Мы едем, едем, едем
Мы, десятилетний Артём, шестнадцатилетняя Инна и я, их педагог, живём в этом доме уже две недели. Гостеприимная фрау Анжелика сегодня превосходит самоё себя. Нам так уютно на её летней террасе, так празднично, так не хочется думать, что это прощальный вечер!
Днём, на заключительном концерте лауреатов в эттлингенском замке, наша хозяйка сидит рядом с бургомистром. После концерта он во всеуслышание заявляет, что, видимо, в доме фрау Бёне особый микроклимат. Ещё бы! Оба постояльца – победители конкурса! Анжелика сама чувствует себя победительницей. Директор конкурса, г-н Франк Райх, вручает ей букет чайных роз, которые так идут к её черному выверенному платью.
Мы очень сближаемся за эти две недели. Обсуждаем десятки проблем на скудненьком английском, ходим в гости к друзьям дома и даже попадаем на пикник, устроенный по поводу возвращения группы эттлингенцев из турпоездки в далёкую, расположенную в кольце Санкт-Петербурга, Гатчину. Эттлинген и загадочная историческая Гатчина (здесь был убит законный и незадачливый наследник российского престола Пётр III) – города-побратимы. Пикник проходит в чьём-то саду. На стенке сарайчика красуется «сувенир» из России, уличный номер: ул. Миллионная, 12. Простенькие столы уставлены напитками, пирогами, бутербродами. Среди гостей обнаруживается женщина, знающая русский язык. Расспрашиваю её о том, о сём. Оказывается, её русский – результат пребывания в плену в 1945-46гг. Она работала несколько лет на стройке в Харькове. Эта немка, очень энергичная, сохранившая, несмотря на семьдесят с хвостиком, завидную свежесть и остроту социальных эмоций, считает Сталина бандитом, а вот Гитлер, по её мнению, не так уж плох.
Я чуть не сваливаюсь со стула! Позже рассказываю об этом разговоре Анжелике. “ O, das ist shlecht“,- говорит Анжелика о моей собеседнице. Так ли она думает в действительности?
Наутро мы погружаем наши чемоданы в машину и фрау Бёне отвозит нас в Карлсруэ, откуда мы едем поездом в Берлин и дальше домой. Прощай, Эттлинген!
Звоню сыну с берлинского вокзала. Требуется назвать оператору номер телефона. Называю по-английски: «ту-ту, севен-сикс-севен, ту-ту!». Это «ту-ту» звучит для меня как победный сигнал трубы:
«…Король с войны возвращался домой.
Солдаты пели, глотая пыль, -
И пел вместе с ними хромой король».
Только в моём случае хромает не нога, как у этого короля, хромает душа, вся в синяках от событий прошлых месяцев. До сих пор не верю, что мы всё-таки добрались до Германии.
Осенью 93 года мне попадает в руки информация о конкурсе в Эттлингене в августе 94 года. Очень заманчиво! В 93 году для меня Германия – такая экзотика, как Рио-де -Жанейро или Мыс Доброй Надежды. Да и сведения о конкурсе получить нелегко! Интернет ещё не вошёл в наш быт, а люди, осведомлённые о конкурсах, неохотно делятся своими, почти сакральными знаниями: кому нужны конкуренты?
Итак, есть конкурс, есть желание участвовать – чего же ещё? Первый этап прост. Высылаем кассеты с записями игры претендентов и ждём решения жюри. Отберут? не отберут? Ура! Мы получаем официальное приглашение. Теперь нам нужно найти спонсора, гаранта нашей благонадёжности и благосостояния.
Это потруднее, чем подготовится к десятку конкурсов! Но всё-таки я нахожу Людмилу, директора небольшой фирмы. Отныне она наш спонсор, хотя и малосимпатичный. Что делать? Выбора у меня нет.
Первым делом обзавожусь серьёзными сувенирами. Каждый визит к Людмиле начинается с вручения очередных духов, коньяка, конфет. Всё это принимается как должное, и слава Богу: я не люблю чувствовать себя нахлебником. Встречаемся мы, в среднем, раз в неделю, начиная с первого свидания в феврале Визиты исключительно деловые: заполняю анкеты, приношу справки, документы, копии, фотографии – всё, чего требует Людмила.
Учебный год идёт своим чередом. Артём и Инна лезут из кожи вон, им так хочется победить на конкурсе. В конце мая Артём отлично сдаёт экзамен по специальности. По сути, он уже свободен, но готов работать дальше. У Инны экзамен в середине июня. Прекрасный результат! И тоже готовность сражаться за победу в Германии.
Вскоре школа закрывается на лето. Мне разрешено с учётом конкурса, заниматься с детьми во флигеле на плохонькой «Эстонии». Работаем без выходных по два часа в день с каждым учеником, а дома они занимаются самостоятельно и тоже немало.
