Своевременный образ 5й

5. Ночь…воля…жизнь…

Тускло мерцал монитор. Наушники, небрежно, брошенные рядом с клавиатурой, источали спокойный пульсирующий звук. По глазам устало пробегали строчки цифр, укомплектованные в буквы на несчастных пикселях. Мерно колыхалось море сознания, не задеваемое происходящим на экране и в мире. Только исчезнувшая в заоконной дали за косматыми тучами луна, казалось бы, не завершала эту картину полной деградирующей гармонии. И лишь нервно подмигивающие зеленоватым светом электронные часы говорили нагло и молча о бесполезности такого времяпрепровождения. 2:18…

Устало потянувшись и размяв затёкшие запястья, я вздрогнул от внезапного стука в окно. Гости в столь позднее время меня давным-давно разучили удивляться, но возмутился я тому, что ночную тишину разрезал крик невидимой толпы, звук которой при этом был как будто убавлен, или сама толпа словно находилась далеко от моего дома, но гул издавала до невозможности громкий.

Под окном по пояс в крапиве стоял мужчина, покрытый густой растительностью на лице, в простой холщовой рубахе и закатанных до колен трико. Сначала мне и показалось, что это сосед по какой-либо причине заскочил на свет компьютера, но когда вгляделся в безмятежный лик человека, всматривающегося в мои опухшие глазницы, все мысли о соседях сами собой ушли в небытие. А он стоял и созерцал моё хмурое и довольное лицо. Мне показалось это настолько нелепым, что я не смог сдержать смех, который получился чуть ли не истерическим. Он заговорил первым:

- Может, позволишь войти, или ты всех гостей под окном до рассвета держишь?
- Конечно, проходите! – воскликнул я. Гость, не утруждая себя этикетом, перемахнул через окно и встал позади меня, осматривая берлогу.
- Эх, ты! – взгляд на компьютер.- Портишь себя этой машиной. Не нашёл лучше занятия?
- Пытался, но…
- Значит, плохо пытался! Значит, слаб!

У меня возникло ощущение, что этот человек даже не замечает состояния своего собеседника и не ощущает времени, вследствие чего ведёт разговор, словно это была середина дня, и я явно перед встречей с ним выпил три литра кофе. Если говорить точнее, я попросту опешил от такого напора и что-то бессвязно промычал в ответ.

- И часто к тебе такие, как я, захаживают?- поразмыслив о чём-то своём поинтересовался он.
- Если честно, то такой, как Вы, зашёл ко мне в первый раз. А тени чаще не приходят – обычно в свой собственный, построенный ещё при жизни мир забирают. Иногда, правда, удостаивают меня своим посещением. Как Вы. Но таких мало. Вот и приходится каждый раз удивляться.
- А что ж тут удивляться?! Не так уж я и молод, чтобы от себя самого в сколоченные из мыслей и образов хаты и реальности прятаться. Да и ни к чему это уже. Постыдно.
- Не согласен с Вами, - сказал я и тут же подумал, что при нормальной встрече вряд ли мог сказать это такому человеку, но сейчас ситуация позволяла многое,- ничего постыдного тут нет, просто спасается или сражается с жизнью так, как это ему заблагорассудится, ничем мы тут препятствовать не можем…
- А зря! – выкрикнул он и мгновенно замолчал.
- Извините, конечно, но об одном хотел Вас спросить…

Повисла пауза, во время которой он устало перевёл взгляд с книжной полки на меня и вопросительно приподнял брови.

