Противостояние. Часть 3. Глава 7

Был предрассветный час. До утра еще было время, чтобы рассказать все отцу, но пришел интерн и долго и бестолково крутился возле меня. Видимо, опытные врачи не жаловали ночное дежурство, или же я была не из тяжелых больных, если руководство больницы решило дать мне в лечащего врача юнца – мальчишку. Он был вял и уныл: долго мерил давление, долго задавал вопросы, долго писал и долго думал, что еще включить в курс лечения. Посоветовал покой и щадящее питание, на что я громко фыркнула, чем ввела интерна в легкие ступор и полное отупение. Когда он вышел прочь, мы с папой облегченно вздохнули.
- Молодой специалист – это цветочки, вот скоро милиция нагрянет. – сказал, качая головой отец, - До меня уже домогались. Ты – единственный человек, которого они нашли в пределах сгоревшего дома, сейчас ищут его владельца, потому что как – то надо объяснить твои внешние и внутренние повреждения. Они будут спрашивать, кто избил тебя. Мне уже задавали вопрос о твоем бойфренде, на что, я сказал, что не был посвящен в личную жизнь своей дочери.
- Я была в Вагале и Даниил лишил меня ангельской силы, едва я начала вникать, как управляться с ней.
И я быстро, и стараясь ничего не пропустить, начала рассказывать папе случившееся со мной, после того, как оставила его в месте, который создал Даниил. Отец слушал внимательно и не перебивая, ровно до того места, когда я сказала, что встретила в Вагале падшего ангела Кириэля, который спас меня от смерти.
- Мне знакомо это имя. – вставил он фразу и весь встрепенулся, по – старчески медленно сгибая пальцы и звонко хрустя суставами, словно это известие привело его в радостное расположение духа, - Как он выглядел?
- Рослый  кудрявый блондин, худой и изможденный, но величественный и благородный. С лицом мудрым и суровым. Немного узкие плечи, тонкие щиколотки на руках и ногах. Удивительно небольшие ступни, при высоченном росте. Он стоял совсем близко от меня, и я практически валялась под его ногами, так что успела заметить.
- Потрясающе. Это он! – папа весь светился от радости.
- Ты знал этого падшего ангела? – вот теперь я здорово удивилась.
- Косвенно. – непонятно отозвался папа. Он вскочил со своего кресла, и начал беспокойно мерить шагами небольшое свободное пространство палаты, - Зато я, также как и ты, был знаком с его бывшим Шеду – чертовкой Лейлой, из – за которой он, собственно, и лишился своей благодати.
Нам было чем поделиться друг с другом. Теперь пришла моя очередь слушать.

Отец управился еще быстрее, чем я: за время, проведенное порознь, у меня случилось больше событий в жизни, чем у него, но, вот, информацией папа владел, куда в большей степени, чем я. Со злобой, я встретила известие, что Даниил знал, какого рода информация содержалась в моем компьютере. Укрывая это сведение,  он использовал меня, чтобы я втерлась в доверие к Жаниэлю, и демон мог беспрепятственно следить за мной (что он и делал, почти не вылезая из моей головы и ожидая благоприятного стечения обстоятельств). С изумлением и полуумешкой слушала о том, что Падший всерьез возлагал на меня надежды как на женщину – искусительницу, которая сможет увлечь собой ангела.
- Во дает, я, и в роли роковой соблазнительницы? Что за бред. Вот уж где Даниил промахнулся в расчетах.
Краснея и смущаясь, слушала корректные упреки отца о том, что неужели в моей жизни не хватает обычных мужчин, если я посмела в своих желаниях замахнуться на святого?
- Вот уж не думаю я, что непорочность есть в его  лукавом уме. – сказала я, - Понимаешь, пап, слишком большую странность я заметила. Почему на поляне перед домом, Жаниэль не дрался в паре с архангелом, а как – то глупо и жалко защищал вход в дом, где трусливо прятался последний? Ведь Даниил превосходил его в силе, и в этом случае даже я могла предугадать конец.
