Сергей Бусов - на идею ГЭЗа натолкнул Курёхин...

"на идею ГЭЗа натолкнул Курёхин..."
(ВОПРОСЫ СЕРГЕЮ БУСОВУ И СЕРГЕЮ АЛЁХИНУ-ВЯЗАНКИНУ)

Как Вы были связаны с музыкой до возникновения ГЭЗа? Какую музыку Вы слушаете?


Бусов: Я всю жизнь слушал музыку. У меня была коллекция - примерно восемьсот виниловых дисков. А поскольку я физик и у меня был доступ к так называемой "элементной базе", то я за свою жизнь сделал около пятидесяти усилителей, двадцать пар колонок - было из чего делать и было желание. Это параллельно работе всё делалось, иногда - в ущерб работе. Интересовал момент качества звучания. Моя юность проходила в те времена, когда ни в какой комиссионке ничего не возможно было купить качественно звучащего, кроме некачестенно звучащего советского оборудования типа уэф-спидол  . Настоящих акустических установок домашних - их не было. Они стали появляться уже под закат - типа "Эстонии", "Уэф-радио" , "Виктории" с более-менее приличным качеством. Иногда можно было что-нибудь раздобыть подержанное, что-то японское. Но это всё были случайности. Нормальная установка, например, "Yamaha"  50 на 50 ватт стоила как машина, и качество её было неизвестно, то есть - ты мог получить в мешке большого кота.
Ну, а что касается всего остального, на самом деле - самого главного... Мой папа - офицер, из крестьян - страсть как любил играть на баяне. Баянист-самоучка, что часто бывает. Поскольку регулярного образования у него не было, произошла та самая история, которая часто происходит между родителями и детьми: "Мы живём в центре - слушай, поучись-ка чему-нибудь, а?" (в смысле - музыке). Я сказал: "Хорошо, я поучусь... Но только не гитара! Ни в коем случае не гитара!" Потому что тогда уже в топе была гитара. Поэтому я пошёл, поучился на баяне, на аккордеоне, на кларнете и на саксофоне. Но всё это - тоже эпизоды. Получал какие-то азы сольфеджио, нотной грамоты.. Никаких успехов, конечно, не было и быть не могло... Хотя у меня неплохой слух, но, как ты сам понимаешь, чтобы выучиться играть на баяне нужно носом землю рыть лет двадцать пять - это же конкурентная среда. При этом я занимался массой других вещей: ходил в художку, потом в спортивную школу - мальчик как мальчик...
На меня большое впечатление произвела та самая волна, связанная с "The Beatles", "Rolling Stones", "Deep Purple", "Led Zeppelin" - они были моими любимцами. Хотя вообще-то я - выкидыш из джаза. По сю пору я больше всех жанров (о которых сейчас уже невозможно говорить), люблю фри-джаз. Всякие разные вывихи там, и так далее. На джазовых стандартах я особо не задержался, в общем, они меня мало волнуют, хотя, конечно, на телеге их не объедешь.
Когда мы начали, это цвело уже. Двенадцать лет назад была совершенно иная генерация музыкантов с совершенно иными концепциями. Разумеется, понаслышке все мы (Н. Судник, А. Лебедев-Фронтов) обо всём этом знали, всех их любили трогательно, они были нашими родными крёстными. Но конкретно Судника на идею ГЭЗа натолкнул Курёхин. Очень конкретно... "И в гроб сходя, благословил..." Он тогда уже стоял одной ногой в гробу - потому что у него развивалась раковая опухоль. Конечно, он произвёл на всех нас огромное впечатление не только "Поп-механикой", а вообще своим артистизмом. Я до сих пор считаю, что его раскованность, смелость... Гениальной была сама его личность, вместо которой сейчас зияет чёрная дыра. Не появился такой человек.
