Люди-дельфины

Вечер.

Мне кажется, я умираю. Мне кажется, что ничего вокруг меня нет…
Я иду куда-то по этому серому миру, смотрю в его синие окна, подставляю плечи под его желтые звезды и мне кажется, что всего этого нет. Нет кирпичных переулков с медными люками, нет высоких конусных крыш и усов-антенн… И дома, что дышат дымом, они тоже медленно умирают, глядя на свет грустными клетками витрин. А кто ползет по этой странной улице? Это я ползу… Одежда моя порвалась, ветер треплет ее раны… Я иду-бегу-позлу… Я ползу-ползу-ползу… Скорее всего, я ползу. В меня даже не плюют, не бросают мусор.
Улица, улица, улица… Широкая, как глаза, твердая, как душа, тяжелая, как небо. По улице лица и спины. Их нет. Сгустки протоплазмы, курят, смеются, дуют пиво и кефир, носят джинсы и вельвет, рассказывают смешные и грустные истории. И кто-то тоже вместе со мной ползет рядышком. Чувствую локоть с колючками… Слышу дыхание и ощущаю запах слабого человека. И много-много черных, неживых глаз… Глаза везде, вокруг меня, внутри меня. Словно пчелиная орда, жужжащая, страшная, грозящая ужалить. Я не боюсь, кусайте, я дам вам выпить себя легко, мне не жалко. Потому что я в вас не верю, вас нет, как нет улицы, спин и меня. 
И солнца тоже нет – это просто мираж, едкий, горячий, расплавленный… Он капает сверху на головы и спины, на крыши и стены. Которых тоже, увы, нет. И нет моей кожи, которая краснеет под убийственными лучами, нет моих волос, которые светлеют от соленой воды и становятся жесткими, как алюминиевые пруты. Воздуха тоже нет, им не наслаждаются куцые унылые деревья. Воздух – хлопья, воздух – пена, в синей канаве белые пятна… Пахнет жженой пластмассой и кислотой. Дышать очень больно, становишься сразу пьяным и легким. И деревья стоят нетрезвые, шевелят пальцами-обрубками, зелеными и коричневыми. Их зелень – это цвет моего грустного лица, а все остальное – бесперспективно.
Пляжа тоже нет… Нет песка с прозрачными мелкими слезами в лимонном пепле. Нет камней, с прожилками серебра и золота в телах. Камни интересные и загадочные, молчат, не плюются лучами в море, не держат на себе жилищ, а только режут ступни и греют крабов. И где-то пустые бутылки и смятые сигаретные пачки, и какие-то бумажки летают, как чайки. 
Ни-че-го нет… ни-че-го… Надо, наверное, написать песню о том, что ничего нет и начать ее какими-нибудь яркими словами. Например, с яблок. Песня о том, что мир прекрасен, как яблоки, и что мира нет, потому что он съеден. И будут струны петь о том, что сердцевинка мира выброшена на помойку, расклевана бандитами-воробьями и растоптана чужим подкованным каблуком. Пора идти-бежать-ползти. Пора ложиться спать.
Я ложусь спать и умираю… сердце тук-тук-тук. Ухо вторит ему: тук-тук-тук. Там где-то в голове шумит кровь, она хочет вырваться на подушку и облить ее алым морем. И в глазах у меня красные пятна, как будто художник, что рисовал мой организм, был сумасшедшим и потерял все краски своей дикой палитры, кроме алой. Больно… очень больно засыпать – я боюсь закрывать глаза, боюсь увидеть сны. Сны всегда страшнее того, что испытывал днем. А может, их тоже нет? Наверное, нет. Боль нашла меня через позвоночник, проткнула своим жалом, нервы дернулись и звонко пропищали в ушах. Надо поглубже нырнуть в постель, замуровать голову одеялом и прекратить дышать. Рот закрыт, рот открыт… рот закрыт, рот открыт. И когда туман появляется в голове, становится прохладно и сладко на языке. Снова кровь льется и поют в ушах неизвестные молотки.
А может, я уже мертвый? На самом деле? Как это весело, наверное, ощущать себя мертвым… Ущипнуть себя за плечо – больно… Сжать зубы до хруста – больно… Укусить язык – больно и слезы брызжут. Слезы – это ерунда, они не страшные и их не стыдно. Глаза щиплет эта соленая, кровавая влага. И ухо опять – тук-тук-тук…
Ну конечно! Какой же я глупый! Я уже мертв! Как же я сразу не догадался! Думал о чем-то, что-то пытался ощутить, понять, испытать, поведать… А не нужно было этого… Это все лишнее, бесполезное, второстепенное, далекое, неважное… Какой же я глупый и мелкий. Трачу себя на крупинки и молекулы, разрываю свои вены и артерии, и думаю, что это поможет. Ха-ха-ха! Вот теперь стало смешно.
Ведь не может такое произойти с живым человеком! Не может, точно… Ни одно живое сердце не перенесет таких потрясений и переживаний… И крепости мозга Сократа не хватит для анализа происходящего вокруг. А тем более, моего скромного, жидкого и недоразвитого серенького вещества… Нырнул в подушку, ухо стучит, пробивая еще одну дырку в голове. И кровь уже не сладкой стала, приелся вкус ее на языке, уже не реагируют рецепторы. И живот-предатель не спит, желудок-негодяй засасывает последнее здоровье в себя, брыкается там какой-то демон.
