Кнут

Его звали Кнут! Им погоняли и им же «чесали» спины других. Тонкий, в прыщах на местах отмерших почек и с лоскутами коры по всему телу, он напоминал усохшую и затоптанную ветку. Когда-то давно отрезанный дворником от дерева и вставленный в метлу он был частью чего-то, но потом став единоличной особью он не убирал мусор, а сам превратился в него, валяясь в придорожной канаве. Кнутом он стал, когда мальчишка гнавший коров по дороге увидел его и подобрал. Бывшая часть дерева и метлы ожила, когда прикоснулось к живому и закричало, «Это моё!». Пять лет Кнут проводил дни и ночи на пастбищах. Коровы, овцы, гуси и индюки боялись его и стоило Кнуту показаться в чьих-то руках, как их бросало в страх и от этого они лишь что и делали, так пощипывали травку, забыв об играх и беготне. На шестой год его потеряли, старый пастух перебрав браги выронив его из рук и сослепу так и не нашел. Кнут пытался что-то крикнуть, даже заставил себя выгнуться дугой, но пастух его не видел и не слышал. Кнут плакал, покрывшись сначала вечерней, а потом утренней росой, а потом укрывшись травой затаился, обдумывая планы как отомстить. Пол лета и осень он пролежал без движений, когда зима покрыла его снегом, он от ненависти затрещал всей своей сердцевиной, и не успокаивался, пока весной загоревшаяся трава его чуть не сожгла. Когда его обожженного подобрала на поле девочка, Кнут и не заметил. Изменения в жизни почувствовал лишь когда сломали на две части и превратили в крест на могиле умершего хомячка. Разделенный надвое Кнут закричал и капроновая нить связывавшая две половинки ели выдержала напор. Так Кнут стал памятником, его красили и поправляли, укрывали цветами и кидали зерно у его ног. А потом как только сошел снег, от рычания тракторов Кнут понял, что его сейчас зароют, покрыв дёрном вывернутого наизнанку пастбища, и он сам станет могилой, и цветами на ней вырастит рапс, от противного цвета мёртвой желтизны которого он закроет глаза навсегда. Но этого не случилось, разделившая пастбище межа не допустила этого, и открывший глаза Кнут возрадовался, что не попадёт под плуг. Внутри что-то перевернулось и покрыло тонкой кожицей, три годовых кольца созданных ещё деревом зашевелились и выплеснули в землю маленькие корешки, бородавками отпали давно засохшие почки и на их месте появились новые, давая жизнь листве.
Вот прошло уже четыре года, как Кнут корнями впился в землю и превратился в дерево. Крепенькая лохматая ива посреди пастбища, среди коров и лошадей, на берегу вырытого для карасей озерца, это красиво. Никогда не подумаешь, что когда-то ива была жестоким кнутом в руках человека и всякий раз проезжая мимо уже не кнута, а дерева, говорю себе, не будь не кнутом, не пряником, будь просто человеком, ивой на берегу домашнего очага, лишь иногда «надирающегося» в дрова. И типа не спеши ставить на себе крест на могиле своих воспоминаний, в которых всё всегда самое лучшие впереди и не запахано бутафорией искусственного разума.