Осенняя охота

написано в соавторстве с Джованни Фолиаче

Воздух был таким, что его хотелось пить. Нет, не пить – смаковать. Как терпкое, настоянное вино. Воздух пах осенью. Дымом, палой листвой и ни с чем несравнимой особой сыростью, которую приносил ветер. Не дождем даже, скорее туманами напоенный. Я шла, и дышала. А что? Можно ведь иногда просто идти по вечернему городу, смотреть, как на сыром асфальте кляксами расплываются пятна фонарей, дышать, пьянея от осени, и ни о чем не думать?
Хотя нет, иногда я еще сверялась с бумажкой планом. Сырой продрогший листочек был крепко зажат в моей руке. Такой осенне-желтый, словно слетел с дерева. Приглашение на «домашний концерт». Обычно такие зовут проще – «квартирник». Я на квартирниках не была еще ни разу, куда иду – не знала. Заболела подруга, а приглашение досталось мне. Бывает ведь.
Впрочем, никто с меня его так и не спросил. Негромко хлопнула не запертая дверь, когда я вошла в нужную квартиру. Звякнули колокольчики где-то над ней. Но никто и не обратил на это внимания. Туда-сюда сновали незнакомые люди, в корридоре валялась обувь всех мастей и размеров, на вешалке громоздилиь куртки. Чужая, совершенно не знакомая мне квартира была наполнена гулом голосов, перезвоном гитарных струн, ароматами чая и кофе. Я потопталась, скидывая кроссовки.. и ощутила неловкость. Но послушать песни того, кого чаще, чем по имени, звали Кот Баюн, мне хотелось очень. Так что пришлось запинать свою стеснительность.
Несколько шагов, и вот я в уютном полумраке освещенной свечами комнаты. Стою, и, как полная идиотка, молча верчу головой. Тут, кажется, яблоку не куда упасть! Как бы найти себе местечко? Кто-то потянул за руку, и я вздрогнула, как от удара током. Ну не привыкла, чтобы ко мне вот так запросто прикасались незнакомые люди! Сердито оглянулась. Глаза еще не привыкли к полумраку, но свободное место на подушке, на полу, я увидела. Кивнула мужчине, что обратил мое внимание на него, заодно отбирая у него ладонь. Села рядом… и тут как раз началась песня. Кто-то сунул мне чашку чая. Я машинально взяла. По опыту – на ближайший час для меня в мире должны былы остаться только звук струн и чужого голоса. Но… этого не произошло. И всему виной был запах. Нет, не чая. И не горячего парафина свечного. А того, кто сидел рядом. Этот человек имел запах не менее странный и не менее пьянящий, чем осень за окном. Парфюм ли был так подобран, или это личные свойства организма – но запах отвлекал. Скорее приятный, однако и тревожащий. В перерыве между песнями я скосила глаза на своего соседа - кто он?
Мужчина обладал неброской внешностью и таким же нарядом – черная джинсовая рубаха и такого же цвета джинсы просто превращали его в невидимку в пестром окружении собравшихся в комнате под неярким светом люстры. Я успела улыбнуться тому, что мы одеты так похоже. На мне был тонкий черный свитер и тоже черные джинсы. Единственное светлое пятно – белесый камушек на спинке бронзового краба-повески. Но улыбку мою тут же стер его взгляд. Он просто повернул голову, вскидывая ресницы. И цепкий взгляд серых, чуть щурящихся глаз чуть ли не приковал меня к месту. Я замерла, как перед змеей. Даже отвести глаза смогла не сразу. Было что-то в его взгляде странное. Как будто юркий паучок, молниеносно набросившись, опутывал в свои прочные сети какую-то потаенную часть внутри. И, спрятавшись в серых глазах, держал чуткую паутинку.
Я через силу опустила глаза, отвернулась. Сердце бухнуло гулко и невпопад. Но я уже убеждала себя, что это просто не прилично: вот так рассматривать незнакомых людей. И его поразила моя бестактность, вот и все. Однко песни от чего-то отошли на второй план. Я не вольно слушала его дыхание, ощущала тепло и этот колдовской запах. И очень быстро поняла – мы дышим в такт, слитно. Как одно существо. Правую руку даю на отсечение, что и сердца бились в одном ритме. Ощущение было странным, и я передернула плечами. Качнулась чашка… чай плеснулся на меня и на него. Я в ужасе оглянулась опять, прижимая руку к сердцу в безмолвном извенении. Вновь натыкаясь на этот странный взгляд.. и поспешила на кухню. Отнести эту чертову чашку. Да и вообще стоило уйти, ситуация смущала – уши от стыда стали красными, да и щеки горели.
Мне бы вернуться сразу. Но я медлила – стоя у окна, упираясь в подоконник ладонями, а в стекло лбом. И не заметила, как мой странный незнакомец бесшумно поднялся и исчез в прихожей. Только услышала, как кто-то задел "поющие ветра", выходя из квартиры. И это дало мгновенный толчек мысли – может, и мне уйти? Я потопталась опять в прихожей, и убедила себя, что в мокрых джинсах сидень не уютно. Хотя не так они и промокли - больше досталось подушке. Ну вот, тем более. Как сидеть на мокрой подушке? Это ж брррр! Так что я по-тихому надела кросовки, и колокольчики звякнули еще раз - отмечая уже мой уход. Под ногами запели ступени - спускалась я всегда почти бегом. Хлопок даери подъезда - и ветер выдохнул мне в лицо запах дыма и палой листвы. И… еще один запах. Запах того странного человека. Значит, это он вышел передо мной. Я завертела головой, ища глазами черную фигуру.
Ага, вот он! Идет по улице, впереди меня. Странно так идет. Иногда – рывками ускоряя шаг, когда его фигуру скрывала тень от деревьев. Иногда – ровно, под пустым освещенным пространством фонарей. Он шел так словно нарочно. Точно и тонко выдерживая дистанцию. Дистанцию моего любопытства. Черная фигурка удалялась. И я приняла мгновенное решение. Вечер зазвенел от азарта. Я назвала это "поиграть в охоту". Выбрать в толпе ничего не подозревающего человека - и идти за ним. Не отставая, не приближаясь. Невидимкой. Иногда переходя на другую сторону, но главное - не отпуская взглядом. Смотреть, у каких киосков он останавливается, в какие магазины заходит, что покупает. Делать для себя какие-то выводы о личности и интересах. Но главное – наблюдать, как тревожит человека невидимый взгляд. Как он начинает оглядываться и прибавлять шаг. И прятаться, оставаться неприметной…
