Метро

Первый день.

Весна.
Утро.
Огромный город размазался на плоскости.
Под городом, на небольшой глубине, кипит метро.
Метро – как листопад в смешанном лесу при сильном порыве ветра, –  разноцветные лоскутки-листья срываются со стеблей-эскалаторов и в вихревом танце сыплются на платформу, их кружит и вспенивает, потоки пересекаются, сливаются, спутываются и яркой палитрой оседают в вагонах.
Метро – это другая галактика, там люминесцентные солнца перекрашивают цвета, воздух пахнет искусственной жизнью, и голубые стальные гусеницы молниеносно переваривают в своих животах тысячи лоскутков-пассажиров.
Пассажиры метро, сидя на холодной искусственной коже дивана, глядя в истоптанный миллионами каблуков пол, могут придумать для себя лишь два развлечения: либо закрыть глаза и пытаться сладко подремывать под ритмичный танец качающихся вагонов, либо наблюдать за своими попутчиками. Второе бесспорно, интереснее, оттого, что метро дарит колоссальный материал для наблюдений, метро рождает такую драматургию эпизодов, что иногда порою становится жаль, что знаменитые режиссеры совсем не пользуются подземкой – сколько бы гениальных фильмов родилось на свет.
Метро – это бесконечная повесть монологов, полная выражений глаз, гримас, мимики, жестов, поз, движений. Каждый человек – маленькая жертва метро, микроскопическая молекула этого огромного подземного организма, этой безумной, шумной вселенной…
Она.
Она – хрупкое произведение, нежная и тонкая, как утренний лучик света в тяжелых, грязных, жадных до пространства тучах. Ей восемнадцать лет, она улыбается, глаза Ее светятся блеском молодого студенческого недосыпания, а в пшеничных волосах переливаются фальшивыми бриллиантами фиолетовые розочки. Она поглощена музыкой, – в ушах плеер с каким-то иностранным певцом, а в сумке через плечо – пачка цветных смешных открыток вместе с прилежными ученическими тетрадями.
Она быстро идет по платформе, и мрамор отдает честь каждому Ее шагу и щелкает языком самоуверенного мачо – цок, цок, цок…
Он.
Он – взрослый и умный, с выражением перманентной серьезности на красивом классическом лице. Ему скоро тридцать четыре, у Него короткие волосы с редкой сединой, высокий лоб и ухоженные руки. Его серые глаза оценивают толпу и ищут смысл в ее хаотичных манипуляциях. Он всегда в черном, кроме белоснежной и безупречно выглаженной сорочки, в руках кожаный портфель руководителя «среднего звена» и дорогие перчатки. У Него всегда все правильно, точно, аккуратно и почти идеально.
Он стоит всегда на одном и том же месте – напротив обозначения последней двери предпоследнего вагона – и ждет приближающихся огоньков. Она подходит сзади и останавливается около Его плеча, примерно на одной линии Его плеча – Ее живые и огромные глаза. Он чувствует, поворачивается и замечает Ее.
Поезд открывает двери и поток заносит их в вагон.
Она плюхается на сиденье и начинает разглядывать рекламные плакаты, Он становится у противоположных дверей и смотрит на Нее. Какой-то неживой алюминиевый голос бубнит о следующей остановке, и поезд вздрагивает, клацает сцепками и отправляется.
«Красивый чертенок» – думает Он и впитывает взглядом все Ее движения.
За свою жизнь Он встречал очень много женщин, и даже больше, чем требуется обычному среднестатистическому мужчине, и все они были красавицами. Он не гордился этим и не строил из себя завоевателя сердец, просто это было частью Его жизни. Никогда Он сам не подходил к женщинам и не предлагал посмотреть новый фильм, выпить чашечку кофе или прогуляться под тополями на Центральном бульваре. Это случалось как-то само собой, спонтанно и внепланово, – женщины замечали Его первыми, влюблялись, покоряли Его, покорялись Ему, страдали по Нему, заставляли страдать Его и сами варили тот самый ужасный на планете и ядовитый раствор, который называется любовью. А сейчас Он смотрел на Нее и находил в Ней самые прекрасные черты всех своих былых возлюбленных.
Она сидела и держала в руках свою сумку – красивые тонкие пальчики с лакированными ноготками перебирали ремешок. Глаза Ее смотрели куда-то в пространство, безобъектно и безфокусно, ресницы были пушистыми и длинными, цвет глаз напоминал штормовое небо над Средиземноморьем. Прелестные губки были усердно сжаты, словно Она готовилась сию же минуту к ответу на самый сложный экзамен и перебирала варианты решений.
Следующая остановка.
Он деликатно отодвинулся, пропуская ручей входящих-выходящих пассажиров, но ни на мгновение не отпустил Ее взглядом.
Она подняла свои очаровательные ресницы и увидела Его. Ей стало интересно и Она начала разглядывать Его так, как типично разглядывают девушки – цепко, наивно, с построением собственных версий о происхождении предмета. Именно так свойственно разглядывать щенкам, сидящим в плетеной корзине, упавшую туда связку ключей.
Обыкновенно в подобные минуты столкновения взглядов, Он отводил глаза и перемещал внимание на какой-нибудь совсем уж неинтересный объект, словно боялся опалиться, словно какой-то смертельный поток фотонов грозил прожечь Его насквозь. Это и произошло немедленно – Он отвернулся к какой-то идиотской рекламе с таким рвением, словно изучение этого чтива сулило Ему годовую премию. «Несолидно как-то» – подумал Он в свое оправдание.
Она все заметила и оценила Его внимание, Ей всегда приятно, когда взрослые мужчины смотрят на Нее, восхищаются Ею. Она знала свои достоинства и получала наслаждение от восторженных взглядов мужчин, от возникающих томных желаний, сексуальной энергии, даже от пошлости, сквозившей в глазах противоположного пола.
Она мысленно подсчитала стоимость Его гардероба и аксессуаров, нисколько не удивилась полученной цифре и предположила, сколько Ему лет.
«Какой милый – подумала Она – наверное, лет тридцать». И тут же забыла о Нем, ведь в действительности через десять минут в институте предстояла важная лекция, и надо было постараться не опоздать.
А тем временем поезд совершал свою обычную работу, и пространство вагона стало заполняться архаичной массой спешащих на работу или учебу. Пассажирская протоплазма в час пик обтекала Его, впитывала в себя, и наблюдать Ее становилось все тяжелее из-за локтей, спин и прочих помех. Он протиснулся ближе и стал в нескольких метрах от Нее.
«Неудобно».
Он прошел еще и остановился на расстоянии, может быть, поцелуя от Ее соблазнительного лица. Теперь Он смотрел на Нее строго сверху вниз, стараясь крепко держаться за никелированную трубу поручня, а Она по-прежнему сидела и не замечала ничего, кроме собственной музыки.
«Надо познакомиться – подумал Он – такая красавица не должна уплыть».
И тут внутри Его сущности взорвался заложенный комплексами груз нерешительности – Он никогда не знакомился сам, даже со своими бывшими двумя женами их познакомили условия, обстановки, какие-то ситуации, впрочем, Он уже ни черта не помнил.
«Просто подойти и сказать, привет, меня зовут… Нет! Глупости! Она меня пошлет тут же… Или придумать что-то типа – я вот в метро изучаю всех красивых девушек, вы на первом месте… Ну что за идиотизм! Подумает еще, что я ее клею…»
Он лихорадочно размышлял… планировал, строил в сознании пути к знакомству. Доставал из недр литературной памяти какие-то варианты и пытался переложить описанное классиками на текущий момент – получится или не получится сделать нечто подобное? Он старался  смоделировать обстоятельство их знакомства и по всем раскладам выходил полный абсурд. Она смеялась над Его глупостью, а Он демонстрировал огромный, тягучий, непропеченный блин дурацкого выражения на своем красивом арийском лице.
Поезд двигался к завершению маршрута, Он любовался Ею, Она слушала музыку, толпа в вагонах не замечала их…
Вдруг Она поднялась и приготовилась выходить. Он с сожалением провожал Ее стройную фигуру до дверей. Двери открылись, Она выпорхнула и теперь между ними было уже толстое стекло вагона, большое и корявое, с какой-то наклейкой в верхнем углу. Он смотрел сквозь стекло на то, как исчезала Она, и проклинал себя за тупость и нерешительность.
«Ну что ты такое! Она уйдет сейчас! Лопух! Надо было сразу, как только заметил! – На Его лице отобразились переживания всей важности упущенной возможности, и выбритые щеки едва не затряслись от досады на самого себя. –  Идиот! Тряпка! Эх, какая девчонка… Ммммм…»
И вдруг Она повернулась и посмотрела Ему прямо в глаза. И улыбнулась.
Он инстинктивно дернулся к Ней, как аквариумная рыбка на щелчок пальцев, как мотылек на плескание жаркого огня в керосиновой лампе. Но жестокий поезд закрыл двери и покатил Его к следующей станции, а Она побежала по своей необходимости.
«Завтра – думал он – завтра я приду раньше и дождусь ее… Или послезавтра, ежедневно стану приходить раньше на полчаса и ждать ее… Так и будет».

Второй день.

