Ведьма

  Сосны большие, прямые, строгие.
  Зелёные-зелёные, вечно зелёные! Действительно - вечнозелёные и поэтому, наверное, даже теперь, когда зима дыхнула уже -тяжело и уверенно - здесь, в этом "медвежьем" углу, ничего не меняется. Впрочем, почему "медвежьем"? И медведей-то тут нуту уж лет как сто! Так уж, по слову пришлось - "медвежий"...
  Ничего не меняется?.. Меняется-меняется! Спуск к речке открывается как-то вдруг, а летом здесь заросли, зелёная стена! Кустики-то облетели, вот и просветлел спуск - мутная, узкая речушка, бывшая когда-то полноводной Табаркой, покривившийся момток из грубого горбыля, берега, поросшие чахлой осокой - тоскливый пейзаж мещёрской низменности, почему-то милый такой, сердцу аборигена!
  А если пойти по речушке дальше, заросли будут и вовсе непролазными, но тот у кого хватит терпения их преодолеть, выйдет к железной дороге и перейдя её, выйдет на тропу. Непростая та тропа, заповедная...
  ...Уж в который раз Серёга даёт себе слово: "Сегодня дойду!" И не доходит... То ли духу не хватает, то ли подсказывает кто-то: "Не время, жди!.." Да т то сказать: день-то короток теперь, и четырёх часов по полудни нет ещё, а уж темень такая, что тропа не видна! Да... Вот и поворачивает Серёга обратно - как и вчера и позавчера и четвёртого дня.
   Он знает эту тропу наизусть и только он один называет её так, как не называет никто -  в е д ь м и н а . . .   Почему?
  Было, было... Лет двадцать тому...

                1


   ...Теперь это называется "стресс, депрессия". Раньше говорили гораздо проще и понятнее - "тошно!"
  То-о-ш-но-о-о!
  На ногах "кирзачи", на плечах телогрейка чёренькая, на голове кепка серенькая, в руках початая бутылка "Русской", а впереди - сосны, сосны, сосны! Идёт Серёга, к горлышку прикладываясь, с соснами раскланиваясь, как со старыми приятелями. Ишь ты - тошно было, а теперь полегче вроде?!
  Позади "второй переезд", дальше развилка.  К у д а ?  Туда где позеленее! Там молодой ельник сменяется густыми зарослями лесной малины, потом вдруг опять вековые сосны встают из-под земли будто, и ковром под ноги - мхи, мхи, мхи...
  - И не вернусь назад! А?! - закричал Серёга словно помешаный. Закричал и услышал себя: "а-а-а!!!"
  "Куда ты денешься?! - проскрипел внутренний голос, второя "я", пробудившееся от близкого крика, - Что, сядешь под сосной и будешь торчать тут как "лешак"?
  - А хоть бы и как "лешак"! - уже спокойно произнёс он вслух, - авось не прогонят отсюда, да и кому гнать-то? Этим, что ли, длиннохвостым? - он хлопнул в ладоши и две сороки, устроившиеся было на соседний куст, вспорхнули и пересели подальше, - Кыш, разбойницы! Подслушивать не моги, ведьмино отродье!
  Он опять приложился к "Русской" и вразвалку двинул по узкой тропке в глубь леса. Сороки не отставали.
   Серёга вдруг вспомнил, что сосроки по преданиям славянским - посланцы ведьмины, что крадут души заблудших и скитаются те по свету без продыху, пока сорока та не издохнет и забудет об этой ворованой душе.
   - Вот, в душу мать, что припомнится! Прямо - сказки народов мира, да и только! Мне тридцать лет, дураку, а в голову всякая хрень лезет!..