Я пружинисто шагнула под тень деревьев. Сегодня я "поохочусь" на моего странного соседа по подушке.. игра началась. И в груди зачастило, затрепыхалось сердце.
Словно не подозревая о начатой охоте, или же просто делая безразличный вид, он остановился у табачного ларька. Прикупил вишневого цвета пачку под удивленные глаза продавщицы. Нарочито медленно прогулялся по бульвару, раскуривая небольшую трубку типа "автор". Внимательно посмотрел на прыгающие струи воды в фонтане, которые под его взглядом стали метаться из стороны в сторону. Я даже шаг сбила. Что за черт? Но тут же решила, что просто поломка, совпадение.
А он уже упругим шагом направился в сторону переулка. К и без того резковатому запаху прибавился табачный. Я потянула носом. Мммм... определенно, мне нравилось. И «след» потерять будет сложней. В сыром воздухе запахи висят, словно кольца дыма в воде. Правда, переулок… вот это не удачно, там за людьми не спрячешься. Надо хоть на другую сторону перейти. И опять я упустила пару секунд. Замешкалась. Не успела заметить, куда он свернул.
А он свернул. Потому что в переулке его не было! Как сквозь землю провалился! Я остановилась, завертела головой. Да что ж такое? Куда пропал? Ну максимум мог свернуть в тот двор, по времени больше вообще не куда! Охота срывалась. Он тут живет? Если да, потом по охочусь еще. Подъезд бы увидеть! Уже почти не прячась я перебежала дорогу. Замерла за углом дома, выглядывая. Двор был пуст.. ах, черт! Шагнула в него, делая то, чего не делал никогда на своих охотах. Заходя в узкую горловину каменного мешка. Двора-тупика. Медленно пошла мимо подъездов, запрокинув голову - может где мелькнет в окне поднимающаяся фигура?
Запах табака. Он наплыл сзади, со спины. И меня словно пронзило тонкой иглой - страх. Черт. Черт, черт, черт.. оглянуться? Бросится бежать? Плечи невольно поднялись, большие пальцы ладоней я сунула в карманы брюк. На ватных ногах сделала шаг, продолжая идти вдоль дома. Словно не замечая его. И не опуская лица - мало ли что я тут ищу? Мне бы на улицу. Или в подъезд? Может, я тут живу. Стоп! А подъезды таких старых домов частенько проходные! Можно попробовать проверить, что я теряю? И со всей возможной независимостью я пошла к подъезду. В уме прикидывая варианты этой «игры» и уже просто видя, как все было. Как он меня обманул.
Уж конечно он давно просек слежку, хоть я была аккуратна! И, свернув в переулок, просто спрятался за кустами. Может, еще и вернулся немного – запах табака я слышала, пока шла ко двору. А вот потом уже – нет. Значит, он прикрыл трубку в ладони? Трубка уже не дымила, постепенно стихающий запах дыма давал понять мне, что объект наблюдения удаляется. А он просто ждал. Оставаясь в тени за кустами. Пока я сама не вошла в «ловушку». Потом он снова раскурил трубку и бесшумно проследовал за мной, меняясь ролями. Обидно было до слез! Но и рос, вибрировал внутри азаорт. Сквозь страх и обиду – прорастал интересом. Такого еще не было… так что же дальше? Сдаваться я не собиралась. Поиграем..
И я решительно шагнула к подъезду, уверенно взялась за дверную ручку. Боги, боги мои… ну, пожалуйста! Пусть дверь открыта, пусть этот подъезд окажется проходным. Дайте мне сбежать, и я, вот клянусь, никогда больше… ммм… ну, очень долго не буду вести себя так глупо. Ох, только бы дверь была открыта!
– В стремлении к охоте, в азарте недолго и осмотрительность потерять... – в голосе, что тихо и вкрадчиво прозвучал за моей спиной, едва заметно скользнула улыбка. И, даже не оборачиваясь, я ощущала взгляд – в упор. Настолько остро, что невольно вспомнились странные серые глаза, так поразившие меня совсем недавно. Он рассматривал меня, как кот – мышь. Хотя совсем недавно роли были иными. Пауза. И тихая усмешка голоса:
– Если Вы так усердно стремитесь домой, то позвольте Вас проводить?
Я машинально дернула дверку подъезда. И убедилась – заперта. Если и есть тут сквозной проход на улицу, воспользоваться мне им не судьба. Голова в досаде опустилась ниже плеч. Я куснула губу. И ляпнула первое, что на ум пришло. Явную, беспомощную нелепицу:
- Я тут это… К..лючи забы... потеряла.
Ляпнула, и ощутила, как заливает краской стыда уши. Оборачиваться мне совершенно не хотелось, потому что и щеки полыхнули, становясь малиновыми. Но я понимала, что вот-вот придётся это сделать… что ж, за неудачи надо платить.
Выпустив облачко ароматно пахнувшего вишней дыма, мой собеседник произнес, не меняя насмешливого тона, и тщательнейшее подбирая слова. Да такие, что у меня от них резко заныли совершенно здоровые зубы, и впервые за все время шевельнулся внутри червячок злости:
– Осмелюсь предложить свое обиталище для временного размещения до разрешения проблемы с проникновением в Ваше жилище...
Вот теперь мне пришлось обернуться. Я смотрела на мужчину через осенние сумерки, злилась, и понимала: или я сейчас соглашусь, или мне придётся «в слух»
сказать то, что он и так знает! Что я тут не живу, а просто следила за ним. И то, и другое казалось одинаково немыслимым. Я молча кусала губу, глядя в серые глаза, и просто ощущала, как он молча посмеивается, наслаждаясь ситуацией. Ах ты ж, зараза…
– Это.. право, это неловко.. – выдавила из себя наконец, когда молчание затянулось уже не прилично. Больше всего мне хотелось зареветь или убежать. Страх рос. Вибрировал в теле. Ой, попалась я, попалась… Что ж делать-то? И я глянула в сторону выхода со двора, через плечо моего личного «кота».
– Неловким можно назвать положение, когда возникшие трудности не побуждают к действию. А осознанное и продуманное решение – основа для своих действий не только на ближайшие пять минут... – мягко читал мне лекцию мой неожиданный визави, попыхивая трубкой.
Глаза его по-прежнему смеялись… И моя злость, наконец. пробралась через мой же страх. По дороге превращаясь в язвительную непочтительность. Не только на пять минут, значит? Ну лааа-адноооо-о. И я осведомилась, попадая ему ровно в тон:
