Великолепно молод

                Великолепно молод

                Земную жизнь пройдя наполовину…

           Среди моих друзей, приятелей и знакомых катится волна разводов. Один разводится, потому что хочет снова жениться, второй разводится, потому что хочет жить один, третий разводится, потому что разводится. О третьем ниже.
           Герой мой, назовем его не тривиально, но из чужого романа, Птичкин Ж. Вообще-то я зову его «мастадонт», за его слепую неуправляемую силу. Сил много, а ухватки нет. «Хоть лоб широк, а мозгу мало». Добр до бессердечности и т. д. Вообще описание чужого характера, занятие - неблагодарное, всегда где-нибудь, да соврешь или упустишь что-нибудь важное. Итак, последовательно и по порядку. А зачем по порядку? Один эпизод - и все.
           Раз приходит ко мне на работу мой Птичкин. Взволнован, взъерошен, разгорячен.
           - Знаешь, друг, ты должен мне помочь.
           - Плиз ду! – кто же друзьям помогать отказывается.
           Ты понимаешь, - говорит, - я вчера дома не ночевал, сам понимаешь, пролетали под мостом, шасси было тонкое, лед не выдержал. Прихожу домой, чемоданы, ну, прям, как в анекдоте: кто к нам приехал? Нет, это ты уезжаешь! - Прикинь.
            Вообще с ночевкой дома  у него периодически, а любовь-война или война-любовь с женой перманентно.
           - Так вот, - говорит, - сходи, поговори с ней (с женой), так, мол, и так, с кем не бывает, ты у нее агромадным авторитетом пользуешься.
           - Ладно, вечером зайду, что-нибудь скажу и тебе позвоню, чтоб врали не вразнобой. Только, что же ты, друг Птичкин? Сколько можно под мостами-то летать? Чкалов и то … да, ладно.
           - Ладно, ладно, не тебе мне морали читать, сам-то. 
           Сам-то я с усам, но он этого не поймет, потому как молод. Покрутился он тут у меня, покивал еще головенкой, да и отбыл. Вроде как по делам. Я за работу принялся, а сам про себя все разговор с его женой конструирую. Вдруг, перед самым обедом, зовут меня к телефону. Как в нашей конторе иногда говорят к «аппарату Белла». Белл – мужик был такой головастый и удобное проклятие выдумал. Слышу в трубке голос Птичкина моего:
            - Алло, здравствуй! – будто мы сегодня и не виделись и не здоровались.
            - Здравствуй, - говорю, - Птичкин.
            - Помнишь, я тебе про девушку говорил. - Это я наверняка помню, потому как …
            - Помню, – отвечаю.
            - Ну, так вот, она хотела бы встретиться и обговорить условия, в общем, она согласна.
            Тут я несколько озадачился, ибо про условия знаю слабо, а желания встретиться неизвестно с кем и зачем - вовсе мало.
           - А зачем? – я этак, осторожненько. Но Птичкин, мой друг гвинейский, инициативу в разговоре не отдает.
 - Ты обедаешь по-прежнему все там же? Напротив? – это он верно. 
 - Ну, мы тут неподалеку, подойдем, поговорим. Хорошо?
           - Хорошо – то, хорошо…
           - Ну, пока. – Отбой в трубке этого самого Белла. Ну, Ж. Птичкин дает!   
           Прихожу обедать. Они уже очередь в столовой заняли. Сам Птичкин мой уже не взъерошен, не разгорячен, но разговорчив и улыбчив. Она … Ничего. Простовата, а так ничего. Представились. Головками кивнули друг другу, я ножкой шаркнул. Пока она накоротке к меню отлучалась, он мне быстренько шепотом:
           - Понимаешь, я ее вроде как на работу к вам обещал устроить. Вроде как ты начальник отдела.
           Тут она вернулась, но в голове у меня прояснилось. «Динамо» крутит, меня же под танк бросить хочет. Ну, Ж… Птичкин, погоди!
           Взяли мы пищу нашу насущную на раздаче и до кассы. Тут Птичкин и говорит:
           - Заплати-ка за обед, своей будущей коллеги и мой соответственно.
          Я, как бобик, рассчитался, а сам думаю: «Доколе ж? Придет расплата».
         За стол сели и принялись есть. А за едой разговаривать, о том о сем, о работе ее будущей, о настроении.  И вдруг я ей в лоб вопрос ставлю:
          - Ну, а жениться этот друг вам еще не предлагал, замуж то есть?
          Она этак хихикнула, покраснела и неопределенно головой замотала. Птичкин потом пошел и глаза страшные сделал. В точку попал. Я так на полном серьезе:
          - Ну, так вы женитесь побыстрее, а с работой я обязательно устрою, за мной не пропадет.
          Натянуто все это дальше было, и разошлись мы. Обед кончился. Звонок примерно через полчаса состоялся. Только трубку к уху поднес - чего не услышал. Положил трубку и подумал: «Ничего, поорет, отойдет, мягче будет».
           В общем, к жене Птичкина моего вечером не поехал. Зря конструкция пропала. А может, еще пригодится? Поехал я к другу нашему общему, который разводится, потому что жениться хочет. У него как раз жена к родителям отъехала, то ли на лето, то ли вообще. Так и есть, Птичкин мой тут. Пиво тут. И водка еще пока тут. Настроение в полградуса. Ж… Птичкин уже не орет, отошел, смеется:
            - Эх, ты - гад. Такое «динамо» испортил.
            И сели мы втроем о том, о сем калякать, да наливакать. И как обычно дошли. До литературы. Всякой. Это наш традишен разговор. Вроде как о высокой материи и на серъезе. До стихов дошли. А лучше Птичкина моего, по-моему, никто стихов не знает, да и читать их не может. И задумчивы стали, и грустить захотелось, а может, даже и загрустилось.
               
                Горящей головешкой в поле
                Сноп ярких искр бросаешь,
                Не знаешь сам, добудешь волю,
                А может, вовсе потеряешь.
                Чем станешь - пеплом иль золою,
                Что ветер разнесет по свету?
                А может быть блеснет зарею
                Алмаз, как знаменье победы.
             Ему, Птичкину, как и мне, как всем нам, - чуть за тридцать и он великолепно молод.

                Иркутск   
                21 августа1983 г.
               
      


Рецензии