Покорность и терпение

(Книга 2, отрывок)                Посвящается потомкам

От автора

Книга –2, это продолжение повести «Покорность и терпение», (см. книга – 1), рассказывающей о жизни немецкой семьи бывшей Республики Нем. Поволжья в России. Эта семья пережила все ужасы событий от начала двадцатого столетия до выезда потомков этой семьи на историческую Родину - Германию.
Революция, преследования, коллективизация, репрессии, вторая мировая война, комендатура и тяжкие послевоенные годы второй мировой войны – всё испытано этой семьей, как и многими немецкими семьями бывшей СССР.
В этой книге Автор не ставит своей целью осудить героев книги «Покорность и терпение», а описывает напряжённые события и невероятные усилия в борьбе семьи за выживание:сломленных жутким режимом того времени, ослабленных за эти годы как духом, так и физически.
Здесь описываются уже большей частью судьбы третьего поколения Штутц, нёсших своё бремя, не только из-за немецкого происхождения, но и из-за сломленного жизнью отца, не осилившего свой недуг, да больной матери, исхудавшей до костей, которой врачи даже не могли установить диагноз болезни.
К началу событий второй книги из одиннадцати детей, осталось в живых всего шесть: Паулина, Мария, Андрюша-2, Ольга и маленькие Аня с Сашей, которые родились уже после войны.
В центре событий Ольга, являющаяся с малых лет опорой для семьи, несущая порой непосильную физическую и моральную нагрузку, когда её ровесники уже могли жить вполне нормальной жизнью.
Паулина к этому времени имеет собственную семью, Мария борется с тяжким недугом ревматизма и сердечной недостаточности, Андрей умрёт уже в 13 лет, а с младших Ани и Саши спрос ещё невелик.

О. Паржницкая



Семья Штутц переехала в Любино, где они купили себе небольшой старый дом.
Мать привела Ольгу в школу-семилетку. Была как раз перемена и увидев эту массу учеников, девчёнка обомлела от страха. В одном классе намного больше сидят, чем на Кирпичной, где вся школа из 13 учеников состоит...
Пожилая учительница представила её классу:
- Это Оля Штутц. Оля, я не буду тебе весь класс перечислять, со временем сама всех узнаешь. Всего в классе 31 ученик, ты будешь 32ая. Садись на предпоследнюю парту, рядом с Женей Ремпель.
«Слава Богу, что не одна я немка буду в классе» - подумала Оля, сразу поняв по фамилии, что этот Женя тоже немец и прошла на указанное ей место. Она так боялась встречи с новыми учениками, а Женя, спокойно улыбнувшись, встал и пропустил её на место у чёрной, круглой, до потолка железной печки. «Как хорошо, что место у печки! Во-первых, будет зимой тепло, а во-вторых никто не будет шпынять меня по проходу» - подумала девчёнка. И как-то страх сам по себе сразу исчез. «Женя так добродушно улыбается» - подумала она успокаиваясь.
Весь урок они оба молчали. Прозвенел звонок и Женя сказал: «Перемена короткая и не стоит вставать». Она тоже осталась сидеть - так и так не выйти. С её стороны печка. А он начал её расспрашивать, откуда приехала и другие школьные вопросы стал задавать. Странно, что она сразу отвечает!. Конечно на очень ломаном русском языке, но даже не стесняясь этого. То ли его добродушное лицо располагало к разговору или, что он тоже немец, но ей с ним просто и спокойно. И она сразу сказала ему, что у неё в родне есть такая фамилия, только чуть покороче: Ремпе. «Значит они где-то две буквы потеряли!» - рассмеялся парнишка и новая ученица тоже засмеялась.
Ольга сама не ожидала, что так быстро и легко впишется в новый класс. В последующие дни она по фамилиям поймёт, что ещё есть немцы в классе: Рита Шермахер и Саша Дерингер. Итак, их даже четверо и это её вконец успокоило. Но никогда они на тему национальности, тем более по-немецки не заговорят друг с другом. А дома родители требуют говорить только по-немецком, хотя от них она узнала, что вне дома этого делать нельзя.
Немного позднее Ольга узнаёт от девчёнок, что отец Жени Ремпеля работает директором другой школы-десятилетки, в другом конце Любино и мама его тоже учительница. Может поэтому Женя пользуется большим уважением в классе и среди учителей? Навряд ли только из-за этого. Он дисциплинирован, хорошо учится.С таким добродушным и уравновешенноым мальчиком любой хочет дружить!
Видимо старая учительница из сочувствия к забитой деревенской девчёнке, посадила её к хорошему ученику, да ещё к печке, заметив её, не ахти какое «обмундирование». Правда платье и фартучки у неё всегда безупречные. Её мама мастерица из старых вещей делать новые. Так она подаренное кем-то ношенное, шерстяное платье перешила на дочь, выкрасила в тёмнобордовый цвет, сшила чёрный и белый фартучки и девчёнки завидуют её школьной форме. Ольга ходит в школу всегда опрятная, поэтому на первом же классном собрании её назначили санитаркой по своему ряду. По остальным двум рядам Люда Трохорова и Тамара Прозорова. Последняя является к тому же старшей санитаркой. Видимо потому, что её мама зав. единственной в Любино аптеки. Женя является председателем совета отряда. Так что два немца с предпоследней парты, так сказать «при должности».