А я не ощущаю боли, во мне все спеклось и остановилось. 
Выходит, я мертвец? А что, интересная мысль…
Надо попробовать не дышать, раскинуть руки по кровати, уставить глаза в мрачный потолок. Закрыть глаза, открыть. Где разница в темноте? Как подавить собственное дыхание, которое вопреки воле или тому, что принято называть волей, все равно вырывается из тесных ребер? Кость сильнее воздуха, она тверже и грубее. А оказывается, нет.
Сейчас только бы не приснился ни один сон. Эти страшные картины, колючие образы, размазанные по подсознанию. Только не они… пусть кто угодно придет и придушит, но только не сны. Когда видишь сны, начинаешь снова думать, что живешь, а ведь это неправда!
Я летал над голубой водой с бронзовыми рыбами, я находил золотые монеты в изумрудной траве, я дрался с полком обезумевших монстров и это была настоящая жизнь. И я уже почти поверил, что жизнь – она вот такая, не иная и не кривая, что она существует… А после проснулся и ощутил сухой язык, мокрый лоб и ноющий желудок. Зачем? Зачем вы приходите ко мне, сны? Проклятые, мерзкие, гнусные, пакостные, гадкие сны. Прочь от меня! Прочь! Уберите свои радужные лапы! Я хочу стать мертвецом и мне не нужно никакое другое состояние, мне так удобно и легко, мне комфортно, черт вас всех возьми и разорви на миллионы крох. Я хочу быть мертвым в мертвом мире без лишних субстанций и олицетворений. Прошу вас, сжальтесь надо мной, не портите ничего.


Утро.

Утро, которого нет… Матовая неживая заря, розовые блики на пустынной стене и громкий шорох птичьих крыльев. И снова рождается день, который выползет из кромки облаков, зевнет, потягиваясь ветками к росе, и накроет собой мир. Которого тоже нет… И снова очередная реинкарнация безжизненного, бесполезного состояния. Какое мучительное, ежедневное перерождение, какое оно жестокое и по-хамски назойливое…
Туман в голове, сизый и плотный, рассеивается под пронзительными выстрелами солнца, и ночная муть обретает очертания комнаты. Мертвые руки находят в тишине твердость и тело всплывает из глубины болезненных привидений. И снова все такое же, как и вчера.
И полетят в стакан крупицы кофе, сдружившись с белым песком, и нарисуют в настроении орнамент для бодрости. И белая лава кипятка растворит все их мечты… И мои тоже… И галстуки, сорочки, пиджаки – ежедневный панцирь человека, оболочка, мишура. И где-то в складках нарядного платья тоже должна быть мечта.
А есть ли вообще мечта в мире, который ежедневно умирает и воссоздается? Что это такое? Странное, пугающее, неведомое чувство мечты. Ползти под солнцем, обрывая ткань на локтях, поглощать холодные бутерброды, представляя божественную амброзию, и запивать мертвым нектаром апельсинового сока? А потом трястись в душной коробке вагона, толкая плечом прекрасную нимфу с плеером в ушах, уступая место дряхлым нимфам прошлого. И в этом тоже должна быть мечта?
Мечта как кукла, которую вырезает маленькая девочка. Она сначала просит у мамы купить ей альбом цветной бумаги, ножницы, которыми невозможно порезать пальчики, и пачку карандашей. А после Девочка прикусит губку, нахмурит брови и сделает себе куколку… Красивую, с ручками, ножками. Девочка нарисует ей выражение лица, кривые губ и эллипсы глаз. Склеит из остатков бумаги невесомое дурацкое платье и станет играть своим творением ровно одну минуту. А потом выбросит, забудет, наступит, уронит, раздавит, сомнет, скомкает… И кончилась мечта… Уже нужна другая.
Какое-то все получается лиловое и радостное. Купить дом на озере? Ловить окуней из окна спальни? Посеять анютины глазки в ящике на балконе? Кормить паршивых, ободранных голубей крошками душистого французского багета? А потом пригласить всех друзей и жарить мертвое тело свиньи на горячих трупах деревьев? И глотать водку и глотать виски и заниматься любовью с приглашенной красавицей из социального сайта… Заниматься любовью – это уже само по себе убивает всякую любовь.
А друзья начнут орать песни, сочиненные тобой в пору беспросветного романтизма и недобитого оптимизма. И гитара в чьих-то руках будет плавно, мелодично погибать…
А где друзья-то? Кто они? Что это за странные, небесные люди? Они тоже произошли от двух сумасшедших обезьян? Или у них были иные предки? Друзья… друзья… Они мертвы, как мертв и я, как мертво море и кудрявые хлопья небесной пены.
