VII

          Когда-то давно, еще в первой молодости, Ворошилову хватило упорства закончить курсы для системных администраторов, но до настоящего времени В. работал не по специальности, а совершенно где придется: кладовщиком, продавцом, сборщиком мебели, ночным сторожем, и еще Бог знает кем.
 
          Карьеры, впрочем, и тут не предвиделось, но надо было наконец избрать такую должность, от которой его не затошнило бы уже в первый месяц работы.
Алексей всегда знал, что место системного администратора ему вполне подходит, что это его место, и что ничем другим он, по-настоящему, и не может заниматься. Но что-то всегда удерживало его.

          С одной стороны, В. всегда имел в виду, что у него есть известная специальность, и что он может по ней работать. Работать долго и хорошо.
С другой стороны именно этого он и боялся.

          До этого момента он был личностью неопределенной. Неопределенного возраста и рода занятий. И вот, стоило ему переступить порог офиса, как он раз и навсегда был определен. Он стал молодым специалистом – системным администратором. Это был, своего рода, конец.
 
          То есть он и теперь мог уволиться, и попробовать вернуться к прежней жизни, но ему уже начало казаться, что возврата нет. Теперь даже он сам не мог определить себя иначе, как сисадмин.
 
          Деньги у него теперь водились. Но с первой зарплаты он почти ничего не купил. Не купил и со второй и с третей. Вообще не смотря на разительные перемены, В. чем дальше тем больше, ощущал какую-то беспредметную тоску.
 
          На работе он почти ничего не делал. Дома – точно так же. Казалось, подобные занятия не могут быть ему в тягость, и, тем не менее, он непрерывно ощущал, что жизнь его стала еще более скучной и однообразной, чем прежде.

- Что ты тут делаешь? – говорил он сам себе, - разве к этому ты стремился? Разве этого ты хотел?

          Но тот голос, что всегда отвечал ему, теперь редко его беспокоил.
Деньги не приносили никакой радости и лежали без всякого употребления, а тоска по чему-то необычайному только усиливалась.
 
          С другой стороны он теперь ни на минуту не оставался наедине с собой. Сперва это ему и нравилось, и вообще, первый месяц работы прошел на удивление весело.
С той минуты, как он, коротко стриженный и тщательно выбритый, переступил порог отдела кадров, его почти переполняла эйфория. На работе он быстро со всеми перезнакомился и подружился, часто шутил, и постоянно улыбался.

          Стал даже выходить на прогулку по вечерам. Даже раз зашел в какой-то бар и встретил там бывшего одноклассника, который теперь стал известным продюсером.
И на работе Ворошилов пришелся к месту. Он не выглядел ни глупым, ни даже смешным. И все шло лучше некуда до тех пор, пока В, не получил свою первую зарплату.
Ему выдали не много ни мало, 27 тысяч в белом незапечатанном конверте. Эта была самая большая зарплата за всю его жизнь.

          В. расписался за получение и вышел из офиса. Конверт он спрятал во внутренний карман серой ветровки. Он шел вдоль магазинов постоянно придерживая конверт рукой через боковой карман куртки и чувствуя сквозь прокладку как хрустят новенькие купюры, и улыбка, почти весь месяц не сходившая с его лица, погасала.

          Когда он добрался домой, лицо его имело вид почти печальный. Он выложил деньги на книжную полку и, как месяц назад, снова заходил по комнате в неизъяснимом волнении. Руки его шарили по столу и подоконнику, как бы что-то отыскивая.

          Ему все казалось, что он как бы что-то потерял, но что и как, определить он был не в состоянии.
 
          И в комнате и в квартире теперь было почти чисто. Пыль, если и водилась, то где-нибудь в дальних углах – за шкафом или за диваном. На полу, кроме грязных носков, не валялось почти ничего. И даже шторы были раздвинуты, так что в комнате было светло и без лампы.

          Именно с порядка и начал Ворошилов свою новую жизнь, и именно порядок теперь был ему неприятен.
 
- Что ты в казарме, что ли живешь? – думал он, с отвращением оглядывая комнату - Нехорошо тут теперь, как-то  неприятно… как будто в гостях.
- Что ж, стало быть, по-твоему – раньше лучше было? - почти насильно выдавливал он из себя.
- Не знаю, может и лучше.
- Ну так верни - дело нехитрое. Ведь для этого ничего и делать не надо, а просто: ничего не делать. Любимое твое занятие. Месяц, другой и ты снова в родном хлеву.
- Да разве хлев? И как, действительно, было? И что вернуть? Мусор что ли? Да нет, не мусор. Да и зачем?... а вообще…
- Ты определись сперва, что тебе нужно, а потом и с запросами обращайся, чучело.
- Ну и определюсь. Определюсь. Мне ведь в сущности ничего особого не надо, а так… просто, чтобы поуютней немного. Да, вот чего: уюта тут нет! - Ворошилов оглянулся, ища что бы такое сделать, но в комнате не было ничего лишнего. Тогда он нагнулся, подцепил двумя пальцами грязный носок и положил его на самый угол стола. Уюта, впрочем, не прибавилось, получившаяся композиция выглядела более чем глупо. В. со вздохом скинул носок обратно. 

          Дольше оставаться в квартире Алексею было противно: он остро чувствовал необходимость сорвать на ком-нибудь злобу. Стараясь не думать и боясь расплескать мысль, Ворошилов вышел на улицу.