Дневник IV-15 П. Старчик, Эрик, Лариса Чайка

Дневник IV-15 П. Старчик, Эрик, Лариса Чайка

31 октября 1997 г. Драма нашего времени в том, что преемственность от 19 века, мостик к 20 веку, перерублены революцией. За десятилетия воспитались поколения людей без вкуса, без ощущения, где подлинный поэтический стиль, а где эрзац. Тонка грань между Поэзией и графоманией.

Утрачено благородство, которым дышали Надежда Обухова, Зара Долуханова, Анна Ахматова, Арсений Тарковский, Марина Цветаева и так далее.

Была у своего знакомого Вадима Георгиевича. Ему помогает художник Анатолий. Жена и сын  Вадима Миша умерли. Мы сидели на кухне, я читала свои стихи о Польше. Вадиму они понравились. Он трепетно относится к Польше. Скоро он привлёк к себе внимание всех, говорил о себе, о своих прошлых жизнях, о своих жёнах.

Я смирилась, спрятала свою тетрадь. Петя Старчик попросил, чтобы я ему переписала стихи свои.

Мелькнул в дверях Эрик. Потом его посадили рядом со мной. От него шла странная энергия, незнакомая мне. Эта энергия была неприятная, она пронизывала всё моё тело, мне было не по себе от неё. Потом она исчезла.

Пётр стал горячо и раздражённо говорить Эрику: «Я не понимаю, как можно не принимать Христа...». Эрик вёл себя достойно, он был спокоен, он сумел защитить себя.

Эрик сказал, что буддисты обвиняют христиан в бесстыдстве, христиане много говорят о Христе, а христианство при этом залито кровью. Он довольно тонко давал понять Петру, что он не прав, но Пётр на это не реагировал.

Мы смотрели новые работы Толи. Его картина с зелёным яблоком показалась мне шедевром. Я вспомнила рай, Аполлона, Париса...

В Толе было что-то крепкое, добротное, здоровое, когда он на кухне готовил еду и ухаживал за гостями. Вадима он зовёт на «ты». Он худенький, у него полуседая голова, волосы собраны в пучок. У него яркие губы, голубые глаза, спокойное лицо. У него день и ночь звучит музыка.

Вадим сказал мне: «Вы не представляете себе, в каком чистилище я живу».

Эрик сказал мне: "Здесь двое одержимых. Это для меня испытание".

Эрик снимает у Вадима комнату. У Эрика правый профиль лучше левого профиля,  белёсые ресницы, лицо тонкое, нервное, он часто опускает глаза вниз.

Петя пел Солодовникова, Цао Чжи (2 век новой эры), тренькая на плохонькой гитаре.

Я переписала для Эрика стихи, ему посвящённые, убрав из них всё то, что могло бы его смутить. Он стал их читать, в сердце моё полилось тепло.

Обняв Вадима, пожав руки Толе и Эрику, мы с Петей пошли пешком до метро Университет. По дороге мы с ним много говорили о его жёнах. Он сказал, что его первая жена всех ревновала. "И тебя, Галя, тоже..." Хотя я поводов для этого не подавала никогда.

1 ноября. Я была в салоне Ларисы Чайки. Ко мне подошёл замечательный художник Карен А., он потускнел, постарел. Выступал Лев Болдов — настоящий поэт. Всё, что было у Ларисы, ничем особенно не отличается от того, что происходит в доме Васильчикова. Слава Богу, не было вопиющей пошлости. Мне, впрочем, было скучно.

В метро мы ехали с Ларисой и её мужем. Она спросила моё мнение о вечере. Я ответила: «На меня угодить трудно. Я человек прошлых веков.... Тебя надо рисовать. Ты похожа на Наталью Николаевну Гончарову-Пушкину". Лариса была грустна. На открытии салона она сама много пела. Поёт она страстно, голос прекрасный.

Насколько поёт гениально Саша В., настолько слабы были сегодня все, кроме Ларисы. У неё очень красивый тембр голоса, большая экспрессия.

3 ноября. Говорили с Верой Х. о проблемах Пети. Ему не дают видеть детей. На вопрос о детях его вторая жена сказала, что он никогда их не увидит. Это очень печалит Петю. Есть какая-то жестокость человеческой природы во всём этом. Это было и мне свойственно, когда я резко уходила от тех, кто мучил меня.

Голоса людей часто мучат меня холодом, металлом и резкостью.

4 ноября. Была в ЦДЛ, сидела рядом с женой барда Антона Шатько. Мой знакомый Артур Зариковский сидел рядом с поэтом Валерием Краснопольским, глаза у Артура были чистые, весёлые.  «Я тебя буду снимать, ты расскажешь о W.», - сказал мне Артур.

6 ноября. Болею головной болью очень часто. Как неприятно драгоценное время жизни тратить на болезни.

Радость для меня говорить с Эммой.

7 ноября. Кто-то подзадоривает человечество шагать по улицам с бумажками в руках и выкриками в устах.