Когда ты светел и счастлив от мыслей и желаний, у тебя есть друзья. Когда ты нараспашку оголяешь грудь и пульсирующее сердце выплескивает наружу литры везения и фарта, у тебя есть друзья. Когда ты пьешь в уютном модном кафе и угощаешь приходящих существ, у тебя тоже есть друзья… А лишь наступает миг задумчивости о бренном сущем, о неприятном и постылом, как друзья тут же исчезают. Ты сидишь за столом и спрашиваешь их, что такое дружба, что такое уважение, и видишь, как в мультипликационном мираже друзья растворяются и рассеиваются в дымке повисших слов… Ты мечтаешь им всем помочь и показать, что важнее их в твоей жизни нет никого, а это расценивается, как навязчивость и притворство. И когда твое здоровье собирает вещи и заказывает билет в морг, друзья поспешно садятся на параллельный поезд и пространство скрывает их следы… И ты валяешься дома с температурой, звоня и прося о внимании, ну хоть о малой дольке этого самого внимания… А рядом только врачи – топорные, циничные, пахнущие какой-то мерзостью, они на работе, им положено. А друзей почему-то нет… Они тоже на работе, все в деньгах, все в проблемах, в постройках, в скандалах. Куда им до меня… Вот когда будет интересно – тогда я сразу извлекусь из амнезии, словно старый отпускной чемодан. И стоит ли заботиться об отсутствии таких друзей?
У меня нет друзей, потому что я их сам всех уничтожил. Я их убил, зарыл в грязном подвале своего сердца и присыпал дустом. Они разлагаются там, покойно, смиренно, без всхлипываний и стонов. Лишь иногда появится чья-то мертвая рука из-под пластов тяжелого пространства и голубой экран мобильника выплюнет «Привет. Как дела?» Вот и все, чего я достоин, все, чего я на самом деле заслужил. Как дела?
У меня нет никаких дел. Потому что я ничего не делаю, я ничего не создаю, и ничего не крушу, ничего не леплю, ничего не рисую, ничего не отливаю, ничего не высекаю, ничего не вырезаю, ничего не строю, ничего не… ничего не. Ни-че-го. Те времена прошли, исчезли, теперь совсем все по другому. Я просто ползу-бегу-иду на работу и умираю там, как кусок старого, черствого интеллектуального вещества. Иногда я надеваю маску, склеенную из фарисейства и лизоблюдства, и подражаю великим коммерсантам прошлого, которые душили тысячи невинных и обрели за то рай и славу.
И в этом гнилом болоте тоже есть скользкая кочка мечты? Наступить бы на нее и вжать с упорством и ненавистью в вонючую, зеленую массу. И сразу полегчало от логичности и порядка. Не бывает грез в промасленном и скользком, агонизирующем мире, погибающем от собственной бессмысленности.
Я иду-ползу-бегу. Ни себе ни вам не лгу.
Ходят тени по стенам и крышам, ветер гнет заржавелые прутья, я из сна сумасшедшего вышел и… И опять все тоже самое, все такое же серое и бархатное, приятное на ощупь и теплое, облегающее и мягкое… Знакомое, близкое, почти любимое.
Опять кто-то рядом ползет, обливая меня своим знакомым запахом. Опять не щекочут подошвы асфальт, и нет ни одного приличного гвоздя в трещинах унылой дороги.


День.

В аквариуме, с говорящими рыбками в галстуках и блузках, нет места ничему разумному. Потому что это разрушит патриархальный, древний обряд поклонения бумагам и скрепкам. И звучат из углов аквариума заученные, прилюбострастные телефонно-факсовые молитвы… О боги! О демоны, властвующие над жизнями и душами, о великие и мощные силы, отцы наши и создатели! Да святятся и преумножаются ваши громады банковских счетов и ценные рулоны в заоблачно-космических депозитных ячейках! И ползают по лаковому паркету светящиеся от эзотерических возлияний небесные дети… Дети-рыбы, дети-икринки, дети-взрослые.
И если кого-то вырвало, то почитается это словно сигнал к прозрению, как начало нового этапа офисного просветления… И разве это не прекрасно? И разве это не мертво? От мертвенности этого рая хочется прыгать и обниматься, хочется целовать приходящих курьеров и обнажить свое энергичное безжизненное тело в сладком порыве эротичного трудоголизма.
Ах, какой экстаз, ах какое наслаждение – скакать по гималаям деловой переписки, среди незавершенных деловых переговоров, лавируя ногами-лыжами между нагромождений снежной оргтехники! Какой светлый и душераздирающий оргазм! Какой искрящийся и разрушительный эмоциональный вулкан! Побольше допинга, товарищи коллеги, побольше энергетики и страсти! Безбоязненно вплескивайте дозы голимого энтузиазма в свои трудовые вены, это воздастся вам золотой россыпью зарплатных ведомостей!
И снова кофе-кофе-кофе… И снова факсы-факсы-факсы… Какая нежная симфония рингтонов, какое милое поскрипывание копировальной конструкции. Мой мертвый день и я мертвец в нем главный. А день бурлит пьяной брагой событий, искрится на гипсокартоновом фоне, обливает информацией наши трепещущие рыбьи тушки.
Я сижу в мягком и теплом, мне сухо и уютно… Алло, поставка? Алло, отгрузка? Алло, дебиторка? Алло, люди… Алло, боги… Алло, ваше величество бизнес.
Посмотрел в окно сквозь прозрачную пластмассу, там калейдоскоп энергии и огненные молнии трамваев… Посмотрел внутрь – тут миллиарды действий, звуков и клокочущая масса очень важных второстепенностей… Какая разница, куда смотреть? Какая разница, в какую сторону смотреть? Все одно и тоже, если поменять местами, отличия исчезнут.