Наступила зима. Ольга из своего пальтишка за лето слишком выросла, а купить новое не на что. И приходится носить совсем старенькую уже в заплатках жакетку, которую видно все дочери тётки Аннагрет носили. И на том спасибо. Когда-то видимо очень красивая, сшитая в талию жакетка выцвела и была неопределённого цвета. Уже у самого входа, Оля снимает её и вешает неподалёку от дверей, чтобы не все видели, когда она одевает свою жакетку. Почти каждый раз девчёнка находит её на полу, когда приходит одеваться. Дежурные учителя по школе уже несколько раз делали ей замечание: «Почему не вешаешь свою одежду?»- спрашивают. Им и в голову не приходит, что кто-то специально хочет поиздевается над ней. А девчёнка не оправдываясь, молча одевается и уходит.
Ещё одна неловкая ситуация, в которой она не знает, как быть. Это новый урок в пятом классе. «Новая история», где они изучают историю Великой отечественной войны. Она слышит, как ученики рассказывают, как по книге «Наша красная Армия», или «наша доблестная советская Армия», или «...наша русская Армия» и т.д. А немцев называют фашистами, гитлеровцами и прочее. С таким злом и сарказмом, что Ольга опускает голову. Она представления не имеет о войне, дома никогда не говорят на эту тему. Просто делятся иногда пережитым в тяжкие годы. И когда она отвечает урок, сам по себе тихий голос ученицы, становится еле слышным. Она говорит о русских войсках «...ваша доблестная красная Армия», а о немцах «наши войска». Она знает, что её семья немцы, весь Лауб тоже немцы и слышала, что много ещё немецких деревень в округе. Даже в Любино оказывается тоже немцы живут!
«И зачем наши люди только начали эту войну? Теперь так мучительно-стыдно отвечать на уроке». Не знала девчёнка, что не они развязали войну, а где-то в другой стране есть немцы, развязавшие её.
Но никто почему-то не обращал внимания на то, кого и как она называет. Даже учительница ни разу не поправила. Наверно тоже не могла расслышать, а может за Ольгиным акцентом не понять было?
Когда Женя однажды, отвечая урок, ясно и понятно назвал как написано в учебнике, русских нашими, а немцев фашистами, Ольга от такого «открытия» обомлела. Если бы в этот момент кто-то обратил на неё внимание, то увидели бы её пунцовое с перепуга лицо. Но все смотрели на Ремпеля, так отлично отвечающего урок. Она уверена, что Женя знает, как надо правильно говорить, притом его отец директор и подавно всё знает! Эти трое немцев класса, видимо рождены в Любино и говорят без акцента, значит и они знают как правильно. «Мне ещё многому придётся научиться, пока буду всё нормально воспринимать! А я до сих пор ещё с акцентом говорю по-русски». С тех пор русская литература и грамматика стали её любимыми предметами. Она брала книги из библиотеки и читала дома вслух. А с Валей Охотниковой, живущей через дорогу и ставшей её самой близкой подругой, они проводят много времени вместе и они часто читают друг-другу вслух. Валя, хоть и одногодка с Ольгой, но идёт на класс старше, потому,что Оля пошла в школу с восьми лет. Но Валя учится в школе, где директором Григорий Петрович Ремпель.
К следующему учебному году Оля стала говорить по-русски уже без акцента. Она любит хороводы в корридоре школы, устраиваемые на больших переменах. Образуя несколько кругов, идут они в противоположном направлении и поют. И она знает уже все песни наизусть.
Девчёнка вообще рада всему новому, живя в этом маленьком райцентре, который и городом не назовёшь. Но до школы далеко и надо ходить через линии, всегда пролезая под долго стоящими, грузовыми поездами, до более 60 вагонов длины. Случается, что в это время поезд вдруг дёрнется и еле успеваешь из-под него выскочить. Бывает, что иногда ударяешься головой.
Базар и все магазины, куда ходят за покупками, тоже по ту сторону линии, в центре Любино.
Не узнать в Ольге уже той прежней, забитой девчёнки, которая пугливо оглядываясь пришла в школу. Дома она осталась по-прежнему молчаливой. Но с Марией, она преображается и они весело стрекотят, когда маленькие сами по себе играют и им не мешают.
Но не даёт Ольге покоя то, что она так глупо отвечала историю войны. «А вдруг кто-то из класса заявит в милицию, что тогда будет со всеми нами? От одного слова «милиция» уже холодок по спине. Пропала тогда вся наша семья из-за меня! Скажут, дома родители этому научили» - часто думает она об этом.
Она завела разговор с Марией и как бы невзначай спросила:
- А почему фашисты, развязали войну с Россией? Кто они такие?
И старшая сестра, почти не учившаяся в школе, объяснила как могла:
- Есть такая страна Германия. Там живут тоже немцы и их называют фашистами за то, что они напали на СССР и поэтому нас немцев здесь, так же обзывают. Но это безграмотные и злые только так поступают. А большинство людей знают, что мы тут ни при чём, хотя наши предки выходцы оттуда.
Тогда Ольга рассказала Марии об уроках истории, на которых она так нелепо отвечала. И о том, что теперь боится. Сестра её успокоила:
- Не переживай! Коль сразу никто ничего не сказал, то и теперь будут помалкивать, если и слышали. После этого разговора с сестрой, девчёнка стала постепенно забывать неприятные уроки.
...Мать часто болеет и работать не может. Мария работает уборщицей в чайной, которая одновременно служит по вечерам рестораном. Другая работа не нашлась по состоянию её здоровья, для почти безграмотной девушки. Война и бедственное положение семьи в послевоенное время, не дали ей возможность учиться.
Ольга ходит по вечерам помогать ей. Они до часу ночи, пока отключат свет, должны управиться. Марии одной бы не успеть. К 11 часам, пока чайная закрывается, они уже все подсобные помещения и кабинеты помоют. Остаются кухня и зал.