Весна.
Утро.
Метро.
Он стоит на платформе, недалеко от эскалатора, на котором теоретически должна спуститься Она.
Он пристально разглядывает волны прибывающих пассажиров. Он впивается глазами во всех женщин и девушек, отдаленно или приблизительно напоминающих Ее. Взгляд Его подобен видеокамере – стремительно вонзается в объект, и изучает его черты, затем мгновенно перелетает к следующему.
Он ждет уже около двадцати минут.
В Его голове рождаются предположения и догадки, почему Ее до сих пор нет. И порою, они обретают форму сказочных, невероятных версий, что Он начинает сомневаться в собственной разумности. То вдруг Ему кажется, что Она не придет, что вчерашняя встреча была случайностью и в действительности Она не каждый день ездит в это время, или даже вообще никогда не ездит. Или что Она на самом деле живет не на этой станции и садится в поезд позже, или вообще Ее возят на машине, а вчера с автомобилем что-то случилось и Ей пришлось спускаться в метро. Или даже, что Она не живет в этом городе, а просто приезжала к родственникам и случайно по какой-то надобности проехала в метро.
Словом, абсурдность Его умозаключений абсолютно не гармонировала с обликом, и, проходя мимо, многие девушки и женщины думали, что такой видный мужчина уж верно ждет даму своего сердца, и что повезло же несказанно этой неизвестной счастливице.
«Ну что ты дрожишь, как кролик? Не сегодня, так завтра… Или послезавтра…» а нетерпение просачивалось сквозь маскировку серьезной внешности и выдавало волнение.
Стрелки часов бомбардировали намеками о возможном опоздании на работу, Он начинал нервничать, но все еще продолжал верить в свою безоблачную судьбу. И судьба, будучи женщиной, в очередной раз Ему не изменила.
Она появилась на эскалаторе, легкая, цветущая, воздушная, с той же прической и с тем же блаженно-музыкальным выражением красивого личика и взглядом, полным мечтаний.
Он решительно прошел за Ней следом и прибывший вагон, не задумываясь, проглотил их.
Войдя в салон, Она заняла место посредине большого дивана сиденья, а Он встал прямо напротив, нарочно обращая на себя внимание, демонстрируя свое намерение сегодня же достичь Ее заинтересованности. И Он заслужил Ее взгляд и не отвел своего, а смотрел с нежностью в Ее глубокие бездны глаз. Удалось даже улыбнуться и получить в ответ ослепительный свет Ее улыбки.
Поезд, шатаясь и грохоча, тронулся по тоннелю.
Он поманил Ее ладонью и наклонился, чтобы сказать, Она сняла наушник и проявила на своем прекрасном личике удивление, переходящее в заинтересованность. Он прикоснулся губами к Ее волосам, вдохнул аромат Ее красоты и громко выговорил, перекрикивая гул движения:
- Привет! Мне нужно тридцать секунд от тебя!
Она широко раскрыла глаза, но согласилась – утвердительно кивнула и улыбнулась. У Него создалось впечатление, что Она плохо Его поняла и вовсе не расслышала, но самое главное – Ее согласие было получено.  Он облегченно выдохнул и на Его классическом лице появилась гримаса, напоминающая выражение мимолетного счастья в исполнении Марселя Марсо.
Оставшуюся часть пути до Ее остановки Он любовно смотрел на Нее и Она отвечала Ему игривой взаимностью.
«Хороша! Просто ангел!»
Ее остановка.
Вагоны зашипели, останавливаясь, Он подал Ей руку и встал вполоборота, оттесняя толпу, и обеспечивая комфортное прохождение до выхода.
Она вышла и отключила музыку.
Он сказал, весь сияя:
- Привет! – и представился.
Она ответила:
- Привет! – и назвала свое имя.
Он предложил сразу перейти на «ты» и признался:
- Ты знаешь, я увидел тебя вчера…
Она, перебивая:
- Я заметила – и улыбнулась, словно ждала именно этих слов.
Он смущенно:
- Мне надо было подойти к тебе вчера…
Она:
- А что ж не подошел? – и вновь улыбнулась, в Ее глазах заплясали провокационные чертики.
Он снова смутился.
Они стояли в центре быстрой реки стремящихся к лестницам пассажиров и мешали всем. Это выглядело очень романтично и курьезно одновременно. Он нежно придерживал Ее за тонкий локоть и защищал от потоков толпы, Она оглядывалась на проходящих мимо людей, словно боялась быть сбитой и растоптанной.
Он, обнимая Ее глазами, поглощая Ее, завладевая Ею:
- Ты как ангел, ты мне показалась каким-то чудесным видением…
Она, по-видимому, не расслышала Его слов и жестом предложила выйти из метро, Он покорно последовал за ней.
Они вышли из мрака метро, и Он остановил Ее у мраморного входа.
Он:
- Ты не торопишься? Не опаздываешь?
Она:
- Есть немного…
Он:
- Прости… Я тоже уже немного опаздываю… Ты тут учишься? – и показал рукой на здание Торгового Института.
Она, кивнув:
- Ага…
Он:
- А как бы нам…. Как бы нам… снова… потом…
Дьявол нерешительности в его душе вновь вооружился вилами сопротивления и стал жестоко прокалывать слова и фразы, они разваливались на нечленораздельные фрагменты и выпадали на асфальт. Куда исчез твердый и волевой руководитель, четко понимающий свои задачи, и умеющий категорично и решительно добиваться поставленных целей? Он словно весь обмяк и сиюсекундно размягчился – крепкая осанистая спина превратилась в костно-мышечный кисель, руки резиново вытянулись под тяжестью кожаного портфеля, и глаза стали постепенно угасать, как удаляющиеся в ночи габаритные огни корабля.
Она не поняла и переспросила:
- Что, потом?
Он, собрал себя из теста, слепил прямую линию и сказал, глубоко вдохнув:
- Увидеться снова! Погулять, может…
Она:
- Это можно, но, наверное, не на этой неделе…
Он, с паузой:
- А давай обменяемся телефонами?
Она, без паузы:
- Записывай…
Он, нажимая кнопки своего мобильника:
- Я напишу тебе смс, не сильно отвлеку?
Она:
- Нет…
Он:
- Прости, что я так ворвался к тебе… Всего хорошего… я очень надеюсь встретиться снова… ну там, в кино… или…
Она мелко-мелко покивала, соглашаясь, и уже помещала наушники на их привычное место.
Он улыбнулся и помахал Ей рукой. Она ушла. В тридцать секунд Он, естественно, не уложился.
На работу Его по воздуху доставили эмоции.
Он бегло просмотрел документы, сделал какие-то записи, какие-то звонки и написал Ей смс:
«Я не сильно тебя напугал своим вторжением? ;»
Она ответила незамедлительно:
«Если честно, я немного испугалась, все было так неожиданно ;».
Он:
«Прости, прости, прости, не хотел тебя напугать ;».
Она неожиданно:
«Прости, но я совсем растерялась и не запомнила, как тебя зовут ;».
Он с улыбкой предоставил несколько вариаций на тему, как Его можно называть, включая совсем уж детские, уменьшительно-ласкательные и юмористически-креативные.
И стало ясно, что работа остановилась.
Красивая девушка, к которой Он подошел в метро и нашел в себе смелость познакомиться, отвечала на каждое Его смс и не предпринимала попыток отказать Ему в переписке. Это уже напоминало чудо.
Они переписывались почти весь день, обсуждая всякие глупости, рассказывая друг другу о своих интересах, вкусах, увлечениях, пристрастиях, предпочтениях, работе.
Она была студентка, училась на финансиста, жила в нескольких троллейбусных остановках от метро, родственников в этом городе у Нее не было.
Он снова пригласил Ее погулять и получил отказ.
Но основное, чего Он так желал и добивался, свершилось – Она общалась с ним, отвечала на все Его вопросы и ничего не скрывала. Ему показалось, что Она весьма искренна с Ним, и что Она Ему интересна теперь не только внешне. Она не глупа, с чувством юмора, разносторонняя и совсем не соответствует своему юному возрасту.
Она спросила:
«А сколько тебе лет? ;»
Он ответил:
«Как Христу ;».
Она:
«Христу, в какой период его жизни? ;».
Он:
«В момент распятия ;».
Она:
«Ого-го! Я думала меньше!»
Он:
«Мне говорили уже, что я выгляжу моложе своих лет ;. Это все спорт и здоровый образ жизни ;».
Она:
«А вдруг мне всего 17 лет? Тебя не смущает такая разница в возрасте?»
Он задумался.
Как можно объяснить влечение взрослого мужчины к юной девушке? Об этом достаточно уже сказано у классиков, на языке лишь вертится банальность о «вседоступности и всевозрастности» чувств.
На вид Ей восемнадцать, судя по смс, пишет их человек взрослый и самостоятельный, рассудительный и не вздорный.
«К чему ломать голову над всеми этими глупостями? – думал Он – Она мне нравится и Она прекрасна! Неужели каких-то 16-17 лет разницы могут помешать? Я же не совсем старик!»
Он ответил Ей:
«Возраст – это ерунда, главное, как ты себя ощущаешь ;».
Она написала странное:
«Ну, может быть…»
Он чуть позже:
«Я тебя не разоряю своими смсками? ;»
Она:
«Ну, пока есть деньги, если что – скажу ;».
Их переписка в подобной манере длилась до вечера.
«Может быть, я даже Ей понравился», – думал Он засыпая…
 
Третий день.

Весна.
Утро.
Метро.
Они заранее договорились о времени и месте встречи.
- Привет, ты очень красивая. – Они встретились сразу же, как по наитию, никто никого не заставил ждать.
- Привет, спасибо – Она выглядела просто обворожительно.
Он поцеловал Ее в щеку и приобнял за талию, Она не сопротивлялась.
Они сели в вагон и Он начал рассказывать какие-то смешные истории, горячо жестикулируя и надевая всевозможные воображаемые маски. Он был одновременно и актером и режиссером, чтецом и декламатором. Он широко открывал глаза, изображая какого-то комического персонажа, и Она смеялась, и Ему было приятно. Он случайно толкал соседей и извинялся, Она хлопала Его по плечу ласковой ладонью и призывала не хулиганить.
Поезд пришел на Ее станцию чересчур быстро.
Он проводил Ее до крыльца Института и помчался на работу – опоздание составило десять минут.
Вечером Он позвонил Ей на домашний:
- Привет! (улыбка).
Она:
- Привет! (улыбка).
- Как прошел учебно-познавательный день? Как гранит?
- Сегодня получила один плюсик (Он – улыбка, Она – улыбка), спать очень сильно хочу.
Он удивленно, чего-то пугаясь:
- А во сколько ты легла?
Она кокетливо:
- Часа в четыре или раньше.
Он ошеломленно, словно ошпарился кипятком:
- Ни чего себе! А встаешь в семь?
Она:
- Ну да (улыбка).
Он:
- А я по тебе и не заметил. Ты прекрасно выглядела.
Она:
- Я знаю (улыбка).
Он спросил еще о чем-то, узнал, какие предметы являются любимыми, спросил о родителях, о родственниках, о друзьях.
Она:
- Я же не из этого города. Живу одна и подруг почти нет.
Он:
- Я не верю, чтобы у такой красивой девушки не было подруг (улыбка).
Она:
- Ну и зря.
Он:
- Да это на самом деле не важно, главное, чтобы ты хорошо училась (смех).
Она, не осмыслив шутки:
- Хорошо.
Он:
- Малыш, я же пошутил…
Она:
- Я поняла. Не называй меня, пожалуйста, Малышом…
Он:
- Хорошо-хорошо, не буду (улыбка). Ты завтра учишься?
Она:
- Да.
Он:
- Утром поедешь? Мы встретимся?
Она, вздыхая:
- Да, поеду, завтра надо обязательно поехать…
Он настороженно:
- Важная лекция, которую нельзя пропускать?
Она:
- Семинар… Который очень хочется пропустить…
Он радостно:
- Отлично! Значит, завтра в восемь я жду тебя на платформе?
Она:
- Жди…
Он:
- Спасибо (улыбка)! Спокойной ночи, целую!
Она:
- Пока.
Засыпая, он почувствовал нечто ранее неосязаемое и неиспытанное – хотелось выйти на балкон и прокричать всему миру, что Он познакомился с очаровательной и прекрасной красавицей.
«Это, наверное, счастье» - подумал Он и уснул.

