средний был ни так, ни сяк

СРЕДНИЙ БЫЛ НИ ТАК, НИ СЯК

У Василия Нарыкова в Редкодубе бабушка живёт. Всякий раз, как приезжает ко мне, Василий твердит: поедем да поедем в Редкодуб. Там чудеса, там леший бродит.
На той неделе привёз тоненькую книжечку. По синенькой обложке – почти японский рисунок вишневой ветки и заголовок : «Редкодубский Басё». А по самому верху фамилия поэта : Василий Нарыков.
Зарделся, стесняется. Раскрываю наугад, читаю: «Я спросил у вишневой ветки, что такое Бог. В ответ вишневая ветка расцвела».
-Слушай, - говорю, - Здорово. Только мне сдается, что эти строки поэт Цюруюки еще в IХ веке написал.
Василий обиделся, но надпись дарственную на первой странице сделал такую: «Поэту от поэта. Нас мало настоящих. В. Нарыков»
-Твой Цюруюки это на японском написал, а я на русском. Оцени разницу! Да если я каждый свой стих начну сверять с великими – они все плагиаторами окажутся. Знаешь – у меня в голове очень много мыслей. А вот начинаю читать классиков, и поражаюсь : и они так думали! Значит – и я классик…
Увидев, как я скривился, соглашается:
-Ну – почти классик. Так мне ж только сорок три года – всё впереди. Вот пока только одну книгу написал. Вот поглядишь, какой теперь шум у завистников пойдет! Да до толстовских лет я еще не одну Аню Каренину напишу! Вся беда – денег на книги нету. Хорошо было Толстому – он граф, пиши – не хочу.
Потолкался у меня два дня. Спал, как во всякий приезд, на веранде на полу. Человек Василий непритязательный, ест и пьет всё подряд. Жена мне Нарыкова всегда в упрек поминает : «Ел бы как Василий – на человека был бы похож».
И в этот раз человек Василий меня уговорил. С вечера мы в библиотеке повстречались с его читателями – афишка заранее висела, телерепортеры местные снимали его и с середины, и с углов зала, и даже из под стола. Самое удивительное- студенты нашего техникума пришли вроде как по принуждению, а раздухарились так, что от вопросов автору «Редкодубовского Босё» всем стало интересно. «Скажите, а вы настоящие стихи не пробовали писать?» Василий отвечал обстоятельно, всех пригласил к бабушке в Редкодуб, где чудеса и леший бродит.
А с утра мы поехали. Дорога дальняя, автобус большой и разбитый. Людей немного, и я попытался устроиться отдельно. Поначалу удалось, но через десять минут Василий уже сидел рядом и говорил, по привычке старого учителя, напористо и назидательно:
- Мы у бабы Зины трое внуков. А больше у нас никого – родители утонули, когда мне четыре года было.
-Да знаю я Вашу историю, Василий Макарович… -
Он уселся прочно, окончательно и остановил меня нетерпящим возражения жестом:
- Никто ничего не знает!
Я ещё раз попытался отделаться о Василия:
-Вот точно так же говорил святой Исайя: «Не хвались знанием своим, ибо никто ничего не знает!»
-Да ладно! – встрепенулся Василий и тут же огорчился: -Я ж и говорю: стоит только прийти хорошей мысли – а её уже за тысячу лет до тебя украли. Как жить, как творить? Ну, это не главное. А главное то, что каждое лето все трое мы живём в Редкодубе. Мишка у нас старший. Как в «Коньке-горбунке» - умный детина. Кандидат наук, в институте культуры историю древнего мира преподает. Представляешь , - мой спутник загорается на глазах: - у него бзик такой есть, что Геродот все выдумал. Сидел у себя на древнегреческой печи и сочинял, глядя в потолок. У Михаила реферат напечатан : «Штепсель Европы к розетке Геродота». Там смысл такой: вот Геродот написал историю Скифии и сунул её, как электровилку, нам в карту Евразию. А мы, вместо чтобы учить настоящую историю, пытаемся подобрать под это вилку соответствующую розетку. В этом году вот прямо на огороде выкопал брат каменный бюст  с двумями лицами. Двуликий Янус, называется.Я думаю - этого Януса наш Димка втайне заранее прикопал. Чтоб брату угодить.   А с Геродотом всё не так.
-А как?