- Может, архангел перестраховывался на случай своей гибели – ведь он знал, что уйди он и его место займет Жаниэль, а досадный заговор Хранителей Тени – осуществится. Они займут места Хранителей Света.
- Но ведь архангел и так погиб! Вступи он в бой, можно было хотя бы попытаться выжить.
- Откуда ты знаешь, что архангела больше нет?
- А как же золото в орнаменте на Жаниэле?
Мы смотрели друг на друга не мигая.
- Действительно не сходится. – в конце концов заметил отец, - Несерьезно как – то для уровня архангельского. Я ожидал, что эти парни сильны и уж точно не могут погибнуть в огне.
- Там не все просто. Этот дом послужил своего рода ловушкой для архангела, место же заколдованное, с одним входом и выходом. Что, если, архангел просто не может  оттуда выйти? Что, если когда видимая часть входа рушится, то магическое  место становится западней? Что, если архангел просто не в силах освободиться, потому что Жаниэль создавал  эту зону и только ему она подвластна?
- Если следовать твоей логике, ангел получается вовсе и не ангел, прости за плохой каламбур. – отец присел на краешек своего кресла и запустил пальцы в свою густую, седую шевелюру.
- Я предполагаю, что Даниил с Жаниэлем вступили в заговор, а меня использовали для того, чтобы их театральная постановка выглядела правдоподобной. В моей голове не сложилось бы такой картинки, не присутствуй я на последнем представлении заезжего театра, где Жаниэль сказал, что я не должна была быть там и он не причастен в моем появлении на родной земле.
- А кто же вытащил тебя?
- Не знаю. Это осталось для меня загадкой, я не в курсе, кто был заинтересован вынуть из Вагала еле живого человека, если только не Жаниэль и не Даниил, но для них игра со мной была закончена.
- Я не понимаю, - дрожащим и прерывающимся голосом переспросил папа. Я видела, как ему было тяжело меня слушать, - Ведь подобные дела грозят падением для ангела. Почему вместо этого, Жаниэлю возложили архангельские эполеты на плечи?
- То – то и оно, что со стороны все выглядит пристойно и все причиненное зло принадлежит действиям Даниила: преследование, шантаж, принуждение, хитроумное использование моих сил, чтобы избавиться от человеческой оболочки и стать сильнее, что сделало возможным   при случае избавиться от архангела и прочих. Это ли не указывает на то, что Хранитель Тени имел исключительно свои мотивы, а ангел стал жертвой зверских целей освобождения собратьев Даниила из Вагала?
- Знаешь, твои слова похожи на правду: Падший рассказывал мне, что ангелы – ленивы, лишний раз не взглянут, чтобы проверить все ли нормально в рядах человечества. Может ты и права, случай может быть подстроенным, а ведь вполне кажется, что пострадавший – Жаниэль. А еще, Даниил говорил о больших странностях Жаниэля и обмолвился, что Хранители Света и Тени в состоянии общаться друг с другом на расстоянии, посредством мыслей. Может, таким образом, они и спелись?
- Единственное,  - я хмурилась и глядела в стену, мучительно обдумывая сложившуюся ситуацию, - Мне не вполне ясна цель Хранителя Света – ведь придут Падшие, и уберут его или он всерьез надумал заключить договор еще и с ними?
- В любом случае, я теперь не знаю, что будет с нами – вдруг, мы и вправду узнали страшную тайну?
- Обоим Хранителям это будет не по душе, особенно Жаниэлю. Вот, подлец, он презентовал мне часть своего дара вовсе не для того, чтобы защитить! Я сама виновата: меня должно было сразу насторожить то, что Хранители давали слишком мало информации. Жаниэль о моей силе и возможностях ее реализации, а Даниил о сведениях, которые были в моем компьютере. Они оба затеяли страшную игру и провели ее ход так, чтобы высшее руководство поверило, что все произошло по вине Даниила. Я не знаю, насколько долго продержится Жаниэль в статусе архангела, ведь стоит проверить все и выведешь хитрецов на чистую воду.
