Еще о работе с подследственным

Продолжая разговор  о контакте следователя с подследственным, хочу добавить, что этот контакт должен строиться на законной основе, не в ущерб нашей социалистической морали и нравственности. В глазах подследственного следователь должен выглядеть эрудированным, гуманным, верным слугой советского закона, не имеющим для себя личной выгоды и заинтересованным только в объективном и полном расследовании уголовного дела. Точнее он должен быть простым советским человеком, облеченным большим доверием государства, честь которого не запятнана никакими, даже мелкими, личными страстишками. Во взаимоотношении следователя с подследственным недопустимо заигрывание и панибратство. Подследственный должен убедиться и поверить в моральное и нравственное превосходство следователя, он должен поверить в его честность и справедливость. Только в этом случае он доверит ему тайны о своей преступной деятельности, которые никогда и никому ранее не доверял. Если подследственный поймет, что перед ним в лице следователя находится нечестный человек, то с ним на откровенный разговор он не пойдет. В лучшем случае перед ним откроется незначительно, и будет искать (если позволяет ситуация) возможности пойти на сделку, то есть в обход закона с тем, чтобы уклониться от ответственности. Надо сказать, что кроме теоретических знаний и практических навыков следователь должен иметь значительный политический кругозор, в своей работе проявлять партийность. Только в этом случае он может правильно решать стоящие перед ним задачи.
Некоторые следователи в работе допускают робость, бояться в полном объеме, говорить с подследственным о совершенном им преступлении, говорят о второстепенных мелочах, а не о главном. Они не хотят испортить с ним отношения. Подследственный привыкает к такого рода допросам и, как правило, замыкается на том, о чем его спросил следователь, оставляя при себе очень важные данные, о которых его из-за ложной скромности не решился спросить следователь. Такой подход к допросу сковывает инициативу, как следователя, так и подследственного, от чего, безусловно, страдает полнота расследуемого дела. Работу с обвиняемым следует строить таким образом, чтобы он на допросах рассказал не отдельные эпизоды, а все о совершенных им преступлениях по принципу «семь бед – один ответ». Только это может дать положительные результаты – полное раскрытие того или иного преступления. Однако получить от обвиняемого подробные показания обо всех совершенных им преступлениях не так просто. К этому следователь должен в первую очередь подготовить себя, а затем и обвиняемого, чтобы он сам понял необходимость и целесообразность по своей воле рассказать о преступлениях, которые совершал на протяжении многих лет. Следователь обязан внимательно и чутко относиться к подследственному и не смотреть на него свысока, не забывать, что он человек, несмотря на совершенное им преступление. Допрашивая обвиняемого, следователь обязан разговаривать с ним конкретно, не боясь испортить отношения.
Возвращаясь к выше сказанному, я еще раз хочу обратить внимание на контакт следователя с допрашиваемым. Уже отмечалось, какое большое значение для расследуемого уголовного дела имеет вопрос взаимоотношений следователя с подследственным…
Если последний не доверяет следователю, можно с уверенностью сказать, что деловой контакт  между ними не получится…
В процессе общения с обвиняемым следователь должен изучить его психологию, особенности характера, слабые и сильные стороны личности, отыскать «Ахиллесову пяту». Когда обвиняемый доверяет следователю, считается с его мнением, между ними вполне естественно устанавливается контакт, от которого выигрывают не только стороны, но и расследуемое дело. В этом случае обвиняемый выигрывает в моральном плане, а при  разрешении дела в суде его правдивые показания могут быть признаны смягчающим вину обстоятельством. Следователь может рассчитывать, что эти показания положительно повлияют на полноту и качество расследуемого дела, будут способствовать быстрейшему его окончанию.
В практике бывают случаи, когда подследственный внушает себе, что положение его безнадежно и нет из него никакого выхода. Он думает, что обречен и ему приходит конец. В таком состоянии человек может пойти не только на крайние и дерзкие поступки, но что самое опасное, не оговор людей и самооговор, то есть может приписать себе и другим действия, которых они не совершали. Такое состояние подследственного не располагает к контакту со следствием и даче правдивых показаний, хотя они нужны, так как иногда являются ключом к более полному раскрытию преступления. Работать с таким подследственным нелегко, а работать нужно…
В подобном случае работа должна проводиться с тем, чтобы вывести его из этого ненормального состояния, чтобы он не терял надежды на будущее…
Выйдя из такого состояния, подследственный обычно идет на контакт и может дать ценные показания. Примером может служить «Ш», который, выйдя из такого состояния, дал показания на многих изменников Родины вместе с ним служивших у фашистов. При проверке его показания полностью подтвердились. Показания такого подследственного необходимо особенно тщательно проверять, ибо только в процессе их проверки можно определить соответствуют или нет, они действительности.
