Глава 3 Разговор за ужином

Глава 3: Разговор за ужином.

Я играю роль? Или это роль играет меня…
Карл Оанаси, маршал объединенной армии филиалов, накануне битвы при Фриаэлле.
Из мемуаров Тобиаса лейн Красета.

Шустро выбравшись из-за стойки, Гаргарон приветливо махнул Безымянному и направился к двери, расположенной с правой стороны от входа и ведущей на небольшую площадку перед лестницей на второй этаж
Поднявшись по скрипучей лестнице с широкими, стертыми ступеньками наверх, они очутились в коридоре, освещенном единственным шаром-светлячком, укрепленным под самым потолком в плетеной – наподобие  корзины - люльке. Восемь одинаковых, массивных дверей, лишенных каких бы то ни было украшений и ведущих в гостевые комнаты, располагались с каждой стороны. Остановившись возле четвертой комнаты по левому краю, хоттолен распахнул дверь и, посторонившись, пропустил Безымянного внутрь.
Комната оказалась небольшой, но весьма уютной. Стены были обшиты узкими, ладно подогнанными друг к другу панелями из старого мореного дуба, на полу лежала выцветшая шкура бурого медведя, упиравшаяся задними лапами в выложенное речной галькой основание широкого камина, большей частью упрятанного вглубь стены. Из мебели в комнате присутствовали: кровать, платяной шкаф, тумбочка с лежащим на подставке в форме руки с раскрытой ладонью бледно-голубым шаром-светлячком и небольшой стол с парой неказистых стульев, придвинутых вплотную.
- Как? Устраивает? – обведя своё хозяйство не лишенным некоей толики гордости взглядом, обратился к постояльцу хоттолен.
- Вполне, - удовлетворенно кивнул Безымянный.
В любом городе, подконтрольном Конфедерации, подобная комнатушка могла подойти разве что караванному стражу, даже успешные мастеровые вряд ли соизволили бы остановить на ней свой выбор, но в приграничье она казалась, чуть ли не пределом мечтаний. 
- Ну, тогда устраивайся, гость дорогой, обвыкайся, примеряйся, а я пока за ужином твоим схожу. Да, совсем забыл, ты с дороги, верно, помыться хочешь? С этим у нас не шибко справно – звиняй! Баня есть, правда: спустишься вниз и сразу от лестницы направо, там и вода, и мыло и всё прочее, но одна она на весь хоттол, да и время позднее - поостыла уж, наверное. Ты ополоснуться – сходи, конечно, но с остальным лучше до завтра повремени.
- Спасибо, - поблагодарил заботливого хоттолена Безымянный.
Проводив глазами удаляющегося гиганта, он опустил возле кровати свой мешок, плащ набросил на спинку кровати и следом - верхнюю куртку. Поразмыслив немного, он решил последовать совету и помыться. Спустившись вниз и без особого труда обнаружив банную комнату, Безымянный с удовольствием скинул остававшуюся на нем одежду в небольшом закутке, служившем то ли гардеробной, то ли предбанником, и приступил к приятнейшему – особенно после нескольких недель, проведенных под открытым небом в дороге, занятию - омовению! Температура в парильне, как и предсказывал хоттолен, была так себе, да и вода порядком поостыла, и всё же, окатывая себя раз за разом еле теплой водой и размазывая клочья желтоватой мыльной пены по усталому телу, Безымянный чувствовал себя почти счастливым. Помывшись и как следует растеревшись грубым полотенцем, он вышел в предбанник и, окинув недовольным взглядом свою затасканную и пропыленную одежду, принялся с видимым отвращением одеваться. Запасных вещей у него не было. Всё то немногое, что успел нажить за время пребывания по ту сторону гор, он, по давней традиции возвращающихся из изгнания, оставил земле, пощадившей его. А новыми, хоть сколько-нибудь сносными вещами можно было разжиться только в городе. Вот и приходилось терпеть.