Однажды произошёл случай, которого не должно было быть. Над этим обе сестры хоть и сожалея, но частенько ещё смеялись, когда Оля повзрослела. А дело было так: когда все уже покинули чайную, Мария пришла к ней, домывающей пол в прохладной с овощами комнате.
- А ты не знаешь, Оля, что в этом бочонке? – как-то лукаво спросила Мария.
- Нет, как-то не задумывалась. Стоит он и пусть стоит – безразлично ответила младшая сестра.
Мария достаёт из-за бочёнка резиновую трубочку, чуть больше метра длины и почти с палец толщиной, опускает в маленькое отверстие, делает несколько глоточков и передаёт младшей:
- На, теперь ты чуть-чуть глотни. Она хоть и совсем сладенькая, но можно просчитаться!.
Ольга сделала тоже пару глоточков и Мария выдернула шланг, объясняя:
- Официантки специально намочат конфеты «подушечка», они слипаются и в продажу уже не годятся. Их актируют, те их в бочёнок, добавят дрожжей и все работники чайной «обслуживаются»! Я правда, всего пару раз чуточку пробовала. Боюсь, что может на сердце повлиять, а здоровье дороже.
Мария вышла, а Ольге захотелось ещё хоть чуть-чуть этой «вкуснятины». Подумала о сестре: «И что это она вдруг такая скупая? Если ей нельзя из-за сердца, а я-то здоровая! Сестра сказала для всех предназначено, а я тоже здесь работаю! Кто увидит, если на несколько глотков меньше будет, бочёнок-то не прозрачный»...
Через несколько минут она уже стоит перед Марией и высказывает ей свои «соображения»:
- Мария, я считаю, тебе не пол мыть надо. Ты посмотри, какая ты красивая! Ты намного лучше этой Панки или Нинки. Они в белых фартучках и кружевных чепчиках расхаживают, а ты топором пол скоблишь, на который всякое офицерьё плюётся. Бросай всё и пошли домой!
- Оленька, сестрёночка, что с тобой? Боже, что я натворила?! – всплеснула Мария руками - Срочно надо что-то предпринять, так я тебя не оставлю! Поспишь, пока я закончу. Надо же, какая крепкая гадость - приговаривает сестра. Она отвела её в туалете и сунула младшей сестре пальцы в рот...
Когда Мария разбудила, спящую на кухонном столе с фуфайкой под головой сестру, свет уже отключен.
«Слава Богу! Хоть не видно Марииных голубых глаз, а то сгореть со стыда можно бы. Родителям поди не расскажет? Но просить об этом не буду, стыдно...»
Позже уже повзрослев, Ольга призналась, что боялась, вдруг Мария проговорится маме, а та смеётся:
- А я боялась, что ты проболтаешься. Не показала бы я тебе, то ничего не произошло бы. Так, что я была виновата во всём. Откуда ты могла знать, какое воздействие, такое вкусное вещество имеет?
- Но я позволила ещё раз, без спроса, как ты сказала «обслужиться», значит украла!
- Нет! Ты знала, что эта «вкуснятина» для всех работников, а ты тоже работала, притом в ночную!

Первый год они прожили в Любино не плохо. Дом хоть и старый, но тёплый, с дощатым полом.
Кое-что из постели приобрели.
Отец оптимистичен и придумал идеальный план, как можно побольше денег заработать. До сих пор он работал конюхом на промкомбинате, а теперь пришёл и говорит жене:
- Конюхом не велик заработок и я взялся ещё воду возить для пимокатного цеха нашего промышленного комбината. У Ольги скоро летние каникулы и она сможет возить воду, а мы с ещё тремя мужиками, начнём фундамент заливать под новую школу. За лето выстроим и получим сразу куш денег!
- Ты что, Филипп, Ольге 12 лет и воду возить? В своём ли ты уме? – возмутилась Анна-Елизабет.
- А что тут такого? Ей уже в июле 13 исполнится, не такая уж маленькая. Подъехать, шланг в бочку сунуть и ждать пока наполнится, каждый ребёнок может.
- Но с лошадьми обращаться и запрягать надо уметь, разве это работа для девочки?
- Научится. Какая разница мальчик, девочка. Мария теперь посудница и Ольге нельзя ей там помогать. Вот и будет воду возить. Зато знаешь, сколько мы втроём заработаем! А в ночное с лошадьми, мы можем ещё жерди рубить на продажу. Ты же сама всё ноешь, что надоело в нищете жить – закончил Филипп.
Но не сказал он жене, что эту воду надо и выливать из бочек, в высокий чан, который стоит в углу
Г-образного здания, к которому близко не подъехать. На телеге две 40-ка ведерные бочки и делать надо 4-5 поездок в день. Вода из чана течёт по трубе непрерывно в пимокатный цех и используется для охлаждения. Во-время не подвезёшь - остановится цех.
Филипп оказывается уже возит воду и всё знает, но подробности жене не рассказывал. Бочки лежат на телеге между двумя брёвнами и ложишь доску одним концом на бревно, а другим на сложенные возле чана кирпичи. Для отца с 12-ти литровым ведром ходить по доске - игрушка. И чан для его роста невелик. А каково балансировать по доске пять раз в день, по 80 ведер дочери, которой с трудом дотянуться к этому чану с большим ведром? Об этом он не думает.
Итак получается, что не на две, а на три работы устроился Филипп и ещё жерди рубить по ночам будет.
С этой поры для Ольги окончательно прошло детство. Она научилась запрягать и умеет обращаться с лошадьми. Они, слава Богу, спокойные. Видимо на них и раньше возили воду. Но к вечеру упасть бы в постель, а девчёнке надо верхом гнать весь комбинатский табун в ночное. Она любит верхом скакать, но не тогда, когда уже из седла валишься от усталости. Отец на повозке едет следом. Стреножив лошадей, они могли бы поспать, но комары и гнус разве дадут?
