XIII

          Жизнь В. резко изменилась. Не испытывая к Наташе ни любви ни даже привязанности он, тем не менее, сделал её объектом всех своих помыслов и поставил её счастье единственной целью своего существования.

          Прежде ночами, мучимый тоской, он ложился на грязный пол, прижимал к груди подушку и упивался сознанием собственного одиночества. Ему было приятно мучиться, приятно чувствовать себя покинутым и никому не нужным. Но даже в самые отчаянные минуты он понимал, что все это только игра. Что все это скорее представление, чем настоящая боль и мука. Сколько он себя помнил – это всегда было так, но странное дело, с годами, сознание того, что боль его ненастоящая, а одиночество приятнее любой компании, заставило его иначе взглянуть на вещи. На шестом или седьмом году изоляции он впервые ощутил, ложь стала для него правдой, что боль его не подделка, а отчаянье – не напускное. А если что-то есть напускного – так это само притворство. Притворяясь несчастным в мелочах, он отвлекал себя от всего большого и настоящего. И по мере того как укреплялось в нем это сознание, он все меньше и меньше способен был ощущать ту успокоительную жалость к себе, которая есть основа и суть целого множества культурных явлений в обществе.

          Теперь же он не чувствовал вообще ничего, кроме боли, на которую приучился не обращать внимания, не зная другого способа её облегчить.
Но вот в его жизни появилась Наташа – по-настоящему преданное и любящее его существо, и он изливал на неё целые потоки нежности, накопившиеся за долгие годы одиночества. Что бы то ни было: огромные букеты цветов, мягкие игрушки, украшения, самые дорогие сладости – при каждой встрече на каждом свидании он изо всех сил старался удивить, порадовать, зажечь счастливые огоньки в её глазах.

          Наташа ругала его за такое расточительство, но он словно ничего не слышал: в глазах её он читал ту бесконечную благодарность, на которую может быть способен только любящий человек.

          Даже внешне Ворошилов переменился – он стал одеваться тщательней чем когда бы то ни было, выбрал с Наташиной помощью несколько новых костюмов, недорогое черное пальто и даже теплую шляпу с полями.

          Он перестал горбиться, расправил плечи, походка его стала более уверенной, речь – более внятной и твердой.

          Через несколько месяцев его повысили до старшего сисадмина, а еще через полгода неожиданно уволился глава отдела и Ворошилова поставили на испытательный срок с сохранением старого оклада.

          Прежние его коллеги перестали быть ему ровней, но он изо всех сил старался не загонять себя в рамки и, не придерживаясь официальной субординации, оставался на дружеской ноге с мелкими менеджерами и секретарями, рядом с которыми начинал свою почти блестящую карьеру.

          Дни и недели проносились с удивительной быстротой, но это больше не пугало Ворошилова. Наоборот – этот бешеный водоворот, постоянно изменяющиеся обстоятельства нравились ему. Он был на волне успеха и чувствовал себя господином положения. И ничто так не привлекает женщину, как успех.

          Однажды под вечер, когда В. уже собирался уходить из офиса кто-то постучал в его кабинет.

- Алексей Александрович, к вам можно? – услыхал он знакомый голос. Дверь приоткрылась на небольшую щелочку, через которую можно было увидеть только то, что за ней кто-то стоит.
- Входите – произнес Ворошилов с любопытством и волнением высматривая из-за стола. Но никто не входил и не отвечал.
- Ну входите – повторил он – входите. – Ответа все не было.
Ворошилов встал и подошел к двери, но стоило ему сделать только полшага в дверной проем, как он нос к носу столкнулся с Ксенией из первого отдела, входившей в его кабинет. Расстояние между их лицами оказалось столь ничтожно, что глядя со стороны можно было подумать что его нет совсем. Ворошилов попытался было выйти из неловкого положения, шагнул назад, но тут же уперся спиной в дверной косяк и замер. Девушка же видимо не спешила отстраняться.
- Ой – проговорила она по буквам – как неудобно получилось. Что же вы так смотрите? Не смотрите, я смущаюсь. – Но потому ли, что в словах её совсем не чувствовалось смущения, или потому что она так и стояла на том же месте весело рассматривая его своими наглыми карими глазами Ворошилов, в другой раз расположенный верть во все что бы она не сказала, тут усомнился.

          Ему даже показалось, что она специально стояла за дверью и не входила, ожидая момента, когда выйдет он, чтобы в эту самую секунду самой шагнуть навстречу столкнуться с ним нос к носу и именно с этого начать разговор.

- Так к вам можно? – спросила Ксения протискиваясь через Алексея в его кабинет – можно? Так можно или нет? - повторила она садясь на стул в углу.
Ворошилов все не отвечал и как-то странно вдруг посмотрел на свою гостью. Та уловила его взгляд, задумалась, на секунду как бы замерла, даже как бы что-то произнесла, но еле слышно, так что Ворошилов вспоминая эту минуту не мог точно сказать был ли это или только так ему показалось.

- Вы извините, что я к вам так - заговорила она вдруг совсем другим голосом - знаю, вы ко мне никогда ни за чем не обращались… и ничего мне не должны… но я… Мне просто нужно было именно к вам. - Ворошилов пристально смотрел на девушку, но с той кажется творилось что-то неладное. Её привычки, движения, интонации, - все это Алексей уже давно изучил, все вплоть до мелких нюансов - он знал когда и как она улыбнется, когда скорчит гримасу, когда просто от того, что ей нечего сказать - вскинет голову и закатит глаза. Но теперь он видел совсем не ту насмешливую и наглую девушку - кто-то совсем другой сидел на его стуле в углу кабинета.