Галстук, тряпичный питон, – атрибут социального статуса – обвил шею, затянулся узлом на кадыке и красиво поблескивает чешуей под искусственными протуберанцами ламп. Ну, давай же сильнее, чего ты медлишь? Я тебя оживлю, оболью горячим кофейным ручьем, дави… дави… Я уже давно готов.
На телефонной панели серые кнопки, надо лишь знать специальный магический код и скрюченными холеными пальцами набрать комбинацию… И тебя пустят в ад, и скажут «добро пожаловать» и преподнесут на стальном блюде хорошо обжаренную, свежую душу праведника-конкурента. Отведайте на здоровье…
Алло, поставка? Алло, отгрузка? Алло, поставка? Алло, отгрузка? Алло, поставка? Алло, отгрузка? Алло, поставка? Алло, отгрузка? Алло, поставка? Алло, отгрузка? Алло, поставка? Алло, отгрузка? Алло, поставка? Алло, отгрузка? Алло, поставка? Алло, отгрузка? Алло, поставка? Алло, отгрузка? Алло, поставка? Алло, отгрузка? Алло, поставка? Алло, отгрузка? Алло, поставка? Алло, отгрузка? Алло, поставка? Алло, отгрузка? Алло, поставка? Алло, отгрузка? Алло, поставка? Алло, отгрузка? Алло, поставка? Алло, отгрузка?
Вы кто? А вы кто? А судьи кто? А продолжение где? Вы уверены, что мы вместе? Мы подружились? Мы друзья? Алло… Арендная плата, договор подряда, безналичный расчет, передача прав третьим лицам… Друзья, мы с вами купаемся в плодородном море терминов. Алло… Друзья, наш корабль идет к месту перекрещивания вселенных поставщиков и покупателей. Алло… Мы славим психологию потребительства и материальных ценностей, да здравствует головокружение от движения, да вознесутся на облака успеха наши закаленные, тренированные языки… И да прибудет с нами сила… Алло! Алло! Ха-ха-ха…
Мир денег не терпит слабости, в царстве успеха нет места бесхребетным, заоблачным мечтателям – плюнь на всех, нажимай и дави, под гнет всех инфузорий, неспособных на взлет! Помнишь, в январе ты растаптывал льдины, крушил своим весом эти хрустальные камни зимы? Воскреши в своей мышечной памяти эту динамику, дави конкурентов, прессуй контрагентов, мордуй дилетантов, уродуй дилеров-дистрибуторов-франчайзеров-мерчандайзеров! Топи утлые скорлупки частного предпринимательства на весельной тяге! Огонь из башенных орудий главного калибра по фортам и цитаделям честных правил конкурентной борьбы! Мир – война, кругом – война! Ты – воин! Все мы сержанты и рядовые беспощадного спецназа бизнеса! Каждая секунда жизни – это неравный бой! Не щадить соперника! Пленных не брать! И ты должен выстоять по колено врастая в грязь, по пояс закатанный в бетон… И тогда тверди под твоими святыми ногами вспухнут и прорастут недостижимым олимпом успеха!
Успех-х-х-х… Х-х-х-х-х!!!
Успех, это когда ты проглотил быстрее и проворнее всех остальных, когда не поддался каким-то дешевым душевным лирическим вывертам, когда сожрал того, кто мог бы сожрать тебя… Ха-ха-ха!!! Чувствуешь, как его кровь теперь разбавляет твою? Ощущаешь, как глаза врага заостряют твои зрачки, и ты видишь теперь в темноте словно пантера! Наливаются силой соперника твои мускулы? Кипит его усопшая, былая угроза в твоей пищеварительной системе? Это и есть Успех…
Возрадуемся, дети-икринки, этому божественному состоянию, похлопаем себя по хрустящим карманам, плюнем в лицо опасностям и трудностям своей желчной слюной закаленных бойцов! Мы этого добились… Нас этому учили… Тебе это всверлили в кору… И мертвый мир металлов и папируса вновь раскатал победный марш на перемолотых скелетах побежденных!
Нет! Нет! Нет! Этого не может быть! Этого не может быть! Это не я… Это точно не я…
Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет!
Как я очутился в этом аквариуме, где даже злобная пиранья позорно прячет свое серебристое туловище в придонных зарослях? Кто телепортировал меня в этот ядовитый мир? Где даже царь смертей низложен и подавлен и с каждым утром на трон восходит новый хищник, еще более изощренный и алчный? Чего общего у меня с этими волками-убийцами в человеческом обличье, с притворной дежурной улыбкой на клыкастой пасти?
И думать об этом тоже нельзя, от мыслей портится лимфа и свежий кислород протухает в легких… Нельзя думать мертвецу среди мертвецов, среди кладбища человеческих душ, среди пыльных гробниц и могильных плит. Сейчас и меня вывернет на красно-древесный стол, заваленный отчетами и актами, на лицо прекрасной жемчужной бумаги с фиолетовыми глазами гербовых печатей. Брррррррррр… Хрипота и кусок стекловаты в горле. Хрррррр… Успех-х-х-х…
Не верю, не верю, не верю. Я попал под маховик огромного чугунного катка под названием системная интеграция. Не верю, не верю…
И вот он – логический тупик… Кирпичная стена архивов и базы данных с шершавыми боками… И заостренные колья письменных принадлежностей, сохранившие куски и останки прошлых немощных жертв. Поскользнешься, навернешься, грохнешься на эти зубы дракона, распорешь требуху и будешь гнить, задыхаясь от собственного зловония… И никто не заштопает рану, и никто не подаст воды с глюкозой… Друзей нет… Никого нет. Есть бизнес и ты… Есть вселенная, кишащая плотоядными документами, и ты. Все мертво вокруг, все темно вокруг, все вокруг тебя… и ты в центре – величественный мертвец, с ореолом неудачника на пропеченных солнцем волосах.
