Падая в небо - Глава 7

Раньше он полз вперёд безо всякой цели, да и не вперёд даже, а куда придётся. Теперь после встречи с отцом Джонасом Бродяга задумался над смыслом собственного существования, в общем, и путешествия, в частности. Смысл, как ни странно, нашёлся практически сразу, стоило только проползти пару сотен метров. Найти Свой Главный Вопрос. Бродягу эта проблема не на шутку взволновала и долгое время не покидала его мыслей.
“Что вообще за Главный Вопрос такой? Почему отец Джонас о нём заговорил? Он пытался мне что-то объяснить… А я понял..?”
Бродяга вдруг почувствовал нечто странное. Как будто за ним следит кто-то… или что-то. Он огляделся. Ни позади него, ни впереди в Трубе не было ни души. Он прислушался. Было тихо, только ветер глухо и неприветливо гудел и подвывал, пробиваясь сквозь частые прутья решёток. Он сглотнул вязкую слюну. Впервые ему стало здорово не по себе. Мир вокруг него скукожился до размеров коротенького участка трубы от поворота до поворота, в котором он сидел. Бродяга вспотел. Ему не было страшно. Было неприятно от ощущения чужого подглядывания и… стыдно. Заранее стыдно, как впервые нашкодившему ребёнку. Почему – он сам не понимал. Что-то подозревал – возможно, но в тот момент его голову занимали мысли совсем иного характера, а для выяснения источника этих подозрений места не осталось.
Он очнулся и открыл глаза. Вокруг было только небо. Бесконечное грозовое небо. И больше ничего. Бродяга слишком удивился, чтобы испугаться, и не сразу сообразил, где очутился. По правде говоря, ни когда прошла первая волна удивления, ни позже, он так и не понял, что произошло. Он видел Трубу извне. Со всеми её поворотами, ответвлениями и решётками. Она была очень ржавая, тёмная и сырая. Бродяга видел её всю, до мельчайших подробностей. И удивительным образом чувствовал всех людей в ней, каждого. Знал, кто где находится, чем занят и о чём думает. Но информации было так много, и она навалилась на Бродягу столь неожиданно, что он совсем не мог сосредоточиться, чтобы разобраться в нахлынувшем на него потоке.
Но то, что он увидел после, мучило Бродягу до конца жизни. Он видел, что люди умирают, но чувствовал, что не своей смертью. Одни сходили с ума и их замыкало на собственных мыслях, после чего они не могли ни есть, ни спать и умирали от обезвоживания. Другие ни с того, ни с сего решали, что их голова им больше не дорога и разбивали её об Трубу, обагряя всё пространство вокруг себя кровью. Третьи метались по Трубе, страшно вопя и стеная, кусали, били себя, резали разными предметами.
Таких людей были миллионы. И он видел их всех. Видел и не мог помочь, хотя подсознание нашёптывало ему, что однажды он будет в состоянии. Бродяга хотел отвернуться, чтобы не видеть ужаса, открывшегося его взору, хотел убежать, улететь, уползти, подальше. Невозможно описать чувства, охватившие его в те мгновения.
“Это всё только сон… Пожалуйста, пусть это будет сном… Неужели, всё так… только не это, пожалуйста… Так не может быть и не бывает… Это неправильно! Никто не должен умирать… Как же страшно… Простите меня… я не хочу… не надо..! Я насмотрелся, хватит!..”
А потом всё закончилось. Так же внезапно, как и началось. Бродяга понял, что снова сидит в Трубе, в которой остановился и где его стали мучить непонятные предчувствия. Сначала он не мог поверить, что видение действительно ушло. Но страх, слепой первобытный ужас, коренящийся где-то в глубинах сознания остался. Бродяга пытался отгородиться от него, забыть, но это было выше его сил.
После этого события Бродяга несколько часов приходил в себя, боясь куда-либо ползти и вообще шевелиться. Просто сидел, уронив голову на колени, пока не достиг, наконец, некоего подобия душевного равновесия. Только тогда он почувствовал себя в состоянии сдвинуться с места и потихоньку ползти дальше. Но то, что он увидел, Бродяга при всём желании уже не мог забыть, как ни старался.