Поднявшись наверх и войдя в свою комнату, он застал там Гаргарона, выставлявшего с подноса на стол разномастные тарелки и горшочки, источающие ни с чем несравнимый аромат сытости. Среди принесенных хозяином блюд были кусочки шпигованной чесноком утки, золотистой горкой покоившиеся на тарелке; сильно прожаренная крупными кусками свинина с острым перцем; моченые яблоки и огурцы; небольшая тыква, фаршированная морковкой и пряной зеленью; отварной картофель и несколько видов салатов и холодных закусок в небольших мисочках. Довершал все огромный каравай ржаного хлеба, разрезанный напополам. Так же на столе высился здоровенный кувшин, до краёв наполненный пивом, и другой, поменьше, со свежим молоком.
- Ну вот, - заметив возвратившегося постояльца, пророкотал Гаргарон, довольно улыбаясь. - Чего ещё надо после долгой дороги? Помылся, наелся, продрых с добрый денек – вот оно и счастье. Разве не так?
- Верно, - кивнул Безымянный, подходя к столу и усаживаясь на услужливо пододвинутый к нему табурет. – Верно говоришь.
- Ты ешь, ешь, - довольно потирая руки, хоттолен уселся на заправленную войлочным одеялом кровать, - все прямо с пылу с жару, налегай. Да и приятеля своего не забудь кликнуть, а то эти бесы такие обидчивые.
- Это уж точно, - согласился Безымянный и позвал бесёнка: - Ноби!
- Я всё ещё злюсь! – пробухтела возникшая за его левым плечом голова беса с надутыми щечками, выражающими крайнюю степень недовольства. – И это целиком и полностью твоя вина!
Хитро поблескивавшие глаза бесенка тем временем проворно осмотрели комнату и, остановившись на могучей фигуре хоттолена, примостившего своё многокилограммовое тулово на краешке кровати, победно сверкнули: наступал час долгожданной мести!
- Вы не представляете себе, – плаксивым голосом обратился к нему бесенок, - как я счастлив наконец-то оказаться в приличном обществе! Это ужасный, ужасный человек! Изувер! – материализовавшаяся вслед за головой лапка принялась ожесточённо тыкать в Безымянного, норовя попасть в глаз. – Недавно он хотел заставить меня съесть трёх несчастных крестьян, вся вина которых заключалась в том, что они оказались у него на пути! А когда я решительно отказался принимать участие в таком зверстве, он задумал сдать меня в бестиарий храма для опытов! А ещё…
- Ноби, молоко, - Безымянный обреченно пожал плечами и вздохнул. Жаловаться и ныть по самому мелкому поводу – в этом весь Ноби! Правда, когда дело доходило до серьезных передряг, бесенок становился совсем другим: хитрый, по мере необходимости - отважный, сообразительный, изворотливый, он не раз оказывал «своему человеку» неоценимую помощь. Зато всё остальное время… Но Безымянный уже давно свыкся с привычками приятеля и научился им противостоять. – И свежий хлеб! Считаю до трех, если не успеешь их взять…
Договаривать не пришлось. Оскорбленно пискнув, Ноби материализовался полностью и, сграбастав со стола кувшин молока и полкраюхи ржаного хлеба, перелетел на высокий шкаф, располагавшийся у самых дверей. По пути он от натуги забавно подгребал задними лапками и, дрожа от возбуждения, расплескивал вожделенное молоко – любимейший свой напиток! Устроившись на шкафу, будто на насесте, бесенок жадно отхватил здоровенный кусок хлеба, с трудом запихал себе в рот. Торопливо жуя, он, брызжа во все стороны слюной, молочными каплями и хлебными крошками, заявил хоттолену:
- Вот видите! Этот жуткий человек только что на ваших глазах грозился уморить меня голодом, и…
Остальной его монолог потонул в чавкающих звуках, странном шипении и других, малоприятных шумах, так что для слушателей осталось неизвестным, чем именно из своих многочисленных выводов и рассуждений о несовершенстве человеческой природы их собирался порадовать бесенок. Что, без сомнения, было к лучшему.
Понаблюдав немного за прожорливым бесом, Безымянный и сам принялся усердно поглощать весьма вкусную, хоть и простоватую снедь, принесенную хоттоленом. Утолив первый голод, он решил возобновить беседу и задал очень значимый для себя вопрос, который никогда не решился бы выговорить в общей зале:
- Меня интересует работа, - Безымянный предупреждающе поднял руку, не давая Гаргарону раскрыть рта, и добавил. - Но не всякая. Я знаю, что вам иногда передают… особые, скажем так, поручения для заинтересованной стороны. Очень опасные, очень незаконные и весьма высокооплачиваемые.