Четвертый день.

Весна.
Утро.
Сегодня был последний рабочий день недели. Солнце приветствовало горожан и нещадно пропекало улицы, витрины блестели и переливались свежевымытыми стеклами, троллейбусы радовались сухому асфальту и задорно шуршали шинами.
Он неожиданно надел джинсы, модную молодежную кофту в разноцветную полоску и короткую спортивную крутку. Портфель решил заменить миниатюрной сумочкой.
Он бодро шел к метро и улыбался миру – настроение выплескивалось из глаз веселыми искорками.
Метро.
Она сразу узнала Его, несмотря на перемену имиджа, и не удивилась.
- Привет! – Он обнял Ее и поцеловал в сладкопахнущую щечку.
- Привет – Она не улыбалась.
Вагон захлопнул двери, в окнах потемнело.
- Что-то случилось? – спросил Он.
- Нет, ничего… Просто не выспалась.
- Во сколько легла, признавайся? – Он нарочно изобразил игривую строгость на лице.
Она:
- В четыре. Делала финансовый анализ.
Он, огорчаясь:
- Ну, ты себя совсем не бережешь, это было так необходимо?
Она, не слушая Его:
- И еще до конца не сделала…
Он, словно смягчаясь и оправдываясь:
- Я правда в студенчестве тоже мог ночи напролет не спать… Но это все равно тяжело…
Она ничего не ответила.
Он держал Ее ладонь в своей и гладил красивые пальчики. Ему хотелось расцеловать Ее страстно, горячо, неистово.
Они молчали, Он поглощал Ее глазами, тонул в Ней.
Поезд прибыл на Ее станцию.
- Ничего, что я так вырядился? – осмелился прервать молчание Он – это немного не в моем стиле… А тебе как нравится?
Она:
- Нормально.
Он настойчиво, с хрупкой надеждой:
- Давай сегодня вечером погуляем?
Она:
- А когда?
Он вдохновенно:
- В шесть пятнадцать, около Торгового Центра?
Она:
- Хорошо. Я пошла.
Он отпустил Ее ладонь, поцеловал в щечку.
Работы у Него сегодня не было, она растворилась в солнце и в мыслях о Ней.
Без пяти минут шесть Он вышел из офиса и быстрым шагом, опасаясь не успеть в назначенное время, направился к Торговому Центру. По пути заглянул в цветочный киоск и купил большую алую розу. Роза привлекала внимание, кричала всей улице: смотрите, какая я важная, я самая красивая на свете!
Он успел, но Ее еще не было.
Он закурил, прячась за угол Торгового Центра, Ему было стыдно за свою скверную привычку, Он не хотел, чтобы Она увидела его дымящим.
«Брошу, обязательно брошу, если Она захочет».
Пропиликала смс:
«Извини, я опоздаю минут на двадцать ;».
Он устроился на диванчике в фойе и написал ответ:
«Ничего страшного. Можешь не торопиться, я дождусь ;».
В красивом и дорогом Торговом Центре по обыкновению было много хорошеньких молодых девушек – таков закон: стоит где-либо появиться большому магазину с множеством отделов, бутиков, магазинчиков и лавочек, как тотчас же его посещают хорошенькие молодые девушки.
Они разгуливали парами по просторным залам Центра, держа в руках модные красочные пакеты и нашептывая что-то друг другу, они заходили во все магазины и изучали предложения, они красовались в огромных зеркальных витринах и надменно отворачивались, встречая других девушек в более дорогих нарядах. Он с улыбкой наблюдал за этим немым соперничеством, красивые лица и фигурки доставляли ему наслаждение сугубо визуальное. Были среди этих девушек бесспорные красавицы и модницы, были бесстыдницы в коротких до невозможности юбках, были и гламурные львицы, демонстрирующие себя и свой баснословный гардероб, несущие себя по лакированному полу Торгового Центра, словно по подиуму. Его забавляли девушки, но ни одна не нравилась Ему, они все были какими-то другими, обычными и неинтересными.
Прошло уже более двадцати минут, алая роза умирала рядом с Ним на миниатюрном столике, но еще была хороша и вызывающа, роза притягивала взгляды и невольно проецировала внимание на Него. А Он не замечал ничего, Он перечитывал старые смс от Нее и улыбался.
Когда Она вошла, Он это почувствовал. Он интуитивно посмотрел именно в сторону того входа, в дверях которого появилась Она. Она была одета просто, недорого, и совсем не конкурировала со здешними фотомоделями, но это не имело значения – для Него Она была единственной красавицей в этом мире дорогих безделушек и модных нарядов.
- Привет – Он поцеловал Ее и подарил розу.
- Привет – Она приняла розу совсем равнодушно, словно это был трамвайный билет, но Он этого не заметил.
- Пойдем, погуляем по модным магазинам? – Он подмигнул Ей – будем примерять дорогущие шмотки и издеваться над продавцами, а потом убежим?
- И ничего не купим? – Она снова не поняла шутки.
- Нет, ничего…
Он взял Ее за руку и повел к эскалатору.
- Там наверху есть приличная кофейня, хочешь, посидим?
Она:
- Хочу.
Она заказала клубничный молочный коктейль, Он – какао.
В воздухе что-то происходило, из какой-то секретной лаборатории случайно улетучились вирусы, действующие на Ее настроение – Она была абсолютно безучастна ко всему происходящему. Разговор не ладился – говорили о многом, но все это как-то было отрывисто, бессвязно, хаотично.
Он неоднократно пытался рассказать о чем-то, что-то вспоминал, но Его красноречие разбивалось о льдину Ее невнимания и тонуло в холодной воде равнодушия. Какао было безвкусным, вечер окрашивался тоскливыми и неприветливыми сумерками.
Они вышли из Торгового Центра и направились к автобусной остановке. Он предложил Ей руку, Она спрятала ладони в карманы своей куртки, держа под локтем розу.
Он:
- Расскажи мне, что случилось?
Она:
- Ничего, просто устала.
Он:
- Давай я тебя провожу домой?
Она:
- Не надо, я сама…
Он:
- Я позвоню тебе часов в десять, хорошо?
Она:
- Хорошо.
Подъехал ее автобус, Он чмокнул Ее в щечку, Она уехала, роза уехала вместе с ней. Он испытал какое-то беспокойство и волнение. Это напоминало чувство ускользающей из рук драгоценной нити жемчуга.
В десять часов трубка долго пела протяжными гудками – Она не подходила. Он покурил, минуты через четыре набрал еще раз. В трубке лишь безмолвие, прерываемый длинным зуммером.
Он набрал ей на мобильный, Она ответила:
- Да, привет…
Он:
- Ты спишь? Я не разбудил? Я звонил на домашний…
Она:
- Я не слышала, перезвони…
Прошло ровно десять секунд, Он перезвонил:
- Алло, я не разбудил?
Она:
- Нет, я в Интернете сижу…
Он:
- Ты лучше ложись отдыхать, зачем себя насиловать…
Она:
- А ты хочешь насиловать (делая серьезный акцент на слове «ты»)?
Это казалось шуткой, но было не смешно, она съязвила, ухо буквально укололо. Он выругался на самого себя за неудачно выбранное слово.
Он:
- Я просто волнуюсь, тебе неприятно, если кто-то волнуется о тебе?
Она:
- Мама волнуется… Приятно, наверное…
Он:
- Вот и мне кажется, что приятно (улыбка).
Она:
- Ты раздражен, я слышу.
Он:
- Да ничего я не раздражен! Просто беспокоюсь…
Она:
- Не надо беспокоиться… Ты раздражен.
Он:
- Нет, что ты! Тебе показалось… Я очень спокоен и позитивен…
Она:
- Нет, это не так…
Он:
- Вот ты какая вредная (Он – улыбка, Она – тишина)! Ну не вредничай, все в порядке, я спокоен, как статуя фараона Хефрена (Он – улыбка, Она – тишина).
Молчание.
Он:
- А я вот заметил, что ты всегда мне возражаешь – что бы я не сказал (улыбка).
Она:
- Нет, не всегда… Ой, вот опять, да?
Он со смехом:
- Ну, вот-вот точно (улыбка)! Но это ничего, раз тебе так нравится, то, пожалуйста…
Она:
- Нет, спасибо…
Он:
- Может все-таки что-то случилось? Расскажи мне?
Она:
- Ничего не случилось, хватит об этом.
Он:
- Завтра суббота, пойдем гулять?
Она:
- Нет.
Он:
- Почему? Ты учишься?
Она:
- Нет, у моей подруги День Рождения, мы собираемся…
Он:
- Ааааа… передай привет подруге от меня и пожелания самые хорошие…
Она:
- Ты ее не знаешь…
Он:
- Ну, это же твоя подруга, значит, наверное, человек хороший…
Она:
- Не знаю…
Ему было сложно. Жемчужная нить рвалась, и предательские бусины проскальзывали сквозь пальцы, сыпались на пол, закатывались под мебель, а удержать оставшиеся не было сил или сноровки…
Он:
- Малыш, я чувствую – что-то не так…
Она:
- Не называй меня Малышом…
Он:
- Прости, прости, прости, больше не буду… Старый стал – запамятовал (улыбка).
Она – молчание.
Он:
- Может, в воскресенье?
Она:
- Нет, я буду не в состоянии после Дня Рождения…
Он удивленно:
- Так вы пить будете? Ты же говорила, что не пьешь?
Она:
- Я такого не говорила…
Он:
- Ну, как же? Мы с тобой в кафешке разговаривали – ты сказала…
Она, перебивая:
- Я сказала, что не пью крепких напитков!
Он:
- Ну ладно, извини, возможно, я просто был невнимателен…
Она:
- Вот-вот…. Возраст (многозначительно с улыбкой).
Он, чувствуя потепление:
- Ага! Вот ты, значит, как? – и засмеялся.
Она – молчание.
Он:
- Я молод и энергичен! Почти что Карлсон – в полном расцвете и так далее… Это мой любимый персонаж, тебе нравится Карлсон?
Она:
- Нет…
Он:
- Понятно… Я тебя не утомляю? Ты когда ложишься?
Она:
- В четыре… а впрочем… не знаю…
Он:
- Можно я тебя кое о чем попрошу?
Она:
- Давай.
Он:
- Можно ты не будешь допоздна сидеть в своем любимом Интернете, а ляжешь спать и выспишься перед завтрашним праздником?
Она:
- Не знаю…
Он:
- Ну, хорошо… Уже поздно на самом деле… Я желаю тебе спокойной ночи и самых сладких снов, не задерживайся у компьютера, отдохни лучше… Завтра можно тебе звонить?
Она:
- Лучше не надо, я, если что, сама наберу…
Он:
- Понятно… Спокойной ночи, целую…
Она повесила трубку.