- Это может случиться, ой, как не скоро. Может, даже, не в наш век.
- Знаешь, что меня успокаивает? – спросила я, - То, что если бы заговорщики хотели нас убить, они бы уже сделали это.
- Ты забыла об одном из главных законов Хранителей – нет, человеческим жертвам.
- О, что такое для них убрать пару людишек – главных свидетелей, если на карту поставлены их амбиции? В конце концов, сколько своих законов они предали? Одним больше, одним меньше.
- Я думаю, чем больше законов преступают Хранители, тем быстрее об их действиях могут узнать.
- Вполне согласна, тем более, я не в силах объяснить того, почему они пощадили тебя и меня. Хотя меня, как не крути, пытались убрать. Но кто – то решил иначе распорядиться моей судьбой.
Сквозь шторы уже вспыхнуло солнце, когда я почувствовала слабость и видимо побледнела, потому что отец участливо склонился надо мной и, поправив подушку, предложил отдохнуть, услужливо дав выпить лекарства перед сном. Голова была тяжелая, мысли разбегались, и веки непроизвольно опустились: организм решительно требовал отдыха.
- Вот, попала, - сказала я последнее перед тем, как погрузиться в сон, - Что из всего происшедшего со мной можно рассказать милиции?
- Определенно, им будет интересно послушать то, как ты разорвала светом своих рук человеческую оболочку демона. Следующим этапом вашей беседы, они попросят показать эту оболочку, как вещдок.
- Угу. И тихие санитары уже едут. – пробормотала я в полудреме.


                * * *   

Всегда сложно принимать то, что человек, однажды полюбившийся и возведенный тобою  в ранг высочайшего и прекраснейшего существа на земле, вдруг, оказывается мерзавцем и лжецом, активно преследующем свои гнусные цели и в достижении их, идущем на любые аморальные поступки. Речь идет о человеке, чья изначально греховная сущность ни для кого не секрет, но, если разговор об ангеле? Стоит ли говорить, как разочарована и подавлена я была? Как невыносимо тяжело было принять открывшиеся перемены? Перемены жуткие, уродливые в своем внешнем лоске и гнилых внутренностях. О, этот  наружный блеск Жаниэля! Он казался теперь мне самым отвратительным из всего, что я видела в своей жизни. Даже страшнее Вагала и вопиющих от жажды существ, желающих растерзать меня заживо. Но ужаснее всего было то, что, несмотря на все понимание ситуации и тяготение ей, я не могла запретить себе не любить архангела Жаниэля, которым он стал благодаря своей адской находчивости. Нельзя запретить себе исторгнуть из глубин памяти всю нежность и нерастраченную чувственность. Нельзя наложить запрет трепещущему сердцу. Нельзя погрозить пальцем воспаленному мозгу и приказать ему вновь стать холодным и расчетливым, как до схватки с любовью. В этом заключался весь кошмар моей ситуации, вся сложность и страсть обстоятельств. Лучше бы я влюбилась в чертового Даниила: не пришлось бы горевать и рвать волосы в стыдливом бессилии. Что заказывала, то и имела бы в конечном результате. А так…Так лишь тихая злоба и агония  конфуза. Так ошибиться. Так ошибиться!
- Полно тебе. – как мог, утешал взлохмаченный и суетливый отец, когда увидел мои слезы, едва я открыла глаза. Мне снился Жаниэль. Тот Жаниэль, которого я узнала со слов отца: великолепный и добрый воин, защищающий мир от нападок зла, а не тот бездушный и надменный господин,  представший передо мной в рабочем офисе. Хотя, я бы не смогла ответить, случись мне разбираться с вопросом, какая привязанность во мне была первична: любовь к импозантному, красивому иностранцу или к светлому ангелу, о котором я узнала значительно позже.
