Не в окопы, так в психи

                Ничего более   бессмысленного, чем моя
                жизнь, я не знаю. Но если сравнить   с
                кем-то,  то скажите, у кого не так?

                В. Яковлев. "Записки юродивого".



     К восемнадцати годам юноша приобретает опыт  но-
шения  паспорта и юридически созревает для женитьбы и
для службы в вооруженных силах.  Вынужденные походы в
военкомат  по повесткам начинаются в старшем школьном
возрасте, а на уроках НВП всем представителям мужско-
го  пола  вбивается  в голову,  что настоящий мужчина
должен пройти армию и какая это почетная обязанность.
Прямо  хлебом не корми нынешнего панка или рокера,  а
только обрей его наголо и дай ему послужить два  года
за  тысячи километров от родного дома в рядах "несок-
рушимой и легендарной". А "дедовщина", конечно, имеет
место быть,  но с ней борются, зато зарплату солдати-
кам повысили с трех рублей до семи.
     Миша Андреев  с детства знал,  что в армию он не
пойдет,  а если всё таки придётся, то не вернется от-
туда живым. Не то чтобы он боялся трудностей, но все-
общая воинская обязанность в  мирное  время  казалась
ему  настолько дикой,  что система пионерских лагерей
представлялась просто раем земным, хотя и то и другое
он рассматривал как звенья одной цепи. Но и с практи-
ческой точки зрения его  физическая  подготовка  была
почти на нуле. В школе на уроках физкультуры его сты-
дили,  ужасались его незадачливым попыткам  выполнить
нужные упражнения, а потом просто махнули рукой и пе-
рестали обращать на него внимание. К зимним урокам на
лыжах Миша относился нормально.  Нет жесткого контро-
ля, никто на тебя особенно не глазеет, почти не выде-
ляешься  на фоне других,  только отстаешь постепенно.
Отстаешь и устаешь,  но усталость  эта  приятная,  на
время  снимающая состояние внутреннего напряжения,  в
плену которого Миша Андреев пребывал почти постоянно.
Если впереди еще уроки,  хорошего в этом,  разумеется
мало, но почти нет той скованности, того страха перед
учителями, тем более обоснованного, чем менее выучено
домашнее задание. С истечением десятилетнего школьно-
го  этапа в его жизни,  остались в прошлом уроки физ-
культуры, но встали в полный рост другие, более гроз-
ные проблемы.
     Коля Жеметин,  самый старший из мишиных  товари-
щей, позвонил после трехнедельного молчания. "Это Пе-
терсон? " - раздался в трубке хрипловатый голос. Миша
растерялся.  "Привет из белого дома, Мишка" - уже уз-
наваемо,  чеканя слова,  выдал Жеметин. "Из Вашингто-
на?"  -  в  тон ему вставил Миша.  "Из Кащенок,  фиг-
ли-мигли." "Чего ты там  забыл?"  "Жизнь  свою  забыл
бесценную.  Был, был и забыл. Я лучше себе пулю в лоб
пущу,  чем буду мамонтов  жрать."  "Каких  мамонтов?"
"Таких,  Дон-Кихот,  свежевыкопанных  пятимиллионной
давности.  Вовчик из шестого подъезда письмо прислал.
Он,  значит,  на Севере служит,  за Норильском,  хрен
знает где. Там вечная мерзлота. У них откопали мамон-
та замерзшего и солдатам скормили.  Это такой маразм!
На тур!  Здесь никогда ничего не изменится к лучшему,
только  хуже  будет.  Это  же  страна дебилов,  сучий
нос,дебилов в тридцатой степени." Миша был поражен  и
вымолвил  только:"Кошмар".  "Вот  так-то,  жизнь наша
"жестянка" гроша ломаного не стоит". "Да, кусочек ма-
монтятины стоит,  наверное, дороже." "Что ты, Дон-Ки-
хот,  это же такой деликатес,  в магазине не  купишь.
Это  тебе не "Сластёна"".  Слышимость становилась всё
хуже и хуже.  Миша уже скорее догадался чем расслышал
как Жеметин попрощался и сказал что скоро выписывает-
ся.  Миша всё рассказал маме, в тот же вечер она поз-
вонила  Пелагее  Дмитриевне и узнала у неё что Коля в
армию не пойдёт и скоро ему дадут "белый билет".
