что молится. Правда там, где есть Вера. Здесь правы все, кто Верят, а не следуют традициям. Считаешь, что Он – это тот, кто запустил вечный двигатель Мира? Или Он и есть Мир? Да, но для тебя.
Каждому свое, и когда человечество развивает вражду на почве мнений, которые не могут совпадать даже внутри категории единомышленников – это признак истинной глупости. Но он присущ всем, в этом природа человека. Одно видно ясно - это слишком сложно устроено и взаимосвязано, чтобы ссылаться на самоорганизацию. Или это еще одно имя – Самоорганизация?
Я понял, к чему стремился, это было Познание. Ведь все: Надежда, переживания, Любовь, мысли, чувства, идеи, Вера, все это Познание. Именно в нем самая главная и самая сильная иллюзия восприятия. Ты можешь говорить, что что-то так и есть, но на эмпиризме нельзя осознать, можно сравнить, додумать выстроить в цепочку и якобы осознать, но в это будет впечатано слишком много чужих иллюзий, чтобы было место для твоих. Без личной “инструментовки” это только пустая болтовня, ведь чтобы Познать надо Познать, а не начитаться, не спросить и не посмотреть на других. Только сам. Советы могут поправить, но не объяснить, объяснения могут запутать или навязать. Но Познанным невозможно не делиться. Ведь есть, то, что видишь не только ты. Таков наш людской закон. Одному не верят. Докажи, формулами, силами, детекторами, но ни как не иначе, только глупое “докажи”.
- Павел. Тебе интересно, каков Мир без инструментов?
- Нет. “Подсказки Мира” – плоды наших иллюзий, следовательно, смесь Мира и нас. Иначе Мир просто мираж. Я понял, что не смогу понять Мир без искажений. Вся суть инструментов добавлять сложность Пути, с которой идти интереснее. Особенно, когда знаешь, что страх это только стеклышко на проекторе “части Мира”. Трудности – это ступеньки, отсутствие их - детская горка (по ней труднее взбираться, чем по лестнице). Учитель, тебя зовут Познание.
- Нет, Павел, это не так. Не торопись, уверенность, это тоже инструмент. И он должен быть в твоей власти, а не ты в его. Осталось две попытки. Тебе предстоят еще дела. Это вся моя подсказка. Знай, что они есть, - сказал Учитель и я обнаружил себя посреди улицы вместе с Андрюхой-Петрухой. Во мне жило и просило мыслей, “синов” и инструментов, Познание.
- Дьявол обитает в мелочах, - сказала Поговорка.
- Но он неотвратимо превращается в Ангела, если их замечаешь, - ответил Савл.
Каторгин П.
VI
Утро прокралось сквозь стекло моего окна, воздух ощущался, как свежий и влажный. В пробуждении, меня пронизывало ощущение радости.
Иллюзии, о которых говорю я - это не галлюцинации и не вымысел, это то, что мы считаем очевидной правдой. Для меня, еще вчера, это являлось правдой-пределом. Сегодня она осталась “правдой, от части”, в силу неспособности побороть ее внушенную однобокость сразу. Главное, было увидеть, что это не предел правды, даже очевидной. Хотя именно очевидная правда оспорима меньше всего.
Само собой от этого день не потерял свою красоту, а красота не потеряла силу. Ибо осознание моей возможности создавать красоту (как чистую иллюзию), позволяло делать мир таким, каким пожелают его сделать мои мысли. Последнее, мы делаем всегда, но на неосознанном уровне. Когда плохое настроение, день кажется плохим тоже, и как это назвать не иначе, как иллюзия, ведь для другого день хорош, а третьему одинаков с предыдущими. Если же мне хорошо, то все вокруг хорошо в настоящем.
Наша жизнь состоит из прошлого и достоверных, возможных или желаемых “вариантов” будущего. Наше настоящее дает ощущение “здесь и сейчас”. Ниточка настоящего спаивает фактическое прошлое с теоретическим, не существующим, но все приближающимся будущим. В “не пространстве” ничего не уходит. Нет этого чувства. “Не пространство” имеет место только в настоящем, там совершенно другая система, которая мне не понятна. Но оно существует именно в миг настоящего.
Я подивился утренним мыслям такого рода и проследовал в ванную. На долгие и кропотливые процедуры было время, и я их охотно проделал. Затем откушал и отправился в Университет.
Дорога была как никогда интересна. Та необычность к которой стремятся люди, дабы избежать однообразия, оказывается скрывалась в однообразии. Пытаясь познать Мир и мир, в частности, каждый вдох, делается интересней. И когда инструментами владею я, а не они мной, глубину и силу ощущений можно с легкостью контролировать. А главное, можно не бояться, что этому настанет конец.
Мы не влияем на жизнь других людей, просто нам больно представлять, что это от нас не зависит. Как не угрожай и не уговаривай, если человек встречал моих четырех друзей Познанием, а не встречей, то он будет знать, что никто нашу жизнь изменять не может, так же как рушить нашу мечту. Люди могут только приближать Смерть. Я начал наслаждаться поиском ответов, до мозга костей. Обычно такой энтузиазм просыпается к концу или когда все уже позади. Так со мной происходит на сессии, один месяц подготовок к экзаменам, через слезы, потом каникулы, а я хочу учиться. Сейчас же меня пронизывала такая святая потребность, что я бы не удивился, если бы запрыгал и захлопал в ладоши прямо по середине улицы, при этом осознавая, что очень многое еще впереди.
Я побаивался иллюзий, но до меня дошло, что это не мнимость в пустоте, а контроль, только контроль, обрамленный оковами искаженности. Никто не научиться жить, пренебрегая чувствами. Узнав инструменты получше, можно легко испытывать веселье и радость, если к этому стремишься. Но радость не будет вечной, внутреннее естество заставит радость смениться грустью, чтобы система стремилась к балансу. Естество сильнее инструментов, да и грустить тоже надо.
- Привет, Рано.
- Привет, - мило улыбаясь, я обнял ее, подумав, что сильно соскучился. Чаще всего это у нас совпадало. Затем, по наступлению 8:30 мы, нехотя, отправились внимать и быть немыми.
Когда лекция уже началась, с улицы послышались звуки метлы дворника. Четкие, характерно скребущие, стежки о землю. На дальнем плане стоял шум, сегодня в нем были в основном машины. Я прислушался - четко ощущалась пульсация. Ваш друг научился отличать, когда для него появляется, что-то новое, а когда выявляется ранее не замеченное. Пульсации в шуме были всегда, об этом говорило их спокойствие. Словно у города было сердце. Я от души удивился.