Бежать… есть выход – бежать. Скрыться, спрятаться, исчезнуть, пропасть, потеряться, сгинуть… Свалил в мусорную корзину все со стола, присыпал конфетти из разорванных счетов-фактур, вышвырнул в окно галстук. Дышать, дышать, дышать! Дайте мне этого мертвого газа, углеродного, ацетиленового, углекислого воздуха… Уж если умирать, так под оркестр промышленных труб, под композицию зловонного города, исполненную антиэкологическими выбросами… ууууухххх… ууууухххх! Успех-х-х-х…
Ты болен? Да, я болен… Ты себя нормально чувствуешь? Нет, я себя нормально чувствую, потому что я болен. Во мне недуг… Увесистый и неизлечимый… Иди домой… Домой? А где это? А что это? Хочешь, мы вызовем доктора? Нет… Не надо никакой скорой, она медленна и опасна. Я хочу написать заявление по собственному желанию…
Иду-ползу-бегу… По черной улице, расчерченной белыми штрихами зебр… С мигалками пожарных и метлами дворников. И друзей теперь стало еще меньше… Теперь не стало даже тех, кто притворялся другом, кто поздравлял с днем рождения повинуясь негласному уставу офисного этикета. Огромное, стозевное чудовище бизнеса прожевало мои хрупкие косточки и отрыгнуло меня на заплеванную мостовую…
Я ползу-ползу-ползу. Над синим морем блещет синее небо, сливается в горизонте в одну тяжелую, безмерную массу. В кармане остатки гонораров за мое прежнее служение, в голове только одно пульсирующее ухо – тук-тук-тук… Тук-тук-тук – мертвый звук… Тук-тук-тук – зло вокруг… Тук-тук-тук, я твой друг…
Мне хочется упасть на асфальт и уснуть, прислонившись к мусорному баку, укрывшись портфелем с трудовой книжкой внутри. И снова начать думать обо всем, конструировать в мозгу неведомые миры, рассуждать о пользе и смысле экзистенции. Ха-ха-ха! Я глупец и мудрец, я искусник-кудесник и бездарь, я Кандид и Хуренито, я обглоданный осколок жизни. И все это снова кажется лишним, для мертвого сознания, для мертвой души.
Над красочными витринами храмов для насыщения полощутся флаги с телефонами и красивыми девицами… Одна прошла мимо меня. Не прошла, проплыла, как крейсер, как флагман белоснежный океанский, на рубке которого позолоченный капитан. Она избалованна вниманием, обласкана глазами, изнежена шелками постелей и вскормлена подарками обожателей. Глаза ее как бурные водопады, волосы – как плодородное душистое поле, кожа – как бархатный барабан, коснись – зазвенит. Прошла мимо, прошла равнодушно, даже не бросила песчинку внимания в меня, жалкого, худого, предательски оставленного, искалеченного размышлениями. Все правильно, все совершенно справедливо. Не смотри на меня, не надо, я боюсь твоего взгляда, я могу расплавиться, как парафиновая игрушка под новогодней елкой. Следуй себе по делам, шагай на свой кинофестиваль, где будешь ты в пламени софитов стоять на сцене и тебе будут рукоплескать миллионы ценителей искусства, блестя глазами от восхищения и кокаина. Удачи тебе, журнальная девица, удачи и любви, о которой ты даже не читала.
А где моя любовь? Какие тополи-ясени подскажут? Где ее волшебный гормональный аромат? Где мелодичный шорох сексуального платья? Где объятия, поцелуи, свидания, переживания, томления и все остальные сердечные глупости, от которых взлетаешь? От которых хочется порою сойти с ума и превратиться в невесомый лепесток, упасть на грудь своей любимой и там остаться навсегда… И этого тоже нет… Моя любимая – неотразимая, великолепная, нежная, милая – мне не любимая, меня не любимая… Не любила, не понимала, не знала, не хотела знать. Она, подобно тысячам осенних птиц, улетела в далекие, теплые страны искать свое небольшое птичье счастье… И в этом была моя заслуженная награда. За то, что обожал, за то, что сходил с ума, за то, что не мог без нее жить, есть, пить, дышать. И увы, не мог объяснить этого, показать, убедить ее… И она улетела. А я не остановил, не задержал, не расставил нежную сеть из уважения, обожания и ласк… Не осыпал фиалками и тюльпанами, не заключил в жгучие перекрестки своих объятий… Не попросил прощения за то, чего не совершал. И пусть она в оазисах Африки нежится под пальмами и ее обнимает посторонний, безвестный мужчина. Я остался здесь, я остался в своем сером, безликом, грязном, мертвом мире. Я иду-ползу-ползу. Я дышу, смотрю, скучаю, и у меня даже нет мечты.