     Миша попадал в следующий,  весенний призыв и ему
оставалось уповать на своё повышенное давление. Боль-
ше недели он просидел на больничном и давление скака-
ло со 130 до 150 и не снижалось.  Участковой  надоело
его лечить и она выписала направление в психоневроло-
гический диспансер, заверив маму, что ничего страшно-
го  в  этом  нет  и  если там будут предлагать лечь в
больницу, то ни в коем случае не надо отказываться. В
ПНД врач,  ознакомившись с направлением, обратилась к
маме:  "Можно вас попросить подождать пока за дверью.
Мы  с вашим сыном побеседуем,  а потом я вызову вас."
Миша сидел неестественно  прямо,  неподвижно,  сложив
руки на коленях, как он всегда держался в официальной
обстановке. Психиатр, женщина с двойным подбородком и
дежурно-участливым лицом,  устремила на Мишу свой не-
мигающий взгляд. Пауза затянулась, Миша отвёл глаза.
     - Михаил,  тебя направили сюда с повышенным дав-
     лением?
     - Да.
     - Но оно у тебя не просто повышенное, оно у тебя
     не  снижается несколько дней,  несмотря на лече-
     ние.  Какие препараты ты принимаешь?
     - Папазол, раунатин.
     - Так, и не помогает?
     - Ниже 130 на 100 не опускается.
     - Так.  А как ты думаешь,  почему?  Сейчас  тебя
     что-нибудь беспокоит?
     Видя, что Миша не совсем понял вопроса,  добави-
ла.
     - Я имею в виду,  может быть у  тебя  трудности,
которых  не было раньше.  Ты о чем-то всё время дума-
ешь, переживаешь?
     - Я  скоро  должен идти в армию.  Честно говоря,
сейчас голова забита только этим.
     Врач облегченно вздохнула и кивнула.
     - Вот оно что.  Но ведь миллионы юношей ежегодно
служат в армии.  Что тебя пугает?
     Она сделала акцент на слове  "тебя"  и  подперев
подбородок руками, не без интереса взглянула на Мишу.
Он почесал  кончик  носа,  чтобы  снять  колоссальное
внутреннее  напряжение.  Можно ли говорить по душам с
этой женщиной?  И решил, что у него нет другого выхо-
да, ведь от нее, может быть, зависит его судьба.
     - Я не создан для службы в армии.  Мне там будет
     тяжелее, чем другим.
     - Даже так.  То есть ты считаешь, что есть люди,
     которые созданы для армии, а есть такие, которые
     не созданы и себя ты причисляешь ко  вторым.  Но
     ведь есть закон о всеобщей воинской обязанности.
     Скажи, другие врачи признают тебя годным к служ-
     бе в армии?
     - Пока вроде бы,  да, но я не считаю себя здоро-
     вым человеком.
     - Любопытно.  Ты наверное, хорошо разбираешься в
     медицине?
     - У меня мама медицинская сестра.  А я  разбира-
     юсь,  может быть,  не очень хорошо,  но медицина
     меня интересует,  всегда интересовала.
     - Хорошо.  Скажи, Михаил, у тебя много друзей?
     - Может быть, очень мало, а скорее всего, вообще
     нет.
     - Меня интересует ещё вот что:  были ли  у  тебя
     сотрясения  мозга?
     - Формально не было,  но в детстве  я  два  раза
     очень сильно ударялся головой,  когда падал:  об
     землю и об лёд.  К врачу мы тогда не обращались.
     - А сознание ты не терял?
     - Нет,  никогда не терял.
     Миша ожидал новых вопросов, но вместо них после-
     довало лишь предложение измерить  давление.  Оно
     оказалось, как и ожидалось, повышенным.
     - Теперь подожди за дверью ты, а маму, пожалуйс-
     та, позови.
     Врач сложила прибор в коробочку и взглядом  дала
понять Мише, что она ничего ему больше не скажет.
     В коридоре Миша ждал десять  минут,  пятнадцать.
Кряхтя,  из соседней двери вышла согбенная, разрушен-
ная временем старушка в белом халате с ведром и шваб-
рой,  и засеменила к выходу на лестницу.  Было удиви-
тельно, что она вообще способна ходить.В другом конце
коридора  мелькнул кто-то в белом халате и стало без-
людно.  Миша не выдержал, и, беспрестанно озираясь по
сторонам,  с видом шпиона прильнул ухом к двери каби-
нета, откуда вещал до боли знакомый мамин голос.
     -... он у меня очень домашний,  не пьёт,  не ку-
     рит.
     - А девушка у него есть?
     - Нет,  никого нет,  он ни с кем не встречается.
     - Интересно,  что вы ответили мгновенно, даже не
подумав, а вдруг вы ошибаетесь.
     - Вы знаете, Миша всегда со мной всем делился, у
него от меня нет секретов. Я ведь воспитывала его од-
на с трёх лет. У отца другая семья.