На второй паре меня одолела всепоглощающая сонливость. Все вокруг стало громче, и даже свободная парта громко действовала на нервы. Казалось, кабинет заполнился жидкостью, дышать стало труднее. Я погрузился в странное чувство забытья, словно поток мыслей успокоился и осел далеко от размышлений. На оставшихся парах не мог делать ничего и мирно пролежал на парте отведенное время.
Сонливость была вызвана не инструментами, а физическим состоянием. Не трудно догадаться, что многие инструменты тесно связанны с физиологией. И, если состояние вызвано инструментом – это легко поправить мыслью, но если наоборот, то этому я еще не научился. Но в этом случае вся эзотерика заключалась в холодном душе, который вернул меня в характерное жизнерадостное состояние.
Мне позвонил Пупсик, которого все зовут Гаухар. Выяснив, что давно не виделись, мы решили встретиться и погулять.
Излюбленным местом встреч был забор около моего дома. На нем, даже если кому-то из нас приходилось опаздывать, было приятно ждать, и ожидание не казалось утомительным. На входе во двор появилась, как всегда прелестная и радующая Гагуся. Но не перепутайте это “как всегда”, с пессимистичным. Мое “как всегда” – синоним нерушимости и независимости от обстоятельств. Подойдя ближе, ее лицо озарилось улыбкой. Это была та улыбка, которая говорит так много, что только “не пространство” объясняет, как можно уложить все это в один миг. Окружение начало дышать и казаться ярче, значит, мне стало хорошо.
- Гаухарчик, здравствуй! – крайне выразительно мяукнул я.
- Привет Павлик, - как же мне нравиться, когда девушки зовут меня Павликом. Почему-то в детском садике, я плакал и заверял всех, что меня надо звать Павлом. С чего? Это загадка, решить которую по силам только опытному гипнотизеру. Я предложил Гагзюле взять меня за руку и поскорее предаться мечтательным видам осени. Отказаться было трудно, и мы расторопно вышли к речке. Я сразу узнал звуки.
- Павлик, - сказала Гагуся и взяла меня за обе руки, посмотрев при этом в глаза, - хочешь, я напишу тебе стих?
Я практически сконфузился, возможно покраснел, но стих это так заманчиво. Скорей всего это наивно, но я считаю, что дольше всех помнит бумага. Я хотел спросить, зачем ей это, но, вспомнив, что она Нежность, просто кивнул. И посмотрите, она тоже пишет. Нет ну это не справедливо. Почему мое внутреннее естество не хотело писать?
“Стоп, не надо валить все на естество. Я сам могу учиться, пусть дольше, пусть сложнее, но сам. Это тоже приятно. Находить пути самому, но не спрашивать у других дорогу, это глупо, ведь изобретать велосипед тоже мало кому нужно, если он уже есть. Надо учиться у кого-нибудь”, – успокоил себя ваш не пишущий друг, и Гаухарчик кивнула. Как легко идти с ней, тем более, когда во мне трубят бесконечные благодарности за то, чему она научила. Я этого ей не говорил. Сдерживал, чтобы потом, когда научусь писать, сделать ей сюрприз и сказать спасибо на бумаге, которая будет это помнить очень долго. Эх, Нежность, Нежность.
Великолепие дня разливалось по бескрайним просторам природы. Как она цветет, хотя отцветает. Клетка города не помеха созерцать ее, ведь природа это не обязательно темный и дремучий лес или ледяная вода Бутаковки, она в травинке, в камушке. Природа отражена там полностью, как через уменьшающую линзу. Мир с нами – тоже самое. А однажды Гагуся научила меня собирать осенние цветы – листья. Если я и занимался подобным, то в таком глубоком прошлом, что забыл и давно разучился. И было совсем не страшно, делать то, что “по норме” недопустимо восемнадцатилетнему химику. И было плевать, на то, что некий грильщик назвал наши букеты – вениками. Ведь мы все знаем правильные названия, а, следовательно, и суть, которую вкладываем в них.
- Впустите в дом радости горстку,
Она объяснит, что к чему.
Пусть мир зажигает нам звезды.
Тебе подарю я одну, - экспромтом прочитала Гаухар и я понял, что когда-нибудь, она так и сделает, потому что Нежность – это ответственность. Нежность – это огромная сила, которой подвластно очень многое неподвластное уму и мышцам. Собрав два милых букета осенних цветов, мы направлялись домой. Я чувствовал, как мое внутреннее естество хочет, чтобы я взял гитару, но мне этого хотелось не меньше и, мы спешили домой.
Был уже вечер, я третий час подряд занимался инструментом и делал первые попытки играть по нотам, нервно заглядывая в расшифровку. Меня грубо прервали ребята с факультета. Это были Андрей, все тот же, только обесцвеченный и Нождак. Со стороны они не походили на друзей, их явно объединял ваш потенциальный музыкант.
- Павлик, - протянул Петруха, - пойдем гулять, - я охотно согласился. Нож вяло и влажно икнул, что свидетельствовало о его нетрезвости. Начинало темнеть, но было еще тепло, и я испытывал нежное и ласковое прикосновение воздуха кожей.
Сердце города продолжало стучать, но бой был торжественным и лиричным. Утром он был сухой и гулкий. Запад озарился красным в половину неба. Это было так привычно, что никто из нас, не задумывался о его красоте.
Нождак пытался утвердить свою точку зрения, но Петруха, чей словарный запас был безусловно больше, с легкостью балерины отражал антинаучность Даковских суждений. Как я и думал пьяного Ножа на долго не хватило, и он начал выкручивать Андрею руку, чем и подтвердил свою правоту.
Я не участвовал и отрешенно пинал груды листьев возле обочины. Они хрустели и испускали за день осевшую пыль, маленькими облачками. Этот процесс доставлял мне неподдельное удовольствие.
Хоть Петруха заверил, что мы собираемся слоняться бесцельно, чувствовалось, что мы идем в давно определенное место. Проходя мимо старой площади, ваш покорный слуга заметил виноград. Он был навит на корпус, напоминавший вытянутую юрту. Алого цвета заката уже не было видно, но западный бок винограда был красным. Будто растение вобрало в себя цвет уходящего солнца. Меня тронуло такое зрелище, и я лишний раз убедился, что иллюзии не бесполезны.