Жерди отец рубит попозже ночью, ближе к утру. В эту пору уже никто не ездит и не могут увидеть возле дороги их телегу и услышать стук топора. И получается как в том стихотворении: «Отец, слышишь рубит, а я отвожу...» Только Ольга не отвозит, а вытаскивает жерди к телеге. А ночью в почти кромешной темноте они застревают между деревьями. И надо успеть, чтобы не потерялась какая-то жердь, когда отец уйдёт к следующему деревцу. Заказчиков хоть отбавляй и редкую ночь Ольга может выспаться.
Они могут выспаться только тогда, когда нет заказов. За их улицей всего ещё одна улочка и начинается лесок, за которым в такую ночь пасутся их стреноженные кони.
Так они крутятся в основном почти круглые сутки. Но с первыми «большими» деньгами за жерди Филипп возомнил себя богатым и решил, что новые «должности надо обмыть». И покатилось...
Столько знакомых в Любино сразу оказалось! С прежних мест их проживания, сразу все узнали где живёт Штутц и приезжая на базар, стали заезжать ночевать. А ему хочется показать, что он не зря оставил деревню, чтоб видели в каком он «достатке» живёт и что денег у него «хоть отбавляй!» Он каждого радушно всречает и угощает, если даже денег нет и приходится занимать, иногда у того же гостя. Со следующим приехавшим, он обязательно отправит долг – дело его чести возвращать долги. И гости у него часто взаймы берут деньги, но как и в старые времена «забывают» отдавать. Они пьяные может быть и правда забывают или думают что он забыл, так как он никогда не напоминает им о их долгах. Это ниже его достоинства! У него отличная память и он считает, если он всё помнит, то и они должны помнить сами о своих долгах.
Но Филипп никогда не напивается до такой степени, чтобы где-то валяться. Все знают что Штутца не споить, сколько бы они не старались. Бывает, что на спор пьют, но этот, почти двухметровый великан, пьёт наравне со всеми, они уже на ногах не держатся, а он в любом случае пошатываясь, но приходит домой. Ему достаточно выспаться, как уже опять свеж. Иногда правда и гость приносит с собой бутылку самогона. Для начала достаточно, а потом уже хозяин не скупится. Сам он самогонку не гонит, боится, что может попасться, а за это строго наказывают.
На стройке школы, Филипп был, пока залили фундамент, потом бросил. Тяжело стало не выспавшись, после ночной с лошадьми и жердезаготовок выходить утром на работу.
Но воду возить и дальше приходится Ольге. Отец утром раненько, доставит жерди по месту жительства заказчика и должен поспать. А то, что дочь ночью с ним была, в расчёт не идёт. Она пригоняет утром табун, хотя 12 лошадей табуном не назвать, и сразу запрягает свою пароконку и едет к водокачке. Её отец, выспавшийся идёт после обеда «на работу, подменить дочь», но там не появляется. «Случайно» кого-то встретив идёт в чайную, где Мария работает посудницей. Он садится в углу, чтобы она не увидела из окошечка, с которого забирает поставленную официантками посуду. А на другой день он приходит ещё раньше, «залить вчерашний пожар». И как правило, опять к нему подсаживаются, будь то знакомый, незнакомый, русский, казах или немец, он интернационалист и все друзья! А один он пить не может. Его жена уже в отчаянии и не знает, что делать, а пожаловаться – Боже упаси! Сор из избы не выметают! Никто не должен знать, в каком бедственном положении находится их семья. Когда он выходит из запоя, обещает жене, что «завяжет». «Пусть не думают, что Штутц дурак и будет всегда всех поить!» - утверждает он.
Но следует сказать, что никогда, за всю жизнь, не было у него посторонних женщин. Он не изменяет жене и презирает людей, которые этим занимаются. «С такими мне даже за одним столом сидеть неприятно!»- говорит он.
Проходит две-три недели и опять всё сначала: «...встретил (к примеру Ивана, Сашку или Петра) и он уговорил меня» - и покатилось...
После первой повозки утром, Ольга заезжает домой на завтрак. Но если вчерашним днём завозилось только 4 воза воды, то надо сегодня привезти 5 возов. И Ольга, порою за весь день не может выбрать время, чтобы поесть. Не выспавшаяся ночью, она иногда умудряется на несколько минут «отключиться» у водокачки. Опустит шланг в бочку, держит его, опустив туда руку и спит повиснув на ней пока ледяная вода до руки достанет. От испуга чуть не свалится с бочки. Затем вторую так же заливает. Не то бы вовсе не выдержать без сна. Особенно тяжко в ранние часы бороться со сном.
И стало самой большой её мечтой, не поесть бы досыта, а выспаться. «Целую неделю согласна бы спать без еды, если бы можно было» - говорит она.