Бывают случаи, когда обвиняемый, осознав вину перед государством сам идет на контакт со следователем, стараясь очистить свою совесть, чистосердечно рассказать о совершенном  им и его соучастниками преступлениях. В этом случае он не только выигрывает в моральном отношении, но и помогает следствию более полно вскрыть причины, выяснить обстоятельства, способствовавшие совершению преступления. Следователь всегда должен иметь ввиду, что иногда обвиняемый только частично идет на откровенный разговор со следователем по малозначительным фактам, при этом скрывает более тяжкие преступления. В данном случае он играет в откровенность, чтобы одурачить следствие и уйти от заслуженного наказания.
Так валютчик Б. при задержании в момент продажи 2-х золотых слитков бросил их на землю и пытался обвинить сотрудников, проводивших операцию в том, что они якобы допустили в отношении его провокацию – подложили эти слитки. Когда же номер не прошел, он сделал невинное лицо и стал утверждать, что слитки принадлежали покойной матери, а он их якобы нес в государственную скупку, так как дома они не нужны. Когда не прошел и этот номер, он вынужден был признать, что в нарушении правил о валютных операциях продавал их с целью получения нетрудового дохода. Эти показания Б. назвал чистосердечными и правдивыми и заявил, что добавить к ним  ничего больше не может. На самом деле, сделав такое заявление, Б. под любым предлогом уклонялся от дачи показаний в отношении Ч. – крупного дельца, нажившего на незаконных операциях большие суммы денег. С ним Б. был в преступных отношениях. Изучив психологию и тактику поведения Б., следователь так построил допросы, что он был вынужден рассказать о наличии у Ч. крупных сумм денег, приобретенных преступным путем. В последствии Ч. сдал эти деньги в доход государства и показал о деятельности большой преступной группы, которая организовала подпольную фабрику и на реализации ее продукции наживала крупные суммы денег. По этому делу было привлечено к уголовной ответственности несколько десятков соучастников Ч., у которых в общей сложности изъято денег и ценностей на несколько миллионов рублей.
Таким образом,  следователь должен постоянно анализировать показания обвиняемого и уметь отличать, когда он говорит правду и когда играет в нее…
Обвиняемый подчас не идет на контакт со следователем по вине некоторых сотрудников, допустивших по отношению к нему неправильные и даже неправомерные действия. Так, готовя арест валютчицы С., они получили сообщение о том, что вместе с ней без прописки проживает ее сожитель – бандит Р. на основании этих не проверенных данных сделали неправильный вывод о том, что во время ареста С. в ее квартире  он может оказать вооруженное сопротивление. Чтобы избежать «кровопролития», решили арестовать С. на улице. В этих целях к ней направили девушку, которая сообщила, что ее вызывают в школу, по-видимому, что-то случилось с первоклассником сыном. С. быстро сорвалась с места, как следует не одевшись (это было  в конце ноября м-ца) выбежала на улицу, где ее арестовали, посадили в машину и доставили в тюрьму. При этом ей не сказали ничего про сына, даже не пояснили с кем он останется, вернувшись из школы. Убедившись, что ее обманули, С. обозлилась и в категорической форме отказалась давать показания. Потребовалось много времени, чтобы она пришла в нормальное состояние, поверила в справедливость следственных органов, а допущенную ошибку со стороны сотрудника, проводившего ее арест, отнесла персонально на его счет. Следователь разъяснил С., что ее сын через органы народного образования помешен в детское учреждение, где чувствует себя нормально, хорошо учится. Чтобы она убедилась в этом, ей была представлена такая возможность  посетить  это учреждение и повидаться с сыном. Проявленное внимание положительно повлияло на С. . Она успокоилась, стала контактной и дала ценные показания, чем активно способствовала расследованию уголовного дела. На основании ее показаний и полученных в ходе следствия других данных был арестован и осужден некий Ан., занимавшийся хищением золота с Колымских приисков, так же было установлено, что Р. не бандит и оружия не имеет.
В практике работы имел случай, когда зубной врач Галина Х.,  оказавшись причастной к скупке и перепродаже золотых монет, в категорической форме отказалась давать показания по этому вопросу. В последствии в доверительной беседе со следователем (имеется ввиду допрос) она рассказала, что познакомила свою подругу, тоже зубного врача – Зину с лицом продававшим ей золотые монеты. Зина собиралась выходить замуж и в одной из бесед с Галей сказала, что если следственные органы узнают о ее сделке по приобретению золотых монет, она не переживет позора и наложит на себя руки, поскольку по этой причине может расстроиться наметившаяся у нее свадьба. Боясь за жизнь Зины, Галя до поры до времени и отказывалась от дачи показаний.