Пятый день.

Весна.
Он не звонил и не писал Ей, выполняя свое обещание.
От Нее не пришло ни одного смс и не было звонков.
Он не заметил дня…

Шестой день.

Весна.
До полудня Он просидел дома. Смотрел телевизор, прочел «Старосветских помещиков», валялся на диване, что-то ел, курил на балконе, наблюдая за преображением природы, и элементарно скучал.
Он включил Интернет и зашел на молодежный социальный сайт, весьма популярный среди Ее сверстников. Зарегистрировал новую анкету на свое имя, написал кое-что о себе, как того требовал модератор, – что-то скупое, неточное, размытое. Загрузил несколько старых фотографий – Он на природе с гитарой, Он на море, загорелый и в шортах, Он на работе и тому подобных. Больше фотографий у Него не нашлось – Он не любил фотографироваться. Из анкеты получился какой-то старый сырный бутерброд, расплавленный весенним жарким солнцем. На удивление, Его страничку тут же посетило около двадцати человек.
Он также прочел несколько анкет, посмотрел фотографии, в некоторых местах оставил свои комментарии; изумляясь над совпадениям, нашел даже нескольких своих давних знакомых, но далее, чем «привет, как дела?» и «нормально, пиши» их переписка не сдвинулась. С почти профессиональным любопытством и привычкой все анализировать и взвешивать, Он изучил многие ресурсы и страницы, осмотрел возможности и продумал перспективы общения. Выводы вырисовывались неутешительные, интерес к подобным развлечениям иссяк у Него примерно по истечении получаса детального исследования.
«Что же интересного они находят в этом занятии? – размышлял Он, щелкая кнопкой мышки по ссылкам на всевозможные форумы и порталы. – Неужели сложнее позвонить своему другу и пообщаться? Или встретиться и выпить пива, как нормальные люди? Добавить в друзья… Раньше не добавляли, а завоевывали друзей, находили из тысяч и дружба проверялась годами… Ищу спонсора… Фу ты черт, как омерзительно… Та-ак, а тут что? Войти в сообщество… – Он прочел название сообщества: «Круг любителей поправить носки, когда никто не видит».
Он воскликнул:
- Боже мой! Какой бред! Что в этом интересного? И сидеть в этом дерьме до четырех утра?
Он резко вскочил и выключил компьютер. Отправился курить на балкон.
«Ты наверное уже стар для всего этого, парень… Сейчас все по-другому… Раньше было престижно завоевать первое место на районной олимпиаде, а сейчас достаточно иметь самый дорогой мобильник, чтобы пользоваться авторитетом в классе… – Он курил и думал – Мы дрались из-за девчонок, а девчонки уважали нас за это, а сейчас надо обязательно иметь что-нибудь из Прадо или Версаче, чтобы тебя принимали за человека…Торчать в Интернете вот в этих всех сообществах, когда твой одноклассник живет в квартире напротив… Бред! Бред! Бред!»
И были еще мысли подобного свойства – о дружбе, невзирая на расстояния, о дружбе искренней, крепкой, сложной и противоречивой, но, тем не менее, настоящей, и о том, во что сейчас трансформировалось понятие о дружбе. О любви, той самой, тургеневской и пушкинской, выстраданной, выплаканной и заслуженной, когда ночи превращаются в мучение, когда смотреть на солнце грустно оттого, что оно светит не вам обоим, о той настоящей и правдивой любви… А сейчас это называется – «построить свою любовь», словно это мост или гараж, или того хуже – строить любовь  с тем человеком, который выше в мифическом рейтинге телевизионной аудитории. Количество современного больного бреда, извращений, которые видоизменились в понятия массовой культуры и модифицировались, отточились стараниями многих мастеров рейтинга, все это настолько взволновало Его, бурлило и клокотало внутри, что он прикурил вторую сигарету вслед за первой. И только природа давала отдохновение и принуждала совершить остановку в усталых размышлениях.
Он любовался сиянием неба, когда пришла смс от Нее;
«Ну, вот я и не напилась вовсе, а ты боялся! ;»
Он ответил мгновенно:
«Я и не волновался, ты у меня умница ;».
И следом написал еще одно смс:
«Давай сегодня встретимся? Прекрасная погода на улице! ;»
Она не ответила, и Он позвонил Ей.
- Привет…
- Привет – голос Ее был сонным, далеким и каким-то очень чужим…
- Как прошел День Рождения? Весело было?
Она:
- Да, так… как обычно в общем…
Он:
- В клуб ходили или еще куда-нибудь?
Она:
- Нет… У меня сидели…
Он, шутливо:
- Ууууу, как весело… Девчонки собрались, напились и, наверное, перемыли косточки всем мужикам в мире, да?
Она равнодушно:
- Ну, почти… никто не напился…
Он:
- А ты куришь?
Она:
- Я тебе говорила…
Он:
- А я что-то не помню… извини…
Она:
- Ты много чего не помнишь… невнимательный какой-то…
Он, соображая, шутит Она или нет:
- Ну, да, точно… но все-таки не столь критично все, я думаю…
Она:
- Слава богу, а то повезло бы мне…
Он энергично, оптимистично, с некоторой обидой:
- Пойдем на улицу? Там замечательная погода – мне уже надоело тебя уговаривать…
Она:
- Мне готовиться надо…
Он:
- Понятно… спасибо за внимание, называется… В следующей передаче мы расскажем, как приготовить яблочный пудинг (улыбка).
Она засмеялась:
- Ты меня насмешил… Просто я на самом деле готовлюсь…
Он:
- Я понял, понял, ничего страшного… Ты завтра поедешь?
Она:
- Наверное, не знаю…
Он:
- А кто знает? Великий и всемогущий Интернет? (улыбка).
Она:
- И еще финансовый анализ…
Он:
- Я буду ждать от тебя смс… давай договоримся об условии – если ты едешь, ты мне утром отправь что-нибудь типа «привет», если нет – то ничего не отправляй, я тогда не стану ждать тебя…
Она:
- Хорошо…
Он:
- А я, пожалуй, пойду, прогуляюсь… терять такой день – значит не уважать природу…
Она:
- Счастливого пути… Пока…
Он не успокоился. Прежние волнение и тревога по поводу нескладывающихся отношений продолжали сверлить в душе глубокую рану, доставляя тяжкую боль, которую можно было заглушить лишь отвлечением в иные плоскости размышлений, или заняв себя действием. Он вышел из дома отягощенный этими переживаниями и сразу окунулся в щебечущий, лазурный и ослепительно яркий мир весны.
В этом году весна заявила о себе очень основательно – снег практически весь растаял за очень короткий срок, «сошел» как говорил Его дед, и небольшими озерами на слежавшейся траве серебрились лужи. Солнце палило, сушило асфальт и стены домов, грело железо на крышах и радовало голубей, которые распушали перышки в его тепле. Тополи и черемухи, ежившиеся всю зиму у застылых домов, ютившиеся и жавшиеся друг к другу, как озябшие воробьи, сейчас гордо вскинули ветви и подставили бока под спасительные, возрождающие все живое лучи. В ласковом потоке тепла проносились ароматы свежей земли, истинно весенние, с травянистой горчинкой и привкусом скорого безудержного расцвета.
Неожиданная и долгожданная жара по-доброму терзала людей, дарила им яркую весеннюю слепоту. Люди стали активнее, смелее и на улицах начала проблескивать пиджачно-жакетная радуга, некоторые девицы оголили животы и ноги. Скамьи в парках и скверах обрастали гроздьями увлеченных чтецов и гуляк, счастливых молодых мамаш с разноцветными детишками, влюбленных парочек, целующихся у всех на виду, не страшащихся коварной первой оттепели.
Он смотрел на все это калейдоскопическое великолепие, шуршал каблуками по плитам парка и думал о Ней.  Все равно, невзирая ни на что, мысли возвращали Его в водопады Ее озорной улыбки и бросали под колеса милых воспоминаний о Ее глазах.
Она начала занимать в Его жизни все больше пространства, вытесняя прочие эгоистические и холостяцкие предпочтения, и от этого факта трудно было скрыться. Теперь Ему хотелось поскорее расшевелить планету, прокрутить ее гигантскую тушу вперед, чтобы быстрее наступил понедельник, и чтобы снова спуститься в мрачно-влажную атмосферу метро и встретить Ее. Обнять Ее нежную талию, поцеловать в душистую милую щечку, согреть в ладони Ее миниатюрные пальчики…
И чем больше Он старался не думать о Ней, тем яснее и отчетливей перед глазами вырисовывалась Ее идеальная внешность, неким сладким миражом всплывала улыбка, и хотелось протянуть руку и притянуть Ее к себе, в страстные, мощные и нежные объятия… В клетку сильных рук, под власть ласковых губ, и никогда больше не отпускать…
Это коварная, баловная, шаловливая весна-проказница швыряла Его с ладони на ладонь, качала в упругих вихрях тепла, обливала сердце романтическим настоем и Он летел, летел, летел… в небо, высоко, возвышаясь над оттаявшей землей, над городом, размазанным на плоскости, над короткоюбочным легкомыслием молодежи… Несли Его мечты, несли ввысь, в недоступный замок по имени Счастье… Где стены увиты изумрудными свежими листьями покоя, где полы выстланы мягкими коврами взаимопонимания, где постели душисты от свежести, а вечера романтичны и призрачны… Где были только Они вдвоем, Они и больше никого…
Он вернулся домой поздно, когда воскресенье полностью исчезло за горизонтом вслед за медным отблеском солнца…

Седьмой день.

