Батюшка Дон кн. 1 гл. 4

Существуют профессии, название которых говорит о них лучше, чем любые книги и красочные фильмы. Сами попробуйте произнести горькое на вкус слово коногон, повертите его на языке. Слышите голос лихого степного ветра и свист жгучей казачьей нагайки?.. А как вам эстетическое послевкусие от чёрного шахтёрского пота и солёных лошадиных слёз?
- Что за люди такие коногоны?! - недоумевал Григорий Шелехов.
Жизнь иногда делает необъяснимые повороты. Он даже не знал раньше кто такие коногоны, а пришлось самому ломать их нелёгкий горняцкий хлеб. Радовало его, что снова работать пришлось на лошадях.
- Видать такая моя судьба, - удивился Шелехов совпадению, - всю жизнь с конями провести! В юности на них пахал, затем воевал…
Когда Григорий впервые спустился в угольную шахту, его пробил мелкий, противный озноб. Нависший над головой деревянный потолок горизонтального штрека, с опорами из брёвен, показался ему крышкой коллективного гроба.
- За каждым коногоном числится конь, часто один на много лет! - объяснил ему пожилой наставник Степаненко. - За вверенную лошадку он отвечает особо, без неё ему грош цена.
- Энто понятно! - кивнув ученик.
- В коногоны обычно идут те, кто лошадей любят больше, чем людей! -заявил горняк. - Самые лучшие…
Они встретились на шахтном дворе, где как тёплое и холодное течения в океане пересеклись шумные горняки. Одни выехали «на-гора», другие спускались под землю.
- Тепереча гуляем! - после каторжной работы некоторые уже успели хлебнуть забористого самогона.
Кучка перепачканных несмываемой угольной пылью шахтёров сидела в сторонке, курила самокрутки из махорки и жалостливо пела профессиональную песню.
- А молодогоооо коногонаааа, - тянул седой горняк, - несут с разбитой головой!
- Тьфу ты? - сплюнул Степаненко. – В шахту часто идут пропойцы, воры и тунеядцы...
- Так энто не коногоны, - догадался Шелехов.
- Голытьба…
Среди горняков коногоны выделялись норовом, поэтому держались гуртом. По виду их было за версту видать, многие заявились на работу в картузах «восьмиклинках» с лаковым козырьком и сафьяновых сапогах. Хотя устойчивого тепла не было. Правда, когда они спустились вниз, тут же поменяли наряды на несусветную рвань.
- Нам под землёй форсить ни к чему! - сказал Степаненко.
Вместо сапог он надел стоптанные чуни, цветастую рубаху и добротный зипун заменил на вытертую кацавейку. 
- К бывалому коногону всегда приставлен молодой «провожатый», набраться опыта и пообтереться… - продолжил он вводить новичка в курс дела. - Подсобник, от слова подсоблять, помогать, поэтому всегда на «побегушках».
Степаненко доходчиво объяснил новичку, что тот должен делать. Всю смену Григорий водил по рельсам впряжённую в вагонетку лошадь между деревянными столбами, крепящими хлипкий потолок над узкоколейкой. При этом нужно было держать в руке масляную лампу под проволочной сеткой «благодетельницу».
- Иначе разобьёшься в темноте! - предупредил наставник.
- А почему лампу так назвали? - спросил Шелехов во время перекура.
- «Благодетельницей» лампу прозвали не зря, - сказал харкающий Степаненко. - Лет тридцать назад лазили по угольным шахтам с самодельными светильниками: плошка с мазутом, над которой фитиль чадит.
- Так ить газ вокруг! 
- Вот именно!.. Не раз и не два случалась беда: от открытого огня газ воспламенялся, и вспыхивало всё вокруг. И тогда только Бог, в помощь! - коногон размашисто перекрестился. - Так, кстати, ту, давнюю лампу и звали: «Бог, в помощь».
Он рассказал, о том, что чем глубже зарывались под землю шахты Донбасса, тем чаще шахтёры сталкивались с подлым метаном. В конце девятнадцатого века его попробовали выжигать. «Выжигальщик» в специальном защитном кожухе поджигал факелом, скопившийся в тупиковых забоях газ, но это был опасный и малоэффективный способ.