В практике работы чекистских следственных органов имело место не только случаи присвоения чужих фамилий и автобиографии, но и самих преступлений, о чем я расскажу далее.
Агент немецко-фашистской разведки П.,  прошедший под видом православного священника специальную подготовку методам шпионской работы в Брайтенбургской разведывательной  школе, по окончании Великой Отечественной войны, как обыкновенный военнопленный был репатриирован в СССР из местечка Кляйн Циммер (американская зона оккупации Германии) и осел на жительство в Харьковской области. На государственной проверке скрыл свою службу в разведывательных органах противника. На следствии по своему делу тоже продолжительное время отрицал причастность к немецко-фашистской разведке. Только под тяжестью неопровержимых доказательств вынужден был признать это.
О службе П. в немецкой разведке имелись не только его показания, но и показания сослуживцев. Совсем неожиданно на одном из допросов, проводившихся следователем Ч., П. показал о вербовке его представителем американской разведки и о полученном от него задании, выполнить которое он обязался по прибытии в СССР. Ч. подробно записал показания П., будучи уверенным, что они соответствуют действительности, и что он рассказал правду. Насколько П. убедительно давал показания о вербовке американцам говорит то, что Ч. не задал ему ни одного уточняющего вопроса, с помощью которого мог бы уличить во лжи, если с его стороны она была. Ч. не проверил и не проанализировал показания П. и, как говорят, поверил на слово. Он не принял необходимых мер, чтобы объективно подтвердить или опровергнуть эти показания. Прошло несколько месяцев. Ч. отозвался на другую работу, а дело П., для окончания передали следователю, который когда-то его начинал. Уже приближался срок окончания дела, и, в это время П. официально отказался от своих показаний о вербовке американской разведкой. Он заявил, что американцы его не вербовали, показания о вербовке ими он выдумал и дал их, чтобы получить более легкое наказание. По словам П., его сокамерник, разоблаченный органами следствия – американский агент, рассказал, как его вербовали. Вот этот рассказ он и передал следствию, выдав себя как завербованного американцами. Сделал это, пояснил П., для того чтобы получить поменьше срок. От арестованных он слышал, что якобы разоблаченных немецких агентов судят военные трибуналы и в качестве меры наказания назначают 25 ИТЛ, а американских агентов судит Особое Совещание и меру наказания устраивают 10 лет ИТЛ. Проверка показала, что П.  действительно сидел в камере с разоблаченным американским агентом и о своей вербовке показал примерно то, что показал этот агент…
Не исключено, что П. действительно был завербован американцами, но чтобы проверить какими материалами в этом плане располагает следствие бросил, как говорят «пробный шар», то есть пересказал показания сокамерника, выдав их за свои. Убедившись, что следствие об его вербовке американцами другими материалами не располагает, отказался от этих показаний.  П. просил следствие верить ему, не смотря на отказ от некоторых ранее данных  показаний, и как бы в подтверждение искренности  рассказал о своей службе и учебе в Добендорской школе пропагандистов РОА и о работе в качестве власовского вербовщика-пропагандиста, о чем не было известно следствию. В подтверждение сказанного П. назвал ряд лиц, которые подтвердили эти его показания.
Надо иметь ввиду, что бывает очень трудно наладить контакт следователя с обвиняемым, привлекаемым к уголовной ответственности за участие в организованной, и в частности буржазно-националистической деятельности, когда он дал клятву или принял присягу на верность этой организации, когда по требованию руководителей организации за клятву расписался кровью и был предупрежден, что в случае нарушения его вместе с семьей ожидает смерть.  Такие обвиняемые встречались из числа участников польского и литовского националистического подполья, в Западной Украине и, безусловно, могут встретиться товарищам, выполняющим интернационалистический долг в Афганистане.
Такой обвиняемый иногда прекрасно понимает всю несостоятельность своей преступной деятельности, но рассказать о ней не желает, боясь мести за нарушение клятвы. Работа с таким обвиняемым исключительно сложна, требует от следствия напряжения и вдумчивости. По такой категории дел не менее сложна работа и со свидетелями, ибо они тоже запуганы националистами, бояться мести с их стороны. Приведу пример:
Арестованная участница польского националистического подполья Б. на протяжении длительного времени не давала показаний по существу своего участия в подпольной деятельности и об изъятых у нее многочисленных закодированных документах, о деятельности подпольного штаба «Армии Краевой». Объясняла это тем, что не может нарушить присягу. Подробные и правдивые показания она дала только тогда, когда лицо, принявшее у нее присягу (после ареста), заявило об ее недействительности.
Работая по такой категории уголовных дел, следователь обязан принять необходимые меры обеспечения безопасности обвиняемого, давшего правдивые показания, его семьи и свидетелей.