- Хватит реветь. Не девчонка. – папа думал, что утешает, но он лишь подливал масла в огонь. Я не хотела, чтобы надо мною горевали и сострадали, всячески изображая понимание момента  обстоятельств. Все равно никто бы не смог осмыслить того, что я чувствую. Никто не в силах увидеть чужую печаль разочарования, чужую  боль утраты, понять чужой затменный разум. Так и не найдя - я потеряла, так и не вкусив запретного плода - я пала.
- Не помню. Ничего не помню. – твердила я пухлому следователю прокуратуры, когда тот пришел, чтобы допросить меня. Сутулый и нудный интерн крутился рядом с ним, отчаянно делая вид, что я для него не безразлична и усиленно кивал головой на мою ложь, подтверждая, что болезненное состояние амнезии  чуть ли - не естественно при ушибах головы. 
- Не забывайте, мы ее едва спасли от обильного внутреннего кровотечения, в связи с тем, что лопнули многочисленные капилляры. Мы до сих пор не можем понять, откуда произошла такая перегрузка на организм? – подытожил он, - Так что покой и сон. Покой и сон. Когда – нибудь, моя пациентка все вспомнит, а пока – покой и сон.
Следователь попросил подписать кое – какие бумаги, внимательно и недоверчиво разглядывая меня. Я сказала ему, что парня у меня нет, вся жизнь – сплошная работа и суетливый быт, а тесно общаюсь только с отцом, да немного с секретарем Аллой, моей подчиненной. Юрист слегка напугал меня, обронив, что при допросе в офисе, ему сообщили, что в день несчастья, я уехала вслед за директором Лодзинским, намекнув, что в офисе существует мнение, что у нас с последним существует некая тайная связь. Невинной физиономии мне сделать не удалось, но я решила рассказать часть правды, заявив, что всего лишь попросила об одолжении Жана Лодзинского, чтобы тот сдал « в прошивку» мой новый рабочий компьютер своему знакомому хакеру. Директор оказался благосклонен к просьбе и так как ноутбук мне был срочно нужен  для исполнения переводов – Лодзинский тотчас поехал исполнять ее. С сожалением в голосе я призналась, что до штатного программиста мы не смогли дозвониться и поэтому, пришлось идти на крайние меры. В связи с тем, что на рабочем месте без компьютера мне делать было ровным счетом нечего, я и ушла из офиса. Следователь слушал и кивал, приговаривая, что ему это известно – секретарь видела как Лодзинский уходил с коробкой из – под новенького ноутбука, но, могу ли я вспомнить, куда направилась в официально – рабочее время? Я сказала, что из последнего, что я помню – это поездка за рулем.
- А вдруг, это было разбойное нападение? – вставил свои пять копеек интерн. Его тусклые глаза зажглись, а худые, крючковатые пальцы взметнулись к вискам.
- Мотив? – насмешливо глядя на врача и с интересом ожидая от него ответа, быстро среагировал следователь.
- Может, ее хотели взять в заложники с целью выкупа, но что – то пошло не так?
- Маловероятно. – запал следователя тут же улетучился, - В ее машине даже сумка осталась лежать нетронутой и ключи болтались в зажигании – бери, кто хочешь.
- Мне папа сказал, что ищут владельца дома? Нашли?- с опаской спросила я.
- Занимаемся. Дом был сдан в аренду – существует договор, а владелец находится за границей – так что у него есть алиби на момент вашего избиения. Дом застрахован на большую сумму, поэтому, страховая компания будет проводить свое, частное расследование.
- А кто вписан в договоре аренды как арендатор? 
- Олеся Станиславовна, это молодая особа, девушка, связи с которой нет, и в базе наших данных ее не существует. Она вообще фантом: нигде не прописана, не работает и к тому же, гражданка другой страны – так что вне нашей юрисдикции. Нет не единой зацепки, которая указывала бы на то, что за цель преследовали преступники, спалив дом и избив вас. Я уже встречался с агентом из страховой компании и их мнение, что за всем стоит владелец дома, который нанял бездельников, чтобы те устроили подпал. А вы, видимо, стали свидетелем катастрофы, отчего вас пытались убрать, благо, соседи вызвали пожарную службу и милицию. Задержись мы, и вы бы умерли от внутреннего кровотечения.