- Тогда и появилась «благодетельница», - просвещал ученика Степаненко. - Счас мы работаем как в раю!
Лампа, накрытая густой медной сеткой, поглощавшей тепло и препятствующей распространению огня за свой проволочный кожух. Лампоносов, что развешивали прежние открытые плошки вдоль подземной дороги, сменили женщины, что наполняли новые лампы маслом в специальных помещениях - ламповых.
- Основная работа «провожатого», - закончил инструктаж коногон, - вовремя впихивать и убирать тормозные шкворни.
- А што энто такое?
- Обструганные деревянные бруски…
- И только?!
- Главное не прозевать, - наставлял Степаненко ученика. - На крутых уклонах штольни колёса вагонетки крутятся с бешеной скоростью, иного способа затормозить, попросту нету.
В следующую смену Григорий стал свидетелем ротозейства помощника другого коногона. Уставший подсобник запоздал, и норовистая вагонетка с грузом, враз слетела с горбатых рельсов. Раздосадованный заминкой коногон начал громко кричать на малолетнего помощника:
- Твою мать!
- Я не виноват.
- Я тебе зараз дам! - он сгоряча двинул малого в чумазую скулу. - Тащи подложки… Да вон отсель, экий олух.
Вдвоём они совали под колёса деревянные подкладки и остатки распила.
- На языке коногонов это называется «лимонадить» - часто безуспешные попытки вернуть забурившуюся вагонетку на рельсы… - пояснил улыбающийся Степаненко.
- А по-другому нельзя? - спросил ученик.
- Разгружать, загружать несколько тонн угля кому охота?
Шелехов понял, что в таких случаях всё умение коногоново и должно показаться наружу.
- Трогай! - заорал бедолага.
- Ой, сызнова свалится... - испугался его подсобник.
- Двигай родная! - горланил тот нетерпеливую команду лошадке. - Ну, подай чуток!.. Только чуток, милая!
Дрожала чувствительная кожа кормилицы, будто понимала она слова хозяина и тоже волновалась за успех безнадёжного дела. Чтобы получилось, должна она точно делать, что коногон прикажет.
- Стой, стой на месте! - кричал он помощнице. - Слава Богу!
Когда смена шла хорошо, в короткий перерыв радовался даже вечно хмурый коногон. В запасе он всегда имел кусочек тёмного, как всё в шахте, соблазнительного сахара.
- На, милая, съешь! - баловал Степаненко любимицу. - Заслужила, родная... Вообще-то, лошадь животное пугливое и ужасно своенравное.
Опытные коногоны знали, как её нрав бывает необъяснимым, и часто не предугадаешь следующий шаг.
- То внезапно сорвётся она с места галопом или вихляющей иноходью… - учил коногон. - А то без видимой причины встанет, как каменная и ни уговорами, ни кнутом её не сдвинешь с места.
Его конь однажды так встал, дрожал всем крупным телом и зло косил на человека влажными глазами.
- Замаялся, бедолага! - сказал опытный лошадник. - Это у него с «устатку».         
- Они совсем света божьего не видят? - спросил Шелехов.
- Только два раза в год поднимают коней на поверхность, к ласковому солнышку, - ответил Степаненко и поправил сбрую. - Весной на светлую Пасху и осенью на Покрова.
- Бедняги!
- Только тогда могут шахтные невольники вдоволь попастись на зелёных лугах, - вздохнул коногон, - только тогда они бывают счастливы, на короткое время…
Обучение горняцким премудростям прошло без особых происшествий. Григорий быстро усвоил нехитрую науку и летом уже работал коногоном самостоятельно.
 

***
Со дня праздника Ильи Пророка в Юзовке установилась жаркая, без единой капли дождя, неподвижная погода. На прозрачного до стеклянной голубизны небе не наблюдалось ни одного, даже самого завалящегося шального облачка. Голое солнце, разъярившись по неведомым людям причине, разбрасывало вокруг жгучие убийственные лучи. Всё живое испуганно пряталось в тень, в тщетной надежде переждать запоздалую ярость светила…
- Не припомню такого лета! - сказал плотный мужчина средних лет.
