Граф

Мальчика прозвали Граф.
Он был маленький и щуплый, весь какой-то стёртый, словно мелкая медная монета.
На носу цвели веснушки, тоже бледные, болотных оттенков.
Вдобавок ко всему, мальчик сутулился и глядел на мир подслеповатыми глазами.
Нет, он никоим образом не соответствовал высокому званию.
Графом его прозвали не только по созвучии с именем, которого давно никто не помнил, а скорее в насмешку.

Во дворе, да и на всей улице властвовал всемогущий Копик Литаев, истинный пролетарий.
У Копика никогда не было приличной одежды, он носил обноски старших братьев,
но при этом выглядел очень внушительно, особенно, когда собирался с кем-то драться.
А дрался Копик постоянно, мог прицепиться к любому неосторожному слову, к малейшему жесту,
который казался ему признаком враждебности и обидного пренебрежения.

Во время жестоких мальчишеских битв Копик свирепел, доводил себя до полного бешенства
и уже не мог остановиться, пока кто-нибудь из взрослых с риском заработать синяк или выбитый зуб
не сжимал его в железных объятьях.

Ребята, даже те, что были намного старше Копика, не решались связываться с ним.
Девочки со всех окрестных улиц льнули к нему, соперничали между собой, ища его благосклонности.
Они млели от счастья, когда он останавливал на какой-либо из них свой дерзкий взгляд.

Впрочем, все знали, что у Копика давняя негласная связь с Любкой Солодовниковой,
рано развившейся и весьма распущенной пятнадцатилетней девицей.
Нравы на окраинных улицах были вольные, мальчики открыто затаскивали девчонок в подвалы,
все понимали, зачем. Юные леди повизгивали для вида, но и им, видно, нравились эти взрослые игры.
Каждая уже давно распрощалась с девственностью.

А Любку все обходили стороной, опасаясь свирепых кулаков Копика.
Впрочем, обо всех подводных течениях уличной жизни маленький Граф имел самое смутное представление.
Он жил в своём мире – мире рифм и образов.
Часто, взяв с собой карандаш и блокнот, он уходил на берег реки, садился под плакучей ивой,
которых много росло над журчащей водой и погружался в своё таинственное сочинительство.
Сами собой набегали строчки и ложились быстрыми нервными рядами на бумагу.
Он сочинял торопливо, постоянно оглядываясь и боясь, что кто-нибудь помещает.

Но однажды  Граф, видимо, потерял бдительность, потому что вздрогнул от неожиданно звонкого
и сочувственного голоса.
- Привет! – сказала девочка прямо над его ухом.
- Привет! – машинально ответил он и оглянулся.

Люба Солодовникова сидела на ближнем валуне и смотрела на него каким-то непонятным тревожащим взглядом.
- Графчик! – произнесла она так сладко и нежно, что непривычный к ласке мальчик затрепетал.
- Что? – в ответ спросил он внезапно осевшим голосом.
- Мне давно хотелось послушать твои стихи. Прочти что-нибудь.

Граф смутился, но не в его правилах было отказывать в чём-то девочке, особенно такой красивой и яркой.
Он, запинаясь, прочёл стихотворение.
- Ещё, – попросила Люба.

Граф постепенно успокоился, голос его окреп, стихи сами полились непрерывным горячим потоком.
Люба слушала внимательно, обхватив лицо руками.
Наконец, чтение прекратилось. Граф посмотрел на Любу и снова смутился.
Она показалась ему в лучах заходящего солнца необыкновенной.
Золотом отливали каштановые с лёгкой рыжинкой волосы, лицо пылало,
ярко блестели полуоткрытые губы.

- Люба! – только и смог выдохнуть Граф и окончательно замолчал, сконфуженный.
Люба с обычной своей пленительной ленцой, которая нравилась ребятам, слезла с камня,
подошла к Графу и, как маленького, поцеловала его в лоб.
- Спасибо, милый! – сказала она.
И добавила:
- Хочешь, я провожу тебя домой?

Графу было неловко, но он не посмел отказаться.
Они шли по улице, почти касаясь друг друга, и Люба оживлённо рассказывала о себе, о своей семье,
о смешных случаях из детства.

На них сразу же обратили внимание.
За спиной тянулся бесконечный хвост шушуканья. Наконец, до их слуха донеслись тревожные голоса:
- Копик! Копик!
Улица замерла в тревожном ожидании.

Копик стоял на своём излюбленном месте, у самого входа во двор, и насмешливо улыбался.
- Попались, дети мои! – воскликнул он голосом внешне добродушным и участливым. – Здравствуйте, господин Граф!
Копик сдёрнул с головы кепку и шутливо раскланялся.
Люба выступила вперёд, загородив собой незадачливого спутника.
- Не трогай его, Копик, – попросила она.

Копик окинул её с ног до головы взглядом хозяина.
- Пошла вон, шалава! – всё ещё спокойно сказал он. – Или напомнить твоему новому дружку,
как мы недавно развлекались в сарае. Рассказать ему, какого цвета у тебя были трусики.
Ну, и другие интересные подробности.
- Гад ты! – срывающимся голосом произнесла Люба, и у неё на глазах выступили слёзы.

- Иди! Иди! – оттеснил Копик девочку. – С тобой разговор будет особый.
А я скажу пока пару ласковых слов их сиятельству.
Внезапно Граф и Копик оказались вдвоём, друг против друга, глаза в глаза.
Лишь поодаль толпились любопытные зрители, ожидая потехи.

Копик ласково взял Графа за пуговицу куртки и тихо сказал:
- Хочешь узнать подробности? Очень любопытные.
У твоей подружки почти рядом с п…. большая коричневая родинка.
А уж горяча она! Горяча! У вас хороший вкус, Граф.
И тут же отпустив пуговицу, Копик отступил на полшага и внезапно нанёс Графу резкий удар в ухо.

Граф упал лицом в дорожную пыль.
Он чувствовал, что по шее тонкой струйкой течёт кровь.
- То-то! – усмехнулся Копик. – Надеюсь, для первого раза вашему сиятельству достаточно.

Граф лежал и беззвучно плакал. Не от боли – от унижения. К горлу подкатил комок странного возбуждения.
Граф нащупал под рукой увесистый камень и, схватив его, вскочил на ноги.
Все вокруг увидели его угрожающее движение и закричали:
- Копик! Берегись, Копик!
Но было поздно. Камень просвистел в воздухе, и Копик рухнул, как подкошенный.
Когда к нему подбежали, он лежал бледный и почти не дышал.
- Убили! Убили! – заголосили вокруг.

Прошло с тех пор более сорока лет.
Недавно я встретил Капитона Литаева, свидетеля детских игр и развлечений,
ныне почтенного отца большого семейства.
- Покажи шрам, – попросил я его.
- Дурак, – беззлобно отозвался он, – ведь убить мог.
- Так ведь за дело, – живо парировал я.
- Знаю, что за дело. Детство наше сопливое.
- Золотое детство, – сказал я.
Копик вздохнул, но ничего не возразил.

А Любу я больше не встречал.
Она как будто сгинула с того дня. Бесследно.

                Р.Маргулис