X

          Однажды в конце ноября Алеша с Наташей пошли гулять в Измайловский парк. Было очень сыро и холодно. Они шли по грязной асфальтной дороге старательно обходя лужи.

          В последние несколько встреч они мало говорили между собой, как будто стали стесняться чего-то и часто обменивались то загадочными, то смущенно-лукавыми взглядами.
Так они прошли вдоль небольшой заболоченной поляны, поднялись на пригорок и очутились у небольшого пруда. Дорога шла через мост и уходила направо вглубь парка.
За все три месяца Ворошилов ни разу не прикоснулся к Наташе. При встрече он обыкновенно терялся и никак не мог решить как с ней себя вести, и как обычно это бывает – вел себя тем естественней, чем меньше о том думал: смутно чувствуя, что здороваться за руку с девушкой не принято, он только кивал головой, и наскоро бормотал приветствие. Разлучаясь с ней В. сразу же забывал о всех неудобствах, но стоило ей оказаться рядом, как он тут же ощущал острое желание сблизиться – взять её за руку, обнять – о большем в такие минуты он не мечтал. Но случая все никак не представлялось. И вот тут, поднимаясь на мостик, перекинутый через грязную канаву, девушка должно быть, как-то неловко наступила на расшатанную доску и покачнулась. Впрочем, может быть и не было никакой доски, а оступилась она по какой-нибудь иной причине, но Ворошилов испугался чрезвычайно. По крайней мере, в первую минуту испуг его был неподдельный. Он даже вздрогнул от неожиданности. Но видя что девушка и не думает падать, а только покачивается из стороны в сторону, стараясь поймать равновесие, он принялся лихорадочно соображать.

          Момент, когда нужно было помочь, был явно упущен, но он в то же время чувствовал, что существует какой-то неписанный кодекс по которому следует предложить помощь даже и в таком ничтожном случае. И он запоздало и бессмысленно, сам хорошенько не зная для чего, выставил руку вперед, и, скорее мешая, чем помогая, потянул девушку к себе. Наташа со смущенной улыбкой на чуть бледном лице отвела мешающую ей руку Ворошилова вниз и в сторону, но отпускать её видимо не спешила.
Смело шагнув вперед, она потянула Алексея за собой и тот покорно двинулся за ней, чуть пошатываясь и еле сдерживая волнение.
«Неужели все это действительно происходит? – думал Ворошилов крепко сжимая Наташину руку.

- Ай! – скорчила та гримасу – не так сильно…
- Ой, извини! – всполошился Алексей, ослабляя хватку. – я тебе больно сделал?
- Ничего-ничего, лучше под ноги смотри, а то ты уже в третью лужу влазишь.
- Не переживай, они не промокаемые – смущенно пробормотал Алексей.
- Ну-ну. То-то я смотрю, из них вода все никак не вытечет. - пошутила Наташа – Они засмеялись.
- Тебе просушиться надо – сквозь смех проговорила она. – Зайдем ко мне – я тут совсем близко – а тебе до дома половину Москвы проехать и пешком еще идти. Обсушишься и поедешь.
Алеша как-то неуверенно мотнул головой.
- Да пошли! Чего ты? Стесняешься?
- Я – ничего, пойдем. Спасибо – добавил он помолчав. Идти ему совсем не хотелось. Он догадывался, зачем Наташа его зовет. Он знал, что чтобы там не произошло, это сблизит их. Близость эта, прежде столь невозможная и столь желанная, теперь пугала его до судорог. И он, казалось, скорее согласился бы умереть, чем сделать хоть еще один шаг, но было тут то, чего  боялся он еще больше.
 
          Куда страшнее было, что она догадается, что он трусит. «Ты сам себя загнал в угол – думал он затравленно оглядываясь - теперь она все о тебе узнает!  Узнает, каков ты на самом деле и посмеется над тобой. И все, что ты вытерпел до этого будет ничто! Ничто перед этим! И вот так-то, именно так это все и произойдет. Именно глупо и тупо. Хуже чем у того...

          Ну да уж что?...
          Куда мне отступать? - припомнил он свое старое, простенькое, еще со школы, утешение.
          Да, будь что будет.
          Один черт пропадать».