– Но как же можно осознанно пойти в гости к незнакомому вот ни на столечки… – тут
я продемонстрировала пальцы колечком, словно блоху держала. Чтобы он
понял, насколько именно. Мизерно. Чуть-чуть. Соу-соу, как говорят англичане: – Вот даже на такую чуть не знакомому человеку? Это ж нужно вообще не думать...
Я сунула руки в карманы и тихонько, но независимо, двинулась в обход мужчины - к улице. Типа, я все сказала, разговор окончен, гуд бай, ариведерчи, сайонара… и что угодно еще, только не ходи за мной.
Он и не пошел. Лишь развернулся мягко, и придержал меня за плечо:
– Осознанность является заключительным выводом логической цепочки
умозаключений…
Его рука мягко скользнула вниз, и вот он уже держит меня под руку, как исключительно галантный джентльмен. Да и пусть держит, главное идем-то мы все же к выходу на улицу, к прохожим! Уффф…
Да, но он еще и говорить не перестает. И, в общем, зерно истины в словах-то есть. Или это мне просто не хочется заканчивать странное знакомство?
–Вот например: «квартирник» для «своих», общие музыкальные вкусы, заинтересованность конкретной личностью, желание узнать об этой личности больше. Ну а если не говорить витиевато, то у нас с тобой наверняка много общих знакомых, мы интересны друг другу, да и живу недалеко - всего пару шагов. Так что принимай решение. Точка и обычный вечер, или чай и такой интересный я?
Не успела я возмутиться последней фразе, как он улыбнулся и подмигнул.
- Ну... хорошо, чай и ты…
Я буркнула это безо всякой уверенности, через силу. Именно через силу – даже просто сказать слово вдруг стало сложным, а мир стремительно опустел. Правда, длилось это всего миг, но пришлось помотать головой и встряхнуться - да что со мной такое?
Его рука выпустила мой локоть, и пальцы цепко заключили мою ледяную ладонь в свой плен. Не спорю, так идти было удобней, но я немного опешила. И от этого, и от странных слов, что незнакомец мой буркнул себе под нос. Всего, правда, я не расслышала, но фраза: "поводок иногда бывает нелишним" уверенности в принятом решении мне не прибавила. Мир качнулся еще раз - и меня опять накрыло волной страха. Честное слово, прибой какой-то, как в море. Накати-отпустит-накатит… Но… сейчас мне не хотелось, чтобы все закончилось. Вот поиграть в догонялки-салочки - хотелось. И все же... я дернула рукой, не то чтобы ее вырывая ладонь, а так… обозначая, что могу попытаться:
– Ты еще скажи – ошейник, – буркнула тихо я тихо.
– Пока не скажу, – прозвучало спокойное, и пальцы, которые почти согрели мою ладонь, медленно разжались. Не отпустили, нет. Но дали понять, что удерживать меня не будут.
Я тихо ругнулась про себя: "Вот зараза!" И потянула ладонь из его руки, остановившись и неотрывно глядя ему в глаза. С любопытством, интересом, азартом... и… странным желанием: чтобы не отпустил. Тянула, и ждала, прикусив губу. Как в детстве... «Под моею крышей собралися мыши».. – была такая игра на внимание. Ждала, и старалась не упустить миг. Чтобы если сожмет пальцы – резко дернуть ладонь. А если нет – не выскользнуть совсем. Игра.. сердце билось часто и где-то у самого горла.
Но он просто отпустил мою руку сам – закашлявшись, и прикрывая рот освободившейся ладонью. И я совершенно растерялась. Просто даже до ощущения обиды. Рука качнулась в воздухе – и никто ее не держал. Недоумение и растерянность. Но… раз так… пусть! И я быстро сделала прыжок в сторону, чтобы мгновенно перейти на бег. Сама не зная, зачем. На что я надеялась? Убежать? Или… что догонит? Он остался стоять. Лишь смотрел вслед.
И опять дернулся мир, я смутно вспомнила – впервые так было у фонтана. Когда под взглядом мужчины в разнобой заметались струи воды. Да что ж такое… Тихий звон, словно струна оборвалась. Я услышала его уже кидаясь куда-то в темноту ночи, уже уверенная в том, что - ушла. И… моя нога поскользнулась на жидкой грязи, попадая пяткой в неприметную ямку. Какое-то время я еще пыталась удержаться, взмахнув руками. Но уже падала, падала… в щиколотке хрустнуло. И взорвавшаяся там боль заставила вскрикнуть, а потом и тихо заскулить. Вот черт! Сесть я еще могла. А вот встать не вышло. И вопреки всякой логике я просто уверена была в том, что виновата в произошедшем не растяпа я, а стоящий вдалеке незнакомец.
– Бегать спиной вперед – оригинальная идея. Особенно осенью, в грязь, ночью по незнакомой местности.
Голос был знакомо насмешлив. Он подошел, и осуждающе взглянув, укоризненно покачал головой, и протянул руку.
Теперь уже я сама оплела пальцами чужую ладонь. И теперь сидела, одной рукой вцепившись в него, а второй зажимая щиколотку. Смотрела вверх, запрокинув лицо. Ощущая, какими жалобными и удивленными стали глаза. Потом опустила ресницы, отводя взгляд от его глаз. Понимая, что нелепая случайность (а случайность ли?) поставила точку в попытках сопротивления:
– Я больше не буду… – выдохнула сквозь боль.
Протянув вторую руку, он буднично проговорил (словно его гости каждый день ноги подворачивали – мелочь, подумаешь!):
– Поднимайся и постарайся ненадолго удержаться на здоровой ноге. Сейчас донесу до дома, а там или вправлю вывих или посмотрим по ситуации.
– Аааа.. может я так? Допрыгаю? – мысль, что меня могут нести, от чего-то наполнила паникой. Впрочем, лишь до попытки встать. Справившись с этим я могла лишь мужественно шипеть сквозь зубы, и, отвернувшись, надеяться что он не заметил в темноте мокрых дорожек на щеках. Сейчас я цеплялась за его плечо обеими руками совершенно без стеснения: лишь бы удержаться и не коснуться земли больной ногой.
Он лишь фыркнул в ответ и помог мне пристроится за его спиной, в виде живого рюкзачка. Новая волна страха накрыла с головой, отшибая все мысли. Хотя уже и не верилось мне, что он сделает что-то плохое - слишком спокоен, деловит даже. Нет, не сделает, конечно! Уверенность в этом парадоксальным образом не мешала страху. Он рос, сбивал дыхание. И.. в тоже время я ощущала легкий привкус облегчения - события больше ни как не зависели от моих решений.