Весна.
Утро.
Метро.
Смс от нее не пришло.
Он уныло ехал на эскалаторе в бездну подземной вселенной, чтобы покорной песчинкой влиться в общее русло, занять свою мизерную часть пространства и уснуть, забыться и проснуться уже на работе.
Весь день за рабочим столом Он также проспал, не замечая подчиненных и своей ответственной рутины. Руководитель вызывал Его дважды – чтобы напомнить о снижении показателей вверенного Ему отдела на сколько-то там процентов, и еще зачем-то, Ему это было не совсем интересно.
Он несколько раз отправлял на Ее номер смс с приветствиями и пожеланиями доброго дня – ответов не было. Звонить Он не решался, это могло помешать Ей на занятиях, и обыкновенно Они предварительно договаривались о звонках.
Он отправил повторно, одну вслед за другой подряд двадцать смс с вопросом «Что случилось?», но ответов не было, немая пустота накрыла эфир…
Он решился набрать лично, услышал долгие гудки, ждал до тех пор, пока зуммер не прекратился вовсе, и вежливая электронная дама не объявила, что абонент не берет трубку…
Он набрал еще, примерно около десяти раз – результат остался прежним…
Голубое весеннее небо, бездонное и прозрачное, вдруг заволокли жестокие и жирные, всклокоченные и злые серо-желтые тучи… В окна застучалась взметенная порывами ветра пыль, потемнело и потяжелело в воздухе… Он смотрел на природное воплощение Его настроения и сжимал телефонную трубку в повлажневшей от бешенной энергетики руке. Она не отвечала…
В Его душе штормило – переворачивались и тонули розовые корабли мечтаний, пучина с остервенелым шипением поглощала архипелаги надежды, буря разрывала небеса и клочки парных облаков беспомощно развевались по горизонту. Она не отвечала…
«Что могло произойти? – на Его спокойном и красивом лице пульсировали эмоции беспокойства. – Хорошо бы было, если бы ее мобильник просто  стащили…»
Он не хотел думать, что Она потеряла интерес к Нему или просто решила порвать отношения, словно ненужный факс.
«Так девушки часто делают, я знаю… Просто перестают брать трубку и не отвечают на сообщения. Я в курсе, так почти все поступают, чтобы избежать тяжести последнего разговора, чтобы скрыть свою трусость или как там это у них называется…»
Он решился позвонить Ей в очередной раз, но теперь с другого телефона, чтобы не определился Его номер, в надежде, что Она возьмет трубку из интереса, из любопытства.
Тщетно…
«Господи, пусть Ее мобильный телефон просто украдет какой-нибудь ублюдок, или пусть он сломается, упадет в лужу, пусть на него наступит гиппопотам или съест дракон!!! Я Ей куплю потом десяток телефонов, только бы не…»
«А может, Она забыла телефон дома? – шаткая лесенка надежды все еще мерещилась – или… Или сменила номер, чтобы отвязаться от меня…»
Остаток рабочего дня Он пробарахтался в липкой трясине переживаний, сердце трясло от неизвестности, терзала пустота, и все тело начало ощущать безысходное отсутствие дна. Верить во все худшее не хотелось, оптимизм, а вернее, последние его дуновения, еще чувствовались кожей, но… Но Он был буквально выкован из логики, Он был слишком хорошо знаком с женщинами, чтобы не понимать, что же произошло сегодня.
Укрывая свое беспокойство буйной деятельностью, разворошив кипу документов на столе, Он впадал в работу и старался не смотреть на часы. Убийственный циферблат отпечатывал в своем идеальном круге долгие часы ожидания вечера, казалось, что эти проклятые часы вообще стоят, до вечера была целая бездна времени. Уйти с работы, не дождавшись окончания рабочего дня, не представлялось возможным. Он метался по кабинетам, заглушая внутреннюю боль, скрывался в многочисленных и запутанных офисах, говорил с какими-то людьми, куда-то звонил. Как нестерпимо и горячо горела в Его сердце жажда увидеть Ее, или хотя бы услышать Ее голос, успокоиться, узнать, что произошло и вместе посмеяться над происшествием. Но какая-то черная и подлая туча влетала вновь в Его сознание, осыпала ржавым пеплом слабо светившуюся надежду.
«Ну не может быть такого! Не может быть, потому что ничего не сходится!»
Он не верил своим мрачным выводам, отчаянно отказывался верить, и ждал-ждал-ждал вечера, болел этим ожиданием, словно вечер мог принести что-то спасительное. Частые и чуть ли не ежеминутные попытки связаться с Нею по-прежнему ни к чему не приводили, и голову стали одолевать какие-то ужасные, монстроидальные версии с примесью чертовщины.
За десять минут до окончания рабочего дня Он схватил куртку и выбежал из офиса, душные, постылые помещения словно выстрелили Им.
Ее телефон безмолвствовал.
Он вяло приготовил себе ужин и уже собрался сесть за стол, как вдруг минорную и безветренную атмосферу квартиры разорвал в клочья звук полученной смс.
- Она! – Он кинулся к телефону, сметая на своем пути мебель и остатки спокойствия.
От Нее пришло всего три слова:
«Привет. Я дома».
Он набрал Ее домашний номер, долго слушал продолжительные гудки, наконец, Она ответила:
- Алло. Привет.
Он, запинаясь, путая слова, лихорадочно и радостно:
- Привет! Привет, я весь день… как дела? У меня телефон… Как ты?
Она, очень спокойно:
- Я видела. У меня на телефоне что-то около восьмидесяти смс и столько же неотвеченных вызовов. Я даже не все прочла. Это все ты?
Он:
- Я! Это все я… Я очень беспокоился…
Она, перебивая:
- А что беспокоиться? Зачем?
Он, не понимая, что происходит:
- Как зачем? Я подумал… подумал, вдруг что-то случилось…
Она:
- Ничего не случилось… Просто телефон дома забыла…
Он онемел… трубка едва не вывалилась из ладони…
Она, после долгого молчания:
- Ну, чего ты молчишь? Опять обиделся что ли?
Он, проглатывая собственное оцепенение:
- Нет, мне не на что обижаться… Как-то необычно получилось…
Она:
- Что необычного? Ты ни разу не забывал дома мобильник?
Он:
- Да не в этом дело… Просто я так волновался, я места себе не находил…
Она:
- Ну и что? Я что-то должна теперь тебе за это?
Он:
- Ну что ты такое говоришь! Конечно, ничего ты мне не должна… Просто вот такой я человек…
Она:
- Какой – такой? Объясни…
Он, снова смущаясь:
- Я не смогу тебе объяснить… Я многие вещи в мире понимаю чересчур рационально, а многие просто чувствую и у меня не находится слов для их объяснения… Ну, как-то вот так, понимаешь?
Она, словно что-то с хрустом раскусывая:
- Неее… совсем непонятно…
Он:
- Ты что-то кушаешь?
Она:
- Ага, сухарики грызу…
Он:
- Приятного аппетита…
Она:
- Спасибо…
Он спросил о том, как прошли занятия, чем Она была занята после института и вообще, спрашивал обо всем. Она вкусно хрустела сухариками в трубку и отвечала однозначными фразами или междометиями «ага», «ну» и тому подобными. Наконец, сухарики закончились. Он не знал, о чем спросить еще и о чем рассказать, но трубку класть не хотелось, ведь Он так долго не слышал Ее и так сильно соскучился.
Он спросил:
- А тебе о чем рассказать?
Она:
- Не знаю, о чем хочешь…
Он:
- Ну, так не интересно и совсем нечестно, скажи, о чем хочешь услышать и я тебе все-все выложу, без утайки (улыбка).
Она, задумываясь:
- Ммммм…. Расскажи мне о методах анализа баз сиэрэм?
Он, воспринимая все в шутку:
- Нетушки, об этом тебе пусть в институте рассказывают, а я слишком дорогой профессор, набирай группу, и я назначу вам время для занятий (улыбка).
Она:
- Жалко…
Он:
- Конечно, жалко…
Она неожиданно:
- Ну, ладно, я пошла… Надо еще кучу дел сделать…
Он:
- Ты завтра поедешь?
Она, словно желая поскорее завершить разговор, произнесла скороговоркой:
- Не знаю, посмотрим, я напишу… Пока-пока…
Он даже не успел пожелать Ей спокойной ночи, пулеметная очередь коротких гудков расстреляла Его слух…
- Господи, какой же я наивный болван! – рычал Он на всю квартиру, негодуя и беснуясь от собственной глупости. – Как же возможно быть таким идиотом? Она просто забыла телефон дома!
Он лихорадочно метался по квартире, в попытке обретения собственного равновесия, начал перекладывать какие-то вещи, книги, внося в идеальный порядок жилища некую смуту. Ему казалось, что все находится не на своем месте, небогатое аскетическое убранство Его холостяцкой квартиры представлялось в этот момент нагромождением каких-то непонятных, бесполезных предметов. Он переставлял светильник, музыкальный центр, стулья, двигал диван, пытаясь этой нехитрой деятельностью заглушить небезосновательно вспыхнувшую ненависть к себе.
«Ну, каким же это надо быть дураком, чтобы подумать всякую ерунду? – Он распахнул одежный шкаф и пытался провести революционные перемещения в его недрах. – Ну, каков же болван!»
В конце концов, выкуренная сигарета и новый портрет комнаты успокоили Его, а тщательно приготовленный ужин погиб на сковороде нетронутым.

