Дед Прокопий Считалочка

Весна, пора цветения садов и весёлого гомона птиц. Всё просыпается весенней порой: и жучки, и паучки, и бабочки, и стрекозы. После тёплого весеннего дождя из земли выползают дождевые червяки, к ним тот час же слетаются неугомонные грачи. Они важно расхаживают по пашне и поглядывают то одним глазом, то другим – не появится ли ещё какое-нибудь насекомое?

Тёплым весенним днем, словно грибы, появляются  на пригревенке старички. Вот и  бабушка Зина вышла с внучком Костюшкой погулять на улицу, к ней на лавочку присел дед-балагур Прокопий. Ему, почитай, этой весной  сто два года исполнилось. Он был совершенно белый, как одуванчик. Под носом у деда  красовались усы, как у того запорожца пузатого Пацюка из Диканьки. Любил он носить вышитую его женой косоворотку. Правда, ноги деда Прокопия почему-то мёрзли, и он обувал огромные серые валенки с заплатками на пятках. На макушку же дед-балагур надевал старую соломенную шляпу – от солнца, как он объяснял всем.

 Дед Прокопий достал из кармана своих видавших виды полосатых штанов леденцового петушка на палочке и позвал:
-Костюшка, хочешь петушка на палочке?
-Хоцю-у! – ответил Костюшка. Он ещё не умел выговаривать твёрдую букву «ч», но дед-балагур над ним не смеялся. Он любил Костика своей стариковской любовью. То ли молодость свою босоногую вспоминал, то ли баловал ребёнка, но никогда его не обижал.
-Так иди ко мне поближе, садись рядом, я тебе считалочку расскажу.
-Ласкази, деда.

Дед Прокопий растопырил пальцы на ладони, а петушка отдал Косте, чтобы не мешал.
-Бабка Настасья кашу варила, внуков кормила, - дед начал загибать пальцы на руке, начав с большого, - Вовке дала, Петьке дала, Гришке дала, Мишке дала, а Федьке не дала. Он зарядку не делал, книжку не читал, не рисовал, на компьютере не работал, бабке Настасье не помогал. Федька спал до обеда, не умывался, кровать свою не заправил, да ещё кота за хвост потаскал. Вот бабка Настасья и отдала Федькину кашу Вовке. Он дрова рубил, и печь топил, и в магазин ходил. Больше всех помогал. Вон он, какой крепкий, - дед Прокопий подёргал свой большой палец на руке, - а Федька маленький хиленький, ленивый, - показал дед на мизинчик.

Костя, замерев, смотрел на деда Прокопия…
-А ты, Костюшка, помогаешь бабушке?
-Да, помогаю. Я пол умею веником подметать.
-Молодец, Костя! На, держи, ещё одного петушка на палочке! – дед Прокопий вытащил из кармана ещё одну конфету и подал Косте.
-Паси-и-иба-а! – на распев ответил Костя. Он соскочил с лавочки и убежал играть машинкой, своей детской автомобильной страстью.

Дед Прокопий, балагур, хитро прищурил глаза, а очков он в свои сто два года ещё не носил, хмыкнул что-то и тоже слез с лавочки. Постоял, постоял, затем пошёл, прихрамывая, к дому. Там бабка Настасья ему кашу манную сварила. Зубов-то у него всё-таки не было, от старости, что ли. А прихрамывал он ещё с первой мировой войны, когда его конь выбросил из седла, испугавшись разрыва снаряда. Но ничего, нога зажила, дед Прокопий даже мазурку научился танцевать, чем и покорил свою Настасью, когда та ещё совсем девчонкой была. Так с тех пор, почитай, всю жизнь и прожили вместе.

Чудной он, дед Прокопий, в свои сто два года мечтает научиться летать на дельтаплане. И научится, такой уж он неугомонный!

01 июня 2003 г,
г. Омск