   Меж тем смеркалось, день клонился к закату. Пустела бутылка. Сороки отстали, казалось им было невпротык в этих зарослях, приправленных вязкой, мутноватой сумеречностью. В ней, в этой массе, плыл извечный вопрос: "Куда?"
   Серёга решил присесть, благо рядом оказался большой, чуть не аршинный в диаметре пень, успевший порости молодым, бархатным мхом, словно ковриком из далёкого детства.
   Дорога, вернее тропа, бежала дальше, по прямой, направо и налево были сосны, словно шеренги старых, крепких воинов, а позади было болото. Оно издавало негромкие стреляющие звуки, словно хлопушки новогодние вымокли в пролитом шампанском. А ещё с влажного, небритого болота тянуло каким-то странным теплом. Серёга встал, огляделся: "Туда?" И пошёл на болото...
   Тропка становилась всё уже и уже, теперь она напоминала ниточку. "Нить Ариадны, - подумал Серёга, - хотя, при чём тут Ариадна? Опять дурь в голову лезет, но если рассуждать здра..." - он не успел договорить про себя, потому что просто ухнул вниз, как в яму, в пролом, в преисподню!
   - О-па! - прохрипел наш пофигист, - Куда же это меня затянуло?
   А действительно - затягивало! Он начал шарить руками по сторонам: хоть бы кустик, хоть бы веточка! Ничего. Холодная жижа подбиралась к подбородку:
   - Ну. вот, Серёга, - сказал он себе, - похоже трендец тебе, мил-друг, приехал! А то всю жизнь бубнил: "Куда,куда?" Сюда вот, в это ржавое болото!
   И как-то сразу всё стало на свои места. Он не успокоился, нет, и не упокоился пока - он мысленно приготовился к чему-то совсем новому, да и то сказать - самое время!
   - Эй! - сзади как хлыстом резанул голос, - Кто это там ещё барахтается? А ну держи сук! - рядом шлёпнулся конец сучковатой палки.
   Приготовления к "новому" были немедленно забыты, Серёга вцепился в конец спасительного сучка и стал судорожно тянуть его на себя:
   - Помоги, друг, угораздило меня влупиться в это болото! Засасывант, зараза, как родного!
   Он чувствовал как тело его постепенно освобождается от цепких обьятий смерти - там, впереди, неясно маячила фигура его спасителя, с неистребимым упорством тащившего его посредством этой вот палки, ставшей на время мостом между тем и этим светом. Непрочен мост, зыбок, но он есть, а значит и бытие ближе, нежели небытие!
   Наконец Серёга оказался на суше. Суша была, конечно, относительна, но это была твердь земная, на неё можно было опереться, потом встать наконец, и Серёга поднялся, для уверенности даже подпрыгнул несколько раз:
   - Фу-у, вот так номер! Живой!?
   - Живой-живой, - потвердил голос его спасителя, - только мокрый весь.
   Голос был странным: то ли мужской, то ли женский, а то ли вообще потусторонний. "Уж не кажется ли мне всё это, может быть я уже утоп и сейчас на Том свете?" - подумалось Серёге, но лёгкий толчок в спину вернул его к действительности.
   Перед ни стояла бабка. Или просто баба? Лицо было закутано поношеным платком, лишь глаза сверкали как два уголька:
   - Живой-живой, - повторила она, - рано тебе ещё о смерти думать. Вон - почти уж утоп, а бутылка из-за пазухи торчит?!
   - Ну, пошли что ли, а то замёрзнешь совсем, заболеешь ещё, чего доброго - возись тогда с тобой! - и она легонько подтолкнула Серёгу вперёд.
   И они двинули в чащу...