Андрей с Нождаком, были одногруппниками и начали мне рассказывать, как Петруха, будучи озадаченным очередной идеей, облил продуктами синтеза, какую-то Лягушку или Квакушку. Я в такт улыбался, но вид винограда все еще не покидал моих мыслей. В парке, возле старой площади сидели какие-то девушки, и мы под видом соц. опроса, выведали их мнения по поводу радиационной экологии, а в придачу и телефоны.
Стало еще темнее, мы проходили по аллее с высокими деревьями, я видел только отблески света в очках Петрухи. Нождак начал бубнить, что хочет, дать кому-нибудь по лицу, и не отказался бы “ишо от чыкушэчки, ыгы”. Такое благое начинание трудно было поддержать и мы, не обращая внимания, шли дальше.
Я не унимался и расспрашивал, куда мы идем, мне упорно утверждали, что прогулка имеет одну цель, дышать псевдосвежим воздухом. По дороге прибавились люди, начинало казаться, будто мы идем по вечернему базару. Наконец-то вышли на улицу, освещенную фонарями. Глядя в лица прохожим, я видел мелочи - “сины”, которые говорили им, но они “нормальные” люди и с ними Мир не разговаривает, будто они часть другого. Людей на улице еще прибавилось, теперь она превратилась в барахолку. Большей частью была молодежь, скорей всего из серии “Молодежь в интернете”. Мне сразу вспомнился один отчаянный парень, который утверждал:
- Паша, ты па’ришь. Смотри, интернет – это самые свежие новости, все самое новое, а ты читаешь книги написанные ... знает когда, - тогда Паша не особо задумывался о Познании и ничтожности информации по сравнению с ним. Хотя спорить было бы неуместно, ведь тот парень видел в этом себя.
Поближе рассмотрев молодежь, я заулыбался, это был карнавал. Нет, я не консервативен, не скромен и естественно не стар, но одни широченные штаны заставляли улыбаться. Еще больше я радовался от того, что вспоминал себя в те годы, поверьте, я носил такие же. А еще радовался, потому что когда-нибудь этот молодой человек сменит стиль и так же с улыбкой вспомнит себя. Мы начали приближаться к Новой Площади, впереди громыхала музыка. Девушки или точнее девчонки пестрили неопытно-опытным макияжем, я допустил, что они потом тоже за себя порадуются.
Появились первые пьяные компании. Традиционная лавочка на четверых, укомплектованная десятью, пара бутылок водки, пара пластиковых стаканов и напиток слабо газированный, какой в химическом простонародии – слив, а в терминологии– декантация. Это выглядело вполне привычно и обыкновенно, особенно на мероприятиях такого рода.
- А кстати, что за мероприятие? – Петруха заверил, что “День республики”, я возмутился, - Надо было говорить сразу, куда направляемся.
- Кыа, Паш, это был сюрприз, - обрадовал Дак и я решил его не передразнивать, ведь он беспардонно и молниеносно присел к ребятам и выдул пол бутылки водки, посему начинал буянить.
Стук сердца города казался тихим, относительно оглушительных раскатов фонограмм. Мы были совсем близко к площади. Уже виднелась основная масса празднующих. Музыка, вернее то, что ею называют, стала оглушительной, и послышались крики многотысячной толпы. Со стороны это выглядело страшновато и опасно. Я вспомнил все научные и “популярные” труды о скопищах народа. До этого, я находился в толпах, но в таких “заведенных” еще не бывал. Отдельные крики, которые я слышал на подходе, превратились в рев, когда я примкнул к ней.
Возникло ощущение, что кто-то пытается проникать в меня иллюзиями. Словно инструменты других влияют на меня. Это было легко разобрать. Помните, я рассказывал о комнате с банками. В помещении чувства не нейтрализовывались, здесь они сливались, и появлялось что-то новое, я назвал это “чувством единства”, хотя получилось слишком пафосно. “Наверное, многие люди из этой толпы проходили мимо того винограда, но мало кто заметил его и красоту. Но, наверняка, была хотя бы пара-тройка ребят, кто так же как и я был очарован им”.
Я хотел закрыться от толпы, но она была повсюду. Мимо нас протискивались три девчонки. Одна, чуть выше меня, ткнула в Петруху пальцем и завопила, что сто лет не видела его, только назвала Ромой. Две оставшиеся остановились, толпа вокруг ослабила хватку и одна из них чуть не упала. Нож мигом ее подхватил. Думаю, галантности и ласки ему придала водка.
- А, как вас зовут мальчики? - завопила первая. У нее были короткие темные волосы, по виду была русской и пьяной, о чем свидетельствовал кислый перегар изо рта, которым она обдала вашего трезвого друга, когда переспрашивала имя.
- А меня Катя, - мы хором завопили, что очень приятно с ними знакомиться.
- А меня Настя, - промычала девочка, которую усердно поддерживал Нождак. На вид ей было лет 13, но должно быть выпила она больше всех.
- А меня Лера, - это была самая адекватная барышня из них, поэтому, представлялась, шепча имя на ухо каждому. Это была симпатичная, но совсем невзрослая девчонка и пристань я к ней, мне бы светила статья №124, кстати, номер школы, в которой я учился.
Девчата учтиво крикнули нам прогуляться прочь от мирской суеты. Я был не против, с нами был пьяный Дак, так что бояться нужно было только его, а не очередного пьяного коллектива. Настя продолжала пребывать в полуупавшем состоянии и Дак, то и дело ее подхватывал.
Алкоголь так меняет людей. Я видел наверняка, не трезвой, Катя старается быть ультрасовременной и раскрепощенной, но это выходит у нее только на пьяную голову. Как водка помогает ей реализоваться. Составлению психологического портрета помешала малолетняя Настюша, пытавшаяся пальцами объяснить мне, сколько бутылок водки они выпили. Это до меня плохо доходит. Зачем хвастаться, сколько ты выпил? Рекорды? Лучше стоять на голове, от этого такая же польза. Я подошел к Лере в надежде, что та не будет докучать мне. Она молчала, и это вполне устраивало, ведь вокруг стоял такой сумасшедший рев, что я глох. Длительное слушанье классической музыки избаловало мой слух.
Отойдя подальше от театра праздничных действий, мы перешли на меццо-форте и перестали прижиматься друг к другу. Настюша, отгоняла парней, утверждая, что превосходно может стоять. Но выходила актерская зарисовка “одинокий не скошенный колос, стоит обдуваемый ветром”. Катя начала кричать, что возможно среди нас есть один избранный, который лишит краснеющую Леру девственности. Я вспомнил о статье и подумал, что это должен быть Нождак, Петруха хоть и девиантный тип, но думает головой. Я толкнул Леру в бок и успокаивающе махнул рукой на Катю. Та уже обнимала Дака. Андрей побежал поднимать Настю, похоже, она упала давно.
