Охрипший соловей

Жил-был Поэт!


Я не ошиб­лась! Здесь всё на сво­ём ме­с­те.

По­эт – боль­шой, и пи­шу его с боль­шой бук­вы.

И знак вос­тор­га в кон­це – вос­кли­ца­тель­ный. Вос­торг от­то­го, что он – мой со­вре­мен­ник, поч­ти ро­вес­ник и до­б­рый друг мо­е­го из­да­тель­ст­ва.

И «жил-был» – горь­кое про­шед­шее вре­мя...

Ут­ра­чен те­перь мо­мент этой жиз­ни. Это­го ог­ром­но­го и ещё не по­стиг­ну­то­го до кон­ца ми­ра, его Все­лен­ной. Кто-то же по­смел пре­рвать по­лёт рит­ми­че­с­кой го­ря­чей мыс­ли. И это «кто-то» – оно – та чу­жая, не­по­нят­ная, лип­кая и бес­фор­мен­ная мас­са, на­зы­ва­е­мая то ли люм­пе­ном, то ли бо­лее при­выч­но, но гру­бо – быд­лом. И от­дель­ные «ато­мы» этой мас­сы, увы, уби­ва­ют не сим­во­ли­че­с­ки, а по-на­сто­я­ще­му, из­би­вая и от­би­вая всё вну­т­ри.

 

Ду­ша сня­ла фи­зи­че­с­кое те­ло,

Но это не ми­с­ти­че­с­кий стрип­тиз:

Она все­го лишь ти­хо от­ле­те­ла

В стра­ну, ку­да не оформ­ля­ют виз.
 

 

А пульс По­эта – его сти­хи – ещё бьёт­ся. И по то­ну мож­но оп­ре­де­лить, что у не­го бе­ше­ная та­хи­кар­дия. Это ког­да серд­це опе­ре­жа­ет за­дан­ный при­ро­дой ритм би­е­ния и раз­мер ко­ле­ба­ний. Ибо сти­хи для не­го бы­ли его вто­рым – ду­хов­ным – серд­цем.

 

Я не пи­шу на зло­бу дня.

Я не по­эт-бы­то­пи­са­тель, –

Ус­пе­ха по­ш­лый со­ис­ка­тель –

А газ для Веч­но­го Ог­ня.

 

Кры­ло пар­нас­ско­го ко­ня,

Как не­ког­да Со­кра­та де­мон,

Ме­ня хра­нит и да­рит те­мы,

При­су­щие лишь для ме­ня.


 

Ещё не­дав­но он зво­нил и го­во­рил, что уже вот-вот, ос­та­лось толь­ко пе­ре­пе­ча­тать на бе­лые ли­с­ты бу­ма­ги – и ру­ко­пись но­вой (тре­ть­ей) кни­ги бу­дет вы­сла­на в из­да­тель­ст­во. Ещё не­дав­но…

Но зво­нок Ев­ге­ния Но­ви­чи­хи­на – буд­то ве­д­ро ле­дя­ной во­ды:

– Ва­си­лия Ели­се­е­ва по­хо­ро­ни­ли…

«А как же его мать?», «Ну что он там опять учу­дил?»…

Мыс­ли при­бой­ной вол­ной на­ле­те­ли од­на на дру­гую. Од­на не­ле­пее дру­гой – из-за не­прав­до­по­доб­но­с­ти си­ту­а­ции. И да­же про­мель­ком – со­жа­ле­ние: «Ну, вот, а в Со­юз пи­са­те­лей его не при­ня­ли…». И укор се­бе са­мой: «Да в Со­ю­зе ли де­ло? Так ли это важ­но те­перь ему?».

 
Ва­си­лий вы­нуж­ден был ез­дить в Моск­ву на ра­бо­ту. Ус­т­ро­ил­ся в ка­кое-то ох­ран­ное бю­ро. Я не очень знаю, как и что. А пи­шу с его слов. То, что он ус­пе­вал мне со­об­щать во вре­мя не­дол­гих се­ан­сов свя­зи по мо­биль­но­му те­ле­фо­ну.

