XVI

          Ворошилов сидел и смотрел в окно.

- Как это так получается? - думал он. - разве можно быть всем довольным? У меня не было ничего. И вот теперь… сколько всего? Любовь, положение, деньги… Я состоявшийся человек. Мне, наверное, нужно гордиться. Я добился большего, чем те. Даже больше чем мать и отец.
Ну и что?
Теперь что?
- Жить.
- То есть как это «жить»?
- А как люди живут? Получишь машину, купишь права. Чурок наймешь, что бы дачу строили. Ну, там дети…
- Да, дети… И что, и все?
- Не знаю. Наверно. Ты-то сам чего хочешь?
- Да вот и я то же не знаю.
Помолчали.
Какой-то главный вопрос вертелся на языке. Что-то, чувствовал Ворошилов, очень важное.
- Ну а счастье?
- Счастье? Да ты разве уже не счастлив?
- Не знаю. Счастлив. Но… ведь это мне, не знаю,… нельзя? Это ведь несправедливо? Я ведь не заслуживаю… я… - и вдруг он заплакал. Болью пронзало его грудь, он давился, бил себя кулаками по голове и по лицу. В бока и в живот. Но не мог, не хотел перестать. Он упал на колени, уперся лбом в бетонный пол рыдания сотрясали все его тело.
- Я мерзкая гадина! Я не человек! - сдавленно сквозь слезы шептал он - я чудовище! Я должен был еще в утробе сдохнуть! Я не заслужил рождаться!
Схватившись рукой за подоконник он с усилием приподнял голову, все еще стоя на коленях устремил глаза в застланное легкими облаками небо.
- Зачем? Зачем они меня спасали?! Я еще младенцем должен был умереть 3 раза а потом и еще 33. Медицина, наука, зачем это жестокое милосердие? Зачем плодить уродов, которые не должны рождаться?
Зачем? Неужели это и есть твоя сама большая шутка? О, ты хитер! Ты всегда знал, что так будет! Тысячу лет назад знал и посмеивался в бороду! Да разве рабы виноваты, что выжили? Что это за игра тебе такая? Ведь это невозможно ни понять ни осмыслить! И жить гадко и умереть нельзя? Это выше всякого понимания!
Но, знаешь что тут самое гадкое и невозможное? То что ты прав! Тысячу раз прав: мы заслужили!
И я и мне подобные - мы сами себя прокляли... И вот нас - легион. Одиноких, забытых, и ненавидящих! Все и вся ненавидящих! Чертово племя! Но ты! Кто как не ты научил нас?
Нам не страшны ни смерть, ни позор, ни голод, ни война! Мир будет гореть, а мы будем смеятся! Мы мертворожденные! И жизнь - это единственное, чего мы боимся! И концы все обрублены и спасенья никакого нет и не будет… И малых сих обидели, и духа твоего прокляли и из уст твоих давно изблеванны… И нам жить после этого? Ведь это горбом на спине наросло и дышать не дает!
Ворошилов затих.
Ну а что? Допустим, тебя и в самом деле нет… - еле слышно шептал он. - И все это мы сами над собой вытворяем. Ведь это по старому книжному правилу получается: ведь и вправду тогда и жалеть никого не надо…
Ворошилов перестал плакать и даже поднялся с колен.
- Справедливость есть, - это я точно знаю. - Рассуждал он внимательно разглядывая крышу противоположного дома - Её хорошие люди про меж себя придумали. И она у них работает. Именно по справедливости я всю жизнь заслуженно получал. Все что мне вытерпеть пришлось - и штаны эти, и йогурт на голове и как били меня всем классом…  это все, все справедливо.
- Но знаешь? Тут ведь есть кое-что очень-очень маленькое и хитренькое - задорно подмигнул он сам себе - вот что!
Он весь как-то особенно напрягся, согнулся, свел вместе руки и плечи ощущая и желание и потребность превратиться в маленький крепенький кулачок.
- Вот что! Правильце это - и справедливое и хорошее - шипел он - оно только к слабеньким применяется!
- На тех, кто вас выше! - вдруг почти закричал расправляя руки и плечи - на тех, кто вас сильнее НИКАКИХ ПРАВИЛ!! НИЧЕГО НЕ ДЕЙСТВУЕТ! ПОЛНАЯ СВОБОДА! ПОЛНАЯ БЕЗНАКАЗАННОСТЬ!! И всех вас, хорошие, справедливые, те кто сильнее - в самую жопу ебут! А вы только подмахиваете!
Десять лет я жил и молился, что бы не обижали меня! Что бы доучиться тихо, мирно, никому не мешая, лишь бы не били и не издевались! Я клялся, что никому никогда не помешаю, лишь бы прекратился этот ад! Лишь бы они перестали! Но ни минутой, ни секундой не был он короче! И даже на выпускном, даже в этот день…
Он закрыл лицо руками, слезы лились у него из глаз.
И все равно, все равно я сделал, как обещал. Заперся. На 12 лет заперся и с тех самых пор никого не обидел. Я только смотрел… я смотрел только…
И вот теперь, что бы в первый раз за всю жизнь стать счастливым, ты заставил меня уничтожить себе подобного! Себя самого! Это себя я бил по щеке - это себя я породил и возродил тем ударом!
И какая бессмысленная круговая жестокость…
Но все. На этом все. Теперь мне все равно. Я переступил границы правых и виноватых. Теперь уже действительно будет по-другому. Теперь я хозяин. Я закон. И у меня будет своя справедливость. И все вы будете орать и зубами скрежетать, но гнуться, но подчиняться. Я сказал.
Он встал ровно и прямо, повернулся, вышел в коридор и самодовольной и холодной улыбкой распахнул настежь дверь в комнату жильцов.