Очень грубо обошёлся по телефону со мной Виталий Ак., с которым мы много раз читали Гумилёва, Ахматову, Мандельштама на вечерах, им организованных. Он почти кричал на меня: «А когда ты не болеешь?». (Позже он перенёс два инфаркта)

Долго говорили с Анатолием. Потом с Вадимом. Он просил прощения за свой эгоизм, жаловался, что не может молиться, говорил он слабым голосом. Речь его длилась почти безостановочно. Болен он, стар и не прикаян.

8 ноября. Тихо умерла свекровь Даны, агония была кратчайшая.

Преобладанье пыли на планете,
Родную речь утратившие дети...

*

Маразм крепчал, чем дальше, тем сильнее.
Потупилась в печали Ниобея.

*

Во мне сидит Даниил Хармс.

10 ноября. Я у Тани К. перебирала томики стихов. Всё, кроме классики — скучно.  Интересна, впрочем, Инна Львовна Лиснянская.

Разговаривать с Эммой отрада. Она гениальный и глубокий человек.

13 ноября. Я молилась Тому Богу, Который покоится выше всех религий.

19 ноября. Наблюдала за певцом Сашей В., он вёл ЛИТО в доме Учителя. Он умён, но груб и дик. «У Вас отвратительные стихи», - сказал он одной даме. Отсутствие такта или психоз?

С Сашей В. дошли до метро, по дороге немного поговорили. Он не соглашался со мной, когда я говорила ему о поэзии.

Я сказала Игорю М., что настоящая поэзия настолько значительна, что за неё платят жизнью.

Я звонила Саше В., прочла ему «Монолог рыцаря 20 века» - «Мне слишком тесной эта плоть была». «Интересные стихи», - сказал Саша. Он не герой моего романа. «К Вам душа так радостно влекома...». Тут не это. А что тут? Ищу я собеседника, друга, рыцаря. Не там ищу. Но искать негде.

20 ноября. Жена Даниила Андреева Алла Александровна по ТВ сказала, что если человек не рыцарь, то он и не мужчина.

В одном фильме раздаётся фраза: «Ты наслаждаешься жизнью или размышляешь?» Это обо мне...

На улице перед домом Васильчикова говорили с поэтом Юлием о перевоплощениях. Он мусульманин, к тому же суфий. Он сказал мне, что был Иоанном Грозным. Я засомневалась, здоров ли он. Пришла пора идти на вечер. Я сказала ему: «Идёмте,  государь».

Я читала во втором отделении. Тишина была во время чтения необыкновенная. Несколько мужских голосов раздалось. «Спасибо!», - говорили они. Саша Седов, читавший до меня, поблагодарил меня за стихи.

21 ноября. Куда исчезает даймон? Я не пишу стихов.

23 ноября. Слушали у Бори Талесника мою музыку - моё пение на стихи разных прекрасных поэтов на магнитофоне. Боря обрадован, его жена Лена изумлена.

Я написала четыре романса на стихи Лермонтова, ощущала трепет в груди. Душа Лермонтова близка мне.

24 ноября. Я рассказала всем в доме Васильчикова свою историю с Мишей в Питере.  Дима сказал мне: «Если бы Вы встретили ангела, что бы Вы сделали, Вы бы убежали от него?» Он дал мне понять, что я совершила ошибку, убежав от Миши.

Яснослышащая Вера сказала мне от своего учителя духовного: «Гале помогают. Через два года она будет совершенно другим человеком, преобразится её духовная поэзия, она станет выше. Люди будут в восторге от неё».

6 ноября. Купила линолиум и кое-как сама положила его на пол в кухне. Кривовато, но лучше, чем было. У меня нет помощников.

Эмма спрашивала обо мне своего духовного учителя. Он сказал, что моё несчастье является моим счастьем. «Она имеет в себе всё, что она имеет в себе великого.  Она не может быть несчастлива, потому что у неё есть слушатель — Вы. Это счастье по мужскому пути. Женский путь — семья, муж, дети».

Написала песню на стихи великого князя Константина Константиновича Романова.

Хочу полюбить кого-нибудь. Саша В. для меня невозможен, я не интересна ему даже как его зеркало.

28 ноября. Вчера я чуть не упала без сознания, меня перенесли в другую комнату,  я открыла глаза и не поняла, где я нахожусь.

Философ Юрий Владимирович Линник улыбнулся мне, сказал, что у меня профиль Данте.

Я купила Коран.

29 ноября. После лекции Линника мы влезли через окно в какое-то подвальное помещение, пили чай, ели хлеб. Лицо Линника было очень светлым. На душе у меня воцарились покой, тепло и благодать. От Линника шли радость, свет и благодать. Я почувствовала себя здоровой. Это присутствие Линника меня исцелило.

1 декабря. Я упала с табуретки и сломала два правых ребра. Попала на скорой помощи в больницу 67. Я не завтракала. Обеда мне не полагалось. На ужин дали макароны с мясом. Я не могла их есть. Помогли соседки по палате.

Один из врачей был особенно груб. Он наслаждался моими страданиями. Я корчилась от боли. Он делал мне очень грубо блокаду, были сплошные окрики и приказы. Имя его Олег Волков.