Восьмой день

Весна.
Утро.
Метро.
Ровно в восемь утра Он вновь был на платформе, верный своим привычкам, своей натуре и естеству.
Он подождал пять минут – смс и звонки от Нее отсутствовали, значит, Она поедет позже или вообще не поедет, –  и вошел в вагон.
Встав по своему обыкновению у противоположных дверей, Он пространно и равнодушно смотрел на платформу, не замечая людей. Двери закрылись, вагон забила мелкая дрожь, свойственная предвкушению большой скорости, и вдруг на платформе появилась Она. Его дернуло электрическим разрядом, Он в один прыжок очутился у дверей и прислонился к стеклу, желая просочиться сквозь толстый слой, и оказаться на платформе рядом с Нею.
Она стояла безучастная ко всему, спрятав руки в карманы и слушая свою неизменную музыку. Его Она не заметила.
Поезд уносил отпечаток Его растерянного лица на стекле в глубь тоннеля.
Он написал Ей смс: «Привет. Почему ты не сказала, что поедешь?» но по причине отсутствия сети под землей, она долго не отправлялась, наконец, пришел отчет о доставке.
Практически тотчас пришел ответ от Нее:
«Привет. А ты меня видел? ;»
Поезд мчался в темноте, смс не желали отправляться, и приходилось ждать станций, чтобы продолжить общение.
Он написал:
«Да, я увидел тебя в последний момент. Если бы ты сказала, я бы подождал».
Вновь замигали лампы – вагон грохотал по рельсам, и Ему казалось, что так медленно поезд не ехал за всю историю метро.
От Нее пришла смс:
«Извини, так получилось ;».
Он ответил неожиданно резко:
«Захотела бы, все бы получилось».
Войдя в кабинет, Он бросил телефон на стол и даже не взглянул, было ли ответное сообщение от Нее. Работа втянула Его в свои грубые, каменные объятия и практически до вечера Он не притрагивался к трубке.
Обида жгла Его, терзала и выворачивала наизнанку.
«Как Она могла так со мной поступить? Что я сделал Ей плохого? Неужели что-то произошло?»
Он старался проанализировать свои поступки и слова, сказанные в разговорах с Нею, пытался отыскать свои промахи и ошибки. Где-то там, в глубине мыслей Ему чудился Им самим поставленный капкан, в который Он угодил так неосмотрительно. Видимо, что-то было сделано не так, или сказано какое-нибудь ненужное слово, от которого все и началось. Он мучил себя догадками – где начало этой оси координат, откуда ведется ломаный график конфликта и непонимания? Что было рассчитано не так? Почему возникло это отчуждение, словно крутая каменная гора, выросла из разлома, пышущая свежей лавой, обжигающая и недоступная? И даже чуткая, нежная красавица-весна, как сама Она, желанная и сладкая, не могла помочь Ему, а равнодушно смотрела в окна, рассыпала по улицам мертвую прошлогоднюю траву и лишь подмигивала ободряющим солнцем.
Он написал Ей смс:
«А давай пойдем сегодня погуляем? ;»
Она ответила с некоторым опозданием:
«Я не могу, у меня библиотека, а потом я спать».
Этими словами Она срезала сегодняшний день, словно острой навахой сочный, высокий тростник. Он закинул телефон в ящик стола и приказал себе до вечера забыть обо всем, кроме работы, тем более, что недавние замечания от начальства были небезосновательны.
Вечером Он не знал, чем заняться. Дома сидеть не хотелось, а шататься одному по улице было скучно.
Если бы Она сейчас была с Ним рядом!
Он листал какие-то журналы, вяло щелкал кнопками пульта от телевизора, но изображения, картинки, тексты смешивались в разноколерную кашу, и перед глазами все равно возникала Она.
«Я Ей не интересен… – думалось Ему – Иначе Она не стала бы лгать, что не поедет на учебу, и мы бы встретились…»
И снова, и снова и в который раз все мысли Его, словно плеяда разрушительных ракетниц, пылая и сверкая, разнося в осколки все живое, обращались вглубь Его совести – Он вновь раздирал себя на части, пытаясь найти причину непонимания.
Угнетая себя, копаясь в собственной душе, словно старатель ищет один единственный алмаз в массах перевернутых пластов грунта, Он таким же тщательным образом выискивал ответы на свои вопросы. И все больше размышляя, все больше мучаясь и терзаясь, Он приходил к единственному рациональному выводу.
Его пластичный математический ум практика находил лишь одно объяснение – эта весна, мошенница и аферистка, вдохнула в Него невидимые флюиды любви. Он был влюблен в Нее и поглощен своей любовью к Ней, отсюда такие склонности к самокопанию и абсурдные поступки, свойственные людям неуравновешенным. Сердце сделало подарок – в мире цифр, правил, графиков, нормативов и прочей профессиональной абракадабры, которая ежедневно проглатывала Его словно кусок жаркого, в мире однообразных картин действительности, в мире привычном и сером, Ему посчастливилось встретить Ее – ласковый и божественный цветок.
Да, Она Ему больше чем просто нравилась, бесспорно, Она красива и неглупа, Она очень нежна и женственна. Что же такого таится в Ней? Что всколыхнуло Его душу и тянет, тянет, словно кусок магнита, к Ней? Возможно, Ее идеальность, безупречность, безукоризненность.
И пусть пока что-то не совпадает, пусть не всегда получается находить общий язык, – это все впереди. Теперь Он Ее не отдаст никому, и сам будет принадлежать только Ей.
Он вышел на балкон и закурил, был уже поздний вечер – солнце исчезло за перспективами городского пейзажа, в воздухе пластами рассеивался техногенный смог.  Он смотрел на гуляющие внизу парочки, на проезжающие автомобили и понимал, почему все это должно быть и почему все это должно Его радовать.
В жизни появился смысл? Он засмеялся.
«Интересное получается кино (улыбка)… Это называется, весь мир крутился вокруг тебя, и ты был его осью, а теперь все (улыбка), согнули тебя, парень, и завязали узлом…»
Да, это не просто желание, не просто влечение к красивой и юной девушке, это истинная настоящая сердечная страсть. Он убедился в этом еще раз. Иначе, зачем Ему тратить столько времени и энергии на поиски причин, и бурить, бурить собственную душу, пронзая ее глубоко и болезненно?
Он погасил сигарету в пепельнице.
Дальше стало легче – вдруг упала планета с плеч Атланта, грудь освободилась от тяжести, разогнулись усталые мышцы, и кровь налила здоровьем мужественное лицо. – Он отправился спать.
На лице Его блуждала райская улыбка.

Девятый день.

Весна.
Утро.
Метро.
Он ехал на работу один, Она вновь не позвонила и не прислала сообщения.
Офис Его родной компании бурлил от новостей и информации. Но словно по велению небесного волшебника, Его рабочий день прошел спокойно и гармонично, без авралов, конфликтов и неожиданностей.
Вернувшись после работы домой, Он набрал Ее домашний номер. Она ответила почти сразу:
- Привет. Это ты…
Он:
- Привет, милая! Это я (улыбка).
Раньше Он никогда не называл Ее милой.
Она:
- Ну, как дела?
Он:
- Прекрасно, правда на работе что-то непонятное творится…
Она, равнодушно:
- Ааааа…
Он, увлеченно:
- Но ты же знаешь, я – оптимист, я ничего подобного не замечаю…
Она:
- Кризис сейчас… Нам в институте на экономике рассказывали…
Он:
- Кризис, это все ерунда! Это кому как нравится, тот так и называет! У меня никакого кризиса нет (улыбка)…
Она:
- Повезло тебе, а у меня брата двоюродного уволили…
Он, сочувственно:
- Да уж… не посчастливилось парню… а за что?
Она:
- Не знаю… просто, наверное, лишним показался…
Он:
- Бывает и такое, что ж тут сделаешь… Не думай об этом, не расстраивайся… а то я тоже расстроюсь…
Она молчала и ничего не говорила, Он решил перевести беседу в более приятную плоскость:
- Лучше давай запланируем какое-нибудь увеселительное мероприятие? Например…
Она, прерывая его речь:
- А тебе с чего расстраиваться, это же не твой брат, не твоя семья…
Он, успокаивая Ее и в какой-то степени себя:
- Ну, как ты можешь так говорить… ты ж мне не чужая… Я переживаю и волнуюсь…
Она вновь промолчала.
Он:
- Не молчи, пожалуйста (улыбка). Говори, кому говорят, говори (улыбка).
Она, улыбаясь:
- Да просто сказать не знаю что…
Он, с наигранной суровостью:
- То есть, как? Совсем нечего сказать что ли?
Она, не поняв шутки:
- Нечего…
Он:
- Ну, Малыш, ну я так не играю… Пошли проветримся? Я за тобой заеду, хочешь?
Она неожиданно:
- Пошли… а куда пойдем?
Он, чуть не подпрыгнув от радости:
- Можно погулять просто, а можно в кино сходить… Решим, главное, встретиться… Сиди дома, я через минут пятнадцать буду…
Он выскочил на улицу, бросился под первое попавшееся такси и уже через десять минут был у Ее дома.
Она вышла печальная и очень красивая.
Он обнял Ее и поцеловал в щечку, сказал наигранно:
- Прости меня, я без цветов сегодня, я проиграл на скачках миллион…
Он помог Ей сесть в машину, назвал водителю место и шепнул Ей на ушко:
- А давай, не пойдем в кино?
Она кивнула:
- Давай не пойдем… а куда пойдем?
Он, кривляясь:
- А я предлагаю просто пошариться по кафешкам, и выпить весь чай в городе?
Она равнодушно согласилась.
Они приехали в центр города, в район шумных, широких улиц, где  высокие разностильные дома новой технологической наружности соседствовали с убогими старинными постройками.
Он глубоко вдохнул, улыбнулся и обратился к Ней:
- Ну, что ты такая грустная всегда? Вечно ты какая-то загруженная… веселись, улыбайся, все прекрасно!
Она скорчила рожицу, отчего стала похожа на язвительную старушку:
- Так лучше?
Он захохотал:
- Вот, отлично! Супер! Оставайся такой всегда!
В ответ Она показала Ему язык.
Они вошли в кафе и услужливый официант определил Им столик в глубине интимного мрака.
Он предложил Ей меню и высказал пожелание:
- Давай выпьем за нас? Не чай, а что-нибудь другого, вина, например? – При этом на Его лице отразилось некоторое опасение, не известно, как Она воспримет подобные предложения.
Она равнодушно листала меню и сказала:
- Мне все равно, пей что хочешь, я вино не люблю…
Он настаивал:
- Ну, а ты-то сама как хочешь? Не стану я один, как дурак, пить. – Он улыбнулся и наклонился к Ней.
- А что ты любишь?
Она:
- Мартини, наверное… не знаю, мне все равно…
Он, начиная немного злиться от неопределенности:
- У тебя всегда «не знаю» или «мне все равно». Обидно, понимаешь… Ты кушать хочешь?
Она словно в насмешку:
- Не знаю…
Он пытался найти в разговоре что-то такое, чем бы Она заинтересовалась и не награждала Его «незнайками»:
- А сколько мы уже с тобой знакомы? Может, у нас сегодня юбилей?
Он пытался шутить и очень желал  развеселить Ее.
Она отложила меню:
- Не знаю, неделю, наверное…
Он, многозначительно сдвинув брови, изображая министерскую важность:
- Ого-го! Это срок! Золотая или бриллиантовая свадьба? Думаю, что такое событие пропустить никак нельзя! Тогда точно только шампанское! Бочку! Непременно!
На Ее лице не отразилось ничего. Она лишь произнесла:
- Свадьба, размечтался… У меня никогда в жизни не будет свадьбы…
Он пожелал поинтересоваться:
- А почему? Ты не любишь белоснежных платьев невесты, множества гостей, подарков? Это же так радостно, светло и празднично…
Она ответила:
- Замуж выходят одни дуры…
Он ухмыльнулся, решив не придавать серьезного значения Ее словам, отнеся все это на счет вспыльчивости и необдуманности, так свойственным юному возрасту.
Они сделали заказ официанту, на столе появились блюда и пузатая бутылка шампанского. Он сам разлил вино по бокалам, произнес тост:
- Давай выпьем за метро, которое нас познакомило! И за то, чтобы метро и в дальнейшем продолжало знакомить людей!
Бокалы тонко дзинькнули, Они выпили.
Он ловил Ее внимание, пытался заинтересовать Ее разговорами, шутками, ухаживал за Нею и являл собой образ примерного кавалера. Ужин получился очень романтичным, если бы не Ее равнодушное выражение лица.
Они сидели в полумраке освещения, в зале мурлыкала тихая мелодичная музыка, Он спросил Ее:
- Почему ты всегда грустная?
Она ответила:
- Я не грустная…
Он настаивал:
- Но ты почти никогда не улыбаешься, тебе словно ничего не интересно в мире. Что бы я ни сказал, ты воспринимаешь как-то холодно и… – Он запнулся, – бесчувственно как-то…
Она вертела в руках салфетку и, казалось, была настолько далека от всего этого разговора, что Его слова бесследно растворялись в атмосфере уютного зала и исчезали вместе с ароматом кофе, не доходя до Нее.
Он смотрел на Нее и ждал ответа. Даже в моменты своего откровенного равнодушия Она была прелестна – большие глубокие глаза дышали грустью, губы нежно вздрагивали, кожа матово сияла, словно свечение исходило из души. Он любовался Ею, наслаждался Ее красотой и готов был ради Нее схватить за хвост любую комету, сдвинуть спутники с орбит и перевернуть все земные материки.
Она неожиданно собралась уходить:
- Знаешь, мне пора уже домой… Спасибо тебе за шампанское…
Он остолбенел…
Проклятые жемчужные бусины с треском разлетались по полу и закатывались в самые труднодоступные места – под диваны и шкафы, с пальцев лишь безжизненно свисала нить…
Он попытался Ее остановить, уговорить еще остаться и провести с Ним хотя бы полчаса. Он просил прощения за свои возможно грубые и неаккуратные слова, но Она словно обернулась звуконепроницаемым коконом – все Его попытки оказались тщетны.
Она накинула на себя куртку и вышла из кафе, а Он остался наедине с початой бутылкой шампанского, одинокий, растерянный, покинутый и какой-то немного жалкий…
Он не помнил, как добрался домой.

