VIII

          В. шагал вдоль небольшого шоссе, пересекающего один из городских парков. Дождь лил тяжелыми мутными потоками, но Алексей не поворачивал и не раскрывал зонт: ему было даже приятно, что он мокнет – так было проще ощутить себя несчастным. Но он все никак не мог удержать этого ощущения, установиться на какой-нибудь одной точке - отчаянье накатывало волнами и отступало, сменяясь то отчуждением, то глупым и неестественным весельем.

          Он злился, но самая суть его злобы не находила себе предмета, набрасываясь на первую попавшую бессмыслицу, словно оголодавший зверь на сгнившую кость.
«Уйти, уволиться как можно скорей…» - противным тянущим эхом отдавалось у него в голове, и тут же где-то сбоку перекрывалось приятной прикидкой - сколько ему заплатят после испытательного срока, какой шанс пойти в верх по карьерной лестнице….

          «Оно, конечно ничего - успокаивал себя Ворошилов - ну поработаешь годик-другой - от тебя не убудет. Коллективчик конечно с гнильцой, ну да уж ты о них, спервоначала, еще хуже думал.
 
          Ну-ка припомни? Кто там у тебя кого делал? Ты их, или они тебя? Делают они или не делают - это еще пока не известно, но вот учить - учат. Правда не совсем уверенно - часто в своих же понятиях словно на костылях путаются, но это их почему-то не смущает. Я бы смутился. А эти - нет. Да, впрочем эти никогда не смущались. И тогда и теперь. Люди везде одни и те же.

          В. театрально тряхнул головой, демонстрируя самому себе необходимость задвинуть обрывки старых мыслей на задний план.
- Сосредоточься на чем-нибудь одном. Понятия. Так. Что там еще у них есть? Ценности. Да, ценности. Хоть и есть, но мало - раз два и обчелся, а все равно туда же: навязывать.
 
          В. сделал небольшой круг.

         - Дурачье. Что у них за ценности? Корпоратив. Нажраться. Спьяну трахнуть тупую ****у в служебном туалете? Вам что-нибудь стоящее в самую рожу вотри - вы и тогда не разглядите. Прихлебатели. Бернары. - Он усмехнулся. - Но, впрочем, ты им и завидуешь. И вот тебе первая подсказка - отчасти потому и злишься. Хотя это и не главное. Тебе же ведь и все равно - ты всю жизнь со своей злобой и завистью жил, как все типичные задроты. Твоя гордость хикке давно это все перемолола, переварила и теперь на том месте кусты выращивает. Нет, тут что-то другое.

          Пролетарское самосознание? Оно, конечно, быдло поприятнее, чем этот планктон. Проще. И даже умней местами. Лет 5 назад как раз такая контора была. Пыльный цех. 12 часов с перерывами и зарплата нищеброда. Ну и три этажа менеджмента над тобой. А там у них, бесплатный обед и оклад как твоя премия. Уроды, конечно. И вот теперь я в их гордом числе. Не потому ли? Может быть. Впрочем это совсем не так обидно. Наоборот - почти почетно. Хождение в народ, и всякое такое в этом роде. От того-то ты так легко и теперь соглашаешься.

          Прикинь лучше еще чего-нибудь, пока еще не все равно.
Но «все равно» не становилось. В. принялся вспоминать и перебирать своих сослуживцев. Первое что пришло ему в голову, был Юлиан Петрович Востриков - начальника отдела технического снабжения. Востриков каждодневно жаловался, что перерыв рабочих установлен раньше перерыва служащих и что после них уже нельзя ни «культурно поесть», «ни посидеть со вкусом» -  дескать и пахнет плохо, и стулья все перепачканы.

          Припомнился и Толька Егоров - промежуточное звено между цехом и офисом. Вечно взмыленный и с растрепанными волосами. В цеху он отвечал за отдел доработки, а в офисе - заведовал мелким ремонтом. Вроде бы и ничего, человек как человек, а все-таки неприятно с ним. Глаза рыбьи и словно пеленой подернуты, да и лицо длинновато. Еще нервный он. И сам суетится - и других суетит.

          Наконец, добрался до Ксюши, Любы и Маши - известных в офисе товарок. И вот тут и завяз. И не сходило никак, и не успокаивалось. Другого кого вспомнит, начнет рассуждать - глядь, а мысли снова около трех девиц вертятся.
Да ведь если подумать - то все прочие вспоминались  именно по связи с теми девчонками. В Вострикове, гаже иного помнилось, как тот тряся красным налитым подбородком грубо и тупо пошлил в бухгалтерии. Про Егорова - как тот, починив Ксюше компьютер, был поднят ею на смех. Но не в глаза конечно, а после - когда та пококетничав и не добившись ничего, смеялась потом с девчонками, какой он, Егоров, увалень и как он совсем ничего не понимает.

- Нет, не потому ты сейчас бесишься что где-то в мире несправедливость, или что в интернете кто-то неправ, а потому что есть тут что-то, что тебя лично касается, и чего ты больше всего сейчас боишься высказать…

          Но история с Толькой Егоровым, жгла его чем-то больше других.

- Ну и пусть, что у него лицо не такое. - негодовал и сам на себя удивлялся Ворошилов - Ну и что же?! Зачем же он сразу у тебя «урод»? Ну не понравился он тебе, так ты же не замуж за него выходишь? Он пришел компьютер тебе чинить, который ты же по своей бабьей глупости и сломала. Вот он пришел, и ты ему улыбаешься и подшучиваешь над ним, а он и ответить ничего не может.  Ведь еще хорошо, что пень - иной пожалуй обнадёжился бы, что ты ему моргаешь. И только он убежал в свою конуру, как ты на него ведро помоев! И ведь спешит, ведь как она спешит! Уж не сенсация ли тебе какая? А подружки твои и рады: уж ждут от тебя новости: смеются, кивают, поддакивают. А только ты уйдешь – они и над тобой посмеются, над тем, какая ты дура и какая стерва. И правы будут. И ты точно так же над ними. Это уж по-другому и не бывает. Обыденно, а все равно мерзость.

          Да ведь вам и делать то больше нечего – нет в вас ничего - только пустота и безделье. И при всем при том, какая амбиция!

- Нет, это ты постой, погоди. - остановил он сам себя. - Давай на этот раз без поисков глубинного смысла обойдемся. Ведь это ты к чему сейчас завел? Прикинь, подумай. Не потому ли?… Нет. Быть того не может. Никак. Если бы это - то, я бы тогда… я бы совсем по-другому тогда…
- Ну и чего? Чего тогда? Завязывай мямлить, как баба. Ты лучше вот сейчас скажи, она ведь тебе нравится? Дура-то? Стерва-то? Или ты сам себя забыл и не помнишь ничего? Уж наверно не возмущался бы, если б совсем ничего не было? Ведь тебе всю жизнь такие только и нравились, ведь ты - блевотина, и тебе нужна госпожа.
Внезапно Ворошилов почти с ужасом ощутил, что не может с уверенностью ответить «нет» на этот вопрос.
- Да неужели – содрогаясь думал он – о, какая это мерзость! И в такую… в такую! - И тут Алексей холодея почувствовал что не может даже обругать её. У него опустились руки.