Ефим Тимофеевич Точилин, свежий благодаря послеобеденному сну, вышел на крытое крылечко собственного дома и вопросительно посмотрел на безмятежные небеса.
- Опять дождя не будет! - с горечью и упрёком неизвестно кому, подумал он. 
Ефим Тимофеевич не любил лето. Его большое, набравшее литую мужскую тяжесть тело плохо переносило лихой украинский зной.
- Жить от жары не хочется… - буркнул он, рукавом домотканой рубашки вытер моментально вспотевший лоб и направился к небольшому огороду, разбитому сразу за приземистым саманным домом.
В небольшом шахтёрском посёлке жили сплошь вчерашние крестьяне, поэтому они никак не могли обойтись без земли.
- Как черви земляные копаются. - Точилин являлся горняком во втором поколении и притворно снисходительно относился к стараниям жены совмещать пролетарский труд с крестьянским образом жизни.
Скоро должно было подойти время позднего ужина, и Ефим, как всегда, хотел плотно покушать перед ночной сменой. Он громко и властно крикнул:
- Зинаида! Пора накрывать на стол.
- Осталось немного…
- Хватит вам в земле копаться! - супруг был строг и требователен в семье. - Давай скорее, на работу пора собираться.
- Как скажешь Ефим Тимофеевич...
Раздражённый от духоты муж неторопливо закурил табак собственного производства, стал в тенёк и хмуро смотрел, как жена и рыжеволосая красавица-дочь собирали нехитрый копательный инвентарь. 
- Что у него на уме? - подумал он о мужчине, помогавшем женщинам.
Неразговорчивый жилец, пятый месяц, снимающий у них угол с койкой, высыпал в мешки только что выкопанную разнокалиберную картошку.
- Мужик вроде добросовестный… - прикинул Точилин.
Григорий наклонился, присмотрелся и выбросил из плетёной ивовой корзины пару кусков засохшего, случайно попавшего туда чернозёма. Пересыпав полную корзину в большой мешок из грубого холста, завязал его бечёвкой и поднял глаза на ждущего чего-то арендодателя:
- Нужно чего?
- И охота тебе, Григорий Пантелеевич, возиться с бабами, - Ефим Точилин презрительно ухмыльнулся, показывая своё истинное отношение к женскому полу. - Заняться что ли нечем?
- А чем здеся заниматься можно?
Шелехов подошёл к нему, подкурил покупную папиросу от конца протянутой самокрутки и глубоко затянулся. Постоял немного, расправляя круговыми движениями, затёкшие плечи и признался:
- Мне в охотку.
- Чего так?
- Соскучился я по таким занятиям, пока воевал... - разминаясь, постоялец повертел из стороны в сторону могучим обнажённым торсом. - Да мне не трудно, а Зинаиде Степановне помощь… Почва вишь, потрескалась вся, высохла донельзя. Даже вилы с трудом входят… где уж им самим справиться.
- Ну-ну…
Зинаида ушла вперёд стряпать ужин. Ефим снисходительно покивал головой, с улыбкой проводив глазами, прошмыгнувшую мимо дочь Антонину и ехидно сказал:
- Я так и понял!
- О чём ты? - Григорий принял крайне непонимающий вид.
- Хороша девка! - в голосе Ефима прорезалась законная родительская гордость. - Ох, и хороша!
Шелехов по-настоящему смутился. Где-то глубоко, в самом отдалённом уголке души, у него копилось, нарастало новое, незнакомое чувство к дочери хозяев его временного жилья. Ещё пару месяцев назад такого он и представить себе не мог. Теперь же он интуитивно стремился находиться рядом с ней, но, конечно, не мог признаться в этом даже себе.
- Мне-то, што с того? - нарочито небрежно произнёс он. - Хороша, да не про нас…
- Не скажи!
- Об чём тут гутарить... - Григорий зло выбросил догоревший окурок. - Она красавица, женихов вокруг вертится прорва.
- Да и ты не старый…
- Скажешь тоже!