- И чего ты с этими особыми поручениями делать собираешься? – настороженно поинтересовался хоттолен, сощурив глаза. – Мы, хоттолены, неприкасаемые – сам знаешь. Мы стучать не станем! Так что, если ты порешил сдать моих доверителей своим – забудь.
- Оно мне надо? – миролюбиво возразил Безымянный, попутно хлебнув пива в тщетной попытке затушить пожар в животе, вызванный изрядно переперченной свининой. – Мне самому нужна работа. С мелочевкой связываться охоты нет, беготни много, а денег – чуть. Нужен хороший контракт.
- Мы обычно с чужаками о таких делах не болтаем, особенно с вашим братом, – по-прежнему настороженно проговорил хоттолен.
- Знаю, – кивнул Безымянный. – Знаю.
Так повелось издревле. Хоттолы всегда были особым местом, заповедным, местом, куда стекались слухи и домыслы, где собирались самые странные, отверженные повсюду существа, местом, где возможно было практически всё. Даже Конфедерация, железной рукой правившая на всей Терре, не решалась оспаривать древней свободы хоттолов. И не раз случалось, что в благословенных стенах этих последних оплотов воли находили себе убежища смертники и приговоренные всех мастей и рас и жили себе припеваючи, ничего и никого не боясь… до тех пор, пока хватало денег расплачиваться с хозяином. А ещё хоттолы были местом, куда обращались за помощью те, кто не смел делать этого в открытую. Как правило, они просили о совершенно незаконных вещах, но изредка случалось, что люди просто не хотели связываться с Конфедерацией и искали правды у хоттоловых наёмников.
- С другой стороны, – неожиданно улыбнувшись и расправив плечи, проговорил Гаргарон, - я перевидал немало народу и научился понимать в них. Ты не подсыл, – выдал он свой приговор после недолгого размышления. – Скорее всего, ты действительно ищешь работу, и я могу тебе предложить пару контрактов из тех, что посерьезней. Но послушай мой совет: не лезь ты, парень, в это болото. Я же вижу: твоя душа ещё не очерствела, не извелась. Иди лучше в какой-нибудь клан. Не гневи Предвечного, не связывайся ты с той поганью, что у нас обретается.
- Благодарю за совет, – искренне ответил Безымянный, - и думаю, что так и поступлю. Но для начала мне всё же нужны деньги. И я надеюсь их раздобыть с твоей помощью, но если ты не хочешь…
- Да ладно тебе, – махнул рукой Гаргарон, - не кипятись! Чего-нибудь мы тебе подберём, из того, что почище. Например, есть у меня одно дельце на примете, не особо пыльное…
- Нет, – возразил Безымянный. - Мне нужен «куш».
- Ты серьезно? – удивленно проговорил хоттолен.
Безымянный молча кивнул.
- Нда, парень, - ошеломленно протянул Гаргарон после весьма продолжительного молчания. - Не зря говорят, что вы, коны, все на голову больные. Вы только подумайте: без году неделя как из-за Барьера выбрался, а опять туда же лезет. Чего, так не терпится живой шкурой на сковородку улечься? Ну да ладно. Удивил ты меня, парень, право слово, удивил! Ну так и я тебя удивлю, слушай: есть один такой заказ. Особый! – заговорщицки понизив голос, прошептал Гаргарон. - Да вот не знаю, в силе ли он ещё? Уж с полгода прошло, как его доставили. С другой стороны, – хоттолен развёл руками, – отказа тоже не было. Так что, может, и срастется у тебя что-нибудь. Только…
Гигант, потупился и принялся выстукивать пальцами нервную, лишенную всякого ритма дробь по столу, будто обдумывая – а стоит ли продолжать? Наконец он решился:
- Знаешь, приятель, я тебе врать не стану, мне - если найду подходящего человека – обещан неплохой навар! Вот только, видит Предвечный, не советовал бы я тебе браться за это дело. Мутное оно, гнильцой за версту отдаёт, почище, чем на болотах у Камня, так-то! Нюхом чую – гибельное оно, это дельце, а мой нюх меня ещё ни разу не подводил, верю ему – оттого и брожу ещё по свету!
