ЖД-истории. Быки в вагоне

«Быки отличаются величиной
и массивным телосложением,
а также яростным,
неукротимым нравом…»
(из личных наблюдений)

Да знаю, знаю я, что надо было поставить кавычки в названии рассказа. Но рука не понимается исправить ошибку… Ошибку? Пожалуй, нет. Личность, пускающая мутные слюни и смотревшая на окружающих налившимися красным, стеклянными глазами, больше всего походила на необузданного животного.

Впрочем, начну сначала. Итак…

Ночная платформа блестела мелкими лужами, собиравшими капли редкого дождя. У одной ее стороны темнели вагоны мокрого поезда, значащегося в расписании под номером 141. Обычные пассажиры его знали как Скорый «Екатеринбург-Симферополь».
Маршрут поезда был проложен грамотно, проходил через большие города, в которых всегда находилось множество желающих погреться на бывшем советском побережье Черного моря. Мужчины и женщины, вместе или отдельно, бабушки и дедушки с внуками и внучками, и все, все, все стремились к далекому теплому морю. Вагоны забивались пассажирами уже на станции отправления, и на всю остальную дорогу почти не оставалось свободных билетов.

У одного из вагонов этого знаменитого поезда сейчас нетерпеливо топталась взъерошенная и злая проводница. Перед этим по рации прошипела просьба прислать сотрудников полиции к такому-то вагону. Меня этот призыв напрямую не касался, но ночная платформа и переполненный пассажирами поезд могли сулить разные неожиданности, в том числе и неприятные для моих транспортных коллег. И тут уже не должностные обязанности, а обычное чувство солидарности вступало в силу и все мы, обслуживающие вокзал и интересы пассажиров, старались ему следовать. То есть вступаться в ситуацию, не дожидаясь особого приглашения.

- Там, там, - только и сказала железнодорожная женщина.

Поднялся я в вагон, посмотрел – что там.

А там, в вагоне уже работали двое полицейских, сержант и прапорщик, служившие делу поддержания порядка на вокзале и в поездах по пятнадцать лет. Люди сноровистые и специалисты в своем нелегком и, надо прямо сказать, часто грязном деле, сейчас они столкнулись с серьезной проблемой. Работа! Работа?

Что это была за работа, может представить только человек, побывавший в плацкартном вагоне поезда дальнего следования. Человек, который смог выжить среди других пятидесяти пассажиров в течение трех-пяти дней вынужденного путешествия.

Помните? Стаканы в подстаканниках и кран, торчащий из нержавеющего бока вагонного титана. Лужи на полу туалета и мелькающие в донышке унитаза шпалы. Очереди и в туалеты и к титану – за кипятком. С верхних полок свисают простыни и одеяла. Они хватают проходящего по узкому коридору пассажира за лицо и придают вагону некоторое сходство с тропическим лесом. Вот только, запахи и ароматы – не те!

Носки, пеленки, разноцветное шелковое белье, торчащее из самых неожиданных мест и кальсоны цвета кофе с молоком. Голые пятки, синие и желтые, в добротных российских мозолях-копытах с одной стороны синего одеяла и заспанные, очумевшие глаза с другой, смотрят подозрительно на всякого, проходящего по узкому проходу.
Узкому? Можно сказать и так. Но, проход ли? Полметра шириной! Человек даже среднего телосложения, и тот вынужден двигаться боком. Чтобы разойтись со встречным, приходится вдавливаться в купе, где пассажиры напоминают патроны в магазине пистолета. Ничего и никого лишнего!

Толстяк, в разорванной до заплывшего жиром пупа зеленой футболке, упирался босыми ногами в нижние полки, а руками держался за блестящие поручни, которые помогают забираться пассажирам на верхние полки, особенно на боковушку. Кстати, его руки могли поспорить толщиной с ногами обычного мужчины.

Растрепанные полицейские пытались выковырнуть дебошира из купе и поезда. Купе, и не одно, уже было разгромлено и в вагоне визжали испуганные пассажиры. Через напряженные спины полицейских, в скудном свете дежурного освещения, яростно сверкали узкие глаза на, казавшемся синим, лице толстяка. Высокое давление? Немудрено.
 
- Я что, преступник? – тонко кричал толстяк. - Я депутат! Вы не имеете право меня хватать!

Привыкшие ко всему полицейские его заявлению не вняли и толстяка продолжали хватать, но напрасно. Даже если бы он не упирался, даже если бы ему пришла в пьяную голову бредовая мысль - выйти добровольно, пришлось бы открывать окно и привлекать перронную технику. Вилочный погрузчик, например.