    Домик, где жила несостоявшаяся моя добыча, оказался совсем рядом. Маленький (три этажа и один подъезд), аккуратный, с граненными фонариками эркеров. Может быть, из-за светящихся этих "фонариков", так похожий на игрушку.
    Меня внесли в подъезд и с пыхтением дотащили до площадки последнего этажа. Может, меня бы и мучала совсеть, но пыхтение это было скорей наигранным, мультяшным каким-то. И порой переходило в мультяшную же песенку-бормоталку, так не подходящую суровому образу мужчины и вычурному стилю его речи, запутанность которой смущала меня вот совсем недавно: "Хорошо живет на свете Ви-ни-пух! Прум-пурум-пурум-пум-пум-пум в слух!"
    Я невольно начала улыбаться. А когда меня, втащив в квартиру, сгрузили на старенький диванчик, совсем расслабилась. Во- первых, потому что увидела гитару (и словно кто-то шепнул на ухо: "Не бойся, он свой!"). А, во-вторых, потому что в этой комнате определенно жила сказка...
    Хотя, может быть, никто, кроме меня, и не увидел бы ее, эту сказку. Ни в пледе, что задремал, словно кот, небрежно кинутый в кресло-качалку. Ни в маленьком камине, рядом с которым спали дрова. Ни в черно-белых фотографиях, что разбрелись по стенам. Фонари... Решетки парков и скверов... Дома, что похожи на башни и замки... Странная фото-графика. Городская сказка. Это был наш город, не несомненно. На такой, каким я его еще никогда не видела.
    "Похититель" мой, меж тем, из комнаты вышел. Может, специально, чтобы дать мне осмотреться? И я сидела тихо-тихо, только головой любопытно вертела. Словно боялась разбудить этот плед, эти дрова, эти фонари... да еще вон ту клетчатую уютную рубашку, что была небрежно перекинута через дверцу шкафа. Полумрак (света в комнате не было, он горел лишь в коридоре) довершал ощущение сонной замершести вещей.
    Впрочем, боялась я зря. Мужчина щелкнул выключателем, и над диваном загорелся пузатый фонарь-шестигранник. Раскидал по комнате пятна света. И все проснулось. Треснула в камине какая-то веточка, едва слышно вздохнула гитара... и уверенный голос, растерявший по дороге всю таинственную вкрадчивость, потребовал:
    - Ну, принцесса, давай сюда ногу!
    Я перепугано замерла, с ужасом понимая, что от смущения не могу пошевелиться! Но он вовсе не ждал от меня никаких движений. И "давай" осталось лишь формой вежливости. А отнюдь не приглашением к действию.
    Скрипнул придвинутый стул, и мужчина совершенно бесцеремонно стряхнул с меня кроссовок. И положил мою ступню к себе на колено. Я пискнула и зажмурилась. Прежде всего для того, чтобы не видеть свой, некогда белый, а теперь рыже-мокро-перекрученый носок. От стыда вновь полыхнули успокоившиеся было уши. Но и носок был снят без малейшего промедления. Улетел в камин. И моей холодно, мокрой (лягушачьей, угу) задней "лапы" коснулись горячие пальцы...
    - Боишься?
    Серые глаза поймали мой взгляд, едва я осмелилась посмотреть сквозь щелочки ресниц. И словно бы придержали его, не давая увести в сторону. Пальцы чуткими паучками пробежальсь по щиколотке, заставив меня запыхтеть от боли. И замерли.
    - Нет.
    Ну, я конечно, мужественно соврала. Не страх уже даже, а просто дикая паника. Вот что владело душой... И только ощущения уверенности его рук мешало мне с мышиным писком отодвинуться в угол дивана, и загородиться подушкой. И остатки самолюбия еще... но они-то вот стремительно таяли.
    - А зря...
    Я еще не успела осознать эту короткую фразу, а боль выгнула меня дугой. Перед глазами взорвалось облачко темноты... Я даже заорать не успела, лишь резко вдохнула через сжатые, оскаленные сейчас зубы. И... все кончилось. Нога ныла, но это было не страшное нытье. Как в тумане я ощутила, что с меня сдернули и второй промокший носок вместе с кроссовком. А затем колени накрыла мягкая рубашка. Та самая. Которая спала раньше на дверце шкафа.
    - Переоденься, принцесса. А то мокрая ты, как лягушка.
    И он вновь вышел. А я попыталась отдышаться, прийти в себя. И опять с головой накрыла обида. Ну вот как так? почему он меня даже не уговаривал потерпеть? Почему не сказал, что я молодец. когда все кончилось? Вообще, такое ощущение, что слова у него на вес золота. Каждое. Экономит. Отмеряет по кусочку, как лакомство.
    Я сердито фыркнула, как очень злая кошка. И... переоделась. Джинсики были перепачканы так же, как и кроссовки. Да и свитерку досталось. Мда... поохотилась я сегодня... славно просто вот.
    Мой "похититель" уютно звенел на кухне посудой, и в комнате не появлялся. Интересно, это предельное пренебрежение? Или крайняя деликатность? Ответа я не знала...
    Сидеть просто так было скучно, и я дотянулась до гитары. Прошлась по струнам пальцами, подкрутила колки. И тихонько начала наигрывать что-то, что вспоминалась само. Не думая еще о словах.
    И вот тут он возник. Миг смотрел на меня от двери, а затем шагнул ближе. Склонил голову. Тот странный "паучок", что жил в его глазах, опять принялся за работу. Явно совершенно пеленая своими нитями что-то внутри меня. Что-то, чему я не знаю названия.
    - Я предлагаю тебе игру. Не охота, конечно, но... - он прищелкнул пальцами. - Диалог. Песнями. Ты говоришь песней то, что хочешь сказать. Или спрашиваешь. То, что хочешь спросить. Но именно песней. А я отвечаю. Честно, искренне. И тоже - песней. Тот, кто первым не найдет слов, проигрывает. И выполняет желание того, у кого слов хватило. Идет?
    Внутри у меня словно бы тоже натянулись гитарные струны. Запели от азарта, от предвкушения. Песен я знала много. Очень много. И проигрыша не боялась. А потому ничего и не ответила. Склонилась над гитарой. Что я хочу сказать? Вот.. ну что? Сказочный город на стенах... черно-бело-серая сказка... взгляд художника...
    - Как тpудно быть художником сpеди асфальта сеpого,
    То чеpного от дождика, то стылого и белого,
    Сpеди домов, казенных слов, и незнакомых встpечных лиц,
    И снежных нитей пpоводов, и мокpых кpашенных pесниц...
    Песня текла... плавно. Свободно. Мягко... У меня было ощущение, что я и правда говорю что-то этому странному человеку. не пою. Говорю... о той сказке, которую я неожиданно увидела тут, в его комнате. и о том, что "и ведь нельзя закpыть глаза... и ведь нельзя закpыть глаза... и вдpуг художником не быть..."
    Он слушал молча. Подпирал плечом дверной косяк, вновь отшагнув назад. Смотрел на меня внимательно. Он слышал, совершенно явно слышал за словами песни другие слова. Мои... И, когда замерли струны, я побоялась даже поднять глаза. Сидела, не шевелясь. Ждала ответа.