- И в чем оно заключается? – подчеркнуто ровным голосом спросил Безымянный.
- Не знаю, - нахмурившись и потерев впадину меж бровей своим больше похожим на сардельку пальцем, пробасил хотоллен. – То-то и оно - не знаю! И от кого заказ пришел – тоже. А это уж вообще ни в какие ворота! Значит, так, давай я тебе выложу все как есть, а уж ты сам решай - что к чему. Было это, как я и сказал, с полгода назад, как раз перед первым снегопадом, пришел ко мне паренёк один - Филином кличут, а как его на самом деле зовут - не знаю, да и не надо оно мне! Филин обычно на всяких странных - тех, что не особо любят на глазах мельтешить, на Чёрных, хымыков, иногда на Серых Подземщиков, - в общем, на тех, кто вне закона на большой земле, работает. Заказы их по хоттолам разносит, выполняет мелкие поручения – прихлёба, одним словом. Но сам он не из них, просто надо ж как-то парню на хлеб зарабатывать! Ну вот, пришел он и говорит: «Есть дело». А сам трясётся весь и по сторонам зыркает, будто боится чего… Знаешь, он мне иногда такие заказы передавал – кровь стынет! – но ни разу я его таким не видал, он только что зубами не щелкал от страха и не подвывал... Во-от, сказал он, что есть дело, и раз – руку в карман. Достаёт какую-то тряпочку и протягивает мне. Я ему: «На кой она мне сдалась, мол»? А он: «Внутрь глянь!» Разворачиваю, а там… Погоди!
Гигант резво вскочил на ноги и направился к двери.
- Я сейчас, – бросил он уж откуда-то из коридора. – Погоди!
И впрямь, не успел ещё Безымянный как следует приступить к трапезе, а Гаргарон уже возник на пороге комнаты. Быстро приблизившись к столу и опустившись на стул, встретивший его седалище протяжным скрипом, он, через столешницу, протянул сжатую в кулак руку к путнику и раскрыл ладонь.   
- Какая прелесть! – воскликнул Ноби со своего насеста.
Отставив кувшин в сторону, бесенок спрыгнул со шкафа и подлетел к собеседникам. Не спрашивая разрешения, он схватил небольшой, отливающий зеленью камень с ладони хотолена и принялся придирчиво его изучать, то поднося вплотную к глазам, то отводя на вытянутой лапке!
- Шаденские копи, – спустя короткое время безапелляционным тоном заявил он. – Скорее всего, северные выработки. А вот огранка, без сомнения, мастеров из Чина, думаю, юго-западные провинции, Кой-ли или может Маше-хен! Видите, становая грань в шестнадцать углов – это их цеховой знак.
Прекрасный изумруд, преломляя и отражая свет каждой из бесчисленных граней, против воли приковывал взгляды, манил, пробуждая в сердце желание обладать. Ярко-оранжевые глаза бесенка на миг вспыхнули тем же зеленоватым сиянием, что и у камня, а губы сложились в весьма хитрую улыбку, не предвещавшую ничего хорошего.
- Верни, – холодно произнес Безымянный, подметивший поведение бесенка и догадавшийся о его замысле чуть не раньше, чем тот сам сообразил, что же он намеривается предпринять.
- Что? – Ноби с трудом оторвался от прекрасного камня и, мгновенно придав своей рожице удивленно-невинное выражение, обиженно заявил: – Я ничего не сделал и даже не думал…
- Ноби, – голос путника приобрел угрожающие нотки.
- Вот видите! – вспыхнул бесенок, обратившись к хоттолену. – Именно это я и имею в виду! Он страшный человек, страшный! Я же ничегошеньки, ну совершенно ничегошеньки ещё не сделал, а он уже готов сжить меня со свету! Он…
- Ноби! – прорычал человек.
- Да пожалуйста! – гневно выкрикнул бесёнок.
Камень, яростно сверкнув, взмыл в воздух, подброшенный лапкой беса, а сам Ноби, одарив хозяина напоследок испепеляющим взором, растворился в воздухе. Вскоре с верхушки шкафа, где остался ополовиненный кувшин молока и добрые кусок хлеба, раздались негромкие чавкающие звуки. Безымянный, ловко перехватив изумруд, пристально его оглядел. Устало вздохнув, он бросил камень на стол.