                2

   ...Когда возвращаешься с Того света, радуешься жизни вдвойне, и уж всё равно тебе - что происходит дальше, хорошо ли, плохо ли (вообще этих понятий нет в минуты потрясений!), куда тебя влечёт, кто - всё неважно, ибо ты жив! Не замечали?
   Вот и Серёге - поначалу было всё равно...
   Однако, отойдя понемногу от потрясения, он стал призадумываться, недоумённо покручивая головой - куда это они идут?
   - Чего ты ёжишься? - проворчала его спасительница, - Ко мне идём! Отогреешься, одёжку, опять же, сменишь - твоя-то в просушке нуждается! Да и куда ты пойдёшь, на ночь глядя - заблудишься, снова куда-нибудь ухнешь, уж тогда некому будет вытащить. Успокойся и иди смело - ничего плохого с тобой не случится.
   Забрели в како-то тупик. И так ничего не видно. да ещё сосны старые, будто теремом нагнулись над головой! Серёгина спутница изчезла куда-то, но вдруг возник огонёк свечи:
   - Иди сюда, заходи! - позвал его то же голос.
   Он сделал шаг и сразу увидел покосившейся сруб с чем-то вроде наката. Крыши, как таковой, не было. Из полуоткрытой двери торчала голова в чёрном платке и пара пытливых глаз горела навстречу гостю. Серёга зашёл в дверь.
   Посредине тесной комнатки стоял грубосколоченный стол, вместо стульев, рядом с ним, было приткнуто два широких пня. По двум стенам располагались широкие лежаки: на одном лежала медвежья шкура, на другом - старое одеяло. Проём в боковой стенке указывал на наличие ещё одной комнаты. Пол в жилище и потолок были застелены нестроганым горбылём. На столе стоял чайник и большая восковая свеча в широкой глиняной миске. А в левом углу стояла небольшая печь.
  Серёга застыл на пороге.
   - Ну, чего встал? Дверь-то прикрой, не лето!
   - Да-да.. - он притворил дверь.
   Хозяйка уткнулась в угол, что-то перебирая в небольшом ящике, затем сгребла это и бросила на лежак, поверх одеяла:
   - Вот! Переоденься, а всё своё повесь на веревку над печкой - к утру просохнет. Посиди тут, я скоро вернусь, - и она. хлопнув дверью, изчезла во мгле ночной чащи.
   Серёга присел на пень. Впервые за этот день он почувствовал дикую усталость. В избушке было тепло, несмотря на всю её ветхость, но его бил озноб. Он не совсем понимал: где это он, и кто она - его гостеприимная хозяйка?
   - Однако, и вправду - надо снять с себя эту "сырику", - Серёга быстро разоблачился, надел "бабкино" старьё и развесил свою одежду на верёвку. Он сделал глоток воды из чайника, попытался покурить изрядно подмокшую синарету (хорошо хоть в портсигаре была) и прилёг на деревянный лежак. Сон пришёл сразу - в ту же минуту.

                3

   Громко стрекотали сороки.
   Серёга открыл глаза:
   - Дьявольское отродье! Не спится же вам! - он оглядел себя: медвежья шкура, что укрывала его, пахла травами и дымом.
   В углу, у печи, возилась хозяйка:
   - Пробудился? Как самочуствие? Голова не болит?
   - Да вроде нет. А я что же - действительно в лесу? И это ты меня из болота вытащила? Кто ты?
   - Да никто.
   - Как это? Имя-то у тебя есть, скрываешься ли?
   - Имя... Было имя, только тебе оно ни к чему, я и сама-то его стараюсь забыть. А кто я? Я - Ведьма!
   - Кто-кто?
   - Ведьма.
   Серёга аж подпрыгнул на своём ложе! Женщина была спиной к нему, а голос, что вчера он слышал, был уже не совсем тот - глухой и грубый, - а более женственный, что ли?.. Он почесал затылок:
   - Что, настоящая ведьма? И хвост есть?
   - Ну вот, - она повернулась к нему лицом, - тебе ещё и хвост предьяви! А так не веришь?
   Платок по-прежнему закрывал половину лица её - чёрный такой. Засаленый кожух придавал фигуре бесформенность, так же как и большие кирзовые сапоги, явно не по размеру ноги.
  Серёга промолчал. А чего сказать-то?
   - Ладно, путник, садись-ка за стол, поешь немного, да и пора тебе, наверное. Одёжка твоя, гляди-ка, высохла, почистила я её, только запах остался болотный. Да пока по лесу до дома дойдёшь - и он выветрится. Ну, садись что ли?
   Он наскоро оделся, смущаясь - как никак женщина рядом - ведьма, не ведьма, а всё одно - женщина.
  - На-ка вот, поправься, - она протянула ему что-то в кружке, - пей-пей, не бойся, не отравишься!
   Напиток обжёг и согрел нутро, а запах был у него - весь дух лесной собран!
   - Это что?
   - Настойка. От всех хворей земных. Теперь точно не заболеешь, - сказала она глухо и видя его намерение выйти с сигаретой вон, как-то просительно сказала:
   - Кури здесь, мужик, в избе уютнее будет...
   - Ну...ладно... - опешил Серёга.
   Потом, когда помолчав минуту, Серёга выходил из избушки, она спросила вслед:
   - Не заблудишься?
   - Постараюсь... - и пошёл было прочь, да заметил рядом такую же развалюшку, только размером поменьше. Остановился почему-то, и кивнув головой спросил:
   - Это что же у тебя, соседи?
   - Какие соседи? Баня это моя.
   - Во-о-о! Да у тебя тут хозяйство целое, может где поблизости и гараж есть - для ступы с помелом, раз ты ведьма, - пошутил было он, да осёкся - уж больно заблестели у хозяйки глаза.
   Он опустил голову:
   - Ты это, не обижайся... Дурацкая шутка. А банька-то твоя уж больно убога - того и гляди развалится!
   - Сама вижу, умник! Да кому чинить-то?
   - Её не чинить, а заново делать следует!
   И тут... Бывает же такое - вселится в человека бес и толкает под локоть: "Сделай так да так. Скажи так да так, ну! Слабо?" Вот и на этот раз...
   - У тебя инструмент есть, ведьма?
   Она растерялась:
   - Ка-ка-кой инструмент?
   - Ну, топор там, пила какая-никакая?
   - Найдутся.
   - Давай сюда...