Ефим Тимофеевич решительно, но крайне уважительно вплотную придвинул к себе непонятливого жильца. Раз зашёл такой разговор, он хотел сразу выяснить отношения, поэтому сказал:
- Слухай сюда.
- Чего?
- Я к тебе Григорий Пантелеевич давно присматриваюсь, - бригадир шахтёрской ватаги редко кого называл по батюшке. - До сих пор, убей, не понимаю, что у тебя на душе… Смурной ты какой-то, стылый. Вроде, работаешь хорошо, но без азарта, без хысту…
- Не по душе мне работа под землицей, без солнца.
- Подожди, я доскажу!
Точилин отвернулся, подыскивая нужные интонации. В открытое окно летней кухни высунулась раскрасневшаяся от стряпни жена и позвала их:
- Идите ужинать, всё готово!
- Идём, - крикнул муж и повернулся к нетерпеливо переминающемуся собеседнику. - Что там у тебя в прошлом было мне неинтересно. Мужчина ты серьёзный и справный… сколько тебе годков?
- Двадцать восемь недавно исполнилось.
- Молодой ишо!.. А то, что седина в волосах, так-то не грех.
- Тимофеич, не пойму, куда ты клонишь?! - Григорию этот разговор доставлял мало удовольствия, и он хотел поскорее его кончить. - Говори, не юли!
Точилин неожиданно широко и открыто улыбнулся. Улыбка осветила его изъеденное угольной пылью лицо и удивительным образом чрезвычайно смягчила грубо вырубленные черты. Не пряча улыбающиеся глаза, он сказал:
- Торопишься?
- Темнишь ты што-то…
- Ишь какой горячий! - ему явно нравился немногословный и ответственный постоялец. - Короче… Женись на моей дочке!
- Жениться?.. Мне? - Шелехов стоял, как бык, получивший обухом по лбу. - Ты шутишь што ль?
- Не шучу…
- С ума сошёл!
- Нет, ты послушай, - горячился потенциальный тесть. - Я вижу, как ты на неё смотришь, да и она неровно в твою сторону дышит.
- Скажешь тоже...
- Выделим вам половину дома, и живите с Богом!
- А Тоня… Антонина Ефимовна, как же? - Григорий начал понимать, что этот разговор далеко не шутейный. - Согласится?
Ефим Тимофеевич облегчённо вздохнул, как после благополучного окончания десятичасовой работы в угольном забое, и ответил:
- А, то!
- Точно?
- Куда она денется! - он панибратски похлопал по загорелому плечу будущего родственника. - Чтобы красному командиру, да такому красавцу отказала?.. Да ни в жисть! Пойдём зятёк вечерять, пора топать на шахту. Завтра я с матерью поговорю, а осенью справим свадьбу.
- Лады...
Мужчины взвалили на плечи по мешку остро пахнущей землёй картошки и неторопливо пошли по направлению к жилой белой мазанке. Вечерело, послеобеденный жар сходил на нет. Оживали попрятавшие от безжалостного солнца птицы и звери. Степь южного Донбасса, неторопливо начинающаяся сразу за огородами посёлка, наполнялась запахами и звуками непрерывно продолжавшейся жизни.

***
Свадьбу назначили на середину осени. Григорий немного смущался своего возраста и разницы в возрасте с молодой невестой. Поэтому настойчиво просил Точилина не устраивать пышное многолюдное торжество. Будущий тесть даже обиделся:
- Чтобы я единственную дочь выдал замуж по-тихому?
- Негоже мне играть роль молодожёна! - попробовал возразить Шелехов. - Вся голова седая…
- Даже слышать не хочу! - отрезал Ефим Тимофеевич. - Иначе что люди скажут?
- Не всё ли равно?
- Это ты человек пришлый, - в первый раз укорил его Точилин, - а мы тута всю жизнь прожили…
Официального сватанья не было, отец поговорил с Антониной и передал будущему зятю её согласие. На следующий день Григорий, сильно смущаясь, протянул невесте гладкое золотое колечко.
- Зачем это? - смутилась она.
- Раньше в казачьих семьях кольца носили только казачки… - чтобы скрыть смущение стал рассказывать жених. - Ежели молодая казачка носила кольцо на левой руке, то энто была девушка на выданье, а если на правой, то просватана.