Мерки тоже уже живут в Любино. Почти сразу после Филиппа, Саша с Соней купили на той же улице Войсковой дом и живут неподалёку от дядьки. С ними живут его мать Аннагрет, бабушка Штутц Маргарете тоже пожелала жить с ними, его шестнадцатилетняя сестра Элла и уже две дочки у них: Анечка и Лидочка. Да чуть погодя ещё его племянница Валя, дочь пропавшего без вести на войне брата, тоже у них поселилась. Всего восемь человек под одной крышей живут. И девятым членом семьи стал у них вскоре ещё родившийся сын Вовка. Дом состоит из двух комнат и кухни. Но как говорится, в тесноте, да не в обиде. Правда работают молодые оба очень тяжело – на стройке. Мать по-прежнему шьёт для людей и таким образом тоже помогает семье. По тем временам живут они в достатке. У Эли уже с 13 лет редкая болезнь. Началось с прыщика на носу, который со временем превратился в сплошную, незаживающую рану на весь нос и верхнюю губу. Она раньше жила с матерью в Алма-Ата. К каким только врачам и лекарям они не обращлись, никто не смог помочь. Из-за этого она не могла ни учиться, ни работать. Но приехав в Сибирь, брат повёз её в Омск и там нашёлся старенький профессор, поставивший диагноз: «Волчанка». И только он сумел подобрать ей простое лечение: головка чеснока, настоенная на 0,5л. водки. Принимала по 1 ст. ложке 2 раза в день. Всё быстро зажило, но целый год велел профессор дальше принимать эту гадость, «...а потом только, можно прирастить мягкие ткани, взятые в области своего же предплечья». Так Эля только к 20 годам вылечилась...

Анна-Елизабет иногда рассказывала людям, всей семье известную эпопею про Олю. В роддоме одна женщина хотела выменять её дочь на своего сына, так как он у ней уже четвёртый, а дочки ни одной. «А у вас только один сын и пока мужья не знают, кто родился, можно детей обменять. И будет у вас три дочери и два сына. Какая вам разница, мы одни будем знать и всё. А то мой сказал, что домой не заберёт, если опять сын родится» - просила та мать.
И её подружке Вале, с помощью Олиного перевода, тоже рассказала с возмущением: «Как может мать до такого додуматься, обменять детей?! Неужели она хотела так сильно угодить мужу или боялась, что он действительно бросит её с четырьмя, что согласись я, она бы променяла свою крошку? Аж мороз по коже, как только подумаешь об этом!»
Однажды встретившись с Валей, Ольга почти сразу сказала, что сильно устала и хочет идти спать.
А Валентина вдруг и говорит:
- Послушай, Оля, ты им может и правда не родная? А то по соседям уже поговаривают об этом. Твоя мама не только мне рассказала про ту женщину в больнице. Может дело было наоборот? Отцы ведь гордятся когда рождаются одни сыновья, а вот одних дочек им не надо. И может твоя мать отдала мальчика за тебя? Посуди, отец тебя эксплуатирует, а мать допускает. Родная бы защитила!
- Да ну тебя! Я пошла спать. Нам деньги нужны, вот и работаем – огрызнулась Ольга и ушла.
- А что ты, нукаешь? Скажи, кому не нужны деньги? И что вы лучше нас живёте? У меня отчим и то мне так не достаётся! С его сыночками вожусь и то он доволен. С Вовкой только иногда цапается.
После этого разговора Ольга как-то ушла в себя. В какой-то степени люди правы, если так думают. Она и сама видит, что никому из окружающих детей так не достаётся, как ей. Выгоняя верхом на коне свой табун под вечер через Любино она видит весело играющих свестников. Но не помнит уже, когда сама могла побегать с ними. А утром пригоняя табун, ни одного ребёнка на улице ещё не увидишь – все спят. Как страшно ей по ночам!. Не столько комары донимают, как боится она волков. Хоть не часто, но ходят ещё слухи, что нападают они и на людей, когда голодны.
Теперь всё чаще стали появляться сомнения, после разговора с подружкой: «Родная я им или нет? Сколько раз уже замолкал топор, может бросить отец хотел в лесу? - Есть же такая сказка, где даже родной отец увёз своих детей в лес и оставил там одних...»
И на сей раз опять так долго не слышен стук топора. «Ну точно бросил!» - подумала тревожно девчёнка, но кричать или звать не решается. Продираясь, тихо плача, направилась к тому месту, где слышался в последний раз стук топора. Хотела спешно вытащить последнюю жердь, чтобы не потерялась. Луна светит, но в лесу страшно. Видятся какие-то тени и слышны подозрительные шорохи. Вот и жердь нашлась, а отца нет. «Наверно пока я искала эту жердь, он угнал лошадей, их фырканья уже тоже не слыхать.Сегодня куда-то заехали, что я и не найду домой» Длиннющая, не менее 4 метров жердь, застревает между деревьями и нужны большие усилия её вытащить. Слышатся какие-то звуки, наподобии кашля. Но не отца это кашель и она озирается и кажется видит подозрительные тени. Вдруг красный огонёк мелькнул меж деревьев. «Точно волк! Говорят у них глаза в темноте красным горят» - девчёнка остановилась как вкопанная. Она слышит стук собственного сердца, которое хочет выскочить из груди. Но не может закричать, страх сковал её. Может лучше начать двигаться? С трудом ей это удаётся и тут опять увидела огонёк, сделавший дугу. Затем он ещё ярче загорелся и Ольга увидела освещённое пол-лица отца и поняла, что он сидит и курит. Не описать радость, охватившую девочку и стыд, за такие подозрительные мысли. Слёзы градом полились по лицу и она уже почти громко всхлипывая, тащит свою жердь к опушке, где уже светает. «Какая я всё же дура! Что только не лезет в голову со страха. Это ж додуматься до такого! Да кто бы отцу помогал, если бы не я, пусть даже не родная была бы? Он меня никогда не бросит, я ему наверняка ещё больше нужна, чем он мне!»
Через несколько дней Ольга рассказала Марии о пережитом страхе:
- Ты знаешь, Мария, поначалу я не так боялась ночью в лесу. Но после того, как Валя сказала, что люди о нас думают, что я возможно не родная вам, я стала сильно бояться с отцом одна оставаться в лесу.