- Лера, а что ты на ногах стоишь? У тебя организм хороший? – для формальности спросил я, чтобы тоже чего-нибудь делать. Она так же формально кивнула, мол, мы говорим, а не молчим и не думаем каждый о своем. Мельком я заметил что Андрей, словно за бабочкой, гоняется за Настей, та была на море и у нее была сильная качка.
Толпа притягивала, и чистое звездное небо, светящиеся под фонарями листья деревьев, просто не могли сравниться с магнетической силой кучи народа.
Я проследил за одной девушкой, в синем коротком платьице, она была очень привлекательна, и ее стройные ножки манили мою тонкую философскую натуру. Но, войдя в толпу, она словно отдала ей всю внешнюю красоту. Я не терял ее из виду, и, в силу наблюдения даже немного проследовал за предметом опыта. В толпе она смотрелась только ее кусочком, хотя не меняла одежду на менее броскую и не смывала вызывающий макияж. Вот что такое “серое личико в безликой толпе”.
Я могу раствориться так же, в куче у каждого есть свои мысли, но они стираются неотесанным рукавом количества.
Дак уже расторопно протискивался в толпу обнимая Катю, Настя висела на Петрухе и неведомой силой тащила его туда же. За ними шла Лера, которая, невинно глянув, предложила проследовать за коллективом. Пьяный Дак начал танцевать с идентичной Катей. Две девчушки ушли искать своих недостающих подружек. Мы остались с Андреем Петровичем.
Несколько часов я забывал наблюдать за “синами” и накопилось много новостей. Первая рушила мою задумку, поскорее покинуть территорию площади, вторая сказала, чтобы я шел в одиночку по площади и искал. Ваш покорный слуга отправился на задание. Было чрезвычайно трудно протискиваться через плотные консервные ряды. Толпа колыхалась словно желе, я старался представить себя частью ее, чтобы она помогала пробираться, а не останавливала. Главным и самым сложным было казаться частью, а не быть ею. Чувство сродства было настолько сильным, что борясь с ним я испытывал дискомфорт. Это был общий инструмент, а его сила очень велика и естественно тот, кто никогда не Познавал инструментов, с трудом может с этим бороться. Трудно было смотреть на людей по отдельности. Ваш искатель прилагал неимоверные усилия для этого.
“Все так символично. А значит это либо глобальная мудрость, либо огромная глупость. Ища смысл, мы ищем символы, смотрим на них символами и объясняем их символами. Наш мир – это символ Мира. А Мир почти совершенен, он самый близкий к этому, несовершенство вносим мы, потому что без противоположности не знаем крайностей”.
Толпа начала стихать и послышались звуки реки. Я изучал лица, пытаясь их понять. В чем причина моего пребывания здесь? На что я смотрю и что должен увидеть? Пристальным взором ваш юный друг старался созерцать не глазами, чуть не насмехаясь над собой:
“Хим. Фак., точная и естественная наука, полнейший материализм, а я тут пытаюсь видеть не глазами”, - это сильно сбивало с толку, возможно, эту ироничность вселяла толпа. Так я не мог приблизиться к постижению.
- Да смотри ты, - нетерпеливый голос кричал своей подружке, тыкая пальцем на задыхающихся бездарей на сцене.
“Ну, “син”, так “син””, - смиренно вздохнув, я посмотрел. Люди, люди, лицо, люди, лицо… Почему, кого-то я вижу, а кого-то нет? Вижу девушку, совсем не симпатичную, одета как библиотекарь из кино, смешные жидкие косички, нелепые очки. Рядом стоит красавица с третьим размером, коровьими глазами и очаровательным “бюджетом”, но она не видна, хотя заметна. Почему первая “не серое личико”, хотя так выглядит?
“Она сама мне ответит”, - я подошел ближе. Девчушка меня заметила, и так же подозрительно окинула взглядом. Я уловил, чем она отличается от других, осталось это определить словом, чтобы выделить из хаотического сонма мыслей. Пришло сопутствующее “ощущение истины”.
“Что сделало тебя вне толпы, в толпе? Как тебе удается?” – задумался ваш озадаченный друг. Она, “по величайшему совпадению” пожала плечами, спустила очки и ушла. Я увидел ее глаза. Близость ответа не покинула меня. Вспомнились слова Учителя: “Ответ есть всегда, и ты знаешь его до того, как придумываешь вопрос, но ты человек и должен Идти, чтобы отвечать, но Мир, чтобы это исправить, дает ответ сразу после вопроса”. Тогда я ничего не понял и не предал особого значения. Учитель говорит о другом мире, но я знаю, он так же как и наш, един с Миром.
- Желание, - разобрал я написанное в глазах девушки, - вот что отделяет ее от толпы, у не было Желание.
Я заметил, что ничего не замечаю. Появилось “не пространство”.
- Учитель, я понял, что главнее Познания Желание. Оно причина Познания, которое отделяет Веру, Надежду, Любовь и Сомнение от рефлекторного повторения прошлого.
- Да, Павел, я рад за твою радость. Она стала глубже?
- Да, Учитель, все стало глубже.
- Так ты близишься к Миру, но и Он идет тебе на встречу.
- Учитель, но в чем же разница? Из всей толпы я видел отдельных людей. Но желают все и всегда, желания есть у всех. Чем та девушка была отлична? Возвышенностью стремлений?
- Нет, Желания одинаковы, но их есть два вида:
Первый. Назови его “Я желаю”, тогда ты пойдешь к Миру и будишь тратить свои силы, вдвойне их восполняя. Будешь ошибаться, как человек, но не сумеешь поверить отчаянию, ибо это тоже инструмент. И обязательно придешь куда Желал.
Второй. Называй “Я бы не отказался…” и ты будишь сидеть на обочине ожидая, когда придет то, чего желаешь, но оно не придет. Ты встанешь нехотя шагнешь к нему, но оно отойдет от тебя на столько же, ибо ты не Желаешь, а не отказываешься.
- Это сложно увидеть и осознать.
- Да, но если ты знающий, это не составит труда.
- А я знающий?
