Бедный Пушкин!

Воскресенье, вечер, делаем с Мишкой уроки. Рядом вертится старший сын Сашка и всячески отвлекает брата от умственного труда. Мишке задали стихотворение наизусть учить, а Сашка ему мешает: то рожу скорчит, то старается задеть, проходя мимо, словно магнитом притягивается. Поэтому приходится проверять, как Мишка стих выучил, и Сашку шпынять время от времени.

- Пушкин, - торжественно объявляет Миня, - Александр Сергеевич, «Осень».
И начинает декларировать с вдохновением в голосе:
- «Дни поздней осени бранят…» Э-э-э, - тянет отпрыск.
- «Обыкновенно», - подсказываю я.
Сашка в это время строит скептическое выражение лица и выразительно крутит пальцем около виска. Мол, даже стихотворение брат выучить не в состоянии. Я в ответ показываю ему кулак. Мишка, слава Богу, Сашкины жестикуляции не замечает и тянет дальше:
- «Но мне она мила, читатель дорогой, красою тихою», блестящей…
- «Блистающей», - снова уточняю.
- Дебил, - критикует Саня.
- Рот зашью, нитками, - грожу вредному подростку. – Чтобы я этого слова не слышала!
- Сам дебил, - не отстает от брата Мишка.
- Сейчас тапком оба получите! – в подтверждение своей угрозы снимаю тапок и трясу им над головой. Дети успокаиваются.
- Мам, как там дальше? – пытается вспомнить Миша.
- «Так нелюбимое дитя…» - делаю намек на продолжение строфы.
- Кстати, я прикольное выражение придумал: что посеешь, то и похаваешь, - влезает Сашка
- Очень смешно, - соглашаюсь я. – Только потом. Миш, продолжай.
- «Ай да Пушкин, ай да сукин сын»! – объявляет Миня.
- Это здесь причем?
- Это Пушкин про себя так сказал, - поясняет сын. – Мам, а зачем он так про себя сказал?
- Мол, и он близок к народу, - выдвигаю я версию. – А откуда ты это выражение узнал?
- Папа научил, - сдает отца ребенок. – Здорово, теперь можно матом ругаться.
И тут же пробует:
- Ай да Сашка, ай да сукин сын!
Сашка не остается в долгу и тоже пробует, снабдив предварительным комментарием:
- Сука – это литературное слово. Ай да Мишка, ай да сукин сын.
- Ничему хорошему вас папа не учит. Миша, если не успокоишься, пойдешь к нему стих свой отвечать.

К отцу сын идти не хочет, поэтому мучаемся дальше.
- «В ней много доброго; любовник не тщеславный», - хихикает четвероклассник над словом «любовник».
 Я понимаю, что значение данного слова Мишке уже знакомо и объясняю, что означает «тщеславный». Мишка тут же отвлекается,  прищуривает правый глаз, левую руку сгибает в локте и поднимает на уровень плеча. Правую тоже поднимает и выдвигает вперед. После произносит «ба-бах!» и валится назад, словно от отдачи.
- Вот так бы я с Пушкиным поступил! – кровожадно замечает сын. – Как тот самый… забыл.
- Дантес?
- Ага. Только я бы его за то, что он такие сложные стихи сочинял!
- А за что Дантес застрелил Пушкина, знаешь? – интересуюсь я эрудицией сына.
- Угу. Дантес в жену Пушкина чмок-чмок-чмок, - выразительно причмокивает Мишка.
- Влюбился, - подсказываю я.
- Ага, - соглашается отпрыск. – А Пушкину это не понравилось, и он его на дуэль вызвал. А тот его убил. Хорошо, а то бы Пушкин еще целую кучу стихов написал, а нам учить.
- Давай, дорассказывай. А то я тебя тоже как Дантес Пушкина.
- «Я нечто в ней нашел мечтою своенравной», – уже безо всякого вдохновения заканчивает ребенок.

- Неужели тебе Пушкин совсем не нравится? – изумляюсь я.
- Почему? Одно нравится. «У Лукоморья дуб срубили, кота на мясо порубили». Дальше не знаю.
- Это тоже папа научил? – я даже не сомневаюсь в Мишкином ответе.
- Ага, - радостно соглашается четвероклассник.
- Нет, чтобы нормальное стихотворение запомнить.
- А я помню, - обижается Мишки и читает. – «У Лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том…»
- «И днем, и ночью кот ученый все ходит по цепи кругом», - подхватывает Сашка, не забыв заметить, - Я, вообще-то, это стихотворение не учил. Просто так запомнил.

И дети, перебивая друг друга, рассказывают про ступу с бабою Ягой, про колдуна с богатырем, несчастную принцессу и бурого волка. А я сижу и думаю: «Бедный Пушкин!»