   ...Эх, давно так Серёга не работал: как-будто спешил куда, как-будто доказывал что-то, как в последний раз! Почему? Да кто же знает-то?
   Банька получилась небольшая, но ладная. Когда дело подошло к кровле, мастер призадумался - чем крыть-то? Так ничего путного и не придумав до вечера - пошёл спать. А утром... Рядом со срубом лежала солома в "валках".
   - Пойдёт на кровлю-то? - тихо спросила хозяйка.
   - Пойдёт... Но откуда? - изумился он.
   - Солома-то? - женщина ухмыльнулась, - Да как-то вот случилась сама. Бывает...
  Неделю работал Серёга. Много работал, упрямо: от света до беспросвета, и вот она - стоит! У него аж глаз зачесался от волнения:
   - Ну, хозяйка, принимай работу! Видишь, дым из трубы? Пробуй, парься-мойся на здоровье!
   - Ты делал, тебе и первый пар! Хотя нет, первый пар в небо синее, в второй тебе. По справедливости и порядку!
   - Ну что же, пусть будет так! - сказал строитель и вошёл в дверь предбанника...

   ...Он появился в избушке чистый и весёлый, улыбающийся широко, как русская печь:
   - Хорошо, понимаешь! Веришь? Проверишь?
   - Верю...и проверю, - она впервые изобразила улыбку, - а ты пока, с устатку-то выпей настойки - чтоб банька стояла крепко да долго!
   Выпил. Сидел-сидел, прислонившись к стенке, и...задремал.
   И чудна же была та дрёма!
   Шумел-гудел сосновый лес над головой Серёги, бросала его буря из стороны в сторону, пока не оказался он вновь в той трясине большой! И вот уж забрала, засосала она егои вот-вот поглотит совсем: чувствует на губах своих влагу, глотает её, влага-то вкусна, крепка, отдаёт ароматом настойки ведьминой! Серёга кричит, ищет глазами палку сучковатую, чтоб вцепится в неё - ан нет, не находит! "Ведьма-а-а!" Но в ответ только завывание ветра, да далёкий женский смех. Всё! Но что это? Сквозь рёв бури: "Не кричи так, сороки слетятся..."
   Серёга открывает глаза, и...
   Свежее, молодое лицо, с крестьянской хитринкой в озорных глазах, склонилось над ним! Серёга трясёт головой, закрывает и вновь открывает глаза...
   - Что, не узнал?
   Это...это она! Волосы, распущенные до пояса, свежий, яркий сарафан, яркий рушник в руках.
   - Откуда ты? Кто?
   - Я -Ведьма!
   - Эт-т-то ты? - он поперхнулся собственным вздохом, зашёлся в долгом кашле, замотал головой, отказываясь верить своим глазам.
   - Да, это я - успокойся! На вот, выпей, - и она налила ему чарку с крепкой настойкой, - что ж мне, всю жизнь что ли в замызганном кожушке ходить? Ну, а баня сегодня - чудо! Давненько так душеньку не тешила, жаль только спину потереть некому, - озорно подмигнула она.
   Остаток вечера они провели за столом. Был и чай и "нечай", была беседа. Только беседовали больше не словами, а глазами.
   Серёга долго не мог заснуть. Да и как? Кто она? Почему оказалась здесь? Чем живёт. наконец? А он-то, он - Серёга, что тут делает?
   Он лежал с открытыми глазами, глядел в потолок, будто ища там ответа на свои вопросы. Вдруг послышались лёгкие шаги. Она стояла в белой, длинной сорочке, чёрные волосы водопадом ниспадали на плечи. В свете полной луны, заглядевшейся в узкое окно, эта картина была великолепна! И...страшна!
   Секунду постояв так, она мигом юркнула под его медвежью шкуоу и предупредила его вопрос своими мягкими, кисло-сладкими губами. Поцелуй был долог. Затем, склонившись над ним, прошептала:
   - Ну что, не боишься - с ведьмой-то?..