- Это знаешь только ты. Это скрыто даже от меня, но я знаю что ты Желаешь. И еще. Человек Желающий не Желает невозможного, потому что, если он уверен, что добьется, то невозможность охотно уступает. Но в этом случае Сомнение губит, и много колеблясь, человек садиться на обочину, чтобы хорошенько обдумать Желание и никогда к нему не приблизиться потом, ибо оно будет уходить к другим. А потом он объявит, что Желание ограниченно и будет клеветать на скупость Мира. Мир сделает ему подарок, но он пнет его и скажет, что хотел большего. Мир сделает еще один, но долго терпеть не будет и поэтому его подарки надо принимать сразу, какими бы они ни были.
- Учитель – ты Желание.
- Нет, Павел. Желание в тебе, только тогда оно Познанное, только тогда оно есть. У тебя осталась одна попытка.
- Да, Учитель. Одна, - появилась и заполнилась ревом площадь. Рядом стоял Андрей, но сейчас я не хотел с ним говорить. Дак ушел с Катей в неопознанном направлении, предупредив, чтобы не ждали.
Мы устало побрели домой. Болели ноги и звенело в ушах. Я повторял слова Учителя, тем самым, выжимая из них суть до последней капли, Андрюха покорно молчал. Сейчас было не время ему говорить. Он это знал, так же как то, что его время настанет.
Было темно, холодно и тихо. Улица молчала и шум был очень далек. Наш путь снова лежал через старую площадь, мы шли мимо того винограда. “Красота есть не только в красоте, она там, где хочется ее видеть” – прикоснувшись к хрупким листьям растения, я увидел красоту толпы, ревущей, пьяной, бесцеремонной и жестокой. Я видел глазами и слышал ушами много прекрасного, но это было самым сильным, самым неописуемым и завораживающим. В чем же заключалась красота страшной и опасной толпы? В моем Желании.
Мир появился с Желанием.
Трухин А.
VII
Сегодня меня будила “фуга в до-минор” из первого тома ХТК. Ночью, ветер распахнул окно, и моя комната заполнилась листьями и холодом. Я нашел это очень интересным. На полу, маленькими украшениями лежали ровные и примерно одинаковые листочки. От холода, который слонялся по комнате, не хотелось покидать хорошо прогретых просторов кровати. Решив поваляться еще минутку, я провалялся полчаса. Но все же встал, хоть это оказалось очень не легким делом. Сегодняшний завтрак состоял по большей части из вчерашнего ужина, так как никто не проснулся, а я упорно ничего не умел готовить. Мясо, бутерброды, два салата, пюре и натуральный сок, все это поглотил мой желудок, и внутри потеплело.
Не торопясь, ваш сытый друг собрался и вышел. Меня встретили серые, мрачные и непроглядные тучи. Но небо было искренним, как никогда. Я знал это наверняка, оно было за тучами и они, только прятали его от глаз. Я сделал традиционный вдох, выйдя из подъезда. Воздух был холодным, пасмурным и в нем витал отвратительный запах жженых листьев. Но таким приятным воздух, еще ни разу не доходил до моих легких. День был дождливым, и я решил поехать на трамвае, который радушно распахнул мне желтые створки дверей. На удивление, в транспорте, ехало только несколько бабушек. Хотя обычно, в это время, душные груды людей не дают мне залезть и сами вываливаются. Вышеупомянутые бабушки смотрели так, словно я знал то, что скрыто от человеческих глаз. Ваш добрый друг не придавал этому значения и разглядывал тетради на сегодняшний учебный день.
На улицах было мало машин и нерасторопному желтому параллелепипеду ничего не мешало довезти, до нужного места, вашего студента.
Я двинулся в сторону факультета. Мне было несказанно хорошо, ведь я делал каждый шаг, зная, что он “не просто так”. Это неописуемое, потому что в этом не нуждающееся, чувство. Его нужно Познавать.
Возле корпуса было пусто, решив, что еще слишком рано, я сел в ожидании. Туман сгустился, но видеть “сины” труднее не стало. Может, так происходит, когда умеешь видеть не только глазами? Прошло полчаса, но никто упорно не подходил. Здание Хим. Фак-а по-прежнему одиноко стояло, на перекрестии Виноградова и Космонавтов.
- Извините, а время не подскажете? - спросил ваш не имеющий часов друг, отвлекшись от книги. Я обращался к симпатичной девушке, перед которой, умышленно пропустил, четверых счастливых обладателей “наручного хронометра”.
- Конечно, 8:45, - радушно ответила девушка. Выказав удивление, я продолжил:
- Простите, а какой сегодня день? – она улыбнулась и сказала, что воскресение. Мигом стало ясно, почему на меня так смотрели бабушки в трамвае. Но я совсем не увидел в этом казусе оплошности, хотя мог все еще смотреть сны, под теплым одеялом.
- Могу я узнать, как вас зовут? – решил рокироваться я.
- Можете. Алина, - ответствовала та, продолжая мило улыбаться вашему рассеянному другу, - А как вас, молодой человек?
- Меня – Паша. Я не сильно вас побеспокою, Алина, если составлю компанию в вашем шествии? – скромно спросил Павел Павлович и иронично добавил, - Все равно, учиться, сегодня не придется.
Она не отказалась, это меня немного удивило. Алина шла в сторону моего дома, что не могло не радовать. Мы единогласно решили, что звать друг друга на “вы”, это слишком, для наших примерно одинаковых и совершенно не преклонных возрастов.
Алина была симпатичной татаркой, но меня привлекала не только ее внешняя красота. Время знакомства, составляло всего пять минут, но казалось, что всю жизнь. Это мы формально обсудили, но о влиянии внутреннего естества, я говорить не стал. Деревья были уже совсем голыми, и серое небо подпирали костлявые пальцы веток.
- Алина, а ты смотришь на мир? – спонтанно выпалил я, остановившись. Она удивленно посмотрела и, смутившись, поникла взором:
- Да.
- А видишь его? – уверенно произнес ваш покорный слуга, предполагая кучу возможных ответов и столько же объяснений. Но она превзошла мои ожидания.
- Стараюсь, - сказала Алина и в этом ответе явно прозвучало Желание.
“Она сумеет, это была не отговорка”.
Плавно беседа перекинулась на учебу. Алина занималась этим по соседству со мной. Она пожаловалась, что в их институте, один преподаватель постоянно твердит, что они ничего не знают и топчутся на одном месте. Я возмутился:
- Но он же не пастух, а учитель. Как можно так говорить? Ведь, сваливая на других, мы лишаем себя возможности, это исправлять, - Алина улыбнулась. Я заметил, что все больше могу понимать мимику, без устных пояснений. Но в этом нужда слов не пропадала. Потому что, когда понятое мной подтверждалось, я убеждался в том, на что способен и стремился постигать больше. А если нет, то стремился постигать еще больше, чтобы доказать, на что я способен. Зеленые глаза Алины, так успокаивающе поглядывали в мою сторону, что я захотел рассказать ей о своей необычной неделе. “Ну, уж нет, она назовет меня “психом””, - отказался я и переключился:
- Алина, а ты любишь музыку? – неведомо по какой причине спросил ваш добрый друг.
