Утка

    Шёл 1947 год. Мне было пять лет. Помню очень хорошо пленных немцев: они что-то рыли лопатами на речном канале, чистили – в общем, с утра до вечера вели какие-то работы.
    В перерывах им привозили на лошадях еду. После работы вечером они пели песни под губную гармошку и плясали. Лопаты они складывали в одно место, а ещё делали из них звёзды на земле. Было весело, и далеко слышна немецкая речь. Мы часто бегали с дворовой компанией к немцам слушать их песни под губную гармошку.
    Вот я взяла свою любимую уточку и пошла на громкий разговор, одна на этот раз. В то время в Москве люди держали мелкое хозяйство. Чтобы отличить своих уток от соседских, мама помечала их зелёнкой. И я таскала одну утку под мышкой.
На канале было несколько знакомых немцев, и они узнали меня по босоножкам. Делали они босоножки из пожарных рукавов, красили их чернилами, ходили по домам и продавали очень дёшево. Так вот я шла по лужам, и ноги у меня были все синие.
    Немцы засмеялись и сказали по-русски: «О! Ут-ка!» Они окружили меня и один немец сказал: «Пусть она поплавает». Взял утку и спустил на воду. Все громко смеялись, а я плакала – боялась, что она уплывёт. Они стали угощать меня леденцами, а я просила отдать мне утку. Вечерело, и я вспомнила, что мне пора домой. Вижу, подъехала милицейская машина. Меня везде искали. Мама обрадовалась, что я нашлась, и утка цела.