                4

   ...Он заговорил первым:
   - Ты молодая, красивая женщина - что тебе здесь, в чащобе этой? И потом - чем живёшь ты? Не духом же святым?! Устанешь ведь, а?
   Она улыбнулась:
   - Здесь, недалеко, прямо через лес - деревня есть. Там, в лавке у них иотовариваюсь. А усталость?.. Ты-то вон, гляжу и среди людей не шибко хорошо живёшь, иначе не забрёл бы сюда. Сам-то не устал? А я привыкла, лишь бы не совался кто непрошеный.
   - Как я, например?
   Она опять улыбнулась и поцеловала его:
   - Ты - нет!
   - И давно ты здесь?
   - Скоро два года уж.
   - Расскажешь ли?
   - Расскажу...

   ...Старая-старая деревенька, такая старая, что часть изб и дворов её двумя-тремя венцами вросли в землю.Каждый следующий год добавлял деревеньке лет и убавлял количество её жителей. На погост уходило в десять раз больше, чем появлялось на свет Божий. Но, появлялось... Вот и девочка появилась - Дарья... А деревенька-то старенькая и народ старенький, а кто не старенький, тот пьяненький. Вот и у Даши спился совсем папаша, а мама и вовсе пропала куда-то - ни слуху, ни духу. Папу-то пришибли вскоре, по пьяному делу, а девочку к себе бабушка взяла. Дело к школе, а школа далеко - десять вёрст. Училась, однако, хорошо и школу закончила достойно.
   К тому сроку деревенька совсем захирела и решила девушка в город податься - учится. вишь ты. Да и бабушке трудновато жить стало - помочь бы?
   Решила девушка доктором стать, а тогда, в семидесятых, таких желающих немало было, вот и вышло в результате конкурсного отбора и прочего, что Дарья наша оказалась за бортом того ВУЗа медицинского.
   Что ж дальше?
   Девочка-то упрямой была и решила: пойду в училище, стану медсестрой! И пошла и стала. А в промежутках между лекциями были свидания, кафе, "киношка" и, как казалось тогда - любовь.
   Он был студент-технарь, человек необычайно острого ума и зрелой мужской красоты. Роман их развивался неспешно и по получении обоими дипломов, они благополучно зарегестрировали свой брак.
   Молодой муж был сыном состоятельных, солидных людей и таких как он называли "золотой молодёжью". Род занятий супруга так и оказался для Дарьи тайной непостижимой, её желание завести ребёнка встретило со стороны молодого мужа решительное "нет". Рано, мол, для себя пожить надобно.
   Прошёл год и Даша стала замечать что супруг не то чтобы охладел к ней, но стал чаще задерживаться по вечерам, в выходные вообще изчезал нередко, обьясняя это своей большой занятостью.
   Как-то раз она решила посетить родные места, свою деревню. Она побыла у бабушки, отвезла той гостинцев городских, подышала чистым воздухом и вернулась в город в воскресенье, вечером.
   Уже в лифте, поднимаясь на свой этаж, она почуяла что-то неладное. Говорят так: сердце вещует. Время непозднее - она открыла дверь своим ключом. На вешалке висел плащ чужой женщины и в прихожей пахло чужими духами...
   "Они лежали спокойно, безмятежно даже - ну как мы с тобой сейчас!"
   Появление Даши произвело известный эффект. Муж вскочил, стал чего-то сбивчиво обьяснять в своё оправдание, но она его не слушала, она глядела в упор на ту, что лежала в её постели. Под этим взглядом, та что её заменила, медленно встала и как под прицелом медленно же оделась и быстро ушла. Муж же, высказав видимо всё, что хотел высказать, сел в кресло и раскурил сигару.
   Даша задала ему вопрос - он промолчал. Она задала второй вопрос - он сделал вид что не слышит. Третьего вопроса она задавать не стала - просто взяла с книжной полки красивую бронзовую статуэтку "Медного всадника", и подойдя сзади, с чувством опустила её на голову молодого мужчины. Стены, пол и её новое платье оказались заляпаны его кровью и ещё чем-то серым и вязким...
   Будучи в прострации, в состоянии заторможенном, она собрала всё же свои пожитки нехитрые и уехала из города в тот же вечер. Так как она нигде больше не была, кроме как в деревне своей, в те края она и подалась. Не будучи совсем дурой, понимала, что у бабушки своей ей делать нечего, ибо быстро найдут - вспомнила о небольшом ските, куда ходила в детстве ещё с родительницей своей пропащей. Вот туда-то и пришла. Живых там никого не застала, посему обживаться стала как могла.
   "И вот однажды появился один ненормальный"...
   - Знаю, знаю, - засмеялся Серёга, - этим ненормальным был я! Так ведь, а?
   Вместо ответа она обняла его и вздохнула. Воцарилось молчание, и лишь полная, невообразимо жёлтая луна, бесстыдно хихикала, заполнив собой всё пространство этой маленькой, убогой избёнки. Она прервала навязчивое присутствие луны:
   - Ну что, нашёл хвост у ведьмы? - и весело, беззаботно расхохоталась, сбросив на пол медвежью шкуру, пахнувшую лесными травами...