Наверное, хорошо, что существовала хоть какая – то версия происшедшего. И хотя, было  жаль невиновного хозяина дома, которому еще предстояло стать главным подозреваемым, я вздохнула с облегчением: мне не пришлось делиться со следователем знаниями о существовании ангелов и демонов. Мысли были эгоистичными, но случившиеся  ожесточило мое сердце и сломало холодный рассудок. Никогда прежде, до встречи со сверхъестественным, я не была подвержена панике, сейчас же, потихоньку переводила дыхание от ужаса охватившего меня при мысли, что могла подпасть под следствие за поджег. В моей жизни только еще суда не хватало.


                * * *


После следователя ко мне пришла Алла. Я улыбалась, видя, как она выкладывает пачку сухарей и докторскую колбасу на прикроватную тумбочку. Алла принесла с собой спокойствие и реальность, которую я почти растеряла за несколько последних дней. Секретарь была весела и разговорчива: едва спросив, как я себя чувствую, она тут же перевела разговор на себя, сконцентрировав внимание на новых достижениях в области мужских сердец. Ее длинные  каштановые волосы были уложены в пучок, губы и глаза  блестели глянцем дорогой косметики, а болтливый рот не закрывался.   
- Алл, - прервала я поток ее сознания, - А что день рождения Лодзинского?
- Лодзинского нет в офисе, Саша правит балом. Господин новый директор уже второй день не изволят являться на рабочее место. Его мобильный отключен, домашний издает протяжные гудки, а дорогой учредитель бьется в истерике. Так что не получилось нам его двадцатидвухлетие справить.

Двадцатидвухлетие. Меня чуть ли не вывернуло наизнанку, как от последнего воспоминания боли. Гусиная кожа побежала по рукам и ногам, желудок предательски заныл нервным приступом, охватывая импульсами жара и холода весь организм. Внутри меня стало липко и душно, будто кто – то дьявольски шутил, устраивая во внутренних органах русскую парную. Перед взором  стояли розовые яблочки щек Жаниэля, его овал лица, полный свежей юности и той степени прелести, которая бывает только у очень молодых. Он действительно выглядел на двадцать два года, которые были даны ему по земному летоисчислению кем – то из Посвященных и невыносимо тяжело было сопоставлять сейчас весь тот фарс, происшедший со мной и его лживую, но такую прекрасную чистоту, к которой, я подозревала, что дотронулась.
Алла что – то продолжала говорить о Саше, но я перестала слушать ее. Перед глазами зарябило как в неисправном телевизоре и поплыло, будто я начала терять сознание, при этом сохранив все чувства: осязательные, обонятельные и тактильные.

Русло реки бежало вдаль, а небо было хмурое и низкое, равномерно серое, как если бы художник взял белила и сажу, легким движением руки смешал и вылил на холст: стремительно и не раздумывая. И краска бы побежала, образуя густую и вязкую консистенцию неба, которое было сейчас над моей головой. Казалось, дотянись и коснись пальцами и ты испачкаешься в этой плотной серости. А на фоне ее, как луч света и надежды – волосы Жаниэля, стоящего над обрывом реки. Волосы, летящие крыльями удивительной птицы: длинные и неестественно густые - такие, что ими можно было бы укрыться от непогоды. Его спина была согбенна, руки висели плетьми вдоль туловища, а босые ноги тонули по щиколотку в топком песке. Уставший и печальный взгляд практически бесцветных глаз был устремлен вдаль – туда, где встречались плотные облака и водяная гладь, а бледное лицо, с лихорадочно горящими щеками выражало такую меланхолию и безнадежность, что сердце мое тоскливо сжалось и вновь тревожно забилось, все ускоряя и ускоряя свой ритм. Я украдкой осмотрелась – повсюду была нетронутая человеческой деятельностью глушь: песчаные отмели, редкий и чахлый лес по берегам и равнинная местность, уводящая взгляд далеко вперед – туда, где виднелись отдельные островки зелени и степная равнина, покрытая ковылем. Унылое и безрадостное место. Я подошла к Жаниэлю и стала подле него, молчаливого и сутулого, как если бы на него разом навалились те миллионы лет его истинного существования. Моя обида и вся боль, терзавшая меня разом улетучились, когда я почувствовала тот особый запах сосны и еловых шишек, идущий от него. Стало легко, приятно на душе, а любимое, дорогое лицо вновь притягивало мой взор в той особенной попытке любования ангелом, к которой я уже успела привыкнуть.   