    Скрипнули доски пола под двумя неторопливыми шагами. Моей склоненной головы (губы касаются деки гитары, и я вдыхаю запах лака, дерева и пыли) коснулась теплая шершавая ладонь. Качнула туда сюда макушку. Я не успела даже возмутиться, вскинуться. Потому что.. он меня удивил. Я ждала чего-то не знакомого, такого же странного, как он сам. А раздалось родное просто:
    Прости меня, дружок,
    За пьяное перо...
    На эту болтовню, пожалуйста,
    Не сетуй...
    Но знай, что до сих пор
    Заплеванный Пьеро
    На тоненьких ногах шатается
    По свету...
    А мы, встречаясь с ним
    На ленточках дорог,
    Не ведаем, бредя, с Пьеро
    Почти что рядом,
    Что просто он подрос,
    Напялил свитерок, и стер с лица
    Сурьму, белила и помаду....

    Знакомые до последней буквы слова звучали не знакомо. Ведь обладатель серых сумрачных глаз не пел. И даже не читал стихи. Он говорил... Просто говорил - мне. Так, словно это были и не стихи вовсе. Это было так странно. Почти пугало. Словно возникла вдруг новая, иная реальность. Где все это не просто песня, где Пьеро и правда - шатается по свету. По улицам вот того самого Города, что смотрит на меня сейчас с черно-белых фотографий.
    Очарование момента сбил чайник - он явно не просто закипел, а перекипел. Плита на кухне зашипела, словно рассерженная кошка: вода выплеснулась на конфорку. Мужчина чертыхнулся, и убежал... не договорив. И я закончила мысленно строчки. По стене скользнула полоска света. От фар машины за окном, или прошелся по фотографиям Пьеро в своем белом балахоне? Ах, да... Какой балахон? Свитер же... "Блеск одежд карнавальных заменили унылым тряпьем..." - толкнулась в память строчка. И я замотала головой, отгоняя песню, пока та не вспомнилась целиком. Не стала единственно-нужной. Нет-нет-нет, нельзя такое петь! Вдруг да станет правдой? И, словно сбегая от той реальности, где это может случится, я торопливо коснулась струн:

    Давай с тобой поговорим?
    Прости, не знаю, как зовут...
    Но открывается другим,
    Все то, что близким берегут.
    Ты скажешь: "Все наоборот!
    Согласно логике вещей..."
    Но это редкий поворот...
    А, может, нет его вообще...

    Собственно, я и правда не знала, как зовут моего "похитителя". Песня была нейтральной... Но - нужной.
Допев, я обхватила гитару, уперлась в нее лбом. Хотя и была готова к тому, что мой "похититель" шагнет сейчас ближе, чтобы взять ее... Но этого не случилось. Может, от того, что я слишком в нее вцепилась? Прижимала к себе, как перепуганные ребенок любимую игрушку, да еще и уткнулась? Может, он не захотел отнимать у меня эту слабенькую, иллюзорную, но - защиту? Может быть, так. А может, иначе...
Но он так и не оторвался от косяка, не сделал шага ко мне. Лишь внимательно рассматривал, словно пытаясь решить - какого именно гостя занесло в его сказочный дом.
Но, как и в прошлый раз, он не пел. Читал. Превращая песню в стихи.Начавшись без мелодии, слова напоминали шепот, подпитывающий своим смыслом темноту потаенных уголков комнаты:
- Тишь ночная бьёт тревогу,
За порог не гляди,
Ночью бродит по дорогам
Тот, чьё имя Самди.
Дверь захлопнет полнолунье,
Скрип, ключа поворот,
Тот, кого боятся люди,
Ходит мимо ворот.

Он уводит за собою,
Тех, кто ночью не спят,
Тем, кто дверь ему откроет,
Нет дороги назад...

Мелодичный речитатив, завораживая и опьяняя, разливался по комнате волнами успокаивающего консервативностью, обещающего сказки табачного дыма.
Повисла пауза, предложением к следующему ходу. Лишь хитро блестели вполумраке искорки в серых глазах.
Я слушала песню, не отрывая взгляда от его глаз. И души коснулся страх - темным крылом. Мистический, детский страх... он заставил меня зажмурится на последних словах.  Да так сильно, что перед глазами поплыли цветные узоры. Не пятна... Скорей страной формы шахматная доска - с какими-то округлыми симметричными выступами. Да и клетки - не черно-белые. Коричневое с бирюзой... И тонкие золотые линии окантовки....
"Тот, кого боятся люди, постучался в твой дом..." - толкнулось в голове. И я поняла, что уже давно висит пауза. И от меня ждут ответа. Строчки разных песен всплывали и вспыхивали в моей голове... Но я не видела среди них ни одной годной... "Дом, как известно всем давно, это не стены, ни окно..." "Я не люблюуверености сытой, уж лучше пусть откажут тормоза..." "В час нечаянных находок, в ночь загаданных утрат, в центре города и года два случайных перехода заблудилсь до утра..." "Побредем по сонным дворикам, по безлюдным площадям, улыбаться будем дворникам, будто найденным друзьям..."
Это все было не то... Не совсем то. Но в этом был намек... Какая-то мысль. Я аж прикусила губу и замотала головой... Самди, значит... Не выходить, значит... Сидеть дома в сытой уверенности - не ко мне стучат. А если... наоборот? А если... мой дом - не дом? А вся ночь? Или весь город. Вот тот, что смотрит со стен. Весь он - дом. Вышел ты за дверь, или нет, не важно. Ты все равно знаешь - в этой ночи, под всполохами молний, под ощущением близящегося дождя, бродит человек в черном плаще. Стучит в двери. Ждет. И надо, обязательно надо, чтобы кто-то отозвался ему. Вышел, не взирая на страх... Я тронула струны:

Молнии над городом, молнии.
Город смотрит окнами сонными.
Городу бы спать – ничего другого.
Только в небе сером – опять и снова…

Синяя вспышка
Где-то над вышкой
Мертвой ночной телебашни.
Грома не слышно.
Город не дышит
Городу выдохнуть страшно.
Город не хочет
Ни этой ночи,
Ни нарушений покоя.
Но среди прочих
Кто-нибудь точно
Примет знамение боя.

Кто-то там за окнами темными
Глянет в ночь глазами несонными.
Кто заварит чай, кто закурит нервно,
Кто-то выйдет прочь – подышать, наверно…

Куртку на плечи
Сон не излечит
Если смиренья не знаешь.
Нож – если встреча,
Если отмечен,
Если хоть что-то решаешь.
Отблеском стали
Город оскалит
Зубы гнилых подворотен
Только – не ждали?
Слезы, печали,
Страхи - тебя не заботят...

Пожалуй, по сдержанной напряженности ритма эта песня как раз подходила к той, про Самди. И она обещала - кто-то выйдет. Кто-то отзовется на зов... Впервые за этот вечер мне показалось, что и я отозвалась на зов. Пошла за этим странным человеком не потому, что решила поиграть. А потому, что он решил - позвать... Догадка эта наполнила меня странной. вибрирующей слабостью... и последние строчки я пропела уже без того злого и гордого напора.. тихо.. грустно... мягко:

Молнии над городом, молнии.
Эта ночь пройдет – но запомнит их.
Кто в нее ушел – днем таких не встретить.
Только их шаги собирает ветер.
И творит над городом молнии…

Замер звук гитарных струн. И я осмелилась вскинуть глаза. Чтобы увидеть, как отразилась песня в глазах моего нового знакомца. Угадала ли я с ней?