- Да ты что? Как это не родная?! Кто мог такую чушь придумать? – у Марии навернулись слёзы – ты и не родная?! Да ты посмотри на тётку Аннагрет и на себя, как две капли!
- Но мама рассказывает всем, что одна тётка в больнице хотела поменяться детьми. И люди считают теперь, что наоборот у мамы был сын и она отдала его за меня.
- Боже, какая чушь! Видела я эту дуру в больнице. Мама показывала её нам с папой. Тебе было четыре дня и мы тебя с отцом уже видели, когда та только поступила рожать. Да кто бы тебя смог отдать? Ты же такая родилась, диво, а не ребёнок, с весом 4750, представь! А волосы чёрные до плеч. Мы с папой как увидели и обомлели от восторга! Я ведь уже не маленькая была, 6 лет, а твою мордашку до сих пор помню, как ты щурилась! Мама всегда рассказывает, что детей по двое приносили кормить, а тебя одну. Медсёстра смеясь приговаривали: «Эту толстушку приходится одну брать, иначе уронить можно!»
Так, что выбрось эти думы из головы. А что папа наш такой, ничего не поделать: он раньше был совсем другим. Его жизнь сделала таким. Это болезнь, из-за которой всей семье не сладко живётся. Но тебе, к сожалению, больше всех достаётся. Отец знает, что я из-за болезни со своей работой еле справляюсь и поэтому не могу ему помогать. Когда-нибудь,Оля, и ты всё поймёшь - закончила Мария печально...
Ольгу часто трясёт, как в лихорадке, не зная от чего: то ли от холода по утрам, от голода ли, или от бессоницы. И в один из таких дней случилось непредвиденное: она свалилась с доски и упала видимо, боком на ушко ведра. Очнулась вроде сразу, но народ успел сбежаться. Даже директор Аблов уже здесь. Видимо от холодной воды, вылитой на неё, ей очень холодно. Она резко вскочила и тут же охнув упала в грязь. То ли от боли или от стыда, что лежит в грязи, девчёнка заплакала. Её подняли и хотят усадить в коляску рядом стоящего мотоцикла. Она знает, что мотоцикл прнадлежит Аблову и сопротивляется. А когда Аблов сказал, что повезёт в больницу, замахала руками и простонала:
- Не надо, прошу Вас! Мне один только раз осталось съездить!
Аблов как прикрикнет на неё:
- А ну, сейчас же садись, говорю! Ещё раз ей надо! Домой тебя повезу, отъездилась!
Ей помогли сесть в каляску и укрыли.
- Где твой папаша? – спросил Аблов, тихо выезжая с территории промкомбината.
- Не знаю – ответила неудачница испуганно. А директор уже более мягко говорит:
- Домой тебя повезу, не бойся, малышка! А потом найду твоего папашу. Мне сказали, что ты одна постоянно всю воду возишь, а я и не знал. Видел пару раз тебя на подводе. Думал, что ребёнок кататься любит и к водокачке иногда ездит. Набирать там не трудно. Но думал он сам выливает в чан.» - говорил он ей пока ехали тихо, а она молчала. Девчушка еле переводит дыхание.
Что ещё говорит Аблов, сквозь усилившийся гул мотоцикла, не понять. Будто самому себе что-то доказывая, но по некоторым обрывкам фраз ясно, что он материт Ольгиного отца...
Сказав дома что-то матери Аблов уехал. Мать сокрушается ему вслед: «Боже, что же теперь будет?»
Любино не велико и найти выпивох не сложно. Здесь всего одна чайная и железнодорожный буфет. Но в буфет ходят люди посостоятельнее, так, как там всё очень дорого. Но когда чайная закрыта и очень «приспичит» идут туда и простые выпивохи. Поэтому Аблов поехал прямиком к чайной.
- Я так и знал, Штутц, что тебя здесь найду! – сказал он разъярённо с порога – «запрёг» свою дочь и сидишь тут прохлаждаешься? Я детей не эксплуатирую и на работу не беру! С сегодняшнего дня с этим покончено. Девчёнка от изнеможения с телеги падает, а он тут сидит нажирается!
На шум выглянула Мария в зал и обомлела. Она не видела, что отец опять здесь сидит. Да и что было бы пользы, если бы увидела? Он знает, что она не имеет никакого права запрещать ему сюда приходить.
Из сказанного Абловым, Мария только уловила: что-то произошло с Ольгой и прислушалась.
- Чтоб я ребёнка больше не видел на телеге! А если цех сегодня встанет, с тебя взыщу, это запомни!
- Что с моей сестрой, товарищ Аблов? – испуганно спрашивает Мария его у выхода.
- С какой сестрой? – не понял Аблов.
- С Олей! Я старшая дочь Штутца.
- Вон оно что? Домой я её отвёз. Ей уже лучше – успокоил он девушку, видимо заметив бледность и испуг на её лице – она упала с доски и ушиблась порядком. Но почему вся ваша семья допускает это?
- А что мы можем поделать, товарищ Аблов? - спросила Мария смутившись.
- Со двора гонят такого отца, вот что! – прокричал он в ответ и вышел.
Мария поспешила к своей мойке, где уже накопилась гора грязной посуды. Люди слышали, как грубо Аблов разговаривал с ней, будто она виновата в том, что происходит с отцом. Любино не велико и почти все знают друг-друга. Со стыда сгореть можно! Легко сказать: «Гнать со двора!» Но кто прогоняет больного отца? А что алкоголизм болезнь, в этом Мария не сомневается.