- Этот рёв,- кивнул я за окно, пытаясь правильно собирать разбредающиеся по гудящей голове слова и мысли.
- Да кто ж их разберёт просителей!
- Просителей?!
- Конечно. Не я же возомнил себя спасителем?! Они сами всё давно решили и преклонили колени. Я всегда и безнадёжно пытался успеть их предупредить. Снова не успел, хотя смог бы…

Молчание. Он вдумчиво изучал раскинутые по столу бесполезные вещи из моего прошлого. Его взгляд навёл меня на вопрос:

- А что бывает с эпохой, когда совсем все лица уходят?
- Уходят?.. – переспросил он.- Думаю, из неё делают небольшой брелок, сочиняют про неё анекдот и романс, а затем удачно переписывают в учебниках истории, - он старчески рассмеялся, но без особой хрипоты. Я мягко улыбнулся в ответ, как делал всегда, когда шутка нравилась, но не доводила до колик в животе.
- Что будет дальше? – последовал мой вопрос.
- Эх, парень, если бы я мог об этом свободно говорить! Надеюсь, что переродиться Родина-Мать, надеюсь, что эволюционным путём, надеюсь, что люди найдут в себе опору, надеюсь, что смогут отыскать свою дорогу под дланью и взглядом всевидящим Отца нашего. Надеюсь, искусство также Расцвет переживёт… Главное, чтобы верующие художники ещё остались и на руках его выносили. Эволюция – вещь ничуть не легче, чем революция. Но менее болезненна.

- А на что они плачутся? - я кивнул в сторону нестройного хора, переводя тему разговора.
- Да на что же они ещё могут плакаться?! Деньги, здоровье, удача, судьба, злой Рок, милицейская демократия, работа, учёба, налоги, насилие, ЖЭК, цены, чиновничий произвол, душа, грехи, бо-ди-бил-динг (он выговорил по слогам), взаимоотношения, смерть, жизнь… - голос моего собеседника понемногу начал искажаться пространственными возгласами и перестал быть единым звуком. Весь хор, звучавший вдали, приближался и страшными раскатами стал раздаваться под потолком комнаты, продолжая свою беспощадную мольбу. Заглушить грохот помогли незаменимые наушники, которые могли в единый миг убрать из мира совершенно все звуки, но я как-то всё не мог решиться на это действие. Тишина возникла из ниоткуда, освобождая моего гостя от голосов.

- А не кажется ли Вам, что вполне вероятна Ваша спасительность для этого народа?..
- Пожалуй, поздновато об этом говорить и думать, - появилась улыбка на его лице.
- Кстати, мне, кажется, - последняя его улыбка совсем развязала мне язык,- что Вы как-то незаметно изменились. Такое возможно? Хотя я и не мог знать, каким Вы были чуть раньше. Думаю, не следует произносить вслух мои грешки на Ваш счёт. Но грехи эти исключительно филологические.
- Думаю, не следует. Надеюсь, хотя не очень и верится, что ты попытаешься что-то исправить. А перемены – это вполне естественно. Мир непрерывно меняется – в этом его постоянство. И то, что за его гранью, я считаю, так же изменяется по определённым законам, придуманным самими гранями.
- Да… и сейчас Вы мне видитесь каким-то, как бы это точнее сказать, обычным, человеческим. Совершенно простым смертным без величайшей биографии и судьбы героя-нонконформиста…
- Это ты загнул, - оборвал он меня.- Ты ведь не волнуйся – я в оставшиеся два дня успею этой ерунды наслушаться, так что льстить мне не надо.

Я всё понимал, осознавая при этом тонкую границу, нарушив которую я мог очень просто потерять столь приятного для меня гостя, расставание с которым в любом случае было неизбежным. Но о чём мне следовало разговаривать с человеком, который знал про меня уже всё возможное, а я услышал о его трудной жизни только из вечерней передачи-некролога?! Но я не отчаивался… Даже того недолгого времени нашего разговора для меня было достаточным.

- Но ведь люди Вас действительно любили…
- Да ладно уж тебе! Заладил! – прикрикнул он.
- Кхе-кхе… - раздался приглушённый хрип проснувшегося соседа за стеной.
- Неужели именно он?! – Воскликнул гость, на что я молча кивнул.- Позволь хоть напоследок ему пару слов сказать, - утвердительный кивок.

