Узнай и найди

Они брели по пустыне, изнемогая от усталости и жажды. Марево горячего воздуха окутывало их, как паранджа азиатских женщин. Сквозь раскаленную дымку мерещился долгожданный оазис. Мужчина повернулся к спутнице и прохрипел: «Ты видишь там, вдали, оазис, где растут тенистые деревья и журчит родниковая вода, холодная вода?»
Она согласно кивнула головой, но в этом кивке чувствовалась обреченность.
- Не сдавайся, - потребовал мужчина.
- Да, - поддержала его рыжеволосая женщина. - Да, я вижу все это, а еще там поляна, на ней столько цветов и павлины, их хвосты похожи на веера, «Веер», - она проговорила это слово тихо и глухо, полузакрыв глаза, и ей показалось, что кто-то машет перед ее лицом черным веером, на котором нарисованы павлины сказочной красоты. Их хвосты обрамляют края веера, От взмахов его прохлада, прохлада.
Они не дошли, а навсегда остались там, в безжалостной пустыне, которая мстила за свою бесплодность и невозможность стать оазисом.
Вера проснулась от собственного стона. Опять этот кошмар. Она тряхнула головой, отгоняя ночное видение, и легко выскользнула из постели. Да, жара, а ведь день только начинается. Сейчас в душ, чтобы смыть остатки тревожного сна и насладиться прохладой воды. Вера купалась без шапочки, вьющиеся волосы избавляли ее от страха испортить прическу, напротив - после мытья они легко укладывались крупными волнами.
Теперь гимнастика - и на работу. Гибкая, невысокая женщина лет сорока оглядела себя в зеркале. Да, сегодня немного бледнее, чем обычно, но ничего. Немного косметики, самую малость: слегка провести помадой по губам, и все. Главное — улыбка. Она улыбнулась, и лицо ее мгновенно преобразилось, засияли ласковым светом синие глаза, их красоту подчеркивали черные дуги бровей. «Ах, какие красивые у вас глаза!» - пропела она, кого-то передразнивая.
Вера еще раз оглядела себя и осталась довольна своей внешностью. Схватила сумку, ключ и пулей вылетела из комнаты, бегом пробежала по лестнице, догнала троллейбус и влетела в него. «Мадам, сколько Вам лет? Уже сорок? А я думала двадцать» - пошутила она сама с собой.
Перед входом в больницу Вера замедлила шаг. Состояние легкости исчезло. Открывая эту дверь, она как бы открывала дверь в мир страданий людей, и ей нужно будет целый день искать способ помочь им как можно быстрее и успешнее.
Работая с больными, она все время балансировала на грани своей внутренней радости и легкости и состраданием к пациентам. Главное - не быть втянутой в их боль, ее дело - вытянуть их к своему свету. И она, слушая больного, сочувствуя ему, ободряюще улыбалась и говорила: «У Вас есть шанс быть здоровым. Начните помогать себе. Ваша душа хочет радости, а тело - здоровья! Помогите душе, она поможет телу».
Некоторые больные мгновенно замыкались в себе, протестуя против ее слов, считая их наивными. Тогда она начинала приводить им факты, общеизвестные в медицине. «Установлено, что раны у победителей заживают бы¬стрее, чем у побежденных».
Ей удавалось уводить за собой больных в страну поиска радости, чтобы победить болезни. Конечно, не всегда - этот Куропаткин, похоже, делает все наоборот. Он не хочет бороться, он не хочет жить.
Ее любимый профессор Евгеньев говорил им, тогда еще студентам: «Врач должен быть веселее пациента, если он печальный  значит, он сам - пациент».
Ее размышления прервались. Врачи собрались на совещание, негромко переговаривались, ожидая заведующего отделением. В кабинет вошел этот несносный Сергей Матвеевич, высоченный, худой, раздражительный и резкий. Не может спокойно пройти, чтобы не задеть Веру Георгиевну. Он мельком взглянул на нее и как-то вяло произнес: «Такое впечатление, что вы только что вернулись из отпуска». Она ответила «спасибо» и усмехнулась, вспоминая прошедшую ночь. Но сразу же ей стало жаль его. Выглядел он плохо: желтое лицо, черные круги под глазами. Все знали, что семейная жизнь у заведующего не удалась. Жена, пустая и неумная женщина, донимала его бесконечными звонками; являлась в больницу наряженная, накрашенная и провожала строгими взглядами хорошеньких медсестер и женщин-врачей. А Веру Георгиевну оценила мгновенно и невзлюбила. Сергей Матвеевич страдал от ее поведения и не единожды довольно грубо выпроваживал вон. А той - как с гуся вода. Их дети, два сына-близнеца, учились в мединституте плохо, часто прогуливали лекции, заваливали экзамены. «Балбесы!» — так называл их Сергей Матвеевич. Единственной радостью в его жизни была работа. Великолепный диагност, он завоевал уважение коллег, в их числе была и Вера Георгиевна, которая высоко ценила его профессионализм. Но дружбы у них не получалось, а о романе и речи быть не могло. И все-таки что-то надежное, братское она в нем чувствовала. Взять хотя бы тот случай, когда ее раскрасавец явился, уже после развода, в больницу, встретил ее в коридоре и умолял с ним помириться. Мимо них прогуливались больные, прислушивались с любопытством, сотрудники сочувственно смотрели на прижавшуюся к стене Веру Георгиевну.