- Я работаю в администрации! – продолжал визжать толстяк. - Вы нарушаете мой гражданские права!

Крики криками, но надо было что-то делать. Задержим скорый поезд больше чем на пятнадцать минут, всем снимут голову! И ехать с этой пьяной чертилой до следующей станции никак не хотелось, ведь до конца смены оставалось всего три часа. Три долгих часа!

Был один способ, не совсем законный, конечно, но был, и пришло самое время его применить! Точнее – ее, коробочку, размером с пачку печенья и наполовину стертыми цифрами 50000 В на черной матовой поверхности, и четырьмя короткими металлическими штырьками.

Я зашел толстяку в тыл через соседний вагон. Встал неслышно за спиной и, улучив момент, приложил, буквально на секунду, свою волшебную коробочку к бычьему загривку дебошира.

Молния, проскочившая между электродами поджига, а затем и между боевыми электродами поставила точку в этой затянувшейся борьбе, больше похожей на возню.

Как, и с помощью чего мы его вытащили из вагона заслуживает отдельной истории и место этой истории не в маленьком рассказе из железнодорожной жизни, а в «Инструкции по производству погрузочно-разгрузочных работ». Продолжим по существу.

Проводница, вслед за нами, вытащила из вагона небогатый, с виду, багаж дебошира и сложила небольшой кучкой, оставила на платформе. Начальник поезда облегченно вздохнул и переключил красный свет фонаря на белый. Далекий, невидимый в темноте локомотив понятливо дважды свистнул и потащил поезд с разбуженными пассажирами в сторону далекого юга.

Три красных огня на стенке последнего вагона уже растаяли в ночи, а босой толстяк все еще кипятился, стоя, широко расставив ноги, у стены конкорса. Он продолжал грубить, оскорблять и угрожать, намекая на близкое знакомство с самим Министром.

Полицейским это надоело, да и случайные зрители-свидетели рассеялись, и они стали «приводить в меридиан» потерявшего ощущение реальности пьяного до одурения толстяка. Метод для этого использовался простой и широко известный со времен царя Гороха.

Есть на ноге место, называемое щиколоткой. А на ней, на щиколотке, есть такая шишечка, вот по ней и начал постукивать ботинком полицейский прапорщик. И случилось Чудо - после каждого удара по щиколотке толстяк дергался и вскрикивал, но карами уже не грозил, и все чаще слышалось: «Извините» и «Пожалуйста, отпустите».

Он сорвался, можно сказать, даже осатанел, когда увидел что его чемодан, черный, с широкой красной полосой, завалился в черную лужу дождевой воды. Толстяк вновь начал рваться и выходить из под контроля.

Я показал свою черную коробочку полицейскому прапорщику – он был старшим в группе посадки – намекая на необходимость повторного ее применения. Толстяк это заметил раньше прапора.

- Нет! Только не это! – крикнул он. – Сам пойду, черт с вами!

И, подгоняемый энергичными пинками, он пошел по платформе к туннелю, потом по длинному, проложенному под путями переходу. При этом он оглядывался через каждый шаг на носильщика, который нес его чемодан и пару пакетов.

Почти никем не замеченные, мы прошли караваном-конвоем по залу ожидания первого этажа, стараясь не будить и не тревожить ни в чем не виновных пассажиров, в помещение дежурной части.

Толстяка сотрудник транспортной полиции сразу же определили в специально для таких типусов устроенное помещение, напоминающее клетку для опасных зверей, со стенками из арматуры, миллиметров двадцати диаметром.

Пакеты легли сбоку стола «Для досмотра», а чемодан положили на гладкую пластиковую поверхность и открыли обычной отверткой, так как его хозяин отказывался сообщить код замка.

Открыли – и замерли. Действительно была «картина маслом».

Чемодан был набит тысячерублевыми купюрами под самую крышку. Удивило то, что деньги не были перевязаны или упорядочены в своем хранении каким-нибудь способом. Просто – были. Смятые и утрамбованные.

Тишина не тянулась и не длилась. Через тридцать секунд тоненько свистнул один хитрый приборчик, который автоматически оцифровывает изображение всех задержанных и «прокачивает» его по всем имеющимся базам.

Вслед за приборчиком присвистнул и полицейский прапорщик. Он уже держал в руках распечатку бумаги, мгновенно распечатанной услужливым умным приборчиком.

- Федеральный розыск! – только и сказал прапор. – Фальшивомонетчик!

Притихшие, мы выходили из дежурки. В дверях я оглянулся – отрезвевший толстяк грыз стальные прутья прочной клетки, а прапорщик по ящикам искал шило. Третья звезда вот-вот должна упасть ему на серые погоны.