Я ему го­во­ри­ла, что­бы был ос­то­рож­нее. На­слы­ша­на, что он за­те­вал по­та­сов­ки на по­эти­че­с­ких фе­с­ти­ва­лях. Ах, Ва­ся, Ва­ся!

 

Я не хо­жу про­топ­тан­ной тро­пой.

Я пру сквозь бу­ре­лом и бу­е­ра­ки,

Где во­ют оди­чав­шие со­ба­ки

И дым жи­лья не вьёт­ся над тру­бой.
 

 

– Да, я та­кой! – кри­чал он мне по мо­биль­ни­ку с ху­то­ра Рыб­но­го, где и жил по­сле эва­ку­а­ции из раз­би­то­го Гроз­но­го.

И не со­би­рал­ся во­все стать в ря­ды при­чё­сан­ных, стри­же­ных и пра­виль­ных по­этов.

 

Быть, как все, – это зна­чит не быть,

Рас­тво­рить­ся во мно­же­ст­ве, сги­нуть,

Пер­во­здан­ной аморф­но­с­тью гли­ны

Ин­ди­вид­ность свою за­ле­пить.
 

 

– Ах, Ека­те­ри­на Ива­нов­на! Вы зна­е­те, ка­кой по­эт есть в Оль­хо­ват­ке! – с вос­хи­ще­ни­ем как-то со­об­щи­ла мне Та­ть­я­на Ню­хи­на, ко­то­рая зна­ет всех пи­шу­щих лю­дей в на­шей об­ла­с­ти. Она дав­но уже ве­дёт на об­ла­ст­ном ра­дио свою пе­ре­да­чу «Пе­ре­пу­тье», где и рас­ска­зы­ва­ет о по­этах и пи­са­те­лях из сель­ской глу­бин­ки.

– Да толь­ко на кни­гу у не­го нет средств. Жи­вёт, ед­ва кон­цы с кон­ца­ми сво­дит…

 

До­бы­ла я сти­хи Ва­си­лия Ели­се­е­ва, по­чи­та­ла. Для пуб­ли­ка­ции ото­б­ра­ла од­но (за не­име­ни­ем ме­с­та) в свой аль­ма­нах «Ре­ка Вре­ме­ни» – «День по­эзии-2005». Все сти­хи Ва­си­лия без на­зва­ний, ус­лов­но над этим я по­ста­ви­ла за­го­ло­вок «Смысл се­ро­го»:

 

Се­рым же­лан­ны руч­ные си­ни­цы,

Им не нуж­ны в не­бе­сах жу­рав­ли.


 

Се­ла пи­сать пись­мо Ека­те­ри­не Дми­т­ри­ев­не Хо­ро­шень­ко­вой в ад­ми­ни­с­т­ра­цию Оль­хо­ват­ско­го рай­о­на.

«Да­вай­те из­да­дим хо­тя бы ма­лень­кую кни­жеч­ку. Ва­си­лий Ели­се­ев – по­эт, ко­то­рый про­сла­вит не толь­ко Оль­хо­ват­ку, но и весь Чер­но­зём­ный наш край». С тру­дом, но на­шли сред­ст­ва для кни­жеч­ки в 32 стра­нич­ки. А сти­хов бы­ло го­раз­до боль­ше. И все их хо­те­лось уме­с­тить. Так и да­ва­ли в под­бор и мел­ким шриф­том.

Кни­жеч­ку я на­зва­ла «Вер­сто­вой столб», хо­тя ав­тор имел свой за­го­ло­вок «Точ­ка от­счё­та». Но по­сле мо­их объ­яс­не­ний он со­гла­сил­ся с пред­ло­жен­ным на­зва­ни­ем. По­то­му что Ва­си­лий со сво­им ог­ром­ным вну­т­рен­ним ми­ром точ­ку от­счё­та дав­но уже к то­му вре­ме­ни пре­одо­лел.

 

Вна­ча­ле был про­стой дво­ич­ный код,

В Пи­са­нье на­зван­ный ту­ман­но Сло­вом.

Дво­ич­ный код – струк­тур­ная ос­но­ва

То­го, что ум­ник Бы­ти­ем зо­вёт.
 