                5

   ...На утро наступила зима.
   Она наступила большими белыми подошвами невидимых ног на тропы и жухлую траву, разбросала белые шапки на головы елей и сосен, укутала белым покрывалом обманчивые мшары. Она ничего не спрашивала, она обьявила: "Я пришла. Встречайте и радуйтесь, если радоваться можете".
   Они вышли в зиму вместе. В открытую дверь, взявшись за руки. И выйдя, немедленно обрадовались этой зиме! Обрадовались Белой, сами будучи в белом - только из-под одеяла, с непокрытыми головами и обнажёнными душами...
   ...Потом он пил обжигающий чай, а она обжигающе смотрела ему в глаза.
   - И за эти два года никто не нашёл тебя? Ведь искали же, наверняка искали!
   - Конечно искали, я сама это видела - только меня не  в и д е л и .  Меня никто не может увидеть, я - ведьма! Пойми, миленький, я  в е д а ю !  Ты-то вот не смог меня увидеть, пока я сама не бросила тебе тот самый сук?! Пока сливаюсь я с этим лесом в единое целое, этот лес не отдаст меня никому!
   - А если...
   - Да-да, если забудусь хоть на минуту, если уйду в мир страстей земных с головой, - тогда и выдам себя! Понимаешь ли?
   - И тебе не хочется обратно, к людям?
   - Нет. Я хочу быть с лесом. И...с тобой...
   Серёга задумался. Ему хорошо здесь, он тоже свой среди этих больших и малых сосен и небо тут его, только...
   Она смотрела в его глаза и всё читала, он это понимал и смущался.
   - Тебе идти надо, да? Иди, конечно иди, только приходи иногда, ладно? Это тропа моя, она и твоя теперь, она не даст тебе больше оступится, ты не провалишься, не уйдёшь в небытие!
   Уходил он не оглядываясь, хотя оглянуться хотелось. Не оглянулся, потому не знал, что его следов на первом декабрьском снеге не оставалось, ибо они оставались с ней...

