Миманс

                МИМАНС
Кто в студенческие годы не нуждался в  подработке? Студенту всегда не хватает денег, поскольку желаний много, а возможности ограничены до предела.
Юношам нужно пригласить девушку в театр, в кино, в цирк, угостить  в, попавшемся на пути, буфете. У девушек свои потребности, нужно хоть на самом минимальном уровне соответствовать моде.  Причем это я рассматриваю   студенческие годы своей молодости, в послевоенный период, когда бедность была всеобщей, и наши потребности были сведены к минимуму, например, юноше можно было явиться на танцы даже в лыжном костюме. А если у тебя  еще есть  какое-либо хобби, или, как тогда называли, увлечения, например радиолюбительство или фотолюбительство, без подработки просто не обойтись. А
что делать, если ты любишь театр, где даже за галерку нужно платить? А какой может быть театр, если рядом с тобой нет  девушки? .
Мне в определенный период  повезло - я смог совместить театр с подработкой, и об этом будет мой рассказ. Мои сокурсники давно подрабатывали в массовке   Ленинградского Театра Оперы и Балета им. Кирова, которому  сейчас вернули его историческое название «Мариинский театр», но и тогда его в народе любовно звали «Маринка». Я давно просил у них подсказать мне момент, когда можно будет к ним присоединиться. И, однажды, они сообщили, что в театре им объявили о дополнительном наборе массовки. Это была прекрасная  возможность подсмотреть изнутри театральную жизнь, побывать за кулисами, и при этом  еще подзаработать деньги.
В назначенные день и час, вместе с ребятами, ранее подвизавшимися на этой ниве, я подошел к служебному входу театра, в котором, как я считал, находились только люди, наделенные высшим  театральным талантом. И вот я нахожусь внутри  этого храма искусства. Все непонятно, держусь  за товарищей, как за поводырей. Меня ведут на верхний этаж, где расположен отдел массовки, и я предстаю, вместе с другими новичками, перед руководителем этого отдела  Николаем Ивановичем. Он нам разъяснил, в театре идет подготовка премьеры оперы Мусорского «Борис Годунов», где требуется  большая массовка. Одновременно нам дали понять, что слово «массовка» в этом театре не применяется, здесь мы будем называться «Мимансом». Мне это даже понравилось, больше загадочности, романтичности и театральности. Затем нас провели в помещение, предназначенное для миманса, представляющее  большой зал с длинными столами, где нам предстояло снимать нашу повседневную одежду и надевать театральные костюмы. Рядом находилось помещение, где нас гримировали. Миманс состоял из двух отделов – мужской и женский.
В этот день проводилась  одна из последних репетиций и нас не стали одевать в театральные костюмы, а повели на сцену  в нашей обыденной одежде. Итак, я впервые на сцене Маринки, пусть на самой низшей исполнительской ступени, но все равно это здорово! Все так необычно, все интересно. На видных местах  солисты, там же артисты, исполняющие роли второго, третьего и далее планов. Большая группа - хор, без которого не может обойтись опера, это люди, не обойденные талантом, имеющие музыкальное образование  и хорошие голоса. Далее можно указать на нас, представителей миманса, мы не имеем права издавать какие либо звуки. Каждый из нас в отдельности нуль,  Мы нужны только  как
 масса, мы толпа. И, самое интересное, что об этом уничижении я говорю с удовольствием, без малейшей обиды. В этот день репетировали сцену выхода
Бориса из собора, после его коронации. Артист, исполняющий роль Бориса, Яшугин поет:
                Скорбит душа,
                Какой то страх невольный,
                Тяжелым предчувствием сдавил мне сердце….
Толпа  рвется к Борису, стражники ее оттесняют обратно. Это движение толпы мы  и отрабатывали на этой репетиции. Режиссер Тихомиров Роман хотел проверить движение напиравшей толпы в двух вариантах, сначала вся толпа
нажимает и приближается к центру сцены и затем ее всю стражники отжимают обратно. Во втором варианте он попробовал сделать это движение толпы волнообразным, когда левая часть напирала, правая отступала, потом наоборот. В дальнейшем остался первый вариант.
Следующая репетиция была генеральной, мы были одеты в сценические костюмы. В первом же действии обнаружилось, что нас забыли загримировать, мы были срочно направлены в гримерную, где на нас надели парики, приклеили бороды и усы, соответствующие шестнадцатому, семнадцатому векам.