Усталая улыбка послужила мне ответом. Впрочем... Ответом ли? И снова он не взял гитару. Нарастающий темп знакомого уже речитатива огласил комнату под неожиданный высверк молнии за окнами. Как знать - не была ли и молния ему подмогой? Так или иначе краткая вспышка резко очертила силуэты предметов в комнате. Словно превращая их в камень, заставляя поверить в то, что под крышей - мертвый дом, окаменевший. Мне даже жутко стало на секунду, словно... в это было возможно поверить. Но ощущение странного полу ужаса, полу восторга, усиливали тихие слова. В них звучал скрытый, но напоенным мощью вызов:

Если выпит сомнений сок,
По рукам пробегает ток,
На губах, в вопросе открытых,
Ядовитый пророс цветок –
В час, когда границы размыты,
Дух и плоть легки на подъем,
Если дом тебе не защита –
Выйди ночью, встань под дождем!

Ладонь, словно призрак, появилась на косяке прохода из кухни в зал. Соскользнула невесомо вниз и протянулась ко мне... И я едва удержалась, чтобы не завизжать, лишь откачнулась, вжимаясь спиной в диванную стойку: вновь сверкнувшая молния высветила белизну кожи так, словно ко мне тянулись костяшки скелета... Слова завораживали...

Посмотри в ночь глазами чужими,
Назови, назови лишь одно имя,
Отражая тоску и сушь
В зеркалах придорожных луж.

И, полностью выступив в круг света, падавшим от одинокой люстры, мужчина закончил мысль. Так же тихо, не повышая совсем голоса. Но такая мощь выплескивалась из его слов...

Коль дорога твоя длинна,
Сердце вскрыла ножом весна –
Выбрось все, что прежде ты помнил,
На границу яви и сна!
Если сердце плачет, как дышит,
От ночной отравы черно,
Твой святой молитву не слышит –
Хлопни дверью, выйди в окно!

И я совершенно не удивилась, когда за окнами загудел, торжествуя, ливень. Забарабанил по подоконнику так яростно, словно пытался ворваться к нам, сюда. Словно требовал - выходите! "Если дом тебе не защита – выйди ночью, встань под дождем!" и в мысли толкнулось: "И иди, и иди в танце по крышам. Позови, позови, чтобы услышал... пусть играют с сердцем в груди..." Стоп... кто пусть играет? Имена я не разобрала. Но... Самди. Самди там точно было! Имя из песни, что звучала недавно. Барон Самди. Сладкий страх уже парализовал меня совершенно. Как в девстве... как в игре... Глаза сами собой распахнулись до предела, и я смотрела, смотрела на этого странного человека, что стоял всего в шаге от меня. Меньше, чем в шаге... так близко, что мои волосы ощущали легкое касание его дыхания. И все же - не вплотную.
Что-то рождалось у меня в душе, и что-то рушилось, разлетаясь вдребезги. Что-то, чему я не знаю названия. Я больше не знала, что реально, а что нет. Что бывает, а чего быть не может. Этой ночью могло быть все... совсем все. Даже то, что спрятался в моем ночном собеседнике (со-песеннике?) настоящий барон Самди... хозяин кладбищ. Жизнерадостный и неукротимый дух...
Было необходимо что-то ответить, пока он не отобрал гитару. Сейчас я действительно загораживаться ей, и гриф был вскинут вверх, словно рука в защитном жесте. Дождь продолжал ломиться в окно, и я уж совсем было собралась сказать: "А пойдем на крышу?" Всегда мечтала вымокнуть под таким вот ливнем. И что б до нитки. Но тут я вспомнила. что, собственно, и так успела промокнуть и изляпаться, сижу в одной, пусть и длинной, рубахе... да и нога все ж тихо, но ноет. Нет уж... на фиг крышу.
Я стала тихонько двигаться, и двигалась так, пока не отползла на другой край дивана. Подальше от Барона (ну надо его как-то звать? Сам напросился - будет Бароном... гм... Черным Бароном, вот. Я все ж не изверг, живого человека Самди называть). Песня-песня-песня... песняяя...Позвать... чтобы услышал. Позвать. Кого вот только... или.... или куда? Или.... А пальцы уже тронули струны. Не хотела я никого никуда звать. А хотела я... защитится? Или объяснить - да, вот выбор осознан. И я хорошо подумала головой (ни фига не думала, но ему зачем знать этот печальный факт?), и вот по доброй воле попала в эту ситуацию. Потому что.. судьба? А еще... а еще просто это была моя песня-талисман. Та самая защита. И я с детства знала - стоит ее с воодушевлением спеть - и все-все станет хо-ро-шо.... Начала я тихо и даже как-то жалобно. Потому что ведь и правда... "На ночь глядя, такие вот дела и не деться никуда"... Но постепенно песня захватила меня, как и всегда. И он окреп:

Все бы ладно, да все бы ничего, да с замком никак не сладить.
Нынче в ночь, на кулички раз в году отправляем поезда.
А что в дверь кто-то запер и ушел, в одиночку на ночь глядя.
На ночь глядя, такие вот дела и не деться никуда.

Так возьми ж, досконально изложи на бумажной четвертушке.
С чем в ладу, с чем немного не в ладу, чем допек утробный вой.
Помнишь, в прошлом столетии писал Александр Сергеич Пушкин
Про такую забавную игру - бой Руслана с головой.

А тому, кто родился с головой, нет ни праздников ни буден.
Щиплет Гамлет ромашку - быть - не быть - тоже вроде бы учен.
Со своими, не чьими там еще головами бьются люди.
Бьются насмерть, а если и на жизнь, на какую - дело в чем.

Встань в рассвет, в санитарные часы свежевыстиранных улиц.
Помолись, вместо: "Господи, спаси", повторяя: "черта с два!"
Может там, у аптеки за углом жизнь тебя и караулит?
А что дверь кто-то запер и ушел, так на то ж и голова.