     Мама нервно закашлялась.
     - Да вы так не волнуйтесь.
Психиатр ещё что-то добавила шепотом, Миша не расслы-
шал, и подытожила.
     - Хорошо, я вам тут всё написала, поставьте вни-
зу печать и поезжайте с этим направлением в  больницу
в любой день, кроме выходных.
     В больницу N1 имени Кащенко Миша с мамой приеха-
ли туманным апрельским утром,  куда их до самого кор-
пуса подвёз на машине Фёдор Валерьевич. Миша смирился
со своей судьбой,  но выглядел таким убитым, что даже
строгий дядя Фёдор попытался его  приободрить:  "Чего
ты  такой  кислый?  Всё  будет нормально." Он куда-то
спешил и вскоре уехал. Мишу в приёмном покое попроси-
ли  показать все вещи,  которые он берёт с собой.  Не
разрешили взять электробритву и  витамины  "Аэровит",
вернули маме. Она чуть не плакала: "Мишенька, так на-
до.  Не было бы счастья, да несчастье помогло. Это же
ненадолго,  увидишь как время быстро пролетит. Соску-
чишься по нам с Вахмуркой, может больше будешь родной
дом ценить.  А я торт куплю, если всё получится, если
тебя в армию не возьмут.  Посидим, отметим." "Я боль-
ной,  сумасшедший" - отвечал Миша.  "Замолчи, никакой
ты не больной.  Твой Жеметин - вот это  действительно
больной человек - всех поубивал бы, расстрелял бы. Ты
же не такой." Последняя фраза прозвучала  неуверенно,
не утвердительно,  а почти вопросительно. Миша только
рукой махнул.
     Двенадцатое мужское отделение встретило Мишу за-
пахом гречневой каши и популярной  мелодией,  донося-
щейся  из  кабинета старшей сестры:" Привет,  а дождь
всё не проходит, а я совсем не по погоде одет..." По-
ка  оформляли  его  документы,  Миша сидел на лавке и
присматривался к скромной обстановке казенного  дома.
Стены и потолок никак нельзя было назвать свежевыкра-
шенными.  Потихоньку осыпалась штукатурка, но это ещё
не  представляло  опасности для жизни.  Внимание Миши
привлек плакат, написанный почему-то большими красны-
ми  буквами на чёрном фоне "Желание выздороветь - по-
ловина выздоровления".  "В мастерские уже пошли?  " -
услышал  Миша  женский  голос из ближайшего кабинета.
"Да,  сейчас еще одного поведешь, новенького." Оттуда
выглянула сухопарая санитарка,  деловито оглядела Ми-
шу.  "На экспертизу?" "В каком смысле?" "Ну,  призыв-
ник. Я же вижу, что призывник, значит на экспертизу."
А у Миши в голове внезапно родились строки:
     - Я в неволе оказался,
       Потому что оставался
       Этот выход как спасенье,
       Хоть ценою дорогой.
       Чтоб в грязи я не валялся.
       Меньше в жизни унижался,
       И вообще не испарялся
       Телом и душой.
Сочинил и тут же подумал: "Какая фигня". "Сейчас пой-
дем в слесарные мастерские в другой корпус, у нас все
мужчины там работают." "Я не могу, я простужен." "Че-
го? Простуженных у нас нет." "У меня вчера была повы-
шенная температура".  "У нас не  отказываются.  После
завтрака и тихого часа все работают.  Понятно? Пойдем
в палату." Миша с санитаркой прошли до середины кори-
дора и вошли в палату. "Свободных коек много, выбирай
любую.  Постельное бельё получишь  у  сестры-хозяйки.
Днем у нас на кроватях не лежат. Этому можно, он пос-
ле процедуры." Санитарка кивнула в сторону  толстяка,
похрапывающего на койке у окна.  "Будь пока в палате.
Сейчас я за тобой приду."  Санитарка  вышла,  а  Миша
присел на одну из незастеленных коек.  В палате поме-
щалось двенадцать железных кроватей и шесть тумбочек,
по  одной  на двух человек.  В углу стол и два стула.