А вообще мы хотели с натуралистически-познавательными целями понять, что у нас-то делается? Единственный способ понять, что у нас делается - это за какие-то морковки приманить музыкантов, собрать их вокруг себя. Потому что то, что делалось там - мы знали. Судник знал, я знал, естественно, Лебедев-Фронтов. А что у нас-то делается и делается что-нибудь или не делается? Услышать это нигде было не возможно. Не было ни одной точки, кроме "Спартака", где Юрченко ловчил чего-то  без всякого оборудования. А так, чтобы регулярно было и серъёзно - с хорошим отбором, с помещением хотя бы на пятьдесят человек, бесплатно. Судник уламывал меня, а я уламывал Иру - это единственный человек, у которого были деньги - начальный капитал две-три тысячи баксов. Она говорит: "Х... с вами, нате, возмите, попробуйте!". А в принципе, она была поклонницей Судника, конечно, так же, как и я. Потом пошла наша с ним работа. Надо было заказать здесь подешевле и послаще приличное концертное оборудование, которое всё-таки десять лет проработало и т. д.
Я, безусловно, ассистировал Суднику. У меня нет никаких амбиций по этому поводу. Я абсолютно доверял его вкусу. Выборку производил он. Это был один концерт в неделю бесплатный. Задача была простая: понять, что происходит. Чистая любознательность. Никаких целей мы себе не ставили - ни кокоммерческих, ни славолюбия, ни ****олюбия, ни честолюбия. Мы даже не думали об этом. Просто нам было это интересно. Всё.
Алёхин: Прямого отношения к музыке я не имел. Музыкантом не был, не учился...
Поповский: А как же классическая гитара?
Алёхин: Да, ты напомнил. Было личное желание, нашёл какую-то контору при детской или юношеской школе, дядечка там гитару преподавал, на платной основе. Всегда был интерес к музыкальным инструментам. Сам знаешь - возьмёшь в руки музыкальный инструмент и сразу хочется звук из него извлечь. Такая таинственная штука...
Попался мне как-то в жизни один человек, который с большим удовольствием, интересно и сочно рассказывал о таких группах, которые я потом начал слушать - "Can", King Crimson", психоделические дела. А потом началась завязка на всё остальное - ты попадаешь во вселенную музыки, бесконечность. Те же "Led Zeppelin", "Deep Purple" - тоже меня восхищали. Потом стал слушать другую музыку, на джаз перешёл. К тому времени сложился рынок пиратской записи и можно было что-то более-менее достать достаточно редкое. И "зорны" все были. Они присутствовали у ценителей на виниле, как Сергей сказал, и каким-то образом косвенным попадали в руки уже менее эстетствующим. Девяностые годы - это был уже такой расцвет рынка музыкального. Потом начался интернет, можно было много информации найти, в частности, о Суднике. Судника нашёл не целенаправленно, случайно. Раньше не было жёсткого контроля "пэй энд лиссэнинг". Попадаешь в эту музыкальную вселенную и не можешь надышаться - как горный воздух - хочется слушать, слушать, слушать, здесь копать, тут рыть. Начальная интенция была - один человек, случайная встреча. Когда он рассказывал о музыке, он всех слушателей держал, буквально гипнотизировал, а потом говорил: "Ну, мне всё это не очень нравится, но вы послушайте".
Потом пришёл к более академичной музыке. Это всё волнами происходит: этно, джаз. Джаз сам по себе вселенная.
Бусов: Почему-то мы говорим только о низовой культуре, попсе, но не касаемся средних и высших слоёв. Я был филармонической бабушкой. Я ходил на все самые интересные филармонические концерты и покупал я по преимуществу камерную и хоровую музыку, вовсе не симфоническую, не оперную. Я вообще оперу терпеть не могу. Тащился от камерной музыки. Ни один концерт Пендерецкого мимо меня не прошёл. Спектр моих интересов был довольно здоровый. Начиная от Аллы Пугачевой, кончая Пендерецким. Пендерецкий с удовольствием вводил фонограммы в свои симфонии. Это поразительно интересный композитор, я до сих пор его страсть как уважаю. Потом-то произошло обратное. Попса ударилась в псевдоклассику. Если Элтон Джон или Пол Маккартни не использует два-три хора и парочку симфонических составов - это уже неприлично. А раньше такого не было.