Я больше не опускала эту самую голову, глядя Черному Барону прямо в глаза. И было мне... да хорошо мне было, что там. Может, и правда. судьба? Подкараулила меня жизнь. и вручила вот такой странный... но подарок. Вот эту ночь. А ночь, явно. Фиг он меня под таким дождем отпустит... уж не он ли его и наколдовал?
- Чаю хочу....
Это вырвалось совсем неожиданно. Не я сказала - мои губы сами как-то выдохнули. ну а раз уж выдохнули, то стоит продолжить:
- Угостишь?
Угостит, куда денется. Не зря ж он чайник ставил. Но все же в вопросе моем таилось смущение незваного гостя. Хотя я вот была не только "звана", но еще и принесена сюда. И все равно... И тогда я, что бы убежать от этого смущения, спрятать его, настоящее, за театральным, сказала тоном змея-искусителя:
- А у меня сгущенка есть... вареная... в сумке... А?
И только чудом удержалась, чтобы еще и пальцем не повертеть по гитаре.
- Чаю... Угу... - Черный Барон вдруг задумался. Словно я ему загадку загадала. Или с мысли сбила. - Ну конечно же! - вдруг вспомнил он. - Даром что ли обжегся о чайник! Чай, надеюсь, не со жгучим ямайским ромом? - учтиво и ехидно осведомился, заглянув мне в глаза. Пристально и прицельно. Словно в этой фразе был второй, потайной смысл.
У меня dyjdm полыхули уши. Совершенно непроизвольно. И - отчаянно. В который раз за сегодня... Читала где-то, что человек, в которого вселяется дух Самди ("Самеди" - переиначило жутковатое имя мое подсознание) может в любых количествах пить ром с перцем, и... но вот как раз мысль о втрой способности (или потребности?) меня в краску и вогнала.
Очевидно, довольный таким эффектом Барон тихо полухохотнул-полухрюкнул, забавно сморщив переносицу, и развеивая мрачненькое наваждение крайних минут. И снова скрылся за косяком. - А сгущенки и варенья возьмем побольше! И того и другого! И можно без хлеба.. а толень в булочную-то топать по такому дождю. Да и ты сбежишь, чего доброго... принцесса. А? Трум-пум-пум-пуум, пум-пум-пум!
Он как-то неуловимо, в одну секунду, утратил всю свою пугающую загадочность, и стал походить на того самого Винни, который строил глубоко философские выводы на тему "что это жу-жу - неспроста!"
На кухне слышался привычный уютный шум. Плес воды, звон посуды. Тихое насвистывание "медвежачей" песенки. И я отдышалась. Успокоилась. Что за чушь в голову лезет? Мы даже не знакомы! Я просто... гм... Ну да. Я просто у него. У него дома. На его диване. В его рубашке. В обнимку с его гитарой. И вот-вот проспорю ему желание. Любое. Не знаю, какое. А так - мы не знакомы, не.
Пальцы коснулись струн.. Я не собиралась петь, была его очередь. Просто вспомнилось:
- ...А я спешу туда,
Где принимают меня старые друзья,
И где скачают, если долго не был я...
И греют чай...
Песня тут и кончалась, это были последние строчки. Но я привычно продолжила:
- И ставят кофе... И пьют какао... И варят кашу... И есть варенье... И со сгущенкой... И даже с медом...
- Зато без булки! - жизнерадостно подхватил немудреный речетатив голос с кухни, и велел: - Сгущенку-то тащи, да? А то обещать-то все горазды, а как дело до сгущенки доходит, так одно варенье на столе!
Я поспешно вскочила с дивана. И ойкнула, ненароком опершись на больную ногу. А потом ойкнула еще раз, правда, уже мысленно. Мда... сидя-то я как-то не осознавала, что одной, пусть и длинной, рубахи как-то мало для "светского вида". ой-ей... натягивать мокрые брюки не хотелось. Да и это нарушало какие-то неписанные, но ощутимые "правила игры". Так что я шмыгнула носом, и оглянулась. На стуле висел поясок. Женский вполне - из кожаных колечек. Я машинально взяла его, застегнув на талии. Поверх рубахи. Превращая ее этим нехитрым маневром в некое подобие мини-платица. Ну, не тау страшно и мини.. почти до колен. Сойдет... Пальцы скользнули по пустой теперь спинке стула... и мир качнулся. Выгнулся, словно огромный металлический лист, загудел. Потому что я вспомнила... сон. Сны... верней. Сны про один и тот же город, черно-белый, как старые фотографии. Город, в котором я все время убегала от кого-то, и никак не могла убежать. Или... бежала к кому-то? Догоняла? Странным образом там сливались оба эти состояния. И вот так же скользили пальцы по дереву. Не стула - перил. Но ощущение! Оно было тем же самым! И тот же самый черно-белый город смотрел на меня с фотографий. Странно, как я не узнала его сразу.
Это длилось пару секунд, не больше. Я потерла точку над переносицей сомкнутыми пальцами, и шагнула в прихожую. Надо ведь, и в самом деле, отнести сгущенку на кухню... "Бывают сны, деточка.. просто сны" - съехидничал мой "внутренний собеседник". Но я лишь отмахнулась от него. Взяла таки сгущенку, и шагнула на кухню.
Там, явно не догадываясь о моих внутренних перипетиях, вовсю командовал Барон.Отзвуки его энергичной деятельности я слышала и раньше, но вот сейчас еще и увидела. И, в который раз за вечер, поразилась… Я в который раз за вечер поразилась.
Мой похититель опять изменился... Он больше не вызывал мыслей о Самди и магии Вуду. Но и добродушная песенка Винни-Пуха теперь с ним совершенно не вязалась. Эту ассоциацию напрочь убивали и скупые, точные движения, и сама сервировка стола. Если в комнате царил такой привычный мне «творческий бардак», то стол к чаю он сервировал, как английский дворецкий: глиняные кружки, в которых более привычно смотрелся бы в это время года дымящийся ароматный глинтвейн, подчиняясь рукам Барона, заняли свои места на скатерти кухонного стола, словно бойцы - каждый на своем месте. Он с линейкой вымерял, что ли, как их поставить?! Чтобы расстояние от краев стола, и от его центра. было до каждой чашки одно и тоже. Чтобы стояли ровнехонько на одной линии… А вот и пузатый чайник, кивнув им и, от щедрот своих, заполнив каждую до краев свежезаваренным чаем с дымком, ароматом напоминающим костер в лесу, замер в парадном строю. То есть точнехонько в центре этой линии. Я вздохнула. Барону в это мгновение несомненно подошел бы другой наряд... Нет, не дворецкого, отнюдь. Камуфлировання форменная одежда с кожаной портупеей да армейские ботинки с высокими берцами. Беда в том, что я уже видела такую сервировку стола. И человека именно в форме. Так… в своих снах про Город.
- Прошу к нашему шалашу! – зарокотал, между тем, его голос, заполняя собой кухню. И Барон кивнул мне, присаживаясь за стол. Зажал в зубах чубук небольшой трубки.
А я стояла, как полная идиотка. Прижимала к себе несчастную эту банку со сгущенкой и мигала, как заводная кукла. Этого всего не могла быть! Так не бывает… Сон – это сон. Явь – это явь! они не пересекаются! Паника билась внутри, словно большая бабочка. Мешала дышать и думать.
Барон чуть сузив глаза, очень внимательно смотрел на меня. и, в общем. этот взгляд совсем не прибавлял уверенности в себе. Естественно, от его внимания не ускользнула перемена моего состояния.
- Что случилось? Или ты, как тот странный тип, имени которого не помню,  за время, что прошло