          Застенчиво спрятав глаза, Ксения, все никак не решалась что-то высказать, казалось, она смущена уже одной необходимостью находиться наедине с мужчиной.
«Что-то у меня голова плохо работает - с усилием соображал Ворошилов - никак в толк не возьму. Чего это с ней? Да и вообще как это она здесь? Зачем? Я ей нужен? Для чего? Нет. Стоп. Этого не может быть. Я урод, и это всем известно. Конечно же не я, а от меня ей что-то нужно. Вероятно, дрянь какая-нибудь. Вроде выходного или… 

- И ты еще смеешь рассуждать? Да ты совсем рехнулся!  Как ты не поймешь?! Она здесь! Ведь этого просто не может быть! Она! Она у тебя! И ей что-то нужно, и ты наверно можешь помочь! Из всех кто мог к тебе прийти, из всех кому она могла обратиться, она пришла к тебе, она обратилась к тебе! Да и Какая разница, зачем? Я для неё все сделаю, все! Только бы она меня попросила! Только попроси, Ксюша, что бы ни было!…
Но девушка все молчала и тогда Ворошилов попытался взять себя в руки: «Она ведь не в моем отделе.  И что бы это ни было - Я мало что могу… Впрочем, если надо, я пойду и договорюсь с кем угодно, хоть с самим… Нет, ты только посмотри на неё: она молчит! Она никогда раньше не молчала, ей всегда было что сказать, а теперь она так слаба и так… беззащитна. Нет, я должен защитить её, я должен помочь ей! Я просто обязан помочь!»
- Ксюша, ты… вы - поправил он сам себя. И хотя они были на «ты» чуть не с первого дня знакомства, Ворошилов почувствовал, что в такую минуту надо быть как можно деликатнее, чтобы она не дай бог не подумала, что он помогает ей из каких-нибудь корыстных целей. Нет, она должна ясно понять что, он помогает сам, он искренне желает помочь, может быть еще более, чем она желает что бы ей оказали помощь.
- Вы, главное, не волнуйтесь… У вас что-нибудь произошло?
- Алексей Александрович - проговорила она так тихо, что он должен был напрячь слух, - мне очень неудобно… Не знаю как вам сказать… Это не совсем служебное дело… В общем, я… в общем я теперь ваша.
- Как? - изумился и не понял Ворошилов. Хотел было еще спросить, но почувствовал, что фраза эта поставлена так, что он  не может придумать вопроса, который все проясняя одновременно не обижал бы его гостью. Повисло неловкое молчание.
- Я теперь у вас буду. - наконец произнесла она - В отделе. Меня еще вчера перевели, но вчера вы были заняты…  и я не сказала, я побоялась сказать…
Ни вчера, ни позавчера Ворошилов не только не был занят, но и просто не мог быть. Это был почти абсолютный закон: чем выше тебя ставят - тем меньше приходится работать. За исключением тех умных случаев, когда присваивая новое звание вам не дают ни денег, ни положения, - а только больше  работы на руки и больше ответственности на плечи.
Ворошилов хорошо знал все это, однако теперь,  после этих слов сказанных не кем-нибудь, а Ею, да еще с таким убеждением, он внутренне легко согласился: да. Занят. Очень занят. Ни минуты свободной нет.
- Вы побоялись? - переспросил он раздуваясь от гордости. Ему очень теперь хотелось показаться великодушным. Он понимающе кивнул головой и попытался благосклонно улыбнуться. - Говорите, не бойтесь. Я вас не обижу.
- Да вот видите, я и сама толком не знаю как сказать… Все так запуталось… Дело в том, что я ведь…  Ведь меня без вашего ведома перевели, ну и еще… еще я сама об этом просила.
- Попросили? Да разве вам в первом отделе…  разве вас что-то не устраивало? Ведь там у вас подруги кажется. Мне казалось, вы всем довольны. Да ведь вы бухгалтер, а у меня тут и бухгалтерии никакой нет - одни техники…
 - Я не только бухгалтер, я еще и секретарь-референт - горячо заговорила девушка - я хотела бы… я знаю это наглость, но…  я хотела бы попросить вас поставить меня вашей помощницей. Заместителем, секретаршей, - кем угодно. Только что бы у вас.

          В голове у Алексея мутилось - все окружающее кроме Ксении белым туманом плыло перед глазами, все его внимание, все его мысли были теперь сосредоточенны на ней.
Даже говори она что-нибудь совсем постороннее - он и тогда бы изо всех сил искал и в словах и в тембре голоса хоть ничтожный намек на её расположение, но то, что она говорила теперь было далеко за чертой его понимания, так далеко, что столкновению в дверях он не придал вообще никакого значения, а теперешним её словам - просто отказывался верить. Ему чудилась тут чья-то злая шутка, розыгрыш. Эта последняя мысль так его захватила, что он даже начал оглядываться по сторонам, ища не подсматривает ли кто у дверей, готовый со смехом ворваться и положить конец этому немыслимому представлению. Но никто не врывался, и кажется во всем отделе теперь не было ни души.

- Я, конечно, что-нибудь такое попробую - начал было Алексей.
- Я вами восхищаюсь - прервала его девушка - Да, я давно хотела вам сказать: я вами восхищаюсь. Вы так легко со всеми ладите, но ни к кому не подлизываетесь, вы такой добрый, но в вас есть и твердость и строгость, вы… я… - Она не договорила - Ворошилов быстрым уверенным движением поднял её со стула обхватил за талию и нежно привлек к себе.