- Жаниэль, - позвала я его, - Где мы?
Хранитель чуть вздрогнул и кинул испуганный взгляд широко распахнутых глаз на то место, где я стояла. Ни слова в ответ – лишь едва уловимый трепет тонких ноздрей, да усталое содрогание тела. Его красивого, тонкого и сильного тела, прикрытого необычной одеждой: большой и неряшливый лоскут ткани, обернутый вокруг бедер несколько раз, да странного кроя рубашка, с очень широкими рукавами на манер кимоно.
- Жаниэль? – немного испугавшись, спрашивала я, но тот вновь мерил взглядом горизонт, более не оглядываясь на меня.
И тогда я набралась наглости и, подойдя еще на шаг, положила руку на его плечо, просто взяла и опустила, на секунду задумавшись и замерев в нерешительной позе. И это мгновение было для меня мучением, в ходе которого я боролась с сомнениями, а преодолев, ощутила ни с чем несравнимый вкус победы и ту волну радости, которая окатила меня и я захлебнулась, упоительно принимая ее колышущие и полные живительной энергии объятия.
Что такое прикосновения? Их существует миллиарды в нашей жизни – осознанные и нет, но стоит говорить, что в эту самую минуту я начала жить вновь, лишь положив свою ладонь на его плечо? Это, как если бы я тонула, а меня вытащили, была больна, а меня вылечили, находилась бы в опасности, а меня – спасли. Как чудо, как волшебное превращение, как невидаль, вроде бы и обыденная, но полная своей, самой необыкновенной, жгучей тайны.
От него шло тепло и печаль. Странно и смешно, как можно чувствовать печаль через кожу, но я ощущала ее, испытывая как мои ткани  и каждый кровеносный капилляр в ладони наполняется  вязкой, невидимой субстанцией боли, его боли. Он страдал. Жестоко, тяжело, безнадежно. И каждый удар больного сердца, пройдя стрелой по его организму, впивался в мою руку, как маленькое и невидимое, но острое и ядовитое осиное жало.
- Что с тобой, Жаниэль? – спросила я, уже без надежды услышать ответ, но скорее разговаривая сама с собой. Хранитель не слышал моего голоса, не чувствовал, что на его плече лежит рука, а я не совсем понимала, что происходит, - Неужели, видения? – думала я и ежилась, -  О, лучше бы они, чем галлюцинации!
Ни ветерка, ни единого движения воздуха, которые привели бы в чувство, освежили горящую от волнений и плохого предчувствия, голову. Жан продолжал стоять на одном месте, а я оторвала руку от его плеча и едва касаясь, скользнула указательным пальцем вниз по его спине, закрытой грубым льняным рубищем: по лопатке, вдоль позвоночника в естественный изгиб спины. Провела и отдернула руку, как если бы совершила незаконное, а теперь с отчаянием ждала правосудия. Прикосновение длилось всего несколько секунд, но растрогало меня до глубины души – еще никогда в жизни я не чувствовала такого потрясающего замеса нежности и умиления, тишины чувства и совершенное спокойствие, как если бы все, что случилось со мной до этого, не имело ровным счетом никакого значения. Стало все равно, что используя, мной манипулировали, но пришло осознание прекрасной любви, рожденной и взлелеянной, греющей душу всепрощением. Всего лишь миг, но он заставил посмотреть на происшедшее со стороны: в конце концов, что являлось для меня особо значительным после своей и отцовской жизни? Безусловно – она, неразделенная и такая тяжелая любовь, но как во мраке, приятна бывает зажженная свеча,  а в стужу – пышущая жаром поленница, так  и безответная любовь была светочем в моей одинокой жизни, тем огоньком, который давал надежду, тем теплом, который согревал меня.