- Ноби, хватит играться! Верни камень!
- Да я уже… - набитый рот мешал бесенку говорить, но он, собственно, и не испытывал особого желания.
- Хватит! – окончательно разозлившись, заявил человек. – Думаешь, я не могу разглядеть подделку?
- Погоди, – вмешался в беседу хотоллен. – Если ты решишься встретиться с заказчиком, камень оставь себе!
- Предоплата? – поинтересовался Безымянный.
- Нет!
Гаргарон яростно тряхнул головой и треснул кулаком по столу, чуть не перевернув при этом миски с едой.
- Я же сказал тебе приятель: всё это дело – гниль! Филин передал мне с десяток этих безделушек, наказав вручать их тем, кто пожелает принять заказ. Ты представляешь: выдавать камни, которым цена в несколько сот монет, всем подряд только лишь за согласие? Что это, по-твоему?
- Не знаю, - задумчиво отозвался Безымянный. – Ноби, – уже значительно спокойней окликнул он бесенка, - проверь изумруд. Есть на нем «сеть»? Или, может, «зеркало»?
Бесенок, чуть не подавившись при последних словах, торопливо извлек камень наружу и принялся изучать с удвоенным вниманием. Спустя короткое время он облегченно вздохнул и ответил:
- Ничего там нет! Обычный изумруд, очень качественный само собой, и всё! Никаких ловушек.
- Странно.
Безымянный взял кусочек жареной утки и отправил в рот. Рассеянно жуя, он мысленно перебирал всевозможные варианты, способные объяснить поведение неведомого заказчика или хотя бы дать зацепку. Но в голову не приходило ничего утешительного.
- И я о том же, – дождавшись, когда взгляд задумавшегося гостя вновь обретет осмысленное выражение, поспешил согласиться хоттолен. – Я бы про него, про заказ этот, и не заикнулся б, не будь ты коном.
- Бывшим, – сурово поправил его Безымянный.
- Ааа, – отмахнулся, будто от надоедливой мухи, Гаргарон, - ваша братия бывшей не бывает. Кон есть кон, хоть бывший – хоть мертвый. Так у нас говорят.
Безымянный презрительно хмыкнул и скривился, но вступать в спор с хоттоленом не стал, прекрасно зная: переубедить того не получится. У людей давным-давно сложилось представление о конах, и отнюдь для последних не лестное. Единственное, что оставалось, – смириться.
- Ну, так и что там с камнем? – вернулся он к расспросам после непродолжительного молчания. – Для чего он?
Гаргарон задумчиво пожевал губами, взвешивая про себя и решая, что говорить. Наконец он спросил:
- Так ты того, серьезно намериваешься на эту погань подрядиться? Или как?
- Серьезно, - спокойно отозвался Безымянный. – Куш за эту сделку – если судить по условиям встречи - может оказаться изрядным. Во всяком случае, моё любопытство твой рассказ пробудил. Так что выкладывай, что к чему с этим камушком.
- Ладно, - гигант недовольно сморщился и, поведя могучими плечами, тряхнул головой – будто бык, увидавший соперника. – Твоя шкура – ты и решай, как её поджаривать! В общем, так: ты знаешь Штормскальм? Бывал там раньше?
- Да.
Голос путника внезапно утратил всякие эмоции, а глаза, опасно сощурившись, устремили потяжелевший взгляд куда-то сквозь хоттолена. Гаргарон, удивившийся перемене, произошедшей с его гостем хотел поинтересоваться: а что такого, собственно, он сказал? Но внезапная догадка, промелькнувшая на самых задворках памяти, подсказала ему возможную причину столь странного поведения. А заодно и прочно заткнула рот. 