Иду-ползу по проспекту, сотканному из тысяч улиц и переулков, из зданий и строений, ползу по жесткому рельефу, собранному из волшебного урбанистического конструктора… Звучит музыка в такт шагам, пестрит нотами уродливая мелодия. Надо купить себе пистолет, надо стать владельцем мощной переправы из мира этого в мир, также этот… И это возможно, скорее всего это даже возможнее и осуществимее всех самых реальных прожектов. Проще прострелить себе башку и залить стены кровавой смесью, чем перейти на ту сторону проезжей части… Блуждания по коридорам логики и сопоставления реальности с нереальностью приводят лишь к одному неоспоримому выводу – исцеление через смерть… Все бесполезно, все бестолково, все бессмысленно… Мира нет, он – фантом и видение. Ощущения все ложны, боль обожженной сковородкой ладони есть реакция собственного бессилия, направленная на жалость… Потребность в жалости и сострадании – это яд, разрушающий прокариоты и эукариоты любого разумно-неразумного существа… И нечего бояться этого славного, чудесного перехода. Если ты уже мертв и вся материя вокруг тебя мертва, не будет боли и соблазнов в последний момент отдернуть руку от виска и начать построение «новой», более совершенной жизни. Смерть – есть само совершенство, конечная и начальная веха всего сущего.
Эй, троллейбус, не раздави меня. Мне еще надо не забыть купить спагетти на ужин и пистолет, уступи мне пространство, не дави меня. Я сделаю это самостоятельно и гораздо качественнее тебя… Надо уже закончить с этой истерией несовершенства и разочарования. И лечь спать…


Второй вечер.

Окно не показывает ничего нового. Природа затухает под бардовым закатом. Город умолкает под фонтанами неоновых фейерверков. Автобусы – спать в автопарк, служащие – напиваться в бары, проститутки – танцевать в клубы, рыбы – в глубину, геометрия – в длину и высоту… Телевизор – электронное окно – еще более предсказуем и безынтересен. Наши с немцами, наши с бразильцами, наши с сириусянами, наши с арктурианами, один – ноль, один – один, тринадцать – двести сорок восемь, сто шестнадцать – четыреста тридцать семь.
На столе бутылка коньяка, шоколад, сыр, пистолет… И мысли мертвого поэта в висках стучат нетленной строчкой. И сердце двигается где-то – я напиваюсь в одиночку… И в этом, наверное, тоже есть какая-то доля от прелести? Многие люди мечтают об одиночестве, грезят о том, чтобы только побыть одному, а у меня это великолепие имеется в невероятном достатке… Можно сдавать в аренду. Эй, кому килограмм одиночества? Кому десять? Кому сто? Бесплатно! Надо бы сделать пару звонков и разослать коммерческие предложения. Впрочем, с работы меня выперли и клиентская база осталась у них, в моей прошлой жизни.
Благоразумие вернись! Благо и разум… С помощью разума можно достичь многих благ, а можно обрести блаженство. А можно сделать так, чтобы сам разум стал в благость… Или в блаженство. Разумный и блаженный.  Это скорее всего. Разум – есть пылкая страсть и влечение к жизни. Но все разумные ее исследования приводят к неразумным выводам… Нет смысла описывать технологии познания, не нужно заниматься изучением феномена собственного, несправедливого существования. И сам факт появления человеческой жизни – он тоже, увы, несправедлив. Спросили меня, хочу ли я терзаться и бороться ежечасно, преодолевать невзгоды и жизненные препятствия? Или, возможно, разум в том и состоит, чтобы крушить и ломать лабиринты, таящие в себе испытания? Искать способы и справляться со всеми этими ловушками жизни? Разумный, значит, умный, а умный избегает любых осложнений. Умный плавно объезжает препятствия, уклоняется от проблем, придумывает колеса, мельницы, часы, компьютеры… Я умный? Я разумный? Или что я есть? По-моему, я труп… Говорящий, мыслящий, поглощающий калории, оценивающий ситуации и обстановку.
Наливаю еще полстакана жаркого алкоголя, не ради отдыха и релаксирующих нелепых рассуждений. О политике и спорте на пьяную голову мне говорить не с кем. Друзья мертвы, жена ушла, кота нет… нет даже рыбок.
Но есть множество людей вокруг, в железобетонной многоэтажке, в крупнометровых, обособленных ячейках, как в коконах. Эти хранилища коконов построены в правильном геометрическом порядке, в соответствии с генеральным планом и розой ветров… Большие, холодные, серые. И я сижу в своем персональном коконе, глотаю коньяк и смотрю на свежеприобретенное орудие, предназначенное для великой миссии. Созданное для честного лишения бессмысленной жизни у представителя этой самой многосторонней жизни.
Пистолет у меня очень красивый… Черный, тяжелый, массивный, многозарядный, автоматический, дорогой и престижный. Прямо как в кино… любой Бельмондо позавидовал бы. Снесет с одного выстрела полбашки начисто, даже не нужно сомневаться. Жаль, что со мной рядом нет ни одного Бельмондо… Выпили бы на брудершафт, наклюкались бы и ползали по полу, обнимаясь и клянясь в вечной дружбе друг другу.