Что-то зашевелилось,  это  шумно  кашляя,  просыпался
толстяк у окна. Он с трудом привстал и поднял на Мишу
заспанный,  ничего не выражающий взгляд. Мише показа-
лось, что он много раз видел этого человека. Короткая
стрижка,  одутловатое лицо, покрытое мелкими оспинка-
ми,  полное отсутствие шеи.  Миша,  наконец, понял, в
чем дело и невольно улыбнулся. "Прямо Пелагей Дмитри-
евич  Жеметин какой-то." Толстяк принял Мишину улыбку
за жест приветствия и обратился к нему рабоче-кресть-
янским голосом:  "Ты чего, от армии косишь? Да не ту-
шуйся, здесь таких много. У нас отделение нормальное,
людей никто не кушает." Говорил он медленно, голосом,
похожим на звуки,  издаваемые сильно засоренным пыле-
сосом,  задыхаясь от одышки.  " Всё правильно,  раз в
лапу дать не можешь - записывайся в психи.  Дадут бе-
лый билет,  куда они денутся.  Тебя как звать?  Миша.
Лады. А я Гужевой Прохор Глебович."
     Вечером Миша  писал  письмо  Игорю  Мещерину - 
"Здравствуй,  Игорь!  Из двух зол мне пришлось выбрать
меньшее. Объективно здесь неплохо, но, ты знаешь, что
я свободолюбив и многие мелочи для меня - не  мелочи.
Сразу  же  меня  хотели  послать работать в слесарные
мастерские, но я одержал моральную победу, отказался.
Теперь  работаю  в  своем  отделении после завтрака и
после обеда,  собираю детское лото, клею на него кар-
тинки.  Контингент здесь разный,  есть потухшие, есть
злые. Я пытаюсь следовать пословице "Молчи - за умно-
го сойдешь",  но пока не знаю,  за кого сошел. Гулять
на улице можно, и даже не на привязи. Сегодня беседо-
вал с лечащим врачом.  Молодая женщина,  но очень хо-
лодная,  души совсем  не  чувствуется.  Завтра  будут
брать  кровь  из пальца и из вены.  На дворе какой-то
"туманный Альбион",  да и на душе, честно говоря, так
же. Пока ещё неизвестно, сколько я здесь пробуду, мо-
жет быть недели две-три.  Буду составлять "идеологию"
из тех набросков,  которые я взял, чтобы показать по-
том Гению Самоварычу Дольскому-Красно Солнышко. Боль-
шой привет Алику, если увидишь. Михаил. 4 апреля 1987
соответственно года."
     Закончив письмо,  Миша задумался, не забыл ли он
написать о чём-нибудь ещё.  Сидя на койке,  он  маши-
нально  подбрасывал  вверх авторучку и ловил её двумя
пальцами,  что делал часто, когда волновался. Миша не
обратил внимания, что за ним наблюдает Гужевой. "Лов-
ко ты это делаешь.  Где так научился?" -  поинтересо-
вался Прохор Глебович и рыгнул. При тускловатом свете
электрической лампочки его лицо  приобрело  зеленова-
то-землистый  оттенок и он казался похожим на большую
жабу."Давно,  ещё в школе" - выдавил из себя Миша,  а
сам  подумал:" Лицо,  не обезображенное интеллектом."
"У меня так не получится.  Тут нужна хорошая реакция"
- равнодушно заключил Гужевой. "Чего нужно?" - неожи-
данно откликнулся один из соседей по палате. "Реакция
хорошая, говорю." "А, реакция. А то мне послышалось -
эрекция".  Ни один мускул не дрогнул на мишином лице,
но  он не сомневался в том что Гужевой не оставит эту
тему без продолжения.  Миша приготовился покинуть па-
лату,  но к его удивлению, Прохор Глебович лишь криво
усмехнулся и что-то промычал.
     В первую  ночь  в  психиатрической больнице Миша
долго не мог уснуть.  Отбой по расписанию начинался в
девять часов вечера,  но Миша привык засыпать гораздо
позже.  Всё было непривычно на новом месте: и слишком
мягкая подушка, и слишком жесткая кровать, и даже ти-
шина на улице. На улице, но не в палате. К храпу ото-
шедших ко сну соседей по палате прибавлялись россказ-
ни Гужевого, который страдал бессонницей. " Я лежал с
одним мужиком ещё до перестройки,  у него была навяз-
чивая идея. Я ночью только отключусь после фенобарби-
тала,  чувствую  меня кто-то будит,  тормошит.  Стоит
этот чудак на букву эм,  Боря:  "Они постоянно крадут
моё имя.  Причём как из прошлого, так и из будущего."
А у него вид такой,  как будто он сам чего-то  украл.