Она помнит отца и совсем другим: Паулина была уже взрослая, да они трое малышей, когда он уходил в Трудармию и когда возвратился не был он ещё таким. Потому, что не ему одному было трудно переносить тогдашние тяготы, которые многим стоили жизни. Он рад был живым возвратиться. Поэтому остался прежним, заботливым и любящим отцом. С каким уважением он относился к матери, к бабушке и как он радовался рождению Анечки и Саши! Но эта история с быками сломала его. Самое больное для него было, что многие свои же односельчане, к тому же немцы, верили в навет, хотя его освободили, продержав столько под стражей с полным оправданием и возмещением убытка. И он стал пить с теми, которые распространяли про него злые слухи и открыто говорили: «Не бывает дыма без огня!» Таким образом полагал он, объяснить им за стопкой свою невиновность и они поймут, что не правы. Поняв, что они только используют его, решил лучше покинуть село, чем дольше быть без вины виноватым.
С рождением Сашеньки, Филипп воспрял духом, теперь у него два сына! Но когда через два года умер13-и летний Андрюшка, которого в больнице, в этом они уверены с женой, выкинули живым в столярку, в грязь с опилками и накинули сверху носилки. Лёжа вниз лицом, он задохнулся, потому, что рот и нос были забиты грязью...
За время похорон сына, отец весь почернел и после опять запил. Стал каким-то обозлённым на весь свет. И к семье уже не те отношения. Он страдает от своего недуга, не меньше чем семья. И может быть поэтому стал Филипп совсем мало есть, думая сэкономить на себе пропитые деньги? Порою до месяца выдерживает, не пьёт. Но потом сорвётся и опять на несколько дней уходит в запой. Стал всё больше угрюмым и порою жестоким. Детей не бьёт по мелочам, но если за что-то разьярится, бьёт будто потерял рассудок.
Всё это проносится в голове Марии, пока она моет посуду. Она так волнуется за Олю, словно в предчувствии беды, поспешила домой, как только другая посудница её сменила.
Дома Мария застала плачущую мать и стонущую на своей лежанке Ольгу. Отца нет и малышей тоже нет.
Мария поняла, что произошло что-то ужасное и от негодования спёрло спазмой горло.
- Что случилось, мама? Где отец – спросила она сдавленным голосом.
- Кто его знает, где он. В это время уже пора лошадей выгонять в ночное – ответила мать сквозь слёзы – а погонит или нет, или всё бросит, я не знаю. Он сильно избил Олю. Я пыталась её прикрыть, так и мне досталось. Хорошо ещё, что берёзовая палка, которую где-то подобрал, оказалась порядком трухлявой и быстро сломалась, не то убил бы наверно. Он уже все человеческие чувства пропил. У неё и так при падении на ведро может печень повредилась. Думала отец придёт домой и надо врача позвать, она продохнуть не может. А он вместо этого, кинулся на неё, как разъярённый зверь, стянул с лежанки и давай бить. Не знаю что теперь будет, но так продолжаться тоже не может – сокрушается мать.
- А где маленькие?
- Наверно у Охотниковых на качелях. Хорошо что не при них это всё произошло!
Мария села рядом с сестрой и тоже заплакала, гладя её волосы притронулась ко лбу:
- Мама, надо скорее вызывать врача! Оля вся горит. – она быстро поднялась, чтобы идти.
- Боже милостивый, что же делать? Но нельзя вызывать врача, дитя! Каждый сразу установит, что она избита. И чем это потом объяснишь? Сказать правду, отца посадят. Разве мы можем такое сделать? Он оттуда уже не выйдет. Уже и так кожа, да кости. Директор и то наверно пощадил его и вместо больницы привёз Олю домой, как она попросила. Знаешь что, Мария, сходи к кому-нибудь из соседей и попроси чего-нибудь от температуры.
- А что я скажу, если спросят для кого? Я врать не умею.
- Скажи что Оля затемпературила, поэтому домой привезли. Наверняка кто-то видел, что директор её привёз. Ещё с ним на одной улице живём, стыдно-то как, если он ещё кому-то из соседей рассскажет! Господи, это будто уже не он творит, а злой дух его обуял. Надо молиться за него, чтобы Господь помог.
А Олю я напоила ромашковым чаем и сделала им же примочки на кровоподтёки. Больше нечем.
Мария пришла с аспирином и немного уксуса в стаканчике принесла.
- Ходила к тёте Симе. Она сказала, что надо разведённым уксусом натереть лодыжки, помогает сбить температуру. Мама, она слышала, как Олю били. Сказала: «Я хотела уже за милицией посылать. Но вскоре всё затихло и я увидела, как Филипп ушёл быстрыми шагами - рассказала Мария - Я не смогла скрыть и рассказала ей всё. Попросила только никому не говорить. Она пообещала - не расскажет!
- Нет, не расскажет. Сходи за Аней с Сашей, а я Олю пока натру уксусным раствором...
Почти неделю Ольге трудно даже пошевелиться без стона. Но она крепкая, выдержала без больницы.Теперь боится только, что желтозелёные пятна не пройдут к школе. И ещё больше боится встречи с отцом. Он как ушёл в тот день, так ещё не приходил.

После линейки, 1 сентября, Ольга как и все опять села на своё излюбленное место.
И Женя Ремпель, конечно тоже сел на своё, рядом. Но он как-то так внимательно в неё всматривается, что она смутившись думает: «Наверно синяки ещё заметны», но вслух немного грубовато спрашивает:
- Что уставился? Не узнал что ли?
- А что нельзя что ли? – отвечает парнишка вопросом на вопос – узнал конечно, но долго не видел вот и смотрю. А ты как-то изменилась, Оля. Какая-то слишком серъёзная и взрослая стала...
«И ты бы, Женя, повзрослел на моём месте. Ты в Артеке отдыхал, а я всё лето работала, да ещё избита» - пронеслось в голове. Но вслух ничего не ответила, а уткнулась в книгу.