Лето стоит жаркое, всё время под 30 градусов.
Наши документы поданы в немецкое посольство. В середине июля осторожно осведомляюсь у постоянно раздражённой и неприветливой Людмилы, как всё же обстоят наши дела? Ответ короткий и неприязненный: «Надо ждать».
Ждём. И работаем вовсю. Из нашего простенького рояля мы вытягиваем, мне кажется, максимум. Однажды, когда мы приходим в школу в очередной раз, нас ожидает сюрприз. Ольга Викторовна Марченко, учительница математики, подрабатывает в это лето вахтёром. Проникаясь к нам сочувствием, она, на свой страх и риск, срывает с двери школьного корпуса пломбу и пропускает нас в концертный зал к нашему любимому «Блютнеру».
Какая температура летом в пустыне? В Каракумах, в Сахаре? Градусов 40-50?
В нашем зале не меньше! Через три наружные стеклянные стенки солнце накаляет это пыльное пространство утром, днём и вечером минимум до 40 градусов. Артём снимает с себя всё до трусиков, по его лицу непрерывно текут струйки пота и капают на клавиши. Он мужественно терпит жару, а мы с Инной – и подавно. Зато рояль звучит несравненно выразительнее!
Низкий поклон Ольге Викторовне!..
Её уже нет на этом свете, пусть земля будет ей пухом.
У нас, благодаря возможностям рояля, раздвигаются горизонты, проясняются новые, интереснейшие задачи. Приспосабливаемся к жаре и увлечённо работаем.
25 июля. Решаюсь побеспокоить Людмилу.
Катастрофа!
Немцы не дают нам визу. Фирма Людмилы не является для них гарантом. Требуется ходатайство Министерства культуры. Бегу в министерство, нахожу начальника учебных заведений, объясняю ситуацию: нас приглашают на конкурс, мы подготовились, у нас есть деньги на поездку. Прошу написать письмо в немецкое посольство и попросить визу для меня, педагога Киевской средней специальной музыкальной школы с двадцатипятилетним стажем, располагающего не только правом легальной эмиграции, но ещё и оставляющего в родном городе единственного сына.
У начальника пустые глаза, скука на лице. Понимаю всю бессмысленность моего визита.
Мы в туннеле, почти лабиринте, и света в конце не видно.
Как сказать детям, что все наши усилия напрасны, что мы никуда не поедем. Крайний срок выезда – 9 августа.
Возвращаюсь домой убитая.
Однако не всё потеряно! Мой сын Сергей говорит, что постарается нам помочь. Он работает переводчиком в Международном Валютном Фонде, а там есть люди с возможностями. И действительно, через несколько дней Серёжа находит немца, для которого немецкий Botshaft - дом родной. Первого августа в наших документах появляются долгожданные визы. Беру большую сувенирную корзину, кладу туда пятизвёздочный коньяк, конфеты «Вечерний Киев» и мы вместе с сыном идём в гостиницу, где встречаемся с улыбчивым, респектабельным господином. В вестибюле обмениваемся верительными грамотами (с нашей стороны – корзина, с его – документы). Сопровождаемые добрыми пожеланиями успеха на конкурсе, мы уходим домой.
Звоню Людмиле, делюсь своей радостью. В ответ получаю свирепый скандал. Оказывается, я не имела права действовать через её голову.
Вот так.
Но всё же я спрашиваю, когда бы мы могли получить спонсорские деньги. «Завтра»,- бурчит Людмила.
Уже на следующий день, второго августа, несу необъятный букет цветов, вино, конфеты. Нам нужно примерно 900 долларов (проезд и конкурсный взнос). Людмила даёт 270 долларов. 30 долларов она уплатила за оформление загранпаспортов. На большую сумму рассчитывать не приходится. Решение окончательное, обжалованию не подлежит.
Ну, вот и всё.
У меня денег нет. Наши семейные сбережения, результат маминой жёсткой экономии за десятки лет, сгорели в одночасье в 1991 г., во время Павловской деятельности. Не зря в народе премьер-министр Павлов носил кличку «собака Павлова».
На поездку в Германию я в состоянии выделить только часть отпускных. Этих денег может хватить на недолгий вояж по киевской области. Нам недостаёт 600 долларов. И нет у меня состоятельных знакомых, которые могли бы одолжить такую сумму. В 1994 году пенсия среднего гражданина Украины равна 11-12 долларам. Родители Артёма и Инны вообще за чертой бедности.
Последний резерв: вот уже несколько лет мой сын собирает деньги на покупку необходимого для работы компьютера.
И всё-таки он решается. Без всякой уверенности, вернутся ли к нему деньги, он даёт нам искомые 600 долларов.
Покупаю железнодорожные билеты. Автобусного сообщения ещё нет. Самолёт не про нашу честь.