- Да, - я допустил, что, возможно, это говорилось о популярной или клубной “музыке”, - Я обожаю Баха.
Услышав это, ваш, горячо уважающий Баха, друг, превратился в магний и вспыхнул самым искренним “чувством единомышления”. Не трудно было догадаться, что больше всего она любила Чакону, хотя Бах написал тысячу великих произведений. Это подтвердилось. Алина напела мне самые яркие, для нее, вариации. Ими оказались мои любимые.
Это было очень приятно и мне хотелось прыгать и кричать: “Смотрите, это Алина. Я счастлив, что, как идиот в воскресение притащился в Университет, потому что теперь я знаю, что такой человек на свете есть”, - естественно я делать этого не стал, но детская радость, самая чистая, потому что дети совсем не умеют видеть безнадежность в жизни людей. Многим, быть детьми, в этом смысле, не помешало бы. Наверное, Алина тоже заметила, что мы хорошо понимаем друг друга без слов. Мы шли, любовались городом и улыбались, будто были самыми счастливыми на Земле.
Настала пора прощаться. Мы проходили возле сорок шестой школы, мой дом давно был позади. Номер телефона я брать не стал, потому что знал, что мы увидимся и без звонков.
Ваш покорный слуга сорвал последний цветок осени с дерева клена и протянул Алине. Это был символ моей осени. “Син”, посмотрев на который, она увидит меня, а я, в эту минуту, услышу звуки реки. Спасибо Нежности, которая меня этому научила. Алина села в автобус, крепко сжимая лист, и еще раз улыбнулась. Я улыбнулся в ответ.
Повернул в сторону дома. Чем больше я осознавал, тем легче мне становилось, хотя раньше думал иначе. “Свобода – это осознанная необходимость”, - вспомнил ваш общий друг и растворился в тумане, который был уже слишком плотным, чтобы давать видеть глазам. “Я вижу мир через густую призму мыслей. И все происходящее надо воспринимать не как должное, а как необходимое, важное и нужное”, – так объяснил я Познание, которое ощутил позавчера.
Вчера Учитель ничего не сказал о том, что еще осталось, но я знал, что у меня есть еще попытка. И мне нельзя ошибиться, и я не ошибусь, ибо Желаю знать его имя, только смутно понимаю зачем.
Я расторопно шел домой, чтобы мучить свои непослушные пальцы и ранить родительские уши, гитарой.
“Она заговорит”, – повторял я с Надежной, Верой и Желанием. Знаю, что именно Желал, хотя Учитель утверждал, что знают знающие. Неужели ваш друг знающий? Я улыбнулся себе, так как улыбался Алине и еще прибавил шагу, меня ждала шестиструнная подруга и толстая книга, полная пугающих овальчиков нот.
Мир стал настолько красивым и нужным, что я с болью вспоминал предшествовавшие этому дню восемнадцать лет. “Во вторник у меня будет день Рождения, он отсечет еще один год в сумочку прожитого. Как я мог так много пропускать и не замечать? Сколько драгоценного времени я потратил?”, - но ваш друг зря об этом переживал, ведь время не тратится, оно подготавливает, к Учителю, к трем вечным друзьям и ко всему остальному. Единственное, что нужно помнить, не надо на него полагаться. Ведь время настолько велико, что не может понять, как скоротечна наша жизнь. Это понимаем мы, люди, но все же находим время на отчаяния, горести, расстройства и нашу же несправедливость, утверждая, что на цель остается слишком мало чудодейственных секунд. Нескромно просим Мир, остановить время, когда совсем его не экономим.
“Неужели я говорю так, потому что молод? Нет, ни неопытен, а молод. Ведь с годами, люди вправду начинают, Верить, что цель стала еще дальше, хотя она их ждет на том же перекрестке, где и ждала всегда. Цели тоже Надеются, тоже Верят и тоже Любят. Но если смотреть на нее, как на стену, за которой ничего нет, она такой и станет, потому что не Желает, но умеет исполнять Желания. А цели не кончатся, даже если будет пройдена самая большая и далекая. Появится еще, она сделает достигнутые ответы не одинокими, и они всегда будут радовать и указывать на следующие вершины айсбергов. Можно не успеть, но нужно стараться успевать, чтобы не сделать свою цель, целью неудачника”.
И пусть мои друзья мне помогут. Пусть Вера покажет мне Путь в темноте. Надежда – зажжет свечу, когда я отчаюсь увидеть свет. Любовь, сядет у свечи и дождется. Сомнение – позовет в свободную, одинокую минуту и скажет: решать тебе. Познание наполнит меня до краев, чтоб я утолил жажду и освободил сосуд для нового, неизведанного. А Желание передаст моим друзьям, то о чем я просил.
Сегодня я уже не нервничал, когда заглядывал в ноты. И знал, что, потратив кучу сил и времени, скажу: “Все произошло так быстро. Я все еще не научился, хотя в принципе, уже тогда, наблюдая листопад, мое внутреннее естество знало, как это делать”. Я чувствовал себя очень спокойно. Словно моя расторопность предложила присесть перед чем-то особенным. Это тоже был “син”, ведь они – это не только красные глаза светофоров и падающие листья. Я не противился и расслабленно сел на кровать, отложив измученный и порядочно расстроенный инструмент.
Для того чтобы не тратить время попусту, ваш юный меломан включил “высокую Мессу” и погрузился в пространство красоты, нарисованное Иоганом Себастьяном в далеком восемнадцатом веке.
Я начал растворяться с первых тактов вступления. Парить над словами в музыке, живой, трогательной и торжественной, божественной и земной, чувственной и строгой. Звуки вонзались в меня бритвами, щекотали, как перышки, целовали и хлопали по плечам. Появилось головокружение, мое сердце стало биться так громко, что зазвучало наравне с ликующей “Глорией”. На время я перестал мыслить словами и закутался в чары нот.
Начинали отчетливо различаться глубокие мысли, красноватыми выступами вычерчиваясь из бездны закрытых век. Я впервые видел их, они были живыми и подвижными, пятнышками света. Их было бесконечно много.