Он покинул меня внезапно, оставив один на один с догнавшими засыпающий мозг мыслями. Что могло стать причиной и целью нашего разговора? Ведь мало того, что в обычной жизни мы никогда бы не встретились с ним, так и люди мы были очень далёкие. Хотя… я уже говорил, что ничего практически о нём не знал или не помнил. Что-то же наверняка притащило человека, который не один раз избежал смерти, к тому, кто эту смерть никак просто найти не может. Но, вполне возможно, что не я был целью его визита, а сосед. Всё возможно. А со мной он заговорил между делом, чтобы каким-нибудь ещё образом почувствовать жизнь. «Нет!»- сказал я себе твёрдо. Этот человек не стал бы раскисать при смене обстоятельств. Ему даже не требовалось чувствовать её, ибо даже после смерти жизнь его переполняла, и его воля к ней продолжала раскалять докрасна его охладевшее сердце в попытке вернуться. И он явно чего-то от меня хотел. Может, перед уходом скажет?..

Через некоторое время он вернулся, нервно подёргивая бороду, по-видимому, как в молодости, и что-то бормоча под нос. Подойдя к окну, он ненадолго остановился и взглянул на меня в ожидании последних, это я почувствовал, вопросов.

- Скажите, пожалуйста, то, что Вы делали всю жизнь, отвергая режим за режимом и борясь с ними – к чему это всё?

Этот вопрос он ожидал, но ответ мне показался не тем, который он продумывал изначально:

- Поверь, парень, теперь и не знаю. Ты ведь с соседом говорил? (с моей стороны последовал утвердительный кивок головы) Тогда меня поймёшь… Вот я и в замешательстве… Хотя… Мы ещё посмотрим! – крикнул он моему соседу, на что тот громко крякнул.- Это ж надо такое устроить, чтобы даже после жизни удивить! А, вообще, для меня сейчас проще всего это всё подзабыть и отдохнуть. Хорошенько отдохнуть, благо время есть. Ты, кстати, заходи потом ко мне, я буду только рад, хоть и знаю тебя лишь час.
- А, кстати, там как?
- Там? В смысле по ту сторону обёртки? Ну, конфета как конфета, только фантик посветлее.
 
И ничего больше. Ни больше, ни меньше. Не меньше, так обязательно в грязи… - голос моего собеседника стал постепенно удаляться от окна. Я даже не заметил, как он выскочил на улицу.

Там, куда он шёл, ярко светило солнце, зеленела трава на среднестатистическом лугу в среднестатистической деревне под среднестатистическим солнцем. Он прожил ровно столько, сколько отвёл для выполнения своей миссии на этой земле. Он всё знал наперёд, но не всегда его понимали, хотели и пытались слушать. Да, этому человеку не требовалось создавать свой отдельный мир: ему достаточно было сотворить эпоху, в которую он уместил всё возможное и невозможное, начиная с «еврейского вопроса» и заканчивая постройками орбитальных станций-домов на Луне. Его духовной силе и воле можно было только поражаться, ибо она сделала целую страну непобедимой и несгибаемой. Согнуть и преклонить, думаю, её могла совсем другая более могучая, злая, желающая преклонения и хитрая воля. О ней я старался не мыслить, дабы не «засветить» раздумья.

А над родиной в то же время собирались тучи, обтирая о крышу моего дома свои засаленные бока – Спаситель и оберег народа ушёл на заслуженный отдых. Медленным маршем начал свою песню зловещий дождь. Ветер хлестал города, в муке пытаясь заставить людей подумать об ушедшем, но немногие смогли бы его услышать, а кто слышал – ничего не смог бы сделать. Такой вот круг сансары.

А в моём времени начинал капать дождь, загадочно касаясь земли, по которой прошёл мой гость. Россия начинала рыдать по своему главному неформалу и патриоту. Так начинался ещё один, совершенно новый день Ив… Александра Исаевича. И следующая его минута. 2:19…