Расскажите о целях и задачах проекта.

Бусов: Цели и задачи... Я учился, а потом пятнадцать лет работал в университете как физик-экспериментатор. Мне было крайне интересно, какие эксперименты производятся в этой сфере. Это - мой личный интерес.
Личный интерес Судника был, разумеется, несколько более конъюнктурный: сделать выборку из молодых музыкантов, которые впоследствии могут оказаться ему полезными. Такие, как ты, например. Он и сейчас этим занят. Между делом. Но это - нормально. В этом нет ничего порочного. Просто расширить свою студию. Раньше там Рамиль х...чил в одиночку, ну и вся команда, связанная с Рубановым, потом девчонки появились, но этого мало. Очень часто для проектов нужны какие-то музыканты с сумасшедшинкой, чтобы они были нетривиальны, интересны. А он (Судник) - человек культурный, поле он сечёт.
ГЭЗ мы задумывали ровным счётом на один год. Мы думали, что он будет за это время исчерпан. Ан вышло совсем не так. Начали рождаться один за другим перекрёстные проекты и один другого интереснее. Коля Калмыков - что, он интересную музыку играет? Да нет конечно. Или там Гоша Солнцев. Сам по себе, как музыкант, - выставь его в одиночку - он минут пять без поддержки только сможет. Дальше появляется Оля Комок, ещё кто-то... Обрастает, обрастает, обрастает... Проект существует полгода - потом перестаёт существовать - это нормально. Люди поссорились, разбежались там, другие интересы возникли или ещё что...  Возникла живая лабораторная среда. Я бы не назвал её экспериментальной, там далеко не всё экспериментальное. Довольно большая аудитория. Примерно пятьдесят музыкантов, которым всё это было крайне интересно.



Вопрос Сергею Алёхину. Как ты попал в проект, чем занимался.