Её, как и в те годы, опять избрали санитаркой и звеньевой. Санитарки носят всегда белые с красным крестом, повязки. Должны носить и сумочку на плече с нашитым крестом, в которой всегда йод с бинтами. Но санитарки их не любят и после утренней проверки снимают. Она мешается и быстро пачкается. А на другом рукаве у неё нашита одна красная полоска звеньевой. Этих поручений для неё вполне достаточно и она рада тому, что её больше ничем не нагружают, у неё не хватило бы времени. Девочка чувствует себя в школе нужной и счастливой. Каждое утро санитарки должны стоять у дверей в класс, когда прозвенит звонок и проверять внешний вид: чистоту рук, шеи, ушей. Как звеньевая, она должна обращать и внимание на месте ли пионерский галстук. Кого-то приходится иногда отсылать в туалет умываться.
Женя тоже всегда подходит, протягивает руки и подставляет уши. Но она, зная его безукоризненный вид, мельком глянет на него и тут же проверяет следующего.
Однажды, заметив краем глаза, протянутые Женей, сильно грязные руки и его победоносный взгляд, поняла: грязь с чернилами вперемешку. Ольга глянула ещё раз жалким, чуть насмешливым взглядом и перешла к следующему. А когда проверив всех, села на своё место, увидела его красные, но идеально чистые руки. «И зачем он это делал? Немало пришлось поскоблить, пока отмыл!» - подумала санитарка. Поняла ли она, что он специально измазался, чтобы обратила на него внимание? Но с тех пор она с усмешкой, но регулярно проверяла руки Евгения Ремпеля...
Но у неё не сотрётся из памяти школьной жизни тот эпизод, когда фотографировали их 4-А в конце учебного года. Она огорчилась, когда Вера Павловна, взяв за рукав Женю, посадила его на стул во втором ряду, а с обеих сторон усадила Тамару Прозорову и Люду Пахотину. Это дочери очень влиятельных родителей маленького Любино. А Женя, тогда ещё маленький четвероклассник, повернулся к ней и как-то виновато попросил:
«Оля, встань, пожалуйста сюда!» - и указал место за своим стулом. И она почему-то повиновалась ему, словно поняв, что это будет единственная фотография её счастливых школьных дней и что она имеет право занимать место рядом с ним, раз он сам об этом просит. Так и стоит эта маленькая ростиком девочка с угрюмым личиком, будто хочет заплакать, сложив руки на спинки двух стульев, Евгения Ремпеля и Тамары Прозоровой. В этот момент маленькая девочка уяснила, какая пропасть между бедностью и богатством, между влиятельными и простыми, как её семья людьми, а значит и пропасть между ней и Женей.
Сами девочки не претендовали на место рядом с Женей. Они знали, что он со всеми обходителен, но Оля у него на особом месте. Зато это сделала за них учительница. Это был последний урок в начальной школе, будто специально проведённый для них любимой учительницей, Верой Павловной Петровой...
Ольге идёт четырнадцатый год и она всё больше ловит на себе взгляд соседа по парте. На переменах Женя не всегда встаёт и старается её не выпускать из-за парты. То за косу дёрнет или ни с того, ни с сего начинает её щекотать. Она только скажет: «Отстань, Женя, что нашло на тебя?» И он надолго замолкает. Иногда начинает легонько щипаться. Так он донимает её порою до слёз. Тогда уже испуганный Женя успокаивает её, поглаживает волосы, пытается взять за руку, извиняясь:
- Оленька, прости, я же не хотел тебя обидеть! Неужели так больно, что плачешь? Ну почему ты всегда такая грустная и строгая? Я же просто с тобой хочу поиграться, а тебя никак не развеселить».
- Что меня веселить? Маленький чтоли, тогда в детсад иди и играйся. Ты знаешь, что означает слово «отстань»? Так вот отстань от меня, Женя и оставь меня в покое – огрызнётся Ольга и оба опять молчат. А он только искоса поглядывает, ожидая момента, чтобы снова заговорить.
Невдомёк мальчишке, что и она не прочь бы подурачиться. Он очень хороший, красивый и стройный парнишка, а за лето ещё так подтянулся! Она бы может тоже глаз не сводила с него. Но зачем себе создавать ситуацию, чтобы их дразнили, как некоторых: «жених и невеста»? Такому не быть! Она давно уяснила разницу между бедностью и богатством. И над собой не позволит надсмехаться...

Филиппа почти никто не видел, пока жил у себя на конюшне . Попросит кого-нибудь принести хлеба, молока и консервы, а сам никуда не выходит. Он вернулся домой через две-три недели, ешё более исхудавшим, но с деньгами. Директор видно пощадил семью, так как воду кто-то подвёз и цех не останавливали.
А Ольга опять даже во время учёбы возит воду по вечерам, сменив отца.
Водокачка находится совсем на другом конце городка и промкомбинат тоже. К этому времени уже вся территория пустынна. Она делает две поездки, чтобы отцу утром рано не запрягать после ночного. Жердями он прекратил торговать. Поэтому ей можно теперь ночью спать.
Как работника его всегда хвалят, если бы не эти срывы. И нет-нет да приходится Ольге даже школу пропускать, чтобы он не потерял работу. Она понимает, что потеряй он работу, катастрофа для семьи.
К зиме он позволил жене купить дочери новое пальто и дочь безмерно рада, что не придётся уже ходить в латанной жакетке, которая к тому ещё стала малой. Но в ней ещё будет ходить маленькая Анечка. И наверняка так же будет вешать её неподалёку от порога, чтоб не видели, когда одевается...