Рецензия на фильм александра миндадзе в субботу

Доживем до воскресенья

Фильм «В субботу» – вторая режиссерская работа известного сценариста Александра Миндадзе. Дебютом в качестве режиссера была картина «Отрыв», посвященная авиакатастрофе. Новый фильм тоже о катастрофе: теперь на безымянной (читаем псевдочернобыльской) атомной станции.
Итак, «один в кино 2». Почему слаженному дуэту с Вадимом Абдрашитовым Миндадзе предпочел самостоятельную работу? Надо думать, из простого и понятного желания сценариста реализовать собственный драматический замысел в полной мере. То есть высказать свое «я», не сплетая его с чужим (пусть и весьма близким по духу). Ирина Рубанова в № 33/34 журнала «Сеанс» в связи с этим вспоминает явление европейского «бунта сценаристов» сорокалетней давности и говорит, что Миндадзе освободился от «режиссерской зависимости». Ничего удивительного в этом нет. Высказать себя – главная цель художника. Александр Миндадзе, как представляется, счел, что право на собственное (сольное) высказывание в кино он заслужил. Спорить с этим сложно.
Если «Отрыв» напоминает лоскутное одеяло, сшитое из смысловых пятен общим швом локализированной эсхатопоэтики и едва цепляющимися за ткань кинореальности кусками сюжетной нити, то с фильмом «В субботу» ситуация совершенно иная. Вторая картина Абдрашитова-режиссера так прочно стянута завершенным сюжетом и замкнутым пространством, что шаг вправо, шаг влево – ружье не выстрелит.
Главный герой (Валерий) из пункта ; в пункт ; следует настолько последовательно и логично, насколько это возможно. Хотя на событийном уровне этот путь и представляет собой неуверенные метания обремененного страшной тайной (взрыв ядерного реактора) партработника между полудрузьями и недолюбимой. Обреченность действия сквозит в каждом движении. Попытки Валеры спасти то одного, то другого близкого человека, выдернуть хоть кого-то из зоны катастрофы, напоминают поднимание на ноги Труса и Балбеса в «Операции Ы». Почти с самого начала становится ясно, что герой едва ли убежит куда-то даже и один. Последний мост к спасению ощутимо ломается уже вместе с каблуком девушки Веры – той, спасти которую пришло в голову в первую очередь.
Согласно абсурдистскому закону, действующему в фильме, все герои, кроме главного, спасаться не торопятся, даже узнав о грозящей опасности. Важнее оказывается следование привычному алгоритму поведения, отведенной роли – катастрофа просто не укладывается в голову. Чуть дернувшись прочь от угрозы, персонажи Миндадзе, тут же аморфно втягиваются обратно в собственную уютную страту, не давая рассыпаться миру, сконцентрированному вокруг аномально магнетического источника смерти. Реактор странным образом притягивает людей, не отпускает их от себя, а суббота как календарная данность диктует им алгоритм и модель поведения. В эту схему после непродолжительных метаний вовлекается и сам главный герой, словно непослушный маятник уравновешиваясь с некоторой задержкой. Колебания при этом провоцируются не только желанием спастись, но еще и двуликостью персонажа, мучительно не выбирающего между двумя жизнями и двумя именами: партработник Валера и музыкант Джонни. Однако рано или поздно статика неизбежно наступает.
Постепенно разворачивающееся действие низводит страшную аварию на АЭС до уровня фона для возникающих психологических коллизий. Обычные проблемы обычных людей вдруг всплывают на поверхность кадра как поплавок, позволяющий в нужный момент выудить сокровенную суть той катастрофы, о которой на самом деле говорит Миндадзе. В финале, когда напившийся до беспамятства герой вдруг приходит в себя, эта катастрофа вырастает перед ним разом – так, что ее близость ощущается каждой порой. Отплытие в Гомель с друзьями-музыкантами и девушкой Верой (имя, думается, говорящее) сталкивает Валеру-Джонни лицом к лицу с реактором и оставляет ему возможность лишь плыть по течению навстречу смерти и грозить ей кулаком. Высказанное таким образом, все это выглядит первоклассным штампом, но не беда: идея, проводимая Миндадзе, вполне соответствует разговору в форме простых истин (а лучше – в форме заповедей).
Отплытие героев в Гомель сродни переправе через Ахеронт. Маятник застывает окончательно – действие заканчивается. То, что видит герой в последний момент – лицо целующей его Веры. Дальше – темнота. «Лицом к лицу лица не увидать»: также невозможно увидеть и катастрофу, если она становится привычным условием существования.
Теперь касательно даты и Псевдочернобыля. Некорректно без оговорок примерять на АЭС Александра Миндадзе концепт «Чернобыль» и, уж во всяком случае, невежливо ставить знак равенства между эмблематизированным образом «катастрофа на АЭС» и исторической «Чернобыльской аварией». Критики, прибегающие к подобному, воспитаны, вероятно, самыми губительными для художника традициями соцреализма или чем-то в этом роде. Потому что в лучшем кино – и в СССР тоже – художественная условность всегда оставалась художественной условностью, символ – символом, а идея не всплывала на поверхность, самообедняясь и превращаясь в плоскую мораль. Иначе говоря, в фильме всегда есть место символу. Будь то падение самолета («Отрыв») или авария на АЭС («В субботу»), установка Миндадзе на символизацию там и там очевидна – и неясно, как можно это сбрасывать со счетов.
Почему материалом служат именно такие события? Ответ опять же очевиден: «катастрофа», как источник тематики и поэтики, имеет для автора-режиссера особое значение. Тема, не новая для Миндадзе, была намечена в картинах «Остановился поезд», «Армавир». Но говорить о катастрофе с такой последовательной очевидностью, с какой говорит Миндадзе-режиссер, можно только имея в виду что-то насущное.
Два фильма о катастрофах подряд. Кажется, режиссер выражается вполне ясно. Если в «Отрыве» речь шла еще только о частной трагедии, которая выходит на глобальный уровень лишь через сопричастность, сопреступность всех героев, через общую вину друг перед другом, то катастрофа как символ – совокупный символ современности – заиграла именно в картине «В субботу».
Накануне подступающих календарных сроков напророченного СМИ Конца Света, Миндадзе создает свой календарь, согласно которому Конец Света сегодня не только наступил, но уже и слишком затянулся. Суббота – день перед Воскресением. Поскольку сроки Воскресения пока не установлены, режиссер предлагает нам встречать вместе с ним субботу уже вторично.
Катастрофа для Миндадзе (в чем бы она ни выражалась) – самая адекватная метафора сегодняшнего дня. Интерес фильма «В субботу» в том, что затягивающийся пир во время чумы предстает здесь не как бунтарская контрфатальная бравада обреченной элиты, но как среда обитания, внутри которой можно играть свадьбы и выступать с концертами. Темнота в финале – лишь полное погружение и растворение в среде. Такой мир рисует нам Александр Миндадзе. Мир, в котором каждый день – суббота.

Виктор Лукьянов