Музыка стала ближе, казалось, что я был внутри ее. Не так, как если бы стоял посреди оркестра и хора, а словно пребывал прямо в красоте.
Красота музыки оказалась похожей на пространство. Там были мои мысли, которые так же летали, вокруг звуков. “Эта красота есть только у музыки, потому что, чтобы видеть ее, надо закрывать глаза”, - и она начала наполнять меня, как я ее. Мысли стали почти осязаемыми, за некоторые я успевал хвататься:
“Чтобы ни произошло, это случается так, как не может быть иначе. Сколько бы вариантов человек ни просчитывал, будет именно так, потому что не может быть иначе. Все остальное живет только в планах и в прошлом”. “Парнишка, написавший “Черное-Белое” был прав: человек становиться человеком, когда осуществляются его мечты”. “Что же я ел на завтрак?”. “Когда я напишу свою притчу?”. “Бывает только слово “просто”, остальное Мир не наполняет таким значением”. “Учитель…”. “В…”. “…”.
Дальше, мысли начали ускоряться и ко мне вернулись мысли-слова, которые меня замедляли. Стук сердца стал тише, а музыка вернулась в динамики. Я выдохнул и понял, что если хотел расслабиться, то явно этого не сделал.
За окном было еще светло и небо прояснилось, доказав, что не потеряло искренности.
Я пошел прогуляться. Меня встретил по-новому красивый, двор. Вдалеке, в куче листьев, резвились ребятишки. Не знающие многого, но еще помнящие настоящие и истинные ценности человечества. Жаль что в этом возрасте не особо выходит это Познать. Хотя все происходит, так, как не может быть иначе. Что следовало из моей же мысли, к которой я прикоснулся.
Один маленький щекастенький резвунчик сильно смахивал на вашего покорного слугу. Я действительно был таким же. Мимо пробегала маленькая зеленоглазая девочка, с кленовым листом.
“Неужели Алина?”, - восхищенно ахнул я. Пусть совершил безобидную и наивную глупость, но ваш добрый друг остановил ее, опустился на корточки и сказал:
- Всегда носи на руке часы. Однажды у тебя спросят время.
- Хорошо, - ответила “Алина” и побежала дальше, встречать свою долгую и интересную жизнь.
“Неужели, такой же, как я, когда-то остановил Алину и посоветовал носить часы? И может, она не запомнила лица и слов, но выполнила просьбу. Пройдет много дней перед тем, как маленькая девочка скажет, кому-то время и тот поймет, что не зря просыпался утром в воскресение. Это обязательно произойдет. И я принял участие, потому что не молчал”.
Ваш покорный слуга улыбнулся, походящей мимо пожилой женщине и сказал, что день прекрасен, она тоже улыбнулась и согласилась. Когда я смотрел старые фильмы, с такими эпизодами, я не понимал, что изображали эти места. А сейчас это явно сочтут за маниакальный синдром, будто в наших нормах написано, что нужно быть молчаливым и неприветливым. Оказывается, так приятно улыбаться, но не голливудским оскалом для журнала, а чистым и радостным светом красоты.
Малышок, похожий на вашего друга, отстранился от сражений с товарищем в листьях и посмотрел на меня, так будто увидел себя. Я приветственно помахал. Мальчуган демонстративно показал мне язык, что сильно развеселило вашего романтичного друга.
В этот момент, я почувствовал, что это уже было. Но в прошлом, я стоял по другую сторону глаз и невинно барахтался в листьях с забиякой Трушкиным, который до сих пор остался моим другом.
Я направился дальше. Одному мне не было скучно, я говорил с “синами” и вспоминал Алину, которая вспоминала меня. Назовите это чрезмерной уверенностью, и пусть так оно и будет. Это не меняет ничего, ведь я уже спросил время. И иначе быть не могло, потому что этого Желал Мир. Он странное создание, такой великий, что видит и Знает все. Наверное, Он Учитель моего Учителя.
Знаю, впереди много разочарований, много потерь, в том числе и невосполнимых. Это пугает, но так же заставляет жить, как счастье и Любовь. Желанием можно исправлять все, только нужно придать ему “правильную” форму и мудрую исполнимость.
“Улица жила. Если взглянуть с восьмого этажа этого серого здания вниз, то я буду маленькой фигуркой среди других. Именно той “мелочью”, о которой так упорно твердит само человечество. А если Знать, что внутри такой “мелочи” живет Мир? И он есть в каждом. Как тогда не увидеть совершенства, хотя бы на секунду забыв о его противоположности? Чтобы подарить себе миг радости”.
Я посмотрел на одинокое дерево, на нем еще осталось несколько символов осени, и они покорно ждали, когда их кто-то сорвет и подарит кому-то.
“Мир не торопясь, готовил мне и Алине сюрприз. И, камушек за камушком выкладывал дорогу, на которой мы встретились. А ведь я мог посмотреть на календарь, Алина могла забыть часы, я мог спросить время у первых четверых. Нет, все произошло так, как не могло быть иначе”
- Молодой человек, подскажите, где ЦУМ? – обратился ко мне мужчина, по виду иностранец.
- Вон там, - указал я, в сторону Аблай хана.
- Спасибо, - откланялся приезжий джентльмен и направился совсем в другую сторону. Ваш покорный слуга согласился. Однажды, я сделал так же. “Син” был прав, но все-таки я не зря поступил на Хим. Фак. Мне не светят огни химии, но это не значит, что их нет. Просто, заглядывать очень далеко умеет только Мир. И в этом случае, свою Надежду я возложу на него.
Начал капать мелкий косой дождь. В который раз он начинал омывать нашу Землю? Я прислушался. В нем тоже была музыка. Нежная, трогательная, похожая на мелодию в высоком регистре на фортепиано. Сердце города застучало легче, а шум начал стихать, словно присел послушать маленький концерт для тысяч людей.
Я встал прямо по середине тротуара, чтобы послушать красоту. Меня обходили люди и отпускали неуместные возгласы, будто я мешаю им пройти. Критика в мой адрес мало интересовала, мелодия начинала развиваться. До этого момента я считал такие словосочетания, как “симфония дождя”, ничем иным, как романтичными бреднями. Дождь - дирижер, бесконечно большого оркестра и сам оркестр одновременно.
“Кто Учитель? Как угадать его имя с одной попытки? Что может быть важнее Познания и Желания?” – пытался Понять ваш милый товарищ, отвлекаясь от фуги осадков. Но он уже наперед знал, что ответ придет спонтанно и неожиданно: “Тогда, когда я меньше всего буду об этом думать”.