Перед отъездом оставляю Серёже записку:
«Ізгадай ми, мій миленький,
Три рази на днину,
А я тебе ізгадаю
Сім раз на годину».
Свершилось! «Мы едем, едем, едем…»
Наш багаж, в основном, – провиант. Всё упаковано в большую сумку на колёсиках, «кравчучку», впоследствии переименованную в «кучмовоз». Сваренные вкрутую яйца, помидоры, сухая колбаса – обычный дорожный рацион. Знаем, что за границей всё это значительно дороже.
Колёса мерно постукивают, успокаивают. Мерно, успокаивающе подрагивает вагон. Кажется, можно расслабиться. Не тут-то было! На границе с Белоруссией новая неприятность! Помимо документов с визами требуют приглашение на конкурс. Оно осталось в Киеве!!! Ведь немецкое посольство знает, с какой целью и куда мы едем, именно поэтому у нас есть визы. Но здесь свои порядки.
Показываю контролёрам наши ноктюрны и сонаты, словно Шопен и Моцарт должны подтвердить, что мы действительно едем на конкурс. Может быть, наша смешная наивность спасает нас. Едем дальше. Но впереди следующая граница, Брест!
В Бресте мы около полуночи. Артём спит младенческим сном. Таможенники поднимают при досмотре его полку вместе с ним. Господи, даже не шелохнулся!
У меня же состояние, близкое к истерике. Стою в коридоре у окна. Вот два милиционера извлекают из соседнего вагона прилично одетого мужчину и ведут его в здание вокзала. Всё, следующие – мы. Сейчас разбудят Артёмчика, ссадят нас с поезда и – прощай, конкурс!
Обошлось.
Трогаемся в путь. Впервые за много месяцев я чувствую, что внутри меня спадает напряжение.
Примерно в 16 часов прибываем на берлинский Hauptbahnhof. Мой полузабытый консерваторский английский сейчас необходим нам, как воздух (немецкого-то нет!). Покупаем билеты до Карлсруэ, сдаём вещи в камеру хранения и выходим осмотреться. До отъезда полтора часа. Здесь, возле главного вокзала, Берлин довольно мрачный, казарменный. Когда мы возвращаемся после конкурса, нас каким-то образом заносит на Курфюрстендамм, главную улицу бывшего Западного Берлина. Впечатление совершенно другое: город яркий, светлый (а может, это у нас на душе посветлело?).
А пока мы снова садимся в немецкий Zug. Все места сидячие, ехать нам целую ночь, около двенадцати часов. Занимаем свободные диванчики, плацкарты у нас почему-то нет. Достаём наши припасы и приступаем к ужину. Вдруг поезд останавливается, хотя это всё ещё Берлин. В вагон вваливается толпа немецких школьников, которые буквально выбрасывают нас из купе. Оказывается, у них бронь на этот вагон. Мы прячем надкусанные помидоры и яйца и идём искать, «где оскорблённому есть чувству уголок». Проводник провожает нас в следующий вагон. Уютное купе. Два диванчика. Слева пожилая немецкая пара, мы размещаемся справа. Наши соседи очень симпатичные, но общаемся с ними как полуглухонемые. Они совсем не знают английского и русского, у нас по-немецки получается только „nach Ettlingen“ и „Klavier spielen“.
Женщина вынимает маленькую подушечку, кладёт на колени мужчине, ложится вздремнуть. Артём и Инна, оба малорослые, сворачиваются калачиками, вместо подушек – мои колени. Я сижу почти неподвижно, как вагонная кариатида, прямо по центру. Пытаюсь читать, но в вагоне темновато, немецкая бережливость. Ох, какая долгая ночь!
Дети спят, это замечательно. Может быть, завтра придётся выступать.
Около пяти утра переезжаем Рейн. Наши соседи начинают собираться, скоро Карлсруэ. Они угощают нас сладкой газированной водой и помогают сесть на трамвай до Эттлингена.
Голова гудит от бессонной ночи. Трамвай бесшумно мчится в пустынных сумерках. Надо выяснить, где нам выходить. Людей мало, трамвай почти пуст. Обращаюсь к немного нахохлившемуся в предрассветной прохладе молодому человеку:”Excuse me, where is Ettlingen’s music school?” И слышу в ответ знакомые грубоватые нотки: «Вам чего надо?» Всё же наш бывший соотечественник не отказывает нам в услуге и подсказывает, где нам нужно выходить. К сожалению, трамвайная остановка весьма серьёзно удалена от нашей вожделенной цели.
Тащимся пешком. «Кравчучка» скрипит, дети капризничают, не выспались…
Ну, слава Богу!Pforzheimershtra;e 25, здесь, в музыкальной школе, штаб конкурса. Семь часов утра. Откроют в восемь. Обходим школу со стороны Bismarkshtra;e, усаживаемся на скамейку. Достаём наши дежурные яйца, помидоры, завтракаем. Из всех окон с любопытством и изумлением на нас глядят жители близлежащих домов: что это за диво дивное?