Алёхин: Сначала я попал не в ГЭЗ, а в Техно Арт Центр. Быть рядом с ГЭЗом и не попасть в него - сложно... Я изначально ходил на концерты в ГЭЗ.
Бусов: Он занимался - всем!
Алёхин: Да, занимался всем - и буфетом, и туалетом, и ГЭЗом. Коммутация, помощь при саундчеках. Потом случай помог - когда график сбился у Судника с Бусовым, отработанный годами... Тогда мне пришлось...
Бусов: Серёга не гнушается никакой работой во-первых, во-вторых он очень обучаемый. Помню, наш первый разговор начался с его просьбы: "Сергей, расскажите мне, что такое звук?" То есть, человек всю жизнь слушал то, сё, пятое-десятое, но что такое звук, какие-то начала акустики почему-то не знал. Что такое фидбэки, что такое резонансы? Что такое высокие и средние частоты, что это значит в математическом варианте?
Вот знаменитое письмо Макса... Оно очень интересное. Макс считает, что наше ГЭЗовское поведение по отношению к Лине, оно убило её, превратило в кухарку, которая управляет маленьким государством, маленькую хозяйку большого дома. А у Лины были огромные способности оператора. Но оператор - это не способность, это дарование. Но оператор, который не знает азов... Вот, она что-то делает с группой "DADAZU", которые хорошо начали в своё время, она у них оператором, сама на меня так оглядывается и говорит: "Сергей, а вот это корректно?", а я говорю "Нет, не корректно - отсюда сигнала ты снять не можешь, потому что тут двойная линия и т. д.". Она не понимает. Я говорю "Давай, я тебе принесу учебник по акустике". Или у меня начинается запой, я ей говорю: "Иди,  действуй, пробуй!"
Алёхин: ГЭЗ и Техно-Арт-Центр это всегда хорошая база для желающего получить какое-то знание, умение. В другом месте такого звукооператора как меня выгнали бы к чёртовой матери.
Бусов: Тебя бы не взял никто!
Алёхин: И Судника бы выгнали! И Серёгу бы выгнали! Но сам характер музыки как бы сглаживает неровность. В этой музыке нет нормы - что именно не отбей колом надо так! Музыкант тебе говорит, но он не может себя слышать из зала, когда он на сцене и слышит себя в мониторах. Поэтому ситуация немножко сглаживалась и смягчалась, если человек хотел учиться, как, например, Лина, которой я часто предлагал садиться за пульт.
Бусов: Она слышит хорошо. Она по сю пору приходит на некоторые концерты, посидит минут десять и говорит: "Это невыносимо!" У неё хороший слух и хороший вкус. Очень часто мы начинаем с ней обсуждать что-нибудь, а обсуждать-то уже и нечего - всё понятно и мне и ей. Девчонка-то способная... Надо было просто поработать полгодика и всё.
Со мной эти "полгодика" случились по нужде. Я совершенно не собирался крутить ручки и паять провода, потому что для меня это был настолько пройденный этап, неинтересный. И Судник всегда говорил, когда приходил на концерты, что идеального звука не бывает. Я ему говорю "У меня сплошные ошибки, пойми!" Он говорит: "Да, я бы сделал всё не так, но у тебя звук хороший". По необходимости. Мне пришлось стать хорошим оператором, у которого ошибка на ошибке. У меня может получиться, а может произойти такой п...ц! Собственно, это касается и Судника самого. Он тоже ведь не профи...
Алёхин: Сама природа той музыки, которая исполнялась и исполняется в ГЭЗе, она не подразумевает каких-то норм и тут подходить к работе звукооператора по ГОСТу совсем невозможно. Конечным результатом всегда было то, что понравилось музыканту. Даже если слушатель ушёл с концерта и ничего не понял, а музыкант при этом остался доволен - это всегда было главным.
Бусов: Для Судника уж точно! Для Ялкина - нет. Вот Ялкин - профессиональный человек. Он учился, правда, не выдержал дальше пятого курса, но это неважно. Он всё делал правильно. Он знал как надо. И кончалось это всегда одним и тем же. У него был скотч наклеен и все ручки были заранее выставлены...
Алёхин: Я должен признаться, что тоже шёл к этому, но всегда пытался сочетать...

Бусов: Мы же не режиссёры, Серёга! Мы всего лишь операторы. Мы должны делать такой саунд, который хотят музыканты. Вот, собственно, наша задача.
Алёхин: А всегда ли мы так делали?
Бусов: Я всегда старался...
Алёхин: Мы как-то с Вами и Судником говорили на эту тему, и пришли к выводу, что оператор - он же и есть режиссёр. Начинающий музыкант часто даже не знает, как себя подать. Поэтому работа звукооператора в ГЭЗе это не только техника.
Бусов: Есть ещё акустика помещения. Музыкант приходит с какими-то дурацкими замыслами, которые просто невозможно реализовать - аппаратуры такой нет, помещение другое. Тогда, когда меня уж совсем доставали, я говорил : "Иди и сделай сам!" Идёт - не получается.
Алёхин: Да, это субъективность восприятия.
Бусов: Ну откуда он может знать, этот молодой мальчик, который всё это слышал на маленьких компьютерных колонках у себя дома, в комнате, ночью, чтобы мама не слышала, чтобы не разбудить её. Откуда он может знать? Ну, есть у него в башке некое представление о том, что должно звучать на большом звуке. Но это же огромная разница! Когда по два киловатта на сторону!

Расскажите о тех музыкантах и составах, которые Вы считаете сугубо "ГЭЗовскими".