Десятый день.
Одиннадцатый день.
Четырнадцатый день.

Весна.
Утро.
Метро.
Она не звонила и не присылала смс. Он снова, как и вчера и позавчера, отправил Ей «С добрым утром», но ответа не получил.
Он ехал один – мрачный, растрепанный, обозленный.
Черный, непроглядный океан печали заполонил Его душу и все, что творилось вне Его сознания, представлялось унылой и недостойной внимания пустотой. Вокруг не было ничего, кроме некоей бесформенной, мутной и облегающей людской массы. И метро миллиардами невидимых щупалец внедрялось в мозг, озлобляло и возбуждало демонический гнев. Мир перестал быть привлекательным и радостным – Его все раздражало и сердило, достаточно было какому-то несчастному локтю прикоснуться к Нему, чтобы вывести Его из себя. Он готов был кинуться в драку на любого, кто случайно наступит Ему на ногу.
В таком наэлектризованном состоянии Он зашел в офис, который был полон неприятных сюрпризов.
Надо признать, что последнюю рабочую неделю Он мало уделял внимания своим обязанностям, всецело беспокоясь об отношениях с Ней, и ответственная должность, которую Он занимал, ревниво отомстила Ему за это.
Его вызвал директор и с выражением крайнего прискорбия сообщил, что показатели отдела резко идут вниз, что Его положение в крупной и очень чуткой к предательству компании, стало неустойчивым, и что в связи с тотальным, всепоглощающим финансовым кризисом Он становится одним из первых кандидатов на сокращение. Словом, упустив рабочий процесс, Он навлек на себя серьезные неприятности, угрожающие не менее серьезными последствиями.
Он вошел в свой кабинет и обессилено рухнул в кресло, лицо выражало картину удрученности и несчастья.
Что было увольнение или директорский нагоняй в масштабах потери Ее? Что такое какой-то там офис, какой-то там отдел или показатели выполнения планов продаж, когда перед глазами угрожающе мерещился реальный риск больше никогда Ее не увидеть?
Он вновь отправил Ей сообщение.
И пришел ответ:
«Привет. Лекция. Перезвоню позже».
Он улыбнулся – дышать стало значительно легче, под ногами заметно окрепла земля.
«Первый раз за пять дней… – подумал Он, – в своем неповторимом стиле, коротко и емко, словно в армии».
Действительно, это было первое сообщение за истекшие дни после их последней встречи. Он ежедневно писал и звонил, но в ответ получал лишь неоднозначное молчание. Хотелось выйти на улицу и совершить что-нибудь сумасшедшее, в надежде, что Она услышит, что  Она появится. И чтобы тот единственный небесный житель, своего рода генеральный управляющий человеческих судеб, внял Его просьбам и жалобам на вопиющую несправедливость. Он даже планировал ждать Ее около подъезда, неся круглосуточное дежурство, словно послушный часовой на посту – лишь бы повидать Ее, заключить в объятия и поцеловать.
В течение всего рабочего дня и по его окончании от Нее не было ничего. Он мужественно и терпеливо ждал, словно голодный лев, затаившись в тростнике, долгими часами выжидает своего единственного шанса.
Вернувшись домой, демонстрируя на лице отпечаток мрачности мрачнее самой ночи, Он набрал номер Ее домашнего телефона. Она ответила сонным голосом:
- Да…
Он:
- Привет. Наконец-то я слышу твой голос…
Она, недовольно:
- Вообще-то я спала… я думала, мама звонит…
Он, чувствуя свою вину, раскаиваясь и оправдываясь, голосом школьника:
- Извини, просто мы с тобой столько дней не общались…
Она, зевая:
- Ну, да… бывает…
Он, не зная с чего начать, страшно волнуясь и переживая:
- Скажи… Может быть, я сейчас что-нибудь ляпну такое несусветное, но ты не обижайся, ладно?
Она:
- Ну, пока ничего не понятно…
Он, кусая ноготь:
- Скажи, ты… тебе…
Она:
- Ну что такое? Спрашивай уже…
Он:
- Ты спать хочешь, да? Пойдешь спать сейчас?
Она, раздражаясь не на шутку:
- Да никуда я уже не пойду! Это все, что хотел спросить?
Он, черпая из опустошенного источника последние капли сил, старался говорить внятно и твердо:
- Я тебе совсем безразличен?
Она, искренне не понимая сути предмета:
- Не поняла… О чем ты?
Он:
- Ну, я не слышу никаких эмоций никогда, ты вечно какая-то равнодушная…
Она, словно отмахиваясь от мухи:
- Ой, не начинай, а…
Он, не замедляясь совершенно, лия поток безудержных слов в телефонную трубку:
- Просто мне это непонятно! Мы с тобой общаемся уже достаточно давно! Практически уже стали друзьями! Я же тебе ничего плохого не делал, не оскорблял, не дай бог, не грубил, чего вообще делать не умею… Ну, вот просто и не понятно, почему ты всегда какая-то аморфная… всегда какая-то равнодушная… И за четыре дня ни одной смс, и трубку не брала!
Он захлебнулся воздухом и осекся.
Она долго молчала, затем сказала:
- У меня денег не было на телефоне… И некогда было…
Он сказал тихо:
- Ну, а что ж ты мне не позвонила с домашнего? Я бы закинул тебе хоть рублей сто…
Она:
- Я же тебе говорю – некогда было! И почему ты так спрашиваешь, словно я обязана перед тобой отчитываться? Словно я обещала тебе что-то и теперь должна…
Она повесила трубку.
Он, понимая, что переусердствовал, что перескочил черту дозволенного, осознавая свой чудовищный просчет, устало опустился на пол с телефоном в руке. Мозг разрывался от осознания грандиозного крушения – что Он натворил? Неужели нельзя было как-то иначе выражать свои эмоции, использовать другие, более мягкие слова? Был порыв тут же, немедленно перезвонить и смягчить недоразумение, свести все на шутку, попросить извинений и признать себя самым гадким и мерзким чудовищем во вселенной.
Рассудок создавал кучу сценариев – поскорее исправить свою досаднейшую ошибку, вскочить и поехать к Ней, завалить цветами и вымолить прощение.
«Нет! Нет! Нет! – голова вскружилась от переживаний, Он сжал сильными руками виски, теребил волосы, рвал ногтями щеки. – Какой же я кретин!» И было сказано еще много-много слов в собственный адрес, употребляемых в какой угодно среде, кроме приличной, и среди этих слов самое мягкое, может быть, было – идиот.
Он чуть не сорвал дверь холодильника, вынул ледяную бутылку пива и жадно проделал несколько шумных глотков – естественный и последовательный шаг всех сильных мужчин после поражения.
Жгучий морозный напиток не доставил облегчения, тяжесть чувствовалась в душе и на сердце. Он собственноручно разрушил мост к Ней, сжег и без того неустойчивую конструкцию, своими собственными руками пропитал фитиль в едком масле, упаковал пороховой заряд под основания и запалил спичку. Но не все еще сгорело! Не все обрушилось пылью в бездонную пропасть конфликта.
И от двойственности, неопределенности собственного состояния, Он словно разделился пополам, какой-то неведомой силой была разобщена Его когда-то правильная, верная и гармоничная структура. Одна половина взметалась и бурлила, словно пена на тридцатифутовой волне, рвалась в погоню за провороненными возможностями – настичь, вернуть, перезвонить, выпросить прощения! И напротив, вторая часть Его сущности была привязана к причалу тяжелыми и толстыми канатами степенности и разумной солидности – все обойдется, решение придет, следует пережить шторм, исправить такелаж и выйти в счастливое море полным сил и солнечных намерений.
Или?
Сомнение тонкой иглой прокалывало хрупкую оболочку уверенности – вдруг это все-таки конец?
«Что-то в последнее время ты стал не похож сам на себя, приятель. Наверное, это стресс… Сколько лет ты без отпуска? Какой отпуск! Что-то все навалилось на меня, словно карма какая-то! То одно, то другое… К черту… надо пойти погулять…»
Он наскоро накинул первую попавшуюся одежду, схватил несколько крупных купюр из портмоне и вылетел в весеннее великолепие.
Любимый бар находился неподалеку и был практически пуст – сказывалось начало рабочей недели. Он поздоровался со знакомым официантом и сделал заказ, совсем не скромничая по поводу алкоголя. В ожидании принялся звонить друзьям и приглашать составить компанию.
Очень хотелось позвонить Ей или хотя бы написать что-нибудь типа «извини, стою на краю пропасти, спасай», но проклятая рациональная половина била острым топором в темя и твердила – ждать. Интуиция – это хилая, болезненная птица, а тем более, если давить на нее логикой и не давать простора для полетов, ее неокрепшие крылья нелепо складывались под напором твердого ветра сомнений. Но все же, каким-то неведомым усилием, она смогла что-то пропищать, откуда-то из глубины подсознания показать, что все еще обойдется, что хорошее непременно произойдет, и все Его грезы сбудутся. Может быть, именно этот слабый писк интуиции и переборол в Нем желание звонить Ей или писать что-то.
Из друзей никто не откликнулся, ссылаясь на работу, заботу и так далее, все верные товарищи отказались прийти, и Он переживал свое горе в одиночестве, по-прежнему кляня себя и уничтожая.
Алкоголь – не средство от одиночества, не лекарство от тоски и хандры, так Он думал всегда и полагал, что вином излечивают свои обиды только слабаки или крайне закомплексованные люди. Но сегодня, выпивая рюмку за рюмкой, Он вдруг обнаружил реальное, не художественно-лирическое, а настоящее физическое облегчение своего удрученного состояния.
Он начал первый период своего исцеления с какого-то коктейля из белого рома с добавками, на перерыв ушел с односолодовым виски, второй период продолжился уже рюмкой текилы под щемящий челюсти лайм. И, как это обычно принято в кругу образованной интеллигенции, окончательный счет на табло подвела чудесная водка, правда не русская, а финская, но от этого не менее разрушительная.
Расчет был произведен, чаевые щедро оставлены, пепельницы вычищены и Он, качаясь и бурча что-то очень важное и многозначительное, отправился домой. Шел пешком по слегка удлиненному маршруту, следуя совету знакомого официанта, чтобы немного освежиться.
Было уже поздно, весна переместила свое сияние на обратную сторону планеты, и на улице стемнело. В окнах ближайших домов заморгали лампочки. Накопившееся за день тепло испарялось в воздухе и можно было смело скинуть верхнюю одежду – настолько чудесной была погода.
Он ступал по асфальту, слегка покачиваясь, думая сугубо о Ней и вслух горячо убеждая себя, что звонить Ей категорически не стоит, тем более в таком состоянии. Невозможно задушить водкой добрые начинания – это доказывали Его мысли и слова. Он шел через дворы, избегая оживленных улиц и интенсивного движения транспорта, где непременно дежурили работники милиции, с которыми встречаться сейчас Ему очень не хотелось по причине своего опьянения.
В темной глубине детской площадки какого-то двора сидела молодежь, что-то горячо обсуждая и споря. От компании отделился субтильного вида парнишка и подошел к Нему с вопросом:
- Дядь, угости сигаретой…
Он медленно затормозил движение и оглядел наглеца, которому на вид казалось не больше двенадцати лет. Сотворив менторское выражение на своем лице, он достаточно четко и вежливо ответил:
- А ты не маленький еще курить?
Парнишка залихватски сплюнул вбок и хитро прищурился:
- А ты мне папа, что ли?
Он решительно повернулся всем корпусом к этому невеже, намереваясь отчитать его и дать рекомендации по правильному обращению со старшими:
- Не «ты», а «вы» во-первых, а во-вторых, ступай домой, мальчик!
Мальчишка постоял с полсекунды несколько озадаченный, и, не произнеся ни слова, потопал к своим.
Он развернулся и направился к арке, выводящей из двора на широкую улицу.
Вдруг сзади в воздухе пронеслось необычное шуршание, схожее с гулом летящей стаи саранчи.
Он поспешно обернулся на странный звук и сразу же был сшиблен с ног множеством энергичных ударов. Какие-то тени кружились около Него, разя из темноты сотнями чувствительных и жестоких тычков, подняться не было возможности – во-первых, по причине солидного объема выпитых напитков, во-вторых, от интенсивности наносимых Ему сокрушений. Руки не слушались, ноги вмиг оказались отбитыми и не ощущались. Невообразимым усилием удалось схватить кого-то за одежду и второй рукой отвесить хороший свинг, но сила изменила ему и кулак прошел вскользь, не нанеся существенного вреда жертве. А тем временем Его голова подверглась целой серии тяжелых ударов и пинков – они били ногами, совершенно не стесняясь и не заботясь о масштабах физического ущерба избиваемого объекта. Он пытался укрыть голову руками, но Ему сломали кисть, хруст напомнил разгрызаемый сухарик, – он вскрикнул, и тут же боль вонзилась в мозжечок, по телу пронеслась пульсирующая электрическая судорога. Свирепые, варварские удары сыпались в изобилии, Он пытался сохранить толику покалеченного здоровья, скрипя зубами, терпя боль и уже не в силах противодействовать безжалостным атакам. Эти изуверы не щадили слабое, истоптанное, скомканное, словно листок бумаги, и искалеченное тело человека. В жестоком хулиганском торнадо Он находился в эпицентре и частичкой угасающего сознания только слышал дьявольский шепот невидимых разбойников: «куртка, куртка, куртка».
Битва оказалась скоротечной, как всепоражающая молния.
Сознание Его померкло, в глазах яркой болью вспыхнули два ослепительных белоснежных солнышка и тут же утонули в кромешной тьме черепно-мозговой травмы.