Ровно в восемь (немецкая пунктуальность!) школа открывается. Мы знакомимся с директором конкурса, вручаем наши украинские сувениры, платим 220 дойчмарок за участие в конкурсе. И сразу же начинается сказка. Г-н Райх усаживает нас в машину, отвозит на Шлоссгартенштрассе 20, знакомит с семьёй Бёне. Мы снова достаём подарки, а нам уже показывают специально выделенные для нас апартаменты. Господи! Кажется, всё, что нужно для счастья, включая полный еды холодильник. Город оплатил наше проживание чрезвычайно щедро.
Мы кладём свои чемоданы, принимаем душ, намазываем на немецкий хлеб толстый-толстый слой шоколада Nutella, пьём немецкий чай и бежим в школу заниматься. В каждом классе кондиционер, все инструменты “Yamaha” (пианино), единственный рояль стоит в зале. Нам дают классы для занятий, после чего мы возвращаемся домой и заваливаемся спать.
Спим долго.
Вечером гуляем по городу (он маленький, но невероятно живописный!) и снова ложимся спать.
Спать, спать, спать…
Наша хозяйка не может понять, отчего мы столько спим, но рассказ о нашей долгой бессонной ночи, наверное, всё проясняет.
Отдохнув, снова серьёзно берёмся за работу. И всё-таки умудряемся выкраивать время для прогулок. Любуемся городом, фотографируем, даже поднимаемся на Шварцвальд с заросшими густым лесом склонами и полянами, сплошь усыпанными крупной ежевикой.
Каждый день мы слушаем наших конкурентов, пытаемся определить их конкурсную судьбу. В назначенное время выступает Инна. Удачно. Проходит на второй тур. В её группе японский пианист Такеши Какехаши, совершенно слепой. Вместе с сопровождающей он проходит через сцену к роялю. Впечатление серьёзного музыканта! Это бесспорный подвиг. Хотя неизбежная скованность ощущается при скачках в фактуре.
Второй тур для Инны очень удачный, появляется надежда на победу.
Артём – самый маленький в своей возрастной группе. Перед ним выступает Ланг Ланг, рослый двенадцатилетний китаец, играет блестяще, артистично, виртуозно, вызывает шквал аплодисментов, его просто не отпускают со сцены.
Как «приятно» выходить после такого фурора!
Артём появляется как-то боком, движется к роялю чуть ли не спиной к залу. Он такой маленький, ему так страшно и неуютно!
О, Господи! Что же он там наиграет!
Но нет! С первых тактов звучание мягкое, трогательное, да и программа достойная по сложности, слышен бесспорный профессионализм. Чем дальше, тем увереннее он себя чувствует; публика соответственно реагирует. Артём уходит под бурные аплодисменты.
У меня берут интервью для TV (по-английски), поздравляют, обнимают.
Это очень серьёзный конкурс!
Здесь представители Франции, Канады, Кореи, США, России, Великобритании и т. д.
Председатель жюри – японец с пронзительными глазами самурая.
Денежная премия Инны – 1250 дойчмарок, у Артёма – 750
Слава Богу, мы можем вернуть 600 долларов!
Из фотоальбома на меня смотрят дорогие лица Анжелики, Михаэля, их друзей Дени и Вернера. Вот Артём и Инна с их лауреатскими дипломами вместе с г-ном Райхом! Вот фото наших соседей по купе! Они разыскали нас в Эттлингене, заехали за нами на машине и показали Карлсруэ. (Эттлинген лучше!). Вот наши киевские друзья, переехавшие в Германию на ПМЖ. Они прикатили сюда, чтобы повидаться с нами.
На многих фото городские пейзажи, фахверковые дома, утопающие в цветах мостики через реку Альб, уличные кафе и огромные кадки с цветами прямо на булыжных площадях, отчего город похож на нарядную гостиную…
А Людмиле, несмотря ни на что, я благодарна. Если бы не она, мы бы не строили наши планы, 300 долларов наличными сыграли свою роль, хотя польза оказалась обоюдной: на презентации фирмы осенью 94 года наша благодетельница имела основание говорить о спонсорской помощи молодым талантам. В подтверждение этих слов Инна сыграла «Кампанеллу» Паганини-Листа, вызвав восторг слушателей (это состоялось в Доме Кино).
Есть такая притча: две маленькие мышки свалились в ведро со сливками. Первая мышка быстро сдалась и утонула, а вторая мышка так упорно барахталась, что в конце концов сбила сливки в масло и выбралась.
Людмила сделала из меня вторую мышку.
Что ж. Всё хорошо, что хорошо кончается!
Свидетельство о публикации №211102101094