Бусов: Этот вопрос достаточно сложный для меня... Если в четырёх коротких фразах... То наверное, неким форматом была новизна. Мне было совершенно наплевать, на чём она реализуется и какими способами. Я всегда любил и люблю говорить: мне всё равно, как извлекают люди звуки - на компьютере или на рессоре от "Toyota" . Мне больше нравится рессора от "Toyota".  Мне больше нравятся акустические варианты вне зависимости от жанра. Мне нравится, когда человек потеет на сцене и плохо пахнет оттого, что пот с него течёт градом, что он ошибается... Не это важно. Человек работает - вот это и есть концерт. Он вкладывает свою личную энергетику. Иногда происходит контакт с публикой, иногда - не происходит. Но когда человек сидит и занимается мышиной вознёй - зачем ты сюда пришёл-то? Запиши да и принеси, или издай там...
Я не знаю, что такое ГЭЗовские музыканты... Новизна. Любая. Своя какая-то свежая мыслишка.
Вот - девочка. Она играет на веточке. Перед ней стоит пюпитр. Проект Алексея Подобеда. Веточку она носит с собой - это не случайная веточка. И она держит её всегда одним и тем же способом.
Алёхин: На мысленной флейте играет, что ли?
Бусов: Ну, что-то в таком роде. Поэтому я не могу ответить на вопрос, кто такие "ГЭЗовские" музыканты, и какие из них первые, вторые...
Алёхин: Если проект становится сугубо ГЭЗовским, значит, он не развивается. Такой штамп - "я музыкант ГЭЗа". Это значит, что он нигде больше ничего не играет?
Бусов: Эти времена прошли ещё десять лет назад.
Поповский: А вопрос аудитории, тех людей, которые приходят на концерты?
Бусов: Это люди вроде Игоря, ныне покойного. Он ходил далеко не на все концерты. Но у него был нюх, чуйка такая.Он очень точно попадал на самое интересное.
Алёхин: По нему можно было судить, интересный будет концерт или нет.
Бусов: Мы выпустили джинна из бутылки и лет через пять все те команды, которые были маргинальными, стали играть по всем клубам, понимаешь, какая штука? Самые интересные проекты изначально всё равно обкатывали в ГЭЗе. Иногда это была полупопса, полуэстрада. Ну, возьми, например, Митю Гольцмана ("KLEVER"). Изначально у него был проект красивый, фолковый. Дальше он становился всё мельче, мельче. Сначала он был чисто акустический, а потом музыканты переменились и он скатился к какому-то среднеарифметическому. Нормальная коммерческая музыка сейчас уже. Мне она, например, совершенно не интересна.

Считаете ли Вы найденную в своё время нишу необходимой по сей день и в каком-то смысле - постоянной? (как клуб Зорна "Стоун" или польский "Мозг")

Бусов: Ну, у Джона Зорна совсем другие возможности, так же как и у западных продюссеров. Я думаю, что нужна не ниша, а место для развития идей. Пусть в самом микроскопическом варианте. Если музыкальным идеям негде развиваться, а у нас в стране это так, несмотря на то, что есть клубная культура, тогда ГЭЗ необходим. Никаких бабок мы не зарабатываем. Идут музыканты с новыми мыслями не для того, чтобы деньги заработать, совсем не для этого, - они прекрасно все знают, что соберут аудиторию в шесть человек в лучшем случае. Ну, там, десяток своих друзей. Они обкатывают свои идеи и это значит, что место "ГЭЗ" ещё перспективно пока, и будет перспективно.
В Нью-Йорке таких мест тоже не так много... Например, "Knitting Factory" - совершенно захудалое чёрное место в два этажа высотой. Но никто мимо него на телеге не проехал. Я думаю, что такие места в перспективе будут всегда, если смотреть на это не как на место презентации продукта, а как место реакции на какие-то твои идейки. Эти идеи могут быть плёвыми. Музыкант пришёл - поиграл. И чувствует - ошибка. И надо работать не в этом направлении, а вовсе даже в другом... Когда такого места нет - совсем скучно.
Таких мест - раз, два - и обчёлся. Москвичи приезжают и говорят: "Слушай, как здорово! Как интересно!" Я говорю: "Чего здорового-то? Сидим у помойки тут, них...я не зарабатываем!" Не найдёшь ни в Москве, ни в Киеве таких дурачков, как ты. В этом смысле место перспективное - для обкатки идей.