- Понятно! - сказала Тоня и надела кольцо на безымянный палец правой руки.
- Не обижаешься, што без камушка? - повеселел Шелехов.
- Мне без разницы! - внешне безразлично ответила она.
- У нас камень бирюза является символом грусти и тоски… - веско объяснил он.
- А мне с камушками не сильно и нравятся! - воскликнула Антонина и, покраснев, убежала на родительскую половину. 
В день свадьбы с утра пошёл мелкий надоедливый дождь. Настроение у Григория было не очень весёлое, а тут ещё приставала дотошная дружка Наталья Павина.
- Никто не должен смотреться перед кем-то из будущих супругов в зеркало, - поучала она жениха, - в противном случае этот человек уведёт жениха или невесту.
- Дурость! - еле сдерживался Шелехов. 
Дело осложнялось тем, что молодые и так жили в одном доме.
- Утром, в день свадьбы, молодым нельзя видеть друг друга, иначе замужество окажется неудачным, - пугала его Наталья, которая сама недавно вышла замуж.
- Тьфу ты! - плюнул от досады жених и пошёл к знакомому коногону выпить самогона для храбрости.
Ближе к обеду подали роскошную тройку ездовых лошадей. По просьбе Точилина родная шахта выделила шумный копытный транспорт. Григорий сел в тарантас, и кучер, с гиканьем сделав круг по улице, вновь подлетел к крыльцу дома Точилиных. Под руку с дружкой вышла нарядная Антонина, и жених задохнулся при виде такой красоты:
- Умного человека счастье может на время сделать глупым, - тайком подумал он. - Глупый всегда счастлив в своём неведении.
 - Жених должен положить в правый ботинок монетку и проходить с ней целый день! - Наталья что-то совала ему в руку.
- Зачем? - вяло спросил Шелехов.
- Нужно хранить её, как реликвию, тогда жизнь семья не будет нуждаться в деньгах.
- Отстань! - отмахнулся Григорий и подал невесте тёмную от угольной пыли руку.
В церковь молодые должны были ехать витиеватой дорогой, чтобы отпугнуть нечистую силу. Родственники невесты вымыли полы в доме, как только они уехали, иначе девушка непременно вернётся в дом.
- В экипаже нельзя облокачиваться на что-либо, - нудила под ухом Павина, - а держать спину надо прямо, чтобы не цеплялись несчастья.
- Как энто?
- Не опираться на них...
Шелехову её болтовня порядком надоела, и он попросил Семёна Глухова, изображавшего дружка, заняться её. Он понял правильно и дружка к жениху не приставала.
- А почему Антонина в зелёном платье? - спросил он. 
- Невеста, одетая в зелёное, - примета к счастью, - затараторила Наталья.
Церемония венчания прошла быстро и торжественно. Дружки держали над их головами потёртые венцы, от множества горящих поминальных свечей было жарко.
- Хорошо, что батюшка Феофан, не выпивши! - шепнул жениху Семён.
- Ты о чём? - спросила невеста.
- На прошлом венчании он отмочил: «Венчается раб Божий Василий и страх Божий Наталья!»
 - Тихо ты! - цыкнул на него Григорий.
После выхода из церкви молодых обильно обсыпали рисом, пшеном и житом, чтобы жили в достатке. Они сели на тройку и рванули к дому Точилиных.
- Не гони! - попросил он, обнимая с замиранием сердца новобрачную.
На пороге дома невесты их встречали её взволнованные отец и мать, а сзади дед и бабушка, крёстные. Ефим Тимофеевич горделиво держал перед грудью старинную икону, а плачущая мать традиционный хлеб-соль.
- Девушки стремятся найти себе парня, похожего на их отца, именно поэтому их мамы плачут на свадьбах своих дочерей! - подумал развеселившийся жених.
- Чтобы Бог Вам хлеба родил и детей послал, чтобы люди с вами звались и добром к Вам отзывались, чтобы в доме Вашем были счастья и доля, - пожелал новобрачным Точилин.