Можно было бы конечно просто открыть окно и вышвырнуть в пространство мертвого мира свое мертвое от алкоголя тело, но… Но… Но. Есть сугубо эстетические причины этого не совершать… Пистолет все же как-то романтичнее, эффектнее что ли… Красиво и очень соответствует современной гангстерской моде. В новостях, наверное напишут. А какая мне разница, что после меня напишут? Мне ведь нет абсолютно никакой разницы, что сейчас, что после. И к черту эту красоту, эстетику… Это так относительно и так расплывчато… И я не стремлюсь к внешним эффектам, как масайский воин, раскрасивший свою грудь известковой кабалистикой. Допью, загоню патрон и нажму на спусковой крючок, и разлетятся красочным салютом брызги былой экзистенции. Начнется новая… А может, и не начнется… Может, вообще ничего не произойдет – и я буду также как и сейчас ощущать себя мертвецом, сытым, довольным, посредственным и мягким, как пропавший абрикос.
И в таком состоянии думается более отчетливо и яснее, чем в том, прежнем, уже почти забытом. Вот она – предсмертная радость, неистовство… Какой-то даже азарт разыгрался в крови, заплескался по натянутым артериям – до чего же хорошо думается! До чего же приятно шевелить извилинами, зная, что любая ответственность уже снята и растоптана. Наверное, это и означает сжигать мосты. Сжигать мосты, аэропорты, вокзалы, почту, телеграф. И в зареве их пламени я кажусь себе уже не жалким, брошенным, забытым, преданным, а великим, всемогущим властелином судьбы… Кайф, услада и блаженство.
Вот если бы не ухо… Снова тук-тук-тук… снова этот внутренний шум – бурление крови по невидимым каналам. В былое время началась бы паника, вызвал бы «скорую», плакался бы им в белую ткань, просил бы что-то сделать. И с блаженной гримасой лежал бы под капельницей, стонал от близости исцеления и думал бы о шашлыке… Фу, какой бред! Гнать прочь эти слабые мысли, избавляться от желания пожалеть себя! Недостойно для порядочного самоубийцы.
Хоть бы одна зараза позвонила что-ли! Узнала бы, чем и как доживает маленький мертвый человечек в тисках большого безумного мира… Людииииии! Людииииии! В кое веке настал момент – хочется пообщаться с кем-нибудь и описать процесс, и по великому и коварному закону тотальной подлости – нет никакой взаимности. Ну подпитайте мой эгоизм своим вниманием! Что вы за странные существа, люди, где наша энергетическая связь, о которой так упорно проповедуют нейропсихотерапевты и прочие телевизионные квазипсихопаты?
Людей много, очень много, и все люди разные – еще одна гениальная идея на проконьяченную голову. И люди не могут спокойно жить друг с другом… Люди изучают сами себя, люди разбирают сами себя, люди складывают людей по типам, видам, характерам, как конфетные фантики по коробочкам: сюда – красные и синие, сюда – зеленые и белые. Сколько придумано и изобретено всевозможных классификаций и дифференциаций, гороскопов, психологических образцов, стереотипов, портретов. Можно с ума сойти, подбирая подходящий образ для себя, чтобы потом где-нибудь на собеседовании гордо вымолвить – я холерик, визуал, мой соционический тип – Петр Первый или Чингисхан или Чертова бабушка! Ах, извините, нам требуется флегматик, кинестетик и Хрущев! Ха-ха-ха! Люди – дьявольские создания – и порою настолько замучивают самого дьявола своими непредсказуемыми эскападами, что он изобретает им новые каверзы. А люди довольны, упиваются своим великолепием и жаждут классифицироваться еще, больше, шире, хитрее, масштабнее. Дайте нам тестов еще, дайте нам таблиц и графиков.
А я выдумал свою дифференциацию и мне плевать на дьявола, бога и всех их родственников. И пусть я уподобился в этом занятии высокообученной толпе бездельников, у меня хотя бы есть на это оправдание – мне надо убить мое последнее время.
В нашем непонятном мире, испещренном науками и теориями, люди являются незыблемой частью общего целого – природы, и с нашей психологией в другую сферу стремиться пока рано. Мы подобны животным, наши поступки и характеристики порою идентичны поведению некоторых зверей. Поэтому есть в мире верные люди-собаки, есть упрямые люди-бараны, есть даже люди-бобры и люди-жирафы, и к сожалению, большое количество грубых людей-свиней.
Многих женщин мы сравниваем часто с кошками, некоторых – с коровами, каких-то – с лисами… В кабинетах начальников сидят люди-львы, разгрызая ребро несчастного человека-антилопы, оскаливая пасть на конкурирующего человека-тигра и отгоняя назойливых и наглых людей-гиен… Смотрю в окно и вижу людей-хомяков, томящихся в магазинных очередях за порцией какого-нибудь псевдоэксклюзивного продукта с высоким содержанием белка и протеинов; между автобусных станций шныряют люди-суслики, боясь опоздать на маршрутку. К нам домой приходят люди-мартышки и предлагают купить недорогую канадскую бытовую технику, а в государственных учреждениях просят нас заполнить бланк непоколебимые и непробиваемые люди-бегемоты.