Стылый предрассветный сумрак колебался под резкими порывами пронизывающего северного ветра. Редкие, тяжелые капли падали с пасмурного неба и, ударяясь о мостовую древнего города, с приглушенным всплеском разлетались всполохами серебристо-стеклянных осколков. Немногочисленные окна, светлившиеся неровным светом, казались нереальными, иллюзорными порождениями дремлющей твердыни – её полусознательным сном. В отдалении слышался одинокий собачий лай, все остальные звуки тонули в тихом шорохе холодной дождевой песни. Все, кроме размеренной печатной поступи пятерых человек, направляющихся к северным вратам города. Четверо облачены в форменную боевую броню филиала Валентиниана с неразличимыми из-за темноты знаками отличия, в руках – тяжелые плазменные излучатели. Несмотря на массивные доспехи, их движения легки и свободны. Пятый в группе – узник, и его поступь, несмотря на отсутствие доспехов, скованна и медлительна, будто у тяжелобольного, лишь недавно вставшего с постели.
- Шевелись, тварь, – раздается грубый, срывающийся от ярости голос одного из охранников, идущего сзади.
Удар прикладом между лопаток. Сильный, внезапный. Высокий юноша, в мешковатой одежде, от неожиданности теряет равновесие и падает на мокрую, грязную мостовую. Неловко выставленные руки больно ударяются об камни, слышится скрежет металла – грубые стальные браслеты, охватывающие запястья, врезаются в плоть.
- Вставай! – сильные руки подхватывают его с обеих сторон и резко, рывком заставляют выпрямиться. – Шевелись, кому говорят!
Юноша отводит ладонью, покрытой многочисленными ссадинами, мокрую прядь, упавшую на глаза, и оглядывается по сторонам. Древняя кладка высоких домов с остроконечными крышами, темные провалы узких, стрельчатых окон. Плющ и дикий виноград, взбирающийся под самую кровлю. Запах мокрого камня. Он старается запомнить всё, - все, что связано с человеком, с его жизнью, его миром. Он знает – не предполагает, а именно знает! – скоро его жизнь оборвется. Скоро, уже очень скоро смерть встретит его в одном из своих многочисленных обличий, обитающих за гранью. Никогда больше он не увидит домов, окон, мостовых. Никогда не услышит человеческого голоса, пусть даже такого, как у его провожатых. И он снова медлит, не нарочно, неосознанно дожидается нового удара прикладом, и лишь тогда его ноги начинают двигаться.

- Нууу, эмм, вот, – с явным трудом переваривая охватившее его смущение, выдавил хотолен некоторое время спустя, - в Штормскальме есть старый парк. Не в городе, само собой. У южного входа. Здоровенный такой, его ни с чем не спутаешь. И вот, где-то в нем – где точно, я не знаю, сам там никогда не был – есть древняя каменная арка. Говорят, она вся исписана странными знаками и ещё чем-то…
- Портальные врата, – Безымянный пожал плечами, – нефункционирующие, конечно. 
- Тебе видней, чего они там есть да как называются, – отмахнулся Гаргарон. – Я те про другое, слушай: тот, кто хочет связаться с заказчиком, должен вставить этот камень в щель или там выемку на той арке и идти подальше. А потом – слушай, это самое важное – каждый день, после того как камень вставлен, ты должен будешь наведываться туда, к арке, и смотреть, не исчез ли он. И если он пропал, знай – это знак. В тот же самый день, на закате, ты должен будешь прийти в парк и прогуливаться неподалёку от арки, там-то к тебе заказчик и подойдет! Ну а уж как у вас дальше пойдет-сложится – ваше дело, меня не касается. 
- Идет, - после непродолжительного молчания проговорил Безымянный. – Я согласен.
- Как знаешь, - Гаргарон сокрушенно покачал головой.
Поболтав со своим постояльцем на всевозможные темы, никак не касающиеся странной работы, бывшей предметом их предыдущего разговора, ещё некоторое время, он, в конце концов, засобирался прочь, не забыв попутно собрать со стола опустевшие за время разговора тарелки. У самых дверей гигант нерешительно остановился и, помотав головой, будто раздумывая о чем-то сокровенном, проговорил:
- Ты, парень, все ж подумай, время не торопит - и ты не спеши. Крепко подумай!
Оставшись, наконец, в одиночестве - довольно мурлыкающий Ноби не в счет, - Безымянный облокотился о стол и принялся мысленно восстанавливать весь предшествующий разговор с хоттоленом, пытаясь понять: во что же он ввязывается?