   ...Эта глухая топь стала его тайной. Теперь он приходил сюда тогда, когда чувствовал зов её, этой топи - бросал всё и приходил.
   Покосившийся, заросший сруб маленькой избушки, превращался постепенно в симпатичный домик с маленьким резным крылечком, к Рождеству его свод Серёга украсил шарами и разноцветной мишурой.
   А Она?
   Наступившая зима не остудила её, не заморозила, она её раскрасила, пробудила! Старенький замызганый кожушок был брошен в тёмный угол, чудовищные сапоги не по размеру изчезли совсем. Вместо чёрного платка появилась разноцветная шаль, как луговое безбрежие!
   Однажды они стояли взявшись за руки, близ корабельной сосны, и смотрели на высокую крону её, словно уходящую в небо причёску, и...радовались друг другу! Лёгкий морозец пощипывал щёки, стайка красногрудых птиц водила вокруг них хоровод, солнце глядело так, будто и не собиралось покидать этот колдовской, сказочный лес!
  - Эту зиму я не забуду никогда, - прошептала она тихо,  - я снова научилась радоваться теперь.
   - Ты говоришь так, будто прощаешься с миром, а зима меж тем - в самом начале.
   - Я знаю, что очень скоро всё кончется.
   - Откуда это? Почему?
   - Я же всё-таки ведьма! Когда-то, потеряв свою природу, я стала ею, а теперь вот возвращаюсь обратно, только кто же допустит-то это? Этот барьер нам не взять, мой друг! И потом - ты всё время уходишь, вот и сейчас...
   - Да ухожу, но ведь и прихожу опять и так будет всегда, слышишь?
   - Нет... Нельзя жить меж двух миров - для этого жизнь слишком короткая! Ну, до встречи?! - и она уткнулась губами в его глаза, на минуту растворившись в них.
   А в это время совсем рядом, у недалёкой сосны, стоял кто-то в коричневом полушубке:
   - Свят-свят, сроду не было тут никаких избушек, и на тебе! Как в сказке! Сколь живу здесь - и намёка не было на жильё - что же это, обман зрения? Бр-р-р! Да нет же. Стой-постой, а кто эти двое? Мужик-то незнакомый, а баба? Боже правый, да это же Дашка-мужеубийца! Её уж и искать перестали, а она - вот она где! Пойду-ка я... - и кто-то в коричневом полушубке метнулся прочь, да задев ногой молодую ёлочку, полетел в сугроб.
   Дарья услыхала хруст ветвей:
   - Слышишь?
   - Ну да, вроде хрустнуло что-то - Серёга беззаботно махнул рукой.
   В это время упавший человек поднялся и, на ходу отряхиваясь, бросил взгляд в их сторону.
   - Варвара! - вполголоса охнула Дарья, - Это Варвара, бабушкина соседка! Теперь растрещит на всю деревню! Всё...
   - Ну чего всё-то? - он слегка приобнял подругу, - Ну увидела, ну растрещит - всё равно тебе никто не страшен, сама же говоришь, что ведьма!
   Она опустила голову:
   - Да, верно, но это было раньше. Теперь же, когда встретила тебя, я стала уязвима, ведь нас стало не двое даже - трое...
   - Что? И ты молчала?
   - Тс-с-с - она прикрыла его губы ладонью, - Не говори вслух, я и так вижу что рад, только... Всё, милый мой, когда-то кончается...
   Он как мог успокоил её и к вечеру ушёл...

                6

   ...Февраль завьюжил не на шутку!
   Серёга пробирался по знакомой только ему тропе, которую видеть было невозможно - он шёл по ощущениям, утопая в сугробах, то и дело поправляя наезжающую на глаза шапку. Он не ногами шёл - сердцем.
   Она ждала. Несмотря на злую пургу она стояла на краю тропы и вглядывалась, вглядывалась в эту белую замять до боли в глазах. Вон, вон появилась чёрная точка. Он!
   В новой, свежесрубленной избе, всегда жарко натопленной к его приходу, они были как в другом, только для них созданном мире, они забывали даже имена свои и растворялись друг в друге. Всегда...но не сегодня.
   - Что случилось, Даша? Тебя что-то беспокоит?
   - Я чувствую чужое дыхание. Это беда, милый.
   - Какое дыхание? О чём ты?
   - Они идут за мной!
   - Кто?
   - Те, кто ищет меня два года. Забыли было...только Варвара эта! Я чую, я всё чую, да и как иначе, я - ведьма!
   - Может показалось? - неуверенно полуспросил, полууспокоил её Серёга.
   - Нет! - она вдруг резко поднялась, - мне нужно бежать! Я успею, я знаю как и куда. Прощай, мил-друг, я дам о себе знать, - и она рванула сквозь закрытую дверь.
   Серёга выбежал следом, он видел как умело она обходит заносы и сугробы, но тут словно кольнуло что-то:
   - Не ходи туда, к болоту! - закричал он, - там засеки, забыла?
   Он вспомнил, что ещё осенью делал там забор из острых кольев, обозначая границу топи, а теперь, под снегом его совсем не видно и...не ровен час...
   - А-а-а, - крик был острым, как старый тесак, он пронзил насквозь этот пенный февраль.
   Он бежал на крик и знал уже всё что увидит там...
   Она лежала, широко раскинув руки и ещё дышала. Он поднял её на руки и на снегу осталось большое алое пятно, вокруг острозаточенного берёзового кола.
   Серёга ничего не соображал. Он шёл медленно, пошатываясь, боясь растрясти свой живой ещё груз. Он будто себя нёс...
  ...Положил на ту самую медвежью шкуру, которая теперь почему-то пахла полынью.
   - Они...скоро будут здесь...слышишь? - прохрипела она, с трудом шевеля сухими губами, - мне тесно, душа замкнута в этих стенах. Отвори печную заслонку, чтоб вылетела душа!
   - Зачем, Даша?
   - Я - Ведьма, Сергей,  в е д ь м а !  Ты забыл? Не тешь себя надеждой - мне не выжить - пусть душа отлетит в трубу. Пойми: тогда они не увидят нас, не найдут, и ты сможешь спокойно уйти! Ну же, не медли!
   Он склонился над ней в последний раз, поцеловал её сухие губы и открыл заслонку печи. Её душа была свободна...