На все следующие представления этой оперы, мы уже приходили  согласно репертуару в соответствии с вывешиваемыми по всему городу афишами. Познание театральной жизни продолжалось. Наибольшее впечатление на меня производило изменение  поведения людей, сразу после прохождения вахты служебного входа. Например, прохожу через входную дверь вместе с обычной, полной, пожилой (в глазах восемнадцатилетнего юноши), женщиной с хозяйственной сумкой в руках. Угрюмое выражение лица. Проходим вместе вахту, и вдруг она начинает в полный голос, исполнять рулады, необыкновенно красивым голосом. Я от испуга шарахаюсь в сторону. Поет без слов, звучат переливы а-а-а-а  на разных тональностях. Это артистка «распевается», вскоре я узнаю, что шел рядом с всемирно известной певицей Надеждой Андреевной Обуховой. Со временем к подобным сценам привык и перестал шарахаться от этих неожиданностей.  Во всех служебных помещениях, проходах, коридорах, в любой момент, находящийся рядом человек, вдруг начинал «распеваться». Через несколько минут я видел уже его на сцене, исполняющим  сольную арию. Однажды,  за кулисами я увидел, как юноша, одетый в восточную сценическую одежду, сделав маленький разгон, подпрыгнул, несколько раз обернулся в воздухе вокруг своей оси, и спокойно встал на пол. Все было выполнено настолько естественно, легко и просто, что мне захотелось повторить этот пируэт. Улучшив момент, когда никого рядом не было, я разогнался, подпрыгнул и в полете попытался выполнить поворот, меня  центробежная сила отбросила в сторону, я ударился о стоящую рядом конструкцию, да так, что несколько минут приходил в себя. Когда я подошел к кулисам, увидел этого юношу, исполняющего на сцене сольный танец. Еще раз убедился, что простота и легкость исполнителя дается только таланту, приложившему к этому колоссальный труд.
  Интересно было наблюдать за жизнью талантливейших актеров, в обыденной обстановке кулис. Не менее интересно, было наблюдать  также за мимансом, в котором участвовали совершенно разные люди. К одним относился я
сам. Это в основном была студенческая молодежь, которая  занимались своим, главным для нее делом учебой в своих техникумах или институтах, и ходивших сюда для удовлетворения своих интересов, как познавательных, так и материальных. Мы чувствовали себя здесь временными людьми, впереди нас ждала другая, как нам казалось, более важная и интересная жизнь.
К другой группе относились люди, очевидно, очень любившие театр, но без взаимности. У кого-то отсутствовал талант, кто-то не смог развить его до нужного уровня, но они не мыслили себя вне театра, им нужен был этот воздух кулис, эта атмосфера искусства.   Они готовы были нуждаться, находиться на  самых низших ступенях театральной жизни, но не пойти в другие сферы деятельности. Я не имею
права оценивать их линию поведения, я могу только говорить о своих ощущениях в те молодые годы.
Мне они казались смешными и жалкими. Некоторые из них приходили в театр в изысканных, сверхмодных костюмах с бабочкой, с рассыпающейся во все стороны шевелюрой. На улице его можно было принять за солиста  оперы, режиссера или даже за композитора. Но, приходя в театр, он садился к столу, рядом со мной, чтобы напялить на себя одежду толпы и слиться с ней. Одеваясь, он начинал  музицировать, воспроизводя отрывки оперных арий, подобно «распевающимся», солистам. При этом они иногда они  позволяли себе обсуждать исполнительское мастерство солистов - «Яшугин это место пел аааа….. , а Крутиков   оооо…., а надо бы петь так аоаоа….»  Иногда эти музыкальные критики в стенах миманса подвергали солистов полному разгрому, не оставляя от них даже пыли. Какое счастье для солистов, что они этого не слышали.
Насмешливое отношение к ним зачастую сменялось жалостью, особенно к женщинам. Как-то во время репетиции, я услышал их разговор, из которого вырисовывалась нелегкая картина. Этим женщинам было около сорока лет. В годы войны они, наверное, овдовели. Специальности никакой. Пойти работать в промышленность не позволяло воспитание. Их разговоры крутились вокруг массовок в кино, в других театрах, сдачи крови в качестве доноров, на руках многих были повязки. Так и перебивались они по жизни случайными грошовыми заработками.      
В дальнейшем наша подработка увеличилась, нас пригласили к участию в опере Верди «Аида». Здесь мы изображали  египетских солдат марширующих под известный марш мимо Фараона и Родамеса.
 Затем подошел конец учебного года, одновременно с ним  закончился театральный сезон. На следующий учебный год передо мной возникли новые проблемы, и в миманс я больше не вернулся.
Прошло с тех пор более полувека. Прожита длинная и непростая жизнь, но этот короткий ее отрезок остался в памяти навсегда, о чем говорят настоящие воспоминания. В этом жизненном эпизоде, я смог заглянуть краем глаза в ту особенную жизнь, с которой я не был знаком ранее и ни разу не соприкоснулся в будущем. Оперу «Борис Годунов» я слушал множество раз, и до сих пор помню ее
наизусть. Несколько раз  слушал  «Аиду». Одно это оправдывает все затраченное  время. И по сей день, когда я слышу музыкальные отрывки из этих опер, в моей памяти встает закулисье «Мариинского театра».