Мне так захотелось прижаться к Жаниэлю, обнять, уткнув нос в хрустящую ткань рубахи и вдохнуть полной грудью его дивный запах, но я не посмела. Он все еще оставался далеким и непостижимым, и я чувствовала, что не имею никакого права более дотрагиваться до него, как если бы он все еще был святыней для меня.


- Ты даже не представляешь, что он подарил мне! – я вновь была в больничной палате, а подле меня сидела Алла с пачкой сигарет и мечтательной прострацией во взоре, - Он подарил мне розового медвежонка с сердечком. Ах, до чего же романтично! – Секретарь сопела носом, и время от времени всплескивала руками. Я скривилась и, поджав губы, едва не заплакала. В глазах щипали слезы, а в горле стоял ком, когда впервые в жизни мне захотелось закричать на Аллу, что мне нет не малейшего дела до ее коллекции плюшевых забав и мужских сердец, и что ей пора научиться прислушиваться к чужим радостям и печалям.
- Это ты сказала следователю, что у меня роман с Лодзинским? –  грубо спросила я офис – менеджера.
Алла захлебнулась восторгами, замолчала и глупо уставилась на меня: ну да, я слишком резко перевела разговор с ее персоны на себя.
- Нет. – наконец- то выдавила она из себя после минутной паузы, - Но я подносила кофе в кабинет директора, когда следователь задавал там вопросы Ивану Ивановичу и Александру. Номер Один уверенно сообщил, что он подозревает, что у вас с господином Лодзинским возникло взаимное притяжение. Я помню, что еще удивленно обернулась на него и непонимающе захлопала глазами – неужели что – то пропустила? Но Саша выпроводил меня  и захлопнул дверь. И знаешь, менты зацепились за эту догадку, тем более, им стало известно, что Лодзинский исчез… - Алла остановилась на полуслове и даже с каким – то сочувствием посмотрела на меня.
- Не хочешь ли ты сказать, что в подозреваемых числится и Жан?
- Я не могу тебе сказать точно – лично мне никто об этом не говорил, кажется, и тебе тоже, но когда меня опрашивал следователь – толстяк, он особенно тщательно допытывал о тонкостях ваших рабочих отношений с господином Лодзинским, просил вспомнить даже мельчайшие детали поведения в последнее время.
- И что ты?
- Да я сказала, что чушь все эти сплетни о тебе, да о новом директоре! – она с жаром махала руками прямо перед моим лицом, чуть ли не задевая меня пачкой с сигаретами, - Правда, они задали вопрос, замечала ли я когда – нибудь, что ты ходишь в синяках, как после бытовых ссор, понимаешь?
- Ну, и?
- Ты же знаешь, что врать я не умею, да и не люблю – пришлось сказать правду, что буквально через день после утверждения Лодзинского директором, ты демонстрировала мне страшную рану на ноге. А раньше, я никогда ничего подобного не замечала.
- Они что, всерьез взялись за версию, что Жан и я как – то связаны во всей этой истории с поджогом дома? 
- Наверное, они рассматривают вариант вашей связи и то, что Лодзинский мог физически издеваться над тобой.
- Что? – я вскрикнула от неожиданности, хотя,  где – то это и было верно.
- Прокуратура всерьез взялась за поиски пропавшего директора.
- Но у меня ничего не было с Жаном! К чему нам надо было скрывать наши отношения?
- Ну, знаешь ли, - мечтательно произнесла Алла, - Лодзинский на десять лет младше тебя,  служебный роман, нарушение субординации.
Я бы, наверное, замычала как корова от всех этих замечаний и подозрений, если бы не папа, который зашел и отвлек меня и Аллу, которая уже вытащила сигарету и кивнув мне, что выйдет в коридор покурить, поспешно удалилась.