  ГЭЗ - это рама или полотно?

Бусов: Конечно, рама. Когда за год появляется два-три музыканта, я считаю, что это большая удача. Ты это теперь знаешь лучше меня, потому что теперь они появляются через тебя. Я - свадебный генерал. Пришёл - послушал - не понравилось - пошёл пиво пить. Собственно, особого наполнения никогда и не было. Раньше это было живое общение. Кстати, фонд давал деньги, я шёл в магазин, мы вытаскивали пиво и Судник разговаривал с теми музыкантами, которые ему были интересны. Сейчас эта тема, к сожалению, исчезла: люди пришли, отыграли, сказали спасибо - и ушли. А раньше половина обаяния проекта ГЭЗ было именно в этом, потому что те люди, которые что-то приносили, они были далеко не уверены в том, что то, что они делают - состоятельно. Я всегда избегал оценок и до сих пор считаю, что это некорректно, что это вторжение в души. Некоторых оскорбляло то, что я требовал демо-записи.
Алёхин: Да, особенно с "Billys Band"!
Бусов: У них тогда ещё альбома не было. Самое смешное было, когда здесь ещё Гайворонский жил. Приходит человек на концерт, а Серёга его не пускает. Лезет какой-то мужчина средних лет. Я ему говорю: "Серёга! Это же Аркадий Шилклопер! Это лучший валторнист мира!"
Алёхин: Это, конечно, красивая история, но Шилклопера я, конечно, знал и слушал его в JFC до этого за месяц. Я просто не пропустил его, потому что не имел на это права.
Бусов: Шилклопер пошёл к Гайворонскому, занял у него денег...
 
Вы как-то сказали, что ГЭЗ - Ваш самый удачный проект. Поясните свою мысль и расскажите о других Ваших проектах.

Бусов: Он удачный не потому что длинный, долгоиграющий. Я много раз пытался его прекратить... Совсем не поэтому. Если хочешь - он самый живой из всех других, в которых я участвовал. А за двадцать два года работы на Пушкинской я много где участвовал...
Алёхин: Проект имеет большой фидбэк!
Бусов: Я и сейчас частенько, в моменты падения духа говорю: всё, надо кончать, никакого экспериментального звука нет, это невозможно, все уже исчерпали себя, мы ходм по кругу, как осёл. А потом вдруг - бах!
Ты сам иногда говоришь, что многие музыканты недовольны ГЭЗом, что он себя исчерпал. Понимаешь, если так думать, то тогда вообще ничего не надо делать.
Что должно происходить? Самоубийство на сцене? Что?
Они говорят "Вот, пять лет тому назад..." А что пять лет назад? Было то же самое. Когда музыканты так говорят, это значит, им нужно взять паузу и скушать "Twix" , прежде всего - им самим. ГЭЗ-то тут при чём?
Что, кресла изменились? Оборудование стало на порядок лучше, оператор стал на порядок опытнее...
Есть, конечно, кризис идей. Идейный кризис наблюдается уже несколько лет. Но это к ГЭЗу не имеет никакого отношения. ГЭЗ наполняется идеями. Ни я сам, ни ты сам - идеи музыкальные выдумывать не можем. Мы - галереисты, наше дело - репрезентировать хорошие проекты и даже за них заплатить столько, сколько мы можем. Перспектива зависит не от нас, а от общего поля идей, в котором есть сингулярности, а есть провалы. Сейчас, безусловно - провал, он наблюдается достаточно давно, не один год. То, что все музыканты х..чат по клубам,  меня не волнует. Они приходят ко мне и говорят: "Давайте поиграем регги!" Если ты хочешь заработать денег - то это не здесь. Соберёшь ты тридцать-сорок человек - иди лучше в "Орландину" и не спотыкайся.

д. Средняя, август 2011.