Мать невесты передала им икону, с которой сама выходила замуж и своё родительское благословение. Молодые трижды перекрестились иконе, поцеловали её, а затем хлеб.
- Спасибо! - чинно поблагодарили молодые.
 Бабушка невесты положила на порог новый раскрытый замок, а сверху расстелила вышитый рушник. После того, как новобрачные переступили через порог, бабушка заперла замок и завернула его в рушник. Ключ от него она отдала на хранение родителям невесты, а замок взяла себе, так как родителей у жениха не было.
- Как никто не сможет открыть этот замок, так никто и никогда не разрушить эту семью, - торопливо забормотала она.
Мать Антонины осыпала молодых при входе в дом хмелем, серебряными монетами, конфетами, орехами, желая молодым изобилия и счастья и лепестками цветов, чтобы отвлечь от них нечистого.
- Монета, доставшаяся при осыпании, а затем подложенная весной под наседку, способствует хорошему выводу цыплят… - объяснила тучная соседка, бросившаяся собирать мелочь.
Молодой жене при входе в дом подали кухонную посуду, и она с озорной улыбкой разбила её о порог. Это означало, что вместе они смогут преодолеть все невзгоды и такая мелочь, как разбитая тарелка, не внесёт раздора в их отношения.
- Если молодой переносит невесту через порог на руках - примета к счастью, - шепнула Григорию дружка.
- Раньше не могла сказать… - буркнул он и легко подхватил жену на руки.
Он сделал широкий шаг, чтобы не наступить на порог, дабы не потерять суженую и стал на овчинную шубу, которую предварительно расстелили шерстью вверх.
- Живите богато и счастливо! - торжественно сказал отец невесты.
Овчинная шуба являлись символом довольства и зажиточности. Она символизировала о том, чтобы в хозяйстве у молодых всего было густо, как шерсти в овчине.
- Пускай у молодых дома всё произрастает и разводится так обильно, как хмель в лесу! - громко добавила взволнованная мать.
Начинались поздравления новобрачных гостями и одаривания их подарками. Молодые стали у двери и внимательно слушали наставления входящих в дом гостей. 
- Дарю Вам ложки, чтобы рождались Серёжки, а ишо чашки, чтобы рождались Наташки… - сказал дед Антонины.
- Благодарствуем! - они синхронно поклонились.
Каждый говорил хорошие слова и дарил от души, что мог, в зависимости от своего материального положения.
- Дарю Вам «рупь», чтобы купили тулуп! - весело произнёс старый друг Ефима Тимофеевича.
Поток гостей не прекращался. Новобрачные уже не различали лиц поздравляющих, почти не слышали слов. Часто слышались напутствия:
- Дарю Вам серебро, чтобы в доме было добро!
Во время даров каждый из поздравляющих просил подсластить спиртное поцелуем или, бросив крошку хлеба в рюмку, заявлял:
- Там плавает паук и его надо вытащить, - это был намёк на продолжительный поцелуй.
По окончании даров молодых вывели из комнаты во двор, где они и гости расселись по местам за длинными обильными столами. Первый тост выпили за молодых, второй за родителей, третий за крёстных.
- У коногонов существует обычай дарения отцом невесты плётки, которую после свадьбы нужно повесить на притолоку двери спальни с левой стороны, - с улыбкой сказал Ефим Тимофеевич.
Получив от тестя плётку, Григорий, шутя, трижды ударил смущённую молодую жену, приговаривая:
- Покидай батькин и материн кров и бери мой!
Молодая жена трижды поклонилась мужу в ноги, выражая покорность. Гости ответили дружным рёвом и рьяно выпили за молодых.
- Горько! - орали они, и новобрачные вставали, Григорий наклонял упрямую голову и легко касался губ жены.
Главным условием горняцкой свадьбы считалось веселье, что сулило молодым счастливую семейную жизнь. Немного испортил впечатление начальник рудника, который изрядно выпил и решил произнести тост:
- Мы провожаем молодых в последний путь...
Народ недовольно загудел, он смутился и начал заново:
- В этот счастливый день, провожая молодых на большую дорогу...
Все присутствующие дружно свалились под стол. Начальник стушевался и без слов дальнейших выпил залпом.