от момента протягивания руки к сгущенке до момента хватания, успела сны посмотреть? Он, правда, чашку ловил. Падающую со стола. В начале сна уронил. В конце – поймал. У тебя-то времени побольше было, и сон должен быть интересней. И что в нем было? - в глазах на то самое пресловутое
мгновение проскользнула тень холодного серого блеска.
Я не стала говорить: «Какой сон? О чем ты?» И не стала притворяться. Прислонилась плечом к косяку двери – как недавно стоял и сам Барон. Опустила голову. Голос звучал как-то станно глухо и тихо. Словно и не мой вообще:
- Город... Перила веранды... И полосатый половичок. Сбившийся, спящий у закрытой двери. Туман оседал на нем капельками, пропитывал влагой. И очень пахло осенью...
Я говорила, и ощущала, что говорить не хочу. И не сказать не могу. Слова давались с трудом, шли через силу. Но картинка того сна жила перед глазами - осязаемая. Зачем я открыла ту калитку? Зачем шла по кирпичной дорожке к крыльцу? Почему в нерешительности водила ладонью по влажному
дереву перил, не смея ни войти, ни уйти? Стояла, пока не открылась дверь и не шагнули на половичок высокие зашнурованные черные ботинки. Да и потом стояла. Смотрела себе под ноги. Как сейчас вот. Только тогда у меня не было в руках банки сгущенки. А сейчас о нее ощутимо клацали зубы. Не самое умное занятие - грызть край железной, невкусной банки. Но вот я такая. Если волнуюсь, грыз то, что под рукой. Обычно достается ручкам и карандашам, конечно. Но я и ножницы давно купила  резиновыми колечками. и они все погрызены. недаром в год крысы родилась…
- Город значит... - эхом ответил Черный Барон. - И веранда в нем... Угу... - хитро посмотрел, с грацией вальяжного рыжего кота пододвигая кружку. - И что же в такого в этих снах было? Недостаток сгущенки? - ехидная нотка промелькнула в голосе в ответ на зрелище открывания консервной банки зубами. - Кстати, если не знаешь, то человечество далеко шагнуло в технологическом развитии на пути открывания консервов. И даже придумало вот такой гениальный по простоте и эффективности применения инструмент! - с такими словами он протянул консервный нож с зубчатым колесиком. - А что еще было в том сне? – вкрадчиво проговорил он.
- Сам открывай... не женское это дело
Я поймала себя на остром желании огрызнуться, и не стала сдерживать сей порыв. Сунула своему визави банку погрызенную банку, и заставила себя по-хозяйски устроиться на стуле. В смысле, по возможности с независимым видом отодвинуть его от стола. и сесть, подвернув под себя здоровую ногу. Взяла в ладони теплую кружку, привалилась боком к теплым же ребрам батареи... Сделала глоток...
- «Мне это ночью так длинно снился Ваш дом... был страшный ливень, я дверь толкнула зонтом... как много кукол, аптечный запах и груды книг.... я в белом платье, в хожу, и вижу. что Вы - старик...»
Я это не спела и даже не прочитала, как стих. Просто - произнесла. Проговорила. Как прозу. Как самые обычные слова. Еще один глоток согрел горло.
- Кукол не было, зонта и белого платья тоже... а пахло скорей табаком. Книги вот имели место. Впрочем, я не осматривалась. Мне, понимаешь ли, почему-то сложно было поднять глаза... «Так сколько ж лет я жила на свете без вас? Захлопнув книгу, легла устало рука...»
Я вспоминала песню. Вслух. Негромко и задумчиво. И думала, что когда я вошла в комнату, где был квартирник. кто-то как раз зажег новую свечу.
- «И абажур над столом качнулся слегка. И стало в доме немножко больше огня… и вы узнали в дверном проеме меня»…
Пауза затягивалась. Она была так ощутима, физически просто. Что я не выдержала. Хотелось-то мен сказать: «И ты нашел меня, да?»… Но это было такой нереальной нереальщиной… что я сказала другое:
 - Вкусный чай... – и вздохнула. Чай и правда был вкусным. Я потянулась ложечкой за сгущенкой. Пока я говорила, ее таки открыли. Правда, Черный Барон проигнорировал ту самую открывашку, что предлагал мне. Он просто вонзил в крышку банки обыкновенный столовый нож и, без видимого усилия, просто провел его по краю. А потом, вытащив его из банки, провел языком полезвию, слизывая остатки сгущенки. Показушник… Вот и улыбается, как довольный рыжий кот, добравшийся до крынки со сметаной.
Я невольно улыбнулась в ответ. Мне больше не было страшно. От чая, от батареи под боком, от этого вот мальчишества того, кто недавно был таким страшным и не понятным… от всего этого становилось тепло. Я ощущала уютную сонливость. Мир вокруг стал медленным. Не потому, что я перенервничала или устала. Просто я вдруг ощутила себя дома… Мы пили чай, лопали сгущенку и варенье, и молча улыбались друг другу. И было нам хо-ро-шо…
- Старик... Не старик... Хороший... Плохой... – заговорил, наконец,  Барон. Рука с ножом, которым он только что отрезал мне кусок булки (ну не Винни я, чтобы «И можно без хлеба!»)  взлетела вверх и тут же опустилась вниз, вонзая острие в мягкую плоть липовой разделочной доски. – Принеси гитарку?
- Доске такое точно не вредно? – уточнила я, вставая. Просто, чтобы хоть что-то сказать. И, уже из комнаты, задала тот вопрос, что давно хотелось: - А тебя рассказ о сне не удивил... ты словно его и ждал, а?
- Ждал я этого или нет... Вопрос, лежащий отнюдь не в этой плоскости нашего спора.
Теперь вздохнул он. Дождался меня и принял из рук гитару.
- Да, к вопросу о прочности доски - она выдержит еще и не то. ты что же, не помнишь? – мягкая улыбка голоса. И я опять остолбенела, словно под взглядом Медузы-Горгоны. Я… помнила. Помнила его упражнения с ножом и доской. Но это было во сне!!!
Словно в ответ на мой немой крик тихонько запели струны. Что-то выговаривая. Что-то, что после стало словами:
И вот я стою на твоем пути,
Я тот, кто пришел из твоих стихов.
Ты знаешь, я мог бы тебя спасти,
Но ты не выносишь высоких слов.
Ты сочинила меня таким,
Ты выбрала этот медленный день,
Мы стоим на причале большой реки
Лицом к лицу, но я только тень.
Я мог бы взять тебя на паром,
И плыть по теченью в густой синеве,
Но ты зачеркнула меня пером,
И я только образ в твоей голове.
Но видишь, я под дождем промок,
Не веришь, тогда прикоснись ко мне,
Я принес тебе оттуда цветок,
Мне открылась тайна,
Я вышел во сне.
И вот ты стоишь на моем пути,
А я растерялся и снова молчу,
И ты могла бы меня спасти,
И это то, чего я хочу.
В твоих стихах такая печаль,
И много цветов в зеленой траве.
Мне очень жаль,
Мне ужасно жаль,
Но я только образ в твоей голове.
Я тихонько села прямо на пол. Теперь греясь о почему-то горячий бок холодильника. И слушала, слушала, закрыв глаза. Я пила эту песню. И знала, что ни за что не спою в ответ. Что – проиграю. И знала его желание. Так ясно, словно он уже произнес его. А ведь не произнесет. Все будет иначе. И я даже знала как – по снам. И знала еще, что сегодня, я, наконец, высплюсь. Потому что буду спать совсем без снов. Крепко-крепко. Потому что тот, кого я искала все эти месяцы по снам, искала напряженно и настойчиво, упрямо и безнадежно, потому что он – вот он. И в него можно просто уткнуться.


Прикрепить фото / видео / аудио