   ...А в это время, совсем рядом, ребята в форменных шапках с кокардами топтались по кругу и чего-то искали:
   - Ну и что же? Здесь ни то что жильё, даже намёка на жильё не видно! Может землянка была, а? Баба Варвара? - серьёзный "мент" строго смотрел на старуху в коричневом полушубке. Молодой коллега его стоял поодаль.
   Старуха стояла меж ними, бестолково тыча рукой в старую сосну, и бубнила:
   - Здесь было, здесь! Сама видела, вот как вас, чтоб мне пропасть!
   Молоденький сержантик разинул рот:
   - Ты...ты...бабка Варвара, ты где?
   - Пропала, - его коллега постарше, пытаясь закурить на ветру, безнадёжно бросал в снег сломанные спички, - сгинула бабка-то! Слушай, пойдём-ка отсюда, нечистью тут прёт за версту!
   И развернувшись, они пошли искать выход.
   А Серёга видел всё это, он стоял у окна и сквозь слёзы, беззвучно текущие ручьём, смотрел в февральскую згу...

                7

   ...Когда "искатели" ушли, Серёга взял инструмент и пошёл к старой сосне:
   - Место приметное, - лежать тебе здесь, Даша.
   Он расчистил снег, завёл бензопилу и стал резать промерзлую землю на куски, как торт нп Рождество, тогда...
   Крепко землю-то сковало! Однако, к вечеру могила была готова. Достав из сундука большой серый холст, он пошил саван.
   "Что ж она, готовилась что ли? Холста хватило как раз в пору..." - подумал он с тяжёлой ухмылкой, - Видать знала, наперёд знала...
   Нельзя крест-то. Положил камушек. Он, правда небольшой, да приметный. Да и место такое, что не забудешь - вон сосна-то какая, а?!
   Серёга сел прямо в снег, налил себе из фляжки той самой настойки...Помянул...Он даже помолится не мог здесь, памятую о том, кем была она...
   Верил ли Серёга? Верил, конечно Верил! А она была другая...И была любовь, которая всегда выше всех религий, ибо Любовь - религия и есть!..

   ...Он уходил уже поздно. Смеркалось - вот-вот и ночь обнимет зелёный-зелёный лес.
   - Обернись! - был голос.
   Серёга обернулся, и...Не было больше нового сруба с резным, узорчатым крылечком, не было разноцветных шаров и блёсток мишуры. Была старая покосившаяся избёнка, с проваленной, драной крышей... Послушайте, люди добрые, может быть показалось, может обернуться вновь?
   - Не надо! - был голос, - Ты и сам всё знаешь! Не верь глазам своим, Сердцу в е р ь !


   ...Да-а-а! Было, было - лет двадцать тому...
   Серёга опять сегодня не дошёл по тропе-то. Не дошёл туда, куда душа уж два десятка лет летит. Летит, а он её не пускает! Нет у него той заслонки, что можно открыть и... лети, милая, лети! У Дарьи была...была заслонка заветная...
   Дойдёт ли он когда-нибудь?
   Не знаю, знаю только, что так как было - уже не может быть никогда!
   Никогда...как бы мы этого не хотели...

                ---------------