Тридцать первый день.

Весна.
День.
Город размазался на плоскости, дышал заводскими трубами и шевелил транспортными развязками.
В плену кустов обглоданной сирени неуклюже расположилась серая кубическая гора больницы.
Он открыл глаза и чуть не ослеп от света в палате, Ему показалось, что тысячесвечная лампа выжигает ему зрачки, хотя на самом деле свет шел из приглушенных белой краской окон, и не горел даже небольшой светильник на прикроватной тумбочке. Прямо перед глазами висел клетчатый пенопластовый потолок, белоснежный и ободряюще обыкновенный.
Он попытался почувствовать себя, свое тело, органы, но ничего не ощущал, кроме движения собственных век. Он с трудом похлопал ресницами, совершил слабую попытку вращения зрачками и невероятно устал от произведенных манипуляций. Тут же навалилась боль, внезапно и как-то глобально – сразу на все тело.
Сквозь царящее безмолвие камерной, белой атмосферы больничных покоев начали просачиваться какие-то неясные звуки – далекие, глухие, словно из накрытого толстым одеялом динамика. Что-то пикало, трещало, шуршало, вызывая четкую ассоциацию с испорченным радиоприемником.
Ноздри вдруг защекотало чем-то теплым, и Он почти интуитивно сообразил, что это функционирует трубка кислородной ингаляции.
Боль тем временем не оставляла Его и блуждала наплывами по едва ощутимому туловищу, внутри головы она устроила лихорадочный танец во славу обретения сознания, и Он снова зажмурился, пугаясь ее ярких вспышек.
Вдруг перед глазами возникло темное пятно, Он вновь открыл глаза и пятно трансформировалось в нечеткую очкастую физиономию в зеленом колпаке реанимационной формы. Пятно бесцеремонно пощелкало пальцами перед Его носом, покрутило шеей, отчего зеленый колпак проделал круг, напоминающий танец кобры под дудочку. Затем пятно двумя пальцами потерло себе нос и глухо, тягуче сказало:
- Очухался, алкоголик? – потом оно оскалилось и, издевательски растягивая слова, произнесло что-то из ряда вон непонятное. – А Безбородько говорил полгода, полгода…
Пятно молниеносно исчезло, Он вновь закрыл глаза.
Во рту ощущались вкус заржавленной канцелярской скрепки и тропическая сухость. Он попробовал облизать губы, но не смог определить, удалось или нет – лицо сковало мышечное онемение, оно отвердело, пропитанное новокаином.
Сквозь алый туман закрытых век, где-то в углу зрения неожиданно появилось еще одно пятно – Он открыл глаза и определил что-то светлое и без колпака. Напрягшись всеми силами, Он попытался разглядеть черты, и вдруг боль в затылке синхронно выстрелила с внезапным учащением сердцебиения – это была Она.
Она сидела рядом с Его кроватью, смотрела на Него и что-то тихо говорила, но разобрать слова не было возможности. Предыдущее общение с головой в колпаке абсолютно лишило Его энергии. Он очень сильно напрягал слух, тянулся всеми нервами к источнику слов, от этого кровь начинала бурлить в голове и биться металлическим звоном, пытаясь вырваться из тисков черепной коробки. И фразы долетали лишь какими-то обрывками, прерывистыми звуковыми пунктирами:
- … телефон… тебя… а он как дурак подрался… и напился… я как дура… хорошо доктор еще… две недели… две недели… может, наверное, самый нормальный… две недели… две недели…
Он смотрел на Нее, глаза зажгло и начало щипать от едких, восковых слез, – резкость видения утратилась совершенно. Сердце подкатило к горлу и сотрясало ударами весь город… Он поплыл в лилово-оранжевой волне предобморочного бреда, по сетчатке забегали мультипликационные кадры каких-то неясных картин, звуки слились в однообразное гудение…
Она наклонилась к Нему и платочком смахнула с Его небритых и впалых щек влагу, поправила одеяло и вдруг тоже заплакала.
Это были славные, правильные слезы.
А на улице вдруг неожиданно пошел снег…