- Уйди, ты мешаешь мне работать, - холодно говорила она, отодвигаясь от слишком близко стоящего мужа.
- Я уйду, но вечером открой мне дверь. Давай все обсудим еще раз, - голос мужчины звучал умоляюще.
Вере Георгиевне слушать это было невмоготу: вся их семейная жизнь состояла из его измен и ее прощений.
- Нет, Дима, возврата нет, уходи!
А тут и появился Сергей Матвеевич. Мигом все понял и громко сказал:
- Вера Георгиевна, зайдите ко мне в кабинет с историей болезни больно¬го Куропаткина.
Подождал, пока она беспрепятственно покинула дорогого муженька, смерил его холодным взглядом и сказал:
- Убедительно Вас прошу, не отвлекайте Веру Георгиевну от работы. Кардиология - не торговый ларек, где можно поболтать.
Чернобровый Дима угрожающе повел могучими плечами, но в коридоре раздался крик: «Сергей Матвеевич, скорее в восьмую палату, там плохо Куропаткину!».
Врач бросился на зов. Димин кураж пропал. Он опустил кудрявую голову, постоял минуту и тихо ушел.
Эти воспоминания отвлекли Веру Георгиевну, и она не слышала, о чем говорили. После совещания Сергей Матвеевич попросил Веру Георгиевну остаться. Врачи вышли, Вера Георгиевна пересела поближе и вопросительно посмотрела на него.
- Так что там с Куропаткиным?
- Подробнее. Давайте сюда историю болезни.
Они говорили оба, выслушивая друг друга, высказывая предположения, отвергали и подтверждали их. Сергей Матвеевич учил рассуждать, размышлять, анализировать, не давя своим авторитетом, Вера Георгиевна не боялась попасть впросак, сказать глупость, ошибиться, Она была свободна, но связана никакими мыслями, кроме одной: где выход. Эта работа вдвоем, это понимание с полуслова, с полувзгляда рождали ощущение необыкновенной родственности, глубинной близости натур.
Наконец они нашли причину, и напряжение их отпустило. Это ощущении родственности не раз приходило к ним, но только во время работы и никогда - после.
Они несколько секунд сидели, отдыхая от так называемого мозгового штурма. Но благодатная близость уже истаивала, прощалась. Губы Сергеи Матвеевича стали складываться в саркастическую улыбку, и он сказал: «Н Вашей красоте есть что-то такое...» Он не договорил. Вера Георгиевна мгновенно внутренне напряглась, готовясь отразить жесткость его слов, но вдруг обмякла и жалобно сказала:
- Почему Вы стараетесь сказать мне что-то неприятное? Я и так сегодня ночью мучилась. Мне часто снится пустыня, и я задыхаюсь от жары.
Она говорила и смотрела на него так беспомощно. Сергей Матвеевич потрясенно взглянул на Веру Георгиевну, его сарказм исчез, исчез и деловой стиль поведения. Из глаз, казалось, хлынули потоки света и нежности. Вера, не отрывая взгляда, смотрела на него. В преображенном лицо Сергея Матвеевича стали проступать черты другого, очень дорогого ей человека. Он тихо спросил:
- Вера, ты помнишь оазис, до которого мы не дошли?
Вера встала, по лицу ее катились слезы.
- И веер, где были нарисованы павлины...
Он протянул к ней руки.
Вера, мы видим с тобой один и тот же сон. - И, обнимая ее, сказал:
- Ты знаешь, каждый раз, когда я глядел на тебя, я чувствовал, что должен вспомнить что-то очень важное. Вспомнить не мог и злился. Воспоминания и мечты - поводья, которые крепко держишь в руках, находясь между ними, то есть сейчас. Но как бедна без этих диких лошадок жизнь!
Он закончил говорить.
Контуры кабинета стали таять, за окном изменился пейзаж. Вера и Сергей Матвеевич увидели небо густо-синего цвета, высокие деревья, покрытые огромными цветами, напоминали магнолии. Легкий ветерок доносил сладко- приторный запах цветов. Двое врачей изумленно следили за происходящим. Первым очнулся Сергей Матвеевич:
- Кажется, Верочка, нам придется снова искать дорогу.