- Тосты говорить, - крикнул кто-то, - это вам не рудником командовать!
Этот эпизод не испортил веселья, только ближе к ночи трое разгорячённых алкоголем мужиков попробовали подраться. Глухов и Точилин быстро их растащили, но Семён успел-таки получить в ухо.
- Хорошо, что попали по глухому уху! - сказал он Григорию. - Я им всё одно ничего не слышу…
Начались песни и танцы. Глухов набрался спиртного по самые брови и с хитрым выражением лица рассказывал анекдоты: 
- Безутешная вдова велела выбить на могиле мужа такую надпись: «Моя печаль так велика, что я не могу вынести её…» Вскоре она вышла замуж, а на плите с надписью велела вместо многоточия выбить ещё слово «одна».
Гости могли сидеть и веселиться до утра, а молодых поздним вечером отправили в комнату на брачное ложе, куда их сопровождала неугомонная дружка, которая шутливо давала наставления:
- Кто первым уснёт в брачную ночь - первым умрёт.
- Значит, спать не будем! - засмеялся Шелехов и приобнял смущённую жену.
В комнате, где молодым предстояло провести первую брачную ночь, поставили икону, стакан с мёдом, чашку с зерном, куда поместили свечи, не зажигая их. 
- Брачную постель для молодых должна готовить или мать жениха, или его крестная, - сообщила Наталья.
- Сами справимся! - сказал Григорий и нетерпеливо выпроводил её за дверь.
Гости веселились всю ночь. Второй день свадьбы начался с умывания молодой жены. Умывала её Павина. Затем она пошла к колодцу и бросила туда монетку. Пока молодая приводила себя в порядок, независимая бабская комиссия проверяла её «честность», отыскивая на простыни, где они спали, капельки крови.
- Чего энто они? - удивился супруг.
- Если молодая окажется честной, то свашки к длинному шесту привяжут красный платок или кусок красной материи, а гостям в петлицы привяжут красные ленточки, - пояснил Глухов.
Он не выспался, но был необыкновенно весел, так как выяснилось, что после вчерашнего удара в больное ухо он начал прекрасно слышать.
- У донских казаков вместо красного материала раздавали ягоды калины… - объяснил ему Шелехов.
- Если до свадьбы жена утрачивала целомудрие, - засмеялся Семён, - тогда над домом вывешивали белый флаг.
- Нам он не нужон…
После умывания молодая пригласила родных и гостей за накрытый стол. Внимание пирующих привлёк молодой муж, который обязан был разломить сваренную парующую курицу. Вначале Григорий легко отломил руками ножку, затем крылышко, далее остальное. По тому, как он расправлялся с курицей, судили о его мужских способностях управляться с женой.
- Умелый! - игриво шутили бабы.
- Женщина и граната без кольца - взрывоопасны! - ухмылялся Семён.
Тех гостей, которые опоздали к завтраку, разули, облили водой и с хохотом катали на тачке. Чтобы избежать позора, опоздавшие откупались деньгами, спиртным или сладостями. Потом гости, смеясь, пошли по родному посёлку. Участники свадебного шествия частично переоделись: женщины в мужскую, а мужчины в женскую одежду.
- Кто не выпьет за счастье молодых, - кричал Глухов, - получит в морду.
Среди гуляющих было немало ложных «цыган», которые приставали к прохожим с предложением погадать. Они заходили во дворы «воровать» кур, но никто не решался их гнать.
- Плохая примета! - знали горняки.
Посёлок гулял три дня, но молодых это больше не беспокоило, они с упоением наслаждались друг другом на выделенной им лучшей половине родительского дома Антонины.
 
продолжение http://proza.ru/2012/05/15/1907
 


Рецензии
Интересное описание свадьбы, и всего , что сопутствует этому. Действительно, мало что знаем из той эпохи, а особенно мало про обычаи и законы.

Спасибо огромное за Ваш труд,
С уважением, Мила.

Мирослава Завьялова   05.06.2019 14:06     Заявить о нарушении
Спасибо!

Владимир Шатов   05.06.2019 15:44   Заявить о нарушении
На это произведение написано 11 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.