Мимо проходили “ребята из интернета” и бурно, нецензурно, обсуждали очередной форум.
“То, что любишь, обязательно имеет смысл”, - подумал ваш добрый друг, направляясь в стены теплого и родимого дома. Тому было две причины. Я промокал, и вспомнил о разговоре в чате. Усевшись за компьютер, я начал печатать письмо:
“Здравствуйте, г-н Пауло Коэльо, помните, вы говорили о сюрпризе? Он стал таковым для меня. Спасибо за беседу, хоть я не знал, с кем говорю. Очень рад. И действительно, вас куда проще найти, чем кажется…”, - о том, как догадался, кем был тот самый Тезка, лучше не спрашивайте, но это был он. А иногда не надо выяснять и верить, во что-либо. Можно это допустить и если человек, знающий, то он все поймет.
Отряды вечера начинали патрулировать улицы города, и в воздухе появились темные тона. За окном были люди и жили своей жизнью, Идя по своим Путям. Я никак не мог перестать улыбаться, от этого у меня начали побаливать скулы.
“Я проснусь завтра, и улыбка моя будет другой, может ее вообще не будет на моем лице. Но кроме радости у меня есть тысячи других инструментов, которые дадут видеть символы Мира, такими, какими их можно Познать”.
Столько произошло за какую-то неделю, что, оглядываясь, я вижу в ней целую жизнь, такую, какой ее представлял, насыщенную и “не пустую”. Что-то крутилось на языке, раньше я часто забывал и отпускал этот “син”, но теперь я попросил язык сказать.
- Мясо, два салата, бутерброды и пюре…, - я заполнился счастьем и свободой, которые стремительно рождались во мне, - …и натуральный сок. Вот, что я ел на завтрак.
Да, это называется пустяком. Но люди, не радующиеся пустякам, радуются куда реже, таких как я. И, кстати имеют обратное свойство, по пустякам расстраиваться.
Мы не хотим понимать, что прав каждый, и все кричат на перебой, пока “не знающие” не начинают предавать свое внутреннее естество. Где выход? Молчать? Люди не могут молчать. Перестать насаждать? Если все перестанут насаждать, то не из чего будет слагать “свою мозаику”. Есть только один выход. Желать и Знать. Тогда ты найдешь свою дорогу.
Путь, только звучит так громко. На самом деле это не рыцарство и не странный отблеск фанатизма. Это что ни на есть обычное явление, доступное каждому. Делать то, что хочешь и о чем мечтаешь – это единственный выбор для Понимающего и Желающего.
Почему мы этого не Понимаем? Зачем кричать, что нужны деньги, есть семья, долг перед государством. Нет. Есть цель, нужно идти к ней, стоит только начать по меньше ныть, и все мешающие факторы превратятся в помощников.
Я дойду до Цели, - говорил Павел.
Я иду к цели, - сказал он сейчас.
От сиих размышлений во мне разыгрались чувства воодушевления и голода. Наскоро перекусив, я посвятил себя гитаре. Это было не так трудно, как в первый раз.
“Скоро, кто-нибудь скажет: Заниматься техникой это так скучно и однообразно, что не стоит, тратить на это время. Учишь месяц, а играешь две минуты, разве это выгода? А я скажу: Нет, это не выгода и может от этого “нет пользы”, но это мое Желание. Потом я вспомню, как музыка красива. А когда вибрации растворяются в сердце, она становится еще сильнее. Где же встречались эти слова?”.
Я вышел из комнаты, чтобы зайти к Маме и выставить на прослушивание свою первую выученную маленькую пьесу. Вдруг, находясь в коридоре, вспомнил одну деталь, которую как-то принял за, незначительную.
16 октября ваш покорный слуга спросил: Куда я иду?
26 октября я ответил: Я иду к Своей Мечте, к своей Цели.
Но тогда Мир моментально ответил, отражением в луже, через, которую я переступил секундой позже, еще на один вопрос. Чтобы спустя неделю с небольшим, вспомнить и помахать головой, согласившись. Потом успокоить себя, что прошло времени, куда меньше, чем могло, и мирно продолжить Путь. Послышались звуки реки и сердца города. Пришло “ощущение истины”. Все вместе они еще не встречались в вашем верном друге. Наступило “не пространство”.
- Павел ты готов ответить?
- Да Учитель. Я знаю, кто ты, но почему-то сильно Сомневаюсь. То, к чему я пришел совсем не укладывается в голове. Ты – Я.
- Да. Это тебя смущает и может угнетать, но, во-первых, помни, что это инструменты, а во-вторых - это твое Желание. И знай, что всегда есть сюрпризы, которые видят только Учителя.
- Я уложился в три попытки.
- Павел, три попытки, ты потратил, в тот момент, когда я о них сказал. Помнишь: Толя, Оля… тогда ты назвал все имена, какие знал, и их было куда больше трех. Павел, три попытки – это только условие, которое ты сам себе придумал, а я подыграл.
- Учитель, это не укладывается в моей голове. Выходит, я говорил, и говорю сам с собой.
- Нет, это не так. Ты говорил не сам с собой, ты говорил сам себе. Это трудно Понять, но не путай Познание с возможностью объяснить. Далеко не все укладывается под второе, - я хотел сказать кое-что еще, но занервничал и “проболтался”. Учитель промолчал, но я знал, что в этот момент он улыбался, потому что улыбался я.
“Не пространство” ушло, я зашел в комнату с мягким желтоватым светом, Мама лежала на кровати и отгадывала сканворд. Я только сейчас Познал, что она была мне не только Мамой, но другом и собеседником. И делала так всегда, наверное, поэтому трудно было это заметить. Я сел и посмотрел ей в глаза.
Моя жизнь принадлежит только мне, но с Мамой, я бы поделился, чтобы сделать подарок из подарков, за то, что она когда-то подарила ее мне. Мама вопрошающе посмотрела и отложила газету. Я глубоко вдохнул и Понял, передо мной единственный человек, который не назовет меня “психом” и ему я могу рассказать все:
- Мама.
- Что, сынок?
- Мама, раньше я не понимал одну до боли простую вещь:
Единственный способ постичь реальлность —
это собственный опыт,
единственная реальность, которую нужно постичь —
это собственный ум.
Алматы 16.10.2003 – 01.11.2003.
До свидания.
Куда я иду
© Copyright: Павел Каторгин, 2011
Свидетельство о публикации №211101900596
Свидетельство о публикации №211101900596
Рецензии