 

И не ус­та­ва­ла я по­ра­жать­ся его по­зна­ни­ям, об­шир­но­му ин­тел­лек­ту, стро­го вы­ве­рен­но­му рит­му и хре­с­то­ма­тий­но точ­но­му раз­ме­ру его сти­хов. И это при том, что он мне как-то на­пи­сал, что у не­го нет выс­ше­го об­ра­зо­ва­ния, а толь­ко сред­няя шко­ла за пле­ча­ми.

И как-то дол­го не ук­ла­ды­ва­лись в мо­ей го­ло­ве три ве­щи: бе­зу­ко­риз­нен­ная грам­ма­ти­ка, бо­га­тей­ший сло­вар­ный за­пас, фи­ло­соф­ская глу­би­на сти­ха – и всё при от­сут­ст­вии выс­ше­го об­ра­зо­ва­ния. Хо­рош, од­на­ко, па­с­тух! (Как он о се­бе со­об­щил.)



...Ус­лы­шу пульс взвол­но­ван­ной

Все­лен­ной,

Во мне зву­ча­щий где-то глу­бо­ко.

 

За­ко­но­мер­ность осо­знав свою –

Быть пар­ти­ей в ко­с­ми­че­с­ком кон­цер­те,

Уве­рен я, что да­же по­сле смер­ти

Ко­му-ни­будь о чём-ни­будь спою.
 

 

Эх, Ва­си­лий, Ва­си­лий! Ну, как же это те­бя? Ну ка­кое се­рьё на­бро­си­лось на те­бя, как я ду­маю, от­ни­мая за­ра­бо­тан­ные то­бой не та­кие уж и боль­шие гро­ши в сто­ли­це? Ну не мо­жет на­ша Ра­сея-ма­туш­ка сы­нов сво­их та­лант­ли­вых, ода­рён­ных и по­це­ло­ван­ных Бо­гом сбе­речь, спа­с­ти и со­хра­нить! «Рус­скость, увы, го­ре­мыч­на», – стро­ки, ко­то­рые я про­чту в его сти­хах. И здесь же:

 

Так на Ру­си по­ве­лось,

Что со вре­мён Гос­то­мыс­ла

Тя­же­с­тью тём­но­го смыс­ла

Ма­ет­ся ве­ли­ко­росс.
 

 

На­де­юсь свя­зать­ся с ма­те­рью, бра­том Ва­си­лия. Зво­ню вре­мя от вре­ме­ни по двум но­ме­рам, ко­то­рые у ме­ня есть. На дру­гом кон­це мо­биль­ни­ка при­вет­ли­вый жен­ский го­лос со­об­ща­ет о не­до­ступ­но­с­ти або­нен­та и пред­ла­га­ет ос­та­вить со­об­ще­ние.

Ко­му те­перь? Ах, до­ро­гие род­ст­вен­ни­ки По­эта Ели­се­е­ва, Ва­си­лия Пав­ло­ви­ча! Не ут­рать­те его на­сле­дия! Сбе­ре­ги­те. Он всем ну­жен, его ещё бу­дут ти­ра­жи­ро­вать, им бу­дут гор­дить­ся! Та­кую мощь скрыть не­воз­мож­но!

Вот и всё…

 

Ещё од­на ис­то­рия про­стая

Дож­дём сло­вес­ным ка­ну­ла в пе­сок,

И над пе­с­ком до стран­но­с­ти за­дор­но

Тре­пе­щет мра­ка чёр­ный мо­ты­лёк.
 


Екатерина МОСИНА,
главный редактор издательства «Река Времени»,
г. ВОРОНЕЖ

Литературная Россия: №43. 30.10.2009


Постскриптум - 25.10.2011

Позвонила его мать - Василиса Николаевна, поделилась радостью. Выходит в Воронеже третья книга Василия Елисеева. Название оставили Васино, то, которое я при издании второй книги забраковала. "Охрипший соловей" - было название, предложенное самим автором. Что-то мне в нём, этом заголовке, не глянулось. Тогда, когда поэт был жив. А время показало, что соловей и вправду охрип. Ох, Василий, напророчил ты себе свою судьбу. Сам!