- Да вот ты у Михаила Макаровича и спроси, как приедем. Так вот. Я среди братьев – средний. Ни так, ни сяк. Закончил техникум педагогический чертёжный, а дальше учиться заклинило – ушел в большую литературу. Ну, меня ты знаешь. А теперь меня весь мир узнает. А вот младший наш, Дмитрий Макарович – вовсе дурак, как в сказке. Представляешь, он каждую ночь не в сны уходит, а на тот свет.
-Ку-да-а?!?
-Натурально, к покойникам. Родители утонули, когда ему и годика не было. Он их не может помнить, но , представляешь, общается с отцом и матерью. Мы сначала не верили, а он как-то, классе в пятом, говорит бабе Зине: «На Крещение мама просила тебя свечку поставить к иконе «Стояние на водах». Баба Зина всю жизнь упорная активистка была, член партии – отмахнулась. Тогда Митька опять сходил к родителям, вернулся и говорит бабушке: «Поставь свечку. Мама сказала, что нынче приснится тебе и сама скажет». Бабушка опять – мимо ушей. А утром проснулась – только на лютом морозе колокол церковный брякнул, и – шмыг в церковь. Теперь каждый год все мы молимся у «Стояния на водах».
-Ну, - говорю, - тут может быть простое совпадение…
-Совпадение! – всплеснул руками Василий! – Да Митьке враз найти потерянное завещание покойников. Я уж про драгоценности не говорю.
-Он что – богач?
-Говорю ж – дурак. При таком таланте можно припеваючи жить – никто за язык не тянет. Вот в прошлом году умер старый директор школы. Всё-бы ничего, да бумаги школьные пропали. Старым учителям пенсию начислять – а оснований нет. Позвали Митьку: спроси у директора, где журналы? Он с вечера - шасть за порог, а вернулся через двое суток. Оказалось – не только узнал, где документы, а сам ещё и съездил за ними в область. Директор-то покойный сдал их на ксерокопию, а забрать не успел, умер.
-Митька знать мог, вот и подыграл, - говорю.
-Сам ты...младший сын конька-горбунка. Я ж говорю – для него на тот свет сходить, что тебе на почту. Вот гляди. Сейчас уже второй месяц сушь стоит – под сорок градусов палит. Редкодуб наш на косогоре выгорает – ни реки, ни озера. С вечера наш Митька такой же запыленный, как все мы. А утром позавчера гляжу – а у него ухо отморожено. Сидит, трёт суконной рукавицей. Я спрашиваю : в холодильнике ночевал? Да нет, говорит, к гипербореям наведывался. А у них там зима лютая. А на той неделе, говорит, сапоги надену, на Юго-Западный фронт загляну. Там теперь весна, распутица. Узнаю, как наш дед Игнат Савельевич погиб.
Поглядел я искоса на Василия. Вроде нормальный человек, чтоб подобную чушь нести. Хотя, что с него взять? Ни так, ни сяк, одно слово.
Так незаметно приехали. Вышли на остановке, двинулись вдоль вишневого сада, мимо изумительной деревянной церквушки. Голуби легким облачком стелились над единственным куполом, а немилосердное июньское солнце плавилось на мятом сусальном золоте церковной главы."Там чудеса, там леший бродит..."
День обещал быть бесконечным и жарким.
Мы миновали сад, пересекли площадь и спустя время оказались на окраине села. Это и был, собственно, Редкодуб.
Зашли с огорода, отодвинув добротную калитку. Грядки ухожены, утыканы распятыми пугалами. У крыльца на пеньке желтеет двуликая каменная голова. Одно лицо у него старческое, другое молодое. Двуликий Янус, бог времени. Отлично сохранившийся экземпляр. Наверняка –современник Геродота.
На крыльце сидит на низеньком табурете и моет большие болотные сапоги, почти ботфорты, старая женщина. Глянула на нас – как ожгла: один глаз у женщины синий, другой зеленый. Василий кивнул на меня:
-Друг мой, тоже поэт. Поживет у нас с недельку. А ты то чего делаешь, баб Зин?
Та еще раз ожгла меня разноцветным взглядом и обиженно махнула рукой.
-Да вот сапоги Петра Первого мою. Мишатка их из музея привёз для учёной работы, А Митька вчера обрядился без спроса – и ушел. Нынче вот вернулся – весь как чёрт . Вот свинтус, где только грязи нашёл в этакую сушь!