3 декабря. Нет приспособления ложиться в кровать и вставать. Нет звонка, чтобы вызвать сестру. Обезболивающее не дают, уколов не делают, снотворного не дают.  Кровать представляется мне пыточной камерой. Я не могу туда лечь, я не могу встать, вылезти из неё.

Приехала ясновидящая Вера. Сказала, что я пробуду здесь две недели, что я искупаю свои грехи, что я должна развернуться на 180 градусов и идти в другую сторону от печали и тоски. Когда уйдут печали, уйдут и болезни.

Эрик хочет снимать у меня комнату. Ему тяжело с Вадимом.

5 декабря.

По холлам в шапочках зелёных
Проходят толпами хирурги.
Быть может в будущем далёком
То будут славны демиурги.

Живу на юру. Ночью на креслах и стульях спали в нашей палате родственники больных.

Меня ничем не лечат. У меня температура. Мной не занимаются, мне не дают лекарств, а в медицинской карте пишут, что дают - врут.

Князь из книги «Волхвы» говорит, как Слава П.: «Я человек, которому ничего не нужно». А мне что нужно?

6 декабря. Болезни избавляют от суеты.

Я пришла сюда из того мира, где люди, подобно поэту Уитмену могут сказать: «Прохожий, почему бы мне не поговорить с тобой?». Людям я кажусь, вероятно, странной. Я очень непосредственной бываю.

Дом страданий. Я лежу в хирургическом отделении. Многим делают операции.

Самые добрые мои знакомые откликнулись сразу и стали навещать меня. Особенно инвалиды — Марина Имос и её подруга Оля, которая плохо владеет речью.

У грузинки Наташи после операции аппендицита не отошёл полностью наркоз. Она начинает кашлять, шов дико болит. Я подхожу к ней и начинаю молиться, кашель уходит. Она удивляется.

«Сижу за решёткой в темнице сырой...»

В темнице холодной сижу за окном.
Простору немного. Уютен ли дом?
Мой верный товарищ, махая крылом
Мне жить помогает в пространстве ином.

На завтраки каша, на ужин компот.
Лишь изредка рыба и свёкла. И вот
Приходиться милых друзей тормошить
И их заставлять мне прилежно служить.

Друзья приносят то, чего здесь не дают. То, что здесь, это каши, мясо, творог. Я ем самую малость. Мясо не ем.

Я учу грузинские слова и обороты речи. Пять грузин навещало Наташу, которая оказалась Изольдой. Я с ними поговорила о поэтах грузинских, они их плохо знают.

Я молюсь, чтобы у Наташи-Изольды прошёл кашель, у меня тотчас начинают болеть мои больные места, которые не болели днём вчера и позавчера.

7 декабря. Много друзей сегодня пришло. У меня есть всё, что мне надо.

Я занималась сольфеджио с девочкой, родственницей Изольды. Вижу, что грузины это народ дружный, они помогают друг другу.

8 декабря. Завтра меня выписывают. Я потрясена. Я не могу ни одеваться, ни раздеваться, ни обувь на себя натягивать, ни из кровати  вылезать. Здесь другие кровати, на шнуре я подтягиваюсь и плавно на нём опускаюсь. Дома такого нет.  Говорила с заведующим отделением Шамилем. Отсутствие сердца ничем не восполнишь.
"можно хорошую статью о Вас в газете написать...", - говорю я ему. "Пишите".
Сделали рентген лёгких, нагрубили. Везде унижения в нашей стране, как говорил Иосиф Бродский.

Могли бы меня перевести в отделение травматологии. Нет, и этого не делают. Подавлена душа моя. Бог решил переселить меня домой...

Я вижу свою душу, свои мысли. Я несовершенна. Иногда тьма покрывает меня.

Во мне нет блаженства любви к Богу и людям.

На душе грустные размышления о непонятной человеческой жизни.

9 декабря. У меня температура, повышенное давление. Меня вышвырнули из больницы. Эмма приехала за мной. Я очень слаба. Мы долго с вещами шли до метро.

11 декабря. В одежде ночью я, сидя на кровати, полу спала, полу дремала.

Приехал молодой отец Андрей освящать квартиру. Он сжёг фотографию Теодора монаха, сказал, что тот колдун. У отца Андрея ангелоподобные нежные черты лица. Он обещал приехать и соборовать меня.

Трудно молиться, когда бывают приступы сильной боли. Тамара экстрасенс через знакомую сообщила мне, что ребро у меня чёрное. Оно давит на печень, которая после падения увеличилась. Я задыхаюсь временами. Я разговариваю с рёбрами и печенью. Прошу их выздоравливать.

Зачем писать о пытках? Эту ночь
Свою Голгофу снова прохожу.
К чему страдания? Я не могу
Себя утешить, отогнать их прочь...

Тело и душа измучены. Страх боли. Старею от неё.

Вера сказала: «Тебе идёт помощь. Надо уравновесить свою нервную систему. Твоими стихами люди будут наслаждаться".