Он принял решение о своих первых шагах на Большой земле ещё там, в Тартре. Осмотреться, узнать последние новости реального мира, подзаработать наличных, выполнив несколько незаконных контрактов или, если повезет – один, из тех самых, что именуются «кушем», а уже потом делать выбор своей дальнейшей судьбы. Хотя выбор у него, собственно, был небольшой. Можно было присоединиться к одному из малых кланов, но при его характере это не самый лучший путь. Ещё можно было стать наёмником и до конца жизни бегать по поручениям людей, не желавших самолично марать руки. Были и другие варианты, но и для их реализации требовалось время. Например, подвязаться на служение Храму и стать рыцарем – с его навыками и умениями это будет несложно, но это, почти наверняка, означало возращение в Тартр. Храмовники не упустят возможности за его счет расширить свои знания о Запретной Земле. В крайней ситуации можно было заключить договор с банкирами или одним из Альянсов. Но в любом случае начинать надо с контракта. И вот он его получил - или почти получил. Только особой радости от этого Безымянный не испытывал, слишком уж необычны и туманны оказались условия. Слишком отличались от того, с чем обычно связываются хоттоловые наёмники. Он нуждался в совете, но единственный человек, с кем он мог бы поговорить начистоту и попросить совета, по-прежнему оставался в Запретной Земле. А следовательно…
- Что скажешь о работе? – поинтересовался человек у Ноби.
Бесенок легкомысленно пожал плечами и, свесив лапки с каминной полки, на которую он перебрался некоторое время назад со шкафа, изрядно заляпанного молочными брызгами и хлебными остатками, принялся от нечего делать болтать ими.
- Сам решай, ты же умный, а я разве что для бестиария гожусь! – в прозвучавшем ответе чувствовалось: мстительный бесенок не забыл недавней ссоры на дороге и теперь с удовольствием примется тыкать «своего хозяина» носом в его же собственные слова.
- Ну, раз так, то, наверное, не стоит и говорить об этом, – Безымянный, достаточно хорошо изучивший характер Ноби, знал, какие струнки стоит затронуть, дабы растрясти мыслительные способности приятеля и заставить того поработать на их общее благо. Главным в характере беса были жадность и любопытство – качества редко пересекающиеся, но, если всё же встречающиеся вместе, то дающие впечатляющий результат. – Значит, на том и порешим. Отказываемся от работы, возвращаем камень, и…
- Эй-эй-эй, - встрепенулся Ноби, - я ничего такого не говорил!
Человек мысленно усмехнулся:
- Ты сказал, что я сам должен принять решение.
- Я сказал: ты умный! – парировал Ноби. - Ни о каком отказе речи не шло!
- Значит, ты советуешь взяться за дело?
- Я советую, - глубокомысленно пропыхтел бесенок раздув от важности щеки до немыслимых размеров, - последовать совету этого забавного толстяка и как следует подумать. В конце концов, мы всегда можем сказать, что согласны, и, оставив камень у себя, не ввязываться ни в какие передряги.
- Предлагаешь надуть всех, – недобро сощурившись, уточнил Безымянный.
- Конечно! – ни на миг не смутившись, отозвался бесенок. – Если ты  в чем-то не уверен, всегда так и поступай! Главное в жизни - знать, когда следует делать ноги!
- Ладно, - человек обреченно махнул рукой и принялся снимать одежду. – В одном ты, проныра, прав: надо всё как следует обдумать. А делать это лучше всего с утра и на свежую голову.
Устроившись на кровати, Безымянный с удовольствием вытянулся, хрустнув суставами, и, закинув руки за голову, уставился в потолок. Тяжелевшие веки предсказывали скорое наступление сна, первого сна в настоящей постели с настоящей подушкой и одеялом за многие месяцы. Он ещё успел подумать о том, что неплохо бы задержаться под этим приветливым кровом на пару дней и как следует отдохнуть перед грядущим походом, но вскоре его веки смежились, и он провалился в благословенную пустоту, лишенную сновидений.
А на каминной полке, нагретой ласковыми язычками крохотного огонька, еле-еле теплившегося в очаге, свернувшись калачиком, дремал посапывавший Ноби, нежно баюкая изумруд, зажатый, для надежности, обеими лапками.