Кто крадёт,  зачем?  Молчит,  ядрёно коромысло. И так
раз пять за ночь,  всё одно и то же талдычит.  У  нас
койки рядом стояли,  никуда не деться.  Больной чело-
век.  А на вид нормальный,  только днем ни с  кем  не
разговаривал,  и мяса не ел вообще. "Может он над то-
бой издевался,  Глебыч?" - раздался чей-то полусонный
голос.  "А  хрен знает что у нас в башках,  мы же все
дебилы. Я думаю, дать ему по балде, так ведь он же на
куски развалится,  а в меня потом ударную дозу сульфы
впаяют." "Прохор Глебыч, ты плохо разбираешься в пси-
хиатрии," - вставил уже другой мужской голос. "Психи-
ческих болезней,  их же великое множество. Есть такая
болезнь - умственная отсталость,  она же олигофрения,
которая в свою очередь,подразделяется на три  степени
или  группы.  Первая степень - дебильность,  вторая -
имбецильность,  и третья - идиотия. Идиоты самые нев-
меняемые.  Дебилы  от нормальных мало отличаются.  Но
всё равно, у тебя, Прохор, какой диагноз - депрессия?
"  "Угу" - подтвердил Гужевой.  "Значит ты не дебил".
"Успокоил.  Да какая мне разница, дебил, бацилл, иди-
от, обормот. Наша родина - дурдом, ядрёно коромысло."
     На следующее утро у Миши взяли кровь из пальца и
из вены, а после завтрака выдали две каких-то таблет-
ки: маленькую белую и большую желтую. Приезжала мама,
привезла то,  что Миша просил, когда звонил вчера ве-
чером из телефон-автомата при входе в корпус: карман-
ные магнитные шахматы,домашние тапочки,электробритву,
забрала письмо для Игоря Мещерина. Беседовала с леча-
щим врачом.  Со слов мамы,  та сказала, что "он у вас
какой-то замороженный" и что его будут серьёзно  обс-
ледовать.  А ещё через день Мишу навестил Володя Дес-
ницын, товарищ по УПК, который жил совсем недалеко, в
десяти минутах езды от больницы. Накануне Миша дозво-
нился до него и всё рассказал. Володя немного удивил-
ся и обещал как-нибудь заехать.  Но Миша не очень на-
деялся увидеться с ним так быстро. Когда Мише сообщи-
ли,  что к нему пришли, он скорее ожидал увидеть Колю
Жеметина.  Ещё издалека он узнал в коренастом парне с
челкой темно-русых волос,в джинсах "варенках" Володю.
"Здоровеньки булы,  внучатый племянник" - в характер-
ном  для  него стиле поздоровался Десницын и небрежно
хлопнул правой рукой по протянутой мишиной. Как приз-
навался сам Володя,  в школьной характеристике у него
было записано "ироничен" и ещё "иногда хочет казаться
хуже,  чем есть на самом деле." "Прювет волку" - отк-
ликнулся Миша, - "присаживайся, чувствуй себя как до-
ма".  "Ну спасибо" - саркастически отозвался Володя и
слегка поклонился.  Сели на лавочку,  Десницын достал
плитку шоколада,  да не обычного,  а с цукатами. "Для
меня это лучший подарок"  -  неподдельно  обрадовался
Миша.
     - Я старался.  Я вижу, ты тут новую квартиру по-
     лучил.
     - Веселые у тебя шуточки. Мне сказали: или идешь
     в  армию,  или ложись в больницу.
     - Чо за диагноз-то?
     - Думаешь,  скажут. Да я тут пока всего три дня.
     - Кто тебя надоумил-то?
     - Коля Жеметин,  он здесь сам лежал недавно. Те-
     перь получил белый билет.
     - Жеметин,  это который всех боится?  Хитрожопый
     он,  как я погляжу.  А меня загребут, сучары, не
     отвертеться, наверное. Всё повестки шлют, доста-
     ли уже.  Ты всё в своей шараге  работаешь?
     - В ГЦНМБ, по-прежнему.
     - Цэмэбэ,  язык сломаешь.  Деваху-то закадрил?
     - Какую деваху?
     - Мало  что ли их кругом шлендает,  ляжками кру-
тит. Подходи да знакомься, хоть на улице.
     - На улице неудобно.
     - Неудобно штаны через голову надевать,  а у де-
вок у них у всех чешется, только надо знать где.
     - Что ты говоришь, Владимир Владимирович?!
     - А чо ты покраснел как барышня?  Короче, дело к
ночи, я с брательником встречаюсь, в другой раз забе-
гу.
     - Бабушке большой привет передавай.
     - Ты тоже, дедушке и девушке.
"Что объединяет нас с ним?" - думал Мише вскоре после
ухода Десницына.  "Наверное,  он всё таки хороший па-
рень, просто не такой, как я. Что ни говори, а Володя
не совсем обычный человек.  Все хотят казаться лучше,
чем они есть на самом деле, а он наоборот."