Люди-лошади обладают удивительной, энергичной натурой – они любят просторы и себе подобных, они умны и красивы, их душа требует чистого поля, ветра и сказочной бесконечности. В безграничности неба парят люди-орлы, зорко следя за мелочью и не отвлекая собственную гордость второстепенными проблемами, это люди подвига, люди действия, стремительных атак на скуку и врагов. В каждом подъезде каждого дома обитают люди-мыши, мелкие, серенькие, невзрачные и никогда не угадаешь, что у них на уме, что они сделают – то ли улыбнутся тебе, а то ли стащат газету из почтового ящика и убегут в свою благоустроенную норку.
А кто-то может вспомнить и найти в своем окружении людей-дятлов, людей-оленей или людей-акул, кровожадных до всего чужого и не пытающихся подыскать интеллигентные способы в завладении чьим-то имуществом. Очень весело проводить время с людьми-попугаями и всегда приятно ухаживать за женщиной-журавлем.
Столько разных, столько неповторимых образов. Каждый может для себя нарисовать сколько угодно психотипов, свобода и раздолье, твори, изобретай, наслаждайся… Нет границ и шор, рамок и заборов… нет тесных правил, ограничивающих волю и фантазию…
А кто же я в этом многообразии психологической фауны? Где мое место в придуманной мной системе координат? И есть ли оно там вообще? И целесообразно ли сейчас искать свой островок в громадной вселенной жизни, когда все уже подготовлено к расставанию? Так… лишь чтобы напомнить самому себе какие-то редкие светлые минуты.
Мне больше всего на свете близки люди-дельфины… Они красивы, изящны, свободны… Они плывут в своем необъятном океане, среди громады волн и бездонных глубин. Солнце отражается на их лаковой, мягкой коже, брызги, как бриллианты, струятся вслед их быстрому, стремительному движению… Они независимы, смелы, искренни. У дельфинов нет врагов, и сами они не являются никому врагами, это такая редкость и счастье в наше время.
Дельфины любят других людей, не ясно за что, но любят… не так преданно, как собаки, и не так продажно, как кошки, но в их любви к людям есть что-то божественное… Они стремятся на помощь при любой опасности, беззаветно и бескорыстно подставляют свои могучие спины под тонущего человека. И никогда не задают себе вопроса, а зачем это нужно?
Они никогда не бывают равнодушными, их радость светится в озорных глазах, а сильный хвост выбивает из стеклянной плоскости океана искры, а печаль дельфина способна погасить любой действующий вулкан… Они никогда не прощают предательств и лжи, потому что чувствуют все очень тонко своим большим, добрым сердцем. Они величественны, прекрасны, умны. В их красоте сочетаются сила и грациозность, острый рассудок и сообразительность… Дельфин – это воплощение великолепия. Дельфины идеальны. Жаль, что в нашей коварной жизни так мало людей-дельфинов.
Достаточно рассуждений… Надоело… Не хватало еще соплей, как венца самосжигающей попытки оправдания… Решение принято… В конце концов, этот мир всеми силами пытался убедить меня в том, что он изначально мертв и порочен, неправилен и неестественен. И я ему поверил, отступать – не в моих правилах, дана четкая, конкретная директива и я исполню ее с завидной самоотдачей. Я не жду назиданий или осуждения, оценок, плюсов или минусов в графах моего «личного дела» где-то на полке в небесной картотеке… Заглядывать в бездну своей мертвой души и искать там заблудшего муравья надежды мне тоже не интересно… И в проклятом омуте моего душевного погребения ко мне не выплывет ни один нормальный дельфин и не подтолкнет меня мощным плавником к поверхности.
Хватит, наверное, мне уже ползать и презирать самого себя. Пора хоть раз в жизни совершить поступок, за который я начну себя уважать. Есть храбрость и решимость и коньяка должно хватить, без него бы не справился. А может быть, и справился… Он ведь по сути и не основной фактор при принятии решения, так – небольшой помощник, когда ничего другого больше нет… Нет друзей, нет любви, нет работы, нет веры, нет надежды, нет жизни, нет ничего… Ни-че-го…
Последняя минута… Последняя секунда… Последний миг…


Звонок.

Звонок.
???
Она…
???
- Привет, это я…
- Привет… Я узнал…
- Я не отвлекаю…
- Нет…
- Чем занимаешься?
- Ничем… Пью…
- Да уж.
- Да уж…
- Как поживаешь вообще? Как работа?
- Никак не поживаю… Меня выгнали…
- Ну, ничего, не расстраивайся, найдешь новую. Ты обязательно найдешь.
- …
- А я вот решила позвонить…
- …
- Ну не молчи…
- Говори, я слушаю…
- Я чувствую, что у тебя нет настроения… У тебя все нормально? Как здоровье?
- У меня все хорошо…
- Я рада за тебя… На самом деле рада…
- …
- Мне надо сказать тебе что-то важное…
- Говори, я слушаю…
- Знаешь, как-то все по-дурацки у нас с тобой вышло…
- …
- Я не знаю, что случилось… Наверное, затмение какое-то…
- Наверное…
- Я была не права, в общем… Я очень скучаю по тебе…
- …
- Алло! Ты слышишь меня?
- Да, слышу…
- Знаешь… я очень долго думала…
- …
- Буквально не находила себе места…
- …
- В общем так… Прости меня… Ближе тебя у меня никого нет… Давай попробуем начать все сначала?